ФОТО Терье Ракке
От меня ,переводчика и автора предисловия к роману
норвежской писательницы Марион Коксвик «Церковная кафедра … Мерилин Монро…Кот Густав Малер», ( М, «ИМПЭТО»,2005).
Помещаю текст предисловия и текст романа ( с согласия автора ) в связи с 25 летним юбилеем со времени публикации в Норвегии( 15 лет со дня публикации русского перевода ).
По поводу названия …
ЦЕРКОВНАЯ КАФЕДРА( иногда переводят как кафедра проповедника)- это prekestolen, знаменитая гора, точнее, плоскогорье на западе Норвегии, вблизи города Ставангера Туристическая достопримечательность. Сам Ставангер, расположенный среди фиордов Северного моря, знаменит своими нефтяными платформами. См предисловие к роману ЭТОТ БЕЗУМНЫЙ БЕЗУМНЫЙ МИР или СОВСЕМ ИНАЯ НОРВЕГИЯ….
здесь же на прозе.ру
Эден Клостер в который раз просыпается. За окнами -летняя ночь, белая ночь. Она решительно поднимается, одевается и выходит из отеля. Уфф ! Что это ? На мгновение Эден замирает. Приглядевшись, она замечает, что это флюгер- на башне собора, построенного в романском стиле, поворачиваясь при малейшем, даже самом слабом, дуновении ветерка и то и дело, издает дребезжащий звук, как будто бы охраняет спящий город . А из-за церковной башни на Эден поглядывает черный, как сапожная вакса, лоснящийся, дьявол, из его рта вырывается красный огненный язык.
Эден медленно пересекает треугольной формы площадь перед собором и заходит в какой-то темный проулок. Здесь ее снова охватывает ощущение, что кто-то пристально наблюдает за ней , но никак не может догадаться откуда исходит этот взгляд. То и дело ей чудится и звук шагов по брусчатке позади нее. Но стоит эй оглянуться , как звук шагов мгновенно затихает.
Эден осторожно продвигается по окраинным улицам. То здесь, то там ей на глаза попадаются влюбленные пары, они стоят в тесном сплетении, спрятавшись от постронних взглядов и непогоды , под шиферными крышами за зарослями плюща. Вдруг Эден вздрагивает: из-за каменной ограды вдруг раздается громкий собачий лай , но как только Эден шикает на нее , та замолкает виляя хвостом, крадучись идет вдоль ограды.
Наконец Эден отваряет ворота и входит на кладбище. Здесь она задирает голову вверх и вслушивается. Ей чудится голос, который зовет ее из свежевырытой могилы голос на участке рядом с посадками туи. Как бы повинуясь ему Эден закрывает за собой скрипучие кладбищенские ворота и медленно направляется\ к могиле. Над городом только что прошел небольшой дожь, и она отчетливо видит чьи-то следы рядом с вырытой могилой. На дне ее в воде е плавают три сломанные гвоздики со сломанными стеблями. Может быть эти цветы принесла какая-нибудь отвергнутая любовница и поломала их в знак мести. Эден начинает тихо напевать . Она всегда так делает, когда чувствует страх, когда на душе у нее неспокойно. Внезапно раздается шелест , как будто бы из ряда тесно посаженных туй выбирается какой-то человек На какое-то мгновение ее пронзает мысль , что это может быть Аварье. Эден поворачивается спиной к ряду туй и пулей вылетает с кладбища. Она так спешит вернуться в отель, словно тот самый дьявол с церковной башни с преследует по пятам.
Войдя в свой номер Эден , бросается в постель , натягивает на голову одеяло и засыпает как убитая.
Пощечина
Проснувшись на следующее утро, первое что слышит Эден это мужской голос из соседнего номера, напевающий какую-то мелодию. Она говорит «тсс», прикладывает палец ко рту и выразительным взглядом призывает лежащего рядом с ней на кровати Густаву Малеру к молчанию. Да, точно, это голос Аварье. Она совершенно забыла , что директор сталелитейного завода обитает непосредственно у нее за стеной .
Вскоре в соседней комнате мужской голос смолкает громко хлопает дверь, а потом раздаются тяжелые шаги по лестнице. Эден садится на постели и пытается записать в блокнот свои разрозненные мысли, касающиеся «Истории феминизма». Но у нее ничего не выходит, мысли мечутся в ее голове как испуганные мышки. Над ее голой ступней начинает кружить муха, которая внезапно почему-то падает вниз и замирает. Надо же! Неужели и у мух бывают нервные припадки ?
Эден приподнимает голову с подушки и начинает вслушиваться в окружающие звуки. Кто-то играет на рояле гостиной на нижнем этаже. Эден, в общем-то не такой уж тонкий ценитель музыкального искусства, но тут она отчетливо понимает, что слышит игру настоящий мастера, и перед мысленным взором Эден возникает картина: Святослав Рихтер, играет на похоронах Пастернака. О боже, каким зарядом энергии обладает этот пианист , играющий внизу, в гостиной! Однако музыва действует на нервную систему Эден как удары топора , такое впечатление , что это финский лесоруб долбит в экстазе по роялю в гостиной отеля.
Эден осторожно открывает дверь в коридор, она хочет незаметно прокрасться мимо двери соседнего номера Фредерика Аварье. Обнаружив, что дверь приоткрыта, она не может удержаться от того что бы заглянуть в нее.
Оказывается Аварье живет в шикарном номере, его можно считать со вкусом обставленным. Стены обтянуты серосиним шелком с изображением голубков , мебель красного дерева . По полу расстелен персидский ковер, на синем фоне цветы всевозможных оттенков, так что если гостям Аврье иногда вдруг приходит в голову посидеть на этом ковре, то они наверняка чувствуют, что сидят на цветочной клумбе. По шелковой обивке развешены акварели в светлых тонах, видно что они написаны художником- любителем, на каждой стоит подпись - Габриелла Аварье. В целом же, в этом номере царит беспорядок, как будто бы его обитатель остановился здесь на очень короткое время, находясь проездом: на кресло небрежно брошено зимнее пальто из верблюжьей шерсти, в углу свалена груда чемоданов из свиной кожи, из одного из них выглядывает грязная рубашка с манжетами. На столе и по всем стульям разбросаны нераспечатанные газеты и письма с зарубежными марками подоконник заставлен початыми пузырьками с лекарствами, здесь же и заляпанные нотные тетради, рядом притулилась и увядшая петуния в горшке, всем своим видом вопиющая о поливе.
Пока Аварье не вернулся, Эден успевает прошмыгнуть обратно в свою комнату , так никого и не встретив в коридоре.
*
Во втрой половине дня Эден вновь приходит к знакомой скамейке на кладбище. Под туями рядом со свежевырытой могилой она обнаруживает забытый кем-то чемодан. Она тут же обращается к смотрителю кладбища человеку, похожему на Альберта Швейцера. «Господин Швейцер» не может дать никаких объяснений по поводу чемодана, оказавшегося под туями. Он считает, что чемодан лучше не трогать. Владелец может объявится в любую минуту. К тому же скоро здесь состоится погребение. Смотритель недавно получил уведомление о предстоящих похоронах : будут хоронить одного поляка.
После визита на кладбище Эден долго бродит по окраинным улицам города.Вечером она возвращается в отель. В холле, она слышит звуки музыки из гостиной и через синюю стеклянную дверь видит сидящего за роялем Фредерика Ааварье. В гостиной сидят также Йозеф Грев и Сильвия Рабле. Как только Аварье заканчивает играть, хлопают пробки открываемых бутылок шампанского, гости устраивают авацию, раздаётся дружное « браво».
Веселье в гостиной повергает Эден в большую тоску, нежели посещение кладбища. Оазавшийся тут как тут хозяин сообщает рассеянно слушающей его Эден, что Аварье талантливый пианист и в дни своей молодости производил фурор в концертных залах многих европейских столиц.
Эден желает ему доброй ночи, поднимается к себе и запирает дверь. Она ложиться в постель, закрывает голову подушкой и \ погружается в сон.
Около одиннадцати вечера до Эден доносится разговор двух мужчин в коридоре. Один из них явно Аварье. Они громко хлопают дверью. О, боже ! Наверное они навеселе.В этот душный летний вечер все окна открыты настежь, и Эден слышит каждое слово, сказанное в соседней комнате.
