Вот и северные деревни дождались тепла.
И понесли меня с утра ноги к дальнему озеру через несколько пустых деревень. Но жара была такая, что через 3 километра я поняла, что не справлюсь.
А перед глазами стояло тихое, с зыбкими берегами Когатрино озерцо. Никто не знает, откуда это имечко?
Гусей на болоте, которое было в то время огромным озером, прилетало видимо-невидимо. Они так призывно по утрам кричали "га-га", что и болото, и озеро прозвали Гагатриным.
Но шли времена, и, как стираются камни, так стёрся первый звук этого слова, и стали звать и озерцо, и болото Кагатриным.
Оно вытянулось дугой метрах в ста от дороги.
Нет, не осилю я эту жару, хоть и таблетки давно с собой ношу, когда перед грозой в котловане крутом Внутреннего болота опалило меня жаром и ароматами морошки и черники.
В низких местах, как в ямах, труднее дышать. Я взбиралась вверх, цепляясь руками за тонкие молодые ветки, за травы. А сухое болото всё дурманило меня переспелыми ягодами.
Вот с этих пор, лет с пятидесяти,на вский случай кладу в карман таблетки корвалола.
И я повернула обратно, решив, что надо отправляться ранним прохладным утром.
На обратном пути присела на новую лавочку у памятника. Там с утра трудились четверо человек. Красили в синий цвет новые скамейки, снимали деревянную опалубку с обелиска и по всем правилам техники безопасности у водоёма и речки под присмотром убирали мусор.
Кажется. что замерла жизнь почти пустых деревень. Нет, она пульсирует, как большое сердце нашей необъятной родины. Вспаханы огородики.
А поля зарастут сначала одуванчиками, потом снытью, ромашками, колокольчиками и покроются островами сиреневого кипрея.
Так же зовут эти деревеньки к себе бывших мальчишек и девчонок, ставших солидными москвичами, архангельцами...
Так же встретит их малая родина в любой день и час, примет, напоит водой и утешит своим спокойствием, приласкает восходами и закатами.
И, может, в одной их деревенек к вечеру зарыдает гармонь страдания самого последнего гармониста.