Не смотря на неожиданную пандемию всего мира, утром 9 мая я проснулась с чувством радости этого праздника. Но постепенно ком слез подступал к горлу. Мы с матерью любили этот праздник, но вот уже второй год он для меня проходит без неё.
За окном раздался гул самолётов. Боже, как красиво летели над моим домом наши «ласточки», возвращаясь с воздушного парада над Красной площадью. Эту картину я видела каждый год, но только в этом году я разревелась. Слёзы вырвались из моих глаз и текли рекой.
Уж такие мы люди. Когда нам плохо, то мы не жалуемся и не стонем, а когда нам хорошо, то плачем от счастья.
В этот день не было Бессмертного полка. Но у каждого из нас есть свой бессмертный полк. Он бывает и без фотографий, иногда и фамилий не знаем, но он у нас есть.
Я вдруг осознала, что не только мой день рождения приходится на дату начала войны, но и что я росла и жила в окружении людей прошедших эту войну. На поколение наших родителей и дедов выпали две совершенно противоположные эпохи в жизни. Первая, суровая и жестокая война, где если они не победят, то уничтожат и их, и их Родину. Вторая, восстановление страны, строительство заводов, новых городов. Они отстроили страну заново, она стала прекрасней чем была. Это была наша всеми любимая страна.
Удивительный парадокс, эти люди практически о войне не говорили, только иногда в редких фразах они упоминали о ней. Вполне возможно, что новая мирная жизнь была ярче и интереснее и заполнила их сердца.
Я в этот день, в день Победы, стала вспоминать отдельные эпизоды и людей, прошедших это суровое испытание. Это был мой Бессмертный полк.
Наверное первый раз, что поразило мой детский взор, я увидела мужчину в выцветшей гимнастёрке и с деревянной культей вместо ноги.
Я спросила у матери, - Почему у него нет ноги?
Она просто ответила, - На войне у него оторвало ногу.
Потом я часто видела таких мужчин и без одной ноги, и без двух, но вопросы уже не задавала, так как знала уже ответ на него.
У моей матери была подруга Анна, для меня она просто тётя Аня. Она была не высокая, худощавая и с завитыми волосами. Говорила она почти как мужик с крепкими словцами, но без мата. Непременным атрибутом тёти Ани были папиросы Беломорканал.
Любимое её выражение.произносимое со смаком, характеризующее в её понятии недалёкого человека, было – недоносок. Я никогда не слушала разговоров тёти Ани и матери, но однажды я оказалась свидетельницей одного небольшого рассказа.
На улице к ней подошел мужчина и сказал, что она ему спасла жизнь, вытащив раненного с поля боя. Она его не узнала и сказала ему – Всех вас не упомнишь.
Намного позже я поинтересовалась у матери насчет тёти Ани. Моя мать ответила, что она всю войну была медсестрой , с поля боя выносила раненных.
У нас когда-то была соседка тётя Маша, она не воевала в силу своего малолетнего возраста. Но её семья была под оккупацией фашистов. Деревня их была под Курском. Она рассказывала, как фрицы, во избежание тифа, заставили всех детей остричь наголо. А у тёти Маши в то время были длинные и толстые косы. Волосы светлые и вьющиеся. Мать пошла к фрицам и стала умолять не стричь такую красоту и стала показывать, что на голове у девочки нет ни одной гниды. Скорее всего она была очень убедительна и им разрешили оставить косы.
А потом была битва под Курском – Курская дуга. Тетя Меша говорила – Вы не представляете, что это было….. Земля дрожала. Мы обнялись и прощались друг с другом.
Тётя Маша рассказывала, что во время этой битвы, вся семья спряталась в погребе и обложись перинами и подушками, которые были все набиты гусиным пухом, что бы пули или осколки там в этом пуху застревали.
Дядя Вася. Василий Иванович, свёкор моей тётушки. Тоже воевал, был всю войну фронтовым шофером. Однажды, уже в наше мирное время, сын ему подарил перчатки. Дядя Вася сказал – Зачем они мне нужны?! Я даже по Ладоге в блокадный Ленинград водил машину без перчаток, хотя морозы были лютые. Нет, не нужны мне перчатки, я должен руль руками чувствовать.
Накануне войны, около нашей деревни, в поле вспыхнул столб. Он горел как свеча. Тогда старики говорили, - Быть беде.
