Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю...
Это — первые строки стихотворения, написанного знаменитым поэтом 2 ноября 1829 г.в Старицком уезде Тверской губ., в селе Павловском П. И. Вульфа, дяди друзей Пушкина. Поэт гостил у него по дороге из Москвы (после возвращения из Арзрума) в Петербург.
В 1971 г. мне исполнилось 16 лет, и я перешёл в последний, 10-й класс школы. Перед Новым Годом директор школы, Пётр Васильевич Губанов, пожилой фронтовик, вызвал меня к себе:
— На зимние каникулы поедешь отдыхать бесплатно в зимний оздоровительный комсомольский лагерь в... (Пётр Васильевич назвал один из районов области).
Я растерялся. У меня уже имелись заманчивые планы на зимние каникулы, которых я, как и всякий другой школьник, с нетерпением ждал целых полгода! Мне представлялись ежедневый уход за домашной живностью — эта работа мне очень нравилась! — лыжные прогулки с товарищами в зимний лес, где можно было полюбоваться на сосновые лапы под толщей снега, на девственный, сияющий белизной, снег, местами усыпанный запутаными заячьями следами; услышать сверху деревьев беспокойное стрекотанье сорок; полной грудью насладиться чистейшим воздухом соснового леса; вечером, в домашнем уюте, получать удовольствие от просмотра интересных (в то время) телепрограмм, прочтения книг...
И всего этого я должен был лишиться, получив взамен неуютную казарменную комнату общежития на шестерых или четверых человек — таких же оболтусов; большие, холодные окна, скорее всего, без каких-либо занавесок; постные завтраки, обеды и ужины в общепитовской столовой; днём — скучнейшие "мероприятия" и лыжные прогулки — на выданных не по размеру лыжах с болтающимися креплениями, — по степной, голой, лишённой какого-либо примечательного ладшафта территории...
Мне вовсе не нравились лыжные прогулки сами по себе — бежать только ради того, чтобы бежать? нет, лыжные прогулки для меня имели смысл лишь тогда, когда они приводили в любимый детворой соснововый лес, где летом мы с товарищами устраивали игры, да и зимой в лесу было очень приятно проводить время.
И я отказался от поездки в лагерь.
Пётр Васильевич раздосадованно ответил:
— А я для тебя старался, выбивал эту путёвку... Иди!
И я ушёл. Немного по себе было от того, что подвёл хорошего учителя, с которым мы никак, кроме школы, не были связаны — ни по родству, ни по соседству. А путёвку он добывал для меня, видимо, как одному из лучших учеников школы.
Вот так в жизни бывает: захочешь человеку сделать добро, а он не понимает своего счастья...
Позже директор сообщил мне, что отдал путёвку другому ученику, на год меня младше.
Забегая наперёд, скажу, что я после школы вдоволь насытился этим казарменным проживанием — на протяжении почти 10 лет. Досыта хватило неустроенности, отсутствия уюта, собственного угла и даже телевизора.
Но всё это — потом.
А пока что у меня зимние каникулы нового, 1972 года!
Родители работали, ещё не были на пенсии. Я просыпался в 9 утра, умывался в рукомойнике. Печь с утра была жарко натоплена, ещё и сейчас в ней догорал уголь, на раскалённой печной плите стояла кастрюля с горячими мясными щами. Я наливал себе тарелку. Хлеб чаще всего мы покупали в магазине, но иногда мама готовила и собственный хлеб, чуть кисловатый и очень вкусный!
Затем накладывал в тарелку картофельное пюре, выкладывал на него пару мясных котлет из сковороды и делал подлив из этой же сковороды. После обеда пил сладкий чай из индийского душистого чая, аромат которого разносился по всей кухне. Лучше индийского чая мог быть только цейлонский, но он появлялся реже. Сегодня то, что именуется "заварочным чаем", похоже, делается из каких-то веников; о чае в пакетиках и речи нет — просто какой-то мусор собран в этих пакетиках.
Выхожу на улицу. Температуру узнаю ещё дома, по градуснику, висящему за окном. С утра бывает морозно, до - 25, затем теплеет. Сегодня тепло, - 15, можно днём живность выпустить на улицу подышать свежим воздухом и погреться на солнышке.
Для выгула скотины отец отделил часть огорода; одной стороной площадки служит белёная стена бани, сложенной отцом из шлакоблоков, которая днём отражает солнце; таким образом, площадка для выгула безветренна и освещается солнцем.
