Жара свалилась на город. Неожиданно, практически без предупреждения. Разве можно принять в качестве такового робкое блеяние в телевизоре синоптиков «о некотором легком повышении температурного фона»? Чтоб им пусто было! А зарплату, небось, получают немаленькую, и лишиться ее за свое вранье совершенно не боятся!
Танюша, размышляя и о превратностях небесной канцелярии, и о вещах, от погоды весьма далеких, не спеша шла по тротуару. Семь вечера в последний день мая – еще не вечер. Солнце уже неделю жарило так, словно решило превратить среднюю полосу в тропики. Горячий ветер североафриканской пустыни, на солидной высоте незамеченным промчавшись над южной Европой, почему-то своим предназначением выбрал именно этот городок, и обрушился на него всей своей массой. Асфальт за день нагревался до такой степени, что начинал течь, словно густой черный кисель, уже под давлением колес легковых автомобилей. Все живое – люди, собаки, коты, птицы, даже вездесущая мошкара – словно сговорившись, но не подозревая об этом, перешло на южный образ жизни. Это значило, что неотъемлемой частью жизни стала сиеста – великое испанское изобретение. Ближе к середине дня все живые существа прятались в тень и медленно млели, мечтая о прохладе. Выдержать раскаленный зной, да еще и находясь под прямыми солнечными лучами, мог далеко не каждый. Даже трава и листья на деревьях начали сдаваться под напором всесокрушающей жары. Плавился воздух, плавился асфальт, плавились, казалось, мозги. И ночь не приносила желанную свежесть, Духота стояла неимоверная. В общем, город к такому повороту событий оказался не готов. Конечно, те, у кого были кондиционеры, философски смотрели на проблему жары, но таких было крайне мало. Подавляющая часть людей все же жила «от зарплаты до зарплаты», и ей приходилось особенно тяжело.
Именно к этой большой группе людей относилась Танюша. Впрочем, почему Танюша, как за легкость характера называли ее окружающие? В миру же – Татьяна Ивановна, среднего роста, на вид лет около тридцати, что не соответствовало действительности. На самом деле она была на десяток лет старше. Слегка склонная к полноте, еще миловидная. Но здесь уже приходится ставить слово «еще», ибо не только время, но и сама жизнь уже заложили на ее лице малозаметные черточки морщин и зачатки синевы под глазами. Она была замужем, но жизнь с мужем шла как по горке, вверх-вниз. И не сказать, чтобы он был горьким пьяницей. Имея золотые руки, он мог, казалось, сделать все: ремонт любой сложности в доме, от переклейки обоев до перестилки полов, от замены проводки до монтажа ванны и унитаза. Кроме этого, неплохо разбирался в автотехнике. И всеми этими его способностями окружающие беззастенчиво пользовались, расплачиваясь, как правило, бутылками зеленого змия. Практически все свое замужество – немногим более двадцати лет – Танюша стоически переносила его пьяные выходки. Правда, руки распускать она его быстро отучила, пару раз дав жесткий отпор: силой она обделена не была. С тех пор муж уже не делал попыток рукоприкладства. Он мог просто прийти и упасть в прихожей, вернее, собутыльники могли его принести и оставить там, тут же ретировавшись обратно за дверь. Дальше не шли, боялись отхватить от Танюши сковородкой по лбу. И тогда она самостоятельно волокла мужа в спальню и забрасывала на кровать. Она долго не считала это чем-то выдающимся или требующим осуждения, ведь это происходило не часто, раз-два в месяц, но примерно так же, ну, может, чуть лучше или чуть хуже, жило все ее окружение. Деньги муж домой приносил, пропивал далеко не все, и деньги не такие и маленькие, никак не меньшие, чем ее зарплата.
Но потихоньку подрастал сын, ему недавно исполнилось восемнадцать лет, и вместе с его взрослением сознание Танюши стало понемногу изменяться.
Сын во многом поспособствовал этому изменению. Он прекрасно понимал, как его мать стесняется, когда ей приходилось практически на себе тащить домой пьяного мужа. Лет до четырнадцати он помогал матери таскать это пьяное бревно, а затем резко бросил это.
