Спасение Фатимы. История, рассказанная купцом Лецахом.
Мой брат Мустафа и моя сестра Фатима были примерно одного возраста: брат был от силы года на два старше сестры. Они искренне любили друг друга и всячески способствовали тому, чтобы облегчить старческие тяготы нашему больному отцу. На шестнадцатый день рождения Фатимы устроил брат её празднество: позволил пригласить всех её подруг, подавал им на стол в отцовском саду изысканные блюда, а когда наступил вечер, пригласил их на барку*, которую он нанял и празднично украсил, чтобы ненамного выйти с ними в море. Фатима и её подруги с радостью согласились, ибо вечер был чудный, а город, особенно если смотреть на него с моря вечером , представлял собой величественное зрелище. Девицам же так понравилось на корабле, что они убеждали моего брата выходить всё дальше в море. Мустафа же уступал неохотно, ибо несколько дней назад показались в тех местах корсары. Недалеко от города в море тянулся гористый мыс. Туда захотели девицы, дабы оттуда увидеть солнце, заходящее в море. Огибая тот мыс, увидели они вблизи барку с вооружёнными людьми на борту. Предчувствуя недоброе, приказал мой брат гребцам развернуть корабль и править к берегу. И действительно, казалось, что его опасения подтвердились: та барка стала быстро преследовать наш корабль, обогнала его, ибо на ней было больше гребцов, и теперь держалась между нами и берегом. Девицы же, поняв, в какой опасности они оказались, подскочили, закричали, застонали: напрасно Мустафа пытался их успокоить, напрасно он пытался оставаться в их глазах абсолютно спокойным, потому что бегали они взад и вперёд по кораблю, опасно его накреняя. Ничего не помогало и наконец при приближении другой лодки все бросились на корму барки, опрокинув её. Между тем с берега уже заметили маневры чужих судов, и так как с некоторого времени были озабочены защитой от корсаров, те лодки возбудили в них подозрение и несколько судов оттуда было отправлено к нам на помощь. Да и пришли те суда в то время, когда надо было спасать утопающих. В путанице враждебная барка сумела проскользнуть меж двух судов, что принимали на борт спасенных, не зная, все ли спасены. Они подошли друг к другу и ах! - выяснилось, что не хватает моей сестры и её подруги; в то же время на одной из барок обнаружился чужой, которого никогда не видели. Под угрозами Мустафы он признался, что принадлежит враждебному судну, что встало на якорь в двух милях восточнее, что его товарищи бросили его в беде при поспешном бегстве, как раз в то время, когда он вылавливал девиц; также он сказал, что видел, как двух таких же тянули на корабль.
Скорбь моего старого отца была безгранична, да и Мустафа был до смерти о печален не только из-за того, что пропала его любимая сестра, а ещё он винил себя в том несчастие, что та подруга Фатимы, что разделила её участь, её родителями была ему обещана в супруги, только не осмеливался он ещё в том признаться своему отцу, ибо были её родители скудного достатка и подлого сословия. Отец же мой был человеком строгим: только его страдания немного улеглись, приказал он Мустафе предстать перед ним и сказал:
- Твоё безрассудство украло у меня утешение моей старости и радость глаз моих. Уйди прочь; я прогоняю тебя с глаз долой, я проклинаю тебя и твоих потомков, но только стоит тебе привести мне Фатиму обратно, да очистится твоя голова от отцовского проклятия.
Этого мой бедный брат не ожидал; он уже до того решил отыскать свою сестру и её подругу и хотел ещё только испросить на то отцовского благословения, и вот отец его отправил, при этом отягощая его проклятием, прочь. Но если раньше его сгибала любая неудача, то теперь избыток несчастий, к тому же и незаслуженных, закалил его дух.
Он пошёл к пойманному морскому разбойнику и расспросил его, куда его корабль держал путь, и разузнал, что занимаются они работорговлей и по обыкновению останавливались они на большом рынке в Бальсоре.
Когда он, намереваясь отправиться в путешествие, снова пришёл домой, показалось, что гнев отца уже немного поутих, ибо тот отправил сыну кошель с золотом, дабы поддержать его в путешествии. Мустафа же плача распрощался с родителями Зорайды (так звали любимую невесту Мустафы) и отправился в путь до Бальсоры.