*
Как только Аварье вместе с Йосефом Грефом входят в номер , Аварье восклицает :
- Ты видел темный силует женщины, которая кралась как тень по саду, в то время когда я играл на рояле в гостиной? В последние дни у меня странное чувство, что какая-то незнакомка преследует меня… Кто-то, ,между прочим, побывал в моей комнате. Я чувствую запах женских духов.. Но что-то ни любовного письма, ни цветов не видно.
Аварье начинает надрывно кашлять. Его кашель похож на рев дикого зверя.Затем Аварье продолжает :
- Я чувствуя себя после концерта как выжитый лемон. Я явно не в форме. Двадцать лет назад я постоянно упражнялся . Я играл по двенадцать часов в день. Налей-ка мне Йозеф. Бутылка в чемодане.
Йозефа не нужно просить дважды. Он тут же извлекает бутылку финскую водку Кoskenkorva из чемодана в углу, в то время как Аварье сбрасывает пальто из верблюжьей шерсти на пол и садиться на кресло. После этого друзья лихорадочно собирают письма и газеты на столе в общую стопку. Вот теперь на столе есть место для бутылки и двух рюмок. Йозеф Грев наливает большую рюмку своему другу, а себе берет поменьше. Сидящий в кресле Аварье весь как-то сник, такое впечатление, что у него вообще нет позвоночника. Он вливает в себя крепкий напиток как простую воду. Грев неодобрительно качает головой и с упреком в голосе произносит:
Почему ты бросил музыку?.. Сегодняшний вечер… - Это было так непохоже на банальное празднование дня рождения. Фантастический концерт. Ты не разочаровал своих слушателей Я не забыл также каким замечательным исполнителем ты был в двадцатилетнем возрасте. И остаешься им по сей день. Но скажи мне : Что же все-таки случилось с тобой, что ты вдруг взял и спрыгнул с музыкальной карусели. Ведь тогда тебе было не более двадцати пяти.
Аварье наливает себе Кoskenkorva и говорит вполголоса:
- Ну, что тебе ответить? Точно сказать не могу. Вероятно несчастливое стечение обстоятельств. Неполноценная личность похожа глубокий колодец, на дне которого скрываются и драгоценные сокровища сокровища, и тайны и несчастья.
- Тю-тю-тю-тю! Чепуха все это! Я тебе напомню. У тебя был большой концерт в Париже, а потом ты решитительно порвал с музыкой, оставил карьеру пианиста . Что же ты предпочел музыке? Ты поступил в технический университет, стал инженером, занялся конструированием нефтяных платформ. Тринадцать лет тому назад ты оказываешься замешанным в эту ужасную историю с гибелью платформы «Виктор Гюго» в Северном море. Тебя овинили в недобросовестной инспекции этой платформы. Потом ты уехал за границу и восстановил свою репутацию, став директором сталелитейного завода. Разве не так? Не раскисай, Фредерик. Черт побери, Не надо тебе было бросать музыку. Искусство спасло бы тебя от многих несчастий. И возможно, спасло бы жизни многим нефтянникам. Какая трагедия! Тебя ждала мировая слава. Тебе предстояло стать пианистом мирового масштаба , получать ангажементы в в Голливуде, в Нагасаки в Каире… А ведь ты еще и сочинял музыку. Особенно мне запомнилос твое произведение « Первый луч». Ты сам говорил, что тебя вдохновила картина Адольфа Тидемана , где изображен рассвет над морем. В твоем произведении, когда, слышишь как на фоне приглушенного звучания скрипок гремят фанфары, то представляешь как сквозь толщу серого неба пробивается первый луч. Потом солнце вновь скрывается за тучкой, и глубокие звуки контрабасов пытаются заглушить светлые радостные звуки фаготов.Я буквально ощутил, что вижу своими глазами как солнечные лучи на живописном полотне Тидемана пляшут над сверкающей морской гладью . Эта музыка до сих пор звучит у меня в ушах. Она просто потрясла меня. Вот все то, что я хотел тебе сказать. А теперь твоя очередь. Я с нетерпением жду что ты скажешь в свое оправдание.
Аварье молчит. Вены на его висках вздулись, это означает, что в его голове зреют грандиозные идеи. Сегодня он отметил свой сорок третий день рождения. Но вместо того, чтобы думать о будущем он вспоминает прошлое , годы юности. Когда ему было семнадцать лет он получил стипендию и возможность бесплатного обучения в консерватории. Преподаватели считали его очень талантливым, смотрели на него как на нового Рахманинова. После блестящей сдачи экзамена по компзиции и по классу форпеанной игры он получил возможность выступать за рубежом, где имел огромный успех. Газеты помещали его фотографии за роялем во время концертов, публиковали восторженные отзывыи. Тут на авансцену вышел этот финский самородок , дирижер Тойво Салонен. Салонен был сыном бедного лесоруба из Карелии, и соответственно вел себя на концертах он дирижировал словно дрова рубил. Кроме того у него была типичная психология человека из низов: малейшее возражение приводило его ярость. К тому же этот финн был до мозга костей перфекционист и не выносил малейшего намека на фальшивую ноту или нечеткую мелодию.В памяти Аварье всплывает Тойво Салонен. Аварье прокашливается и мрачно спрашивает:
- Можешь ли ты сказать мне, Йозеф, на сколько высок болевой порог у мужчин?
- Уф, могу тебе сказать, Фредерик, что в любом случае, у мужчин он, достаточно низкий.
- А точнее?
- Гораздо ниже чем у женщин.Осмелюсь предположить, что у мужчин он фактически равен нулю, Фредерик.
Фредерик громко откашлиться и Грев небрежно бросает :
- Что у тебя что-то с горлом ? Тебя душит кашель?
- Да это жизнь меня душит. Это она взяла меня за горло.
А потом Ааварье безразличным голосом продолжает:
- Налей мне еще водки , этой Кoskenkorva. Cпасибо, спасибо только пол рюмки . От нее пьянеешь надолго, а похмелье с утра мне не к чему. Я скажу тебе всю правду о моей музыкальной карьере, Йозеф. Меня как пиониста уничтожил дирижер. Короче говоря, у нас с дирижером сложились плохие отношения. В этом вся суть дела . В двух словах.
Грев смотрит на Ааварье недоуменным взглядом, он чуть не поперхнулся водкой. Он пытается что-то сказать, но Аварье протестующе машет на него руками и произносит с зевотой :
- Между прочим, фамилия этого дирижера Салонен.
- Салонен … знакомая фамилия.
- Салонен – один из ведущих дирижеров мира. Не пербивай меня я так легко теряю нить. Салонен между прочм старше меня всего на несколько лет. Высокий, красивый. С бородкой, тогда у него были гладкие черные волосы. Богатырь, двухметрового рост, атлетического сложения, как Тарзан. Наверняка , в свободное время занимался боксом. Молодые красивые женщины сходили по нему с ума. Во время репетиций Салонен вел себя как Царь и Бог , он требовал полного подчинения, слепого повиновения движению его дирижерской палочки. Он никогда не был доволен игрой оркестрантов и отравлял своей злобой творческую\ атмосферу в оркестре. Хуже всего было на утренних репетициях, так как Салонен всегда вставал ни с той ноги. Его голос так гремел по всему: Ну вы , куры безмозглые, идиоты! Знали бы , вы, каково дирижировать в ввашем курятнике. Помимо всего он отличался на редкость тонкой восприиимчивостью. Стоило мне хоть на секунду отвлечься, как Салонен начинал колотить по роялю своей дирижерской палочкой и орать так, что начинала дрожать хрустальная люстра :»Сосредоточьтесь, Аварье! Вы слишком большой индивидуалист. Слушайте оркестр. Вы играете как аутист. И забудьте про женщин! Уж выдержите еще пару часов этого каторжного труда. Вы ведь почти что гениальный пианист. Когда Вы играете Владимир Ашкенази может расслабиться, пусть собирает свои чемоданы и уезжает в обратно Москву.