- Я ему не носильщик! - сказал он, когда Танюша попросила помочь дотащить пьяного отца до кровати. И столько ненависти было в его словах, что Танюша не стала говорить о том, что сын все-таки вырос с участием отца, и учился в том числе и на его деньги. Она молча повернулась, ушла и больше никогда не обращалась с подобной просьбой к сыну. А он, в свою очередь, уходил к себе и никогда не появлялся, если отец был хоть немного навеселе.
- Я его брошу! – частенько с тоской говорила Танюша своей матери о муже, будучи у нее в гостях, - зачем мне бесчувственное пьяное бревно? Неужели это все, что я заслужила от жизни?
- Что тебе еще нужно? – отвечала мать, глядя на сумрачное лицо дочери, - он деньги домой приносит? По бабам не шляется? Пьет? А кто нынче не пьет? Но домой ведь является? И не бьет? И у сына есть какой-никакой отец. От добра добра не ищут…
Ах, какой она была бы красавицей на двадцатилетии их свадьбы, которое думала она отпраздновать в самом лучшем ресторане города, сделав сюрприз мужу! И какое шикарное было специально приобретено для этого торжества платье! И какие красивые босоножки на шпильках лежали, спрятанные до поры и времени от мужьих глаз! Сколько шалей, свитеров и носков пришлось связать ее умелым рукам, чтобы втихаря, не нарушая семейный бюджет, купить все это! Вязать и спицами, и крючком, ныне почти позабытое искусство, Танюша умела с детства. Однако, не срослось. Проклятая водка! И платье, и босоножки так и остались неношеными на своих местах в шкафу.
Окончательное решение по мужу – бросать его или нет – Танюша все никак не решалась принять, и от этого мучилась еще больше.
Сын заканчивал учебу в колледже. Скоро распределение, и надо было найти хорошее надежное место работы. Конечно, ему что-то предложат, но, скорее всего, этим что-то будет какая-нибудь отдаленная тьмутаракань с ничтожным заработком. Где искать? Кого просить?
Танюша шла, солнце заливало ее своими лучами, а она не замечала ни жары, ни солнца, погруженная в свои невеселые мысли. В общем-то обыкновенная женщина обыкновенной судьбы, представительница древнейшей профессии, самой многочисленной в мире. Вы подумали, что она?.. Ха-ха! А вот и нет! Сама Танюша рассказала бы вам следующее.
Когда-то, тысяч десять или двадцать тому назад, когда по земле еще бродили мохнатые мамонты, какой-то древний нечесаный мужик первым решил завести себе первую же жрицу любви.
- Гы-гы-гы! Бух-бух! – сказала та, когда он появился и озвучил свое предложение. В переводе на современный язык это звучит так: - Как бы не так! Бесплатно – иди к своей жене! А мне принеси две шкуры мамонта. На одной мы будем лежать, а второй – накрываться. А потом они в качестве платы останутся у меня!
- Га-га! Трам-там! – ответил посетитель, и это означало: - Нет ничего проще! Жди!
В древнем мире было так же, как и сейчас: мужик сказал – мужик сделал. Правда, настоящих мужиков тогда было куда как больше… Но не об этом речь. Вскоре первый мамонт уже откинул копыта, ну, хвост (не придирайтесь к анатомии!), а затем его шкура повисла сушиться на кустах. И вот тогда мужик и осознал, что у него проблема. Других мамонтов поблизости-то нет! Идти за ними к чёрту на кулички – кто-нибудь унесет вот эту с трудом добытую шкуру. Мужик призадумался, и вскоре радостно завопил: «Эврика!» Он быстренько нашел какого-то лентяя, который всегда сидел на месте, лишь бы была под рукой еда (выпивку изобретут существенно позднее, так что пока котируется только еда). И сказал ему так: вот тебе вкуснейший приготовленный над огнем хобот мамонта, причем получи его совершенно бесплатно! Ты только сиди и ешь вот на этой шкуре. Пока я не приду. И никому ее не отдавай. Понял? То есть СТОРОЖИ – новое слово, которое я только что придумал!
