Часть вторая
ГОД В АШДОДЕ
Вот мы и в Ашдоде. Мои родители сняли четырехкомнатную квартиру в районе «юд-алеф», в семиэтажном доме. Мама и папа решили, чтобы у каждого из нас была своя комната, ведь Хагай тоже уже большой, и нам нельзя быть вместе, так как мы часто ссоримся.
Перед сном каждому из нас мама читает книжку. Мне – на русском языке, а Хагаю – на иврите.
Чаще мы с мамой сначала купаем и укладываем брата, а потом садимся вместе на диван и смотрим телевизор. Иногда мы любим посекретничать.
Хагай тоже стал умным. Когда его спрашивают, кто написал «Золотую рыбку», он отвечает правильно – Пушкин. А о чём эта сказка? Он говорит: «О сексе». У него все сказки о сексе, даже «Колобок». Это потому, что он постоянно смотрит с дедушкой Мишей и бабулей Аллой взрослые сериалы. Они разрешают ему сидеть с ними, чтобы только он не разбивал последние чашки. Наверное, нам придётся подкупить немного им новой посуды, потому что мой брат уже всё перебил.
Мои родители долго думали, где купить квартиру. Папа хотел жить в Ашкелоне, так как там обещали всем переселенцам дать землю на постройку вилл. Сначала мама тоже захотела новую виллу. Друзья моих родителей, которые поехали жить в Ашкелон, уговаривали нас переехать в тот город. Но мы очень любим Ашдод, ведь здесь все наши родственники. Они стали давить на папу, чтобы он снова не делал глупости. Он злился и говорил, что уже не маленький, и хватит указывать, где ему жить. Но Марина сказала, что он больше не должен наступать на грабли, и папа послушался. Потом я узнал, что такое грабли, и подумал, что папа, наверное, когда-то всё-таки наступал на грабли, и ему было очень больно.
Не знаю, как бы всё закончилось, но в это время опять арабы пустили «кассамы», и они попали в Ашкелон. И мама сразу же сказала, что ей надоело волноваться из-за этих арабов. Она тут же начала искать новую квартиру. Теперь мы будем жить в новом доме. Мы переедем туда весной. Опять мы собираем большие коробки, чтобы уложить туда наши вещи.
Мама сказала, что следующий Новый год мы встретим в нашей новой квартире, а пока этот год 2006-й мы решили все вместе встречать у Марины, Игоря и бабули. Вместе с нами были и семья Шварцев: тетя Алла, дядя Боря и их дети – Марик, Машенька, Илюша. И ещё к нам приходили Женя и Миша – это мои учителя по пению.
За неделю до Нового года мы с бабулей собирали искусственную ёлку: развесили игрушки, гирлянды. Марина купила шоколадные колокольчики и большие конфеты, которые мы тоже повесили на ёлочку. Это самые вкусные игрушки. Хагай и я очень любим находить их в веточках ёлки и сразу съедать.
Когда я был маленький, то думал, что все игрушки – шоколадные конфетки и, пока никого не было в комнате, стал надкусывать шарики и бусинки. Теперь я, конечно, точно определяю, где находятся настоящие шоколадки.
Я, мои братья и Машенька уже не верим, что есть Дед Мороз, но почему-то всегда его ждём. Это так интересно, а вдруг он всё-таки существует.
Каждый год мой папа переодевается Дедом Морозом и приходит в комнату с балкона. В этот раз все думали, что будет также, и следили за ним. Было очень смешно, когда Маша сказала, что видела, как Дед Мороз зашёл в туалет. Мы стали стучать в дверь, но оттуда вышел Илюша.
А тут позвонили во входную дверь, и мы побежали смотреть, кто пришёл. Вот теперь это оказался Дед Мороз. Хагай сразу сказал, что он хочет выступать первым и получить подарок. И запел песню «Ханука». Затем выступал я и пел песню на идиш «У нас де ребе зинг». Потом выступала Маша и пела песню на иврите «Ханукия шели».
А Марик, как и в прошлом году, очень испугался Деда Мороза и не мог спеть ни одной песни. Он чуть не заплакал, и Марина сказала, что он споёт в следующий раз, а теперь Дед Мороз должен дать подарки. И мы все получили подарки. А потом он раздал всем шоколадные фигурки Дедов Морозов. Но когда Дед Мороз ушёл, Хагай забрал у всех эти фигурки и спрятал в холодильник. Он сказал, чтобы все пришли за ними на следующий год.
Вы думаете, я не узнал, кто был Дедом Морозом? Конечно, узнал, – это был Миша. Но тайну нельзя разрушать, ведь так интереснее жить.
Теперь я учусь в третьем классе. По математике у нас осталась старая учительница. Я не люблю математику, к тому же учительница постоянно орёт, как будто её муж Бетховен. Однажды я не выдержал и сказал ей, что очень устал от её крика. Она очень рассердилась и выгнала меня из класса. И я погулял в коридоре, где было тихо и спокойно.
Вероятно, у многих наших учителей мужья глухие. Например, когда моя учительница пения в школе требует, чтобы я пел громко, а я говорю ей, что надо петь не громко, а правильно, как учит меня Женя в ансамбле. Тогда учительница сердится и кричит на меня, чтобы я не умничал и пел громко.
Хая – учительница по ивриту – тоже сначала много на нас кричала, но однажды она упала и сильно разбилась, ей пришлось долгое время сидеть дома. А когда она возвратилась после лечения, мы сделали ей праздник: принесли всякие сладости, а Гевард случайно принёс бутылку шампанского, он думал, что это шипучка, и получился салют, когда мы открывали бутылку. Всем было весело, а Хая после этого на нас не кричит.
Хая – наша классная учительница. Когда она узнала, что меня постоянно бьют, она нашла этих детей и отругала, а потом поставила условия, чтобы они стали моими друзьями и меня охраняли, иначе будет очень много неприятностей для них и их родителей. Теперь эти дети от меня отстали.
В конце января я выступал у Марины в литературно-музыкальном салоне «Ковчег».
