Ещё не вечер книга статей и рассказов

И.П. СМИРНОВ











ЕЩЁ  НЕ  ВЕЧЕР

(РАССКАЗЫ  И  СТАТЬИ)












Санкт – Петербург
2004


ББК  84.  Р1 – 4
С  50







Смирнов И.П.   Ещё не вечер.  Рассказы и статьи. 
СПб.: Издательство «Невский курьер», 2004.











ISBN 5 – 86072 – 107 – 2

© Смирнов И.П., 2004
© Издательство “Невский
курьер”




ВОЙНА  МОЕГО  ДЕТСТВА

ЭВАКУАЦИЯ

Я проснулся от яркого луча света, когда он, проникнув через щель в качающейся от лёгкого ветерка оконной занавеске, упал на моё лицо. День тёплый летний, окно нашей комнаты открыто. Со двора доносятся громкие детские голоса. Вначале я пытаюсь закрыться ладошкой, но назойливый солнечный зайчик легко перескакивает через неё и слепит мне то один, то другой глаз. Он не даёт мне досмотреть мои детские сны. Я обиделся на него и заплакал.   Удивительно, но на мои слёзы никто не реагирует. Комната пуста, мама куда-то вышла. Я поднялся на ноги и, держась за поручни ограждающей меня от падения с кровати сетки, стою и громко плачу. Слёзы обиды градом катятся из моих глаз.
Наконец, дверь открывается и входит мама. Она целует моё мокрое от слёз лицо, прижимает меня к груди и успокаивает нежными, ласковыми словами. В руках у неё блюдце с клюквой и она угощает меня. Всхлипывая, я беру двумя пальцами крупную скользкую ягоду, она мягкая и легко со щелчком лопается, брызнув на маму струйкой красного сока. Мне это нравится, и я вновь и вновь давлю мягкие ягоды. Сок оставляет красные пятна на моих руках, лице, ночной рубашке, на мамином платье. Нам очень весело, и мы дружно и беззаботно смеёмся.
Мама опускает сетчатую стенку моей кроватки и одевает меня. Мы идём в ванную комнату умываться.
Сегодня выходной день и наша квартира многолюдна. На кухне майскими жуками гудят примусы. Тётя Надя и тётя Клава – наши соседки – хлопочут около них.  Я здороваюсь с ними, и они весело отвечают мне. При этом тётя Надя, глядя на моё зарёванное лицо, смешно морщит нос, и щекочет меня. Я стараюсь увернуться и громко хохочу.
В нашей квартире живут три семьи. У тёти Клавы и дяди Коли есть двое детей, их называют двойняшками. Но они мне совсем не интересны. Они всегда завёрнуты в одеяльца и умеют только хлопать глазами, пускать губами пузыри и плакать. У тёти Нади и дяди Вани детей совсем нет.
Я нахожусь в самом интересном возрасте, мне уже исполнилось четыре года. Я общителен, приятен наружностью – этакий пухлощёкий, кареглазый, подвижный и любознательный мальчуган! И все меня любят. Дядя Ваня и дядя Коля часто берут меня на руки и, высоко подняв над головой, спрашивают: «Ну, что теперь видишь Москву?» Я ничего при этом дополнительно не вижу, кроме пыли на кухонных полках, но поскольку мне  неудобно находиться в таком положении, отвечаю: «Вижу! Вижу! Вижу!» И тогда меня ставят на ноги.
 А ещё все жители нашей квартиры любят слушать, как я читаю стихи. Стихам меня учит мама. У нас много журналов «Мурзилка» и моих детских книжек. Меня ставят ногами на табуретку посреди кухни, и я громко рассказываю:
Когда я вырасту большой,
Я снаряжу челнок,
Возьму с собой бутыль с водой
И сухарей мешок! …
По окончании все присутствующие хлопают в ладоши, хвалят меня и просят почитать ещё. Я, не ломаясь, с гордостью продолжаю свой репертуар:
На Арбате в магазине
За стеклом устроен сад.
Там летает голубь сизый,
Снегири в саду свистят...
Я знаю много стихотворений и учу их с удовольствием. Приятно, когда тебя хвалят взрослые дяди и тёти!
В нашей комнате мы живём вдвоём с мамой. Наш папа уехал в длительную командировку на Дальний Восток. Этот Дальний Восток, наверное, очень далеко, потому что он долго  не приезжает.  Но он присылает нам по почте  письма и  деньги,  и тогда мама покупает много всяких вкусных вещей и, непременно, - «шоколадку от папы». Папиной шоколадкой, как учит мама, я стараюсь поделиться, но взрослые почему-то всегда отказываются. Почему-то у них у всех  или  нет зубов, или они не любят сладкого. Только Рудька никогда не отказывается – у него и зубы есть, и сладкое он очень даже любит.
Папины письма мама читает вслух по несколько раз. В них папа рассказывает о том, как он скучает  и как холодно на Дальнем Востоке. Он всё обещает приехать, но никак не едет. У него там много работы.
Иногда нас навещают мои родные дяди,  тёти и бабушка. Они живут в Ленинграде. Тогда мы все вместе гуляем в парке. Мне очень хорошо с ними.
Умыв моё зарёванное лицо и накормив, мама собирает меня на улицу,  гулять.  На меня надевается белая рубашка с короткими рукавами, чёрные до колен штанишки с лямками, сиреневые с белой полоской носочки и сандалии; на голову – белая панамка. Мама берёт меня за руку, и мы спускаемся во двор.
Двор у нас большой. Его только с двух сторон ограничивают красивые четырёхъэтажные дома. Посередине двора – фонтан, а вокруг гаревая дорожка, как на стадионе, по которой дети разного возраста ездят на двух- и трёхколёсных велосипедах. У меня нет велосипеда, и я им немного завидую. На правом углу противоположного нашему дома, висит, похожее на огромный чёрный цветок колокольчика, радио. Из него непрерывно льются весёлые песни.
Во дворе нас уже ожидает мамина подруга тётя Валя со своим сыном Рудькой. Рудька, хоть и противный мальчишка, но он у меня единственный друг. Он немного старше меня и побольше ростом, поэтому задаётся и заставляет меня делать всё так, как  хочется ему.   Даже моими игрушками распоряжается как своими. Мне часто это не нравится, и мы ссоримся и дерёмся, но мамы разнимают нас и мирят. И мы снова дружим.
По тенистому прохладному бульвару мы вчетвером идём к большому пруду, который находится совсем недалеко от нашего дома. Здесь сегодня много и взрослых, и детей. Они загорают, играют в мяч, купаются и балуются в воде, со смехом брызгая друг на друга.  Нам с Рудькой лезть в воду не разрешается, и мы, сняв сандалии и носки, бродим вдоль берега  в поисках ракушек. Иногда, незаметно для мам, заходим по щиколотку в воду. Увидев это, они сердятся, потому что боятся нашей простуды. Наши мамы сидят под раскидистым деревом, разговаривают и следят за нами.
Когда и им и нам надоедает это гулянье, мы собираемся и идём в магазин. Моя мама покупает большую золотистую баранку, но мне не даёт и кусочка: на улице есть не прилично! Я пытаюсь канючить, но мама неумолима.
В нашем дворе происходит что-то необычное. Около радио собралась большая толпа. Доносится какой-то невесёлый мужской голос. Тётя Валя с мамой останавливаются и слушают. В толпе есть и взрослые, и дети. Все очень серьёзные. Дети не бегают, как обычно, не кричат и не шалят: притихли. Попытки баловства тут же пресекаются взрослыми. Слышатся всхлипывания, причитания и даже громкие рыдания, как это бывает, когда кого-либо хоронят.  Я это уже видел. Нас с Рудькой мамы крепко держат   за руки. Я тоже прислушиваюсь к голосу из колокольчика  и улавливаю часто произносимое слово «война». Да и мама с тётей Валей часто повторяют это слово. Мне не понятно: почему людей пугает такое интересное занятие?  Мы с Рудькой любим играть  в войну  и это совсем не страшно! А теперь, значит, в войну будем играть с немцами?! У меня  среди игрушек много оловянных солдатиков и пеших, и конных; есть танки, пушки, самолёты и корабли. Особенно я горжусь своим линкором, такого у Рудьки нет, - большим деревянным, выкрашенным серой краской, с башнями и пушками, с мачтой, увенчанной красным флагом, и железным  вращающимся винтом. Когда нам разрешает моя мама, мы сажаем на его палубу солдатиков, и пускаем в плавание в наполненной водой ванне. Это так увлекательно! Играя, мы во всё горло выкрикиваем слова очень нравящейся нам  песенки:
Возьмём винтовки новые,
На них – флажки.
И с песнями в стрелковые
Пойдём кружки!
Нам очень хочется скорее вырасти, чтобы пострелять из настоящей винтовки!
Глядя на плачущих в толпе женщин, я недоумеваю: «Все – все, и взрослые, и дети будут играть в войну, мне мама купит новые игрушки, будет очень интересно! Зачем же плакать?!» 
Дядя на радио перестаёт говорить, и все постепенно расходятся с печалью и слезами на лицах.
Тётя Валя говорит моей маме:
- В Финскую войну ничего страшного не произошло. Только попугали людей! Заставили заклеить стёкла бумагой да плотно зашторивать окна по вечерам. Так будет и на этот раз. Но стёкла заклеить всё же  придётся!
Дома мама режет ножницами старые газеты, превращая их во множество ровных, длинных ленточек. Я пробую сделать то же, но у меня это не получается.  Затем мама на примусе варит клей и, встав на табуретку, заклеивает стёкла нашего окна бумажными лентами крест – накрест. Я «помогаю» ей: размазываю пальцем упавшие на подоконник капли клея. Вид из окна становиться каким-то чудным: и противоположный дом, и двор, и деревья, и детская площадка – всё перечёркнуто белыми косыми полосами!
