Звонок раздался в три часа ночи, и, как всегда, неожиданно. Алексей Максимович Алакоз, старший следователь области и младший советник юстиции, вскочил, как угорелый.
- Слушаю.
- Извиняйте, Алексей Михайлович, служба.
- Да что случилось-то?
- Ограбление на Новомосковской.
- Машина?
- Выслали.
Звонивший был Петр Васильевич Черных, начальник угрозыска Тихвинского района и по мелочам будить бы не стал.
В шикарной четырехкомнатной квартире проживали супруги Шляйферы, Ицхак Моисеевич и Циля Абрамовна. У Шляйфера вид был озабоченный, а у супруги - заплаканный.
Алакоз присел на гамбсовский стул и приготовился слушать. Докладывал старший оперуполномоченный капитан Свиридов.
- Звонок от потепевшего поступил в два часа тридцать пять минут. Опергруппа прибыла на место происшествия в два часа пятьдесят минут. Согласно заявлению, пропала раритетная коллекция партитур опер Верди, симфоний Малера, копии наскальных рисунок и иероглифов, а также коллекция копий знаменитых скрипок. Последний раз потерпевший видел коллекцию в пять вечера. Никаких следов взлома, иных следов, кроме хозяйских, не обнаружено. Последний раз хозяева выходили в два часа дня за продуктами.
- Очередной глухарь, - с тоской подумал Алакоз.
- Ладно. Какие первоначальные версии?
Свиридов развел руками.
- Разве что инопланетяне.
Шутка Алакозу совсем не понравилась.
- Собаку приводили?
- А как же, товарищ старший следователь. С собой привезли. След не взяла.
- Ну, вот что. Возьмите понятых и обыщите квартиру еще раз, а я займусь потерпевшими.
Пока Свиридов суетился, Алакоз обратился к Шлейферу.
- А у вас есть какие-нибудь предположения, Ицхак Моисеевич?
- Никаких, - подавленно пробормотал Шлейфер.
- Ладно, расскажите все по порядку.
Шлейфер глубоко вздохнул и начал.
- Где-то в три часа, после магазина, я, как обычно, начал работать над очередной партитурой...
- Позвольте, позвольте, Ицхак Моисеевич, что значит "работать над партитурой", а? Вы что, композитор?
- Да нет же, молодой человек, я не композитор. Я мастер-миниатюрист.
Алакоз глупо улыбнулся.
- И что это означает?
Шлейфер одарил следователя снисходительной улыбкой.
- Грубо говоря, это художник, создающий очень маленькие произведения искусств, например, я вырезаю свои скрипки из шишек.
- Шишек,- повторил Алакоз, не веря своим ушам.
- Ну, да, шишек. А партитуры и иероглифы были вырезаны на рисовых зернышках.
- И много их было?
- Чего, скрипок? Нет, не очень. Положим, штук двадцать. Много было произведений на рисовых зернах.
- И сколько же?
- Ну, наверное, с тысячу. О господи, труд всей моей жизни. Ну, скажите, кому они могли понадобиться? Может, моим врагам? Их у меня нет, а впрочем..
- Да, да я вас внимательно слушаю, Ицхак Моисеевич.
- Мне жутко завидовал Ципий Марк Соломонович...
В разговор вмешалась Циля Абрамовна.
- Ну, что ты, Изя, плетешь. Марк Соломонович давно умер.
- Как это умер? Когда? Ах, да, простите старика. Запамятовал.
- Ладно, дальше.
- Что дальше. Дальше нечего рассказывать. Цилечка позвала обедать, а потом мы смотрели телевизор.
Как ни старался следователь раскрутить старика, ничего не получалось.
Наутро, злой, невыспавшийся Алакоз сидел в кабинете, пил кофе и тихо матерился, когда позвонили из министерства и сообщили, что дело находится на контроле министра.
- Этого еще не хватало. Скоро ограбление пивной будки тоже будет под министерским контролем, - горько подумал следователь, - а впрочем, этот Шлейфер, видимо, с какого-то боку знает министра.
- Мне-то что, главное - закрыть дело.
В повседневной текучке Алакоз нет-нет, да и возвращался к таинственной краже. Даже ночью, ложась спать, следователь, прокручивая события дня, возвратился к делу Шлейфера и тут его обожгла удивительная мысль. Настолько удивительная, что он подбежал к телефону и набрал номер Шлейферов.
- Да, - раздался дребезжащий голос Ицхака Моисеевича.
- Простите великодушно за поздний звонoк, следователь Алакоз беспокоит.
- Чего уж там, слушаю вас.
- Ицхак Моисеевич, скажите пожалуйста, что было у вас на обед в день кражи?
- Вы что, издеваетесь?
- Ни в коей мере, поверьте. Я потом вам объясню мои предположения.
- Ну, сейчас вспомню. Вроде, да-да, конечно, мы ели голубцы.
Алакоз встрепенулся, как гончая собака.
- Скажите, а где лежали ваши миниатюры в последний раз?
- Я их отнес на кухню, чтобы проветрить, а то, знаете... Так вы думаете, что.. Не может быть! Циля! Циля! Как ты могла, а? Нет, что ты наделала, а?
В трубке раздались короткие гудки, а Алакоз, закрыв глаза, с наслаждением слушал.