Работа на Западной МИС

Валерий Агейчик
РАБОТА НА ЗАПАДНОЙ МИС

Есть только один способ проделать большую работу-полюбить ее.
Если Вы к этому не пришли, подождите. Не беритесь за дело.
Пусть сначала сердце подскажет ее Вам.
Стив Джобс

Перед началом трудовой деятельности я приехал к тете Алле в Чижовку, переночевал у нее и в воскресение посмотрел долгожданный первый матч хоккеистов сборной СССР против сборной Канады, составленной из лучших представителей НХЛ. Канадцы у себя дома предсказуемо быстро забили две шайбы Третьяку, но далее произошло невероятное-советские хоккеисты благодаря блестящей игре всей команды победили со счетом 7-3.

Под впечатлением этой игры я на завтра утром и появился в пригородном поселке Привольный в главном корпусе Западной МИС, представ перед глазами главного инженера Асябрика, который на время отпуска директора возглавлял организацию. По направлению мне обещана была зарплата 110 рублей в месяц, но вакантной оказалась лишь должность старшего инженера отдела надежности с окладом 115 рублей, куда меня и зачислили приказом. Но работать я был направлен старшим инженером в лабораторию мелиоративных машин, меня прописали и поселили в общежитие рядом с главным корпусом. Недалеко была столовая, но назвать ее дешевой было бы преувеличением.

Одновременно со мной на работу были приняты два человека из Ростова на Дону. Молодой специалист по распределению девушка была направлена на анализ структуры и качества металлических и других материалов испытываемых машин. Вскоре она вышла замуж за местного парня и навсегда осталась на минщине. Из ростовского института сельскохозяйственного машиностроения прибыл Дьяченко. Он был назначен заведующим отделом надежности и как кандидату технических наук ему сразу дали трехкомнатную квартиру в новом доме. Но через пару лет он обменял эту квартиру на двухкомнатную в Минске и перешел на работу в объединенный НИИ машиностроения, где и работал, защитив докторскую диссертацию.

Западная МИС была одной из лучших и передовых, из более чем полусотни разбросанных на просторах СССР в различных климатических зонах испытательных станций, подчинявшихся напрямую расположенному в Москве министерству «Союзсельхозтехника», ответственному за приобретение, эксплуатацию и ремонт всей техники, используемой в сельском хозяйстве СССР. Вскоре на базе Западной МИС был создан всесоюзный отраслевой институт повышения квалификации испытателей, для чего была обустроена соответствующая материальная база. В том числе и на ней была организована и репетировала известная группа «Ляпис Трубецкой» во главе со своим солистом Михалком. Зарплаты были маленькие, но работа была в целом не пыльная, уважаемая, а с учетом наличия у семейных близко расположенных участков под огороды и сараев с погребами, люди не бедствовали.

Основной задачей МИС была испытание созданной различными НИИ и КБ новой техники и рекомендация их, в случае успешных испытаний, сначала для выпуска опытной партии, которая затем испытывалась в различных климатических условиях. В конечном итоге по итогам государственных испытаний выдавалась рекомендация о постановке на производство техники. Периодически из заводов бралась новая серийно выпускаемая техника, и проводился полный цикл ее испытания, в результате чего проверялось качество изготовления.

Мне всегда в жизни очень везло на руководителей. И первый из них, заведующий лабораторией испытаний мелиоративных машин Юрий Викторович Боголепов оказался добрейшей души жизнерадостным человеком. В лаборатории работало 5 старших инженеров, включая кандидата ветеринарных наук Юрочки. Последний был один из немногих кандидатов наук на МИС, но в силу своей основной специальности испытывал большие трудности в работе, обращаясь за помощью по элементарным вопросам даже ко мне. Юрочка развелся, женился на молодой и перешел работать в НИИ мелиорации. Как анекдот рассказывали, что его новая жена рожала ему ребенка одновременно с его дочкой, которая рожала ему внука или внучку.

Подобные кандидаты наук не по специальности встречались и в ВУЗах. Так многолетний заведующий кафедрой деталей машин БИМСХ Михаил Титович Гринюк рассказывал нам, молодым преподавателям, что в БПИ одно время преподавал детали машин кандидат сельскохозяйственных наук по зоотехнии. Однажды он читал лекции и в перерыве ему студенты переложили бумажки, по которым он их читал. Зоотехник, после перерыва, будучи не в силах в них разобраться заявил студентам: «Меня срочно вызывают в ЦК!» и ушел.