На кухне все уверены, что война долго не продлится, потому что у нас самая сильная армия в мире. Я всё ожидаю, когда же начнётся война, и пристаю с этим вопросом к маме. Она  пытается мне объяснить, что это война настоящая, а не игрушечная, что где-то стреляют настоящие пушки и танки, гибнут люди, что немцы могут прилететь на своих самолётах и сюда, сбросить бомбы и разрушить наш дом. Мне это кажется очередной страшной сказкой.
Как-то вечером к нам приходит дядя Слава, отец Рудьки, и говорит маме, что папин Ижорский завод эвакуируется куда-то на Урал, и он свою семью отправляет туда, потому что немцы быстро приближаются к Ленинграду. Он убеждает маму тоже уехать. Оказывается, он пообещал моему папе позаботиться о его семье. Мама очень  доверяет дяде Славе и соглашается.
- Но мы же скоро вернёмся?! - говорит она. – Даже ключи от комнат отъезжающие сдают  под расписку в домоуправление!
Дядя Слава сомневается и советует маме взять с собой  зимнюю одежду, потому что война, по его мнению,  может затянуться.               
Я понимаю, что трудное слово «эвакуация» означает переезд на Урал.
- А Дальний Восток – это Урал? – спрашиваю я.
- Нет, это много ближе. Но наш папа приедет к нам на Урал.
- Ура! – кричу я. – Я очень люблю своего папу.
Мы с мамой идём в Гостиный двор и на все деньги покупаем долго хранимых продуктов: твёрдой вкусной колбасы, печенья и конфет. На конфетных фантиках нарисован похожий на стрекозу коричневый самолёт с лётчиком в кабине. Лётчик в больших очках  приветливо машет мне рукой. Вот бы полетать на его самолёте! Конфеты, конечно, очень вкусные, но картинка с лётчиком много интереснее!
На обратном пути домой, во дворе школы, вижу много сидящих на траве красноармейцев. Мне очень нравятся красные звёзды на их пилотках. Я заворожено смотрю на них, вцепившись в прутья забора, и не хочу идти дальше, как ни упрашивает меня мама. Кто-то дарит мне эту драгоценную звёздочку на память.   
Дома мама складывает в чемодан продукты, моё и своё бельё и верхнюю одежду, а я стараюсь незаметно подсунуть свои игрушки. Мама сердится и выбрасывает их. Я реву горькими слезами! Чтобы успокоить меня, она кладёт в чемодан и мой любимый линкор.
 На следующий день мы едем на автобусе в Колпино, нужно оформить какие-то документы. Автобус едет по мосту через реку Ижору, а в воде…на белых деревянных крестах, как новогодние…плавают настоящие зелёные ёлки! От удивления я вначале просто раскрыл рот, а затем закричал на весь салон:
- Смотрите, смотрите, ёлки, ёлки, как в Новый год! А почему они плавают в воде? Как же вокруг них водить хоровод?!
 На мрачных лицах пассажиров появились улыбки. Какой-то дядя стал объяснять мне, что это маскировка моста от возможного налёта немецких самолётов с бомбами. «Вот и начинается большая игра в войну! – подумал я. – Почему же все взрослые говорят, что никакой игры не будет, а сами уже играют: сажают ёлки в воду! И зачем они так часто обманывают детей?»
Дядя Слава приехал за нами на грузовой машине. Наши вещи: чемодан, узел с зимней одеждой и узел с упакованной в подушки швейной машиной (дядя Слава сказал маме, что с её помощью, может быть, придётся зарабатывать на хлеб) – уложили в кузов. Туда же забрался дядя Слава с моей мамой и незнакомыми дядями, а тётя Валя с Рудькой и со мной села в кабину, и машина поехала в Колпино. Я никогда не ездил в кабине, и мне было очень интересно наблюдать, как дядя-шофёр управляет машиной. За окном мелькали поля и перелески, было много цветов и было ещё лето.
Вагон с семьями «ИТЭЭРА», как сказал дядя Слава, был прицеплен в самом хвосте эшелона с заводским оборудованием. На открытых платформах стояли большие, как слоны, железные машины. Кто такой «ИТЭЭР» и почему мы его семья, я не понимал, и объяснять мне никто не хотел. Все были заняты погрузкой. 
Дядя Слава по железной лестнице забрался в этот вагон, затем принял на руки нас с Рудькой и помог забраться мамам. В обычном грузовом вагоне были сколочены двухъэтажные нары. Они заняли всё пространство вагона, оставив свободным небольшой кусочек напротив тяжёлых, скользящих по рельсам дверей. Сильно пахло свежими сосновыми досками. Наше место оказалось на втором этаже, куда нас с Рудькой и поднял дядя Слава. Мы сразу подрались из-за места около маленького оконца. Взрослым было не до нас, они размещали под нарами наше имущество. Вагон постепенно наполнялся женщинами, детьми, вещами, шумом, криками и плачем. Мы с Рудькой не плакали, нас очень увлекало предстоящее путешествие. 
Когда, наконец, все разместились, перецеловались и распрощались, поезд загудел и тронулся. Почти все: и отъезжающие, и провожавшие плакали и утирали платками слёзы. Дверь вагона, перегороженная деревянным щитом, чтобы не выпали любопытные дети, до самой ночи оставалась открытой. Мама показала мне вдалеке какие-то строения, и сказала, что это наш город Пушкин и, чтобы я попрощался с ним – помахал рукой. «Может быть, мы его несколько месяцев не увидим!» – сказала она.
Мы с Рудькой большую часть времени лежали животами на подстеленном одеяле около маленького оконца и смотрели, как мимо нас пробегают поля, леса, деревни и полустанки. Тёплый ветер приятно омывал наши лица и шевелил волосы, а поезд всё дальше увозил нас от родного города. 
Остановились на какой-то довольно большой станции. На путях стояло несколько эшелонов, похожих на наш, а мимо, в обратную сторону, непрерывным потоком шли эшелоны с танками, пушками и красноармейцами. Одни сидели, свесив ноги в проёмах дверей товарных вагонов, другие стояли за их спинами. И они, и мы махали на прощание руками и что-то кричали. 
- Военные едут защищать Ленинград, немцы уже близко, - сказала мама. – Да поможет им Господь Бог и Пресвятая Богородица!
Она была верующая и вместе с бабушкой обучала меня молитвам на каком-то незнакомом языке. Я покорно зубрил их, не понимая смысла.
- Потом поймёшь! – уверяла бабушка.
Я верил ей и не перечил, старательно запоминая непонятные, трудно произносимые слова.
О том, что немцы уже близко, говорили многие в вагоне. Все опасались налёта немецких самолётов, и с нетерпением ожидали, когда поезд тронется. Но он всё стоял и стоял. Мимо часто проходили какие-то тёти, предлагали молоко, сметану, творог. Босые деревенские дети – мальчики и девочки – в цветастых рубашках и платьях, продавали чернику в кулёчках, свёрнутых из тетрадных листков. Бумага, промоченная черничным соком, была в тёмных пятнах. Мама купила молока и черники, и мы пили из железных кружек молоко с плавающими в нём ягодами. Было очень вкусно! 
Невдалеке от нашего вагона виднелся небольшой рынок. Там под навесом что-то продавали. Соблазнившись, люди  стали вылезать из вагонов, но вначале, сбегав на рынок и что-то там купив, быстро возвращались - боялись, что поезд уйдёт без них.   Постепенно они всё более смелели. Вышли из вагона и мы с мамой.
На рынке какой-то дедушка продавал деревянные игрушки: смешных матрёшек, зверушек, дудки, свистки. Самой замечательной игрушкой, конечно, была мельница как бы сложенная из маленьких брёвен с вращающимися от ветра крыльями. Она просто заворожила меня. Я стал клянчить, и мама купила её, но она тут же сломалась – мы ещё не успели отойти – и мама вернула её дедушке. Мне было жалко мельницы, и я заревел.
И тут со всех сторон закричали: «Воздушная тревога, самолёты, немцы, немцы! Разбегайтесь подальше от станции! Сейчас её начнут бомбить!» Я увидел над нами несколько самолётов с крестами. Они громко гудели моторами и не были похожи на наши, с конфетного фантика.
Мама схватила меня за руку и побежала в ближайший лесок. Я упал,   больно ушибся и ещё сильнее заревел. Тогда она взяла меня на руки. Сзади послышался сильный грохот и отчаянные крики людей. Мы всё бежали и бежали. Вдруг мама споткнулась и упала. Она прижала меня так плотно к земле, что мне было очень больно. Теперь я не ревел, а только всхлипывал, от страха перехватило дыхание. Земля подо мной дрожала, как будто она тоже очень испугалась немцев. Сильно запахло дымом и ещё чем-то: незнакомым  и неприятным.
Когда грохот стих, мама приподнялась и выпустила меня на волю. Мы находились довольно далеко от станции. Там что-то горело, были видны чёрные клубы дыма.  Громко гудели паровозы. Мама подняла  меня на руки и побежала к станции. Она испугалась, что наш поезд уйдёт. Около путей лежали люди: взрослые и дети. Они были неподвижны. Кто-то стонал, кто-то рыдал, кого-то тащили за руки и за ноги, кто-то кричал: «Скорее, скорее, бегите к своим эшелонам! Они уходят со станции!»  Мама прижимала моё лицо к своей груди и не давала посмотреть вокруг.
Наконец, она нашла свой вагон. Чьи-то руки втащили нас наверх, поезд уже тронулся. Нам повезло, наш эшелон почти не пострадал. Паровоз набирал скорость и увозил нас всё дальше и дальше от страшного места на Урал.
В тот день я понял: чем отличается настоящая война от той, в которую играли мы с Рудькой!
Затем была война – война настоящая: долгая и жестокая! В родной Пушкин я вернулся только через семь лет.



