Из цикла «шаги любви» или рассказы с продолжением…
Сезон сирени всегда пробуждал в Веронике воспоминания юности и школьной влюбленности. Каждую весну она возвращалась душой в нетронутый мир возвышенности, словно открывала шкатулку драгоценностей или фамильных тайн.
Она обожала весну и лепестковую щедрость, и нежность белого, и лилово-сиреневого изобилия на улицах около своего дома, и своего города, и за его пределами, что так волновали её вновь и вновь каждой пришедшей весной.
Памятью возвращалась она к тем дням юности и к школьному двору, и к корпусу уже несуществующей школы, потому что там недавно построили жилой коммерческий комплекс. На этом временном отрезке жизни и территории ее детства и юности давно были стерты доказательства недвижимостью в реальности. Старые корпуса школы-интерната теперь жили только в ее сердце и памяти, именно поэтому она с таким трепетом хранила в себе то, что подарила ей её непростая и обездоленная юность.
Разве можно забыть, как в 10 классе, проснувшись однажды утром в спальне школы – интерната, она узнала, как выглядит счастье /ах, да, не все до сих пор помнят или знают, что детство забросило её в атмосферу элитного, по тем временам и понятиям, детского дома/ но это сейчас было для неё не важно…
В её памяти важным и памятно-трепетным было лишь то, как она, едва открыв глаза, вобрала воздух сладкого цветочного запаха, и вдруг почувствовала, как вместе с запахом в нее вливается свет и радость раннего утра, вливается счастье и неудержимо растекается размерами необъятности, заполняя ее всю без остатка.
Она медленно, немного с недоумением, осторожно приоткрыла глаза и сквозь ресницы увидела цветочное сиреневое изобилие.
И все это рядом с ее кроватью. Вокруг, везде… сирень, сирень, сирень…
Огромные букеты сирени стояли в ведрах в изголовье, на тумбочках около других постелей, на полу в подходах к спальным местам, на подоконниках, стульях, даже на шкафах, и на большом общем столе спальни. Неистово, бешено, но так нежно истекала запахом и кудрилась сиренью неугомонная искренность цветов и юности.
Как это можно было сделать совсем бесшумно? Как мальчишки сумели никого не разбудить, расставляя это чудо в различных ёмкостях? Чтобы выйти из спальни, необходимо было бы на одной ноге продвигаться к выходу или как по лабиринту выбираться, а, возможно, взлететь под потолок, чтобы не задеть такое количество расставленного в вёдрах сиреневого множества, только таким образом можно было выйти из спальни в вестибюль корпуса. Короче, надо было очень даже постараться, чтобы выбраться на свободу и сделать так, чтобы никто не заметил, подумалось ей.
Но, боже мой, какая головокружительная радость! Какой упоительный запах! Какая пушисто пенная живая красота! Как изумительна свежая сиреневая роскошь!
Словно все слёзы и обиды, непонимание истончились, рассыпались по лепесткам сирени и заискрились встречной радостью, освобождая от тяжести пережитого в детстве.
Проснувшиеся девчонки тоже замедлились, тихо сидели на своих кроватях в позе лотоса или на согнутых коленях с приоткрытыми ртами и тихо вздыхали: «Вот это да! Слышишь, Вероника, это, определенно, твой Андрюша тебе в любви признается".
Вероника молчала и почти не верила своим глазам, действительно, вот это да, сколько радости! Какое сиреневое, сладостное утро! Вот оказывается, как выглядит искреннее чувство юношеской избирательности! У всех на виду! Столько щедрой лепестковой признательности!
А ведь на самом деле был обычный, обыкновенный день ничем незаметной повседневности и вдруг такое!.. скажите на милость, какая всеобъемлющая малость и как множится цветами мальчишеская признательность, порождая тем самым притяжение обоюдности!
Ну, здравствуй, весна! и благодарю тебя, первая мальчишеская школьная привязанность или невероятная, и такая непонятная всем Любовь!
Именно густое чувство благодарности она вмиг испытала к долговязому, влюбленному затейнику, однокласснику, Андрею, который буквально каждый день удивлял всех, включая учителей, своим отношением к ней, и о котором все безошибочно подумали, увидев сиреневое царство.
Утро наступившего дня мгновенно стало особенным.
Что из того, что сирень нуждается, чтобы ее ломали, обрывали, давая возможность расцвести будущей весной обильнее, никого сейчас не трогает, зачем, кто и почему так бесцеремонно обломал всю в округе сирень… для всех было важно, что это факт реального поклонения сиренью…
-"Да, мы теперь все, наверное, пахнем сиренью…"- сказала она девчонкам и счастливо засмеялась.
-"Видите, как я запросто делюсь радостью с вами, через Андрюшку! Что и завидовать незачем!"- и опять тихо засмеялась.
Потому что, действительно, девчонки одногодки и одноклассницы, ей точно сильно завидовали… вся школа только об этом и говорила… А теперь вот ещё и сиреневое доказательство…
Прошло столько лет, и юность почти растворилась в перечне пролетевших дней запутанной жизни, но она часто вспоминала именно этот сезон сирени в период обездоленного детства и удаления от родного дома, и уюта.