В этот раз я играл на органите различные мелодии. Когда я заиграл «Прощание с Родиной», то увидел, как в зале некоторые люди заплакали. Эту мелодию сочинил мой папа, когда ему было 12 лет. Тогда они уезжали из России в Израиль. Он очень переживал и сочинил эту музыку. Я тоже очень переживал, когда уезжал из Нисанита, и не только сам подобрал мелодию, но по-своему её переложил. Получилось две мелодии: одна – папина, другая – моя. После окончания вечера, люди меня хвалили.
Теперь в классе я сижу с Алоном. Алон в переводе на русский – дуб. Меня зовут Орен – в переводе на русский – сосна. Папа спросил, почему нас посадили вместе. Я сказал, что, вероятно, потому что мы оба деревья.
Наступила весна. И начался весёлый Пурим. Папа возвратился из «милуима». Он получил повышение по службе и новую военную форму, а мне, как раз перед Пуримом, подошла его старая форма. Я пошёл в школу на праздник и выиграл первое место. За это мне доверили охранять школу целых три часа.
А Хагаю мама отдала мой костюм с прошлого года, тоже военную форму, но поскольку брат только в детском саду, там почему-то не оценили его костюм и ничего не дали.
Вечером наш ансамбль «Пирхей Ашдод» выступал в «хостеле». После первой песни что-то случилось с аппаратурой, и петь под фонограмму мы не могли. С одной стороны, это было очень плохо, ведь голоса лучше слышны в записи, но с другой, – хорошо, так как мы пели вживую и доказали, что мы – настоящие артисты. Я, Рувен и Ян пели «Джамайку». Всем очень понравилось, и нам даже кричали «браво». А один мужчина сказал Марине, что он давно не слышал такой голос, как у меня. Он даже думает, что у меня получается не хуже, чем у Лобертино Лоретти. Это был когда-то итальянский мальчик, который пел очень красивые песни. И в его репертуаре тоже была песня «Джамайка». Но он пел на итальянском языке, а мы на иврите. Вообще, эта песня на иврите исполняется впервые, только нами.
Женя очень волновалась, она, наверное, боялась, что дети её подведут. А когда все закончилось благополучно, для неё это было большой радостью, ведь все, чему она нас учила, получилось. И концерт не был сорван.
К сожалению, мы не сможем спеть песню в большом «каньоне», так как Рувен улетает на отдых с родителями в Италию.
Я бы тоже хотел слетать в Италию, но у нас очень важное событие: мы готовимся к переезду на новую квартиру. Ничего, в Италию я съезжу когда-нибудь позже.
На концерте я встретился с Эден. Мы не виделись очень давно и были рады друг другу. Я знаю, что она меня любит, и я её, потому что она очень хорошая, милая и красивая. И такая же, как я, полненькая, и её это не смущает. Мы ведь с ней знаем, что будем когда-нибудь худенькими, как наши родители. А ещё мы хотим с ней что-нибудь спеть вместе. Когда-то мы с Эден пели вместе на идиш «Шабэс». По-моему, было очень красиво.
В этом концерте я согласился помочь Эден в её номере «Кашалотик», где она солировала. Раньше я не хотел участвовать в группе поддержки, так как там было много детей. Теперь дети выросли, и каждый хочет петь свою песню, а Эден остаётся почти одна.
Все говорят, что я имею на неё хорошее влияние. Однажды она поссорилась с Шелли. Эта девочка тоже очень красивая, но худенькая и рыжая. Они подруги, но ссорятся часто. Эден расстроилась очень сильно, стала плакать, а потом выскочила на улицу. Все заволновались, но остановить репетицию было нельзя, и я побежал за ней сам. Я успокоил её и привел обратно в зал. Меня все хвалили.
Наступил апрель. Мы ждали ключи от новой квартиры. У нас началось новое волнение. В этот раз было, конечно, легче, потому что мама научилась паковать вещи с того времени, как мы переезжали из Нисанита. Да и вещей стало меньше.
К нам на съёмную квартиру стали приходить разные люди, так как платить ещё четыре месяца было бы обидно, и мои родители повесили объявление о том, что сдаётся квартира. Сначала людей было много. Они ходили по комнатам, всё рассматривали и уходили, говоря, что надо подумать.
Однажды мы с братом были дома одни. Мама ушла на аэробику в спортивный центр. Вдруг зазвенел звонок. Хагай побежал открывать дверь сам. Вошли две женщины. Они были датишницами (религиозными). Я им сказал, что мы дома одни и надо прийти позже, когда мама возвратится. Но они сказали, что хотят только посмотреть квартиру. Я согласился и повёл их по комнатам. Они долго смотрели, а потом пошли на кухню, где мы с братом обедали. Но сразу же выскочили оттуда и побежали к двери. Я очень удивился, что они могли там увидеть такого, отчего убежали. Но так и не понял.
Когда мама пришла, я ей всё рассказал, она засмеялась и спросила: «Вы суп ели со сметаной?» Оказывается, мы с братом положили сметану в суп, где было мясо.
Потом мама поругала нас, но не потому, что мы положили сметану в суп, а потому что разрешили женщинам войти к нам в дом, когда мы были одни.
Наконец, нашлись люди, которые решили снять эту квартиру. Мы стали быстро готовиться к отъезду. А наш новый дом, как назло, не сдавали. Оказалось, что у пожарников была забастовка, и они не хотели принимать дом. Мои родители чуть с ума не сошли. Представьте себе: из квартиры съёмной уже надо вывозить вещи, а новый дом ещё не сдан. Но, как говорят мои родители, и в этот раз Бог нам помог. Ровно за пять дней до выселения пожарники, наконец, приняли дом, и нам вручили ключи и разрешили въехать, хотя ещё не подключили свет и газ.
Но это было даже интересно. Вечером папа и я купались у бабули Раи, а мама и Хагай – у бабули Аллы. А потом мы ехали к себе в квартиру, где сразу ложились спать, так как света ведь не было, и смотреть телевизор мы не могли. Зато у каждого была своя комната, где мы наводили порядок и чистоту, пока было светло на улице, а вечером зажигали свечи.