В ДЕРЕВНЕ

 Необычайно морозная,  снежная и памятная зима 1941 – 1942-го года. Эвакуированные из осаждённого Ленинграда, мы с мамой живём в маленькой уральской деревушке на берегу озера, в доме приютивших нас местных жителей. Мы приехали сюда совсем «нагие и босые», как говорят заходящие посмотреть на нас деревенские тёти. Все они долго ахают и охают, услышав от мамы историю нашего бегства под бомбами из Ленинграда. Многие при этом сморкаются в кончики своих головных платков и вытирают влажные глаза. Мне тогда тоже становится очень жалко и самого себя, и свою маму, и я тоже плачу. Тёти дружно успокаивают:
- Приживётесь! Здесь, у нас, народ добрый: в беде не бросит! А ты, малец, подрастёшь, в школу пойдёшь! Знаешь,  кака у нас хороша учителка! И в Ленинграде такой поди  нет! Вот спроси Ваську. А летом,  како у нас хоростьво! Дыши - не надышишься! Воздух чистый, горный; озеро с рыбой, лес с грибами да ягодами. Да тут  одними божьими дарами прожить можно! А вещи - то  новые наживёте! Бог даст, и родственники ваши отыщутся и папка твой тоже! 
Мне очень хочется, чтобы скорее нашёлся папа.  Я верю, что он самый  сильный, и самый умный, и самый смелый и может уберечь нас с мамой от всяких бед. Ни денег, ни вещей  у нас практически нет - всё  утрачено по пути на Урал. В первые дни по прибытии в деревню, мама пыталась рассчитываться с хозяйкой остатками нашей одежды, но тётя Оля с обидой сказала:
- Об этом и думать брось! Не звери мы – люди, и должны помогать   друг другу в беде! Как учил Иисус Христос: «Возлюби ближнего, как самого себя!» Неужто я не православная! Будете с нами кормиться: чем Бог пошлёт. С голоду не помрём! Робить будешь - уж тогда как знаешь! А пока будем жить  одной семьёй!
Тётя Оля поделилась с мамой и тёплой одеждой - её ленинградское пальто здесь не спасало от холода.  Мне же и ходить-то было некуда.
Избушка, в которой мы жили, была, как две капли воды, похожа на все остальные в деревне:  бревенчатая, покрытая тёсом,  с тремя маленькими низкими оконцами, выходившими на улицу и одним - во двор. Вся она представляла собой одну комнату с большой русской печкой в правом углу, деревянным самодельным столом посередине, лавками вдоль стен, полками с посудой и шкафчиком на стене. Из переднего угла, на входящего с потемневшего от времени образа с любовью и нежностью смотрела Богородица. Старинная зелёная лампадка под иконой горела только по праздникам.   Здесь жили хозяйка тётя Оля с сыном Васькой и матерью – бабушкой Настасьей. Отец Васьки был на фронте. Никакой живности в доме, даже собаки и кошки, не было. Они  и до войны жили не богато, а с уходом хозяина на фронт стало ещё труднее. Тётя Оля работала в колхозе. Всё, что мог и даже сверх того, колхоз отдавал государству, армии, победе над фашизмом.
Дома в деревне до половины засыпаны снегом, а в особо вьюжные ночи заметает и двери.  Утром я наблюдаю из окна, как соседи помогают друг другу выбраться из снежного плена. Тропинка посередине улицы напоминает траншею. Бегущих по ней в школу детей почти не видно, только иногда мелькают их головы, по самые глаза закутанные поверх шапок материнскими полушалками. Я до школы ещё не дорос и потому целые дни провожу в избе, у окошка, разглядывая причудливые узоры, созданные Дедом Морозом и похожие на диковинные, сказочные растения. Если же немного пофантазировать, то среди этих растений можно увидеть и неведомых животных: зверей, птиц, стрекоз и бабочек. 
Обычно я сижу прямо на подоконнике и, чтобы видеть улицу, оттаиваю своим дыхание небольшое пятно в изморози. Но оно, к моему глубокому огорчению, вновь быстро затягивается ледком.   Опасаясь за моё здоровье, мама с утра укутывает меня дополнительно, поверх одежды, своим клетчатым шерстяным платком с кистями и завязывает его концы у меня на спине. На ногах у меня - большие, старые, подшитые хозяйские валенки и мне совсем не холодно. Вот придёт с работы тётя Оля, натопит большую русскую печку и будет даже жарко. На этой печке мы и спим с вихрастым  хозяйским сыном - Васькой.
Мама и тётя Оля рано утром уходят на работу и возвращаются поздно вечером, когда на дворе уже темно. Васька учится в школе, он большой, ему двенадцать лет. Васькина бабушка - Настасья, как говорят взрослые, уже очень плоха. Она, почти не вставая, лежит на тёплой лежанке у печи и спит или стонет. Разговаривает она редко. Я всё время прислушиваюсь: не умерла ли? Я боюсь покойников. Хотя мы живём здесь уже несколько месяцев, но с Васькой не дружим. Он говорит, что я слишком мал, и ему не интересно со мной играть. Придя из школы, он делает  уроки,  выполняет задания мамы по хозяйству и убегает к  друзьям. Мы с ним почти не разговариваем. Мои книжки остались в Ленинграде, игрушек у меня нет,  вот и остаётся только смотреть в окно, где тоже мало интересного. Я скучаю.
Иногда у мамы и тёти Оли бывают выходные дни и тогда в доме куда веселее!  Можно поговорить с взрослыми, рассказать выученные ещё до войны стихотворения и услышать в награду их похвалу. Новые стихи я давно не учу - не с кем! В такие дни мы торжественно обедаем все вместе за высоковатым для меня столом. Это тоже весело. После щей и картошки с солёным огурцом долго пьём земляничный чай. На столе стоит большая стеклянная ваза на высокой ножке, а в ней - куски сахара, величиной с куриное яйцо, только не круглые, а очень похожие на камни, которыми усыпано железнодорожное полотно. Странно, но никто из сидящих за столом его не берёт, будто не любят сладкого. Когда я шёпотом спросил об этом  маму, она объяснила мне, что сейчас идёт война  и ещё неизвестно, когда сахар будет продаваться в магазине. Если этот съесть, то долго его можно вообще не увидеть.  Поэтому чай нужно пить сейчас не внакладку, как до войны, а вприглядку. Я сразу всё понял и больше не спрашивал. После обеда сахарница убирается в шкафчик на стене, который запирается от Васьки. «Он озорной, - говорит тётя Оля, - может не удержаться и съесть!» Сам Васька при этом ухмыляется.
Я напрасно боялся смерти бабушки, она умерла тихо, ночью. Когда мы с Васькой утром проснулись, она уже лежала на столе, переодетая в своё лучшее синее с белым горохом платье. Голова её была повязана чистым белым платком, руки - связаны на груди полотенцем и в них стояла горящая тоненькая свечка. На глазах у бабушки лежали большие медные пятаки. Оказалось, что покойники совсем не страшны. Я спокойно разглядывал бабушку, лежащую на столе. Она выглядела необычно строгой.
Потом пришёл незнакомый дедушка, разделся, сел в изголовье покойницы и стал что-то невнятно бормотать, поглядывая в старую, истрёпанную книжку. Пришли старушки - соседки, когда открылась входная дверь, то показалось, что вместе с ними в клубах снега  в дом вошёл Дед Мороз; все расселись на лавках вдоль стен  и стали плакать и вспоминать свою молодость и покойницу в то далёкое время. Многие сокрушались о том, что бабушка Настасья умерла зимой, когда стоят сильные морозы и трудно копать могилу.  Потом внесли пахнущий сосновой смолой белый некрашеный гроб, переложили в него покойницу и увели на кладбище. Меня туда не взяли. После похорон все вернулись на поминки: замёрзшие и голодные. Ели блины, напечённые соседкой, пили горячий чай, отогревались и говорили много хороших слов об умершей бабушке, вспоминали какая она была работящая, добрая и отзывчивая, и все очень сожалели о её смерти.
Когда провожающие разошлись, я спросил у мамы:
- Что такое смерть и что происходит с человеком после неё?
- Смерть – это конец жизни тела человека, его закапывают в землю; но у человека кроме тела ещё есть душа, которая никогда не умирает и живёт вечно. Она невидимая и обитает где-то рядом с нами до тех пор, пока мы помним об умершем человеке. 
Я невольно огляделся вокруг, ища душу бабушки Настасьи, но ничего необычного не увидел.
- Пройдут годы и Бог наш - Иисус Христос - призовёт всех: и живых и мёртвых на Страшный суд, - продолжала мама, - и все мы будем отвечать перед ним за наши плохие поступки во время земной жизни. Бог всё видит, всё знает и всё помнит, и непременно накажет Адом людей злых - грешников, а хороших – праведников - наградит Раем. В Аду грешники будут вечно гореть в огне, а праведники будут вечно наслаждаться жизнью, ни в чём не нуждаясь. 
Я во всём верил своей маме и потому подумал: «Буду чаще вспоминать бабушку Настасью, чтобы душа её оставалась здесь, в доме, и ей не было горько за меня!» Конечно, я хотел быть праведником и несколько дней после этой беседы не перечил ни маме, ни тёте Оле, ни даже Ваське   ни в чём! 
После смерти бабушки днём в доме стало совсем тоскливо и тихо. Даже прислушиваться стало не к чему. Теперь я с нетерпением ждал прихода из школы Васьки - с ним всё же было не так одиноко. От скуки и жалости к себе я часто плакал, но пожалеть меня тоже было некому. Вечерами мама успокаивала меня словами: «Сейчас всем  тяжело – война! Вот прогонит наша армия фашистов, вернёмся домой, в Ленинград, и всё будет опять хорошо! Терпи!» И я на некоторое время смирялся со своим одиночеством. Чтобы скоротать время, стал придумывать игры. В основном я «воевал с фашистами», которых изображали поставленные «на попа» поленья. Я стрелял в них из воображаемого ружья или из пушки, или из танка, или бомбил с самолёта,  и они падали, поражённые моим метким огнём. Затем я хоронил «убитых фашистов» в тёмном углу за печкой. Так и проходили необыкновенно длинные дни.
Когда сильные морозы и метели стали ослабевать, уступая наступающей весне, мне было разрешено днём выходить во двор. Игры мои были всё те же. Теперь я строил из снега «фашистские укрепления» и разрушал их, бросая из воображаемого самолёта бомбы  или стреляя из воображаемого танка. Конечно, все мои «бои» оканчивались победой «наших» и полным уничтожением «фашистов». Фашистов я ненавидел: они разрушали наши города и сёла, убивали наших людей, нарушили нашу такую счастливую довоенную жизнь! Я представлял себе их не иначе, как страшными зверями с оскаленными мордами, передвигающимися на двух ногах.
Однажды во время «боевых действий» ко мне подошёл мальчик, немного старше меня,  и предложил играть вместе. Я очень обрадовался.
- Давай, ты будешь немецким танкистом, а я советским лётчиком, - сказал мальчик.
- Нет, лучше ты будешь немецким танкистом, - возразил я. 
Однако ему эта роль тоже не подходила. Мы долго спорили, но так и не смогли договориться - никто не хотел быть «фашистом». Игра в тот раз не состоялась, но мы познакомились,  понравились друг другу,  и я пригласил его в дом. С тех пор мы стали часто встречаться. Юра был местный, деревенский, нигде дальше ближайшего села не бывал и никогда не видел большого города. Его интересовало всё: какой высоты бывают городские дома, какой ширины улицы, как быстро ездят трамваи и троллейбусы, много ли в городе машин и ездят ли на лошадях? Я с удовольствием рассказывал ему о жизни в Ленинграде, об эвакуации, о бомбёжке нашего эшелона немецкими самолётами, о зверях-фашистах и, не стесняясь, фантазировал, если чего-то не знал и не видел.  Потом я слушал его рассказы о здешних местах: деревне, лесах, озёре; о походах за ягодами и грибами, о встречах с волками и медведями. По-видимому, он тоже непомерно хвастался и фантазировал, но нам обоим было хорошо вместе. Мы оба ненавидели фашистов и желали им всем скорейшей гибели, хотя я с ними был знаком немного ближе.
Дружба с Юрой существенно скрасила мою деревенскую жизнь. Теперь мы вместе гуляли по деревне, катались с горки на санках, играли в войну с другими ребятами.  А однажды  юрина мама даже покатала нас на лошади, запряжённой в большие сани. По наезженной за зиму дороге, усыпанной лошадиными катышками, лошадь бежала легко, из её ноздрей валил пар, ледяные брызги из под копыт покалывали лицо, морозный воздух перехватывал дыхание.  За нашими санями гнались мальчишки - было необыкновенно  интересно и весело.
Мама писала много писем, разыскивая наших родных и близких. Война разбросала их по всей стране. И вот, наконец, пришло долгожданное письмо от папы. Он сообщал, что завод, на котором он много лет работал до войны, эвакуирован, что сам он отозван с Дальнего Востока и теперь находится в Челябинске, что при первой возможности он приедет за нами.
Теперь я ждал папу каждый день. Но проходили дни и недели, а его всё не было. И вот однажды, когда у мамы был выходной день, и она не ушла на работу, я, сидя на подоконнике, наблюдал, как воробьи дерутся около кучки свежего конского навоза.  Вдруг на дороге появился молодой мужчина в чёрном овчинном полушубке, меховой шапке и бурках, везущий детские санки. По внешнему виду он не походил на нашего, деревенского. В деревне остались только старики и инвалиды. Обернувшись, я сказал маме:
- Посмотри, какой-то незнакомый дядя идёт по улице и, наверное, к нам! – В это время мужчина повернул к нашим воротам. 
Мама бросилась к окну и закричала:
- Да это же наш папа! Ты, что не узнал его?!
Я действительно поначалу не узнал папу: слишком долго не видел его, да и одет он был совсем не так, как раньше, до войны. И только, когда он вошёл в дом, снял полушубок и шапку, я с криком: «Папа, папочка!» бросился ему на шею. Он долго обнимал и целовал меня, взяв на руки, и я отвечал тем же, с наслаждением вдыхая родной запах, и  все вокруг - и мама, и тётя Оля, и Васька  - плакали и радовались вместе с нами!  Шоколадку, как бывало всегда до войны, он на этот раз не принёс; зато достал из мешка, и подарил мне набор фотокарточек: совсем маленьких, собранных в растягивающуюся, как гармошка,  книжечку, на которых были изображены обитатели зоосада. Здесь были львы и тигры, бегемоты и жирафы, зебры и пони, носатые пеликаны и хищные орлы. Я был счастлив таким подарком и потом, всю войну, да и долгое время после её окончания, бережно хранил и с гордостью показывал своим друзьям.
Оказалось, что у папы совсем мало времени. В тот же день, тепло, как с родными, распрощавшись с нашими добрыми хозяевами и обменявшись сувенирами на память, мы вначале на лошадях, затем на грузовике, а в конце на поезде - уехали в незнакомый Челябинск, который на целые пять лет стал для меня родным городом.
Перед отъездом папа предложил тёте Оле деньги за её заботу и доброту к нам с мамой, но она с негодованием отказалась:
- Христос с тобой! Мы живём в своей деревне, среди родных и близких людей, в своём, хоть и не богатом доме, а вы - неизвестно сколько времени ещё  будете скитаться по чужим углам. Деньги вам больше нужны. Оставьте их себе, и да поможет вам Бог! -  Она перекрестилась и вытерла ладонью катившуюся по щеке  слезу. 
В тот день мы навсегда расстались с той деревней и доброй тётей Олей. Прошло шестьдесят лет, но память о них и по сей день жива во мне!  Невозможно забыть  душевность, отзывчивость, доброту и щедрость тогдашних настоящих  русских людей, оказавших беженцам в те страшные годы самый тёплый приём и гостеприимство, и совершенно бескорыстно делившихся с ними  всем, что имели сами! 