Основной задачей старшего инженера была организация и проведение испытаний конкретного образца техники, а также написание итогового протокола. На МИС существовал ряд специализированных лабораторий, которые на высоком уровне могли с помощью специального оборудования и тензометрирования замерить все силовые и энергетические показатели испытываемого агрегата (руководитель такой лаборатории Беляк как раз вместе с новым ГАЗ-24 вернулся с Кубы, где два года помогал обустраивать там аналогичную службу), ), замерить его основные агротехнические показатели и дать экономическую оценку работы машины. Это значительно облегчало работу старшего инженера, и его функции во многом сводились к фиксации поломок и других недостатков в работе испытываемой техники, а также сведению в протоколе воедино материалов из других лабораторий.

Моим первым заданием было подбор подходящих полей для испытания специализированной техники для работы на почвах, засоренных камнями. Мне выделили машину с шофером и я нашел по наводке старших товарищей такие поля, аж белые от камней, в Кареличском районе Гродненской области.

Принимал участие я также в испытаниях плуга с решетчатым отвалом, где бесплодный подзол просыпался через отвал и не выносился снизу на поверхность, снижая урожайность.

 Затем поступил на испытания дреноукладчик свернутых в бухты эластичных полимерных дрен с отверстиями производства ГДР на базе трактора Т-100М. Предполагалось, что трактор будет одновременно вертикальным ножом разрезать грунт, укладывать в него из разматывающейся бухты дрену, укрывать ее минеральной ватой и засыпать землей.
Но оказалось, что пунктуальные немцы на конце вала отбора мощности не просверлили осевое отверстие с резьбой, необходимое для монтажа оборудования, и трактористу нашей лаборатории, бравшему в 1945 году Берлин и проработавшему три года до демобилизации директором ресторана в Потсдаме (по его словам, он там три года пожил при коммунизме) пришлось три дня разбирать трактор.

Я взял в руки вал длиной около 1,7 метра и поехал в СКТБ «Мелиормаш» (теперь это ОАО «Амкадор»), где меня приняли как родного (перед моим отъездом Боголепов мне показал кулак и сказал: «Они у нас вот где!»), ознакомили с КБ, производственными цехами и на большом специальном станке просверлили нужное отверстие и нарезали в нем резьбу.

Испытания производились в сельской местности, иногда за сотню километров от Минска. Выдавались и собирались в одни руки командировочные, на которые старшие товарищи тут же покупали провизию, основой которой была водка. К выходным возвращались домой.

 Однажды вернувшись поздно вечером в пятницу в общежитие, я в субботу утром уехал в Минск к тете Алле.

В понедельник меня вызывает к себе вернувшийся из отпуска директор Александр Викентьевич Короткевич и предъявляет претензию, что я не был на субботнике. Вот говорит, при каких неприятных обстоятельствах мы познакомились. На мой ответ, что я не знал и мой сосед по общежитию тоже был в командировке и не мог мне ничего сообщить, директор ответил, что, уезжая утром в Минск, я должен был обратить внимание на трудовую активность на территории МИС, в поселке и поинтересоваться, с чем это связано. Говорит, пока выговор объявлять не будет, но на будущее учтите.

Александр Викентьевич Короткевич был молодым тридцатилетнего возраста, очень строгим и энергичным директором. В будущем он работал заместителем министра, стал доктором технических наук и работал профессором БГАТУ, так что мы с ним еще долгое время встречались и с удовольствием приветствовали друг друга. В его приемной часто толпились уважаемые люди высокого ранга типа генеральных конструкторов и руководителей предприятий со всего СССР, озабоченные получением положительного отзыва на свои детища. После того, как старший инженер написал черновик протокола испытаний, начинались уже всякого рода утряски на более высоком, а иногда и очень высоком уровне.

На территории МИС был хороший стадион, где я с местными ребятами играл в футбол. Вдруг поступило указание выставить команду МИС для участия в спартакиаде общества «Урожай». Меня тоже посадили в автобус и привезли в расположенную рядом с остановкой электрички «Минское море» республиканскую базу этого общества. Я без особого успеха выступил в нескольких легкоатлетических дисциплинах, но выданные и отоваренные талоны на питание и последовавший за этим пикник на берегу Минского моря был достаточным вознаграждением за наши усилия.

Общежитие представляло собой трехкомнатную квартиру со всеми удобствами. Маленькая комната была свободна, во второй жила молодая семья с ребенком и в большой комнате поселился я с тридцатилетним разведенным мужчиной. Он работал старшим инженером в лаборатории испытания машин для животноводческих ферм и приехал в наши края из Тулы, где окончил в Тульском политехническом институте аспирантуру и работал там старшим преподавателем на кафедре сопротивления материалов.