Отец смастерил из куска брезента с приколоченными к нему прочными рейками удобную конструкцию для переноски сена. Из стога сена, стоящего в огороде, приношу в брезенте сено для коровы, бычка и овец и равномерно разделяю его по кормушкам.
В сарае снимаю верёвки с рогов коровы и бычка, и те спешат из сарая на площадку для выгула (карду, как её называют родители). Коровы уже стоят, каждая у своей кормушки, и я завязываю им верёвки на рогах. Если не привязать крупных животных, они могут сильно набедокурить. Затем выпускаю кормиться овец, закрываю за ними двери и иду убирать навоз в сарае (или стайке — каждый называет по-своему).
Окошки в сарае есть, но небольшие; зато не так холодно.
Отдельную клеть занимает не выросший за лето поросёнок, но родители сами кормят его: с вечера варят комбикорм с резаной картошкой, и утром остывшую за ночь еду высыпают в кормушку. В дальней части сарая обитает с десяток кур и петух. Зимой они не спят, но погулять им негде, и они скучают. В эту пору курам необходима витаминная подкормка, и родители подмешивают им костную и кровяную муку в варёный комбикорм. Мама сама кормит кур. Даём курицам и песок для наполнения зоба.
Года три назад я сплёл курицам несколько сплошных, в виде кокона, гнёзд для несения яиц, с лазом посредине, дно гнезда выкладывал мягкой соломой; курицам эти гнёзда из душистых таловых прутьев очень понравились. Интересно было наблюдать, как они чинно, одна за другой, выстраивались в очередь, чтобы снести в новом гнезде яичко. Без очереди никто не лез, ссор не возникало.
Перекидываю навоз к стене, открываю люк; за ним отец устроил отвертие в стене специально для выброса навоза из сарая, прикрываемое люком. Вилами перебрасываю навоз на улицу, там он копится на стальном листе, чтобы весной вывезти навоз на огород или на свалку, в кучу прочего мусора. Закрываю люк и подметаю пол дочиста метлой из берёзовых сучьев. После иду за стайку — разбрасывать свежий навоз, пока он не замёрз, равномерно по всему листу.
Кому-то может быть неприятен запах навоза и даже разговоры о нём. Но если я с детства привык убирать навоз за скотом, меня этот запах не смущает. В стране достаточно много производств со своими специфическими запахами, и ничего, люди привыкают.
Поодаль от посёлка был стихийно организован целый склад вывезенного из дворов навоза, который со временем перепревал и превращался в отличное удобрение. На этой куче летом в изобилии плодятся шампиньоны, и я в детстве охотно собирал и жарил их, даже не подозревая, что в московских ресторанах одна небольшая порция шампиньонов стоила в то время 10 рублей — столько же, сколько и бутерброд с икрой в ресторане останкинской телебашни "Седьмое небо" (правда, сам я там не бывал).
Мои родители зарабатывали 10 рублей за три дня работы каждый.
После уборки закрываю дом на замок и иду в стоящую через улицу напротив баню, где уже несколько лет мама топила печь и делала уборку в зале и в парной. Она и сегодня занята в бане, делает уборку, прибегая время от времени домой.
В нашей местности лес почти не растёт. Сосновый лес, реликт древнего бора, некогда протянувшегося на тысячи километров с востока страны на запад, вырубке не подлежит; о берёзовых перелесках и речи нет — не тот масштаб, что требуется для заготовки леса. Наш сосняк — краешек хорошо известного на Южном Урале Карагайского бора, который простирается ещё южнее, вплоть до станции Карталы.
В нашем лесу удавалось найти винтовочные гильзы; старшие ребята набирали их горстями. В Гражданскую войну здесь проходили бои между красными и белыми; скорее всего, именно в этих местах воевали части РККА, в которых служил В.К. Блюхер в должности комиссара.
Лес у нас, на юге Челябинской области, привозной, из Башкирии. Не так давно в баню привезли 12 кубометров леса для отопления; мы его с отцом довольно быстро распилили на чурбаки и покололи; оставили с десяток-другой "проблемных" чурбаков с сильно закрученной, переплетённой древесиной.
Много позже я начал сомневаться в том, что в баню привезли именно 12 кубометров леса; скорее всего, транспорт сначала разгрузился у дома одного специалиста, затем у дома другого, и прибыл на место назначения слегка облегчённым. Но такова жизнь.
