Глава 20. Золотой дембель.
Валерий сел на поезд «Красноярск — Москва» на каком-то безымянном разъезде, куда его привезли из тайги на вездеходе. Полдня ныряли на замерзших колдобинах по разбитой тракторами дороге, потом по бетонке, заметенной легкими снежными сугробами.
В тайге была построена специальная железнодорожная ветка до их полигона, но график движение по ней был строго засекречен. И, когда старший лейтенант предложил Валерию втроем в кабине армейского вездехода добраться до станции, он с величайшей радостью быстренько собрался.
Вечером до отбоя парни больше молчали, слушали в последний раз свои любимые песни, которые Валерий пел своим негромким баритоном под перезвон старенькой гитары, оставленной отслужившим в этой глухомани парнем из Москвы несколько лет назад.
Утром обнялись по-братски, записали свои адреса в блокнот, надеясь на обязательную встречу.
Эта армейская дружба бывших маменькиных сынков, школьных птенчиков, обласканных родителями и учителями, порой безвольных, бравировавших поначалу своей крутизной, если удавалось подтянуться на турнике до двух десятков раз, была теперь замешана на выучке и дисциплине полного подчинения требованиям командира и всей команды.
Валерий после учебки в крупном уральском городе, нормальных увольнительных с посещением кинотеатров, цивильного проживания в благоустроенном общежитии в военном городке, попал на место основной службы, на полигон в непроходимой тайге со сложившимся коллективом, капитаном, который дослуживал последний месяц перед заработанной пенсией. И тут невольные сомнения, сумеет ли прижиться безболезненно в условиях широко разрекламированной на гражданке «дедовщины», не давали спать спокойно несколько дней.
Парни сначала наблюдал, молча, со стороны. Только один спросил, представившись, деловито за завтраком:
— Артем. Как ты насчет охоты и рыбалки? Сноровка есть? На лесных зверей охотился когда-нибудь?
Валерий развел руками:
— Если честно, то рыбачил с отцом летом на озерах, зимой был на Волге несколько раз. Таскали судаков из-подо льда. А насчет охоты у нас в Заволжье строго: открытие охоты на водоплавающую птицу только осенью. Ну, еще зимой — на зайцев и лис. А на остальную живность — только специальные лицензии.
Парни рассмеялись:
— Ничего, если захочешь, мы тебя здесь всему научим! А пока будешь в бригаде рыбаков.
Парни были рады новому человеку с «воли». Они были «последними из могикан», как шутили невесело, прикалывая друг друга, которые «трубили» на службе два года. Но срок подходил к концу, и можно было посочувствовать этому новенькому, который, попав в эти заповедные чащи, вряд ли увидит другую заставу:
— Мы здесь — как на необитаемом острове. На сотни километров — только тайга. Никаких сел и городов. Никаких увольнительных. Продукты, почту, кинофильмы привозят. Библиотека большая. Никакие сотовые тут сигналы не ловят. Начальство прибывает внезапно с проверками, на вертолетах. Служба у нас суперсекретная. Ниже генералов и полковников никого здесь не увидишь. Все очень строго. Дисциплина — до секунд готовность в любое время дня и ночи. Но зато дури и маршировок бестолковых нет.
У тебя девчонка есть? Вот, может быть спокойна, что ты ей ни с кем не изменишь! График видишь? Вот наземные дежурства! Вот учебные дежурства! Вот дежурства на кухне, по территории. Два дня в неделю — свободное время. Мы тут, как на курорте. То утки у нас запеченные в духовке, то уха сибирская, а как приходят наши бригады пустые, садимся на каши и макароны с тушенкой. Все ясно?
Как у тебя с психикой? Не завоешь через полгода на Луну? Мы все здесь — семья. А иначе просто не выживешь.
Было трудно, но ведь не только ему одному — всем, когда закипела необычайно рано студеная зима надолго, без привычных в Поволжье, дома, неожиданных оттепелей.