Он добирался до Бальсоры по суше ибо от нашего маленького городка до Бальсоры корабли напрямую не плавали. Ему потребовалось делать гигантские дневные переходы для того, чтобы прибыть в Бальсору немного позже разбойников; но был у него добрый конь и никакой поклажи, а посему мог он надеяться прибыть в город к концу шестого дня. Но вечером четвёртого дня, когда скакал он совсем один своей дорогой, на его пути внезапно возникли три человека. Он заметил, что были они крепки и хорошо вооружены и готовый отказаться более от коня и от денег, чем от жизни, крикнул им, что сдаётся. Они спустились со своих лошадей и связали ему ноги вместе под брюхом его животного. Коня же поместили в середине и поскакали быстрой рысью, в то время как один из них держал вожжи трофейной лошади, не сказав при этом ни слова.
Мустафа предавался тупому отчаянию, что проклятие его отца уже теперь исполнялось таким несчастным образом, и как он теперь мог надеяться на спасение своей сестры и Зорайды, когда теперь он, лишённый всех средств, может употребить ради их спасения лишь свою несчастную жизнь. Мустафа и его молчаливые спутники проскакали может быть ещё час и завернули в долину. Падь была обрамлена высокими деревьями; мягкая, тёмно-зеленая лужайка, пробегающий посередине ручей словно приглашали отдохнуть. И действительно: он увидел от пятнадцати до двадцати раскинутых там шатров; к колышкам были привязаны верблюды и прекрасные лошади, а из одного шатра доносились нежная песня в исполнении цитры и двух красивых мужских голосов. Моему брату показалось, что люди, выбиравшие себе столь отрадное место для стоянки, ничего дурного замыслить против него не могут, а посему без всякой тревоги последовал он указаниям приведших его, когда они, развязав его, дали ему знак сойти. Его отвели в шатёр больший, нежели остальные, внутри украшенный мило, почти изысканно: роскошные подушки, расшитые золотом, тканые ковры, позолоченные курительные трубки в ином месте выказывали бы богатство и благополучие; здесь же они показывали обильно награбленное. На одной из подушек сидел старичок маленького роста; лицо его было уродливо, черно-коричневая кожа лоснилась, а мерзкое, предательски-изворотливое выражение глаз и рта делало его вид ненавистным. Хотя этот человек и требовал к себе уважения, Мустафа быстро заметил, что не по его чину этот шатёр так богато убран и беседа его провожатого подтвердила это подозрение.
- Где Сильный? - спросили они его.
- Он ушёл поохотиться, - ответил тот, - а меня оставил соблюдать его обязанности.
- Это он неумно поступил, - возразил ему разбойник, - нужно скоро решить, должен ли этот пёс заплатить или умереть, а в этом Сильный сведущ куда больше тебя.
Коротышка поднялся с чувством собственного достоинства, вытянулся во всю свою вышину, дабы кончиком своей ладони дотянуться до уха своего супостата, ибо ему, казалось бы, доставило удовольствие посчитаться таким способом, а когда он увидел, что усилия бесплодны, начал он браниться так, что весь шатёр загудел от их перепалки (и правильно! Другие не были перед ним виноваты). Тут открылась дверь шатра, и вошёл статный, высокий мужчина, юный и прекрасный как персидский принц; оружие и одеяние его, кроме достойного королей кинжала и сверкающей сабли было простым и без излишеств; но его серьёзные глаза, все его манеры внушали уважение, не вселяя страх.
- Кто тот, кто посмел устроить потасовку в моём шатре? - окликнул он испуганных [подчинённых] . На какое-то время воцарилась мёртвая тишина; наконец тот, кто привёл Мустафу, рассказал, как всё произошло. Тут показалось, что лицо "Сильного", как его называли, покраснело от гнева.
- Когда это я тебя посадил на своё место, Хасан? - закричал он страшным голосом коротышке, что от ужаса съежился, стал гораздо ниже, чем был до этого, и пополз к двери шатра. Одного пинка Сильного оказалось достаточно, чтобы коротышка причудливым прыжком выпорхнул за дверь.
Когда коротышка исчез, трое мужчин подвели Мустафу к хозяину шатра, что как раз лег на свою подушку.
- Вот привели тебе того, кого нам приказал ты изловить.
Тот долго смотрел на пойманного и после сказал:
- Паша ибн Суляйк! Твоя собственная совесть тебе скажет, почему ты стоишь перед Орбазаном.
Когда мой брат это услышал, пал он ниц и ответил:
- О, господин! Вы заблуждаетесь! Я бедный и несчастный человек, но я не тот Паша, которого Вы ищете!
Все присутствующие были удивлены этой речью, а хозяин шатра сказал:
- Твоя изворотливость тебе мало поможет, ибо я приведу людей, что хорошо тебя знают.