И беда не заставила себя долго ждать.
Напротив крайнего дома рос огромный тополь. На суку этого тополя висел большой обрезок рельса. Однажды я спросила у бабушки, - зачем он нужен?
Она мне ответила, что когда что-то случается, то в него звонят, как в набат.
Вот и в день начала войны он зазвучал ранним утром. По деревне бежала баба Маня и громко кричала – Война…. Война….
В зале нашей избы висели большие, увеличенные фотографии. Я не знаю, кто мне рассказал, кто есть кто на них, но у меня такое впечатление, что я родилась уже со знанием того, кто на них запечатлён.
На фото был мой дед и два его погибших на войне сына.
В лётном шлеме был Сергей. В армию он попал по призыву до войны. На фронте был воздушным стрелком. Сергей погиб под Ржевом в сентябре 1942года.
Его самолет подбили фашисты. Он выпрыгнул из горящего самолета с парашютом. Сергей горел в воздухе. Как говорила мне моя бабушка до земли он весь сгорел, осталась только одна нога.
На другом фото был Алексей. Или как называла его моя мать, Лёшка.
Лёшке учеба не давалась. Он оставался на второй год чуть ли не в каждом классе. Тогда отец, то есть мой дед, говорит ему, - Ну, что Лешка, раз тебе учёба не дается, то пойдем ко мне на фабрику работать.
Однажды Лешка проспал. Рабочая смена была на зачин. До фабрики он всю дорогу бежал и расстояние в пять километров одолел за двадцать минут.
На фабрике он работал, пока возраст его не вышел и он ушел на фронт.
Однажды дед проснулся и говорит моей бабушке, - Плохой сон видел. Убьют нашего Алёшку.
Так оно и случилось. Алексей был убит в сентябре 1944г., если не ошибаюсь, в Венгрии. Ему было всего двадцать лет.
Однажды моя бабушка, присев около нижнего ящика шкафа что-то там перекладывала. Я присоединилась к ней и тоже присела на корточки. Бабушка достала какой-то свёрток из шкафа и говорит, - Это всё что у меня осталось от Сергея и Алёши….
Там были пожелтевшие треугольнички-письма. Открыв одно из них, она начала читать, - Здравствуйте мои дорогие, пишет вам ваш сын…….
Дальше читать она не могла, так как заплакала. Она плакала молча, только слезы капали на этот пожелтевший листок.
Затем она развернула следующий треугольничек. Это была похоронка на одного из сыновей.
Она уже не сдерживала своих слёз. Немного успокоившись и вытерев слёзы, она все письма завернула в платок и убрала в шкаф.
Когда я, уже в настоящее время, была в своем родном доме, то моя невестка, которая правдами и неправдами заполучила этот дом, задала мне странный вопрос.
- Дед Андрей умер рано. А что так? И кто рядом с ним на двух других фотографиях?
Я ответила, но этот вопрос словно ножом полоснул меня по сердцу.
Я не знаю, когда точно это было, но знаю только одно, что точно в 1941г, немцы бомбили Пролетарку, где была тонкосуконная фабрика и где работал мой дедушка. Вообще то, официально этот посёлок называется Пролетарский, а в народе просто Пролетарка.
В тот день бабушка послала мою мать отнести обед отцу на работу, так как он в спешке забыл его взять.
Моя мать пошла на фабрику с соседской подругой. Не успели они подойти к лесу, как услышали рёв самолётов.
Как моя мать рассказывала, их было несметное количество.
Они сначала подумали, что это наши самолёты, а потом увидели на них черные кресты.
- Маруха, - говорит мая мать,- так это немцы…..
И они не сговариваясь легли на землю.
Когда они вернулись домой, то со страхом думали об отце, жив или нет.
Потом они увидели отца на дороге и радости не было предела.
В ту бомбёжку погибла мать Симы. Сима была подругой моей крёски. Женщина, что бы не погибнуть под обломками дома, выбежала в поле и бомба упала прямо на неё.
Когда фашисты подступали к Москве, то всю молодежь из близлежащих деревень и сел, не занятую на фабрике, посылали строить заградительные противотанковые сооружения. Молодежь, в том числе и моя мать, валили лес и строили эти сооружения. Моей матери тогда было 16 лет.
В деревне у некоторых были лошади, и вся молодежь садилась в несколько повозок затемно и выезжали к месту работы.