Нам всем очень нравится наша квартира. Она светлая, громадная, есть большой балкон, где мы будем обязательно выращивать цветы, как в Нисаните.
Перед тем, как мы въехали, мама заказала решётки на все окна. Она так и сказала, что пока решётки не будут стоять, мы не въедем в новую квартиру. Она не сможет спокойно жить, если не будет решёток. Конечно, она права. Мой брат обязательно залезет на подоконник.
Папа подтрунивает над мамой и говорит, что у нас теперь настоящий зверинец. Мы все в клетках. У нас даже в хозяйственной комнате решётки.
Если вы захотите узнать, где мы живем, посмотрите на наш дом – там, где решётки, – это наша квартира. Пока больше ни у кого их нет.
Мама теперь спокойна, зато соседи буквально сходят с ума от моего брата. Он никак не угомонится. Раньше он только кричал и рычал в окно, когда мы жили на съёмной квартире. А теперь он рычит на балконе. Однажды Хагай так рычал и кричал, что пришёл сосед и пригрозил, что вызовет полицию. Пришлось папе срочно подключить телевизор и принести компьютерные игры.
Мы с братом постепенно привыкаем друг к другу. Хотя у каждого есть своя комната, нас почему-то постоянно тянет друг к другу. Сначала всё у нас идёт мирным путем, но потом он перестает меня слушаться, и мы начинаем ссориться. Мама всегда ругала меня, хотя начинал балаган Хагай. Я никак не мог доказать, что ни в чём не виновен.
Однажды я вышел вынести мусор – я ведь помогаю маме по дому, а Хагай закрыл дверь и не впускал меня. Мама не слышала, что я звоню в дверь, и мне пришлось ждать на лестничной клетке, пока она не спохватилась, что меня долго нет. Она пошла посмотреть, куда я пропал, и очень удивилась, почему я не вхожу в квартиру. А когда я ей всё честно сказал, она не поверила мне и не поругала Хагая.
Больше терпеть я не мог и рассказал всё Марине, она поговорила с папой. Утром ко мне подошла мама и сказала, что она будет мне доверять. Наверное, ночью папа поговорил с ней, что я, хотя и старший их сын, но меня тоже надо любить и доверять, а не только Хагаю.
Почему-то все взрослые считают, что я виноват всегда? Даже если я ничего не делал, а просто стоял и смотрел, именно меня ведут в кабинет директора школы.
Марина говорит, что это потому, что я красивый и очень яркий ребёнок. А мне вспомнилась реклама, где мяч попадает в мальчика, потому что на нём белая-белая рубашка. Его мама ему говорит, что это потому, что она стирает «Тайтом». Так что, я всегда буду бит, как тот мальчик?
Самый любимый у евреев – это праздник Песах. Именно в этот день много лет назад евреи вышли из Египта, где они были рабами. Фараон не захотел их отпускать, потому что они были хорошими рабами: много и честно работали, были выносливыми.
Бога очень расстраивало, что египтяне мучают его любимый народ, и велел Моисею вывести из рабства евреев, чтобы они жили свободно и могли поклоняться только ему – великому Богу.
А когда евреи пошли в страну, указанную им, они очень скоро всё съели и стали требовать от Моисея, чтобы он их накормил. Моисей попросил Бога помочь. И утром с неба стала падать манна, которую люди собирали и делали из неё мацу.
И вот теперь, когда у нас праздник, мы едим мацу и пьём четыре бокала вина.
Мама очень хотела, чтобы этот Песах мы уже праздновали на новой квартире, но утром заболела бабуля Алла. Мама поехала к ней в больницу и пропустила весь Пасхальный седер.
А мы с папой и Хагаем пошли встречать Песах к бабуле Рае, Марине и Игорю. Папа почитал нам «Пасхальную Агаду», а мы с Хагаем спели «Ма ништана». А потом мы с братом искали мацу, которую спрятали от нас взрослые. Кто первый найдёт – получит подарок. Конечно, по правилам надо прятать только одну мацу, но для нас сделали исключение, так как и мне и Хагаю хотелось получить подарок. И чтобы не было слёз, спрятали и для меня, и для моего брата. Я нашёл свою мацу в книгах, а Хагай – под подушкой в спальне.
А за это нам подарили подарки – по коробке с шоколадками. Каждая шоколадка была в обёртке, где были нарисованы пасхальные картинки. Даже Хагай в этот раз был доволен. Он, вообще-то, считает, что подарок – это что-то особенное. Если ему дарят какую-нибудь куртку или рубашку, он говорит, что это вещь, а не подарок, и ждёт, что ему подарят игрушку.
В одиннадцать часов вечера позвонила мама и сказала, что, к сожалению, она не приедет. Нам пришлось возвращаться домой самим. Перед уходом Хагай забрал все булочки, которые испекла к Седеру бабуля Рая. Ему очень они понравились.
Мама приехала, когда мы уже лежали в кроватях. Хорошо, что Хагай взял эти булочки, а то у мамы даже не было бы никакого праздника.
Потом всю неделю мы ели мацу и мацовые булочки, которые пекла бабуля Рая. Она и меня научила их делать, только мама не разрешила их печь без нее. Я ведь еще не такой большой, чтобы включать духовку без взрослых, а у мамы нет пока на это время и сил.
А ещё мы с братом любим кнейдели – это такие шарики, которые едят с бульоном.
Очень жалко, что Песах быстро закончился, ведь в Песах самые большие весенние каникулы. Вот уж я выспался и наигрался!
Но уже завтра надо идти в школу. Осталось всего три месяца – и летние каникулы. Но за эти три месяца – ой-ой-ой – сколько надо учиться!
Вот так и живём – от каникул до каникул.
Сегодня «Ём Ацмаут» – День Независимости Израиля. За день до него был День Поминовения всех погибших в войнах за Независимость Израиля, а также в терактах. Два раза звучала сирена по погибшим: накануне вечером, и утром следующего дня.