В ПОСЁЛКЕ  ЧТЗ

Рабочий посёлок возле Челябинского тракторного завода все называли просто «ЧТЗ». В 1942 году он представлял собой большой и неблагоустроенный массив деревянных бараков, частных неказистых домишек, деревенского типа, с расположенными рядом приусадебными постройками, и просто землянок. Землянки были, по-видимому, наспех построены для размещения прибывающих из европейской части СССР рабочих, либо остались с тридцатых годов от строителей завода.
По дороге в Челябинск папа рассказал,  что он тоже активно разыскивал родных и близких, а, узнав, что часть Кировского завода из Ленинграда  эвакуирована в Челябинск, и, приложив огромные усилия, нашёл моего дядю Фёдора - рабочего этого завода.  Дядя Федя был женат на родной сестре моей мамы. Вместе с семьёй дочери эвакуировалась из Ленинграда  и моя бабушка. Ютились  они теперь в землянке на ЧТЗ. Поскольку папа жил в холостяцком общежитии при своём заводе №200, на другом конце города, то мы с мамой поселились у тёти Тони – моей крёстной матери.
Хорошо помню счастливый вечер встречи родных: бесконечные объятия, поцелуи, слёзы радости. Перебивая друг друга, все спешили поделиться своими злоключениями, связанными с войной.  Разговоры затянулись до поздней ночи. Бабушка крестилась и благодарила Бога: «Слава тебе, Господи, не забыл ты нас в беде, помог воссоединению! Всем-то вместе легче будет пережить тяжёлую годину! Не оставь своими заботами и мою младшенькую - Галину! Как она там, в блокадном Ленинграде одна? Жива ли? Спаси и сохрани её, Боже милостивый!» 
Младшая сестра моей мамы, тётя Галя, была активной настоящей комсомолкой, и это не позволило ей бросить в беде город революции - родной Ленинград. Она осталась защищать его.  Как выяснилось позднее, она, в свои двадцать три года, организовала в блокадном городе детский дом для собранных в квартирах умерших родителей детей, и стала его директором. Многие из спасённых ею тогда  детей помнили об этом  до самой её смерти. Она была настоящей героиней!
Наша землянка была построена по военному образцу. Яма, глубиной в три метра,  была покрыта жердями, поверх которых - насыпана земля. Чтобы стены этого жилья не осыпались, их  кое-как зашили не струганными досками. Из таких же досок сделали щелястый пол. Под самым потолком светилось  маленькое, подслеповатое оконце. Вместо кроватей – топчаны: щиты из досок, положенные на козлы. Такими же примитивными были стол и скамейки. Небольшая кирпичная печка служила и для обогрева, и для приготовления пищи. В помещении и днём стоял полумрак, электричества не было. К входной двери  с улицы вниз вели несколько земляных ступенек. 
Та наша жизнь мне даже нравилась.  Была ранняя весна, днём хорошо припекало солнце и теперь я целыми днями «воевал с фашистами» на воздухе.  Кроме того, крыша нашей землянки представляла собой прекрасную горку, с которой было так хорошо съезжать на дощечке или прямо на попке! Правда, бабушка, увидев это, ругала меня, но  она не имела возможность постоянно наблюдать за мной, - на её попечении был ещё и мой двоюродный брат Лёвочка. Ему было всего два года, и он требовал значительно большего внимания. В моих играх он ещё не мог участвовать, а потому я опять ощутил одиночество: бабушке было чаще всего не до меня. 
 Обычно днём в посёлке царила тишина: взрослые и старшие ребята – на работе, немногочисленные старики и старухи  занимаются внуками, дети младшего школьного возраста при наличии одежды – в школе. Но многие эвакуированные подходящей одежды, а главное обуви, не имели и школу посещали не регулярно, больше сидели по домам.   Даже собак не было слышно, их в  голодные годы не держали. 
Челябинск тех лет многие называли «ямой» (говорили, что так переводится это слово с татарского языка). Весной и осенью город, по крайней мере, его окраины,  вполне оправдывал своё название.  Грязь на улицах была такая, что не только дети, но и взрослые с трудом вытаскивали из неё  ноги. Наши ленинградские ботинки с калошами совершенно не годились для этих мест. Передвигаться по городу можно было только в русских или резиновых сапогах. Моей голубой мечтой стали самодельные, жёлтые резиновые сапоги с чёрными подошвами, проклеенные на стыках отдельных деталей чёрными резиновыми полосками. Они мне казались такими красивыми!  В них не страшны любые лужи, и можно даже ногами месить грязь во дворе!  Такие сапоги продавались на имевшейся  в посёлке барахолке. Я со слезами умолял маму купить мне резиновые сапоги, но она не послушалась, и купила русские. Они, конечно, тоже были красивыми, но пропускали воду, и мне в самую распутицу пришлось сидеть с бабушкой и Лёвочкой в землянке и наблюдать, как бабушка готовит обед для возвращавшихся поздно вечером с работы мамы, крёстной и дяди Феди. Впрочем, дядя Федя часто не приходил ночевать, рабочие не редко, чтобы не тратить время на дорогу, отдыхали тогда прямо в своих цехах. Вот таким трудом  тогда давался  выпуск заводом тридцати танков в сутки!
Собственно танков в то время, проживая рядом с заводом, я никогда не видел. Они выходили из ворот по ночам и колонной направлялись  к железнодорожной станции, а оттуда – прямо на фронт.  Когда они шли по посёлку, - земля стонала и дрожала от рёва мощных моторов и скрежета гусениц, с потолка  землянки сыпался песок и звенело стекло в нашем единственном окошке. Колеи, оставленные гусеницами,  были для меня непреодолимым препятствием, и при необходимости я преодолевал его только  на спине мамы. Это случалось не часто, например, когда мы с ней отправлялись в баню  (лет до семи она брала меня с собой и была в этом не одинока – многие матери поступали так же). О домашних ванных и, тем паче, саунах, тогда и не помышляли, а отцы воевали  на горячем или трудовом фронтах – выходных дней и отпусков у них не было.  Насекомых же на всех нас в те годы водилось множество!
Танки на улицах города создавали не столько неудобства его жителям, сколько служили доказательством наших успехов в тылу, а, следовательно, и близкой победы на фронте. Люди радовались, когда колонна была необычно большой!
Хорошо запомнился один случай из того периода жизни.
Рабочие, как я уже упоминал, во время Великой отечественной войны часто и отдыхали между сменами в своих цехах. Не был исключением и мой дядя – токарь высокой квалификации Челябинского тракторного завода. Обычно о своей сверхурочной работе или вынужденной ночёвке на заводе он   предупреждал заранее или сообщал с кем-либо из сослуживцев. Тот случай был необычен: он, не сообщив причины, не пришёл домой ни в обычное время, ни позже.   В нашей землянке возникла естественная тревога: что случилось? Тётя обежала всех знакомых сослуживцев мужа, но никто не прояснил ситуацию. Не появился дядя ни на второй день, ни на третий. Она обратилась в администрацию цеха, но и там ничего не могли сказать по поводу исчезновения своего рабочего. Все эти дни наше семейство жило в крайней тревоге за судьбу дяди. Хулиганство, бандитизм в посёлке не были редкостью. Возвращались с завода после смены в тёмное время рабочие обычно большими группами.  Дядя появился неожиданно, так же как и исчез, и вот что он рассказал. 
В то утро он, как обычно, ехал на завод в трамвае. Вагон был набит рабочими, и не только сидеть, стоять было негде. Его сильно прижали спиной к стене задней  площадки. Дело было ранней весной, и стёкла покрыл слой изморози. При выходе из трамвая, у проходной завода, вдруг кто-то крепко схватил его за руку:
- Это твоя работа, сволочь? – крикнул молодой, хорошо одетый крепкий мужчина, стоявший всю дорогу рядом, – и указал на свастику, кем-то нарисованную пальцем на замёрзшем стекле. Дядя пытался сказать что-то в своё оправдание, напомнить о невозможности опаздывать к смене, ибо за это грозил лагерный срок, но мужчина его не слушал:
- Идём со мной! Там выяснят кто ты такой?!
Попутчики боязливо отвернулись и опустили глаза. Было очевидно, что властный мужчина – человек  НКВД и шутить с ним не следует.
Чекист доставил дядю в своё управление, где его  и посадили в камеру до выяснения всех обстоятельств дела. Дядя понял, что его могут обвинить в сочувствие немцами даже в шпионаже, а это в то время грозило расстрелом! В камере он просидел трое суток, пока выясняли его личность, пристрастия и взгляды. Только заступничество начальника цеха и парторга, знавших его, как передовика Кировского завода более десяти лет, спасло от серьёзного наказания «за сочувствие врагу и неблагонадёжность». Такое было тогда время!
Пришла, наконец, долгожданная весна, запомнившаяся мне непролазной грязью на улицах и безвылазным нахождением в полутёмной землянке рядом с вечно занятой бабушкой и плаксой Лёвочкой. Затем наступило солнечное жаркое уральское лето, грязь сменилась духотой и пылью. На крыше нашего «дома» появилась мягкая зелёная травка, расцвели жёлтые одуванчики. На пустыре выросла густая жгучая крапива. Теперь она стала для меня играть роль ненавистных фашистов. Верхом на палке я скакал навстречу вражескому войску и «саблей» рубил головы «солдатам». Крапива обжигала мои голые ноги и руки, и это усиливало ярость «сражения». Её  вокруг было много и воображаемых врагов мне хватило надолго. Иногда ко мне присоединялись мальчики – соседи из таких же землянок. Игр и разговоров в те дни, не касающихся войны я не запомнил. Не только взрослые, но и дети  жили только войной!  Взрослые  говорили чаще всего  о положении на фронтах (особенно на ленинградском), о приобретении продовольствия и одежды и о работе на заводе. Дети невольно проникались теми же интересами.  От оставшихся в Ленинграде родственников никаких известий не было, и это вызывало тревогу. Днём, оставаясь наедине с нами – детьми, бабушка часто плакала, вспоминая свою младшую дочь и других родственников, оставшихся в Ленинграде, и молилась за них  Богу.
Неожиданно в конце лета я узнал, что все мы скоро покидаем, ставшую привычной, землянку. Нашей семье и ещё двум семьям рабочих папиного завода заводской комитет  выделил одну комнату в квартире местных жителей.  Нас  заселяют   «на уплотнение», в квартиру, расположенную в настоящем кирпичном пятиэтажном доме, а семья дяди переселяется в барак, во вновь построенном шлакоблочном посёлке. Мне было жаль расставаться  с друзьями и вольной жизнью на ЧТЗ.   