Однажды, они только подъехали к речке Строганка (это примерно в одном километре от деревни), как соседка вспомнила, что забыла покормить свою новорожденную дочку. Она говорит, - Вы поезжайте, я вернусь и вас догоню.
Все пересели на другие повозки и уехали. Вечером они узнали, что соседку убила копытом лошадь. Место там узкое для разворота, вот наверное это и случилось. Лошадь потом сама нашла дорогу домой.
В ту зиму через нашу деревню шли сибиряки на фронт. Как мать вспоминала – все высокие, красивые, в белых тулупах. Иногда они останавливались в нашей деревне на ночлег, в том числе и в нашем доме. Об одном таком эпизоде я упомянула в другом рассказе.
Примерно в трёх километрах от нашей деревни находилось село Нехорошево. Некогда там была церковь, которая была закрыта ещё до войны и разорена. Как бы там ни было, но старики говорили, что во время войны эту церковь тоже бомбили фашисты.
Мы дети иногда лазили по этим руинам и строили предположения, куда бы могли здесь упасть бомбы.
Около этого села было небольшое сельское кладбище. На этом кладбище около дороги находился скромный памятник погибшим летчикам. Мы дети проходя мимо него всегда останавливались и молчали. Потом всю дорогу, перебивая друг друга, пересказывали в разных вариациях где и при каких обстоятельствах упал самолёт. То что лётчики погибли в воздушном бою ни у кого сомнения не вызывало. Не вызывало сомнения, что их потом перенесли с места гибели и захоронили на этом кладбище. Основной спорный для нас вопрос был , где именно упал самолёт.
Моя мать, вспоминая войну, повторяла одну фразу – Сколько мы пережили….
Качала головой, плакала и снова говорила – Сколько пережили….
Один эпизод из её воспоминаний. Дед мой был крепкий хозяйственник. Он работал и в совхозе, и на фабрике. Дома он держал пасеку, был огород и домашней скотины тоже было много. Так что в войну наша семья не голодала. Однажды пришло время кормить поросят и бабушка вышла в сенцы, где в чугуне стояла сваренная мелкая картошка для скотины.
Там она увидела пожилого мужчину и маленького мальчика с ним. Они прямо из чугунка ели эту картошку с очистками. Это были какие-то беженцы. Куда они направлялись и от куда не спрашивал никто.
Бабушка им говорит, - Что же вы эту картошку едите? Пойдемте в избу.
Она их накормила и с собой в дорогу дала хлеба и продуктов.
В нашей деревне жила Мотя. Для нас она была тётя Мотя, а в войну она была ребенком.
Немцы с самолетов раскидывали над деревней игрушки со взрывчаткой. Мотя, не зная этого, подобрала одну и когда она её открыла, то раздался взрыв. На всю жизнь Мотя осталась без нескольких пальцев на руке, и на коже руки остались синюшные пятна от того взрыва.
У нас на задах, прямо почти напротив нашего дома, был небольшой прудик. Летом там дружно квакали лягушки, и от туда мы брали воду для полива огорода. Этот прудик был ничем иным как бывшей воронкой от какого-то шального снаряда или бомбы.
Ранним утром к нам в дом вбежала бабушка моей матери и моих тётушек. Она закричала, - Девки вставайте! Война кончилась!
А по деревни уже бежали люди, они радостно кричали, и плакали – Война кончилась! Победа!!!
В то время, когда мои сверстники читали Трёх мушкетеров или Таинственный остров, я читала книги о войне. Самая первая и много раз прочитанная книга, это «Четвертая высота» о Гуле Королёвой. Там о войне мало написано, но своим детским сердцем я понимала весь ужас тех лет.
В средней школе у нас был учитель географии Иван Иванович, бывший фронтовик. Ордена и медали он не носил, но на его пиджаке была большая орденская планка. Он ходил в одном и том же темносинем костюме. Не помню точно, были ли у него обычные брюки или голифе, но точно помню, что он ходил всегда в высоких, начищенных до блеска сапогах. Учительская указка была всегда воткнута в сапог. Когда начинался урок, он её доставал и клал на стол или подходил к контурной карте.
Я возможно повторюсь сказав, что отголоски прошедшей войны сопровождали меня всё детство и сопровождают всю мою жизнь до сих пор. Из памяти извлекаю отдельные эпизоды и почему-то к горлу подступает комок из слёз.