Она тогда не знала любит ли его, Андрюшку, отвечает ли ему взаимностью, но его щедрость не только подкупала, она потрясала и притягивала. Он, безусловно, вел ее за собой и ей никогда не забыть первой школьной любви к себе… и удивительной способности одноклассника напоказ демонстрировать свое отношение с такой неуёмной открытостью, с высокой эмоциональностью и бесшабашностью, что хотелось тихой молчаливой ответностью прижаться, сокращая расстояние и приближая доверие.
С его стороны это была вовсе не специальная демонстративность, напоказ, называемая показушной, якобы для всех, нет, это был беспредельный, сердечный порыв откровенности с неукротимым, искренним, невероятно возвышенным состоянием души. До Небес, до головокружения, до потери сознания, как говорили одноклассники, и не только для него самого, это переносилось отражением в сердца одноклассников, всем хотелось именно такой любви, именно так, а не иначе…
Он не кричал, чтобы слышали все: "Я люблю тебя, люблю!"
Это всё вокруг кричало за него и в немых, восторженных глазах одноклассников можно было читать удивление и восхищение… как же он ее любит! бывает же такое?!
А еще…
Она никогда не забудет, как на выпускном вечере, он на глазах у всех подхватил ее на руки, она была в скромном белом выпускном платье, с праздничной прической, сделанной впервые в парикмахерской рано-рано утром, и на каблучках, в новеньких туфельках, маленькая и такая уже неотразимая, не девочка, а девушка, вдруг повзрослевшая красавица, ну, совсем, как невеста.
Так вот, он вдруг на глазах у всех подхватил ее на руки и ах… понес через весь парк… долговязый, нет, высокий, стройный, сильный в тёмном костюме, со сверкающими карими, восторженными глазами, широко влюбленный, безрассудно, неукротимый юноша!
Да, он подхватил ее на руки и понес на глазах у всех через весь парк, и нёс долго, долго, шагая и меряя своими длинными ногами пространство весны и любви, а она не сопротивлялась. Только теперь в её руках был огромный букет сирени с пионами, ей не хотелось растерять цветы, одной рукой прижимала их к груди, держась другой на его шею и хохотала, хохотала, счастливо запрокинув голову.
Она принимала его теперь безоговорочно. Они оба сверкали свободой и надеждой. И это тоже все видели.
Каким неотразимым было их вхождение в мир взрослых! Сколько неисчерпанных желаний, широты и неподдельности чувств! И одноклассники, мальчишки и девчонки, шли следом, на празднование выпускного вечера на теплоход, шли невдалеке и завидовали, завидовали бьющему через край чужому, но так близкому им юношескому всепоглощающему чувству щедрой, безудержной влюбленности.
Так любить может только юность.
Воспоминания о этих отношениях естественности, чистоты и непорочности согревали и продлевали всю дальнейшую её жизнь взрослости своим светом.
Значит её душа прошлого не случайно вдруг захотела говорить и заговорила в ней поэзией. Никогда ей не забыть школьный сезон сирени. Мысли и чувства дышали сиреневой негой - не телесностью, как ни странно, а высокой, светлой духовностью, снизошедшей с Небес, как лучом от солнца по серости и сложности будней, своей всегда неожиданной и необыкновенной энергетикой тепла и Любви.
Да, это была она, Любовь, что пронзила навсегда незабываемостью душу, и вот теперь расцветает всякий раз снова и снова в воспоминаниях, и распускается уже для других, способных почувствовать всю прелесть и неповторимость первых настоящих чувств молодости.
Это сирень без слов вместе с ветром, ласкающим гроздья и лепестки соцветий, шептала и до сих пор шепчет тихо…
Услышь, почувствуй, проникнись и люби так щедро, как щедро цветет сирень, обильно, буйно, благоуханно, молчаливо, естественно.
Как дыхание, что не отнять, дыхание к неповторимой и прекрасной жизни!
Сезон сирени - это неумирающий миг, всеобъемлющее состояние восторга, переполненное энергетикой Любви! И он, сезон повторяющийся и удивительно краткий.
Вот она, эта сирень… и в памяти, и в сердце, и в радости, и слезах ушедшего навсегда. Нашёптывает душа… Любовь весной везде… Сиреневость повсюду… И навсегда, на всю жизнь…
Посеяла весна надеждами из встреч лиловые кусты, подобно чуду. Соцветием метёлок, аметистом свеч рассыпала сиреневость повсюду. И солнцем чувств торопится свести с ума, цветным роскошеством благоухая, и крохи-звездочки, находкой - бахрома, и мягкость, перламутр - крылатой стаей. Сиянием из перекрестков-лепестков, султанностью щедрот, сюжетом рая грёз и розовых мечтаний-облаков цветёт сирень, разлукой, умирая…
Так любить может только юность…
Но и она проходит. Вот и сейчас сезон сирени обильной подходит к концу, отбутонилась кудрями сиреневость пенная, и не всю печаль удалось передать вихру-гонцу, весна и с дождями встреч, и разлук - неизменная... Наломаю букетом ветки сирени последней, пусть лилово стоит, ароматом ветра тоскуя, повторенье любви предсказуемо незаметней, фиолетовой нежностью молчаливо грущу я…
07-08.20