Лоботряс тут же схватил халявное угощение, развалился на шкуре и вонзил зубы в хобот. А наш мужик тем временем ушел к чёрту на кулички, нашел там другого мамонта, завалил его, содрал шкуру, и вскоре счастливым обладателем двух шкур явился к своей пассии, где и получил желаемое. Так что – обратите внимание – сначала появился сторож, а уж затем, как одно из следствий его деятельности, жрица любви. И еще маленькое примечание. Пусть он и называется по-другому – стражником, секьюрити, охранником и тому подобным – но по сути все равно остается сторожем, и есть таковой в каждой без исключения стране мира в тысячах мест – от детского сада до военного караула, от предприятия до офиса. Все армии мира, вместе взятые, будут меньше по численности вместе взятой армии сторожей. Вот так.
Отсюда и следует, кем была Танюша по профессии – естественно, сторожем, обыкновенным сторожем на небольшой мебельной фабрике. В свое время она окончила колледж, связанный с производством мебели, и получила распределение на мебельную фабрику. Работа в цехах в атмосфере витающей химии (что бы там ни говорили представители завода – что там и новейшая система вентиляции, и сами выбросы сведены к минимуму) здоровья не прибавляет, и вот уже пять лет Танюша работает на этом же заводе, но уже в качестве сторожа. Во всяком случае, теперь на свежем воздухе, и химии поменьше. У этой работы, естественно, имелись свои заморочки. Чего стоила, например, ежечасовая смена контрольных жетонов на маршруте охраны. За смену надо было пройти что-то около десятка километров. Но Танюша уже давно научилась практически без риска обходиться куда меньшими силами. Как? А вот производственные ее секреты раскрывать не стану. У каждого сторожа есть свои собственные секреты облегчения работы. Так что Танюшин опыт мало кому может помочь. Конечно же, ничего не стоило заменить живых сторожей на камеры слежения, но в этом и была фабричная «фишка» - делать все, как и столетия назад.
Потому-то и шла Танюша, практически не замечая витавшего над землей знойного марева, что уже полдесятка лет раз в каждые несколько дней она наматывала километры по открытому пространству в любое время, днем и ночью, летом в жару и зимой в самый лютый холод, под палящими лучами солнца или под проливным дождем. Такова участь сторожа. Ее кожа потихоньку привыкала к резким колебаниям погоды, но пока еще окончательно не загрубела, хотя и стала малочувствительной, волосы выгорели настолько, что она через пару лет работы сторожем вынуждена была перекраситься в блондинку. Впрочем, знакомые нашли, что это пошло только на пользу ее внешности. Отметили все, кроме… мужа. Тому было все равно, он явно не заметил произошедшей в ее внешности перемены. И это отнюдь не прибавило теплоты в их взаимоотношениях.
Политика? Какая, к дьяволу, политика? Уж чем-чем, а ею Танюша совершенно не интересовалась, хватало домашних проблем. Еще со школы – столько лет назад – она знала, что кто-то где-то на кого-то нападал. А затем непременно мирился. Зачем тогда нападал? Позднее изредка слышала из телевизора, что одни страны плетут интрижки против других, но тут же переключала каналы на какой-нибудь душещипательный сериал.
- Да бросьте вы! – отмахивалась она, когда приходило очередное сообщение о предстоящих выборах, - ну, кто я такая? И что в этом понимаю? Без меня есть кому выбирать…
Частный сектор, где располагался ее дом, находился совсем рядом с фабрикой. Где-то, и не так уж далеко, земля стоила настолько дорого, что ради экономии на ней строили небоскребы. Их становилось все больше и больше. Повсеместно роботы все больше и больше заменяли людей. Но это где-то там, за горизонтом. Прошли столетия, но некоторые, теперь уже редкие маленькие патриархальные городки ухитрились остаться маленькими патриархальными городками с их медленным устоявшимся ритмом жизни. Конечно, фабрики-автоматы могли быстро выбрасывать в продажу тысячи и миллионы единиц разнообразной мебели, но с течением времени люди все больше стали ценить сделанное не бездушными машинами, а руками живых людей. И это позволяло существовать реликтам прошлого, таким, как Танюшина мебельная фабрика.