Он приказал привести Зулему. В шатёр привели старуху, что на вопрос, не узнает ли она в моём брате Пашу ибн Суляйка, ответила: "Конечно!" - и поклялась могилой Пророка, что это Паша и никто другой.
-Видишь, презренный, как тебя вывели на чистую воду? - начал разгневанно Сильный, - ты столь мне гнусен, что должен был я добрый свой кинжал твоею кровью тотчас осквернить, но я привяжу тебя к хвосту моего коня завтра на рассвете и буду мчать сквозь лес до тех пор, пока сзади от Суляйка и горки не останется.
Тут брат мой упал духом.
- Это всё проклятие моего жестокосердного отца, что привело меня к столь постыдной смерти, - закричал он, плача, - и ты пропала, милая сестра, и ты Зорайде!
- Твоё лукавство тебе не поможет, - сказал разбойник, связывая ему руки за спиной, - давай-ка выходи из шатра, а то Сильный кусает себе губы от злости и посматривает на свой кинжал. Так что, если хочешь прожить ещё одну ночь, поспешай!
Когда грабители выводили моего брата, навстречу шли им ещё трое, что гнали перед собой ещё одного пойманного. Войдя с ним внутрь, они сказали:
- Вот привели мы Пашу, как ты приказывал! - и подвели пленника а подушке сильного. Когда пойманного вводили, у моего брата появилась возможность его рассмотреть и ему самому бросилось в глаза, как похожи они со связанным, тот только был темней лицом и носил черную бороду.
Сильный, казалось, был удивлён появлением второго пленного.
- И кто теперь из них настоящий? Произнёс он, смотря то на моего брата, то на другого мужчину.
- Если ты имеешь в виду Пашу ибн Суляйка, - ответил гордым тоном связанный, - то это я.
Сильный долго на него смотрел серьезным, устрашающим взглядом, затем молча подал знак увести Пашу.
Как только это произошло, подошёл он к моему брату, разрезал путы кинжалом и кивнул присесть рядом на подушки.
- Мне жаль, незнакомец, - сказал хозяин шатра, - что я тебя принял за такое чудовище; прими как неисповедимую волю небес, что именно в этот час, предназначенный для гибели этого грешника, привели тебя в руки моих братьев.
Мой брат попросил его о только об одном одолжении, дабы тот позволил ему тотчас же отправиться дальше в путь, ибо любое промедление может оказаться смертельным. Сильный осведомился о причине его поспешности и, когда Мустафа ему всё рассказал, убедил его остаться на ночь в шатре, дабы отдохнуть самому и дать отдых своему скакуну; на следующий день покажет Сильный моему брату одну дорогу, что приведёт его в Бальсору за полтора дня - и мой брат согласился, был радушно принят и проспал до утра в шатре у разбойников.
Проснувшись, он обнаружил, что он совершенно один в шатре; перед навесом шатра же услышал он несколько голосов, ведущих разговор, принадлежавших, кажется хозяину шатра и маленькому черно-коричневому коротышке. Прислушавшись, он, к своему ужасу услышал, что коротышка настоятельно призывал своего собеседника убить чужака, ибо тот выдаст всех, стоит лишь дать ему уйти.
Также Мустафа заметил, что коротышка на него жаловался, потому что именно его считал причиной, что с ним так дурно обошлись. На миг показалось, что Сильный задумался.
- Нет, - ответил он, - это мой гость, а законы гостеприимства для меня священны; к тому же непохоже, чтобы он нас захотел выдать.
Сказавши это, Сильный откинул полог шатра и вошёл внутрь.
- Мир тебе, Мустафа! - промолвил он, - давай-ка отведаем утреннего напитка, а после собирайся в дорогу.
Он подал моему брату стакан щербета и когда они попили, то взнуздали коней и верно, с сердцем ещё более лёгким, чем по приезде сюда, взмыл он на лошадь. Вскоре шатры остались далеко позади и всадники поскакали по широкой тропе, ведущей в лес. Сильный поведал моему брату, что тот Паша , за которым устроили погоню, обещал укрыть их в своих владениях, а несколько недель назад выдал [властям] одного из храбрейших их людей, которого после страшнейших пыток повесили. Так что довольно Бассе скрываться, сегодня ночью должно ему умереть. Мустафа не посмел ему что-либо возразить, ибо сам был рад, что вышел сухим из воды.
