Я шла по набережной Мойки и, по мере приближения к музею, меня охватило не волнение, нет, смятение. Я, простая провинциалка, шла в гости к великому человеку России.
Я шла к Пушкину.
Не доходя до дома, обратила внимание на кусочки мостовой, видимо, ещё того времени. Осторожно ступая, думала лишь о том, что по этой мостовой когда-то ходил и ты, мой Пушкин.
Вот он, заветный дворик. Войдя, благоговейно поклонилась встречавшему меня хозяину. Встав рядом с памятником, я пристально всмотрелась в его лицо. Оно мне показалось таким открытым и по-человечески добрым, что как-то само собой вслух выговорилось:
«Здравствуй, Пушкин!».
Сейчас во дворике торжественно-спокойно, но как живо представилось мне то скопление истинных поклонников, пришедших сюда, чтобы проводить в последний путь великого мастера. Стены дворика помнят всех, теперь они будут помнить и меня, мечтавшую о встрече с поэтом столько лет.
Знакомство с музеем началось с осмотра полуподвальных помещений, раньше здесь располагались дворянские службы. В одной из комнат размещена музейная экспозиция, посвященная дуэли. Дуэльные пистолеты, анонимные записки, портреты секундантов. Там же периодические издания произведений Пушкина того времени и многое другое, что хотелось бы рассмотреть внимательнее, но, к сожалению, (экскурсовод торопил) рассмотренное мною вскользь и не удержанное в памяти.
Запомнились дамские бальные тапочки, делающие женскую ножку легкой и миниатюрной, позволяющие даме танцевать на балах без устали несколько часов подряд.
Затем мы поднялись по внутренней лестнице к дверям квартиры Пушкина. Поэт снял её сроком на два года у князей Волконских, но сумел прожить здесь всего четыре месяца.
Живо представился верный слуга Никита Козлов, дядька Пушкина, встретивший раненого поэта и на руках внесший его в опочивальню.
В вестибюле, на дверях квартиры до сих пор висят бюллетени, написанные рукой Жуковского, сообщающие о состоянии здоровья Пушкина с 27 по 29 января (ст. стиль) 1837 года.
Квартира состоит из одиннадцати небольших комнат, но открыты не все. Комнаты расположены анфиладой, как во многих дворянских домах. Окна каждой из них выходят на набережную Мойки, где за окнами кипела, да и продолжает кипеть петербуржская жизнь.
Первая из увиденных мною комнат – столовая. Здесь всё очень просто. Буфет, стол, за которым к обеду в 18 часов собиралась вся семья. Этим часом Пушкин дорожил и старался к обеду не опаздывать, где бы он ни находился.
Гостиная. Большие напольные часы, диваны для отдыха, большой портрет Пушкина в исполнении художника Кипренского.
Около двери, ведущей в кабинет, но закрытой и заставленной полками с книгами, стоит кровать для Натальи Николаевны. Здесь она могла хотя бы слышать, что происходило в кабинете в те страшные роковые дни, нужна ли она в данный момент или нет.
Личные предметы прадеда Ганнибала (сабля, дорожный сундучок) также выставлены в гостиной.
Комната Натальи Николаевны. Туалетный и шахматный столики (она, оказывается, была большой любительницей этой игры), бюро, личные её вещи (ножницы, флакончик духов, браслет, подаренный свекром). Кроме всего, в комнате Натальи Николаевны её портрет, который так любил Пушкин, не раз целовавший великолепное изображение своей «жёнки», когда та была в отъезде. У окна станок для женского рукоделия – вышивания и два кошелька для себя и для мужа, вышитые бисером Натальей Николаевной, видимо, на досуге. Когда и как она, пропадавшая на балах даже беременная, могла удивлять мастерством своих близких, можно только догадываться.
Большая детская. Она расположена рядом с комнатой Натальи Николаевны. Запомнились детские книги, азбуки, крестильная рубашечка одного из сыновей.
Комнаты сестёр Гончаровых, живших в семье Пушкина, закрыты, вероятно, для дальнейшей реставрации.