В  БАРАКЕ

Наш новый дом стоит на пустыре, на самой окраине города, в районе предвоенных новостроек. У него даже адреса настоящего ещё нет! Что это за адрес: Третий участок семьстроя, дом два, квартира три?!  Дом заселён перед самой войной и новосёлы – местные жители своё уплотнение в пользу эвакуированных восприняли без восторга. В первое время «хозяева» квартиры – семья главного бухгалтера одного из местных предприятий - этого и не скрывала. В двадцатиметровую комнату их двухкомнатной квартиры вселились три семьи: семья из Москвы с семилетней Бэллочкой, семья из Колпино с шестилетним Славиком и наша.
Комнату сразу поделили занавесками из простыней, наброшенных на натянутые верёвки. Два передних угла с частями окна достались нашим соседям, прямоугольная площадь у входной двери – нам. Посередине комнаты был оставлен совсем узкий проход – место общего пользования. Мебелью в нашей «комнате» первоначально служили только неизменный топчан и стол, сооружённый из двух чемоданов: один был поставлен «на попа», другой заменял столешницу. Платяной шкаф заменяли гвозди, вбитые в стену, посудный – полка на стене в виде доски, висящей на верёвках. Весь набор посуды составляли две кастрюли, три голубых пластмассовых тарелки и столько же стаканов и ложек. Спал я в основном с мамой на топчане, на который вначале стелились пальто, а позже появился матрац, набитый соломой, а когда дома ночевал папа – на полу. Папу я почти никогда до самого окончания войны  не видел. Он, если и приходил ночевать, то поздно вечером, когда я уже спал и уходил, - когда я ещё спал!   Его выходных дней в военные годы я не помню.
Уходя утром на работу, мама кормила меня и оставляла обед: чаще всего хлеб, пару варёных картофелин, кипячёную воду и соль. На всю жизнь запомнилась тюря, которую я самостоятельно готовил себе в то время! В голубую глубокую тарелку я наливал воду, солил её и крошил туда хлеб вместе с картошкой. Тогда это блюдо казалось мне удивительно аппетитным и вкусным! Примерно также жили и наши соседи.
На день, до возвращения матерей, нас – детей   запирали в комнате, и мы были предоставлены сами себе. Старшей была Бэллочка и мы со Славиком, как говорили мамы, должны были её слушаться, а она -  нести ответственность за наши проделки. Бэллочка немного умела читать, и у неё были детские книжки, которые она нам перечитывала много раз. Мы – её слушатели - скоро выучили все книжки наизусть и поправляли нашу наставницу, если она что-то пропускала или искажала. Я не единожды  повторил стихи, выученные до войны, которые тоже всем быстро надоели. Но чаще всего мы, конечно, играли в войну. Поделившись на две неравные группы, мы искали спрятавшихся «врагов», гонялись за ними по комнате, стараясь взять в плен, стреляли из воображаемых ружей и пистолетов (игрушек у нас не было никаких). Не редко дело доходило до настоящих схваток, заканчивавшихся синяками, царапинами, слезами и сорванными простынями-стенами. Наверное, «хозяевам» квартиры наши игры не очень нравились, поэтому-то нас и запирали в комнате. Так что остановить нас - разгорячённых «противников» - было совсем некому. Жалобы наши мамы выслушивали по вечерам, но между ними разногласий не существовало и за проказы всем доставалось поровну!
Крупным событием в жизни нашей детской общины была покупка мне военной игры. Как сейчас, помню: на листах довольно плотной серой бумаги были отпечатаны зелёные солдатики с винтовками и автоматами, командиры с пистолетами в руках, чёрные матросы, бегущие в атаку со штыками наперевес, казаки на лошадях, танки и пушки, доты и дзоты, заграждения из колючей проволоки и прочие атрибуты войны. Картинки вначале следовало аккуратно вырезать ножницами. Чтобы они могли стоять на столе или на полу, у каждой снизу была предусмотрена подставка в виде полоски бумаги, которую нужно было согнуть под прямым углом.
Втроём мы несколько дней тщательно вырезали картинки, стараясь не отрезать руки или головы нашим солдатикам и стволы пушкам и танкам. Часть солдатиков была в форме бойцов Красной армии, другая – в немецкой. Подготовив игру, мы на некоторое время обеспечили себя интересным занятием. Мы выстраивали свои бумажные армии на полу, передвигали живую силу и технику, громкими голосами изображали взрывы,  стрельбу и русское «Ура». Играли по очереди двое, третий наблюдал за соблюдением справедливости. Тем не менее,  не обходилось без обид, слёз и схваток. Конечно, в наших сражениях всегда побеждала Красная армия, и за немцев обычно никто не хотел играть. Как мы не старались аккуратнее обращаться с бумажной игрой, нам её хватило не надолго.  Отдельные оставшиеся картинки я ещё долго бережно хранил, как память о той военной поре. 
Так прошла зима 1942 – 1943 годов. Летом Бэллочка с мамой уехали в Москву. Через некоторое время и Славика устроили в детский садик. Один я категорически отказывался оставаться запертым в комнате. Не помогали никакие уговоры и угрозы мамы. Несколько дней я устраивал утреннюю истерику перед уходом мамы на работу. Она не показывала своего состояния, но ей тоже было не легко. Пришлось отдать меня под присмотр бабушки, у которой и так были уже двое моих двоюродных братьев. В марте 1943 года родился Кокочка и, как говорили взрослые, совсем не во время. Был он очень маленьким, худым,  бледным и болезненным, и я не раз слышал от бабушки, что он не жилец на этом свете. К счастью, прогнозы её не оправдались. Помню, крестить его носили в церковь бабушка,  моя мама и я.  Было это летом, церковь находилась где-то очень далеко, я быстро  устал шагать по жарким,  пыльным улицам пригорода и заныл, а мама ругалась и сожалела, что взяла меня с собой.
Ребёнок был слишком хилым, поэтому священник не стал его окунать в купель со святой водой, а только помочил ею отдельные места тельца. В церкви никого кроме нас не было и, за неимением другого мужчины, меня (шестилетнего) записали крёстным отцом младенца. Мне, как могли, объяснили, что теперь я несу ответственность перед Богом за его праведную жизнь. Я очень возгордился -  меня сочли большим, почти взрослым!
Семья моей тёти жила теперь в шлакоблочном бараке – длинном одноэтажном строении из больших шлаковых кирпичей с несколькими сквозными щелями для облегчения. Шлака на заводах от сгоревшего в мартенах каменного угля было предостаточно, вот и научились в войну делать из него кирпичи. Эта временная постройка военных лет имела посередине во всю свою длину узкий коридор с множеством комнат по его сторонам. Дощатый многоместный туалет и колонка для набора воды располагались во дворе, рядом с входом. В каждой комнате было одно окно, плита для обогрева и приготовления пищи, топчаны для сна, стол и скамейки. Вся «мебель» из нетёсаных досок, грубо, на скорую руку,  сколоченная. Дети, да порой и взрослые, в ненастье в туалет не выходили. Для неотложных нужд  у входа в комнату существовало ведро, закрываемое  крышкой. Зимой внешняя стена барака промерзала так, что у окна всегда была видна изморозь или капель во время топки плиты. Плиты топили каменным углём, получаемым по специальным талонам. Дрова были дефицитом и использовались только для растопки.
Лёвочке тогда было около трёх лет, Кокочке – полгода, мне – шесть с половиной. Я был «взрослый»! Каждое утро вместе с мамой, которая  спешила  на работу, я выходил из дома, и в темноте, самостоятельно шёл через огромное, как мне казалось, поле  по узкой тропинке к бабушке в шлакоблочный посёлок, расположенный в двух-трёх километрах от нашего дома. Особенно страшно было зимой, когда завывала метель, тропинку заметало снегом, и она была совершенно безлюдна. Мама и бабушка очень за  меня переживали. Когда я появлялся на пороге, бабушка всякий раз целовала меня, крестила и говорила: «Ну, слава Богу, пришёл, наконец!» и  вздыхала с облегчением.  Братья были слишком малы, и играл я в основном с соседскими ребятами в коридоре барака.  Благо, в бараке жили только семейные люди и детей здесь моего возраста были десятки. Мы ватагами носились по коридору, играя в пятнашки, в прятки, в казаки – разбойники и, конечно, в войну. Взрослые опасливо пробирались вдоль стен, серьёзно рискуя быть сбитыми с ног  ребятнёй. Здесь скучать не приходилось!
 О детских играх тех лет хочется вспомнить подробнее. Многие из них, по-видимому, навсегда ушли в прошлое.
Вряд ли кто из современных детей знает игру в жёстку (в маялку), когда внутренней стороной ступни подбрасывается вверх круглый кусок овчины с пришитой к нему свинчаткой, и играющие соревнуются на приз: кто большее число раз подкинет ногой жёстку, не дав ей упасть на пол.  Особые умельцы могли это сделать до тысячи раз!   
В тёплое время года подростки часто играли в деньги: в чику и в пристенок. В первом случае на черту, проведённую чем-либо острым по твёрдой земле, ставился кон – стопка монет одного достоинства цифрами вверх. Играющие поочерёдно с одного места бросали биту – металлический диск в несколько раз больше и тяжелее обычной монеты -  с целью попасть в кон и перевернуть его монеты. Такие монеты считались выигранными. Затем в порядке очереди, игроки ударами биты пытались  перевернуть монеты гербом вверх и, таким образом, выиграть их. Число участников игры ничем не ограничивалось.
