У каждого из нас всегда есть выбор. Прислушавшись к себе, взвесив все «за» и «против», мы останавливаемся на выборе своего решения, считая данное святой правдой, во что и начинаем верить сами. Но если твоя правда может поломать чью то жизнь, кому она на хрен такая сдалась?
***
Меня знобит и потряхивает, я хочу выпить так, что сохнет в горле. Верхний не должен принимать алкоголь перед сессией, ни при каком раскладе, но я сейчас не в том состоянии, чтобы соблюдать приличия. Откупориваю бутылку с виски и, резко наклонив её вниз, наливаю содержимое в стакан. На самом деле, я хочу сейчас побыть один, хочу забыться в этом обжигающем напитке, да просто хочу отключить мысли, бесконечно крутящиеся в голове, и ещё я хочу всё забыть… Словно ничего и не было…
Но испуганные глаза Птицы, внимательно следящие за каждым моим движением, возвращают мою память к тому, что я сделал, снова и снова… Есть и еще кое-что у нас с ней, что осталось незаконченным… Сегодня всё должно случиться. Пусть исход нашей с ней истории решится одним днём, видимо, уж так суждено…
Я делаю ещё один глоток и намеренно громко ставлю стакан на тумбу. Птица вздрагивает и оборачивается.
- Раздевайся и вставай лицом к стене.
Что-то неуловимо знакомое из далёкого прошлого промелькнуло сейчас перед глазами. Запах страха вперемешку с гневом, яркая пёстрая юбка, кнут в занесённой над девушкой руке… Качнув головой, отмахиваюсь от видения, которое царапнуло за душу, и делаю ещё один глоток.
Птица стоит у стены, упершись перед собой руками, я вижу её дрожь на обнажённом хрупком теле и это распаляет меня сейчас ещё больше. Я уже чертовски пьян и раздражён и за попытку навязать себя, да ещё и с условиями, хочу ее прилично наказать.
Новенький, еще не отбитый снейк, в моем затуманенном виски сознании, кажется совсем простым девайсом. Он так сейчас обманчиво легко ложиться в руку...
Замах, шипящий свист, её сдавленный крик и вздувшаяся багровая отметина поперек спины. Снова замах, пронзительный крик при втором ударе, разорвавшем кожу на бедре. Красное на белом… Такой красный подтёк на фарфорово – белом…
Растоптанная мученическая красота вызывает у меня сейчас какой-то злой азарт. Это ты во всём виновата! Ты сама!! Что, захотела меня любить и просила испытать?! Тебе была нужна любовь в моём аду?! Так получай, сука, порку без разогрева! И не смей мне здесь сучить ногами и пытаться сползать вниз!!
- Стоять!! К стене!
Даже не думай, сука, что ты своими воплями меня сейчас разжалобишь, во мне нет человечности! Мелькнула на момент, тогда, в лесу, но ты же снова, тварь, всё так убийственно испортила.
Третий замах со свистом, и ещё один багровый след на белой, уже и без того покалеченной спине. Куда опять сползаешь, тварь?! У меня только - только начал включаться азарт палача, когда хочется карать ещё и ещё, чувствуя боль и беспомощность своей жертвы.
Ещё один удар и звонкий крик от боли, разорвавший ставшую невыносимой пустую тишину. Я хочу её заполнить – своим гневом и твоим страданием. Ты заслужила это – такая же, как все, обычная продажная фальшивка. Хотела испытать на прочность Доминанта? Прогнуть его под свои эгоистичные хотелки? Не выйдет, девочка, теперь ты мне заплатишь за всё – своей болью, кусками кожи, возможно, даже красотой… Теперь ты долго будешь носить мои отметины на своём некогда безупречном теле и пусть они тебе напоминают о твоей непроходимой тупости. А сейчас…
Замах, ещё удар, всё больше на тебе кровавых отметин и вой, переходящий в визг. Я наношу уже удары хаотично, даже не удосуживаясь их считать. Останавливаюсь только тогда, когда затёкшее плечо на локтевом ударе дало о себе знать, а кисть от напряжения совсем одеревенела.
Воспользовавшись паузой, Птица всё же сползает вниз по стене, а я смотрю на неё сверху, и чувствую сейчас к ней тошнотворное отвращение.
-Давай,вставай! Чего разлеглась?! Не придуривайся, давай, всем девочкам порка нравится. Вставай, сказал!! Ну, как хочешь…
Бросаю снейк на лежащее у меня в ногах, дрожащее и скулящее в пол тело. Ещё раз брезгливо осматриваю, и, переступив через неё, направляюсь взять свой стакан, чтобы продолжить персональную вакханалию. Выпиваю на выдохе и снова возвращаюсь к ней – багровые рубцы, розовые вздувшиеся подсечки, и горькие захлебывающиеся рыдания, доказывающие её бессилие.
Я сплёвываю. Жалкая игрушка, возомнившая, что, бросив вызов, ты просто так всего добьёшься. Нет, девочка, мою любовь, как и доверие, ещё нужно суметь заслужить. Нужно суметь пройти босой весь этот путь по битым стёклам, без страховки. Вот когда ты пройдёшь по нему, вся истерзанная, дрожа от пережитого, упадёшь у моих ног, вот только тогда я тебе и поверю. Поверю – что ты смогла это выдержать не для своих эгоистических желаний и амбиций, а только лишь ради Меня. Я может даже однажды скажу «люблю», если почувствую. А пока… Слабость – это та же фальшь, предвестник предательства.