Аварье на короткое время замолкает как будто собираясь с силами. В его лице появляется болезненная гордость, когда он продолжает:
- Я заметил, что делаю большие в технике, порой я просто гениален в своем исполнении.Стал упражнялся целыми сутками, отводя лишь короткое время сну и еде. Я уже не мог жить нормальной жизнью. Это требовало от меня больших жертв , так что, порой, я приходил на репетиции с перебинтованными руками. Как только Салонен замечал это, он тут же начинал кричать мне через весь зал :« Тебе не удасться здесь расслабиться, Аварье. А ну-ка ,немедленно, снимай бинты» Весь оркестр потешался , когда я по его приказу разбинтовывал руки и делал первые аккорды на рояле. Во время концертов, веки мои распухали, плечи ныли, давал знать о себе геморррой. Я пытался рассказать освоих мучениях Салонену. Но тот смотрел как бы глядя сквозь меня , громко сопел и выговаривал мне: « Ах ты несчастненький! Я не собираюсь тут цацкаться с тобой, Аварье! Ты безответственно относишься к своему таланту, таланту как пианиста, так и композитора. Я не намерен нянчиться с тобой как с грудным ребеночком. Что до геморроя, то у меня в этом плане еше большие проблемы , чем у тебя !»
- Ну и как же все это закончилось? Почему вы стали с Салоненом врагами? Ведь он, судя по своему, строил честолюбивые планы в отношении тебя и стремился к развитию твоего самобытного таланта,- спрашивает Йозеф Греф и зевает так, что у него сводит челюсти.
Аварье корчит страшную рожу и отвечает ему :
- В общем-то это банальная история, связанная с женщиной. К несчастью, случилось так , что и Салонен и я влюбились в одну и ту же женщину, звали ее Дора, она была первой скрипкой в нашем оркестре. Фигура у нее была как у Венеры Милосской.Волосы. огненно- рыжие, казалось, они искрились. Когда во второй половине дня у нас начинались репетиция, то тут и появлялась Дора, которая шла, кргда она пробиралась к своему месту в оркестре, невольно демонстрируя все изгибы своего тела свои прекрасные груди и роскошную попу , то атмосфера в зале повышалась на несколько градусов. Определяющим в характере Доры был тот факт, что она была католичкой, и воспитывали ее монахини, она ходила в монастырскую школу. И потому по отношению ко всем ухажерам она вела себя как неприступный соляной столб. Но я не сдавался. Правда, в тот период я утратил душевное равновесие, из-за своих изнурительных упражнений. Я был на грани срыва. После репетиций я преследовал Дору, шел за ней по улицам как тень и, совершенно обезумев, шептал ей на ухо свои сексуальные фантазии, я дышал ей в затылок и говорил, что готов умереть за одну ночь с ней.
Йозеф Греф внимательно слушал его. Когда Аварье остановился чтобы в очередной раз перевести дыхание, Грев сухо признес:
- Надеюсь, таким способом ты ничего не добился от этой порядочной девушки?
- Конечно же нет. Дора оставалась неприступной, воплощением добродетели , и поэтому я изменил тактику. Я преследовать ее еще более рьяно изощренно , прямо как какая-то фуга. Однажды , в метро, я встал рядом и запел арию, ламенто Отелло,обращенную к Дездемоне. Народ надо мной потешался, но стали раздавались возгласы , что Дора должна сжалиться надо мной. Постепенно мы стали весьма примечательной парой в городе и журналисты писали онас в газетах.
- И наверное, в конце концов, ты получил от бедной девушки то, чего ты добивался все это время ?
Аварье отвечает упавшим, разочарованным голосом.
- Ничего подобного. Дора меня игнорировала. Она была твердой как сталь. Сегодня она – всемирно известная скрипачка, но это уже другая история. Когда стало очевидно, что Дора не хочет иметь со мной дело, я начал досаждать ей более продуманным и изощренным способом. Я стал посылать ежедневно по три – четыре любовных письма, в которых угрожал самоубийством. Я хотел заставить ее полюбить меня. Конечно же , этот хам Салонен не мог что-то значить для нее.Теперь- то я точно знаю до чего он дошел до того, что чтобы произвести на нее впечаление: он мазал свою бороду черным сапожным кремом...
Грев нетерпеливо стучит пальцами по столу и прерывает Аварье.
- Нет, нет, ты зашел слишком далеко. Я не хочу больше тебя слушать.
Но Аварье так поглощен своим прошлыме , что никак не может остановиться . Он продолжает возбужденно рассказывать:
- Ты должен выслушать меня! Как ни странно, неприступность Доры удивительным образом пробудило во мне талант композитора. И я начал сочинять музыкальные картины на темы полотен известных художников, таких как « Крик» Мунка, «Бурлаки на Волге» Репина, «Христос »Гольбеха /ПРИМ ПЕРЕВОД/. Я поддался искушение показать свои сочинения Салонену, но он лишь сморщил нос и посоветовал их доработать.
- Ближе к делу, я не потерплю больше отступлений. Что происходило дальше между тобой и Дорой далее ?
- Во время концертов между мной и Салоненом часто возникало откровенное соперничество. А сущность конфликта заключалась прежде всего в том, кому достанется Дора. Так прошло полгода, но Дора оставалась по отношению ко мне холодной как ледяной айсберг. И вот наступил день, когда наш оркестр должен был выступать в Елисейском дворце, в присутствии президента Жискар д Эстена. Во время этого концерта Салонен окончательно допек меня своей дирижерской палочкой. Он размахивал ею как хлыстом, как будто бы я был арабским жеребцом, которого он решил укротить. Мне казалась что его маленькая деревянная палочка способна загнать меня до самой смерти. Я играл рахманиновский концерт№2. для фортепиано с оркестром. И это было похоже на то если бы я скакал на олене по вершинам островерхих гор в районе ЦЕРКОВНОЙ КАФЕДРЫ. Мои пальцы с олимпийской скоростью бежали по клавишам. Я и не подозревал, что настолько переполнен музыкой, что она может литься из меня через край. И в то время как музыка изливалась из кончиков моих пальцев, мои голова и тело тряслись как в эпилептическом припадке. Наконец концерт закончился. Весь оркестр, включая Дору, вся публика ,все были в экстазе, мне устроили авацию. Когда я встал из-за рояла ноги подгибались подо мной, мне пришлось оперся о крышку рояля, чтобы не упасть. И вот теперь в свой «звездный час « я оказался на грани полного физического и морального истощения, на грани душевного срыва Впору было вызывать скорую помошь и увозить меня в психиатрическую лечебницу. И все же я собрался с силами и отвесил глубокий поклон бурно аплодирующей публике в зале. Но именно в этот момент Салонен наклонился ко мне и прокричал мне в ухо : « Аварье, у меня была бурная ночь с Дорой. Не смей ее преследовать! Теперь она моя. Она моя невеста »Какое-то время я смотрел на Салонена как безумный , а потом перевел взгляд в темный зал. И тут я вдруг почувствовал, как кто-то довольно сильно тащит меня за ногу, я понял , что это какой-то, дьяволёнок , сидящей под роялем, пытается увлечь меня в преисподню . Больше уже не владея собой я дал Салонену звонкую пощечину и, рыдая, скрылся в гримерную.
Грев все это время сидел не шелохнувшись , вслушиваясь в слова Аварье. Но тут он с нетерпением прерывает своего друга и с возмущением произносит:
- Тебе не следовало давать пощечину Салонену. Разве ты не понял, что он просто пошутил насчет Доры. Это была просто шутка
- Шутка? - Изумленно восклицает Аварье, при этом вид у него совершенно обескураженный .
- Салонен просто хотел тебя подзадорить в момент твоего триумфа. Как дирижер он помог тебе вознестись в заоблачные дали успеха, а теперь решил испытать твой болевой порог. Тебе следовало бы понять психологию этого человека. Такой выдающийся дирижер никогда не снизошел бы до того чтобы преследовать оркестрантку. Он мог заинтересоваться певицей, солисткой, скорее всего сопрано. Но что же произошло дальше после этого скандала в Елисейском дворце?