Разве только по повести моего сверстника В. Распутина «Уроки французского» современный подросток знает правила игры в пристенок!
О широко распространённых тогда разнообразных играх в ножички сегодня узнать можно, пожалуй, только от ещё живых очевидцев.
Только из книг и от немолодых  свидетелей  теперь можно узнать что-то: об играх в лапту, в попа, в чижа, в чехарду, которые в мои детские годы ещё не были забыты. Эти народные игры достались нам в наследство от наших далёких русских предков. Они были просты, веселы, общедоступны, воспитывали  коллективизм  и сегодня, как и игры в свайки и в бабки, нашим народом совершенно забыты!  Впрочем, как и многое другое исконно русское, что составляет традиции - основу национального самосознания народа!
Большой популярностью в тёплое время года тогда пользовалось фигурное катание колеса с помощью крючка из толстой проволоки, катание на самодельных деревянных самокатах; зимой – на самодельных санках, лыжах, коньках (часто на одном) хитроумно прикреплённых к валенкам, самодельных финских санях, выгнутых из старых водопроводных труб. Дети играли дружно, охотно делились санками, лыжами или коньками. «Единоличников» презирали и отторгали, не принимая в компании. Злобных, жестоких ссор или драк я не припомню! 
В бараке я получал знания о подвигах бойцов и командиров на фронтах и героев – партизан в тылу у немцев, о победах и поражениях Красной армии, о трудовых достижениях в тылу, о щедрых пожертвованиях советских людей на постройку танков, самолётов и кораблей.   Радиоприёмников населению СССР во время войны иметь не разрешалось, но радиотрансляция работала исправно даже в бараках. Почти во всех комнатах на стене висела чёрная бумажная тарелка репродуктора.
Большую часть зимы 1943 – 1944 годов я прожил у бабушки в бараке, домой, да и то не всегда, мама брала меня только на ночь. Хорошо запомнилась атмосфера оптимизма, тесного коллективизма, сплочённости, семейственности, духовной близости его обитателей; доброта, отзывчивость и сострадание людей, волею судьбы попавших под одну крышу из различных городов и сёл европейской части СССР, загнанных войной в эти далеко не тепличные условия. 
В дневное время в бараке находились только старухи и малые дети. Помню, как эти простые, изработанные, усталые пожилые женщины, накормив и угомонив подопечных детей, тесной семьёй  собирались в одной из комнат у топившейся плиты и вели долгие задушевные беседы: о довоенном благополучном житье; о мужьях, детях и внуках; о своих надеждах на послевоенную прекрасную жизнь. Дети постарше притихшие сидели тут же прямо на полу, внимательно слушали разговоры взрослых  и сами выглядели при этом маленькими серьёзными старичками.  Здесь по много раз читались вслух полученные от мужей и сыновей письма с фронта. Женщины,  не скрывая этого, гордились подвигами своих близких и горько оплакивали погибших и пропавших без вести.   
Хорошо помню, как слезами и рыданиями весь барак встречал очередную похоронку, и даже самые малые дети переставали шалить, капризничать и плакать, как бы понимая тяжесть известия, а плачущие соседки, сами недавно понесшие подобную утрату, успокаивали в крик рыдавшую мать. И не было равнодушного человека  в целом бараке! В холодном, продуваемом  всеми ветрами и промерзаемом насквозь бараке, было столько душевного тепла и сострадания, сколько никогда не увидишь в самом комфортабельном особняке! Не помню и жалоб на тяжести жизни, голод, холод и бедность. Люди дружно жили трудом и ожиданием победы над врагом, и в этом единстве была сила и непобедимость нашей Родины!   Географию СССР ещё тогда я начал изучать по военным сводкам, и рассказам  людей, живших ранее в занятых немцами или освобождаемых городах, в том незабываемом бараке, слушая разговоры у тёплой, шипящей горящим углём железной плиты.   
Военные сводки, регулярно передаваемые по радио,  с нетерпением ожидали  все обитатели барака, даже дети. Особенно, конечно, наша семья ждала сообщений о ленинградской блокаде. Ведь там оставались: дедушка Тимофей, бабушка Аня, тётя Галя, тётя Соня и многие другие, менее близкие родственники.  К сожалению, большинство из них погибло зимой 1941 – 1942 года. Нам - тем,  которые пережили  войну, - повезло! Значит, своей жизнью мы были просто обязаны оставить на Земле добрый след не только за себя, но и за них! И большинству из нас не стыдно за прожитые годы! Дети войны рано повзрослели и рано включились в  общественную жизнь.  Можно с уверенностью сказать, что моё  поколение не зря её прожило!  Оно активно помогало матерям и отцам восстанавливать разрушенную войной страну, именно оно создало материальную и научную базу для процветания Родины в шестидесятых – семидесятых годах.  Но «семья не без урода», нашлись и среди нас немногочисленные подлые предатели, добравшиеся до власти и доведшие страну до нынешнего её состояния. Могли ли те жители военных бараков или солдаты войны даже предположить такой исход?!
Естественно, из того периода жизни у меня сохранились в памяти только наиболее яркие воспоминания. Самым сильным после ненависти к фашистам было почти всегда присутствующее чувство голода, постоянная готовность чего-нибудь съесть. Кстати, оно ещё долго оставалось у моих сверстников и после окончания войны. Мы - дети войны – постоянно что-то жевали. Летом это были какие-то травки и листья, корешки и плоды: дикий щавель, чёрные ягоды паслёна, какие-то семена, похожие на очень мелкие помидоры (мы их называли калачиками) и многие другие, которые вспомнить уже не могу. Большим лакомством считался жмых – остатки подсолнечника после выдавливания из него масла, который в обычное время идёт на корм скоту.  Маленький кусочек жмыха можно было, вместо конфеты, сосать целый день – он не растворялся и поддерживал во рту приятный вкус подсолнечных семечек! А какой заманчивой  казалась жвачка, сваренная из  бересты: коричневая, маслянистая, тягучая, со вкусом берёзовой древесины!  Мы жевали и вар, которым заливают крыши домов!
Хорошо помню походы с мамой в пригородные колхозы за картошкой. Её  выменивали у колхозников за водку, выдаваемую рабочим по карточкам, или за остатки нашей довоенной ленинградской одежды. Осенью же, после сбора урожая, эвакуированные горожане толпами тянулись на убранные  колхозные поля  для их перекопки.  Старики, женщины и дети усердно рылись  подручными средствами или просто руками в земле (часто в дождь и непогоду) в поисках оставшихся там  редких картофелин. В ушах и сейчас стоят восторженные крики детей: «Мама, мама, смотри, какую большую я нашёл!» Как сейчас вижу счастье, написанное на бледном, исхудалом личике пяти – семилетнего ребёнка и нескрываемую гордость матери за своего «взрослого» помощника. Было мне тогда шесть – восемь лет!  Разве можно забыть божественный вкус картошки, испечённой в углях костра, разведенного тут же на поле? А вкус картошки, нарезанной тонкими кружочками и испечённой прямо на горячей плите, по возвращении домой?! Картошка использовалась в те годы полностью – без отходов. Картофельные очистки тщательно мылись, пропускались через мясорубку и из них готовились вкуснейшие картофельные котлеты! 
Только мои сверстники, испытавшие это, могут вспомнить и по достоинству оценить эти экзотические блюда! Думаю, что именно картошка помогла выжить очень многим советским людям!
Никогда не забуду и такой случай. Забежал я однажды в одну из комнат нашего барака, к приятелю. Ленинградская семья обедала. За столом сидели все четверо детей, перед ними  стояли тарелки, в которые мать раскладывала аппетитную дымящуюся картошку «в мундирах», в каждую - ровно по четыре штуки. Старшим детям доставались картофелины размером побольше. Меня тоже пригласили за стол, и я не отказался. Когда я рассказал об этом бабушке, то она строго наказала мне больше так не поступать: ведь я, скорее всего, оставил без обеда маму того семейства! Мне стало ужасно стыдно за свой необдуманный поступок, я покраснел, заплакал и запомнил тот обед на всю жизнь!   
О достоинствах картошки тогда даже существовала песня – своеобразный детский гимн этому спасительному продукту:
Ах, картошка – объеденье,
Пионеров  идеал!
Тот не знает наслажденья,
Кто картошки не едал!
Вспоминаются из тех времён и, хотя и не частые, но яркие, походы маминого выходного дня на барахолку. Она была  тогда сказочным городом изобилия! Здесь, как мне казалось, можно было увидеть абсолютно всё: от простейших предметов быта и всевозможных продуктов питания, до предметов роскоши и искусства. Здесь шёл не только активный торг, но и непосредственный обмен (чаще всего вещей на продукты). Мы с мамой ходили менять водку на продукты: хлеб, муку или крупу. Я широко раскрытыми глазами смотрел на красивые довоенные игрушки и книжки, и маме приходилось силой тащить меня от их продавцов. Не обходилось, конечно, и без моего  кляньченья, нытья и слёз.   Однако чаще всего  приходилось довольствоваться только разглядыванием привлекательных предметов - денег на их приобретение у мамы не было.  Помню однажды мама выменяла пол-литровую банку топлёного масла. Жёлтое, мелкими крупинками, с настоящим специфическим запахом и вкусом – оно просто завораживало! Всю дорогу домой мы говорили о том, как на этом чудесном масле поджарим картошки: аппетитной с коричневой хрустящей корочкой и глотали слюни в предвкушении такого редкого тогда яства.  Но оказалось, что под тонким слоем настоящего масла в банке был обыкновенный солидол. От огорчения мы даже поплакали!
