На углу нашего большого п-образного дома располагалось кафе. Заведение было о десяти столах, не ахти какое. Мои родители запрещали близко подходить к нему. Нередко здесь происходили пьяные драчки.
Как-то сюда заглянул шарманщик. Привлеченный музыкой, я осторожно заглянул в зал. Боком к столу восседал худющий рыжий мужчина, уже пьяный, одетый в архалук, ситцевую рубаху в белый горошек с высоким воротом, с красным платком, заткнутым за тонкий ремень. Просторные ситцевые шаровары были заправлены в сапоги в гармошку, картуз заломлен назад. Персонаж тифлисского фольклора 19-века – кинто. Как он здесь оказался в нашей провинциальной глуши, да ещё из прошлого века? В спёртом чаду и жаре зала, мокрый от пота, «пришелец» крутил ручку своего агрегата. Видавшие виды инструмент сипел, шипел, моментами грохотал. Сквозь эту какофонию и пьяный гвалт посетителей пробивались дребезжа тифлисские мотивы. Кинто весело матерился, глаза его горели, а золотые и стальные зубы блестели. Я заключил тогда, что ненормативная лексика – обязательный атрибут действа с участием кинто.
Моя первая пьянка состоялась в этом кафе. Мы – четыре подростка, распивали кислое вино, ели хинкали. Гиви, усатый толстяк, стоявший у прилавка, смотрел на нас снисходительно. Его развлекало то, как мы, подражая взрослым, торжественно говорили тосты. Застолье не продлилось. С шумом и гамом в зал ввалились наши родители и поволокли нас домой. Через плечо я успел увидеть, как мой отец расплачивался с Гиви и что-то ему выговаривал.
Со временем никто уже не мешал нам посещать этот общепитовский объект. Нас почитали за своих и можно было есть в долг. Мало что менялось здесь: в меню всё те же супы харчо и чихиртма, из мясных блюд - кебаб, хинкали, из рыбных - варенный или жаренный хек, а также Гиви за прилавком, побеленные стены и не выветриваемый густой запах кухни. Соления и перец нагоняли аппетит. Не была недостатка в алкоголе. Ходил слух, что сюда завозили «асатрину» (имелась в виду осетрина), но стараниями Гиви она пропадала уже на кухне. Однажды я задал вопрос, почему здесь не подают кофе и пирожными. Кафе ведь!? На меня посмотрели как на умалишенного. Я несколько не вписывался в окружение – светловолосый, в очках, моя речь отличалась некоторым богатством. Был «интлигентом», как меня фактически обозвал в тот день Гиви.
Но вот в обслуге появился один парнишка. Он приходился директору родственником – низкого роста малый, с большой головой, низким лбом. Звали его Кишмана. Вернее – это была кликуха. Что она значила, никто не знал. Недавно из любопытства я прогуглил слово. Нашёл несколько человек с фамилией Кишман. Все были иностранцами, вряд ли имевшими что-то общее с нашими краями. Надо было изощриться, чтобы их фамилия послужила прозвищем для неказистого мальчугана где-то в Имеретии. Сам парубок не прояснял ситуацию. Обычно молчал, засунув руки в карманы некогда белого халата. Однажды, правда, промолвил фразу. Какой-то пьяный посетитель в сердцах ему бросил: «Ты - охламон тут прохлаждаешься, а моего сына аж на Камчатку загнали служить в армии!!» Кишмана тихо ответил, что статья у него по инвалидности, олигофрения. Никто не обратил внимание на такое откровение. Или мудреное слово не знали, или не расслышали толком. Кроме меня.
Заметно было, что этот тип не любил своё прозвище. В самые занятые дни в кафе «Кишмана, Кишмана!!» - слышалось со всех сторон. Его лицо становилось пасмурным, когда оно звучало как дразнилка. Парень казался безответным и беззащитным. Хотя чувствовалась в нём хитринка. За ним замечалось - обсчитывает пьяных клиентов. Иногда его глаза зыркали – из-под тяжёлых надбровных дуг его взгляд исподтишка буравил.
Довольно скоро парнишка примелькался. Во время перерыва Гиви восседал у порога, спинкой стула и лицом на улицу, ноги вытянуты, короткие и толстые. Лениво посматривал на прохожих. Неизменно за его спиной стоял Кишмана - как всегда унылый, в руках белое вафельное полотенце для посуды. Этакий тихоня!
Однажды за него заступились. В кафе засиделись посетители, и уходить не собирались. Гиви к тому моменту уже ушёл. Кишмана долго маялся и потом мягко заметил припозднившимся, что пора и честь знать, кафе закрывается. В ответ послышались издёвки, наиболее наглый из гостей наградил его подзатыльником. Тут из-за портьеры вышел очень смуглый тип. В руках его был кухонный нож. Начался переполох. В конфликт вмешались прохожие с улицы, набилось много зевак. Хмельная компания не унимались. Один хмырь бился в истерике, исступленно топал ногами, рвался отомстить. Какой-то мужлан, схватив Кишману за грудки, орал ему в лицо: «Кто это!?», имея в виду неожиданного защитника. Несчастный кричал в панике: «Брат неродной!!» Он сильно акцентировал нюанс, что, как ему казалось, должно было уберечь его от побоев. Самого заступника еле удерживали. Кстати, он тоже называл брата Кишмана. Тут послышалось «милиция, милиция!» и все разбежались. Меня менты всё-таки перехватили. Попросили показать платок, на предмет наличия на нём пятен крови. Потом отпустили.
После того я не видел этого буяна. В тот вечер «неродный братец» ранил а руку одного из обидчиков. Это была та ещё сорви-голова. Позже он уехал в Россию и совсем пропал.
Я таки узнал настоящее имя Кишманы и при весьма специфических обстоятельствах.... Как обычно, ранним утром я спустился в кафе за хаши (суп из требухи) – хорошее средство от похмелья, проясняющее мозги и содействующее пищеварению. Началось с того, что на моё: «Привет, Кишмана!» он мне не ответил. Я ощутил, что моё присутствие игнорируют. Другой бы пресёк это быстро и даже походя. Что я не сделал. Дальше хуже. Этот субъект нудно качал права и при этом размеренно наливал в мою кастрюлю хаши. Я стоял, загипнотизированный его буравящими глазками. Так Кишмана вдруг подал голос. Осадил «интлигента»! Хотя, что тут особенного – человек потребовал называть его по имени.
На следующий день я заглянул в кафе и назвал его по имени. Кишмана криво заулыбался, он также скалился, когда принёс заказанные мной хинкали. Явно было видно, что подобрал бракованные, почти все были лопнувшими. Я взбеленился и бросил ему: «Ты что меня за лоха держишь!», и обратился к нему по прозвищу.
Мне долго казалось, что кроме меня никто не знает его настоящего имени. Когда с кем-то делился этой «ценной» информацией, никто особенно не проявлял к ней интерес. Я давно не живу в том городке. Знакомые говорят, что кафе функционирует, его разукрасили, дали современное название. Кишману не помнят.