Аврье выставляет вперед челюсть как обиженный ребенок и продолжает:
- Находясь гримерной, я слышал, что аплодисменты смолкли и начались возмущенные возгласы в мой адрес. Президент Жискар д Эстен встал в своей ложе, поднял вверх свой указательный палец и потребоваль, что бы я вернулся на сцену и принес извинения Салонену. Возмущение наростало и как огонь во время пожара, распространялось по рядам, и публика словно забыла о том, как аплодировала моей блестящей интерпретации конценцерта Рахманинова. Потом в зале стало тихо и оркестр сыграл гимн мира\ мб идружбы\бы « Alle Menschen werden Bruder»\ ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА\,и Салонен стал героем этого вечера. Из гримерной мне было видно, как все женшины, между прочим, среди них была и Дора бросались ему на шею и целовали его. Скажу тебе одну вещь, Йозеф. Когда женщина хочет разбить сердце мужчины, она начинает намеренно разжигать в нем ревность, и тем самым лишает его разума.
Тут на Аварье нападает очередной приступ кашля, и Грев с силой стучит ему по спине. Аварье машет перед собой руками, его лицо наливается кровью. Но как приступ проходит он упрямо продолжает свою историю:
- После того злополучного концерта в Елисейском дворце в газетах появились разгромные статьи с аршинными заголовками. В музыкальных кругах меня сослали в духовную Сибирь, и на моей карьере пианиста был поставлен жирный крест, и я уже начал подумывать о том, как покончить с собой наиболее быстрым и мучительным способом. Я решил застрелиться, купил револьвер Dan Wesson, но в последнюю минуту у меня не хватило мужества выстрелить в себя. Мой отец был скотником, и всю свою жизнь я стремился избавиться от запаха навоза. Вот почему я всегда был легко ранимым, у меня сформировался такой характер , который не позволял мне в сложившейся ситуации выступить в печати с публичными извинениями в адрес Салонена Да, Йосеф , ничего не попишешь я - пролетарий. В сущности таким , как я, нечего делать в концертом зале. Когда я вижу красивых женщин, сидящих на бархатных стульях, и с восхищенными лицами слушающих мою игру, я не могу не вспомнить свою мать в платке и резиновых сапогах, которой часто приходилось доить коров в продуваем ветром хлеву в нашей усадьбе. Постепенно меня все больше одолевало ощущение бессилия, осознание того, что талант мой уже растрачен и исчерпан и что я бездарно потратил свою жизнь на то чтобы ублажать этих скотов, разряженных в шелк и бархат… У меня наступил душевный кризис. Вместо того чтобы собрать чемодан и уехать в Норвегию, я остался во Франции и стал вести жизнь какого-то лаццарони под мостами Сены. О боже ло чего это была паршивая, собачья жизнь! До этого я сумел показать миру, что способен подняться к звездам. Теперь же я демонстрировал миру , в какую бездну способен упасть. И делал это просто блестяще. Я пил и опускался все ниже и ниже. Бывало, когда я спал на куче мусора, приходили собаки и начинали меня кусать. Вокруг меня, как ни странно, было много женщин. О боже, до чего женщины любят падших мужчин. Иногда меня ненароком встречала Дора и уговаривала пойти к ней домой. Дора действительно хотела меня спасти. Но я только нагло смеялся ей в лицо и требовал , чтобы она убиралась вон, к своему Салонену. Дора непонимающе качала головой и не оборачиваясь уходила прочь вдоль набережной. Если бы только она обернулась, обернулась, хоть один единственный раз, вероятно я побежал бы за ней и встал бы перед ней на колени.
Грев сочувственно цокает языком и говорит с тоской в голосе:
- А помнишь весну 1968? Нам с тобой обоим было по 18 лет, и мы отправились в Париж, чтобы участвовать в выступлениях студентов. Ты был в первых рядах на баррикадах, вместе с Сильвией Рабле. Никогда не забуду, как с криком « Долой тиранов!» ты швырял булыжники в полицейских! Потом мы вместе бежали, а полицейские преследовали нас по пятам, мы оказались в артистическом кафе на Мормартре, там ты сел за рояль и сыграл » Революционный этюд». Никогда не забуду, как потрясенные твоей игрой посетители кафе забрались на столы и аплодировали тебе, среди них был и Адам Мордзинский, невероятно похожий на Фритьефа Нансена, он назвал тебя « Новым Шопеном». Французам следовало бы знать, что всего через несколько лет ты жил как клошар под PONT NEUF
- Ты все правильно говоришь,- подтверждает Аварье, но одновременно в его голосе звучат нотки несогласия, он продолжает едва слышным голосом:
- Да все это так, но не забывай, что через полгода мне осточертело шатанье по парижским помойкам. У меня появились благие помыслы - направить борьбу с Салоненом в новое русло. Я серьезно решил стать композитором. Пусть Салонен приползет ко мне на коленях и будет умолять о разрешении исполнять мои произведения. Оказалось что стать композитором не так – то просто. Получили признание две моих моих муыкальных трагедии но и только. Неожиданно у меня возникли проблемы с нервами, и мне потребовалось помощь психиатора. Я начал проходить курс психонанализа у Сильвии Рабле, которая как раз в это время приехала в нащ город из Парижа и поселилась в старой пасторской усадьбе на Приморском бульваре Ее отец оказался директором местной нефтедобывающей компании. Сама Сильвия Рабле была хорошо знакома мне еще со времен студенческих выступлений в Париже. На первом этапе курса психоанализа я был еще настолько слаб, так нуждался в психологической поддержке, что страстно влюбился в Сильвию, и мы решили пожениться.У Сильвии необычайный дар убеждения, и она быстро убедила меня выбросить из головы идею стать великим композитором. Она хотела, чтобы вместо этого я стал инженером. Ее прадед был архитектором Эйфелевой башни. Теперь тебе понятно, Йозеф, почему вместо того, чтобы стать Бетховеном, я стал конструировать устремленные в небо нефтяные вышки.
- Давай, все же, наконец, завалимся спать. Я уже совсем обалдел слушать как ты дошел до свинской жизни, произносит Грев, работая зубной щеткой.
Потом он падает на диван который Каталина застелила мягким светлым летним покрывалом и тут же начинает храпеть , бормоча в полусне:
- Фредерик ты так ведешь себя с женщинами, что так и хочется дать тебе по морде.
Аварье тоже устраивается на диване, в ногах у друга. Смертельно усталый он мгновенно засыпает.
Когда Аварье просыпается на рассвете в четыре утра, то видит, что Грев сидит на диване, без пиджака и ботинок , уставившись в какую-то точку в горах. Аварье очень хочется женской ласки и внезапно он произносит:
- Йосеф, ты обратил внимание на новую женшину в нашем отеле?
- Хм, ты имеешь в виду эту даму в феске?
- Да. Она – психолог, специалист по кризисным ситуациям
- Тогда держись от нее подальше.
- Тише, она может услышать. Эта Эден Клостер живет в соседнем номере При этом она пишет книгу « История феминизма» или что-то в этом роде. Ей нужна тишина, она с удовольствием переехалв бы отсюда. Ты не мог бы ей разрешить пожить в твоем летнем домике в Вествике?
- Да, ради бога ,Фредерик. Ключ у меня всегда с собой, а вдруг какое свидание наклюнется. Я оставлю ключ у хозяина отеля когда буду уходить.
Грев и Аварье сидят в молчании. Внизу подъемные краны начинают разгружать макрель с рыбацких шхун после ночного лова. Издалека, со стороны сталелитейного завода то и дело раздаются удары молота , эхом отдающиеся в горах. Вдруг Аварье произносит :
- Я решил снова заняться сочинением музыки. Запечатлею образ Эден в музыке. Ее глаза, похожие на глаза лесной лани, ее тонкие запястья, изображу, как она плачет и смеется во сне, вплоть до ее фески и сапог из змеиной кожи…
- Сапоги у нее, между прочим, из искусттвенной крокодиловой кожи!- , поправляет его Грев и продолжает резким тоном:- Эден Клостер носит на голове феску из леопардовой шкуры как символ своего страдания. Прими это к сведению, Фредерик. Эта женщина не для тебя. Ты ведь как-то даже рассказал мне, что унизил ее, когда однажды, встретившись с нею на лестнице, обратился к не как к горничной. Она этого не забудет. Теперь она просто ждет момента, чтобы отомстиь тебе.
Аварье протестует. –
- Ты ошибаешься, Йозеф. По своей природе Эден – добрая душа, Она прекрасна как и ее имя. Эден – Эдем, рай….
