Физкультурник, вернее преподаватель физической подготовки на нашем первом курсе технического института города Ленинграда, вошёл в зал и дунул в свисток. Звали его Иван Александрович, но студенты сократили его имя до Вансаныч, или же ещё короче – Вансан. В этом варианте звучало нечто французское: Вансан – фанфан-тюльпан, и нам очень нравилось. По сигналу свистка все нехотя прекратили свои физкультурные игры, а проще говоря, кучу-малу, и подошли к нему.
- Следующее занятие у нас будет в Кавголово в течение целого дня, - наше «УРА!!!!» прозвучало в несколько раз мощнее, чем «ура» роты солдат на военном параде.
- А как же остальные занятия? – робко спросила наша отличница Наталья Клетнова, для которой пропустить занятия было смерти подобно.
- Будут отменены. Вы – будущие инженера, а инженера должны блистать здоровьем! Поэтому будем сдавать норматив по лыжам. Один день – подготовка, второй – кросс, на три километра - девочки, на пять – парни.
Второе «ура» по силе и красоте не уступило первому. Целых два дня на природе вместо обязательных лабораторий! Это же подарок судьбы! Когда возбуждение ликования стихло и парни отпустили физкультурника, дважды подбросив его к потолку, я задумалась: лыжи я только в кино видела, как же кросс сдавать?
- Вансаныч, а я не умею ходить на лыжах, что мне делать?
- Как тебе не стыдно, дожила до семнадцати лет и не научилась бегать на лыжах! Позор!
- Не стыдно. Я из Баку, у нас там лыж нет.
- Не сочиняй, детка, лыжи есть везде!
- Даже в Африке, в Сахаре, - встрял в разговор Мишка Баринов, - я сам читал.
- Вот видишь, даже в Африке, - машинально повторил Вансан и запнулся. – Баринов, ты пройдёшь семь километров, два лишних за Сахару. А почему ты здесь не научилась? – обратился он ко мне.
- Я не успела, снега не было, потом сессия, потом каникулы, потом сразу – кросс. Что же делать?
- Научим! У нас же два дня – один на подготовку. Кто ещё не умеет ходить на лыжах? - повысив голос, спросил физкультурник.
Поднялись две руки. Одна – Ирки Слесаревой из Симферополя, другая – Вахтанга Берадзе из Тбилиси.
- Ты почему не можешь? – обратился Вансан к Вахе Берадзе.
- А у нас в Тбилиси снега нет. А лыжи есть, как и в Африке.
- Шути, Берадзе. Вместе с Бариновым семь километров побежишь.
- Да я с удовольствием, только он на лыжах, а я - без.
- А ты почему не можешь? – повернулся Вансан к Ирке.
- Я из Симферополя, у нас ни снега, ни лыж нет. Вот и не научилась.
- Какое безобразие! – возмутился преподаватель, - полстраны без лыж живет!
- И без коньков, - снова вмешался Баринов.
- Ладно, не горюйте, ребята, - неожиданно подобрел Вансан, - научим.
На следующее занятие мы с утра подтянулись к Финляндскому вокзалу, заняли целый вагон в электричке и весело с песнями покатили в Кавголово. Вот так на свободе целым потоком из четырёх групп мы не встречались с сентября, который провели на картошке. За полгода позабылись весёлые приключения в деревне Лопухинке, и сейчас в вагоне только и слышалось: а помнишь? а помнишь? Сам вагон, по-моему, тоже трясся от смеха, весело подпрыгивая на рельсах. Когда мы шумной толпой выгрузились на платформу, раздался резкий свисток Вансана. Кто-то из ребят крикнул «ложись!» и человек двадцать под хохот остальных рухнули на платформу, прикрыв головы руками.
- Так! – рявкнул в мегафон Вансаныч, - лежачим подняться, стоячим замолчать! Слушай мою команду! По этой аллее идём на нашу спортивную базу, там разбираем лыжи и ждём дальнейших указаний.
Южане, а нас в потоке набралось человек пять, вместе побрели за физкультурником, стараясь представить, что же ждёт впереди. Однако надеть лыжные ботинки и прикрепить лыжи не составило особого труда, и мы приободрились.
- Да это элементарно, - рисуясь, закричал Ваха Берадзе и сделал первые шаги на лыжах. Вторые сделать не довелось – он свалился в снег.
- Да, Ваха, падать элементарно. Давай элементарно поднимись, - предложила я. Но подняться ему мешали лыжи, и он барахтался словно перевёрнутый на спину жук. Прийти на помощь ему из нашей группы новичков никто не рисковал, так как шанс свалиться рядом был гораздо выше, чем поднять его. Наконец появился Вансан, неуловимым движением одной руки поставил грузина на ноги, заботливо отряхнул его и начал инструктаж. Теоретически всё было действительно элементарно, но практика охладила наш, и так не совсем горячий, пыл.