Но вот и знакомая калитка. Из распахнутых окон дома, расположенного по середине небольшого участка, даже до улицы доносились возбужденные голоса. Но Танюша не удивилась. То же самое происходило практически в каждом дворе и каждой квартире городка. Где встречались хотя бы два знакомых друг с другом человека, как правило, возникал ожесточенный спор. А предметом спора было решение правительства, которое недавно перешло в практическую плоскость и вошло в каждый дом, разделив людей на две большие группы.
С тех пор минул ровно месяц. И весь месяц муж совершенно не пил и даже начал вести диалог с сыном. И – что было удивительнее всего – сын не стал уклоняться от разговора с отцом. Диалог и разговор – это не то, что было на самом деле. Был спор, спор до хрипоты, с приведением аргументов, контраргументов. Спор, как только они оказывались вместе за столом, и пока Танюша не разгоняла их по своим углам. Назавтра все повторялось вновь, ибо каждый из спорщиков имел свою, диаметрально противоположную, точку зрения, и старался подавить оппонента новыми аргументами.
Танюша, усмехнувшись, проскользнула в свою комнату, быстро сбросила униформу сторожа, надев домашний халат и тапочки. Ношение вне предприятия униформы, конечно, было запрещено, но Танюше до дома было рукой подать, и на ее небольшое нарушение начальство смотрело сквозь пальцы.
- Мужики, - заглянув к спорщикам, спросила она, - макароны на ужин будете? С котлетами?
Разгоряченные спором, те не обратили на Танюшу никакого внимания.
- Молчание – знак согласия, - философски заметила она, - значит, будете…
Танюша прошла на кухню и включила маленький телевизор, лишь бы гудел, практически не слушая, о чем в нем поведут речь. Уже месяц как, как говорится, из каждого утюга доносилась только одна тема – обсуждение решения правительства и его выполнение.
- …Само решение было достаточно коротким и по сути своей является судьбоносным, - вещал с экрана комментатор, в который раз напоминая о сути вопроса, - ввиду огромного перенаселения страны и нехватки ресурсов в правительстве имелись два мнения. По одному из них впервые в мире разрешалась массовая эмиграция всех желающих, без ограничения по полу, возрасту, профессии и социальному статусу, на Марс. Уже длительное время Марс готовили к предстоящей колонизации. На его поверхности вахтовым методом работали всевозможные ученые, от ботаников до биохимиков, от агрономов до геологов. За это время была до приемлемого уровня поднята температура на поверхности планеты, воссозданы океаны, моря и реки. Практически решена проблема почв, пригодных для выращивания урожая. Ощущалась, правда, некоторая недостача кислорода. На поверхности его было столько, как на Земле на высоте двух километров. И научные городки до сих пор были перекрыты куполами с дополнительным добавлением кислорода. Была решена масса других проблем.
И все же – эмиграция на Марс была бы билетом в один конец. И дело было вовсе не в цене обратного билета, а в гравитации. Сила тяжести на Марсе составляет всего 38 % от земной, вследствие чего эмигранты быстро потеряют костную массу, а их потомки мутируют в еще большей степени. Притяжение Земли убьет их чрезвычайно быстро, окажись они снова на своей праматери. То есть – и это факт – марсиане при всем желании не смогут посетить Землю, а вот земляне Марс – сколько угодно, если краткосрочно.
- И есть еще один важнейший фактор эмиграции – сам полет от Земли до Марса. Как ни ухищрялись земляне, к сегодняшнему моменту до Красной планеты не долетала где-то пятая часть посланных туда звездолетов. То есть решение об эмиграции, если бы разрешение на это было бы дано, граждане должны были принимать на собственный страх и риск.
По второму мнению, существующее нынче положение вещей, ввиду существующих рисков, замораживалось сроком на сто лет. Именно такой промежуток времени, как заявляли ученые, позволит поднять уровень кислорода на Марсе еще на несколько процентов до абсолютно приемлемого уровня, и вместе с тем решить проблему безопасности транспортировки.