Тут в комнату стучит Каталина. Не будет ли господит доктор столь любезен… Случилось новое несчастье в районе ЦЕРКОВНОЙ КАФЕДРЫ Французские туристы попали под камнепад .
Грев бросается к двери.
В своей комнате у окна сидит Эден и смотрит на островерхие крышы домов, которые напоминают ей клювы хищных птиц. Этой ночью она не сомкнула глаз.
Вдруг Эден замечает черного как вакса дьявола, сидящего на церковной башне, он машет ей рукой , как будто пытаясь заманить к себе.
Уфф! Мне надо следить за своми демонами, тихонько произносит Эден и залезает под одеяло .
На следующий день Эден решает как можно скорее съехать из отеля. Но необходимо выждать. Ведь это ни в коем случае не должно выглядеть как бегство. Иначе вызовет одозрения . Она обратила внимание на то , что хозяин отеля постоянно следит за ней.
*
В последующие дни Эден Клостер полностью погрузилась в работу над « Историей феминизма » и почти не выходила из своей комнаты. Однажды вечером Аварье постучался в дверь ее комнаты и сообщил, что может предоставить ей летний домик в Вествике Ключ от домика ждет ее в холле, за стойкой.
Концерт в летнем домике.
За два дня до праздника, Ивановой ночи, Эден собирает вс свои вещи в рюкзак, и в завершение кладет поверх всего, купленный в спортинном магазине топор. В холле, получив ключ от летнего домика Грева, она прощается с хозяином отеля. Она обещает появиться в отеле в ближайшие же дни и оплатить гостиничный счет. Завтра она должна получить по почте чек на крупную сумму денег. Хозяин в запарке, у него нет времени слушать Эден, ему надо поторопиться, чтобы встретить только что привывших французских альпинистов.
Оставшись в холле совершенно одна, Эден раскрывает рюкзак. Потом с каким-то на редкость отрешенным видом она проходит через синюю стеклянную дверь в гостиную. Дойдя до рояля, который Каталина особенно тшательно, до блеска, протерла в это утро, Эден вынимает топор и начинает орудовать им как лесоруб. Через несколько секунд припадок проходит, и Эден никем незамеченная удаляется через боковую дверь. Прямо перед отелем стоит автобус, она успевает вскочить в него, и он везет ее прямо в Вествику.
*
В тот же день, когда Эден покинула отель чтобы поселиться в летнем домике Грева, в послеобеденное время, сам Грев , вместе с Аварье,сидит в уличном кафе. Накануне в отеля было празднование победы Норвегии над Бразилией в футбольном матче со счетом 2:1. Эден тоже там была, но ближе к полуночи, когда праздник стал превращаться в вакханалию, стремитильно удалилась. В данный момент Грев с Аварье находятся в состоянии тяжелого похмелья. Они то и дело просят кельнера принести им содовой. Аварье шелестит газетой и время от времент безразличным голосом произносит малозначашие фразы, обращая внимание своего друга на биржевые котировки и заголовки статей. Совершенно очевидно, что думает он о чем-то другом. Неожиданно его внимание привлекает сообщение об убийстве из ревности , и он погружается в чтение.
Наконец Аварье отрывается от газеты и спрашивает:
- Что ты думаешь об Эден Клостер? Мне очень интересно знать твое мнение, ведь я заметил, что весь вчерашний вечер ты не сводил с нее глаз.
Грев обескуражен, у него такой вид , как будто его застали за каким-то неблаговидным занятием. Он не отвечает.
- Скажу тебе по секрету, Йозеф, продолжает Аварье и, бросив быстрый взгляд на посетителей за соседним столиком, говорит вполголоса, но с чувством: - С этой Эден Клостер что-то не так. Она живет как бы за стеклвнной ветриной. Ее глаза лишены блеска, в них нет жизни, они холодные, как лед. У меня от ее взгляда пробегает мороз по коже. Когда она улыбается, ее красивые глаза не смеются. У нее какой-то металлический взгляд. Она, судя по всему, как будто выставила какие-то железные колючки, как преграду, зашиту, между собой и окружающим миром. Я испытываю к ней сострадание. Какое-то время думал приволокнуться за ней! И будучи в настроении она вполне может сказать да. Но ведь тут же начнет ставить условия : подавай ей дворец или прыгни ласточкой в море с ЦЕРКОВНОЙ КАФЕДРЫ или же нырни на в семьдесят тысяч футов. Она искательница приключений. Обыденная жизнь для нее невыносима, и она постоянно ищет новых развлечений, острых ощущений. Она абсолютно непредсказуема и неуправляема. Ее нельзя считать шизофреничкой в обычном понимании, это - шизофреничка вдвойне. Она нежна как кошечка, но порой превращается в огнедышащего дракона. Ее следовало бы держать за решеткой. Каторга - самое подходящее место для нее. Но при этом я должен признать, что она меня вдохновляет. Я тут сочинил кое-что новенькое. Образ женщины нового столетия создается у меня с помощью духовых и ударных , смычковые инструменты создают лишь общий, приглушенный фон. Я наполню вселенную светом своего вдохновения.
Аварье умолкает, и тут Грев начинает разглагольствовать:
- Согласен с тобой. Эден Клостер – потрясающая женщина. У нее необычный взгляд. Но этот взгляд свидетельствует о том, что она нездорова. У нее какое-то заболевание мозга. Она никак не может оправиться после болезни. На меня она тоже произвела сильное впечатление, хотя ее нельзя считать в полной мере красавицей, если судить по классическим канонам. Кроме того она – тип женщины-лидера, который поворачивается спиной к нам, мужчинам. И по какой же причине? Просто потому, что она считает мужчин варварами. А ведь и впрямь …помнишь нашу вчерашнюю пьянку. Ведь ты даже бросался с топором к роялю. Какой контраст мы являем по сравнению с этой женщиной, мы отнюдь не красавцы и не чистюли. У нас нет никаких шансов. И мы еще имеет наглость осуждать и насмехаться над такой замечательной женщиной, как Эден Клостер. Только потому что она подсознательно провоцирует нас. Эден Клостер – женщина необычная во многих отношениях. Только представь себе, женщина с ее способностями обосновывается в центре нашей столицы и тратит свою жизнь на то , чтобы помогать самым обездоленным она - свой человек в мафиозных кругах , ей известны каналы и маршруты поставки наркотиков и живого товара из Восточной Азии в Норвегию, но она никому и словом не обмолвится о том, что ей известно. Эден всегда молчит. Живя в столице, она позволяла тайландским проституткам прятаться в свой квартирке от сутенера. Да, она - настоящая добрая самаритянка, ее человеколюбие доходит до грани абсурда, когда речь заходит о солидарности с женщинами, попавшими в беду. Она, отнюдь не та женщина, которую ты мог бы обуздать и привязать к себе своими любимыми приемами и трюками. Хотелось бы тебя преостеречь…
- Я тоже хочу тебя предостеречь, резко парирует Аварье и все его лицо багровеет. -Будь поосторожней в своих оценках. А не то можно и ошибиться. Он тут же вливает себе в глотку следующую порцию содовой, едва не захлебывается и долго не может откашляться. Грев изо всех сил стучит по спине друга. Наконец, Аварье вновь может нормально дышать, он смотрет на часы. Оказывается, ему нужно спешить. Он прощается с Гревом и уходит.
*
Чтобы добраться до летнего домика Грева Эден нужно пройти по теорритории крестьянской усадьбы с большим вишневым садом. Перед амбарным мостом разгуливает петух с с ярким,разноцветным хвостом. Петух стоит на одной ноге и гордо обозревает окрестности. Он не скрывает, что не одобряет хождения посторонних по двору усадьбы, Эден и Густава Малера он провожает неодобрительным взглядом. Какое-то время даже идет за ними по пятам. Дойдя до конца вишневого сада, он резко поворачивает назад и возвращается на свой сторожевой пост на амбарном мостике, ведь его долг , чтобы все в мире происходило подобающим образом, как заведено изпокон века.
Домик Грева расположен на холме, поросшим ельником , ели посажены столь часто, что напоминают мрачную Берлинскую стену. Снизу, из вишневого сада, домик произволит впечатление такого легкого и воздушного, что Эден кажется что он вот-вот взлетит и растворится в небе.