Памятен и такой случай. Однажды нашёл я на улице небольшую стеклянную баночку - грязную и потрескавшуюся – и принёс её домой, как игрушку. Увидев мою находку, мама сказала, что это бывшая маслёнка только без крышки. Она отмыла её и поставила на посудную полку уже в качестве украшения. А когда произошло замечательное событие: на детскую карточку выдали сливочное масло (насколько мне помнится, это был единственный случай за все годы войны), маслёнка нашла своё применение. Принесённый, как огромная драгоценность, из магазина стограммовый кусочек настоящего сливочного масла, мама положила в настоящую маслёнку, и мы почти целый месяц наслаждались почти забытым его вкусом, намазывая тончайшим слоем на хлеб и, представляя, что пьём чай с пирожным!
Особенно желанными, как и для всех детей во все времена, для нас - детей военных лет - были сладости, увы, нам почти совершенно недоступные. Сахара по карточкам не выдавали вовсе, лишь изредка заменяя его сахарином или патокой. Сахарин – искусственный сахар – представлял собой кристаллический порошок жёлтого цвета с похожей на марганец структурой. Несколько его кристалликов делали стакан воды очень сладкой на вкус. Густая коричневая, тягучая, как мёд, сладкая жидкость – патока - была, конечно, много привлекательней. Должно быть, это были отходы или полуфабрикат сахарного производства. После окончания войны я его больше никогда не встречал. Если не обращать внимания на приторность и специфический вкус,  то она чем-то напоминала варенье или мёд. Однажды, в отсутствии взрослых, я за день, понемногу – понемногу, съел целую пол-литровую банку этой патоки. Пришедшая с работы мама долго, насильно заставляя пить воду, прочищала мой желудок. После этого случая я без дрожи даже смотреть на патоку не мог!
В самом конце войны, или сразу после её окончания, точно не помню, в Челябинске открылись коммерческие магазины. В них без карточек, но значительно дороже, чем в обычных, можно было купить «деликатесы»:  сливочное масло, сахарный песок, конфеты-подушечки и даже белый хлеб. В то время я в банке из-под американских консервов, в крышке которой, как в настоящей копилке, была проделана узкая щель, копил деньги для покупки велосипеда. Небольшие суммы с получки для этой цели давали мне мама и папа. Узнал об этом мой тогдашний друг Олег и без особого труда уговорил взломать «копилку» и на имеющиеся там деньги купить в коммерческом магазине сладостей. Так мы и сделали. В банке оказалось около восьмисот рублей (в те годы буханка хлеба на барахолке стоила пятьсот рублей, а одно яблоко – сто!)  Этих денег хватило, аж, на целый килограмм жёлтого  крупного сахарного песка! Забравшись в глубокую канаву, приготовленную для прокладки труб канализации, мы очень быстро расправились с ним, горстями насыпая его прямо в рот и смакуя божественный вкус. Подобного подвига более я никогда в жизни не повторял!
А каким необыкновенно вкусным запомнилось мне суфле – белая, как молоко, сладкая жидкость, выдаваемая изредка по карточкам детям! Правда, это было уже, вероятно, после окончания войны. Позднее, я этого продукта тоже более   не встречал, и что это было такое - не знаю! 
Особо памятны из тех далёких времён, конечно, бабушкины забота  и уроки воспитания. Бабушки вообще обычно бывают по-житейски добрее и отзывчивее матерей, поскольку к моменту появления внуков страсти у человека в основном утихают, процесс самоутверждения заканчивается, и он более полно отдаёт себя внукам, чем в своё время, –  детям. Существует версия об эффекте третьего поколения, суть которого в том, что внуков  люди любят больше собственных детей. Я верю в эту версию! Во всяком случае, пример моей бабушки не противоречит ей. В самые трудные времена эта шестидесятилетняя женщина была способна пожертвовать всем ради нас – троих своих  маленьких внуков. Отрывая от себя последнее, отказывая себе в самом необходимом, она всегда стремилась скрасить хоть чем-то наше не слишком радостное детство.
Уходя на рынок или в магазин, как говорили тогда «отоваривать карточки», бабушка часто оставляла младших на моё попечение, строго наказав, как поступать в тех или иных случаях. В это  время я не убегаю играть в коридор, осознавая свою ответственность за младших братьев и, как могу, развлекаю их. При этом все мы с нетерпением ждём возвращения бабушки, зная наперёд, что она, как добрая волшебница, хоть чем-нибудь обязательно нас порадует: то мягкой, тягучей, из непропечённой муки с маком, длинной в виде тонкой колбаски, завёрнутой в обрывок газеты,  самодельной конфетой на троих; то куском подсолнечного жмыха, то маленькой репкой. Репу мы с большим наслаждением ели во всех видах: сырой, варёной, пареной, в виде компота и киселя. Она заменяла нам все существующие на Земле фрукты. Казалось, что нет ничего лучше пареной репы. Возможно именно в те годы (или подобные) в русском языке появилось сравнение: «Слаще пареной репы!» И сегодня, через шестьдесят лет, у меня  непроизвольно выделяется слюна при воспоминании о тех маленьких репках, только что вынутых из кастрюли!
Моя бабушка родилась в девятнадцатом веке, училась в церковно-приходской школе и была очень религиозна. В христианском духе она воспитывала и нас – внуков.  Учебным пособием служила книга Протоиерея Григория Чельцова «Объяснение Символа Веры и Заповедей», изданная в Санкт-Петербурге  в 1914-ом году (сорок третье издание!) По наследству эта книга теперь досталась мне, и я храню её как драгоценную реликвию! Именно   из неё  в те далёкие годы, благодаря бабушке, я получил первые сведения из Ветхого Завета, о Вере, о молитве, о доброй и богоугодной жизни, о богослужении в Православной Церкви. Ещё тогда у меня сформировались основы понятий добра и зла, справедливости и несправедливости, чести и подлости, которые принципиально не изменились и до сего дня!
Прошло много лет. Я вырос, учился в школе, в военном училище, в военной академии, более тридцати лет служил в Советской армии, то есть жизнь, как и у всех Советских людей, протекала в атеистической среде. В среде, где даже простое упоминание о Боге вызывало смех или того хуже – воспитательные меры со стороны комсомола, КПСС или начальства. Но что-то от бабушкиных уроков Закона Божия во мне осталось. И когда у меня родился сын, я не стал возражать, чтобы мама его окрестила. Конечно, тайно, скрыв это даже от близких друзей. Я думал: «Существует Бог или нет его, в данном случае не так важно! Важно, что крещение – старая, добрая традиция моего народа и отступать от неё не следует, ибо на традициях держится общественное национальное самосознание!» Помнится один мой разговор со служителем церкви  во времена обучения в академии. Он сказал, опираясь на личный опыт,  что все люди рано или поздно приходят к Богу. Тогда я усомнился в его словах, сегодня же думаю: «Он был прав – перед лицом смерти все люди, даже самые отъявленные атеисты, обязательно вспоминают о Боге! Ведь чувство страха смерти присуще всему живому, а религия, священнослужитель, Бог - в какой-то степени избавляют от этого  страха.  Поэтому власть религии, священнослужителей над людьми будет существовать всегда, до тех пор, пока существует смерть!»   
Я очень благодарен своей бабушке за её трогательную заботу обо мне в то тяжёлое время, за её безмерную, бескорыстную любовь и долготерпение, за её уроки христианской морали. Она во многом повлияла на всю мою дальнейшую жизнь!   
Хорошо помню, как тогда, в челябинском шлакоблочном бараке, исполненный благодарности к бабушке, я, семилетний, пообещал:  «Вот вырасту большой, выучусь, буду зарабатывать много денег и тогда во всём буду помогать тебе и покупать тебе всё, что ты захочешь!»  Каюсь: плохо выполнял я при жизни бабушки  своё детское обещание! Судьба забросила меня далеко от родного Ленинграда, где у своей младшей дочери доживала свою непростую жизнь бабушка. Даже и письма-то я писал ей не регулярно, отделываясь в основном поздравительными открытками к праздникам. Всё было некогда, всё куда-то спешил, самоутверждался! И теперь остаётся только сожалеть о том, что мало я уделял ей внимания на закате её жизни. Я даже не был на её похоронах. Жил в это время далеко в Казахстане, готовился к защите диссертации. А ведь мог бы отложить всё и приехать, чтобы отдать ей свой последний долг!
Сегодня, кроме памятного «Закона Божия», нескольких фотокарточек, запечатлевших её в последние годы жизни, да фото 1943-го года, на котором она изображена усталой,  измождённой, сидящей с двумя внуками на коленях и мной шестилетним, стоящим рядом: стриженным наголо, в курточке, сшитой из серого байкового одеяла, и коротких, до колен штанишках из маминого старого платья, – ничего материального от неё не осталось. Но она живёт в моей душе. Уже много лет прах её покоится на павловском кладбище под Ленинградом,  и я своими посещениями и воспоминаниями стараюсь загладить  вину перед ней. Ведь существует же поверие, что душа человека не покидает Землю, пока на ней его кто-то вспоминает! Если это так, то и душа моей бабушки витает где-то рядом и радуется тому, что внук не оказался совсем уж чёрствым, бесчувственным и неблагодарным!   