- В конечном итоге, ситуация в экономике осложнилась настолько, что правительство готово закрыть глаза на связанные с эмиграцией риски, но все же не осмелилось взять на себя ответственность и принять решение, и вопрос об эмиграции на Марс был вынесен на всенародное обсуждение. Как оказалось, несмотря на имеющиеся сложности и риски, предложение об эмиграции получило одобрение значительной части населения…
Танюша относилась к обсуждению спокойно и отстраненно.
– Кому надо, всё решат, - говорила она, - а как решат, таки и будет…
С такой постановкой вопроса были решительно не согласны ни сын, ни муж.
- Что здесь ловить? – горячий голос сына доносился из зала, - ни нормальной работы, ни заработка. На каждое место куча претендентов. Если у тебя нет денег – откуда они появятся? Нет, надо уезжать. Там, по крайней мере, можно начать с нуля и чего-то достичь. Ведь есть же специальная программа для помощи переселенцам, я сам читал о ней!
- Держи карман шире! – отвечал отец, - затеяли ловушку для дурачков, лишь бы от лишних ртов избавиться! Образованные специалисты вряд ли улетят – они и здесь неплохо получают. Тогда кто же будет эмигрировать? Всякая шантрапа и недоучки. Чего хорошего они там настроят? Рветесь уезжать вы, молодые. А кто нас здесь хоронить будет? Вы об этом думаете?
- Мужики! – крикнула Танюша, закончив стряпню и накрыв на стол, - хватит спорить, давайте на ужин!
Первым в столовую, где был накрыт стол, влетел раскрасневшийся сын, сразу же щелкнул кнопкой пульта, включая большой телевизор, и шмыгнул было за стол.
- Бестолочь! – беззлобно ругнула его Танюша, - а кто будет мыть руки?
Вслед за сыном вошел муж и тут же вышел, также отправившись к рукомойнику.
За ужином никто не спорил. Взгляды мужчин были прикованы к экрану, на котором быстро мелькали изменяющиеся цифры. Танюша попыталась было что-то сказать, но на нее зашикали: - Смотри, не мешай, через полчаса все закончится!
И Танюша вместе со всеми стала смотреть телевизор.
- Итак, завершается всенародный референдум, - провозгласил комментатор, - как вы знаете, он проходит в автоматическом режиме. У каждого гражданина, имеющего право голоса, была установлена небольшая биометрическая панель с двумя подсвеченными кнопками. Голосование ведется путем нажатия на одну из них. Кнопки реагируют только на прикосновение к ним строго определенного человека, так что подлог голосов исключен. Нажатие на кнопку, подсвеченную зеленым огоньком, подтверждает ваше согласие на разрешение массовой эмиграции на планету Марс. Нажатие кнопки, подсвеченной красным огоньком, подтверждает ваше согласие на запрет массовой эмиграции на ближайшие сто лет. После нажатия панель, передав сигнал вашего выбора в аналитический центр, дезактивируется и кнопки гаснут, тем самым сохраняя тайну вашего проголосования. Внизу телеэкрана вы видите меняющиеся цифры. На красном фоне они соответствуют количеству нажатий кнопок с красной подсветкой. На зеленом фоне, соответственно, с зеленой подсветкой. Цифры посередине, на белом фоне, показывают: сверху – сколько человек в сумме уже проголосовало, большая синяя цифра внизу – сколько человек еще должно проголосовать. Общее количество голосующих оказалось нечетным числом, а согласно закону, решение принимается простым большинством. Соответственно, решение об эмиграции сегодня однозначно будет или принято, или отвергнуто. До конца голосования остается менее двадцати минут. Вы видите, с какой сумасшедшей скоростью меняются цифры в секторах. Многие лишь сейчас делают свой выбор.
- Взгляните на цифры, показывающие, сколько человек уже сделали свой выбор! - уже почти кричал комментатор, - они идут ноздря в ноздрю! До конца голосования осталось всего ничего!
- Боже! Я такого не ожидал! – голос в телевизоре, прерывающийся от волнения, внезапно упал почти до шепота, - кто бы мог подумать! Вы только взгляните!
На красном и зеленом фоне горели абсолютно одинаковые цифры, а на белом фоне внизу ярко-синим цветом была вырисована цифра один.