Все пережили — и засилье мошки в период разлива рек и долгого мокрого начала лета, а потом — устоявшуюся жару и смог с далеких сопок, где вспыхивали, словно специально организованные, многочисленные пожары. И тогда месяцами не было свободных дней. Было не до охоты с рыбалкой.
А потом, как в приятных снах, вдруг укачала всех разлившаяся вокруг непередаваемая роскошь цветной гаммы бархатной осени с изобилием разнообразных ягод и грибов, которые собирали, запасали на длинную зиму: варили варенье, сушили, ставили в пластиковых бочках на вино, мариновали и солили.
И спасали Златины письма. В школе дальше невинных поцелуев с одноклассницами дело не шло. Правильное семейное воспитание, постоянные монологи мамы — учительницы о вечных ценностях жизни, о любви, которая осеняет только раз в жизни, которую нужно обязательно найти, дождаться, и в институте заставляли держаться его от девчонок подальше.
Занятия спортом, напряженность учебы, загруженность, увлечение разработкой компьютерных программ отодвигали автоматически всякие мысли о сексе на потом. И выбор Златы как объекта влюбленности был запрограммированной уловкой утешения на всякий случай сомнений и внутренней неуверенности — у меня есть любимая девушка.
Парни в минуты откровенности хвалились количеством одержанных побед, подробностями интимных отношений, одергивая друг друга, когда эта болтовня чересчур разжигала желания. Тогда выбегали раздетые на улицу, валяли друг друга в сугробах, натирали лица снегом и, продрогнув под клубами взбесившейся метели, остывшие от жарких воспоминаний, торопились в тепло казармы. И просили Валерия сыграть и спеть.
Что удивительно, — почти никто не болел гриппом, простудами. Правда, одного парня специальным рейсом вертолета увезли с приступом аппендицита весной, но, в остальном, держались, специально закаляясь.
*******
Пожилая проводница поезда в теплой пушистой шали на плечах в темноте ночи посветила фонариком сначала в лицо, потом в паспорт:
— Пойдем, солдатик, я тебя в соседний вагон провожу! Поспишь, как порядочный человек! А то у меня в плацкарте нет ни одного свободного места! Холодина несусветная, а люди все куда-то едут и едут! — она даже не сошла со своих высоких ступеней, потому что перрона не было, и, остановившись на какую-то минуту, поезд, вдруг плавно тронулся, медленно, но неуклонно набирая скорость.
Валерий, подтянувшись, запрыгнул на нижнюю ступеньку, когда внизу уже четко стал слышен перестук колес на стыках.
В плацкартном вагоне свет уже был приглушен, только белели повсюду застеленные полки с засыпающими и спящими пассажирами.
После холода ночи воздух показался влажно-банным, со специфическим запахом горящей печи, человеческого пота и хлорки.
В купейном вагоне свет горел только у входа в туалетный предбанник. На полу была расстелена дорожка.
— Пойдем, я тебя чайком напою у себя в купе, а потом отведу на место. Люди уже спят, неудобно сейчас свет включать.
Нереальность этого полуночного чаепития с какими-то сладкими пряниками после многочасового ожидания опаздывающего поезда в маленьком зале ожидания старенького здания вокзала у стремительно остывающей печки, где в углу храпел съежившийся на лавке единственный пассажир, снилась потом Валерию еще несколько лет.
Окно в купе было затянуто специальной шторой. Оставив полуоткрытой немного дверь, Валерий забросил свой полушубок, шапку и рюкзак в пространство над дверью, снял ботинки и, стараясь не дышать, чтобы не разбудить пассажиров на нижних полках, напружинившись, вытянулся, наконец, на хрустящей цивильно крахмальной простыне.
— Домой, домой, скорее домой! — выстукивали колеса в ночи. И если бы у Валерия в этот момент какой-нибудь умник потребовал бы сформулировать определение счастья, то в ответ была бы тишина и улыбка счастья на лице человека, честно выполнившего свой долг. И совсем необязательно выискивать и выплескивать мудрые изречения, чтобы передать переполняющую тебя радость. Можно просто позволить себе улыбнуться.