Участки ствола дерева с сильно закрученной древесиной располагаются близко к комлю; они отличаются высокой удельной теплотой сгорания, поэтому представляют особую ценность.
Колем такие чурбаки стальными клиньями. Выкатываю чурбак из дровяника на улицу, вбиваю клин; с другой стороны от центра чурбака — второй; кувалдой вбиваю оба клина по очереди, и чурбак нехотя раздваивается. Продолжаю работать, наконец, чурбак колется пополам, оставшуюся перекрученную древесину разрубаю топором. В конце работы колю дрова на более мелкие поленья, которые уношу в дровяник и укладываю в поленницу. Вот и ещё с одним чурбаком разделался!
В бане раздеваюсь, умываюсь, после чего идём с мамой обедать. В два часа дня отправляюсь поить скотину. Выкатываю на улицу 38-литровую флягу с водой; за сутки колодезная вода подогрелась. Некоторые хозяева поят скотину водой прямо из колодца, но мои родители берегут домашних животных.
С этой работой я справлялся уже в 11 лет. Фляги довольно тяжёлые, но мне приходилось приподнимать их только на две ступеньки крыльца, а дальше перекатывал, что значительно легче.
Разливаю воду по вёдрам и несу их поить скот. Вначале пьют корова и бычок; пьют они аккуратно и вёдра с водой не роняют. Затем так же пою овец. В эту зиму их четверо и ещё молодой баран. Скоро, в феврале-марте, у овец появятся ягнята — по одному, но чаще по два. Станет веселее в сарае, народа прибавится. Резвиться ягнятам придётся сначала в загородке, а потом будем выпускать их пастись на луг, на зелёную травку.
Выкатываю на улицу вторую флягу, но всю воду животные не выпивают, насытились. Сливаю остатки воды из фляг в ведро, и с пустыми флягами-бидонами еду к колодцу, что через дорогу, набирать воду. Колодец глубокий, 12 метров, а рычаг у рукоятки ворота небольшой; подросткам и девушкам (в деревнях и девушки также вручную качают воду из колодца) крутить ворот довольно трудно; у других колодцев рычаг ворота длиннее, и качать воду легче.
Теперь скотина напоена, бидоны с водой стоят дома.
Мне нравится домашний труд на свежем, морозном воздухе, когда снег скрипит под подошвами подшитых валенок, нравится кормить животных сеном, поить их водой. Нравится также заготавливать воду, пилить брёвна и раскалывать чурбаки на поленья; нравится растапливать к вечеру печь.
Решил сходить к тёте Вале; она сейчас на работе, а её дочь Таня, школьница младших классов, скучает дома одна. Тётя Валя уже просила меня навещать Таню, так как подружек у неё пока нет.
Когда оба родителя Тани бывают заняты или уезжают в город, я ещё и у дяди с тётей убираюсь со скотом; но это бывает редко.
В позапрошлом, 1970 году они переехали из Магнитогорска к нам в деревню на заработки. Жили они в "двушке" на два хозина; не ссорились, жили мирно, но что это за жизнь — всей семьёй в одной комнате? У нас они присмотрели небольшой, уютный домик и купили его; мы, все вместе, заново оштукатурили стены изнутри, нанесли раствор и побелили.
Дядя Коля устроился работать по спецальности, трактористом, а тёте Вале пришлось поработать истопником в машинно-тракторную мастерской.
Я, бывало, приходил к ней на работу по вечерам (один раз — с Таней), помогал завозить уголь в стальном поддоне с улицы в котельную. Тётю Валю заметно мотает от нагрузки, чувствуется, что ей тяжело, и я тащу гружёный поддон вместе с ней. У меня, год назад 15-летнего мальчишки, сил, наверное, было больше, чем у неё. И Таня у них ещё дошкольница. Получается, что тётя Валя и дядя Коля были тогда ещё молодыми людьми, хотя мне они казались совсем взрослыми, разве что, чуть помоложе моих родителей.
Забегая наперёд, скажу, что через несколько лет они вернулись в Магнитогорск. Купили неплохой дом с земельным участком в центре города, автомобиль; деньги на эти покупки заработали в нашем посёлке за счёт продажи выращенного ими мяса. Вот так надо трудиться!
Прошлой весной тёте Вале удалось устроиться работать на инкубатор, наверное, бухгалтером. Как-то весной она прибежала с работы на обед и заглянула к нам домой. Цыплят из инкубатора выносить, конечно, было запрещено, но у нас дома тётя Валя раскрыла небольшой ридикюль, и из него высыпала на стол цыплят, которых оказалось 30 штук. Кто бы мог подумать, что в ридикюле может их уместиться такое количество!?