Однако к концу занятия мы все более-менее передвигались по накатанной лыжне и медленно наполнялись гордостью за себя. Но стоило сойти с лыжни, как ноги предательски стали разъезжаться, а лыжные палки, глубоко воткнутые в снег, стали опорой незадачливым лыжникам. В наших головах была одна единственная мысль – сесть, до мысли «лечь» усталые головы просто не додумывались. Я мелкими шажками продвигалась к раздевалке, когда какой-то лихой лыжник, сделав невообразимо красивый разворот рядом со мной, остановился и участливо спросил:
- Скользко?
Сил хватило только на кивок, а лыжник продолжил:
- А вы гвоздочки снизу набейте, сразу скользить перестанет.
- Правда? – искренне обрадовалась я, от усталости не замечая ни юмора, ни подвоха. – А как?
Лыжник, встретив мой абсолютно открытый доверчивый взгляд, смутился, а появившийся Вансан сердито закричал:
- Ой, тебе сейчас в одно место гвоздиков натыкаю, сразу обо всём думать забудешь!
- Да я что? Только помочь хотел, - ответил лыжник и протянул локоть, предлагая взяться за него. Я уронила палки в снег и повисла на неожиданном спасителе. С другой стороны пристроилась Ирка из Симферополя. Вансан поднял наши палки и пошёл рядом.
- Девушки, меня Саша зовут, - представился лыжник.
- Александр? – зачем-то уточнила я и прибавила, - Иванович?
- Да, - парень даже остановился от неожиданности, - а вы откуда знаете?
- Значит, Санваныч, - подытожила я. Это вызвало такой гомерический хохот, что лыжник растерялся.
- А в чём дело?
- Дело в том, - захлёбываясь от смеха, начал наш физкультурник, - что я – Вансаныч, а ты – Санваныч. Я – Вансан, ты – Санван.
Хохотали все, так бывает, когда до смерти уставшие люди вдруг получают разрядку, и в таком неудержимом смехе восстанавливают свои силы. Тут вступил Ваха, нарочно усиливая грузинский акцент:
- Слушай, Сан-Франциско есть? Есть! Сан-Диего есть? Есть! А у нас Сан-Вано будет! – новый взрыв смеха согнал испуганных ворон с сосен.
Когда мы шли к электричке, ноги без лыж казались невесомыми, а жизнь – прекрасной.
На следующий день болело всё тело. Обычные движения давались с трудом, а обычные действия занимали вдвое больше времени. В институт я добралась ко второй двухчасовке, а из лыжных новичков не пришёл никто. Накануне лыжник Сан-Вано на такси подвёз нас до общежития и обещал научить кататься на лыжах. Но на следующей неделе он уезжал на какие-то союзные соревнования, и на нашем кроссе быть не обещался. Да и чем он мог бы помочь? Тело болело ещё дня три, а при слове «лыжи» возникала тошнота. Но я решила, что чему быть, того не миновать - кросс на три километра придётся идти. Оставшееся время я усердно мотивировала себя на подвиг, представляя пастора Шлага из культового сериала «Семнадцать мгновений весны», в момент, когда старик на лыжах переходил швейцарскую границу. Сериал этот мгновенно завоевал любовь зрителей всего Советского Союза и способствовал расцвету устного народного творчества – анекдоты про Штирлица рождались каждый день.
На следующем занятии в Кавголово Вансан мимолётом, как бы между прочим, сообщил, что кросс нужно не просто пройти, а пройти за определённое время, иначе он не будет засчитан и придётся пересдавать. Не сговариваясь, южане медленно пошли к физкультурнику. Наверное, со стороны это выглядело угрожающе, потому что преподаватель попятился назад.
- Не бойтесь, Вансаныч, бить не будем, - мрачно произнёс Ваха.
- Мы вам просто посмотрим в глаза, - добавила я.
- Интересно, будет ли вам стыдно, - отчеканила Ирка из Симферополя.
- Ребята, это же не я придумал – это всё министерские нормативы, - стал вдруг оправдываться Вансан, - я же вас понимаю, это трудно…
- Невозможно, - перебил Ваха, - но мы пройдём. Но не на время. Посмотрите на них, - грузин сделал театральный жест, показывая на девочек, стоящих за его спиной и обреченно смотревших на преподавателя. – Вы хотите страну оставить без молодых, я не говорю уже об инженерах, без молодых матерей?
- Да, - громко выдохнули мы.
