– Ко-о-оль, возьми меня с собой, – жалобно тянула Люся,
стараясь не вывести из себя мужа.
– Ну что тебе там делать? Я вставать буду в три часа, чтобы
к четырём успеть на утренний клёв.
– Ко-о-оль, я тебе термос заварю, бутерброды порежу.
– Ну, термос – не проблема, чай, сам с руками.
– Ко-о-оль, я костёр разведу. Ушицы наварю. Э-эх, давно
мы с тобой так не сидели. Помнишь, как раньше было, пока ребят ещё наших не было?
– Да, хорошо было, – вдруг голос Николая необыкновенно
дрогнул, и теплота воспоминаний разлилась на его лице.
Для Люси это было сигналом для сборов. Тщательно продумывая каждый момент, она принялась собирать корзину
с едой. Завтра, как никогда, ей нужно удивить мужа изысками
походного стола.
– Та-а-ак, – пропела Люся, – картошка, яйца, лук, лаврушка, перец, соль… Ничего не забыла? Ах, да! Чай и сахар.
А где лимон? Так, и колбаски надо взять. Ой, а помидорки
с огурчиками? И лучка надо зелёного с грядки нарвать.
Люся, словно на крыльях, носилась по кухне. И всё-то у неё
продумано. И ложки с ножом в полотенце обернула, и кружки
с тарелками. «Когда ещё такое будет?» – думала Люся, упаковывая с заботой тёплые носки для себя и Коли.
– Ты ещё тулуп с собой возьми, – язвил Николай, наблюдая за озабоченным и в то же время светящимся от счастья
лицом Люси. А она, не замечая его слов, привычно носилась
по дому.
Рассвет на реке выдался, словно по заказу. Пока Николай распаковывал снасти, Люся растворилась в лучах просыпающегося солнца, которое, лениво откинув лёгкое одеяло
из белоснежных облаков, слегка подняло с лесной подушки
горизонта свою голову, приоткрыв один глаз, и плюхнулось
опять досматривать сны. Но неведомая рука стянула одеяло,
и солнце опять лениво подняло оранжевую голову. Умывшись
волнами реки и наливаясь силой нового дня, солнце улыбнулось лучезарной улыбкой, пожелав Люсе доброго благословенного утра.
– Господи, как же хорошо! – не унималась Люся в своём
восхищении. – Спасибо, Боже!
– Что ты там бормочешь? – между делом спросил Николай
и, не дожидаясь ответа, двинулся к воде. Люся тут же вызвалась
помочь, таща за ним какие-то коробочки с червями, пакетики с кормом, ведёрки, контейнеры с поплавками, крючками
и лесками.
– Осторожно! Леску порвёшь! – бурчал Николай, всем видом показывая, что справится и без Люси. Люся, не обращая на
это внимания, бережно раскладывала на деревянном мосту рыбацкое барахло, осознавая всю его ценность.
– Удочку-то снарядить тебе? – неуверенно спросил Николай.
– Ой, не-не. Я на бережку лучше. Ты рыбачь, Коля, а я костёр пока разожгу.
Жечь костёр Люся любила с детства. Вспомнила, как в детстве пасли коров с ребятами, а потом на спор, с одной спички,
после дождя разжигали костры. Этим мастерством Люся владела в совершенстве.
– Помочь тебе? – для приличия спросил Николай, не отрывая взгляда от поплавка.
– Не-не, рыбачь, Коля. Я сама.
Вскоре по берегу потянулся голубой дымок, а на деревянном столике, на скорую руку кем-то сколоченном, появилась
скатерть-самобранка.
– Ко-о-оль, тебе в кофе молочка добавить? Я сварила.
Ко-о-оль!
– Отстань! Не видишь – клюёт!
– Ты с бутербродом будешь или с конфеткой? – не унималась Люся.
Николай сдвинул брови, сосредоточившись на поплавке.
– Какое ещё кофе, – бурчал под нос Николай. Но Люся
этого не слышала. Она смотрела на могучую спину Николая
и впервые заметила, как осунулись его плечи, а из-под кепки
кудрявился посеребрённый затылок.
– Да-а-а уж, когда и время пролетело, – сказала вслух
Люся и принялась подсчитывать, сколько же лет прожили они
с Колей. Лоб у Люси собрался в гармошку, она мысленно перебирала года, отмечая свой счёт на пальцах. – О-о-ох, так уж
тридцать восемь лет! Когда же годы пролетели?
Годы в памяти Люси зашелестели, как волны под ногами, переворачивая страницы. Книга совместной жизни Люсе
представилась весьма потрёпанной. Несмотря на это, обложка, нарисованная молодожёнами, выглядела весьма привлекательно. В книге было много разных страниц. Тут же, на полях,
располагались карикатуры на молодую хозяйку, нарисованные свекровью. А вот и её рукой заметка: «Вес 3100, рост 52.
Мальчик». А это Коленька писал: «Девочка. Доченька моя. Родилась к моему дню рождения». Люся с интересом рассматривала книгу, перелистывая страницы в своей памяти.
Следующую страницу было сложно рассмотреть, она закапана пятнами соли. Ну да! Это же слёзы, вспомнила Люся!
Из-под белёсых клякс были видны обрывки фраз: «Дефолт.
Не уродилась картошка. Кефира нет. Дочка плачет. Врач. Хлеб.
Колготки порвал. Без сменной обуви в школу не впустили».