Проснулся внезапно, услышав неожиданно имя «Злата» в негромком разговоре мужчины со своей собеседницей внизу. Они собирались завтракать. Мужчина сидел под полкой Валерия, и сверху было видны только, как он старательно резал очень тонкие кружочки ароматной, сырокопченой, дорогой колбасы, а потом аккуратно чистил вареные яйца, укладывая высокой горкой какие-то замысловатые бутерброды.
Валерий получил из дома деньги еще за месяц до срока дембеля, и сейчас почувствовал, глядя на эту домашнюю снедь на столике, как он голоден. Но то, что он услышал в следующую минуту, заставило его замереть, притвориться спящим.
Мужчина приподнялся, Валерий почувствовал запах его туалетной воды совсем близко, рядом:
— И когда эта бестолковая проводница подсунула нам этого молодца? Я вчера дверь запер, уснул сразу, а утром: «Здравствуйте, попутчик!» Надо было все купе выкупить! Пожадничал!
— Успокойся, дорогой! Так мы долго пробудем в Москве?
— Понимаешь, поиски этой девчонки Златы оказались в Волгограде безрезультатными. Три Златы оказались преклонных лет, а пять Злат — дань моде современных мамочек, — от года до десяти лет. Значит, все-таки они осели в Москве. Парни шарят по городу, но там среди сотен этих Злат придется месяц — другой поискать.
Сам займусь. Надоело деньги дуракам раскидывать без всяких результатов. Так мои миллионы в банке прокиснут, пока я этого Тараса с его семейством отыщу. Мне их башки не нужны. Самое главное подтверждение — достать их паспорта. А ты отдохнешь, Москву новогоднюю посмотришь, чтобы мне не мешать. Когда эта проводница чай принесет? Пойду, разгоню, если спит!
И опять аромат дорогой мужской туалетной воды задержался у щеки. Ночью, несмотря на штору, ветерок гулял под потолком, и теперь шерстяное одеяло так удобно маскировало щеку и правый глаз Валерия, старательно сопевшего на своей полке.
«Откуда они знают Злату? Что им надо от девушки из большого заволжского села?» — нужно было вступать в игру «Угадай-ка».
Когда мужчина вышел, Валерий начал неторопливо разыгрывать пробуждение. Он натурально зевнул, потом свесился на руке над столом:
— Доброе утро! Можно я вас потревожу? Прикройте еду на столе, мне нужно слезть отсюда, а то вдруг напылю!
Женщине можно было дать лет двадцать пять. Стройная, изящная, в коротком бархатном синем халате она выглядела, даже не накрашенная, свежо и элегантно. Длинная светлая коса была закручена в тугой узел на затылке, холеные руки с ухоженными ногтями как-то изящно держали аппетитный бутерброд, который она неторопливо положила на маленькую фарфоровую тарелочку:
— Давайте знакомиться, молодой человек! Дарья! Приземляйтесь к нашему столу! Сейчас принесут чай, кофе! Что вы любите?
«Так, документы у меня в кителе, с собой! Нужно срочно испариться в туалет, умыться, почистить зубы, короче, взять паузу, как на волейбольной площадке, чтобы на свежую голову сообразить, что к чему!»
В дверях он чуть не столкнулся с мужчиной. И резко отпрянул в сторону, пропуская, когда тот буквально пробуравил своим упорным взглядом через сильное увеличение линз тонких позолоченных очков.
И сразу пришла уверенность, как при решении шахматного этюда в результате непонятного умозаключения вдруг видишь дорожку к победному финалу так ясно, словно кто-то невидимый за твоей спиной прошептал решение, выдал его, как включенный принтер выплюнул, заскрипев, нужную бумажку.
— Так, молодой человек! Куда путь держите, если не секрет? Отслужили государеву службу? Дома ждут, не дождутся?