Но парень был довольно резкий, диссертацию он не защитил и, видно возникли, возможно, на этой почве, какие-то проблемы. Он периодически брался за написание научных статей на разные темы, но, не доводя дело до конца, бросал. Как и я, он оказался большим любителем шахмат, и это стало основным нашим занятием на досуге. Играли мы приблизительно на одинаковом уровне, но он сильно нервничал и в случае проигрыша упрекал меня в том, что я играю, как он выражался «на хапок». Он все время стремился стать лидером в счете на данный вечер и пойти с чувством выполненного долга спать. Но в результате мы могли запросто играть часов 12 подряд всю ночь и, не выспавшись, уходили на работу. Через год он вернулся в Тулу к своей семье и ребенку.

Рядом с Привольным в Смиловичах работал в местном СПТУ по направлению Саша Горбатенко и однажды я приехал к нему в гости. Посетил его урок, на котором он рассказывал об устройстве экскаватора. Зрелище это было не для слабонервных. Учащиеся его абсолютно не слушали, шумели, периодически возникали потасовки между ними прямо на уроке. На эту работу после армии Саша решил твердо не возвращаться, а я переночевал у него в комнате. Он жил с учителем физики, тоже приехавшим на работу по распределению. Пригласили из соседней комнаты еще одного молодого специалиста, симпатичную учительницу истории и устроили вечеринку. Она танцевала с учителем физики и вскоре вышла за него замуж.

Вскоре я убедился, что если питаться в столовой, где один раз сытно поесть стоило около 1 рубля, и заплатить за проживание в общежитии, то от моей зарплаты мало что остается. Карьерного роста ожидать было наивно, да и зарплаты даже главных руководителей МИС не превышали 200 рублей. При постановке на учет в Минском районном военкомате мне сказали, что меня призовут весной. Но я решил не тянуть с этим делом и заявил, что хочу жениться и надо бы это дело ускорить. Офицер согласился с моими доводами и переложил мои документы в стопку, подлежащих осеннему призыву.

Пришла повестка в армию, и я стал проходить медицинскую комиссию, где отмахнулись и от моей повышенной температуры 37,7 градусов, и от моего сердечного пульса под 100 ударов в минуту, и от моих жалоб на боли в суставах и сердце. Боголепов пошел к директору подписывать затребованную военкоматом характеристику на меня. Короткевич стал его упрекать, что в то время, как я не был на субботнике, мою характеристику он представил как на Героя СССР, но все же ее подписал.

Характеристика в СССР была удобным рычагом манипулирования начальством своих подчиненных. Мой друг по аспирантским делам в ЦНИИМЭСХ Данила Бракоренко после защиты диссертации работал ученым секретарем Западного отделения ВАСХНИЛ (Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина), затем в аппарате министерства сельского хозяйства БССР и не уставал этому удивляться. Говорил, что не раз был свидетелем того, как министр вызывает кадровика и приказывает подготовить характеристику на конкретного человека. Следует встречный вопрос: «На повышение, или на понижение?»

Я получил расчет и устроил в общежитии шикарную отходную для коллектива лаборатории, и появившихся в Привольном новых друзей. Когда языки развязались, ребята стали говорить, что я поспешил, и надо было уходить в армию весной, так как зима на МИС это санаторий и можно было бы отлежаться и отоспаться. Меня спросили, собираюсь ли я после армии возвращаться обратно. Срок отработки молодым специалистом в то время после распределения составлял три года. Но после армии уже никто никого не искал, так как человек мог остаться на сверхсрочную или уехать на далекие стройки народного хозяйства. Я ответил, что жизнь покажет.

 Но Боголепов сказал, что чует его сердце, что мы уже больше не увидимся. Он оказался прав на половину: на работу в Западную МИС я уже не вернулся, но долгие годы был связан с ней работая в ЦНИИМЭСХ и БИМСХ, а когда там мне снова приходилось бывать, то уже считался на МИС своим и мне было легче решать многие вопросы.

"Я не люблю, когда наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или, когда все время против шерсти,
Или, когда железом по стеклу.
Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза!
Досадно мне, что слово «честь» забыто,
И что в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне и неспроста —
Я не люблю насилье и бессилье,
Вот только жаль распятого Христа..."
(Владимир Высоцкий)