- Нет, не хочу! А что мне делать?
- Мы пройдём, а время нужное проставить – уже ваше дело. Уж лучше поддельное время, чем реальные трупы.
- Давайте, идите уже на старт, - махнул рукой Вансан, кажется, соглашаясь на наше предложение.
Как я прошла трассу? Как в бреду. Только удавалось поймать ритм, как кто-то сзади кричал «Лыжню!», и я сходила в снег, потом снова медленно становилась на лыжню, чтобы через несколько мгновений снова уступить две спасительные полосы…
Метров за сто до финиша, я поскользнулась, очередной раз уступая дорогу, и упала в снег на спину. Лыжи встали строго перпендикулярно к земле, зарывшись в сугроб. Я поняла, что мне в это мгновение ничего не нужно в этом мире – только так вот лежать на снегу и смотреть на холодное зимнее солнце в выцветшем зимнем небе. Я поняла, что этот миг невероятного блаженства дарован мне судьбой в награду за что-то очень хорошее, очевидно совершённое мной когда-то, может и прошлой жизни… По телу разливалась нега, лишая сил и возможности даже пошевелиться. Ко мне подъехали ребята, протягивая руки, чтобы помочь подняться, но я хотела лишь одного – продлить этот миг беспредельного счастья…
И вдруг я услышала крик Вансана:
- Не помогайте ей! Пусть встаёт сама! Иначе не засчитаю кросс!
Я посмотрела на парней и произнесла:
- Передайте ему - пусть катится на…фиг - я никогда в жизни не произносила бранных слов, но сейчас оно вырвалось просто и естественно и, главное, к месту. Ребята поставили меня на ноги и, взяв под руки, покатили к финишу.
- Отпустите её! Сама, сама! Иначе незачёт!
Мы подъехали к Вансану, размахивающему рукой с секундомером.
- Я думала, что вы мужик, Иван Александрович, а вы …- я хотела сказать «дерьмо», но Бог отвёл. - Вы – бюрократ…
В раздевалке я на минуточку прилегла на скамейку и заснула, как оказалось, на час. Меня не могли разбудить – молодой организм так восстанавливал силы.
Больше на лыжи я не вставала, и даже не могла смотреть на лыжников, хотя это очень красивое зрелище – чёткий, размеренный скользящий бег. А лыжника Сан-Вано я через много лет увидела по телевизору, он был тренером какой-то лыжной сборной и давал интервью. Я обратила внимание на имя, которое корреспондент произнёс очень быстро, и оно прозвучало так:
- Санваныч, каковы ваши планы на текущий сезон?
Это был он, немного изменившийся за столько лет. Мы с ним больше так и не встретились, хотя он заходил несколько раз в общежитие и оставлял записки, назначая свидания. Да и зачем? Я тогда твёрдо решила, что с этим видом спорта меня ничто и никто никогда связывать не будет.
Когда этот рассказ был окончен, я дала его прочитать своему другу.
- Ты понимаешь, у тебя очень сухой финал, в рассказе нет любви, нет романтики, а это необходимо людям в наше суровое время.
- Ну, я всё написала почти так, как было в жизни…
- Так добавь больше этого «почти» - отношений, чувств.
- На лыжне?
- А чем это место хуже других? Любовь не знает ограничений.
- А с кем?
- Ну, придумай, найди героя.
- В снегу?
- Почему нет? Сколько историй начиналось со снега, с сугробов…
- Или летально заканчивалось в сугробе.
- О, это слишком пессимистично.
- Да, нет. Только в голову ничего не приходит.
- Ничего? Ну, возможно, это было так…
Метров за сто до финиша, я поскользнулась, очередной раз уступая дорогу, и упала в снег на спину. Лыжи стали строго перпендикулярно к земле, зарывшись в сугроб. Я поняла, что мне в это мгновение ничего больше не нужно в мире – только так вот лежать на снегу и смотреть на холодное зимнее солнце в выцветшем зимнем небе. Я поняла, что этот миг невероятного блаженства дарован мне судьбой в награду за что-то очень хорошее, что я сделала когда-то, может и в прошлой жизни… Я закрыла глаза, чтобы во всей полноте погрузиться в сладкую негу забытья, как вдруг почувствовала, что около меня кто-то остановился.
- Что с тобой? Тебе помочь?
- Не надо, оставь, я хочу умереть в одиночестве….
И тут раздался усиленный мегафоном крик Вансана:
- Не помогай ей! Пусть встаёт сама! Иначе не засчитаю кросс!
- Слышишь, Вансан незачёт поставит, вставай!