У кромки леса Сильный осадил лошадь, описал моему брату дальнейший путь, пожал на прощанье руку и сказал:
- Мустафа, чудесным образом оказался в гостях у разбойника Орбазана; я не хочу тебе приказывать не выдавать то, что ты здесь видел или слышал. Ты несправедливо претерпел смертный страх и я обязан тебе это возместить. Возьми этот кинжал себе на память и как попадёшь в беду, пошли его мне и я поспешу тебе на помощь, а этот кошель тебе, может, пригодится в твоём путешествии.
Мой брат поблагодарил его за благородство. Он принял кинжал и отклонил кошель. Но Орбазан ещё раз пожал ему руку, бросил кошель наземь и с быстротой урагана помчался в лес. Поняв, что не сможет догнать его, Мустафа спустился с коня, дабы поднять кошель, и ужаснулся размеру его гостеприимного великодушия, ведь в кошеле было много золота. Тогда возблагодарил он Аллаха за своё спасение, попросил ниспослать на благородного грабителя своей милости и в бодром настроении отправился дальше по дороге в Бальсору.
Лецах замолчал и вопрошающе взглянул на Ахмета, старого купца.
- Нет, ну коли так, - промолвил тот, - то я с радостью изменю своё суждение об Орбазане, ибо истинно благородно повёл он себя с твоим братом.
- Он поступил как добрый мусульманин! - воскликнул Мулей, - но я надеюсь, что на этом твоя история не закончена, ибо как мне показалось, мы все жаждем услышать дальше, что стало потом с твоим братом и освободил ли он Фатиму, твою сестру и прекрасную Зорайде.
- Ежели я Вам не наскучил, то с удовольствием продолжу я свой рассказ, - ответил Лецах, - ибо история моего брата полна приключений и чудес.
К полудню седьмого дня после своего отъезда мой брат въехал в ворота Бальсоры. Сразу же спешившись в караван-сарае, спросил он, когда начинается ярмарка рабов, что ежегодно здесь проходит. Получил же он страшный ответ, что он уже два дня, как опоздал. Сожалея о его опоздании, моему брату также рассказали, что он много потерял, ибо ещё в последний день привезли двух невольниц столь необычайной красоты, что взгляды всех покупателей были обращены на них. Они были весьма опрятны на фоне остальных, оборванных и избитых, и, конечно же они продавались каждая по столь высокой цене, которой не побоялся лишь их нынешний хозяин. Он осведомился о тех двух поподробнее и у него не осталось никаких сомнений, что это те самые несчастные, которых он искал. Также он узнал, что мужчина, купивший их обеих, живёт в сорока часах пути от Бальсоры и зовут его Тиули-Кос, могущественным, богатый, но уже стареющий мужчина, бывший прежде капудан-пашой**, теперь же, накопив богатство, отправившийся на покой.
Вначале хотел Мустафа вновь вскочить на коня и поспешить за Тиули-Косом, что едва ли удалился на расстояние дневного перехода, но поразмыслив и поняв, что он, одиночка, столь могучему путешественнику не сможет ни помешать ни хотя бы отбить его добычу, стал он задумываться о другом плане вскоре нашёл: его схожесть с Пашой ибн Суляйком, что чуть не стала для него столь опасной, натолкнула его на мысль пойти под этим именем в дом Тиули-Коса и так осмелиться на попытку спасти обеих несчастных девушек. Для этого нанял он слуг и лошадей, для чего ему совершенно кстати пришлись деньги Орбазана, приобрёл себе и слуге роскошные платья и отправился к замку Тиули. Через пять дней он оказался в окрестностях замка, что был расположен на красивой равнине и окружён несколькими рядами высоких стен, прикрывавших здания. Когда он подъехал к равнине, покрасил он чёрным волосы и бороду, лицо же намазал соком одного растения, придававшим лицу точно такой же коричневатый оттенок, какой был и у Паши. После послал он в замок своего слугу с приказом испросить ночлега для Паши ибн Суляйка. Тот вскоре вернулся с четырьмя прекрасно одетыми невольниками, что взяли под уздцы лошадь Мустафы и привели во двор замка. Там ему помогли сойти с коня и четверо других невольников по мраморной лестнице повели его вверх к Тиули.
Тот же, старый добрый товарищ, почтительно принял моего брата и угостил его лучшими кушаньями, которые только мог приготовить его повар. За столом Мустафа слово за слово завёл разговор о новых рабынях и Тиули похвастался красотой двух своих и только посетовал, что они постоянно такие печальные; но всё же он уверен, что и это скоро уладится. Мой брат был весьма доволен таким приёмом и исполненный трепетных надежд, отправился он почивать.