Стакан снова так некстати пуст и мне нужна ещё одна бутылка. Хочу поднять задыхающуюся от плача девчонку с пола, но она шарахается от меня, забившись в угол. Ну и чёрт с тобой, оставайся здесь… Накидываю наспех кожаную куртку и выскакиваю за дверь. Сколько времени прошло, не знаю.
Пока я покупал в соседнем магазине виски, с кем-то познакомился и предложил ему выпить со мой прямо из горлА… Пустые разговоры и вот я снова дома, стою, пошатываясь перед дверью, пытаясь непослушными руками сладить с замком. В квартире пусто… Никого. Шатнувшись,чуть не снеся косяк, иду в спальню, и падаю на кровать прямо в одежде. Тяжёлый, беспокойный, пьяный сон…
…. Похмелье тела – всегда маленькая смерть, похмелье души – горящий ад внутри, чувство вины и тяжести сжимает раскалёнными тисками голову, заставляя быстрее биться сердце. Я еле разлепляю тяжелые, будто налитые свинцом, глаза… Зверь, чей гнев поддерживал меня в способности выжить и не чувствовать, успокоенный сытостью, ушёл, оставив меня наедине с моей совестью. Тру глаза и смутно вспоминаю события вчерашней ночи.
Перед глазами человека всплывают кадры, от которых я подскакиваю, хватаюсь за голову, ероша волосы, словно хочу прогнать от себя увиденную тягость. Этого не может быть.. Это страшный сон… И я хочу проснуться… Разбудите меня!!!
В ответ только скалящаяся тишина в моей одинокой, пропахшей виски квартире. По мере осознания всего ужаса случившегося становится невыносимо плохо… Я сейчас сам словно гонимый собственным дьяволом и оплакиваемый небесным ангелом… Разбудите меня!!!
Наспех ныряю под холодный душ, бегу в машину и начинаю метаться по городу в поисках Птицы. Мне нужно вымолить её прощение, хотя смогу ли я сам себя когда-нибудь простить? Её нигде нет. Я звонил и бился в закрытую дверь её квартиры, излишне грубо говорил с коллегами по работе, всё тщетно. Её нигде нет. Она недостижима.
Пытаюсь вычислить ещё какие-то контакты, которые могли бы мне помочь, и понимаю, что я, оказывается, так мало про неё знал… Оказывается, всё время нашего с ней общения я был занят исключительно собой, я словно упивался своей внутренней борьбой и нёс её, как флаг, даже не заметив, что в это время прошёл катком по близким людям… Я проклял бы себя, если б только мог, но я уже на самом деле и так проклят.
Темнота очередного вечера смыкается вокруг меня безумной бездной. Я снова обжигаю горло виски в пустой квартире, даже не включая свет. Сейчас один, лицом к лицу с самим собой, наедине со своими тяжкими поступками, неоправданной жестокостью, я задаю себе вопрос – кто я? Наполненный ужасом от содеянного, я сам себя уже боюсь в своём безумии… А чего боитесь вы?!
В темноте слабо пискнул и засветился светлячком лежащий на столе мобильный. Беру его в руки и открываю смс…
«Я любила тебя больше жизни… Это даже не было обычное «люблю»… Я жила и дышала тобой… Ты был для меня всем – Царь, Бог, и даже больше… С тобой я обрела себя, я жила любовью к тебе… Но сегодня я умерла… Без тебя нет больше смысла в моей никчёмной жизни, я оказалась слабой и недостойной… Мне очень стыдно это признавать, прости меня и не ищи… Меня больше нет… Мёртвые уже не могут молиться на своего Бога… Прости меня… Прощай…
Твоя Птица»
Огонёк экрана гаснет, а я тупо смотрю на свои руки, которые дрожат. А чего боитесь вы?! Я – подойти к портрету, отражающему свою суть. Сорваться с края пропасти и раствориться в безумии, сгинув навсегда в собственном аду. Я только что убил тебя, девочка, но ты оказалась столь жестока, что наказала меня всепрощением. И теперь со мной до конца жизни горестная вина, облачённая в тень любящей женщины, положившей свою жизнь на алтарь моего безумия… Из моего собственного отражения в зеркале вина теперь всю жизнь будет скалиться на меня омерзительным монстром и всегда напоминать о себе...
Я с размаху запускаю гранённым стаканом в зеркало на стене, оно падает и взрывается массой осколков. Один отскакивает, сильно мне режет руку, и кровь пульсирующей струйкой стекает на тёмный паркет… Вина теперь, терзая меня вечно, будет усмехаться и хохотать, давя в самую душу. Я столько никому не верил, ища впустую для себя любви, кого-то вечно обвиняя, но можно ли любить того, кто сам стоит сейчас на коленях на залитом собственной кровью полу? Можно ли меня любить такого, какой я есть, настоящего?
«Я больше никогда, никому…», - давлюсь на каждом слове, отдающем эхом в голове из тёмной пустоты квартиры.
«Я больше никого… И никогда…»