Вечером по телевизору мы смотрели, как проходило торжественное заседание, где зажигали факел памяти, выступал наш президент – Моше Кацав. Утром во всех школах страны проходили торжественные линейки. В нашей школе тоже все ученики склонили головы, когда звучала сирена.
А вечером начался праздник. Я с мамой, папой и братом ходил смотреть салют. Народу было очень много, и все кричали «Ура!»
Мы встретили старых друзей из Нисанита, они пошли к нам в гости и пробыли до трёх ночи. Им очень понравилась наша квартира, но они всё ещё надеются на то, что им позволят строить свой коттедж в Ашкелоне.
Утром мы должны были все вместе отдыхать в лесу, недалеко от Ашкелона, так как в Израиле в этот праздничный день все делают «аль-аэш» (это когда жарят мясо на мангале). В Израиле это любят делать все евреи. Но наши друзья из Ашкелона проспали и выехали поздно. Конечно, они уже никак не могли найти место.
Когда мы приехали, пришлось кружить долго по Ашкелону, ездили даже в кибуц «Яд Мордехай», где раньше собирались все из Нисанита в этот день. Но нигде не могли найти место.
Наконец, узнали, что в Ашдоде есть парк в районе «далет», где ещё было мало народу.
Папа предложил поехать к нам, где на балконе можно было сделать «аль аэш», но всё же решили, что тогда не будет полного кайфа, и все двинули в район «далет».
Наконец мы добрались до места и стали быстро разжигать огонь, потому что все были ужасно голодные.Мы с моими друзьями, пока родители делали мясо, бегали по парку и играли в прятки.
Кирилл – папа Ошера разрешил нам делать детский «аль аэш». Это берутся такие конфетки «маршмело», нанизываются на палочки и пекутся на огне. Мы напекли их очень много и стали играть в ресторан. Наши родители покупали их у нас за камушки – как за денежки. К сожалению, я не очень был аккуратен и схватил палочку, которая упала в мангал. Она оказалась очень горячей, и я обжёг пальчик. Конечно, я немного поплакал, но ничего, как говорили мне взрослые, до свадьбы заживёт. У них в детстве тоже было много ссадин и царапин, и у всех всё до свадьбы зажило.
Но взрослые, наверное, ошибаются. Вот моя Марина. Она каждый год падает и разбивает коленки, а ведь свадьба у них с Игорем была тридцать один год назад. Значит, и после свадьбы люди падают. Так до какого срока?
И перед этими самыми праздниками Марина опять упала и даже не смогла пойти посмотреть салют. Хорошо, что из окна её квартиры он был виден очень хорошо. В этом году салют был таким красивым!
Когда мы жили в Нисаните, там были свои салюты, но не такие красивые.
Май для всей нашей семьи оказался очень тяжелым. Как говорит моя мама, нас просто кто-то сглазил. Всё началось с того, что мы сначала все попадали. Я упал в школе и разбил коленку, да так сильно, что пришлось ехать в больницу, где мне накладывали швы. Я, конечно, орал. А вы попробуйте не орать, когда столько крови! Но когда мне сделали укол, я перестал орать. И в конце врач сказал, что я почти герой. С одной стороны, это очень печально, потому что я не мог даже ходить, с другой – это было даже кстати, так как я уже устал и мне надоело ходить в школу. Теперь я мог валяться на диване, смотреть телевизор и быть общим любимцем. Все приходили, жалели меня и дарили всякие сладости.
Но мне, как всегда, не повезло с братом. Хагай тоже упал, и у него оказалась трещина в руке. Так что все бросились жалеть его, и теперь мы лежим каждый на своём диванчике, смотрим телевизор и иногда ругаемся. Ему, как всегда легче, потому что теперь он может быстро вскочить и ударить меня, а я нет, ведь у меня больная нога. А ещё мне очень обидно, так как у него на руке гипс, и от этого мне ещё больнее. Ну, ничего, вот нога моя заживёт, я ему покажу!
А тут пришла Марина и сказала, что тоже упала. Странно, ведь она не девочка, а упала, как ребёнок. Но это потому, что у нас в Ашдоде очень плохие тротуары. Взрослые считают, что это красиво, что тротуары выложены камнями, а на самом деле это опасно. Ведь трудно же бегать! Нога может попасть в щёлку. А вот Марина всегда находит такое место, где можно упасть. Она тоже сильно разбила коленку. Теперь на нас смешно смотреть, так как мы все трое как с войны вернулись.
И это произошло с нами перед днём Победы. Было очень жаль, так как все прошлые годы я ходил с Мариной на демонстрацию. Мы шли впереди колонны. Вернее, я шёл с ветеранами, они меня всегда берут в первые ряды, так как хорошо знают Марину – она всё время писала о них и об этом дне. Меня даже показывали по телевизору. А в этот раз мы с ней не пошли и Парад смотрели по телевизору.
А когда мы все трое стали выходить на улицу, было очень смешно. С одной стороны хромал я, с другой – шёл Хагай с перевязанной рукой, а посередине мы держали Марину, которая тоже хромала на правую ногу. Все знакомые спрашивали, что с нами, а мы отвечали: «Только что с фронта, боролись с террористами».
А потом вдруг на нас «напал» кишечный грипп. Сначала заболел Хагай, потом я, потом мой папа, затем мама, наконец, Марина. Потом все выздоровели, а Хагай продолжал болеть. А всё потому, что он очень непослушный и хочет лечиться сам, то есть совсем не лечиться, даже не пить то, что ему дают, чтобы облегчить ему боль. Мне его жалко, когда он плачет, я ведь знаю, как это тяжело, даже не хочется гулять, кушать мороженое.
Хорошо только то, что можно похудеть за два дня. А уж если как мой брат – почти неделю – так вообще станешь худым. Но мама очень огорчается, что он так похудел и готова сейчас уже кормить его снова своими отбивными и макаронами.