- Осталось проголосовать лишь одному человеку. Мы не знаем, кто он, и, скорее всего, никогда не узнаем это. Но именно от его голоса зависит принятое эпохальное решение, - с трудом справляясь с собой, прерывающимся голосом сказал комментатор, - я не буду больше ничего говорить, не могу, просто включу метроном. И – помоги ему Бог!
Наступила тишина, нарушаемая лишь мерным стуком метронома. Танюша не сразу поняла, почему замолчали ее сын и муж, и почему они так странно смотрели на нее. Она недоуменно пожала плечами, и только тогда догадалась взглянуть по направлению глаз сына, на противоположную от телевизора стену. И все в ней сразу оборвалось, а в глазах потемнело.
- Господи, этого не может быть! - простонала она, - этого не должно быть!
На стене находились три небольшие панели. Две из них уже погасли – муж и сын еще раньше сделали свой выбор. А вот третья – она сверкала зеленой и красной звездочками, ожидая Танюшиного нажатия одной из них.
- Вот как… - растерянно сказал сын, глядя то на мать, то на цветные огоньки, - кто бы мог подумать... Да нажми ты, наконец, эту чёртову кнопку! – срывающимся голосом внезапно взорвался он.
- Замолчи! Пойдем, - взяв за плечо сына, негромко сказал муж, - у меня к тебе есть вопрос…
Они ушли, не смея смотреть на Танюшу. Скрипнула калитка, их шаги ушли вдаль, и кроме мерного ритма метронома в Танюшиной вселенной не осталось ни одного звука. Сердце у нее в груди колотилось так, словно хотело выпрыгнуть наружу. А затем Танюша поставила локти на край стола, уронила голову, упершись лбом в подставленные ладони, и горько зарыдала. Слезы градом посыпались из ее глаз, расплываясь мокрой лужицей по полированной поверхности стола. Тело сотрясалось, словно билось в конвульсиях. Она плакала о своей горькой, беспросветной и искалеченной, как у многих, жизни. Плакала о своем непутевом и ставшим чужим муже. Плакала о своем сыне в тревоге за его будущее. Плакала о сволочных откормленных затянутых в дорогие костюмы мужиках, заседающих в правительстве, серьезных, но ничего не решивших, которые предпочли взвалить чудовищную тяжесть выбора, как жить дальше миллионам людей, которых она совершенно не знает и никогда не узнает, на ее хрупкие плечи. И поэтому плакала о всех людях на свете.
Но постепенно слезы иссякли. Танюша перестала рыдать и подняла голову. Ее взгляд был уже другим, совершенно спокойным и вместе с тем решительным. Вытерев слезы, Танюша встала, подошла к трельяжу и достала свою косметичку. Немного взбить прическу, подвести брови, наложить румяна и накрасить губы – на это не потребовалось много времени. Далее – маникюр. Несколько легких мазков ярко зеленой кисточкой, пару взмахов руками – готово. Она подошла к шкафу и открыла его створку. Домашний халат и тапочки полетели в сторону…
Через несколько минут Танюша подошла к зеркалу. В нем отразилась моложавая привлекательная женщина, одетая в длинное, почти до пола, изумрудного цвета платье, сочетающееся с ее зелеными глазами, обутая в босоножки на высоких каблуках. Женщина, лишь отдаленно напоминающая ту, которой она была еще с десяток минут назад. Танюша рассматривала свое отражение, одновременно веря и не веря, что эта яркая красавица и есть она сама. А затем закружилась, наблюдая в зеркале, как красиво расправился низ платья, превратившись в маленький колокол, открывая ее стройные ноги. Остановившись, она слегка присела, сделав книксен своему отражению, которое тут же присело перед ней в ответном книксене, словно перед принцессой.
Усмехнувшись, красавица, звонко цокая по полу маленькими подковками, направилась к стене, на которой яркими звездочками горели два огонька зеленого и красного цвета.
- Вы думаете, я не смогу решить одна за весь мир? – в тишине, прерываемой лишь мерным стуком метронома, доносящимся из телевизора, прозвучал ее твердый голос, - вы просто меня не знаете! Я всё выдержу, всё могу и всё решу!
И ее рука решительно устремилась вверх, навстречу цветным огонькам.