От печки до утюга
Кстати, о печке. Я уже упоминала, что центральное отопление у нас появилось не сразу. А до этого каждый день топили дровами. Печей у нас было две. Та, что в спальне, протапливалась только в очень сильные морозы – 20 градусов и ниже. Как правило, обходились одной – в столовой. Дверь между комнатами никогда не закрывалась, поэтому тепло поступало и туда, где не топили. По утрам в будние дни обязанности истопника исполняла мама. Из-за этого она много лет работала во вторую смену, с двух часов дня до девяти вечера. Нет, папа тоже любил по выходным посидеть у огня, подбросить в топку пару поленьев, напевая при этом известный когда-то романс «Я сижу у камина и гляжу с тоской, как печально камин догорает…» Но для него это было только приятное времяпрепровождение.
Зато как же хорошо прислониться спиной к теплой печке! По вечерам, когда вся семья собиралась дома, после ужина, все стремились захватить место поближе к ее гладкому белому кафельному боку.
Такие голландские печи имелись почти во всех старых рижских домах. И наш дом не был исключением. Пятиэтажный, с просторными, я бы сказала, барскими, квартирами - с лепниной на потолках, с девичьими комнатами при кухнях - он стоял в большом зеленом дворе, поросшем вековыми дубами и кленами. А прямо напротив нашего окна на четвертом этаже плавно покачивалась крона огромной лиственницы. Весной она первая покрывалась зеленью - нежными светло-салатовыми иголками, похожими на прозрачное шелковистое облако. И что с того, что все апартаменты этого дома после войны превратились в коммунальные? В каждой такой четырехкомнатной квартире проживало по две-три семьи. Жили дружно, помогали друг другу, ходили в гости. Вот и мы делили жилплощадь пополам с соседями – у нас две комнаты и внушительных размеров прихожая, у них такие же две комнаты и семиметровая девичья при кухне. Кухня, ванная и туалет – места, как говорится, общего пользования.
Впрочем, вру, одна квартира на втором этаже все же оставалась отдельной. Жил в ней не кто-нибудь, а генерал со своей семьей – генерал Н………ев. О нем даже в своей книге упоминал сам маршал Жуков. О страшной судьбе этой семьи я, если будет к слову, расскажу позже. А пока… Пока вернемся к нашим печкам.
Дрова нам приносил Граф. Так, во всяком случае, он представился при первом знакомстве. В дальнейшем выяснилось, что это не фамилия, а титул. Может, и не врал, может, действительно, был «из бывших». А в настоящем он представлял собой спившуюся личность, постоянно ошивающуюся на Матвеевском рынке. К моей маме он подошел с витиеватой просьбой, из которой можно было понять, что ему требовались деньги на опохмел. Но мама не растерялась и предложила ему «постоянную работу» - из деревянного сарайчика во дворе раз в неделю приносить дрова на четвертый этаж и складывать их аккуратно в кладовке. Он и носил. Поднимает наверх два-три мешка, получает честно заработанные деньги. Помню, от него всегда несло водкой с пивом и сырыми дровами. Бедный граф!
Как раньше женщины все успевали!? Ведь мы сейчас не делаем и половины того, что делали они. Судите сами: печь не топим, паркет не натираем, белье вручную не стираем и, тем более, не кипятим, не подсиниваем, не крахмалим! И, самое главное, почти не гладим.
Утюжка – каторжный труд. Высохшее накрахмаленное белье не выгладишь никакими силами. Необходимо сначала обильно сбрызнуть его водой и скатать в тугие рулоны. Через несколько часов, а то и на следующий день, когда оно равномерно пропитается влагой, развернуть, расправить и с кем-нибудь потянуть с двух сторон за концы, чтобы не было перекошено. Ну а после встряхнуть, сложить пополам и тогда уже гладить.
Большие простыни и пододеяльники не отутюжишь на узкой гладильной доске. Мама придумала целую конструкцию. Из коридора приносился квадратный крепкий столик, на него водружалась широкая столешница. По своему прямому назначению она применялась только при приходе гостей - круглый раздвижной стол с ее помощью превращался в огромный, на полкомнаты, овальный. Все это инженерное сооружение ставилось возле печки, напротив телевизора, как сейчас помню – «Темп-3». И не убиралось по две недели, в течение которых мама переглаживала горы постельного белья и еще много чего по мелочи.