Ольге Сергеевне предложили горящую путёвку в санаторий, в Сочи.
«Конец октября, прохладно, купаться нельзя», - подумала она и отказалась.
Но дома мама начала горячо убеждать её, что бархатный сезон - это прекрасно, купаться можно в бассейне, и вообще: им нужно отдохнуть друг от друга. Последний довод оказался самым весомым, и Ольга решила взять путёвку.
Санаторий оказался выше всяких похвал: старинное здание с колоннами, высокие потолки, просторные комнаты, красивый парк, утопающий в цветах, а вдоль ограды - инжир, спелый, вкусный, ешь, сколько хочешь.
- Вас с мужчинами посадить? – с улыбкой спросила администратор.
- Разумеется! – поддержала шутку Ольга.
За столиком уже сидела семейная пара примерно её возраста, познакомились, тоже москвичи.
Одно место так и оставалось свободным.
Непринуждённо болтали, рассказали о процедурах, о погоде, которая была на редкость тёплой, и Ольга успокоилась - правильно, что взяла путёвку.
Неожиданно её внимание привлёк мужчина, сидевший за несколько столиков впереди. Что-то очень знакомое мелькнуло в его угловатой фигуре, когда он встал из-за стола и пошёл к выходу.
- «Неужели Вадим? Но этого не может быть!» - подумала она.
Весь оставшийся день, она была занята: ходила к врачу, записалась на процедуры, искупалась в бассейне, и думать забыла про этого мужчину. На ужин он не пришёл, и она решила, что ошиблась, и окончательно успокоилась.
Но на следующий день, гуляя по набережной, она вновь увидела его. Узнать невозможно: бородка с проседью, затемнённые очки, но теперь она точно знала: это Вадим.
Он первый подошёл.
- Может, не будем делать вид, что мы не знакомы? – сказал.
- Здравствуй, Вадим. Я сомневалась…
- Неправда. Ты меня ещё вчера узнала в столовой.
- Я рада, что ты…
- Хочешь сказать - выжил?
- Зачем ты так!? Я, правда, очень рада.
- Давай присядем на скамейку, поговорим, нам есть, что сказать, так ведь?
- Сначала ты расскажи. Ты прав, есть что сказать.
- Когда ты… ушла, я сник, не хотел бороться. Только ради мамы лёг снова в больницу, но не верил ни во что, знал, что конец скоро. Со мной в палате мужчина лежал, лет пятидесяти. Как-то раз он подозвал меня и говорит:
- Записывай адрес. Травник этот вылечит тебя, ты молодой, нельзя тебе помирать. Я начал у него лечиться, да не выдержал, сбежал, дурак. Как он меня уговаривал! А я ни в какую – очень тяжёлое лечение. А ты молодой – выдержишь. Уходи сегодня, а завтра утром поезжай, не тяни.
- Почему-то я поверил ему, поехал к травнику этому. Там от деревни нужно было ещё пешком идти два километра на север. Шёл дождь, солнца не было, как ориентироваться? Заблудился я. До ночи бродил. Потом костёр разжёг, хорошо, что спички не промокли, поел, водички попил, да и задремал. Чувствую, будит меня кто-то. Глаза открыл и аж закричал – такой страшный старик будил меня.
Говорит:
- Ты ко мне шёл? Я костёр увидал.
- Дед Егор мне нужен, травник.
- Я дед Егор. Ты немного не дошёл, вот моя изба, вставай, пошли потихоньку. Я тоже плохо сейчас хожу.
Пришли в избушку. Он спать меня уложил, поставил рядом с лежанкой банку, велел утром помочиться в неё. Я всё сделал, как он сказал. Дед стал в мочу подливать какие-то жидкости, смотрю – забурлило, осадок выпал. Он профильтровал через тряпочку, убрал. А мне налил отвар какой-то горькой травы, велел всё выпить. Первый день я хорошо запомнил, а потом всё как в тумане – так мне плохо было. Рвало каждый день, понос, рези в животе страшные. На десятый день решил я повеситься. Поплёлся в сарай искать верёвку, ходил я уже с трудом, слабость жуткая. Не нашёл ничего, сижу, плачу. Он подошёл:
- Ещё два дня потерпи. А верёвку я спрятал, не найдёшь!