После посещения туалета отговориться от угощения не удалось. Проводница принесла китайский блестящий чайник кипятка, неизвестно, как сохранившиеся от советских времен серебряные подстаканники с тонкими стаканами, потемневшие ложечки из нержавейки. Дама достала ароматный пирог с какой-то дорогой речной рыбой, курицу- гриль, свежие яблоки.
И с полным ртом Валерий выложил, как ему показалось, очень правдоподобно версию своей запланированной после армейской неволи новой жизни:
- Только свобода в таком большом городе, как Москва! И не рытье новых линий метрополитена глубоко под землей, а цивильная работа охранником в каком-нибудь роскошном ресторане или отеле за приличную зарплату. Денег, которые ему прислали родители, хватит только на месяц скромного проживания у старенькой тетки где-то в пригороде. Поэтому время терять он не собирается! Нужен срочный нормальный заработок, чтобы приодеться. А родители никуда не денутся! Ждали полтора года — подождут еще. Если получится, приедет домой на собственной машине. Только работать в казино не пойдет! Слишком большой соблазн свихнуться!»
До обеда играли в карты, в дурака. И, как назло, везло именно ему, Валерию. Мужик злился, не скрывая, а его жена заливисто хохотала, постоянно роняя открывающиеся карты на потертый коврик
Когда Дарья вышла из купе, зацепив нечаянно ботинок Валерия носком своих расшитых ярким национальным орнаментом, самодельных тапочек из оленьей кожи, муж Дарьи плотно пригнал дверь:
— Ну, что, молодой человек, отходите постепенно от военной службы? А если я вам работу в Москве предложу? Мне деловой помощник нужен. У тебя какое образование? Первый курс института закончил? Молодец! Значит, голова варит!
После возвращения Дарьи в купе замолчал, предложив пообедать всем вместе.
В вагоне-ресторане Валерий уплетал все, что заказал, но выпить за знакомство отказался категорически:
«Не хочу валяться с пробитой головой в пролетающем за окном промерзшем лесу».
От компота тоже отказался: «Вдруг туда подсыпали снотворного». Самому стало на секунду смешно — начитался детективов. Но ведь и правда дело было серьезное, хотя от толстенькой зачитанной книжки с надуманными приключениями он бы сейчас, точно не отказался. Но до детектива руки не дошли.
После обеда проводница вежливо выпроводила Валерия в другое, самое дальнее, возле туалета купе. Со своим свернутым в охапку одеялом, бельем и вещами он послушно пошел за ней:
— Серьезный мужчина! Хочет со своей дамой остаться наедине, а ты им мешаешь! Ничего, я тебя к геологам определю. Серьезные ребята, не старые, едут в Москву на какое-то совещание. У них с собой гитара. Выпивают в меру! Поладишь с ними, если захочешь.
" Черт, вот не повезло! Придется по приезду в Москву попытаться опять к этим буржуям приклеиться. Или придется за ними последить. Хотя меня они быстренько вычислят. А если разыграть, что я влюбился в эту аристократку? Тогда муж меня точно с поезда выкинет!»
Попутчики в новом купе резались в карты. Четвертинка большого листа ватмана была вся исчеркана, — видимо, игра в преферанс не прерывалась даже на обед.
Валерий расстелил свою простыню, опять закинул свои вещи вверх, на полку над дверью, нырнул под простыню. Закрыл глаза, пытаясь под перестук колес вызвать в воображении лицо Златы, но память выплеснула только разгоряченную упругость девичьих ног под коленками, пушистые волосы Златы, щекотавшие ему подбородок, доверчиво прижавшуюся к нему ее тугую грудь.
Через час пассажиры внизу, наконец-то, зашуршали пакетами с едой, прихваченной из дома, и позвали Валерия знакомиться. Аппетитно запахли куриные супы с анакомом, картофельное пюре в пластиковых стаканчиках, крепкое кофе тоже из пакетиков.