Может быть, он проспал час и его разбудил свет лампы, бивший прямо в глаза. Поднявшись, он подумал, что это всего лишь сон, ибо перед ним стоял тот самый мелкий черно-коричневый тип из шатра Орбазана, с лампой в руке, скрививший свой широкий рот в отвратительной улыбке. Мустафа ущипнул себя за руку, дёрнул себя за нос, чтобы убедиться, что он не спит, но видение осталось так же, как и прежде.
- Что тебе нужно у моей постели? - крикнул Мустафа, справившись с удивлением.
- Не стоит так беспокоиться, господин, - сказал карлик, - я, кажется, догадался, зачем Вы сюда пришли. Мне-то ещё хорошо запомнилось Ваше лицо; и правда, если бы я сам лично не помогал вешать Пашу, Вы бы смогли и меня на какое-то время ввести в заблуждение. А теперь я здесь, чтобы чтобы кое о чем Вас спросить.
- Прежде всего, скажи, как ты сюда пришёл, - возразил ему Мустафа, полный ярости оттого, что его раскрыли.
- Хочу Вам сказать, - ответил тот, - что с Сильным я не мог больше уживаться, поэтому я сбежал; ты же, Мустафа, был причиной нашей ссоры, поэтому должен ты выдать за меня свою сестру, тогда я тебе окажу помощь в побеге; а если нет, то я пойду к своему господину и кое что ему расскажу о нашем новом Паше.
Мустафа был вне себя от страха и злости: именно сейчас, когда он был почти в шаге от успеха, появилось это ничтожество и грозится всё сорвать! Оставалось лишь одно средство спасти свой план: убить маленькое чудовище. Поэтому одним прыжком он с кровати напрыгнул было он на коротышку, но тот, словно бы почувствовал нечто подобное, уронил лампу, отчего она погасла, и растворился в темноте, при этом ужасным криком призывая на помощь.
Теперь же положение было тяжёлым: о девах пришлось на время позабыть и задуматься лишь о своём спасении; для этого Мустафа подошёл к окну, дабы проверить, не сможет ли он выпрыгнуть. До земли было довольно далеко, а с другой стороны стояла стена слишком высокая, чтобы через неё перелезть. Задумавшись, стоял мой брат у окна, как вдруг услышал он множество голосов у своей комнаты, будто бы уже в дверях; тогда от крайнего отчаяния схватил он кинжал и свою одежду и выскочил в окно. Падение было жёстким, но он почувствовал, что конечности его целы, поэтому вскочил и побежал к стене, окружающей двор, к удивлению своих преследователей взобрался на неё и скоро очутился на свободе. Мустафа добежал до небольшого леска и там, изнуренный, свалился наземь. Тут и стал он раздумывать, что ему дальше делать.
Своих слуг и лошадей вынужден был он бросить, но деньги, что у него лежали в поясе, он сберёг.
Его живой ум вскоре подсказал ему другой путь решения. Стал идти он дальше в лес, пока не вышел к деревне, где по бросовой цене купил он лошадь, что в скором времени домчала его до города. Там разыскал он лекаря, которого ему присоветовали, как известного мудреца. Того он убедил с помощью нескольких золотых монет поделиться зельем, что может погрузить в сон, подобный смерти, от которого можно пробудить в мгновение ока с помощью другого снадобья. Завладев этими лекарствами, купил он накладную бороду, черную рясу и всевозможных банок и склянок, дабы с полным правом смочь отрекомендовать себя как странствующего врача, погрузил вещи на осла и направил стопы свои обратно к замку Тиули-Коса. Прийдя к Тиули, повелел он доложить о себе, как о докторе Чакаманкабудибабе, и оказалось так, как он и предполагал: мудреное имя так расположило старого дурака, что тот бы пригласил и самого чёрта.
Чакаманкабудибаба появился перед Тиули и после того как они едва ли не час обсуждали, старик принял решение подвергнуть лечению мудрого врача всех своих рабынь. Тот же едва скрывал радость от того, что ему вскоре суждено увидеть свою любимую сестру и с радостно колотящимся сердцем он последовал за Тиули ведшим его в сераль. Они пришли в красиво украшенную комнату, в которой, однако, никого не оказалось.
- Дорогой врач Шамбаба, или как там бишь тебя, - промолвил Тиули-Кос, - погляди-ка на ту дыру в стене; каждая моя рабыня просунет тебе руку, а ты по пульсу сможешь определить, здорова она или нет.