Совхоз продавал населению цыплят по 1р 50к, гусят — по три рубля. Для сельских небольших заработках такие цены были весьма чувствительны для населения.
Переодеваюсь в чистое и иду к двоюродной сестрёнке. Та уже пообедала и сейчас вырезает из детского журнала картинки; присоединяюсь к ней. Скоро нам это занятие надоедает, мы берём детские санки и идём кататься.
Рядом с баней имеется спуск в низину, не слишкой крутой и невысокий; как раз достаточно для того, чтобы детям скатываться с горки на санках или на лыжах. Рядом имеется склон и повыше, и покруче, но это уже для более взрослых ребят.
Таня катится с горки, я ей поднимаю санки кверху; но мне интересно с "мелкой"; от мороза у неё щёки раскраснелись, как снегири. Взрослые люди тоже иной раз приходят сюда, чтобы полюбоваться на возню малышни, поиграть с ними.
Наступают сумерки. Я отвожу Таню домой, сам тоже иду домой, переодеваюсь в рабочую одежду, надеваю фуфайку и иду заносить в сарай сено животным на ночь. Вначале выпускаю из карды корову и бычка, в сарае накидываю им верёвки на рога, после запускаю в сарай овец. Животные увлечены сеном. В сарае горят две лампочки на 40 ватт; достаточно светло.
Мама в это время в бане распродаёт билеты посетителям. Я заношу в дом два ведра с углём и охапку дров и затапливаю печь. Выгребаю из печи золу в ведро, короткой кочергой прочищаю колосники от камушков и золы. Укладываю на колосники скомканный лист газетной бумаги, сверху укладываю наколотые ножом лучинки — сначала тонкие, поменьше, потом — побольше, подношу зажжёную спичку. Бумага загорается, за ней горят и лучинки. Сверху укладываю поленья — сначала потоньше, сверху — потолще, всё больше и больше. Закрываю дверцу печи. Дверца печного поддувала и вытяжная труба открыты.
Минут через 20, когда дрова разгорятся, снимаю с печной плиты кружки и засыпаю в круглое отверстие уголь — либо по одному ведру, либо сразу оба. Постепенно уголь разгорается, я мою руки и сажусь ужинать. Трудовой день закончен.
Помню, ещё будучи учеником пятого класса, так же вечером растопил печь. Часто я жарил картошку, если супа не было. Хорошая получалась картошка, вкусная. А тогда решил испечь блины. Приготовил закваску, помазал сковороду жиром и начал заливать в сковороду закваску. С грехом пополам, но что-то у меня получалось. Одним словом, наготовил себе блинов и наелся. Потом пришёл кто-то из родителей, и я отправился в библиотеку.
На улице было уже совсем темно и морозно, в библиотеке — тепло и ярко освещено. Сдал "Похождения Гулливера", поискал и нашёл книгу Даниэля Дефо "Приключения Робинзона Круза". Позже прочитал и эту книгу. Обе они — и про Робинзона, и про Гулливера — мне очень понравились.
Ну, а книги Фенимора Купера об охотнике Зверобоя явились моим открытием Америки эпохи европейских завоеваний. Понравился главный герой своими мужеством и благородством. Было жалко только погибшего последнего могиканина.
Также очень понравилась книга канадского писателя Сетона Томпсона "Рассказы о животных", которую вполне можно рекомендовать и сегодняшним детям. Книга воспитывает любовь к животным.
... На печи нагревается вода в чайнике; там же, на плите, стоят сегодняшние щи, пюре и сковорода с котлетами. Приходит с работы отец, умывается и тоже садится ужинать. Я же собираюсь идти на каток. Впереди — игры с ребятами в хоккей, команда на команду; когда набегаемся, достаём из колодца ведро воды и по очереди жадно припадаем губами к ведру. И никто нам не сказал, что нельзя пить холодную колодезную воду! Но ничего, как-то обходилось, не простывали.
Вечером — просмотр телевизора, который появился у нас всего год назад. У нас и холодильника ещё не было, а газ появился относительно недавно, да и тот был привозной, в баллонах. Трубопроводный газ в эту местность проведут только после 2015 года, за достаточно большую плату.
