Ко всему привыкаешь!
Как только оперативное вмешательство, начальство заводит свою пластинку. Того нет, этого нет. Не поймут никак - это вам не таблетку аналогом заменить, лишнего не пришить, не отрезать!
Надо уходить в коммерцию. Непременно надо. Анатолий Викторович был пластическим хирургом со стажем. И как творческий человек, а хороший хирург -человек Творчества , мечтал о «главных ролях».
А тут всё одно: ринопластика, отопластика, уши, губы и хвосты.
И всё безвозмездно, практически безвозмездно - клятву давал Гиппократу!
А кто он такой Гиппократ этот? Не видел, руки не жал. Конечно Анатолий Викторович рассуждал с некоторой долей цинизма. Он отпускал «исправленных» на волю, и никогда не задумывался об их судьбе.
Но иногда бывает так, что весы склоняются в сторону невообразимую, где на одной чаше профессиональная этика, и эта треклятая клятва неизвестному Гиппократу, а на другой своя собственная дочь, которая собирается рискнуть так сказать здоровьем!
Тут не только архивы отроешь за двадцать лет назад, но и бельё дурнопахнущее тряхнёшь так, что не только песок, а и скелеты из него, как из рога изобилия. Ситуация патовая.
Если сказать честно, от сердца, то любой выбор ляжет пятном на репутацию, либо как отца, либо хирурга, не отмыться. Такая нужна ванна, чтобы с формалином, последний раз и навсегда.
Прийдя домой, доктор присел в своём теперь «тошнотворном» кабинете, и задумался. Он пересматривал фотоальбомы, где они с дочкой гуляли по набережной, даже отыскал её любимого медведя, помнится года в четыре ей подарили, она позабыла, а он хранит, своё же- родное.
Что делать?
Вот извечный вопрос!
Можно конечно положишься на честность и искренность новоиспеченного жениха, однако по факту- он сам в неведение.
Можно дать денег откупится значит.
Правда, без доказательной базы это будет выглядеть отвратительно. После такого эксперимента, можно и доверие единственной родной души утерять навсегда.
Тяжкий выбор, невозможный, нереальный, отвратный самому нутру.
В размышлениях Анатолий Викторович провёл три дня. В результате взял отпуск за свой счёт, и решил изъяснится письмом. На личный разговор сил не было.
Письмо
«Дорогая моя дочь, Машенька, я мог бы молчать, но это касается не только твоей жизни, но и твоего здоровья.
Если бы я знал, если бы я мог только подумать, что руки мои, созданные творить чудеса будут причиной твоих слёз!
Я обещаю принять любое твоё решение, но только после того, как ты узнаешь правду.
Двадцать лет назад я произвёл операцию полностью изменившую облик ребёнка. Тогда, это был сын известных и именитых горожан, но как говорят горе не выбирает по достатку! Павлик родился с большими генетическими аномалиями. Исправляя данное природой, я и помыслить не мог, что через многие годы именно ты выберешь его себе в женихи.
И если бы это была операция после аварии, я промолчал бы, но моих внуков ожидает аналогичная ситуация, если конечно они появятся. Не рискну брать на себя ответственность за твои муки в будущем. Потому прости меня, если сможешь. Молчать нет сил.
Напиши мне в ответ. Я буду ждать в нашем любимом Завидово.»
Когда Маша приехала к отцу, она не позволила ему ни слова сказать. Обняла и сообщила, что рассталась с Павлом.
Анатолий Викторович ушёл с работы, сменил квалификацию. Такого внутреннего состояния свободы, которое он испытал после подписи главного врача под заявлением об уходе, он не испытывал никогда.