Воскрешение и прохождение
Когда-то, ещё в советские годы, известный наш фантаст высказал очень интересную мысль. Что некий историк, коему предоставили в краткое пользование машину времени, для уточнения неких фактов прошлого, прибыл ненадолго в Палестину, как раз на грани старой и новой эры (до и после Рождества Христова). Там он вынужден был использовать некоторые чудеса нашей техники, и конечно, прослыл чудотворцем. Нечто подобное писали и западные фантасты. Но поскольку возможность путешествия по времени большинством серьёзных учёных отрицается, сей вариант мы отвергнем. Но выдвинем, в ответ, более правдоподобную гипотезу – что Иисус Назарянин был великим учёным и прекрасным социологом.
В самом деле, инъекция камфары, электростимулятор или прибор искусственного дыхания способны спасти человека даже в состоянии клинической смерти. Для лечения же большинства болезней хватит антибиотиков, аспирина, стрептоцида и сульфадимезина. К тому же четырнад-цать спасённых за год, а тем более за три, не так много для той эпохи, когда каждый десятый, если не пятый, чем-то серьёзно болел. Очевидно, Спаситель ясно представлял себе, кому и как он мог помочь. Ну а превращение воды в вино и вовсе простецкая вещь, достаточно иметь перегонный куб, ну ещё запас какого-нибудь сильноокрашенного экстракта, например из черноплодки, на случай, ежели бесцветное вино кому-то не понравится. К тому же сок черноплодной рябины придаёт напитку особый вкус, весьма приятный и необычный. По тем временам крепость в 20 – 25 градусов была бы верхом совершенства, так что и спирта потребовалось бы не шибко много. А для хождения по мелководью достаточно и резиновых сапог, типа болотных. Там где поглубже, сой-дут широкие лыжи с поплавками, вроде тех, что используют маленькие гидросамолёты. Ну а по морям, Средиземному или Мёртвому, Иисус, согласно источникам, и вовсе не передвигался. Для «усмирения волн» же, как известно, используются некоторые поверхностно-активные вещества, которые даже и нет надобности специально изобретать. Они содержатся в растениях, пусть и не в самых обычных, или же их можно выделить из особых сортов глины и торфа, правда, весьма ред-ких даже в жарких странах.
Ну а воскрешение после распятия? Может ли человек, прибитый к кресту, остаться жив? Ну во-первых, осуждённых к кресту привязывали, а не прибивали чем-то, и не только из-за дороговизны металла. Дабы удержать распятого человека, надобно «прихватить» к кресту кости, а гвоздями сие сделать крайне трудно. Ну а старых, но ещё крепких верёвок и тряпок всегда можно было найти в избытке. Годились и сыромятные ремни, и просто длинные обрывки шкур и кож. Так что описание распятия у М.А. Булгакова, в его знаменитом романе, в общих чертах правильно. Могли, конечно, в исключительных случаях, распятого ещё и пригвоздить, в назидание публике, но вряд ли в нашем деле сие имело место. В крайнем случае, была имитация, а может быть, сочувствовавший Назарянину Понтий Пилат вместо него втихомолку распял какого-то бомжа. Или же приказал снять с креста ещё живого подсудимого. Но могло быть и так, что сам Иисус принял перед казнью какое-то снотворное, или что-то ещё, что привело его в состояние, похожее на каталепсию. Для него-то сие было нетрудно. Потом бесчувственное тело сняли с креста, а когда действие снадобья прошло, наступило воскрешение. Понятно, что для непосвящённых оное событие было чудом, и ничем иным быть никак не могло.
Но почему же столь великий естествоиспытатель и социолог не объяснил, хотя бы близким ученикам и последователям, сущность своих чудес, хотя бы в общих чертах? А как? Ведь и сейчас далеко не каждый поймёт сии премудрости, а уж тогда… Да он и сам-то, скорее всего, не мог толком понять, да и объяснить сам себе, как все сии чудеса у него выходят, столь эффективно и эффектно. А уж объяснять и доказывать другим… И не поверят, и не поймут. Так что идея божьего сына была вполне естественна и разумна. Да Иисус наверняка и сам искренне в неё верил – как мог бы простой селянин столь многого, и за столь краткое время, достичь? Сам по себе, нигде и никогда об оном не узнававший, да и узнать сие было невозможно. Тогда, да и много позже, по крайней мере от современников, от образованного общества.
Тут, конечно, возникает вопрос, почему мол, римляне не попытались воспользоваться столь ценным товарищем, или хотя бы его знаниями. Да даже только лишь готовыми инновациями, уже опробованными самой жизнью. Пусть не чиновники, придворные и аристократы, но ведь было в империи и немало предприимчивых лиц, коим оные вещи вроде бы могли пригодиться в своём хозяйстве. Но вот не пригодились, и даже никаких попыток как-то освоить наследство Иисуса сделано не было. А кому сие было надобно? Известно ведь, что уже в первом веке нашей эры были работающие образцы, ну пусть даже работоспособные модели, паровой турбины, железной дороги, судоходного шлюза и солнечной печи. А греческий огонь? Много лет византийцы применяли его, и весьма успешно, и в Европе и в Азии, и только через пять веков соседи удосужились разгадать тайну столь могучего оружия. И не столько разгадать, сколь придумать что-то похожее, ибо к тому времени сведения о зажигательных составах на основе серы и селитры стали известны по всей Евразии. Впрочем, греки тоже хороши – за семь столетий они и не пытались усовершенствовать своё ноу-хау, хотя некоторые рецептуры «огня» по составу и свойствам приближались к дымному пороху. Да и последний, решительно осуждённый как светской, так и особенно духовной властью, распространялся очень медленно. Причём как на Западе, так и на Востоке, а уж создание более-менее сносных огнестрельных орудий растянулось на шесть веков. Притом что вполне удачный прообраз оных, в виде бамбуковой трубки с фити-льным запалом, создали чуть ли ни вскорости после открытия самого пороха. То есть власть имущие, как политики, так и фабриканты, всегда и везде к техническому прогрессу относились отрицательно. Он мол, ведёт к безработице, падению нравов, социальным потрясениям и иным, но столь же опасным последствиям в природе и обществе.