Я считаю, что лучше было, когда мы упали, так как всё можно было кушать. К нам приходила бабуля Рая и делала блинчики со сметаной и клубникой. А Хагай ещё клал туда шоколадку. А вот когда болит живот, это очень плохо. Теперь уже и не знаю, когда смогу есть блинчики, я на них смотреть сейчас не могу.
Нога моя зажила, и я пошёл в школу. Остаётся всего месяц, и мне надо очень много догонять. Конечно, я сам виноват, что мало занимался, в основном, играл на компьютере или лежал на диване и смотрел телевизор. Но ведь так не хотелось учить эту математику, иврит, английский, да и уроки мне никто из школы не приносил. Иногда я делал уроки по математике, чтобы совсем не забывать, но это было редко.
Зато я каждый день убирал в своей комнате, пылесосил, протирал пыль, кормил рыбок, поливал цветы, которых у нас уже много на балконе. Это дедушка Миша приносит их в маленьких горшочках. Хагаю я не доверяю, так как он может их залить, да и он сам не очень хочет.
Попугайчиков, к сожалению, у меня уже нет. Дело в том, что у них произошла семейная ссора, и он убил свою жену: забил её клювом. Я очень рассердился и решил, что мне такой злой попугай не нужен, мне и Хагая хватит. Поэтому я открыл дверцу и выпустил его на волю, пусть поищет себе другую попугаиху, если эту не полюбил. Но это было ещё на съёмной квартире, а на этой я даже не хочу птичек. Ведь надо чистить клетку, следить за их питанием, а главное, я не хочу, чтобы они умирали.
Мама всегда говорит, что это я сам виноват, что Хагай меня не любит и дерётся. Но я с ней не согласен. Вот, например, вчера. Мама купила нам по конфете, ну те, что на палочке, можно пососать. Я положил свою на стол, так как хотел съесть её после обеда. Хагай съел свою конфету и взял мою без моего разрешения, да ещё пришёл ко мне и стал перед моим носом хвастаться, что он ест конфету. Я сразу догадался, что эта конфета моя. Конечно, я стал на него орать, даже ударил. Он разревелся и побежал жаловаться маме, а она стала меня ругать.
Потом я подумал, что, наверное, взрослые правы. Если бы я сдержался и не побил Хагая, то он бы не пожаловался маме, а она бы меня не стала ругать. Но ведь это была моя конфета. Если бы он хотя бы спросил меня, можно взять её, то, может быть, я бы разрешил, хотя ведь он уже съел свою конфету.
Вообще-то я люблю своего брата и его всегда защищаю, если кто-то его обижает. Я слежу, чтобы его обязательно высадили из автобуса на остановке возле бабули Аллы. Сам я еду к бабуле Рае. Иногда он тоже хочет ехать со мной, но нас вместе трудно выдержать долго. Мы почему-то начинаем друг друга лупасить, а это взрослым невозможно выдержать. Они начинают на нас кричать. У бабули Аллы я не могу быть с Хагаем, потому что она всегда защищает только его. Почему-то она считает, что если я старше брата, то должен ему во всём уступать, а когда я не уступаю, она ругает меня, даже не очень хорошими словами. Мне, конечно, очень обидно, хорошо, что дедушка Миша защищает меня, он предлагает нам прогуляться, и мы с ним спускаемся вниз на улицу. Так сказать, пережидаем гнев бабули Аллы.
У нас в семье очень интересное событие. Моего папу наградили за хорошую работу поездкой в Мюнхен на чемпионат мира по футболу.
Многие мужчины ему даже завидуют, ведь такие подарки не каждому дают, да и папа сначала не поверил. Его позвал к себе в кабинет директор магазина и спросил: «Ты любишь футбол?»
Папа сказал, что любит. Он, правда, не очень любит, ему больше нравится баскетбол, особенно когда играет израильская команда «Маккаби». Но начальник его бы не понял. Поэтому папа сказал, что любит. Тогда тот сказал, что его награждают за хорошую работу путёвкой на чемпионат. Причем бесплатно. Папа так растерялся, что сказал, что должен позвонить жене и спросить её разрешения.
Директор засмеялся и сказал, что у папы от радости «крыша поехала» (это так взрослые говорят), и что ему можно думать не больше пятнадцати минут. Папа вышел, позвонил маме. Моя мама очень добрая, она сразу ему разрешила ехать.
Папа зашёл в кабинет и взял билет. Но потом ещё несколько раз звонил маме и спрашивал, не обижается ли она, что он полетит в Германию. Мама даже рассердилась на него. А потом он стал удивляться, почему она его так легко отпустила. Мой папа очень странный. Он что, не понимает, что она его просто очень любит? Все это понимают, даже Марина сказала, что это очень благородно отпустить Альберта одного в Мюнхен. Ведь все хотят слетать за границу. Маме, наверное, тоже хотелось, но пока у нас денег нет. Так что папе просто повезло. Но я очень рад за него. Может, и маме когда-нибудь повезёт, и её наградят за хорошую работу.
Дни пролетели очень быстро. Папа вернулся и стал нам рассказывать о Мюнхене, о том, что видел в Германии. Ему очень понравился город: чистый, зелёный, с красивыми машинами. Всё было здорово организовано, при таком количестве людей никаких неприятных ситуаций не было, транспорт работал отлично. Никакой толчеи. Ему понравился стадион и сама игра. Особенно болельщики. Как они поддерживали своих игроков. Было очень весело. Многие были целыми семьями. Они все вместе кричали от радости, когда забивали голы, и ели свои немецкие сладости. Все туалеты работали отлично, было много еды, пива и гамбургских сосисок.
А ещё он сказал, что арабов там он не видел.
Папа сделал 200 фотографий дигитальным фотоаппаратом. Когда он их проявит, я увижу, как было там.
А ещё папе понравился самолет. Он уже не помнил, как летел на «Боинге» сюда в Израиль, когда был маленьким. И ему было приятно полетать опять на таком самолёте.
