ГЛАВА 17
О ТОМ, ЧТО ВСЁ КОГДА-НИБУДЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ
Сухие сучья бодро потрескивали в костре, стреляя в белёсые августовские сумерки длинными оранжевыми искрами. Прибрежные кусты бросали на огибающую заводь тропинку густо-синие тени. Негромко шелестел камыш, от воды тянуло зябкой сыростью.
Луковка сидела рядом на поваленном берёзовом стволе, кутаясь в толстовку и выставив к огню тонкие ноги в маленьких розовых кроссовках. С противоположной стороны костра в примятой траве растянулся Сашка, подперев рукой лохматую белобрысую голову. Другой рукой он держал банку с пивом, из которой время от времени шумно отхлёбывал. Мы с Луковкой не спеша тянули из пластиковых стаканчиков «монастырку». [5]
Возле нас, на раскинутом покрывале, лежало несколько растерзанных пачек с остатками бекона и сосисок, которые мы жарили над костром на палочках, бумажная тарелка с крупно покромсанными помидорами и огурцами, перочинный нож, спичечный коробок с солью да объеденная по углам буханка белого хлеба. В воде у берега плавала початая бутылка «пепси» и пара-тройка банок сашкиного пива.
Мы с Луковкой не видели Сашку с сАмого общего сбора и, когда случайно столкнулись с ним при пересечении проходного «пространства», разговорились и решили провести вечерок вместе, тем более что ничего сколько-нибудь интересного ни у него, ни у нас не намечалось.
Раньше, ещё всего несколько месяцев назад, шансы встретиться с кем-нибудь в Щели, не договорившись об этом заранее через точки связи, были близки к нулю, но теперь, когда «пространства» отсыхали, как осенние листья, дорожки «следопытов» всё чаще стали пересекаться. Даже несмотря на то, что их самих стало в Щели гораздо меньше, чем прежде.
«Следопыты» покидали Щель. Выбор, немыслимый для Профессора (и долгое время внушавший сомнение Андрюхе), для других вдруг сразу оказался естественным, правильным и единственно возможным. С каждой новой находкой «блуждающего туннеля» в Щели становилось одним обитателем меньше и очередное «пространство» начинало отмирать.
Нам с Луковкой не раз доводилось видеть эти умирающие «пространства». В первые дни изменения были почти незаметны, но потом наступало быстрое запустение: трава и листья, всё ещё живые на вид, на ощупь казались вырезанными из бумаги; кирпичные и бетонные строения начинали рассыпаться и разваливаться на глазах; металл становился хрупким и ломким словно стекло. Однажды мы наблюдали, как дорожный знак, вывернувшись из потрескавшегося асфальта, упал на землю и, вместе со своей ножкой-трубой, разбился, разлетевшись на множество осколков. «Туннели», ведущие в эти «пространства», через какое-то время исчезали, и попасть туда становилось уже невозможно.
В Щели теперь нередки сделались «следопыты»-одиночки, а бронзовые пионеры во всех «пространствах» были исписаны однообразными объявлениями с предложениями врЕменных альянсов для поисков «блуждающего туннеля».
Сначала, узнав о его свойствах, «следопыты» пытались искать «блуждающий туннель» большими группами, а найдя, проходить сквозь него скопом. Но вскоре выяснилось, что в зал со светящимися дверями, или в «пространство выбора», как окрестили его «следопыты» за раз мог попасть только один человек - остальных же просто разбрасывало по разным уголкам Щели. Поэтому «туннель» снова стали искать по двое: в случае удачи, так было больше шансов оказаться в «пространстве выбора».
Не все, впервые попав туда, сразу решались на радикальные действия - большинство возвращалось назад, чтобы осмыслить увиденное. Но потом многие всё же выбирали «небеса». Даже те из «следопытов», кто демонстративно покинул общий сбор сразу после моего рассказа, впоследствии почти все ушли из Щели.