Хотя домик невелик по размерам, но его жилое пространство весьма кстати увеличено за счет веранды, пристроенной сбоку. По боковому склону холма бежит ручей.Вход на веранду украшают глиняные сосуды в стиле этрусских ваз, в которых посажены кипарисы и туи. Но, странное дело, вместо того, чтобы создавать декоративный эффект, эти вазы и растения наоборот приглушают впечатление от изумительного в своей первозданной красоте, густого леса , позади дома .
Эден отпирает дверь и стремительно входит в дом , в нос ей ударяет запах плесени и лаванды. Совершенно очевидено, что дом всю зиму стоял пустой. В крохотной гостиной расставлена белая плетеная мебель, на диванах и креслах разложены мягкие подушки, в чехлах из материи в мелкий цветочек. Один из углов занимает блестящее черное пианино. В другом углу стоит книжный шкаф с книгами немецких и русских писателей. Пол покрыт лаком и в лучах солнца сияет как зеркало .
Просто кукольный дом! На всех окошках висят легкие прозрачные тюлевые занавесочки, так что свет пронизывает все помещение. Но что это ? Видно пауки усердно потрудились зимой и сплели свою паутину прямо в узорах тюля. В паучьих застенках Эден обнаруживает следы массового истребления мух, мотыльков, долгоножек. На трупиках несчастных жертв видны следы яростной борьбы, тщетного сопротивления, нанесенных увечий. Да уж, пауки милосердием не отличаются!
Вид с веранды внушает мысль о величавом спокойствии окружающего мира . Совсем близко серебрится гладь фиорда. Наверное до него не больше километра. По дороге к нему видна березовая рощица, а за ней - лодочные сараи и песчаный пляж, с беловатым, как яичная скорлупа, песком. Эден с радостью представляет себе, как она будет купаться в фиорде нагишом, а потом нежиться на этом песке! Вдали на горизонте Эден чудиться шествие троллей, направляюшихся в сторону моря: Горная порода из розового гранита напоминает ей здоровенные лоснящиеся носы и мощные плечи горных великанов. Сам город не кажется таким уж далеким. На фоне его черепичных крыш и тонких, напоминающих огромные тычинки, каминных труб возвышается своими трубами сталелитейный завод. Время от времени идиллическую тишину нарушает усиленный эхом звук, похожий на удар гильотины. Эден радостно прислушивается к детским голосам и плеску весел, которые доносятся до нее с фиорда С налетом грусти она вспоминает собственное детство. Вдруг с ели, растущей рядом с верандой падает шишка. Эден вздрагивает. А потом ее разбирает смех. Подумать только, испугалась упавшей шишки!
Неожиданно перед ней, как из под земли вырастает хозяин крестьянской усадьбы с ведерком молока в руке. У него загорелое и обветренное лицо, видно он пришел прямо с полевых работ. Оказывается, ему звонил доктор Грев и сообщил, что сдал свой летний домик писательнице, которой хочется здесь поработать в тишине. И вот крестьянин теперь намерен спросить у нее насчет петуха, « Императора Нерона», не будет ли ей мешать его раннее кукареканье по утрам? Может быть стоит вообще держать его в заперти? Так сказать, под домашним арестом.
Эден с улыбкой отвечает, что это хорошо, что петух будет будить ее ранним утром. Ей просто необходимо рано вставать чтобы было больше времени для работы.
Она не успевает договорить, как хозяин усадьбы выскакивает на веранду и начинает прислушиваться к тревожному кудахтанью, доносящимуся из усадьбы. И тут Эден замечает какую-то точку в небе. Неужели это ястреб?
Крестьянин тут же,поднимая облако пыли, бросается бежать в сторону своей усадьбы. Вскоре раздается выстрел и крестьянин громко зовет Эден, приглашая взглянуть на поверженного похитителя домашней птицы, вот это экземпляр!
Эден кричит в ответ, что не хочет смотреть на убитую птицу; ведь она совсем не переносит вида загубленных божьих тварей, любых. После этого Эден долго стоит на веранде, любуясь окружающей природой: майские жуки лениво жужжат в траве возле дома, ручей журчит среди зарослей осинника и орешника, а вдали на горизонте дремлют окутанные голубой дымкой горы, обиталище троллей.
Внезапно на ее лбу стягивается целая сетка морщин, она погружается в глубокие размышления: Там, за синими горами, начинается море, а в его глубине инженеры – нефтянники, осуществляют лоботомию на земном мозге, поднимая вихри горящего газа, песка и ила… Нет, она не хочет больше думать о нефти, обо все неприятном. Лучше просто лечь спать. Спокойной ночи, Норвегия ! Спи спокойно!
Когда Эден собирается запереть за собой входную дверь, до нее вдруг доносятся осторожный скрип шагов по лестнице, ведущей на веранду. Тсс, Наверное, кто-то прятался в кустах и ждал ее здесь, когда она подходила к домику Грева. Кто бы это мог быть?
Эден открывает дверь и, к своему удивлению видит, что это Аварье.
Аварье явно запыхался и с трудом переводит дыхание, при этом у него бешено дергается челюсть. Он громко произносит:
- О боже мой, это Вы, Эден! Полчаса назадя я слышал от рыбаков на паромной пристани, что какая-то женщина из Вествики пыталась переплыть фиорд. Я пришел сюда чтобы попытаться предостеречь Вас от этого. В здешнем фиорде сильное подводное течение, особенно в районе ЦЕРКОВНОЙ КАФЕДРЫ, там оно невероятно опасно. Оно затягивает плывущего на дно, может унести в открытое море, а потом и к самим промыслам в Северном море.
После этого, не спрашивая разрешения, Аварье переступает порог летнего домика и непренужденно устраивается на плетеном диване. Листая разложннные на столике книги, томики Тургенева и Чехова, он в то же время смотрит на Эден настойчивым взглядом. Аварье сообщаетй ей, что лично ему гораздо ближе французские писатели, такие как Мопассан, Золя, Камю и Сартр. В то же время он питает большую любовь к русской музыке, к Шостаковичу, Рахманинову. И если это пианио в углу не совсем оккупировано клопами, то он готов исполнить ей что-нибудь из русской мызыки…
Не дожидаясь какой-либо ответной реакции, Аварье снимает перчатки и шевелит пальцами. Потом подходит к пианино и без всякого перехода начинает играть. Он играет меланхолическую сонату Шопена, его пальцы касаются клавиш мягко и нежно, как будто ласкают женщину.
После Шопена, безо всякого перехода Аварье какое-то время небрежно перебирает пальцами клавиши пианино, а потом вдруг, разрушая мелодию ударяет по ним с такой силой, что от резонанса домик содрагается и готов разорваться на куски,
Тут он делает паузу и низко склоняет голову над пианио. На его висках набухают жилы, а толстая нижняя губа выпячивается вперед. Судя по всему, он собирается играть Шостаковича. Он буквально бьет по клавишам. В этой музыке Эден слышит удары кнута и нечеловеческие крики... Сталинские лагеря….
*
Сделав небльшой перерыв, Аварье берет новые аккорды . На этот раз он он касается клавиш осторожно и неторопливо, и тихая мелодия напоминают дыхание спящего младенца.
Эден внимательно вслушивается эти звуки и перед ней встают картины русских степей, церквей с куполами – луковками, звенят бубенцами лошадиные тройки. Она узнает, что за вещь играет Аварье. Это траурный марш Сергея Рахманинова .
- Пусть все скорбяшие слушают Сергея Разманинова, громко выкрикивает Аварье и ударяет по клавишам, как будто бы предвещая нечто трагическое.
После этого аккорды звучат прнзительно, как будто бы внутри инструмента совершается казнь, а потом обрываются. Он прикрывает глаза рукой, словно испытывает головную боль и на какое-то время замирает в такой позе.
- Вы знаете прелюдию в Рахманинова до- диез минор, прерывает молчание Аварье , начиная играть первые такты прелюдии , и пытаясь перекричать звуки музыки, поясняет:- Вы слышите, каким глубоким страданим наполнена эта вещь? Такое страдание человек способен перенести лишь раз в жизни, будучи молодым и невинным. Двадцатилетний Рахманинов сочинил прелюдию для своего лучшего друга Макса, у которого умерла маленькая дочка. Послушайте, Эден, как жизнь и смерть борются за ребенка, и каждая тянет его к себе ! Вот смерть побеждает, она захватывает девочку в свои ужасные железные объятия . Есть в этом какой-то смысл? Есть ли вообще какой-то смысл в жизни, которая неизбежно заканчивается смертью?