Всё это – прелюдия к тому месту, которое является святилищем музея, его центром, его магнитом.
Кабинет Александра Сергеевича Пушкина. Стены заставлены книжными полками. Книг здесь более четырех тысяч. Светская литература, книги по философии, истории, зарубежная литература на нескольких языках. Даже воздух в комнате, пропитанный старинным книжным запахом, кажется ощутимо густым и немного таинственным.
«Божественная комедия» Данте – ей более 500 лет. Кабинет разделен полками на две половины.
В одной половине диван, на котором поэт доживал свои последние дни. Рядом небольшое бюро. Пушкин любил иногда работать полулежа на своем диване. Часы на стене показывают время 14 час. 45 мин. Они остановлены Жуковским в минуту кончины поэта.
Одежды Александра Сергеевича не сохранилось совсем, т.к. она была после его смерти раздарена дворовой челяди и, естественно, утеряна. Сохранен жилет, в котором поэта привезли с дуэли, он подпорот с боку, чтобы было легче снять, и неловко зашит белыми нитками. Жилет сберег друг Пушкина, Петр Вяземский. Тут же лежит его (Вяземского) белая лайковая перчатка, вторую он положил в гроб поэта. Здесь же отпевальные свечи.
Во второй части кабинета личные вещи Александра Сергеевича, а именно: три его трости, любимый аксессуар для прогулок. Одна трость тяжелая, весом более 1 кг для дальних прогулок. Две трости прогулочные, легкие, изящные, в одну из них вместо набалдашника вделана пуговица с мундира Петра Первого, хранимая Ганнибалами.
Курительная трубка без мундштука, портреты друзей, лично подаренные А.С. Пушкину, картина с изображением Кавказских гор – напоминание о юности, лампа, при свете которой поэт работал у себя в Михайловском.
Центральное место в кабинете занимает огромный письменный стол и массивное, механически откидывающееся кресло. Пушкин купил его за 750 руб., что в то время было необычайно дорого. Кресло с низкими подлокотниками, с выдвигающейся скамеечкой для отдыха ног.
Стол, заваленный рукописями, бумагами в рабочем состоянии. Чернильница со статуэткой арапчонка, гусиное перо, книги, записки.
Письма, лежащие на столе, написаны в последний день, когда поэт мог сидеть и работать за своим столом, т.е. 27 января утром.
Из кабинета уходить не хотелось. Стараясь запомнить как можно больше, я снова и снова вглядывалась в окружающую меня обстановку и не могла наглядеться.
Удивительно, но в тот миг я очень остро почувствовала поэтический неземной дух, до сей поры здесь царствующий.
Заключительной комнатой музея была так называемая передняя, здесь стоял гроб с телом поэта, сюда приходили люди прощаться с ним.
На небольшом постаменте посмертная гипсовая маска. Внимательно всматриваясь в нее, я невольно представила себе живое пушкинское лицо.
Высокий лоб, глаза закрыты, но, кажется, готовые раскрыться в любую минуту. Прямой нос с широкими арапскими ноздрями, красиво очерченный рот, губы изящной, четкой формы. По краям щек очень низкие бакенбарды. Лицо в высшей степени благородное, чистое и светлое.
Рядом небольшой серебряный медальон, куда вложена прядка волос поэта. Медальон принадлежал И.С. Тургеневу, тут же приложена записка, написанная его рукой. Придя прощаться с поэтом, он за золотой уговорил дядьку Никиту срезать с покойного прядь волос и вложил её в медальончик, с которым не расставался всю свою жизнь. Передала музею медальон Полина Виардо.
Экскурсия закончилась, впечатления остались. Если возможность представится, я приду сюда снова, но сейчас я обращаюсь к поэту:
«Сегодня, Александр Сергеевич, я побывала у Вас в гостях. Я очень волновалась перед встречей, но теперь спокойна, так как опустила Вас с небес. Продолжая любить Вас, я поняла, если бы судьба соединила нас во временном пространстве, мы смогли бы стать друзьями.
Светлая Вам память на века!»