Когда не было сжиженного газа, мама пользовалась керогазом, стоящим в сенях; дома пищу подогревали электроплиткой с открытой спиралью. Утюги также выпускались с открытой спиралью, которую можно было менять.
Часто, если был мужской день (суббота, женский — в пятницу), приходил в баню — подменить маму на ужин. Мужики так же отдавали деньги и мне — какая им разница, кому платить, а без денег мыться считалось нечестным; взамен я отрывал билеты, но никто их не брал. Мне было интересно слушать истории, рассказываемые мужиками. На удивление, о работе они не говорили, а беседовали о чём-нибудь постороннем.
Как-то летом в баню вошло несколько "чужих", не наших механизаторов; последний из них высыпал мне горсточку мелочи. Я спросил: а где остальные деньги? Тот, приложив палец к губам, шепнул: "Возьми себе на конфеты!"
Вот спасибо, добрый человек! А что маме в конце месяца сдавать, если все посетители не будут платить за билеты? По итогам месяца мама сдавала в кассу определённую сумму денег, довольно большую. Далеко не все жители посёлка ходили в совхозную баню каждую неделю, у многих имелись собственные бани, так что, план выполнялся с большим трудом. И даже если в один месяц были какие-то излишки, то в следующем месяце могла быть недостача.
И эти государстсвенные деньги, предназначенные для отдачи совхозу, мне были совершенно не нужны; мне ничего не требовалось, кроме того, что у меня и так было в изобилии. Конфеты, что ли, мне были нужны? Ну, и я иногда был не прочь побаловаться сладким, но совсем чуть-чуть.
Маринованные огурцы и помидоры, а также квашеная капуста у нас были свои. Имелось и варенье разных сортов — ешь не хочу. Были и молоко, и сливки, и сметана, и масло; правда, зимой надои существенно снижались, но это не беда.
Но когда всё есть, особой страсти ни к чему и не испытываешь. Уже в 60-х годах мы, сельские жители, не голодали. А летом кормили ещё и свежие овощи, из которых первыми появлялись редис и огурцы; помидоры появлялись позже. И зелёные лук с чесноком, само собой, а также укроп для заправки.
А был ещё и вкуснейший зелёный горох! Немного гороха росло и на огороде, но чаще мы ходили или ездили на велосипедах на совхозное гороховое поле, отдалённое, как будто специально, на несколько километров от посёлка.
Вот там гороха было изобилие! Правда, нашего терпения хватало на то, чтобы наполнить только половину сумки, да ещё на поле наедались досыта. Правда, сильно досаждали объездчики, молодые ребята, разъзжающие верхом на лошадях; их мы боялись.
Прошёл первый день каникул. Впереди ещё две недели полноценного зимнего отдыха, 14 беззаботных дней в которые были и походы на лыжах в лес, и стрельба из ружья по целям (по одному выстрелу на брата), поскольку никакой живности нам не попадалось. Правда, один раз удалось издали увидеть лисицу.
Были и ледовые баталии. Коньков на ботинках не было, в основном, катались на "снегурках", привязываемых сыромятными шнурками к валенкам. Но такие крепления были непрочными и быстро распускались. Отец прикрепил мои "дутыши" к валенкам на болты, шляпки которых были сточены и укрыты стельками.
Клюшки мы изготавливали из тонких берёзовых комлей. Такие комли, только более увесистые, обладали приличным весом и назывались в древности "сапогами", поскольку по форме напоминали сапог. "Сапоги" являлись мощным оружием самообороны для крестьян, не имеющих холодного оружия.
Один старый человек рассказывал:
— Собралось нас, несколько мужиков, и поехали мы на ярмарку. Дорога проходила через густой лес. На нас выскочили разбойники на конях, да с кистенями! Пытались забрать наш товар и лошадей. Ну, мы с мужиками как поднялись, да в сапоги их, в сапоги!
— Постой, что за сапоги? — не понял слушатель.
А старик не слушал, разгорячился:
— В сапоги их, в сапоги! Так гнали, что у тех только ветер в ушах засвистел! С той поры они в наших лесах не появлялись, не ужились они у нас!
В некоторых старинных летописях и сказаниях можно встретить выражение "с засапожным свистом"; так вот, имеются в виду эти самые "сапоги", изготовленные из берёзового комля, очень увесистые и страшные в бою не на жизнь, а на смерть.
Русский поэт Сергей Есенин писал:
— Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот — и веселый свист.
В старые времена засапожный свист было отнюдь не забавой, а боевым кличем в жестокой войне на выживание.