Валерий, выпив стакан сладкого, круто заваренного чая, попросил у немолодого хозяина в теплом спортивном костюме гитару. Впереди было больше двух суток дальней замороженной дороги через нескончаемые заросли вековых лесов, гулкие стремительные мостовые пролеты, мимо занесенных снегом деревушек и городов гигантской страны.
Играл часа два без перерыва свои песни, современные хиты, романсы, пока вдруг в дверь купе не раздался негромкий, но настойчивый стук. В проеме вырисовывалась Дарья:
— Так вот куда нашего попутчика переселили? Нет, нет, вы, Валерий, должны непременно вернуться к нам! Хотя у вас здесь так уютно! Не хватает только свечей в канделябрах и общества дам!
Геологи заинтересованно переглянулись:
— Составьте нам компанию! Пожалуйста! Но Валерия мы никому не отдадим!
И всякий раз, поднимая глаза от струн гитары, Валерий встречался с внимательным взглядом бездонных синих глаз Дарьи. Природа постаралась и подарила этой новой знакомой, не жалея, не только прекрасно сложенное тело, длинные ноги, но и какое-то одухотворенное красотой лицо с тонким профилем, изящным носиком, полными завлекающими губами.
И его сердце от ее заинтересованного взгляда куда-то заторопилось, плавясь и не остывая от жары в купе, от знакомых мелодий, заставляя Валерия выкладываться, чувствовать себя мальчишкой на спортивном кроссе и снова прятаться за гриф гитары.
Ушла Дарья только, когда за ней пришел рассерженный муж. Геологи начали болтать о женщинах, а Валерий выглянул в коридор. Повернувшись к нему спиной, супруг Дарьи разговаривал негромко у окна по сотовому телефону. Валерий тихо прикрыл дверь, залез в уютное тепло своего временного жилища, повернулся лицом к стенке.
«А если какая-нибудь женщина, вот такая же, как эта Дарья, начнет топить его силу воли сначала своими бездонными зовущими глазами, потом вдруг, притянет, прижмется своим зовущим телом, распахнув нечаянно халатик? Сможет ли он устоять в обволакивающей волне водопада ее распущенных сверкающих волос, призывном, притягивающем, дразнящем испуге ее полураскрытых губ, бороться с нарастающей силой непреодолимого желания?
И не растает ли в безжалостном зимнем сумраке бегущих за замороженными окнами навстречу летящему поезду деревьев образ испуганной девочки у него на руках, обнявшей его за шею когда-то доверчиво, которую он так и не решился поцеловать, чтобы случайно не испугать.
И если он не устоит, не удержится, чтобы в объятиях опытной женщины, наконец-то, стать настоящим мужчиной? Будет ли это сближение ударом по самолюбию слабохарактерного сопляка или естественным призывом к взрослению, чтобы сбросить немоту и зажатость требующего любви тела?»
В лесу было трудно, но здесь в двух шагах сияла своим зовущим смехом, певучим говором реальная живая женщина.
«Идиот, успокойся, рядом с ней муж. И нечего городить в своем воспаленном воображении нереальные картины. Думай о Злате!»
Мужики внизу включили радио, чтобы послушать новости. Женский невнятный голос после рекламы зубной пасты вдруг выдал обстоятельный гороскоп на завтрашний день:
«Избегайте бестолковых поступков, нездоровых фантазий, самообмана, фанатизма, капризов, ревности, употребления алкоголя. Это позволит достичь ясности взаимоотношений, избежать разочарований и растерянности».
Рассмеялся про себя:
«Персонально для вас, Валерий Семенович, подготовили! Хорошо, хоть картам отбой не дали! Иди, возьми у проводницы какой-нибудь томик детективов потолще и поменьше на замужних женщин посматривай, сердцеед паршивый! Обрадовался, что на свободу выскочил! Правильно делают, что нашего брата в армии в узде держат!»
(продолжение следует)
Предыдущая глава 19.
Следующая глава 21.