Он сам признался, что очень боялся перед полётом. Ведь всё время какие-то самолеты сбивают, а иногда они сами попадают в катастрофы.
Теперь папа ничего не боится, а наоборот, очень хочет еще полететь куда-нибудь в Европу. Но на этот раз, я думаю, мама его не пустит одного.
Вот опять со мной произошёл случай. По правде сказать, я его не очень хотел описывать, но потом решил, что раз взялся писать честно, надо написать и об этом.
Наверное, вы помните, как я описывал, что со мной в школе что-нибудь случается. В основном, это из-за того, что есть такие дети, как Амит. Раньше, когда он только меня бил, а я не мог дать сдачи, все было нормально, то есть нормально для него. Я бежал и жаловался, после чего его ругали, а на следующий день он опять меня бил. Однажды я не выдержал и дал сдачи. В это время нас увидела Хая. Она не стала спрашивать, что случилось, а сразу наорала на меня и сказала, что в следующий раз меня исключат из школы.
Сначала я обрадовался, так как эта «Шуву» страшно мне надоела. Но потом испугался, где же я буду учиться, я ведь и так очень много пропускал по болезни, а тут ещё из-за драки. Я обещал, что снова буду говорить обо всех случаях.
На следующий день, как только прозвенел звонок и мы вошли в класс, Амит подскочил ко мне сзади и ударил кулаком по голове. Я побежал искать Хаю.
Она стояла с другими учительницами в коридоре и разговаривала. Я понял, что это надолго и решил идти прямо в кабинет директора.
Директор меня выслушала и спросила: «А где ваша учительница была в этот момент?» Я честно ответил, что она разговаривает с учителями в коридоре. И попросил директора написать записку родителям Амита, чтобы те срочно пришли в школу. Директор написала записку, подала её мне и сказала, чтобы я отнёс её Хае.
Я отнёс. Если бы я знал, что там написано, я бы ни за что ей не дал эту записку. Оказывается, там было написано: «Мора (учительница) Хая, срочно зайдите в класс!»
Хая очень рассердилась и сказала, чтобы я завтра в школу не приходил. Она даже не дала мне рассказать, почему я пошёл к директору. Наверное, решила, что это я затеял драку.
Я очень расстроился и заплакал. Я-то думал, что она будет ругать Амита, а оказалось, что опять виноват я.Но потом Хая подумала и сказала: «На этот раз я тебя слихую, а в следующий раз не буду слихую». Слихую – это по-русски значит «прощаю».
Когда я приехал к Марине, она сразу увидела, что я очень расстроен. Я заплакал и все рассказал. Марина и бабуля Рая сначала засмеялись. А потом мне всё объяснили. Я понял, что просто настучал на свою учительницу. Ведь уже шёл урок, а она вместо того, чтобы быть в классе, болтала с учителями в коридоре. Я, конечно, и не думал на неё стучать. Просто если в школе требуют жаловаться, а не давать сдачи, куда же я должен был бежать?
На следующее утро почему-то весь класс со мной не разговаривал. Я не должен был приходить в школу, но мама сказала, что пропускать из-за глупостей не стоит, и так я очень много болел и пропустил.
Два урока и две перемены со мной никто не играл, но потом мой друг Арон сказал, что он не может не дружить со мной, и стал разговаривать. И все ребята, кроме, конечно, Амита, тоже стали со мной дружить.
Но Хая не смотрела в мою сторону, и почему-то учительница по математике не захотела мне помогать, когда я не понял новый материал и попросил ещё раз объяснить. Но ведь на неё я не стучал, может быть, ей стало жалко Хаю, и она решила мне за свою подругу отомстить.
Когда я болел, никто из учителей мне задание не приносил и не звонил, чтобы спросить, как заживает моя нога. А ведь я упал в школе.
Теперь каждый день у нас контрольные, и мне очень тяжело. Приходится много сидеть за уроками, догонять, делать уроки до 10 вечера. А утром я еле встаю. Когда же, наконец, наступят каникулы?
Свершилось. У нас каникулы! Я получил «теуду» (ведомость), где показаны мои оценки. Я собой доволен. Главное, что переведён в четвёртый класс.
Меня расстроило то, что со следующего года у нас будет раздельное обучение: мальчики и девочки будут учиться в разных классах, к тому же в классах будет очень мало учеников. У нас – человек 14, а у девочек ещё меньше. Значит, будут мучить каждый день, и уроки придётся готовить дома тоже каждый раз. Теперь не похалтуришь, как говорят мои родители.
Они не перевели меня в школу, которая находится рядом с домом, по двум причинам. Первую – я уже сказал. А вторая – опять-таки мой брат Хагай. Так как он ещё не идёт в школу, а только в подготовительную группу, они решили оставить его в «Шуву», а значит, и мне мучиться ещё целый год. Почему мучиться? Сейчас объясню. Во-первых, вставать рано утром, чтобы не опоздать на автобус. Хотя тут сложно сказать, что я встаю рано. За 15 минут вполне можно успеть. А если мы опаздываем (а по правде сказать, мы опаздываем очень часто), мама или папа отвозят нас с Хагаем сами. Так что, когда все дети уже выходят из дома – им ведь к 8-00, то мы только встаем – нам к 8-25. Папа каждый раз ругается, но что поделаешь, как-то надо нам добираться до школы и садика.
Во-вторых, в «Шуву» продлённый день: мы возвращаемся домой почти в 4 часа. Поэтому весь вечер у меня уходит на уроки. А когда же гулять? Когда же ходить в кружки? Мне же надо ещё чем-нибудь интересным заниматься. Хорошо с музыкой: она у меня во вторник и пятницу. Я приезжаю к бабуле Рае, занимаюсь на синтезаторе, обедаю, даже успеваю что-нибудь сделать из уроков школьных и иногда поиграть в компьютерные игры. А вот в другие дни все гораздо труднее.
