Скептикум 1. Как это сделать

Валерий Иванович Лебедев
или Медленные танцы с самим собой

Он был один, кавычки не обязательны, ситуация знакомая многим.
На городских улицах утренний час, вот так, в одиночестве кто-то бродит по этим улицам, решил подарить себе немного чудесного времени, каким бывает утренний час. На самом деле, бродит он только по одной улице, памятная, вот и бродит. Кто бы увидел, конечно, не вспомнил бы, давно забыт. А каких-то десять-одиннадцать лет назад, обладал высшей властью, понятно, в одной отдельно взятой стране.

1.
Декадой больше, декадой меньше, две пятилетки, всего-то, пролетят, не успеешь. Не успеет, что? Войти или взойти. То и другое. А вот выйти всегда успеешь, верно, на потерю власти много времени не требуется. Потерять. Потеряться. Что-то недолгое. На потери, хватает немногих лет, а то и месяцев. На обретение? Отец-Основатель, полгода, и на вершине. Не он ли перед этим говорил, мы старики, уже не доживем. Повезло. Ему. И тем, кто оказался с ним, наверху. Не повезло.
Тем кто остался внизу.
Верх. Низ. Коротко, вертикаль. Без вертикали общества нет, позволю себе такой постулат.
Вернее, что-то похожее. Пока есть вертикаль. Есть бывшие и настоящие. Все? Еще то, что можно назвать горизонтом. Будущие, придут однажды. Чего их ждать. Оставим будущее — будущему. Бывший обладатель высшей власти. Он бывший. Власть по-прежнему высшая. Он здесь. Она там. Как любят в таких случаях, трава забвения. Кому бы подойти, поговорить, глядишь, разговорился бы. Кому? Да, кому угодно, не повернулся бы спиной даже к обычному попрошайке, каких на каждой улице тогда было в избытке. За его спиной? Наверно, эпоха, которую он пытался творить, хотя бы участвовать. А ныне? Пытается говорить о ней, по возможности представлять.
Лицом к собеседнику, спиной к дворцу, на улице дворец?
Должно быть, необычная улица. Если оставить улицу в покое.
Покой? Что может быть за спиной, самое обычное окно. Впрочем, приятнее, когда за ней, я о спине, что-то вроде известного всем учебного заведения. Верно, за обычной спиной — обычное окно, учебное заведение? Наверно, спина уже несколько иная. Почему? Потому как количество спин начинает уменьшаться. Что может быть за спиной, той же прачки, стирающей вручную, ничего не может быть, над ее спиной только потолок. Неужели это зависит от спины. Не вертится. Не верится. Если поверить. За спиной пророка, тысячи голов, рук, ног, понятно, это его воинство. В самом деле, кто может собраться за столь огромной спиной, говори, мы выполним. Говорить — Выполнять. Слово — Дело. Дайте нам, что? представление о том, как надо, ка следует жить, что и как надо делать. Встать за спиной, неужели на той спине что-то написано, а если грамоте не обучен, спроси, ответ будет.
Спина, закрывшая общество.
Или общество, укрывшееся за спиной.
За такой спиной, как за стеной. Верно, несколько больших спин образуют стену, живите спокойно. Так что позволяет большая спина, обходиться без этики, не говоря о философии. А если за спиной граф, который? Тот самый, который написал известный всем роман? Что-то абсурдное, или близкое к абсурду, к такому роману стремятся повернуться лицом. Не спиной. Лицом. К лицу. Бывает и то, и другое. На то и даны спины и лица, чтобы люди поворачивались к спорному предмету той или иной стороной. Со спорным, понятно. А если это опорный предмет, докажи, может и докажешь, но скорее не удастся.

2.
То была весна, возможна ли весна, о которой будут мечтать, а что здесь невозможного.
Напротив, но то и весна, освобождения или забвения, чтобы о ней мечтать. Забыть. Забыться. Забиться. Погрузиться в очередную утопию. И жизнь покатится. Куда? Вниз. Разве можно катиться вверх. А как же белое становится черным. Черное, в свою очередь, и здесь очередь?.. тоже становится черным. Если есть возможность дойти до крайности, есть крайность, найдется желающий дойти до края. Чего ждать до вечера, начнем утром. Самым ранним. Предстоит собрать Старый Свет, куда? В кулак, говоря образно. На официальном языке, звучит чуть иначе, необходимо согласие, чье? Двух игроков, есть такие игроки, их всегда всего двое. Сверх-игроки, если угодно. Появились, еще в 19-ом. Поначалу — в виде блоков. Начиная с того века такие игроки делали то, что должны делать игроки, играли. Прочие ждали. Подождут и ныне, чего? Почему бы этим двум игрокам не встретиться на нейтральной почве. Дойдем до вечера, рассчитаемся. С традицией, со старой памятью, сколько можно копить горечь. Желаете копить и далее, желаем, но прежде избавиться, старье, хлам, срам.
Одновременно, пожмите руки.
В противоположном порядке, каждый на свой край. Помашете. Поманите. Кого-то в середину, кого-то? А кого можно поставить между гигантами, в ряд. Не зря же учились укрупняться. В добровольно-принудительном порядке. Понятно, гиганты шутят, на то и гиганты, им-то хватает друг друга. Есть два порядка, всегда. Кто-то выбирает. Кто-то принимает. А кто-то просто исполняет обязанности. Всего. Взять на себя обязанности. И старательно выполнять их. Чего нет у носителя обязанностей, по крайней мере, не должно быть, притязаний, особенно велико-державных. Такой носитель не претендует на отдельное место в большой истории. Разве что в учебниках, несколько страниц мелким шрифтом, перелистнул, пожал плечами, закрыл. Что-то закрылось, если бы, когда ничего не открывается, то и закрываться нечему.
Позвольте мне, что?
Быть сильнейшим. Да Бога ради, будьте.
Наслаждайтесь своей силой, своим положением, сколько сможете, а когда не сможете... подтолкнете? О чем вы, протянем руку. Стать гигантом может каждый, лишь бы поверил, но когда гиганты уже на сцене, прочие тянущиеся к гигантизму, им придется выбирать, благо на сей случай есть известная формула: жрецы или воины. На одном краю жрецы. Воины на другом. Иначе говоря, вступить в схватку или остановиться в росте. В нашем случае, догнать и перегнать, кавычки опущу.