И впоследствии положение почти не изменилось. Не будем говорить о проектах Леонардо да Винчи, сие давно известно, отметим лишь, что многое из оного было продумано ещё Р. Бэконом за два столетия до рождения гениального флорентийца. И с тем же результатом. Да что далеко ходить – уже в конце 17 века Д. Папен на реке Фульде в Германии построил пароход, немногим хуже Фультоновского. Но местные лодочники, с полного одобрения тамошних властей, добились ликвидации сомнительного деяния. Нечего, мол, лишать работы честных тружеников и жечь древесину в каком-то котле, людей и грузы можно перевозить дешевле и проще. Б. Рассел как-то заметил, что быстрый прогресс техники в 19 веке был связан с либерализацией правящих классов – они по недомыслию и легкомыслию решили, что от учёных, инженеров и техников больше пользы, нежели вреда. Вот и восторжествовала, казалось бы, справедливость. Но не тут-то было – гений застоя, лени и невежества быстро нашёл выход. Если уж приходилось что-то изобретать и костроляпить, так начинали, как правило, с самых сложных и неэффективных вариантов. И лишь потом (и далеко не всегда), с простоями и потерями, техническая мысль неуверенно и медленно выбиралась на правильный путь. Дабы не быть голословными, приведём кучу примеров, причём из военной техники, которая, казалось бы, уж должна была развиваться в тепличных условиях, под заботливой опекой власти. Миномёт-лопата и диск Маландрена, небронированные танки и хилые бронемашинки с танковыми пушками, и наконец, незабвенный патрон НАТО 53-го года. Ну а если вспомнить военно-морской флот, самый дорогой вид вооружений, то картина просто кошмарная. Большая часть кораблей всех времён и народов строилась скорее с политическими целями, не имея чёткого тактического смысла. А были и целые классы и типы судов, заведомо непригодных для боевых действий – корабли береговой обороны, минные и противоминные крейсера, облегчённые броненосцы, авианосцы и дредноуты, эсминцы и крейсера с надстрой-ками, а то и с корпусами из алюминия и т.д. Причём началось сие не вчера и даже не сто – двести лет назад – испанские галеасы, нелепый гибрид галеры с галеоном, принесли много вреда своим создателям, отправив на дно многих опытных флотоводцев и умелых воинов.
Однако, мы увлеклись, пора и честь знать. Остаётся разобрать ещё один вопрос, даже, скорее, вопросик. Иные ретивые безбожники пытались (а самые рьяные пытаются и поныне) доказать, что никакого Иисуса Христа не было вовсе. Мол, половина римских историков о нём молчит, а у других сие есть позднейшие вставки – как будто они видели исходные тексты. Священные книги мол, включая евангелия, полны ошибок, а еврейские писатели совершенно не заметили нового мессию. Последнее обвинение самое нелепое – в то время в Палестине подвизалось множество пророков и наставников всех мастей, и выделять из них самого чуждого традиционному иудаиз-му было бы странно. Уж если кто из летописцев и заметил Иисуса, то выгодней было замолчать его идеи, дабы хоть как-то помешать их распространению. Священное писание же не летопись и тем паче не сборник документов, а художественное произведение, точнее сборник текстов, подвергнувшихся художественной обработке, и скорее всего, не единожды. К тому же часть их создана людьми в Палестине не жившими и там не бывавшими, так что ошибки и противоречия вполне естественны. Ну а римские историки – какое им было дело до непризнанных пророков далёкой и глухой провинции? Хорошо, хоть кто-то что-то изложил. А исправления текстов и позднейшие вставки… как говорится, чья бы корова мычала. Нет, пожалуй, ни одного крупного события в истории Земли, о котором бы часть летописцев, и порой не малая, не имела бы «особого мнения», порой прямо противоположного общепринятому. И далеко не всегда сие какие-то апокрифы. Для примера приведём оценку Л.Д. Троцкого в советских источниках. В 1920 Лев Давидыч герой гражданской войны, в 30-ом это старый меньшевик, много навредивший делу партии, а через десять лет и вовсе шпион и провокатор вселенского масштаба. Ещё через деся-тилетие он как бы почти пропал, так, мелкая личность на задворках истории. А в шестидесятом опять известный меньшевик, хоть и противник ленинизма (и то не всегда и не во всём), но имеющий некие заслуги перед революцией. Потом опять нечто вроде забвения, и наконец, через 70 лет, почти полное возвращение к оценкам начала 20-х годов. Вот пожалуй и всё.