Озвучивая возможность выбора, я совершенно не ожидал такого массового исхода. Мне представлялась, что уйдут единицы – только самые отчаянные – вроде Андрюхи, кто так и не научился ладить со Щелью. Остальные же будут жить, как и жили с той лишь разницей, что если совсем уж прижмёт, всегда останется возможность проверить существование «небес».
Но оказалась, что я слишком недолго просуществовал в Щели, чтобы делать правильные выводы. На деле же почти никто до конца не смирился с тем, что Щель навсегда останется их последним приютом. За показной жизнерадостностью и бесшабашностью «следопытов» скрывалось неистребимое, хотя и несколько поостывшее с годами, желание изменить свою участь. Новообретённая надежда покинуть Щель раздула тлеющие угли, и они радостно бросились к выходу, не особенно задумываясь над тем, куда он их приведёт – главное, чтобы подальше отсюда.
Такого развития событий втайне опасался Профессор, скрывая правду о «блуждающем туннеле». Мне кажется, он специально организовал охоту за ним, надеясь, что «следопыты» успеют исчерпать лимит перемещений, прежде чем кто-то раскроет его секрет. К счастью для Профессора, этот лимит всё же не успели исчерпать полностью, и все желающие сумели покинуть Щель, а не то оставшиеся, наверняка, сожрали бы его живьём.
Мы с Луковкой никогда не заговаривали о возможности ухода, хотя её (я был в этом уверен) неоднократно посещали подобные мысли. Не будь меня, она, наверное, давно бы уже сделала отсюда ноги, но чувство ответственности за того, кого приручила, мешало ей выполнить своё намерение. Я сознавал, что так не может продолжаться вечно, что скоро Луковка начнёт тяготиться мной, но малодушно не отваживался затевать разговор на эту тему, ожидая, пока она не заведёт его первой. Получив известие об очередном ушедшем на «небеса», она на какое-то время делалась замкнута и угрюма, понимая, что вероятность покинуть Щель теперь для неё стала ещё более зыбкой. И хотя сердце моё в эти минуты обливалось кровью, я всё никак не мог решиться отпустить её. Она была моей жизнью, моим миром, моей Щелью, моими «небесами». Кем был для неё я, мне так и не удалось постичь.
Встреча с Сашкой одновременно встревожила и обрадовала меня. Вполне отдавая себе отчёт, что за дружеской беседой разговор непременно зайдёт о последних «ушедших», и Луковка снова расстроится, я вместе с тем, надеялся, что общение со старым приятелем хоть ненадолго развеет и взбодрит её. Но того, что из этого выйдет, я предвидеть не мог.
Когда мы, расположившись на живописном берегу Каюковки, уже вдоволь повспоминали «былые деньки» и общих знакомых, пересказали друг другу последние новости и сплетни, пожарили и съели бекон с сосисками, изрядно выпили пива и креплёного вина; когда уже порядком стемнело, и в чёрном зеркале заводи заплясали отражённые языки костра, – Очкарь, лениво потянувшись и зашвырнув опустевшую пивную банку в кусты, неожиданно спросил:
- Вы сами-то, когда линять собираетесь?
Меня этот вопрос застал врасплох. Я совершенно не знал, как на него ответить.
Сказать, что мы остаёмся? И Луковка станет невыносима и начнёт делать глупости. Сказать, что пока не решили? И она тут же всё решит за нас обоих. Промолчать? Сделать вид, что не услышал вопроса?
- А ты у Профессора давно бывал? – Я сделал вид, что не услышал вопроса. – Говорят, он с общего сбора никому не показывается.
- Верно говорят.
Сашка нехотя поднялся с травы.
- Пойду мочалку выжму, - сообщил он, направляясь в сторону кустов.
Я боялся посмотреть на Луковку, чувствуя на щеке её взгляд.
- Я тоже пройдусь немного, - тонкая рука легла мне на плечи, а губы легонько чмокнули в уголок рта. – Вдоль берега. Скоро вернусь. Не ходи за мной.
-Ты обиделась? – я поймал её руку. – Не уходи. Ну, хочешь, прямо сейчас пойдём и найдём этот чёртов «блуждающий туннель»?