Так что, если бы меня спросил министр образования, нужны ли группы продлённого дня, я бы категорически был против. Да, если бы мы делали домашнее задание в классе, но ведь хочется поиграть, побегать. Так что времени на занятия просто нет. Учительница, которая находится с нами в это время, тоже не очень хочет нам помогать, она даже не проверяет задания, которые мы выполнили, просто ставит галочку. А когда я прихожу домой, и кто-нибудь проверяет, как я сделал домашнее задание в классе, приходится всё делать заново.
Но мне кажется, что это всё из-за Хагая. Ведь за нас двоих платить меньше, а мама хочет, чтобы он ходил в садик «Шуву».
Ладно, один год ещё потерплю. Что не сделаешь ради брата? Может, он когда-нибудь оценит мою доброту?
Вот в этом я сам очень сомневаюсь. Хагай теперь даже не хочет, чтобы я помогал ему. Например, когда он открывает компьютер, я тут же бросаюсь ему помочь. А он не воспринимает мою помощь и кричит, что уже большой и хочет думать своей головой. Как вам это нравится?! Я, естественно, ему говорю, что он ещё маленький, а потом все прибегают и начинают на меня давить. Никак не могу понять, почему все против меня. Я им доказываю, что хочу только помочь, а они все на стороне Хагая. И ещё удивляются, что я кричу и плачу от обиды.
Тогда я им говорю, что я рождён мужчиной и буду вести себя как мужчина: кричать, драться и делать, что хочу.
И все стали надо мной смеяться, а женщины бросились меня целовать. А что такого я сказал?
Родители решили отдать нас с Хагаем в летний лагерь, так как находиться дома постоянно – это очень скучно и сложно. Мы можем не выдержать, потому что в нас много энергии, и мы будем друг друга мучить.
Я не очень был рад этому решению родителей, но потом согласился, так как понял, что, может быть, будет неплохо.
В первый день я был очень разочарован, даже хотел попросить, чтобы меня больше не возили в лагерь. Но мама сказала, что они заплатили большие деньги, и я должен ходить в лагерь все три недели.
На второй день было лучше. Нас возили в бассейн. Конечно, здесь опять не обошлось без капризов моего брата. Он хотел плавать в большом бассейне, где я, но ему не разрешали. Он ведь ещё маленький. Хагай убегал и никого не слушал. Тогда спасатель сказал мне, чтобы я охранял своего брата. И мне пришлось следить за ним.
Я сказал об этом маме, что не хочу быть сторожем своему брату. Я тоже ещё ребенок и хочу плавать со всеми в большом бассейне, где мне можно.
Она разрешила мне больше не следить за Хагаем. Так что в следующий раз я так и скажу спасателю, чтобы он сам следил за Хагаем, а за меня тоже родители заплатили большие деньги, и я имею право быть сам по себе. Правда, сомнительно, чтобы он меня послушал.
На следующий день нас возили в «Суперленд». Там было много разных каруселей, качелей и представлений. Я катался на всех каруселях, даже на самой большой – чёртовом колесе. С большой высоты я видел весь «Суперленд».
На следующий день был спорт. Нам привезли всякий спортивный инвентарь.
В последний день первой недели был «Хахам ба шемеш» (умное солнце). Мы строили всякие вещи из песка.
Осталась последняя третья неделя. Надеюсь, что она тоже будет интересной.
А 12 июня арабы похитили наших солдат. Мы, конечно, им решили отомстить. И вот теперь у нас война. Израиль, конечно, победит, но все же стало как-то не очень весело. Все взрослые только и говорят о войне, о «кассамах» и «катюшах». Марина пишет заметки: она хочет, чтобы мы, когда выросли, знали всю правду о войне.
А мой папа опять кричит, что он предупреждал, что так всё и кончится. И почему его никто не слушал? А теперь Арик Шарон совсем ничего не слышит. Он же без сознания лежит. И о нём уже никто не вспоминает. Только мой папа говорит, что если бы всё было по-умному, то и Шарон был бы здоров.
Наши войска опять вошли на ту территорию, где мы когда-то жили, теперь это Газа и там уже всё разбито, только боевики ХАМАСа бродят и пускают свои «кассамы» в нашу сторону. Уже и до Ашкелона они долетают.
Папа опять кричит, что гушкативцы предупреждали, что кончится именно так, но их никто не слушал.Никто не может понять моего папу, почему он так нервничает и кричит. Мы ведь живём в красивой новой квартире в Ашдоде. У нас у всех свои комнаты. Мама работает совсем рядом с домом. Да и папа теперь быстрее приезжает с работы.
Наверное, он скучает по Нисаниту, по той тишине. Он так любил приехать после работы и лечь на диван прямо около дома, на природе.
Папа так расстраивается, что мама согласилась с ним поехать отдыхать. Сначала они хотели полететь куда-нибудь за границу. Но потом решили далеко от дома не улетать, ведь у нас началась война, а доехать до Эйлата. А я с Хагаем останусь дома с Мариной, бабулей и Игорем.
Вообще-то, я не вижу радости у мамы. Она говорит, что устала, а ехать боится. Да еще Хагай, как назло, заболел.
Но моим родителям обязательно надо отдохнуть. Они такие стали нервные, много ссорятся. Я не понимаю, почему. Когда узнаю, может, напишу об этом.
Третья неделя в лагере пролетела очень быстро. Но, к большому сожалению, происшествие, случившееся в предпоследний день, испортило мне всё настроение в последние дни.
В тот день утро началось хорошо. Рано утром мы сели в автобус и поехали в лагерь. В этот день в лагере был свободный день. А это значит, что все стали шататься и делать, что захочется. Старшая группа ребят стали обижать малышей, и, как всегда, мой брат оказался в центре их внимания. Они стали его дразнить и бить. Я тут же стал заступаться за Хагая, но понял, что сам не справлюсь, и пошёл к начальнику лагеря. Я добился, чтобы зачинщика ссоры наказали. И его посадили на целый день в кабинет начальника.
