Слово о собаке и лошади

Стас Новосильцев
    Шестилетний  ризеншнауцер – черный Гигантский Бородач.
    Его – коренного городского жителя, прогулки по улицам города не впечатляли. Прохожих он не замечал, за исключением тех, кто пугался его вида. Он их сразу узнавал и начинал интересоваться – с чего бы это? И, в свою очередь, реагировал соответственно, в зависимости от степени испуга прохожего или прохожей. Кошки и всякая мелочь вроде шпицев, болонок,  просто пинчеров для него как будто не существовали. Это относится и к голубям, воронам и сорокам.
    Врагов у него в ближайшей округе не было, за исключением холеного и злобного кобеля хаски. Этот хаски, как гасконец - мушкетёр из знаменитого романа А. Дюма, не мог согласиться с доминированием кого бы то ни было на своей территории. А своей он считал всё пространство – от края и до края. И ризен – тот ещё доминант.
    Они схлестнулись в смертельной схватке, хаски на ризена напал исподтишка, внезапно и вероломно, без предупреждения типа «Иду на Вы!». Если бы их не растащили те, в чьих руках всегда поводки, они оба с головы до хвостов (правда, ризену хвост купировали в детстве – он у них, ризенов, как нагайка у казачьего атамана) были порваны и перекусаны. Эта схватка была первой и последней. С тех пор их старались не подпускать друг к другу ближе, чем на двадцать пять метров.
    
    Ризеншнауцер любил гулять в поле – на непаханой целине, заросшей высокой, ему по брюхо, травой. Там гнездились куропатки, и ему нравилось их поднимать в воздух, как городские голубятники гоняют своих голубей. Он тихо подкрадывался к их гнездам, и, метрах в десяти, взлетал в воздух. А вы видели взрослого ризеншнауцера во время прыжка вверх и навстречу вам? Зрелище не для слабонервных. Куропатки, забыв обо всем, вспархивали и разлетались, кто куда. А он продолжал заниматься своими делами.
    Собак на это поле не выводили, поэтому он гулял в одиночестве. Правда, иногда туда приходила молоденькая лабрадорша, которая души в нём не чаяла, и ей разрешали с ним поиграть. Они бегали наперегонки, при этом ризен не убегал от неё далеко, давал её так сказать, «фору», кувыркались, прыгали, изображая нападение и защиту(«понарошку»).
    Было интересно наблюдать, как ризен с добродушным покровительством старшего позволял резвиться в своем присутствии этой милой подружке.

    Прямо посередине поле прорезала  проселочная дорога – две хорошо укатанные автомобильными шинами колеи. И однажды он, бродя по зарослям, услышал непонятные звуки, доносившиеся со стороны дороги. Топота копыт он никогда не слышал, и поднял голову, чтобы посмотреть. Что там такое – на дороге. И увидел...
    Видение потрясло его до глубины души. Оно плыло над зарослями, огромное и, красоты невиданной. А он никогда ещё не видел лошади. Она рысью скакала по дороге под седлом, в котором сидела молодая лихая наездница.
    Бросив всё, он рванул к дороге наперерез, выбежал на дорогу перед ними и замер в немом восторге. Лошадь тоже остановилась, и они стали рассматривать друг дружку, что называется, в упор. Что они сказали глазами, неизвестно, но ризен вдруг  спрыгнул с дороги на обочину, и лошадь продолжала свой путь, а он – побежал рядом с ней, не обгоняя, и не отставая. Они бежали рядом, чувствуя друг дружку, лошадь от него не убегала, и он её не преследовал. Они были «в одной упряжке».
    Этот бег рядом с красавицей лошадью доставлял ему удовольствие, которого он до сей поры никогда не испытывал. Бежать рядом с гнедой красавицей под топот её копыт – не это ли мечта каждого ризеншнауцера, в генах которого еще не смолкли предки?
    А лошадь, не вспомнила ли подсознанием дикую ковыльную степь и скачки от горизонта до горизонта под надёжной собачьей охраной  от хищных и кровожадных волков?
    Наездница поняла обоих и решила добавить им удовольствия – пустила хлыстиком лошадь в галоп. И они поскакали. Оба. Лошадь часто  перебирала ногами, а собака летела рядом. Опускаясь передними лапами на землю, она сжималась в комок, тут же отталкивалась задними, и летела в длинном прыжке, распластавшись в полёте. Рядом с лошадью. Кто его знает, что испытывала лошадь, а ризен скакал в самозабвенном упоении.
    Так они проскакали через всё поле, наездница повернула обратно, и возвращались обратно рысью.
    Последний аккорд, если можно так описать этот дуэт. Когда до черты города оставалось метров сто, навстречу им выскочила приземистая скандальная дворняжка с громким заливистым лаем – из тех, что  бросаются чуть ли не под колеса автомобилей, облаивая их такой  же гавкотнёй.
    Ризен черной молнией блеснул  навстречу, не оставляя бедной дворняге никаких надежд  не только на «удачу», но и на само дальнейшее существование. Дворняга мгновенно это поняла, и рванула обратно сразу во все стороны, как куропатки из гнезда.
    А ризен, все ещё фыркая от гнева, подошел к лошади. Она, конечно, понимала, что дворняга – не волк, ничего, кроме удара копытом, ей - дворняге,  не светило, но - кому не приятно чувствовать преданность телохранителя, верность - беззаветную и бескорыстную?
    Лошадь пару раз фыркнула -  не так,  как  про себя и вслух, фыркают снобы, а добродушно, чистосердечно.      
    Зато от наездницы ризен получил благодарность по службе:
    - Молодец, умница, настоящий телохранитель!
    Так состоялось их знакомство, и после этого они часто встречались в этом  поле. Иногда лошадь ржанием объявляла о своем присутствии, как бы приглашая.

    Кто – ни будь,  на всю эту лирику скажет: - Ну и что?
    - А ничего.               
    Только  много вопросов, которые кажутся риторическими, потому что нет на них пока ответа.
    Собака – друг человека, это всем известно. А человек собаке – друг, или банальный хозяин, способный, за ненадобностью,  её продать, выдворить, усыпить, наконец?
    Мы, согласившись с весьма сомнительным утверждением, что человек – венец творения, стали всех живых, но не говорящих, имеющих вместо рук лапы, когти, копыта, ласты, называть братьями нашими меньшими, хотя они появились на планете Земля гораздо раньше нас И относиться к ним соответственно. А что мы о них знаем? Уже замечено, что мы о них знаем очень мало, почти ничего. Нет пока у нас приборов и инструментов для более глубокого узнавания.
    Иногда кажется, что они о нас знают больше, чем мы о них, только не могут рассказать нам всего того, что они о нас думают.
    Может быть, это и правильно. Иначе – где гарантия, что они, как мы сейчас уничтожаем сами себя и их, не начнут уничтожать нас?  Ведь тоже всем известно:
 «В начале было с л о в о"!