- Передай ему - пусть катится на… фиг - я никогда в жизни не произносила бранных слов, но сейчас оно вырвалось абсолютно гладко, при этом, однако жёстко разрушив очарование момента. Мне стало стыдно, и я открыла глаза, чтобы увидеть, при ком я позволила себе выругаться впервые в жизни. Надо мной стоял Мишка Баринов, опираясь на лыжные палки.
- Ты встанешь?
- Нет!
- Тогда подвинься, - и он плюхнулся рядом, упираясь лыжами в небо.
- Ты прав, вдвоём будет веселее.
Вансаныч надрывался вдали:
- Баринов, ты же почти чемпион, вперёд!
- Я без тебя никуда не пойду.
- Почему?
- Я думаю, что люблю тебя, - на снегу под зимнем небом эти слова прозвучали так просто и так естественно, что я сразу поверила.
- Давно?
- Ещё с картошки. Помнишь, мы устроили игру - ночь вурдалаков? Я был вурдалаком, а ты случайно попалась в мои страшные лапы. Помнишь?
- Нет. Помню, что тогда было реально страшно: ночь, отблески костра, вопли в лесу. Думаю, вы переборщили немного. Меня кто-то схватил и потянулся к моей шее, чтобы укусить и тоже превратить в вампира. Мне показалось, что это всё взаправду, и я страшно перепугалась.
- Это был я. А когда ты испуганно закричала, я вдруг почувствовал, что от тебя исходит что-то такое родное, что я готов всю жизнь быть рядом и защищать тебя от всех вурдалаков вместе взятых, да и от всей напасти мира.
- А что же не защищал?
- Я расслабил руки, ты вырвалась и убежала, а было темно, и я не видел, кого поймал. Осталось только ощущение. Я тебя искал по ощущению.
- И давно нашёл?
- Ещё до сессии. Помнишь, я на лекции сел рядом, а записывать ничего не мог? Это я тогда снова почувствовал то самое ощущение, и понял, что нашёл.
- Интересно, а я не помню.
- Давай всё же встанем, а то холодно, простудиться можешь.
Он поднялся на ноги, помог встать мне, одной рукой взял лыжные палки, второй обнял меня, поддерживая за талию, и мы медленно побрели к финишу.
- Не помогай ей! Пусть идёт сама! Иначе не засчитаю кросс! – снова загремел мегафон Вансаныча. Мы подошли к нему, размахивающему рукой с секундомером.
- Я думала, что вы мужик, Иван Александрович, а вы …- я хотела сказать «дерьмо», но Бог отвёл. - Вы – бюрократ…
В раздевалке я на минуточку прилегла на скамейку, а заснула, как оказалось, на час. Меня не могли разбудить – молодой организм так восстанавливал силы. А Мишка Баринов ждал меня на улице.
- Отдохнула, спящая красавица? Электричка через двадцать минут, думаю, успеем. – Потом он критически оценил мою шатающуюся от усталости походку и изрёк, - «не знаю я, как шествуют богини, но милая ступает по земле». Шекспир, сонет 130. Ладно, не будем спешить. Держись за меня, как дойдём, так и дойдём.
Шли мы медленно, но на электричку успели. А в вагоне Мишка читал сонеты Шекспира, а потом мы поцеловались. Со мной это было впервые и мне понравилось.
На лыжи я больше не вставала, и даже не могла смотреть на лыжников, хотя это очень красивое зрелище – чёткий, размеренный, скользящий бег. Лыжника Сан-Вано я через много лет увидела по телевизору, он был тренером какой-то лыжной сборной и давал интервью. Я обратила внимание на имя, которое корреспондент произнёс очень быстро, и оно прозвучало так:
- Санваныч, каковы ваши планы на текущий сезон?
Это был он, изменившийся немного за столько лет. Мы с ним больше так и не встретились, хотя он заходил несколько раз в общежитие и оставлял записки, назначая свидания. Да и зачем? Я тогда твёрдо решила, что с этим видом спорта меня ничто и никто никогда связывать не будет. А если честно – лыжный кросс сделал своё дело, именно в снегу около лыжни я нашла свою любовь.
- Ну, как тебе теперь концовка? – спросила я друга.
- Теперь всё как было в жизни, без всяких «почти», - ответил он и, грозно зарычав, изображая вурдалака, потянулся к моей шее.
- Мишка, Баринов, ну, отпусти же, я до сих пор боюсь вурдалаков, - закричала я, в шутку пытаясь вырваться из объятий мужа. Но, как всегда, мне это не удалось… А с того самого лыжного кросса мы и по сей день вместе – в жизни, в любви, в радости, в печали.
Действительно, любовь - дама своенравная, ограничений не знает и настичь может везде, даже в холодном сугробе около лыжни.