Аварье все продолжает играть, его пальцы напряжены, они как стальные, а Эден внимательно слушает. Одна тема прелюдии сменяет другую, и постепенно наратает мощное крещендо. Летний домик наполняется музыкой до краев. Множество образов и впечатлений возникают в воображении Эден. Вот ей чудиться, что она непостижимым образом взлетела под купол собора. На какое-то мгновение ее охватывает теплое чувство примирения и сопереживания. У нее появляется желание подойти к Аварье, положить руки ему на плечи и поцеловать его, но в последнюю секунду она передумывает. Она снова погружается в музыку. Перед ней возникает траурная процессия, вдоль тополиной аллеи за гробом маленькой девочки идут печальные, одетые в черное люди. Первой идет молодая, убитая горем, мать девочки. Время от времени она спотыкается и едва не падает. Вот процессия останавливается возле свежевырытой могилы, у клена, покрытого лимонно желтыми листьями. Листья шелестят. Эден слышит как первые комья земли ударяются о крышку белого гроба, сначала мягко , потом звуки становятся все громче.
В прелюдии Рахманинова Эден улавливает и еще что-то глубо скрытое, потаенное, и тут вдруг ее осеняет, что в этой музыке запечетлен также и образ Христа в Гевсиманском саду, его страдания на кресте и чудесное воскрешение пасхальным утром, но тут же пытается отогнать от себя эти мучительные видения.
Когда стихают последние аккорды прелюдии, Эден смотреит на Аварье растерянным взглядом, она просто потрясена! Подумать только этот мужчина, который с первого взгляда представлялся ей таким циником и нигилистом, оказался столь переполненным жаждой жизни и сочуствием к страданию.
А теперь ему пора уходить. Наверняка Эден утомила его игра . Рахманинов – это не какая - нибудь легкая музыка. Рахманинов - тяжеловес!
Чтобы как-то задержать Аварье, Эден встает и открывает дверь на веранду. Ведь воздух в комнате таклй застоявшийся и нездоровый. А там вдали , за окнами веранды виднеется море , под синим небом оно особенно красивое, вдали золотисто желтые острова. Теперь Эден снова садиться поближе к пианино и тихо просит :
- Сыграйте мне на прощание Рахманинова. Пожалуйста ! От Вашей музыки я как будто заново родилась !
Однако совершенно неожиданно вместо Рахманинова Аварье начинает играть « Норвежский танец» Эдварда Грига, и вот на весь летний домик Эден раздается ржание лошади. Потом Аварье резко вскакивает, крепко обнимает и начинает целовать Эден. Она никак не может вырваться. Между поцелуями Аварье увещевает Эден не строить из себя бог знает кого. Она прекрасна. Она может гордиться своей красотой. Она строгая, но при этом, мягкая, глубокая, горячая…. Она сводит его с ума.. Из-за нее погибли двое мужчин; он тоже готов погибнуть ради нее. Аварье снова целует ее, берет на руки и несет в спальню на втрой этаж, а попутно находу мнет и стаскивает с нее шаровары. В спальне он срывает с нее всю одежду и сбрасывает свою. У него нет время на игру, прелюдию, поэтому просто входит в нее используя грубую силу. Любовный акт заканчивается собственно не успев начаться.
*
Эден медленно встает на ноги. Она шарит по полу , собирая свою одежду Сапоги оставались на ней. Она поспешно одевается Потом подходит к окну, наклоняет голову и плачет. Это не просто плач. Это плач утонченной женщины, женшины, которая являет собой сложную натуру, которая вынуждена прбегать к плачу в ситуации, когда готова влюбиться, и не может разобраться в своих сметенных чувствах. Аварье стремительно натягивает на себя одежду. Самодовольно насвистывая, наклоняется над Эден, чтобы ее утешить. Эден отбрасывает его, стучит каблуком по полу и восклицает:
-Нет, и нет. Боже упаси, никакого утешения мне не нужно. И почему мы только встретилсь. Ты разбил мою жизнь.
- Мы встретились из-за аварии на нефтяной платформе , спокойно отвечает Аварье и пытается острожно обнять ее.
Сначала Эден старается его оттолкнуть и упирается кулаком в его грудь, но потом сдается и позволяет ему утешить себя. Вскоре она уже улыбается Аварье и сама обнимает его. И вот влюбленные крепко сцепившись уже катаются по полу, даже не подумав о том, чтобы хоть немного прикрыться одеалом. Аварье похож на юного, полного сил тролля, а Эден тщетно пытается хоть как-то сдержать его. У нее уже расцарапаны колени… Вся сцена представляется какой-то неестественной и дикой. Вдруг внизу открывается дверь, слышатся шаги по лестнице, ведущей на второй этаж. Вот кто-то острожно открывает дверь в спальню. Йозеф Грев смотрит на парочку, занимающуюся любовью прямо на полу. Но Эден и Аварье поглощены получением райского наслаждения. Они не слышат ничего, кроме прерывистого дыхания друг друга .
Грев так же осторожно спускается по скрипучей лестнице и тихо закрывает за собой входную дверь своего домика.
Около полуночи Аварье радостно насвистывая пробирается через вишневый сад. Он явно доволен своим визитом в домик Грева Все прошло по плану. Он знал что покорить Эден. Теперь его мысли вертятся вокруг обильного ужина и посещения ночного клуба «Лолита». Неожиданно из зарослей вишни наперез ему выскакивает Грев. Аварье с изумлением останавливается перед ним. Аварье не успевает опомниться, как получает звонкую пощечину. Грев быстро исчезает в кустах.
Праздничный вечер
Как только Аварье покидает летний домик, Эден выходит на веранду. Здесь она усаживается висячий на диван – качели и вслушивается в шум удаляющихся шагов Аварье,пока они не затихают в вишневых зарослях. Тут ее охватывает безграничное чувство одиночества. Может быть закричать и позвать Аварье назад? Умолить его составить ей компанию на всю дальнейшую жизнь? Эден кусает себе губы до крови, чтобы подавить готовый вырваться крик, готовый взорвать ее.Она преодолевает себя и упрямо мотает головой. Нет уж, пусть уходит! Разве Эден сможет долго выдержать то тревожное состояние , которое он создает своей музыкой.
И вместо того чтобы окликнуть Аварье Эден вновь садиться на висячие диван - качели. В полусне она думает об Аварье. Она представляет себе как он входит в свою комнату в отеле. А что его там ждет? Тут уж Эден дает волю своей необузданной фантазии: Растеленный по полу персидский ковер мгновенно превращается в клумбу живых благоухающих цветов. Прямо из клумбы выползают змеи и нападают на входящего в комнату Аварье. Эден пытается закричать чтобы спасти Аварье, но тут она на какое-то мгновенье просыпается, но тут же погружается в следующий сон: в небе над летним домиком Грева парит бык на крыльях, как у летучей мыши. Эден трет глаза и внимательно следит за его полетом, она видит как он зависает над курятником в соседской крестянской усадьбе, а потом начинает снижаться. Где-то в глубине дома часы мелодично бьют двенадцать, этот звук заставляет Эден вздрогнуть. Надо идти в дом, запереть дверь, отгородиться от внешнего мира.
*
Как только Эден входит в комнату, она тут же зажигает в ней все лампы в доме. Широко распахивает дверь на веранду Теперь, добро пожаловать летняя ночь! По веранде пролетает летучая мышь. Тучи мотыльков и мошкары роятся перед окнами домика и заглядывают к Эден. Какая-то парочка ночных мотыльков оказывается особенно прыткой. Они влетают внутрь и порхают по комнате. Потом усаживаются на крышку пианио, как будто бы хотят сыграть на нем своими крылышками. Эден сворачивается калачиком на плетеном диване, подтягивает под себя ноги и пытается заснуть. Но не тут-то было. Какому-то мотылку это не по душе. Он навязчиво кружит над Эден, шепчя ей что-то на ухо. И уже лишь под утро, когда раздается крик петуха, «Императора Нерона», Эден ,наконец, удается наконец заснуть.