У Люси снова навернулись слёзы. Она вспомнила, как на последние деньги купила сыну кеды, а он потерял их, катаясь
с горки. А в детском саду воспитательница выговаривала, что
у дочки колготки драные. Вспомнила, как копили на машину и с дефолтом потеряли все деньги. Вспомнила, как пришла работать на рынок. И на этой странице запестрели яркие рисунки. Вот красными и распухшими от холода руками она
пересчитывает деньги, которые сегодня выручила с продажи
солёной рыбы. Вспомнила, как закупила её оптом, дешевле,
надеясь на ранние морозы. Но погода подвела, и свежемороженая селёдка, вот-вот готовая протухнуть, растекалась по
ванной Люсиными слезами. Здесь же, на картинке, Люся, уливаясь слезами и обхватывая руками голову, словно желая очутиться в другой реальности, причитала:
– Боже, что мне делать?
– Засоли её! – вдруг раздалось в её голове. И Люся, подпрыгнув от такой идеи, забыв поблагодарить Того, Кого об этом
только что просила, кинулась варить рассол для рыбы.
Вот так, сидя на берегу, Люся перелистывала и перелистывала книгу под названием «Жизнь». А волны, убаюкивая и беззаботно плескаясь, уносили прочь всю горечь прожитых лет.
– Ой, что это я? Расселась, как на именинах. Ко-о-оль,
чё, рыбку-то наловил? Давай сюда, чистить буду. Уху пора
варить.
В ведре искрилась серебром свежевыловленная рыба.
В ловких и натруженных руках Люси рыба быстро превратилась в наваристую уху. Дымок от костра разносил по всему
берегу запах знатной ушицы, а волны, как слезами, омывали
потрёпанные страницы из книги, будоража память Люси.
– Вода словно смывает плохое. Правда, Коль? – озвучив
мысли вслух, вздохнула Люся.
– Чего? Что ты там себе под нос бормочешь?
– Уха, Коль, готова, ись иди. И ручищи-то обмой в реке.
Ишь, весь рыбой изгваздался.
Люся уселась за накрытый стол, любуясь, как муж неуклюже отмывает руки, стараясь угодить. В какой-то момент
Люся почувствовала свою значимость и продолжила шутя бранить мужа.
– Ох, а штаны-то как ты все устряпал, не напасёшься порошка на тебя стирать. Ты, Коль, как пацанёнок, не видишь, что ли, об чё руки вытираешь. Давай, хлебай, пока горячая.
А я чаю тебе заварю, – по-хозяйски приговаривала она, искоса поглядывая, как проголодавшийся Николай, причмокивая
и смешно шлёпая губами, хлебает уху.
– Вот, чай тебе налила. Пей. Ох, да куда ты сахар набузгиваешь, я ведь тебе положила уже. Вот чудак-человек!
Люся ещё что-то бормотала себе под нос, водрузив на голову венок из одуванчиков. И в этом ворчании были особенные нотки, словно пение птиц в ненастную погоду на радость
пробившимся солнечным лучам. Люсин нос, покрытый, как
у девчонки, веснушками, измазался жёлтой пыльцой, вызывая
улыбку у Николая.
– Ко-о-оль…
– Чего опять? – не поворачиваясь, откликнулся Николай.
– Я красивая?
– Тьфу ты, баба дура! – буркнул под нос Николай. – Красивая! Как кобыла сивая!
Люся залилась звонким смехом. Николай обернулся, глаза
его собрали веер морщинок, скрывая довольную улыбку.
– Вот баба! Уж под шестьдесят, а всё туда же! – посмеялся
он, стоя спиной к жене.
А Люся старательно отмывала посуду после рыбацкого
обеда, гордо держа голову с венком из одуванчиков.
На следующее утро всё пошло своим чередом. Николай,
как обычно, отправился на работу в мастерские. Несмотря на
возраст, лучшего мастера было не сыскать.
– Слышь, Колян. Чё, на рыбалку вчера ездил? – окружили
Николая мужики.
– Ездил! А вам бы всё гоготать. Робить идите! Комбайн сломанный стоит, а вы штаны по лавкам протираете.
Николай славился недружелюбным характером. Не любил
он попусту лясы точить. Сызмальства привык работать на совесть, так отец приучил.
– Колян, чё, с бабой со своей, что ли, ездил?
– А ну, зубоскалы, хорош трепаться! Пошли жатку снимать.
– Дядь Коль, правда, что ли, тёть Люсю с собой брал?
Гы-гы! Так это же, как на корабле, если баба есть, то беды не
миновать.
– А ну, цыц, я сказал! Что ты, сопляк, понимаешь в этом?
Ты ж военный билет купил, а туда же, про корабль. А я три года
на ентом корабле-то палубу драил! Вот, сопляк!
– Да, ладно, ладно, чё ты разошёлся? С бабой так с бабой.
Тёть Люся хорошая, добрая.
– Добрая, как солнышко… Слышь, Генка, а ты кофий на
речке, когда рыбу удил, пил?
– Не-а…
– То-то же! Мал да зелен ты ещё про баб рассуждать. Подика сначала Натаху сосватай, кто другой пока не опередил. А то
вот так и не попьёшь ентот кофий-то с ушицей.
Солнце спускалось к закату. Отремонтированная жатка растянулась улыбкой на уборочном комбайне.
– Ну вот! Александра Валерьевича не подвели. Завтра в поле
на зелёнку комбайн выйдет. Генка, подай вон тот ключ! Да поспешай, а то на танцы не поспеешь, и Натаху твою городские
танцевать будут.
– Дядь Коль, ну чё ты опять? – покраснел до кончиков
ушей Генка. – А чё, может, и вправду кофий-то с ухой надо попробовать?
– Пробуй-пробуй, только не опоздай к раздаче!
Солнце коснулось горизонта, приготовляя себе перину.
Бабы спешили за околицу встречать с пастбища своих коров.
– Ой, Люська, опять в новом платье изрядилась. Чё, влюбилась?
– Да не смеши, Ермола-а-аевна! Какая такая любо-о-овь? –
смущаясь, пропела Люся, прижимая к груди букетик из одуванчиков.