- Брысь! - крикнул Зяблик, когда тягучее мяуканье кота перешло в истошный вой.
Уже два часа они пробирались по туннелям пещеры, спотыкаясь о солевые выступы и уклоняясь от падающих сверху камней. С чмоканьем и хрюханьем проносились над головой фратусы, норовящие забрызгать непрошенных гостей жидким помётом. Чьок-Пранг щёлкнул пальцами и установил невидимую, но вполне надёжную защиту, и теперь фратусы на полном ходу врезались в неё, царапали коготками и осыпались вниз, словно осенние листья.
На время пещера притихла, словно задумалась, а потом менестрель услышал за своей спиной хриплое: "Мяяяяяяв!". Он подскочил, оглянулся, но темнота щерилась на него беззубо, досадуя на его излишнюю чувствительность.
- МЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯВВВВВ!!! - дружно завопили стены, когда Зяблик отвернулся. - Уууууууааааааау!!!
Судя по всему, дикий кошачий концерт предназначался только поэту, поскольку его товарищи спокойно продолжали идти вперёд, досадуя лишь на затхлый воздух.
- Брысь! - крикнул Зяблик, но наваждение продолжало выть, оскорбляя человека на всех возможных кошачьих наречиях.
Менестрелю вспомнилось детство.Тогда соседский кот крал из их курятника желторотых цыплят и пожирал их, сидя на крыше сарая. Он умело избегал приманок с отравой и с каждым днём наглел от безнаказанности. Преступления продолжались, пока дед, выползший от причитаний снохи во двор, не устроил хитрый тройной силок. Вечером следующего дня маленький Соттель, будущий знаменитый поэт Зяблик, обнаружил вытянутое, оскаленное тело разбойника, раскачивающееся в петле. С тех пор кошачий ор вызывал у него ощущение чего-то мерзкого и удушающего.
Ему показалось, будто мягкие лапы обхватили сзади его шею и начали сжимать. Он завертелся на месте, стряхивая с себя невидимое и воя от невозможности избавиться от страха. Пещера торжествующе заголосила, пробуя на вкус жертву. Длинные тени крадущихся и повешенных котов мелькали перед глазами Зяблика, заставляя сердце колотиться на износ.
- УУУУУУУАААААААААААУУУУУ!!!! - перекатывалось под сводами, хохоча и издеваясь.
Ведьмак почуял неладное, когда менестрель стал озираться вокруг себя и нервно шикать. Он остановил красного мага, и они какое-то время с возрастающим удивлением наблюдали за нелепой "пляской" своего приятеля. Но когда лицо Зяблика стало багроветь и синеть, Тиур выбросил в его сторону белое пламя, уничтожившее заклятие. Поэт упал, как подкошенный, хватая воздух широко распяленным ртом. Тень дохлого кота ещё раз промелькнула и исчезла. В тишине гулко гремели капли воды - дон, дон, дон, и это приносило несказанное облегчение замученному сознанию.
- Я уж подумал, что ты в святые решил податься, - сказал ведьмак, поддерживая голову Зяблика. - Видел похожие скачки у блаженного Хмин-Хмина из Прегшевице! До того чудной - обхохочешься. А народу того и надобно: чем не дурнее, тем понять легче, тем к сердцу ближе. А ты тоже, гусь лапчатый! Худое возникло рядом, надобно сразу мне сказать или Чьок-Прангу, а не сходить с ума от ужаса.
Красный маг положил ладонь на лоб менестреля, успокаивая и одновременно считывая чужое заклятие.
- Противник обладает даром вытаскивать из памяти человека досадные, обидные или жуткие эпизоды, которые с помощью магии становятся вполне живыми и опасными, - медленно проговорил он. - Из любой мелочи колдун готов состряпать целое представление, воздействующее на воображение. Он начал с того, кто не играет с ним на одном "поле", кто кажется ему более неприспособленным. Как это принято у отсталых народцев, искал "слабое звено". Но промахнулся!
- Вот уж дурень! - отмахнулся Тиур. - Когда ведьмаки своих в беде бросали? И не своих тоже?
Он помог встать Зяблику, похлопал его по плечу и подтолкнул по-дружески:
- С тобой колдун наигрался, теперь для нас пакость сочинит! И посему, кто первым опасность почует, тот и "городки" разбивать будет.
Зяблик прислушался и выдал:
- Плавать все умеют? Похоже. что нас собираются... мочииииииииить!
Каменный пол под их ногами провалился, и они ухнули в подземную реку - клокочущую, бурную, вздорную. Течение подхватило ведьмака и его друзей и повлекло в темноту.