Припоминание/1

Я думаю теперь, старые слова, за ними пауза, не разрыв, короткая остановка.
Взгляд говорившего упирается, в потолок? В крохотную точку. В паучка, который выбегает из угла и не желает убегать, крутится возле ноги. И зачем только выбежал, ведь прихлопнут. Короче, стандартный вопрос, с чего-то надо начинать?
Не совсем, к чему-то надо приступать.
Ну-да, юг-то ведь на юге, не сойдет, где же тогда быть северу. Рука лежит на столике, возле руки горячий чай. Стынет. Скоро остынет. Не до него. На самом деле, перед взором, Восток. Потому неизбежно появляется Запад, в передаче Отшельника, духовность и рационализм, что ближе? Следует давнее, затаенное, выношенное, чужой рационализм, и вместе им никогда... По сути, приговор. На что только не способен человек, но более всего его тянет к приговору. Особенно, к последнему решению. 
К возложению. К вынесению.
Убедиться. Вынесен. Хотя еще и не исполнен. И что же позволяет в том убедиться. Убежденность. На сей счет. Как всегда, семья, школа, литература, если коротко. Возложено? Скорее, взято. А как иначе. На первом плане. Литература, не зря же появилась подпольная литература. К ней литераторы. Всего-то. Прочитать. Правда, надо быть грамотным. В стране, две трети которой неграмотны, чтение представляется чем-то невозможным, литература чем-то невероятным. Есть слово. На листе. Пусть будет. На языке. Желающий услышит. С него, я о слове, начинается развитие? Кто-то должен перенести слово с листа — на язык. Есть духовные старцы, с ними духовность, которая дает возможность развития. Возможность. Неизбежность. Попробуй, первое превратить во второе.

Каких-то десять лет. И в вечность отойдет текущий век, Отшельник тому свидетель.
Он сам, предпочитает остаться со своим веком, веку следующему некоторые предостережения. Если кто-то желает быть затоптанным, веком? Каким же надо быть, чтобы подозревать зло, что твой век несет с собой притворство. И уходя в вечность, я о веке, это притворство унесет с собой, оставит после себя?

То же самое, не оно ли случилось с Отшельником, в его поздних описаниях предстает он сам, каким был, каким стал, и этот новый ставший, не отнести ли его слова на него самого? Его тусклые глаза видят, что? Военные — Штатские, две стороны, найдутся в любом обществе, в свой черед, каждой группе свойственна только одна сторона. Первые, привлекательная. Вторые, отталкивающая. После чего подвести черту несложно. Неясно одно, зачем две стороны, выбрал, можешь вести линию жизни. Эта линия? Позволяет сохранить себя, хотя бы для потомков. Задачи отдельной жизни, сделать свою жизнь, сохранить эту жизнь, для того и делают жизнь? Чтобы продлить ее за пределы самой себя.

Вместо заключения/1

Что может быть за тонкой стеной, прачечная, она там, за спиной прачки. А что перед ней, я о прачке, что-то грязное, кажется, это нижняя одежда, как принято называть такую одежду. Еще.
Перед прачкой Классик,
его я называю Классик-1, он числился таковым в наше время.
Так что там с одеждой, положенной перед прачкой. Это его одежда, он требует взять ее в стирку, а зачем приходить в прачечную. Ему отказывают. Он настаивает, в резкой форме, так было принято называть ту речевую форму. Его пытаются одернуть, посмотрите, так заносить, как надо носить, чтобы так заносить. Классик? Ему ли смущаться подобными мелочами. Не без досады. В глазах. Отвлекаться на всякие мелочи. В то время, как сама История требует от него немедленного деяния. Привык беседовать с Историей. А тут, какая-то прачечная, в ней какая-то прачка. Вот если бы, отменить частную собственность, и что? Неужели начнут стирать все подряд, чего ни положи, и как будут стирать, куда этим частникам.