Естественно, его друзья решили мне отомстить. Сначала они стали дразнить меня, потом задираться, наконец, стали бить меня. Но я теперь не давал спуску, я давал сдачи. Это, наверное, им не понравилось, но они поняли, что теперь я умею за себя постоять.
К сожалению, на этом мои проблемы не закончились. Почему-то мой солидный вид и полнота никому не дают покоя. Поэтому двое ребят решили, что арбуз, который нам дали, мне не обязательно есть. Они отняли у меня мой кусок и выбросили в мусорку. Мне было очень обидно, но я сдержался и не заплакал.
Я сказал об этом моему другу, и он за меня заступился.
Через неделю родители вернулись из Эйлата. Они привезли мне ролики, а Хагаю доску-скейтборд.
Наконец-то, война закончилась. К счастью, до Ашдода ракеты не долетали. Но на Севере все жители сидели в бомбоубежищах. Мы смотрели по телевизору, как они там мучились. В центр страны люди ехали, чтобы спастись.
К нам в Ашдод тоже приезжали люди, к своим друзьям и родственникам, чтобы переждать войну. Всех просили помочь беженцам. В магазинах стояли большие ящики, куда покупатели клали какие-нибудь покупки, чтобы их потом переправили на Север.
А у мамы в «Машбире» сделали «мивцу», чтобы люди, которые приехали с Севера, могли купить себе вещи подешевле. Там было столько народу, что не ясно, кто больше купил, – наши ашдодцы или беженцы.
В некоторые лагеря города принимали детей с Севера, чтобы они могли отдохнуть от войны. Это так распорядился наш мэр.
В матнасе «Бейт-Лаврон» поставили 80 кроватей, и там тоже жили беженцы. Взрослые только и говорили о войне.
Война продолжалась 32 дня. Она закончилась в день, когда был разрушен наш Нисанит.
Как раз прошёл ровно год.
Все снова вспоминали эти дни. Многие говорили, что эта война – результат того, что евреи ушли из Гуш-Катифа.
А в нашей семье теперь даже папа рад, что мы переехали в Ашдод и у нас такая красивая квартира. Иногда он жалеет, что нет тишины, что не может полежать прямо в своём саду на кровати. Насчёт тишины – это сложно исправить. Но у нас такой большой балкон, что можно из него сделать небольшой садик и поставить для папы диванчик. А когда папа будет на работе, так там буду лежать я.
Взрослые недовольны. Они говорят, что это ещё не конец. Израиль не сумел победить, а значит, воевать будем дальше. Когда? Никто не говорит. Мне не хочется, чтобы была опять война. Я очень волнуюсь за папу. Мне не хочется, чтобы он уходил на войну. Я видел, как много наших мужчин погибли, а ведь у них были свои дети. Как теперь они будут без папы жить? Да и тех солдат, у которых ещё не было детей, их тоже жалко. Они ведь ещё очень молодые. У них могли быть свои детки.
В эти дни мы с моим другом Иланом смотрели новости по телевизору и часто думали, как получается, что террористы «Хизбаллы» побеждают. Значит, их Бог тоже любит? Или у нас свой Бог, а у них свой Аллах?
Родители Илана подарили ему компьютерную приставку, и теперь мы можем играть с ним в «войну» прямо по телевидению. Это очень интересно и даже страшно. Особенно, когда показывают, как убивают твоего героя. Даже музыка такая грустная. Пока герой ведёт бой, очень сложно увидеть всех террористов, поэтому надо быть очень внимательным, а если ты не увидел, то тебя тоже могут убить. Я даже волнуюсь, когда играю, и Марина меня уговаривает, чтобы не играл.
Но тогда как научиться воевать с террористами. Я ведь тоже когда-нибудь пойду в армию. И на таких играх я учусь. Мне надо становиться настоящим мужчиной и ничего не бояться.
А вот умирать, даже в игре, почему-то очень грустно. И мы с Иланом стараемся сразу начать игру с начала. Ведь тогда наш герой опять живой.
Прошёл год. Я иду в четвёртый класс. С этого года нас разделили, как я уже писал. Без девочек, по-моему, будет грустно. Я любил учиться с девочками, хотя они не всегда хорошо себя вели. Но они не дерутся, как мальчишки. А я не люблю драки. Нет, не потому что не умею драться. Я не боюсь и умею за себя постоять. Но все же считаю, что это плохо и для организма, ведь потом болят синяки, руки, ноги, голова, и для души – я выбиваюсь из своего состояния и петь не могу.
Ладно, с девочками мы на перемене увидимся. А вообще, пора мне взяться за ум. Очень хочу стать хорошим учеником.
Сейчас передо мной стоит очень важная задача. Я должен решить для себя, буду ли я ходить в ансамбль «Пирхей Ашдод». Или просто заниматься частным образом? Ведь чтобы хорошо петь, надо серьёзно учиться, а в ансамбле приходиться думать, какой рукой махать и какой ногой вступать. О голосе думать некогда. Поэтому у меня не всё гладко получается, и я злюсь.
А ещё я должен решить для себя, стоит или не стоит связывать свою жизнь с пением. Все взрослые говорят, что это очень сложно и не надо ломать свою жизнь. Лучше быть программистом. А что если мне хочется быть врачом? Я люблю смотреть передачи о врачах, об операциях. А ещё я люблю зверей. Мне хочется свою собаку, но мама категорически против. Когда папа в шутку говорит, что тоже хочет собаку, ну хотя бы маленькую, то мама эту его шутку совсем не принимает. Она так и сказала, что он будет спать с ней на балконе. Так что мне собаки не видать. Вы ведь понимаете, папа, естественно, не захочет спать на балконе. Зато у меня скоро будет рыбка. Мама согласилась на аквариум.
На пианино я тоже больше учиться не хочу, а вот органит пока не брошу. Наоборот, хочу его лучше изучить, чтобы больше играть интересных вещей. Говорят, что на синтезаторе можно сыграть даже «Лунную сонату» Бетховена. Мне хочется попробовать.
В общем, мне очень много надо сделать в следующий год. А что у меня получится, может, напишу в следующей книжке.