Луковка мягко освободилась и потрепала меня по волосам.
- Скоро вернусь, - повторила она. – Мне нужно побыть одной.
Из сумерек материализовался Очкарь с новой банкой пива.
- Поссорились? – спросил он, косясь на удаляющуюся фигурку Луковки.
- Вроде того, - ответил я, подливая себе «монастырки».
- Она хочет уйти, а ты хочешь остаться?
- Не совсем. Я бы тоже ушёл, но мне очень не хочется с ней расставаться. Понимаешь?
- Всё когда-нибудь заканчивается…
Какое-то время мы молча сидели, глядя в огонь.
- Слушай, Сашка, а почему ты сам до сих пор не свалил? Ты же вроде хотел.
- Передумал, - просто ответил он. – Решил посмотреть, чем тут всё закончится.
- А если не успеешь уйти? Если «туннель» исчезнет?
- Теперь уже не исчезнет.
- Что значит «теперь»?
- А ты ещё не знаешь? – Сашка оживился. – «Блуждающий туннель» раньше времени исчерпал свои точки выхода. Из-за того, что «пространства» стали отмирать, их оказалось несколько меньше, чем рассчитывали.
- И что теперь? – с надеждой спросил я.
- Теперь он перестал быть «блуждающим» и вновь появился во всех своих прошлых точках выхода одновременно. Нынче в любом «пространстве» (из тех, что остались) имеется по восемь «туннелей», ведущих в «пространство выбора». Странно, что ты не в курсе. Об этом сейчас все говорят – все, кто ещё остался.
- Нам уже давно никто не встречался, а объявлений мы не читаем.
Новость, рассказанная Очкарём, не очень-то меня поразила. Втайне, как и Профессор, я надеялся, что «блуждающий туннель», исчерпав все точки выхода, исчезнет, но в глубине души, также как и он, никогда не верил в это по-настоящему.
- Значит, теперь последние желающие смогут уйти? Останутся только реликты и «эти».
- Если и останутся, то ненадолго. Сдаётся мне, что человеческого в них сохранилось гораздо больше, чем мы думаем. Так что, в конце концов, «небеса» выберут все.
- А что станет со Щелью?
- Всё когда-нибудь заканчивается… - повторил Сашка.
- Ты помнишь, когда мы вместе учились, среди школьников бродили россказни, будто бы подслушанные у старших, что во время строительства Пионерска, на берегу Каюковки было потревожено старое вогульское кладбище? Это якобы вызвало сильное недовольство у коренного населения, и местные шаманы наложили проклятие на будущий город. Я всегда полагал эти истории бредовой городской легендой, сочинённой от скуки, а теперь думаю: что, если Щель и есть результат этого проклятья?
Кусты, со стороны противоположной той, куда ушла Луковка, затрещали. Рука Очкаря быстро скользнула в лежащий рядом рюкзак, где у него, должно быть, хранился «макар».
В кругу света появилась пухлая фигура Профессора.
- Так и знал, что найду вас здесь, - радостно возвестил он, роняя в траву рядом с Сашкой упаковку баночного пива и плюхаясь рядом. – А где… м-мэ… Виктория?
- Я здесь, - ответила Луковка, возникая у меня за спиной. – Привет, Боря.
Я не особо удивился тому, как Профессор нашёл нас. Это место у реки было ему хорошо известно: мы неоднократно собирались здесь все вместе, хотя, по понятным причинам, встречи эти всегда происходили в его «пространстве». Удивляло другое: старейший из реликтов впервые за много лет нарушил свой статус-кво.
- Что-то случилось? – спросил я, встревоженно. – Почему ты здесь?
Профессор выудил из упаковки банку пива, с шипением открыл её и надолго присосался.
- Всё когда-нибудь заканчивается… - сказал он, вытирая рот рукавом.
Пальцы Луковки до боли сжали мою ладонь.
________________________________________
5. «Монастырская изба» - недорогое креплёное вино, популярное среди подростков в дни моей юности.
Продолжение здесь: http://proza.ru/2020/06/13/1642