В детстве слыхал я рассказ от своего деда. Мол, ходит по земле старая престарая старуха, а в руке у нее палка с загнутым концом. Этой-то клюкой она чертит на воротах, да на стенах домов свои тайные знаки. Указывает своим слугам – демонам, куда скорбную весточку нести.
- А ты, дедушка, видел ее? – спросил я как-то у него.
- Я-то, - почесав затылок, отвечал дед, - век бы не хотел ее повстречать, а вот куму моему Степану довелось с ней пообщаться.
Дело-то было в Первую Мировую, когда царь наш батюшка с немцами, да австрияками захотел в войну поиграть. Чего-то они видишь там не поделили, а кто пузо будет на войне рвать? Знамо дело – простой народ.
Деревня наша в то время большая была. Почитай дворов двести, а то и поболее. Да и люди были работящие, не чета нынешним. С утра до вечера в поле горб ломили, но и жили соответственно не плохо. Только у убогих и ленивых лошадей не было.
Староста у нас был, толковый мужик. Всем миром его выбирали. Правда немного хитроват. Но куда без этого, коль такую должность доверили.
Вот собрал он народ в один ненастный день, да и объявил эту страшную новость, мол, немецкий кайзер нашему самодержцу войну объявляет, и надо по царскому указу на войну столько-то рекрутов поставить.
Тут люди заволновались, зашумели, бабы заголосили, но делать нечего, против царской воли не попрешь. Стали решать, кого на войну отправлять. Женатых, да у кого по одному сыну решили не трогать. Составил староста список, кому на сборный пункт подлежало явиться. Повздыхали, поохали родные, да и отправили молодых ребят на бойню в надежде, что обойдет беда стороной. Да и генералы наши бравые обещали, что задавят германца за полгода, - шапками его закидаем! Да видно погорячились.
Еще год прошел. Снова староста собирает сход. Опять, говорит, разнарядка на деревню пришла, еще больше требуют людишек в войска поставить.
Тут уж не на шутку разволновались сельчане, да к тому же стали калеки, кто без рук, кто без ног, домой вертаться. Порассказали страстей, что на фронте твориться, мол, крепко супостат нас в оборот взял.
Теперь и женатые в ход пошли. Попал в этот список и кум Степан. Детей-то он к этому времени успел троих народить, и хозяйство крепкое было, а теперь все коту под хвост пойдет.
Баба его ревет, коровьими слезами заливается. Дело не шуточное, коли убьют на войне. Кому они нужны будут, придется по миру идти, дети-то мал, мала меньше.
Не спится Степану. Утром нужно с родными прощаться навсегда. Потому как предчувствие какое-то нехорошее терзает его душу. Решил он во двор выйти, подышать свежим воздухом.
А на улице луна полная на небе висит, словно фонарь залила все ярким светом.
Присел кум на завалинку у дома, осматривает хозяйским взглядом свои строения. Глядь, в углу дома, у конюшни кто-то топчется и на стене палкой чертит знаки.
- Что за бесовщина, - мелькнуло у него в голове, - кому понадобилось проникнуть к нему во двор, а главное как, заборы вокруг дома высокие и ворота крепкие закрыты за засовы железные?
Степан-то справный мужик был, все у него на совесть было сделано.
Присмотрелся, пригляделся, по фигуре вроде бабка сгорбленная стоит. Только уж больно худая.
Хотел он окрикнуть ее, да любопытство пересилило, думает, гляну, чего она там чертит.
Подкрался к ней потихоньку, заглядывает через плечо.
И тут она медленно обернулась.
Он так и сомлел, увидев страшное, высохшее с зеленоватым оттенком лицо древней старухи. Вместо глаз у нее зияли пустые впадины, внутри которых бурлила черная, словно смоль, страшная дьявольская сила. Тонкие губы шевелились, испуская шипящие звуки.
Прошипела она, словно змея:
- Э-э-э, мужичок, вижу, ты торопишься на тот свет, раз решил со мной в прядки сыграть.
У Степана внутри все так и захолонуло. Стоит, не жив, ни мертв. А старая смотрит на него глазами-впадинами, словно прожигает насквозь, а сама что-то шепчет.
Прислушался кум, чего она бурчит, да и понял. Не нравится ей его душа, уж больно она бела, да чиста, ни одного пятнышка. Зацепиться не за что, чтобы значит вынуть ее из тела.
Смекнул Степан, - это его единственный шанс на спасение! Крикнул прямо в лицо старухе, дай, мол, немного пожить, да грехов накопить, тогда я тебе душу сам отдам.
Затряслась, захохотала старая, посыпалась словно песок, превратилась в облачко, да и исчезла в предрассветной дымке.
Долго еще стоял Степан, пока не пришел в себя, обдумывая увиденное. Лишь с лучом солнца, который коснулся его плеча, улетела и растаяла его тревога.
Зашел он в дом, поцеловал детей, обнял жену и твердо сказал:
- Не убивайся и не переживай зря, береги детей. Ничего со мной на войне не случится, уговор у меня с костлявой.
А через пару лет вернулся целехонький. На груди два креста, при звании, да при деньгах.
Детей вырастил, да и внуков повидал.
- Коль живешь по совести, не поганишь душу, то и со смертью можно договориться, - заключил свой рассказ дед.
02.06.2020
Василий Политаев