И правда, через два дня перестало тошнить, есть захотелось.
Он мне понемножку молока давал – внуки ему из деревни приносили молоко, творог, яйца и хлеб. Потом постепенно всё есть начал. Лёгкость какая-то появилась, казалось, вот-вот полечу. Он в течение моего лечения несколько раз с мочой такие манипуляции проделал и теперь показал мне, как менялся отфильтрованный осадок, уж извини за подробности. Земля и небо, можно сказать. Но отвары продолжал давать мне ещё дней десять, хоть я уже хорошо себя чувствовал. Как-то спросил я его, почему он в лесу живёт, а не с роднёй в деревне. Он говорит:
- Я из тюрьмы с туберкулёзом пришёл, в открытой форме. Как я мог с дочерью жить? У неё как раз первый внук родился. Вот и ушёл в избушку эту охотничью, лечился почти год. Выздоровел, да тут и остался. Мне хорошо здесь.
- Как же ты в тюрьму попал?
- Добрые люди донесли, что лечу я нетрадиционными методами. Отблагодарили так. Я ведь фельдшер по образованию, работал в нашей больничке, больных принимал. Когда с войны пришёл, направили меня сюда работать. Вот так. И семью сюда перевёз.
- Как же могли тебя, участника войны, в тюрьму?
- Тогда все были участники. Это сейчас над ветеранами трясутся, а тогда особо не разбирались.
Помногу мы с ним разговаривали. Потом я домой засобирался, чувствовал себя хорошо. Он мне травки дал, всё расписал, как принимать. Сказал, чтобы через три месяца приехал к нему. Я приехал, да только его уже в живых не было.
Помолчали.
- А дальше как жизнь у тебя сложилась? Женат?
- Начал работать – архитекторы востребованы, стройки кругом. Долго не женился, потом одна женщина охомутала меня всё-таки. Сыну двенадцать лет. Живём дружно пока, – он засмеялся.
Смех был счастливый, и что-то вроде ревности кольнуло Ольгу. Ей похвастаться нечем, увы!
- А ты как? Защитилась тогда?
- Да, только никому это стало не нужно, девяностые грянули, будь они прокляты. Институт сократили на две трети, и меня уволили. Преподавала, только платили гроши, жили, в основном, на мамину пенсию. Подруга позвала на вещевом рынке торговать, ездили по очереди в Польшу за товаром. Натаскалась тяжестей, спину сорвала. Вспомнить страшно…
Потом времена изменились, институт стали восстанавливать и меня позвали. Так и работаю. Была замужем, развелась.
Насчёт замужества соврала. Зачем? Сама не поняла.
- Я уезжаю завтра утром, поездом. Представляешь, стал бояться летать!
Помнишь, сколько мы с тобой летали? И на Камчатку, и на Алтай, не пересчитать!
- Я всё помню. Скажи, Вадим, простишь ли ты меня? Мне это важно.
- Давно простил. И ты себя прости, не терзайся. Пойдём в ресторан? Покормлю тебя чем-нибудь вкусным. Мне, правда, ничего почти нельзя, диета строгая. Я тогда не смог почку пересадить, денег не было, а когда появились, уже привык с одной жить, приспособился. Боюсь операций…
- Не люблю рестораны, давай лучше погуляем.
Они долго бродили по набережной, вспоминали, смеялись. А вспомнить было что. Познакомились на Домбае. Он из Питера, тогда ещё Ленинград, она из Москвы. Ездили друг к другу. Была любовь, что говорить...
Утром он уехал, и больше они не виделись никогда.