Сначала ей сниться, что она оказалась на самом дне глубокого колодца. Она кричит от страха, резко просыпается и рассказывает о своем сне Густаву Малеру.
Эден тяжело вздыхает и поудобней устраивается на диванчике в оьнимку с Густавом Малером. Она вновь погружается в царство снов. На этот раз ей сниться, что она верхом скачет на белой кобыле по дремучему лесу, преследуемая по пятам таинственным черным всадником. Деревья вокруг горят как факелы, они едва не обжигают ей лицо. На освещенной солнцем лужайке черный рыцарь хватает ее и везет в свою убогую хижину. И тут Эден неожиданно понимает, что это всадник никто иной как Аварье. « Иди и принеси мне стакан воды. Мне нужно освежиться» , говорит Аварье резко хватая ее за руку и толкает в сторону развалившегося домика .
Но Эден и не думает выполнять приказание. Она вырывается и бежит торопеливыми шагами в строну леса, мечется среди деревьев, направляясь то в сторону запада, то в сторону востока. Вдруг она снова оказывается прямо перед Аварье.
» Почему ты так ведешь себя так со мной ?» спрашивает Эден, размахивая руками» Я тебе не какая- нибудь горничная которую можно, встретив на лестнице, щипать за задницу или требовать чтобы она подавала тебе воду в твой жалкой лачуге. Я была на дне общества и сумела подняться наверх И теперь ничто меня не остановит». После этого Эден крепко засыпает и уже не видит никаких снов, она спит долго и пробуждается только в середине дня.
*
В пять часов вечера того же дня Эден Клостер одолживает у соседа – крестьянина велосипед. Она объезжает Гранд Отель вокруг и едет на кладбище. Чемодана под туями уже нет! Заглянув в глубь свежевырытой могилы, она замечает, что чемодан там. Кажется могила стала глубже с тех пор , как она доставала оттуда медаль за освобождение.Эден стоит на краю могилы и размышляет о том, как поднять чемодан наверх, со дна могилы. Неужели ей придется еще раз лезть в могилу? Сумеет ли она, вообще, поднять его, ведь тяжело? Нет, конечно же нет. Могила слишко глубокая. Она может оказаться в могиле как в ловушке.
Вдруг Эден понимает, что слышит голоса за живой изгородью, она поспешно уходит с кладбища и едет на велосипеде вниз по набережной. Она замечает, как на водной глади фиорда скользит множество лодок. Лодки украшены веточками березы, повсюду норвежские флаги. Из ближайшего сада доносятся веселые аккорды гармошки. А, так ведь сегодня Иванов день! Эден совсем забыла об этом. Эден медленно едет по приморскому бульвару, разглядывая нарядных людей. У нее почему-то есть предчуствие, что Аварье тоже должен быть где-то здесь, в одном из садов. Так и есть. Проезжая мимо «пасторской усадьбы», в которой живет Сильвии Рабле, она замечает Аварье. Он стоит рядом с Сильвией Рабле и встречает гостей, которые небольшими ручейками текут в ворота усадьбы. Ах вот, где теперь он развлекается Аварье после своего визита в летний домик, к Эден! Ей бросается в глаза, что он сменил свой сиреневый полотняный костюм, и теперь на нем обольстительный черный фрак всем свои видом он похож на жениха. Ведь кроме всего почего на его груди, прямо на мятую манишку приколота ослепительньно красная роза. Его левая рука забинтована толстым слоем бинта. Что касается Сильвии Рабле, то она одета , как всегда в стиле , лишенном женственности - строгая кружевная блузка и легкие, свободно развевающиеся брюки.
Завидя Эден, Аварье шепчет несколько слов Сильвии Рабле и после этого кричит Эден, не хочет ли она присоединиться к компании и повеселиться вместе со всеми по случаю праздника Иванова дня. Он приносит ей извинения безобразный вид забинтованной руки. Дело в том, что всю ночь он сочинял музыку, а под утро его укусила в руку какая-то злобная оса. Так что теперь она может быть спокойно он уже не сможет изводить ее своей игрой, как это было вчера в летнем домике.
Эден благодарит и не задумываясь сходит с велосипеда. Через минуту Эден уже знакомится с Сильвией Рабле. Сильвия Рабле смотрит на Эден так, как будто бы они уже были знакомы ранее и горячо пожимает ей руку Неужели они никогда не встречались, совсем не знакомы? Быть может все-таки на каком-то конгрессе? Или симпозиуме? Так или иначе , наверное, не зря лицо Эден ассоциируется у Сильвии Раблес Берном? Быть может Эден тоже училась там?
На это Эден лишь качает головой и разводит руками, как бы отметая все расспросы. Лично она не знает Сильвии Рабле. Правда ей довелось тяжело болеть. У нее дважды было кровоизлияние в мозг. Видимо из-за этой болезни Эден многого не помнит.
Когда Сильвия Рабле осознает, что Эден не хочет признавать старых знакомых , она поворачивется ней спиной и иначинает рассказыфвать гостям, судя по всему, инженерам –нефтянникам, о свое поездке прошлым летом в Швейцарию, в институт Карла Юнга. Один из инженеров, какой-то чернявый и мускулистый , с грубой внешностью, почему-то напоминает Эден гетовского доктора Фауста.
Часы на церковной башне бьют восемь и Эден одиноко бредет по фруктовому саду, выходящему прямо к морю. У Сильвии сегодня человек пятьдесят гостей, и Эден встречает их и в беседке, и на скамейках в саду, прямо под яблоневыми деревьями. Эден, собственно не знает никого из них, и у нее нет желания вступать с ними в разговор. Большинство из приглашенных, как понимает Эден из доносящихся до нее обрывков разговоров, так или иначе связаны с добычей нефти в Северном море. Здесь самые разные люди, работающие на нефтяных платформах: сварщики, электрики, водолазы, конторские служащие, уборщицы. По саду ходит полицейский инспектор , рядом с ним одетые в гражданское агенты тайной полиции .
Эден долго бродит по саду и вслушивается в разговоры гостей. Постепенно амосфера становится все более жизнерадостной, настоящая атмосфера Иванова дня. Из одного из уголков сада доносися смех там обсуждают проблему: Где и когда лучше всего заниматься любовью? На диване или на кровати? В шесть утра или в полночь? В одежде или обнаженными?… В другой части саду решают не менее важный вопрос: почему власти называют платформы в честь великих писателей? Может быть для юмора, чтобы приглушить ощущение той опасности, с которой связана работа на нефтяных платформах. Хотя, собственно говоря, бетонные платформы не должны тонуть. Морские катастрофы не должны случаться. ТИТАНИК не должен был утонуть! А еще, несколько гостей обсуждают фамилию Сильвии Рабле. Возможно ее предком был великий писатель Рабле, тот самый,который является родоночальником бурлеска и гротеска в литературе?
В конце концов Эден становится скучно в саду. И , когда она узнает, что костер зажгут еще не скоро, она взбирается на поросший кустарником холм, расположный в здесь же в саду. Отсюда же она любуется фиордом , с разбросанными по нему островками, похожими на спины китов. На этих островках костры в честь Иванова дня уже горят, и Эден видит их белесые облачка дыма, поднимающиеся к небу. Эти облачка быстро становятся угольно черными. Вскоре над островками высоко взмываются красно- золотистые стрелы феерверка, это как салют в честь Всевышнего. Теперь зажигают костер совсем рядом на берегу у Сильвии Рабле. Всполохи костра, цветные прожектора, развешенные среди листвы – все это создает среди танцующих в саду гостей какое-то карнавальное настроение. Один из гостей играет на гармошке, он явно искусно владеет инструментом.
Со своего холма Эден замечает плывущую по фиорду яхту. На носу яхты стоит молодая женщина и вглядывается в берег. Господи, как она похожа своими распущенными по плечам волосами ее мать ! Потом женщин оборачивается и начинает разговаривать с загорелым мужчиной, видимо капитаном. До чнго красивая пара,- думает Эден. Наверняка они живут в роскошном доме со светлыми комнатами, рыбками в аквариуме, рядами классиков в дорогих кожаных переплетах на полках на полках книжных шкафов. Не успевает Эден опомниться как ее охватывает чувство глубокой печали, как будто жить ей осталось ей осталось совсем недолго.