Хотел было Мустафа возразить, что тот просто не хочет дать их увидеть, но Тиули-Кос согласился сообщать каждый раз, когда они будут чувствовать себя иначе, чем обычно. Тиули достал из пояса длинный список и громким голосом начал поимённо вызывать каждую из наложниц, после чего из отверстия в стене появлялась рука и доктор исследовал её пульс. Уже шесть были таким образом обследованы и все признаны здоровыми; тут Тиули прочёл "Фатима" и из стены высунулась маленькая беленькая ручка. Дрожа от радости, схватил Мустафа эту руку и с серьёзным лицом поведал, что Фатима тяжело больна. Тиули весьма обеспокоился и приказал своему мудрому Чакаманкабудибабе быстро приготовить для неё снадобье. Врач вышел и написал на клочке бумаги :
- Фатима! Я хочу тебя спасти и если ты сможешь решиться, прими это лекарство, что умертвит тебя в два дня; я же владею средством, что вновь вернёт тебя к жизни. Если ты этого хочешь, скажи только, что это снадобье не помогло, так мне должен будет прийти знак, что ты согласна.
Вскоре вернулся он в комнату, где его ждал Тиули. Принеся с собой безвредный напиток, он ещё раз прощупал пульс больной Фатиме, при этом засунув ей записку под браслет; напиток же он передал через отверстие в стене. Казалось, Тиули весьма забеспокоился из-за Фатимы, отчего и перенёс обследование остальных на более удобное время. Выйдя с Мустафой из комнаты, он произнёс печальным тоном:
- Скажи как на духу, Чадибаба, что думаешь ты о её болезни?
Ответил Чакаманкабудибаба, глубоко вздохнув:
- Ах, господин, да ниспошлет Пророк Вам утешение! У неё скрытый жар, что, пожалуй, может её и прикончить.
Гневно вспылил Тиули:
- Что ты говоришь, презренный пёс под личиной доктора? Она, за которую я выложил две тысячи золотых, должна сдохнуть подобно какой-то скотине? Знай же, что если ты ей не поможешь, то не сносить тебе головы!
Тут брат мой понял, что совершил глупую проделку, и поспешил вновь обнадежить Тиули. Пока они разговаривали, вошёл чёрный невольник из сераля дабы сказать врачу, что лекарство не помогло.
- Пусти в ход всё своё искусство, Чакамдабабельба, или как там тебя правильно, а я тебе заплачу что ты хочешь! - воскликнул почти рыдая Тиули-Кос в страхе потерять столько золота.
- Я хочу дать ей эликсир, что избавит её от всяких бед, - ответил врач.
- Да, да! Дай ей этот эликсир! - зарыдал старый Тиули.
Воспрянув духом, Мустафа пошёл достать своё сонное зелье и отдав его чёрному невольнику и показав при этом, как много [снадобья] следует на приём употребить, пошёл он к Тиули и сказал, что надобно ему ещё сколько-то целебных трав набрать на озере и поспешил за ворота. На озере, что располагались не так далеко от замка, снял он с себя чужое одеяние да весело выбросил его в воду так, что оно расплылось вокруг; сам же спрятался в кустарник, дождался там ночи и пробрался к кладбище у замка Тиули.
Едва ли час прошёл, как Мустафа удалился из замка, как принесли Тиули страшное известие, что его рабыня Фатима лежит при смерти. Он послал на озеро, чтобы доставить врача побыстрее, но посыльные вскоре пришли обратно одни и доложили ему, что бедный доктор упал в воду и утонул; его чёрную рясу видели плывущей в озере и тут и там из-за волн показывалась его роскошная борода. Увидев, что спасения больше нет, Тиули проклял себя и весь мир, принялся рвать свою бороду и биться головой об стену. Да только все было без толку, ибо на руках остальных женщин Фатима вскоре испустила дух. Услышав известие о её смерти, Тиули распорядился как можно быстрее приготовить гроб; а так как не мог он терпеть мертвеца в доме, то приказал поместить труп на кладбище. Носильщики принесли труп, опустили его и сбежали, услышав стоны и вздохи из-под других могильным плит.
Мустафа, спрятавшийся за могилой и оттуда обративший носильщиков в бегство, вышел из укрытия и зажёг светильник, как раз для этой цели принесенный с собой. Затем извлёк склянку, в которой находилось пробуждающее зелье, и отодвинул крышку гроба. Однако какой же ужас напал на него, когда в свете лампы показались перед ним совершенно другие черты! - ни моя сестра, ни Зорайде, а совершенно другая лежала в гробу. Много времени ему понадобилось, чтобы принять такой поворот судьбы, но в конце концов жалость перевесила его гнев. Он открыл склянку и влил ей зелье. Она вздохнула, открыла глаза и, казалось, долго пыталась понять, где она. Наконец она вспомнила произошедшее, встала из могилы и упала Мустафе в ноги.
- Как я могу отблагодарить тебя, доброе создание, - воскликнула она, - за то, что ты освободил меня из ужасного плена?
Мустафа прервал её благодарственные речи вопросом, как же так получилось, что она, а не Фатима, его сестра, была спасена? Она изумленно на него посмотрела.
- Теперь мне в моём спасении понятно то, что раньше было непостижимо, - знай же, что в замке звали меня Фатимой и мне дал ты записку и спасительный напиток.
Мой брат попросил спасенную рассказать ему о его сестре и Зорайде и узнал, что они обе находятся в замке, но по заведенному Тиули обычаю, получили другие имена: теперь звали их Мирза и Нурмахал.
Заметив, что мой брат от своего промаха совсем пал духом, Фатима, спасенная невольница, ободрила его пообещав сказать ему способ, чтобы всё же вывести тех двух девиц. Ободренный этой мыслью, исполнился Мустафа новых надежд и попросил её поделиться с ним этим приёмом, на что она сказала:
- Хотя я всего пять месяцев, как рабыня Тиули, но о спасении задумывалась я с самого начала; только слишком тяжелым оказалось оно для меня. Во внутреннем дворе замка приметишь ты колодец, вода из которого течёт по десяти трубам, мне-то он в глаза бросился. Я вспомнила, что в доме моего отца видела я похожий, только вода в него стекала по широкому водопроводу; теперь, чтобы узнать, также ли построен этот источник, похвалила я как-то раз перед Тиули его великолепие и спросила его о том зодчем, что его построил. "Я сам его построил, - ответил он, - и то, что ты здесь видишь, это сущие мелочи; вода же сюда притекает из ручья по меньшей мере за тысячу шагов отсюда по водопроводу с высотой свода как минимум в человеческий рост; всё это я сам сделал". Услышав это, стала я частенько желать лишь на миг получить силу мужчины, дабы сдвинуть в сторону сторону камень, что прикрывает колодец; тогда я смогла бы сбежать, куда хотела. Теперь я хочу показать тебе водопровод, по которому можешь ты пробраться в замок и освободить тех девиц. Но тебе нужны ещё по меньшей мере двое, чтобы одолеть невольников, что охраняют ночью сераль.
Так она сказала; брат же мой Мустафа, что уже два раза обманывался в своих надеждах, ещё раз собрался с духом и с помощью Аллаха милосердного вознадеялся осуществить план рабыни. Он обещал ей позаботиться о её дальнейшем возвращении домой, если она захочет быть полезной при проникновения в замок. Но одна мысль не давала покоя моему брату, а именно: где же найти двоих-троих себе помощников. Тут пришла ему в голову мысль о кинжале Орбазана и об обещании им данном поспешить на помощь, когда это понадобится моему брату, и собрался Мустафа с Фатимой с кладбища на поиски разбойников.
В том же городе, где мой брат превратился во врача, на последние деньги купил он себе коня и поселил Фатиму у одной бедной женщины в пригороде, а сам поспешил к горному хребту, где в первый раз встретился с Орбазаном, и через три дня добрался до него. Вскоре он вновь нашёл тот шатёр и неожиданно встретил Орбазана, что дружелюбно его принял. Мустафа рассказал ему о своих неудачных попытках, при чём, обычно серьёзный, Орбазан не смог сдержаться и время от времени посмеивался, особенно когда вообразил светило медицины Чакаманкабудибабе. При предательстве карлика же он разозлился: поклялся он повесить его собственными руками там же, где тот попадётся. Моему же брату он пообещал отправиться на помощь сразу же, как только тот отдохнёт с дороги. Ту ночь Мустафа снова провел в шатре Орбазана; с первой же утренней зарей они собрались и Орбазан взял с собой троих самых доблестных, конных и отлично вооружённых людей. Они скакали во весь опор и через два дня прибыли в тот маленький город, где Мустафа оставил после себя освобождённую Фатиму, оттуда они добрались до того самого леска, откуда замок Тиули был виден на небольшом удалении; там они и расположились, чтобы дождаться ночи.
Когда стемнело, они под предводительством Фатимы прокрались к ручью, откуда начинался водопровод, вскоре отыскав и его. Здесь оставили они Фатиму и слугу с конями и вознамерились спуститься; однако прежде чем они это сделали, повторила им Фатима все в точности, а именно: из колодца они попадут во внутренний двор замка, где слева и справа по углам стоят две башни, за шестой дверью, если считать от правой башни, и находятся Фатима и Зорайде, охраняемые двумя чёрными невольниками. Вооружившись и взяв с собой лом, спустились Орбазан, Мустафа и ещё двое в водопровод и, хотя сразу же оказались они по пояс в воде, тем не менее бодро пошли они вперёд. Через полчаса подошли они к колодцу и тотчас же начали работать ломами. Стена была толстой и прочной, но против слаженных усилий четырёх мужчин не могла она долго продержаться; в скором времени пробили они отверстие достаточно большое, чтобы с удобством сквозь него проскользнуть. Орбазан прошёл через отверстие первым и помог остальным. Когда уже все оказались во дворе, осмотрели они все участки замка, что были перед ними, дабы разыскать описанную дверь. Однако здесь возникла заминка: когда считали двери от правой к левой, то нашли замурованную калитку и не могли понять, пропустила ли её Фатима или посчитала. Орбазан же думал недолго:
- Мой добрый меч откроет мне любую дверь, - воскликнул он и направился к шестой двери и остальные последовали за ним.
Открыв дверь, они обнаружили там шестерых чёрных невольников, что лежали на полу и спали; хотели было наши бойцы уже тихо выйти обратно, ибо было понятно, что они ошиблись дверью, как одна фигура в углу распрямилась и подозрительно знакомым голосом позвала на помощь: то был карлик из лагеря Орбазана. Но не успел чумазый сообразить, что с ним происходит, Орбазан уже повалил его наземь, разорвал пополам его пояс, заткнул ему рот и связал руки за спиной; после повернулся он к невольникам, из которых некоторые были уже связаны Мустафой и двоими другими, и помог им завершить дело. Невольникам приставили к груди кинжал и спросили, где находятся Нурмахал и Нюрза, и те признались, что они в покоях по соседству. Мустафа бросился в те покои и нашёл там разбуженных шумом Фатиму и Зорайде; они быстро собрали свои драгоценности и платья и последовали за Мустафой; в это время два разбойник предложили Орбазану утащить те ценности, что они найдут, но тот запретил им, сказав:
- Никто не смеет сказать об Орбазане, что он прокрадывается по ночам в дома, чтобы красть деньги.
Мустафа и спасенные быстро юркнули в водопровод, куда Орбазан пообещал их проводить. Как только те спустились в водопровод, Орбазан и один разбойник взяли карлика, и вывели его во двор; там завязали ему вокруг шеи взятый с собой для этого шёлковый шнур и вздернули его на самой вершине колодца. После того, как они так наказали предателя за его злодеяния, мстители сами спустились в водопровод и последовали за Мустафой. Со слезами обе [девицы] благодарили их благородного спасителя Орбазана; но тот непрестанно побуждал их поспешать, ибо велика была вероятность того, что Тиули-Кос уже послал за ними погоню. С глубоким умиление расстались на следующий день Мустафа со спасенными и Орбазан; воистину, никогда они его не забудут. Переодетая же Фатима, освобожденная невольница, отправилась в Бальсору, откуда по морю вернулась на родину.
После недолгого и лёгкого путешествия вернулись домой и мои [родные]. Мой старый отец чуть не умер от радости, увидев детей вновь. На следующий же день по прибытии устроил он большой праздник, в котором весь город принял участие. Перед всем честным народом, друзьями и гостями должен был мой брат рассказать свою историю и все единогласно восхваляли его и благородного разбойника.
Когда мой брат завершил своё повествование, отец встал и подвёл к нему Зорайде.
- Теперь снимаю я, - произнёс он торжественным голосом, - проклятие с твоей головы. Прими же как награду ту, кого ты завоевал своим неуемным рвением; прими же моё отцовское благословение, и да пусть никогда в нашем городе не будет недостатка в мужах, подобных тебе в силе братской любви, находчивости и старательности!
* Ба;рка (итал. barca, исп. barca, фр. barque) — большое несамоходное грузовое плоскодонное судно.
* * Капуда;н-паша (осман. ;;;;;;; ;;;;;), или каптан-ы дерья (тур. Kaptan-; derya) — титул командующего флотом Османской империи с конца XVI века.