В  ДЕТСКОМ  САДУ

В ясный, солнечный морозный день декабря 1943-го года, по узкой тропинке, протоптанной в глубоком снегу через огромный белый пустырь, мама привела меня впервые в детский сад. Мы жили на самой окраине Челябинска и между старым городом, предвоенными новостройками и постройками военного времени существовали  большие пустыри. В летнее время эти пустыри густо зарастали чертополохом, полынью и коноплёй и служили для нас отличным местом для игр в войну, заменяя отсутствующий поблизости лес, зимой – представляли собой большие ровные белые поля.
Детский садик, построенный до войны, находился в старой части города. Это было небольшое двухэтажное кирпичное, оштукатуренное и побелённое здание с высоким крыльцом и навесом над ним. После деревенской избы, землянки, барака и нашей коммуналки оно показалось мне  роскошным. Кроме того, ранее я никогда не бывал в детском садике, и всё здесь для меня было ново, замечательно интересно и красиво. Просторные, светлые помещения, заботливые, внимательные воспитатели,  малоразмерная детская мебель: шкафчики для раздевания, украшенные различными цветными картинками,  детские кроватки в спальне,  маленькие столики и стульчики в столовой – всё было восхитительно!  Особый восторг  вызвала, конечно, комната для игр с настоящими довоенными игрушками: машинами, танками, самолётами, куклами и зверушками, хотя и не новыми, но аккуратно починенными и очень красивыми. Я уже давно не видел ничего подобного. Занавески на окнах, цветы на подоконниках, побелённые стены с висящими на них репродукциями картин - напоминали мне сказочный царский дворец. Довоенную жизнь в Ленинграде к этому времени я почти забыл. А самое главное, здесь было множество сверстников, в том числе и из эвакуированных семей. Мы хорошо помнили: откуда мы родом и, знакомясь, спрашивали друг друга об этом, и каждый непомерно расхваливал свой город.  Мальчики и девочки старшей группы, в которую меня определили, мало чем отличались по внешнему виду. Дети войны, как бы придавленные временем, выглядели очень невзрачно: маленькие, худые, бледные, очень  бедно одетые, за редким исключением, одинаково стриженные под машинку, - они выглядели маленькими старичками. Как всегда  во время народных бедствий, людей одолевали насекомые-паразиты: блохи, вши, клопы и тараканы. Мыла по карточкам выдавалось мало, и волосы приходилось мыть щёлоком – золой от сгоревших в печках дров - детей же просто стригли наголо и не только маленьких, но и школьников до седьмого класса включительно. Короткие волосы я стал носить, только вернувшись в 1947 году в Ленинград. 
Однако была в нашей группе и одна не остриженная девочка. Говорили, что её папа - ответственный работник. Своим внешним видом она резко отличалась от всех остальных детей. Голубоглазая блондинка с вьющимися локонами волосами, в которых всегда красовался большой бант, в нарядном ярком платьице, сшитом умелым портным, в новых нарядных туфельках или изящных бурках и леопардовой шубке – она производила впечатление сказочной принцессы, случайно оказавшейся среди заморышей.  Недаром в Милочку Кошелеву были влюблены все наши мальчишки. Она была капризна и избалована вниманием и взрослых и детей. Взрослые при каждом удобном случае, вслух восторгались её красотой, а дети наперебой предлагали свою дружбу. Мальчишки дрались за право оказаться в одной паре с Милочкой на прогулке или во время игры в царские ворота. Ничего не скажешь, действительно: «Любви все возрасты покорны!» По-видимому, человек от природы наделён чувством прекрасного и оно даёт себя знать  уже в раннем детстве! 
Трудности, связанные с войной мы забывали благодаря  умелым и добрым наставникам. Наша воспитательница – молодая красивая украинка с толстой золотистой косой, уложенной на голове короной, и карими лучистыми глазами, как-то необыкновенно приятно произносившая отдельные звуки речи, -  имела мягкий, добрый и весёлый характер, умела найти подход к каждому из нас и с успехом заменяла нам матерей в их рабочее время.  Навсегда остались в памяти её заботливые руки, ласкающие глаза, заразительный смех, изобретательность в занятиях с нами. Наши игры по большей части были коллективными, они сближали нас, укрепляли нашу дружбу, хорошо готовили к дальнейшей общественной жизни. Не припомню в той детской среде какой-либо вражды, озлобления, серьёзных ссор. К игрушкам дети относились очень бережно, как бы понимая их бесценность в то суровое время. Обычным явлением было, когда, поиграв, ребёнок добровольно передавал игрушку другому. Если у кого-либо и  было что-то  личное, то совершенно естественным на просьбу: «Дай поиграть!» был положительный ответ. По установившейся традиции, во времена моего детства, отказать кому-либо в просьбе – значило надолго прослыть жадиной  и быть отторгнутым сверстниками.  Жадных, единоличников: не любили, презирали, не принимали в общие игры  да и поколачивали для вразумления!
Серьёзные потрясения, катастрофы, бедствия, войны - всегда ведут к единению народа, в том числе и детей. А война чувствовалась тогда во всём. Даже в детском саду помню настенную карту, усеянную красными флажками, отмечавшими изменения линии фронта.
Несмотря на суровое военное время дети Советским государством не были оставлены без внимания. Сеть детских учреждений не только не сократилась, но была расширена и обеспечена: продуктами питания, теплом, водой,  светом, оборудованием, квалифицированным персоналом. Кормили детей регулярно, три раза в день и, как мне тогда казалось, превосходно! Плата за содержание детей в них была символической. Особо нуждающимся семьям выдавались талоны на детскую одежду и обувь. Были среди нас и «американцы», донашивавшие одежду детей Америки. Государство даже в тех сложнейших условиях заботилось о своём будущем! 
Яркой страницей в памяти осталась встреча Нового 1944-го года.
 К празднику долго и основательно готовились. Под руководством воспитателей делали игрушки на ёлку: бумажные  цепи, фигурки зверей и птиц из старого картона, такие же танки и самолёты, снежинки из белой бумаги и ваты и т.п.  Игрушки раскрашивали цветными карандашами или акварельными красками.  Мамам в подарок, как умели, рисовали картинки. Учили детские стихи и песни для праздничного концерта самодеятельности.  Совсем не детские песни военных лет: «На позицию девушка провожала бойца», «Тёмная ночь, только пули свистят по степи…», «Синий платочек», «Землянка» – разучивали под руководством баяниста – одноногого инвалида дяди Васи. Он был единственным мужчиной среди служащих  детского сада и специалистом «на все руки»: от музыканта до слесаря,  и нашим обожаемым живым героем  войны. Мы смотрели ему в рот, когда он рассказывал о боях с фашистами.
Под самый Новый год в комнате для игр появилась самая настоящая, большая зелёная ёлка. К утреннику она была украшена игрушками, а на макушке – загорелась  стеклянная,  красная звезда.
На праздник пришли мамы, и расселись на длинной низкой скамье у стены. Мы выступали перед ними с индивидуальными  или коллективными номерами. Мамы подбадривали нас, хлопали в ладоши,  радовались вместе с нами и гордились своими детьми.  Потом появился Дед Мороз: настоящий, в шубе, шапке и валенках, с белой большой бородой и усами и с баяном в руках. Знакомым голосом он пропел:
 Принимайте-ка, ребята
И меня в свой хоровод!
Я румяный, бородатый
К вам пришёл на Новый год!
Мы сразу в нём узнали нашего любимого дядю Васю. Потом мы долго, взявшись за руки,  водили хороводы вокруг ёлки, пели песни, а Дед Мороз подыгрывал нам на баяне. И были забыты на время все невзгоды и печали, и всем было очень весело. 
   В заключение праздничного утренника Дед Мороз достал из большого мешка и вручил каждому по небольшому бумажному кулёчку с подарками: несколькими печенинками и конфетами-подушечками без фантиков. Настоящие, уже многими забытые, новогодние подарки! Какой восторг они вызвали у детей! Да и мамы при этом почему-то потянулись за платками, чтобы вытереть невольно повлажневшие глаза. Праздник удался на славу!    
Вторым ярким событием зимы 1944-го года была весть о снятии ленинградской блокады. Не могу забыть: с каким ликованием встретили все люди, и не только ленинградцы, это сообщение. Они  плакали от счастья, целовались и обнимали друг друга. В каждом крепла уверенность в скором окончании войны и возвращении в родные места. Помню, как бабушка, стоя на коленях, перед вынутой по этому случаю из чемодана и поставленной на стол иконой, долго благодарила Господа за защиту народа русского от супостата. Она и нас с братом Лёвочкой поставила рядом с собой и велела повторять слова молитв.  Мы  молились за всех родственников близких и не слишком близких, за всех ленинградцев, оставшихся там, в городе, и особенно за нашу тётю Галю – младшую бабушкину дочь, прося Господа спасти и сохранить их.  Может быть, и помогли молитвы матери: тётя, похоронив многих родственников, пережила все ужасы блокады.
Постепенно зима стала отступать и незаметно пришла весна, а вместе с ней - сборы на дачу. Летняя довоенная дача нашего детского садика находилась на берегу Смольного озера и представляла собой несколько небольших деревянных домиков, утопавших в кустах сирени, акации, вишни и смородины. Чудесный запах цветущей сирени и молодых листьев чёрной смородины волнует меня с того далёкого времени и всякий раз напоминает мне ту  весну и детсадовскую дачу! Территория дачи была огорожена штакетником, и детям в отведенное время разрешалось свободно по ней гулять. Тогда она казалась мне огромным таинственным, сказочным лесом, в котором водились такие же сказочные звери и птицы. Сидя под кустами, мы много фантазировали на эту тему. Всё, что мы слышали таинственного и невероятного мы переносили на наши дачные места. Помню, мы придумывали и рассказывали друг другу такие  истории и приключения, до которых не додумался бы и профессиональный писатель - фантаст. Среди дачного раздолья мы играли в прятки, в пятнашки, в казаки-разбойники, в войну. Мальчишки  разыскивали девчоночьи секреты - уложенные в ямки и покрытые стеклом «драгоценности» - яркие лоскуточки, камешки, кусочки цветного стекла -  и очень гордились находками.  Вместе с девчонками для коллекции  собирали жучков-светлячков с цветущей конопли, ловили бабочек и стрекоз. Под присмотром воспитательниц купались в тёплой, мелкой, солёной воде озера. В простом, обычном детском времяпрепровождении, среди сверстников и заботливых взрослых мы забывали тяготы, принесённые войной.  Два месяца мы жили настоящей детской жизнью, видимо, поэтому-то они мне так и запомнились! Всего два месяца за четыре года войны!
Однако, к сожалению, как утверждают философы, «всё проходит!» В августе нас перевезли «на зимние квартиры». Как же не хотелось нам покидать чудесную дачу!
При встрече, мама с грустью сказала мне, что, начиная с этого 1944-го года, в школу будут принимать семилетних детей, и в детский сад меня больше не возьмут.   Я тоже был очень огорчён этим известием.  О школе мне было известно немногое, а пребывание в детском саду - очень даже нравилось.
Запомнилось прощальное торжество – выпуск старшей группы детского сада в школу. Примерно, как и во время празднования встречи Нового  1944 года, только в своей обычной одежде играл на баяне дядя Вася, только мы - выпускники - хором пели другую песню:


Прощай, наш детский садик,
Уходим завтра в школу.
Там ждут нас друзья, большие дела,
Там труд и учёба нас ждёт!
Пели на мелодию популярной тогда песни «Прощай, любимый город, уходим завтра в море…», а слова, должно быть, написал сам дядя Вася. Не мудрёные слова, но вот запомнились же они мне на всю жизнь!
На том утреннике опять были выступления мальчиков и девочек, коллективные и индивидуальные, были стихи, песни и пляски, были аплодисменты взрослых, но не было того новогоднего, беззаботного веселья. Царила какая-то грусть расставания с чем-то мной ещё полностью неосознаваемым, но, интуитивно, очень важным и значимым.  Перевёртывалась первая, не слишком весёлая, страница моей  жизни; начиналось отрочество.  Завтра была школа! Что-то она принесёт мне?!


В ШКОЛЕ

Солнечным прохладным утром первого сентября 1944 года мама впервые ведёт меня в школу. «Вот я и вырос, - с гордостью думаю я, - мне  уже целых семь лет!» По этому случаю, она получила на работе увольнительную до обеда. Мне немного страшно: новая незнакомая обстановка, новые ребята. Я чувствую себя не совсем уютно.
На мне светлая рубашка, перешитая из маминой кофточки, серая скроенная из байкового одеяла курточка с короткими рукавами  (я из неё уже вырос), чёрные короткие штаны, застёгивающиеся на пуговицы под коленями, много раз штопаные чулки и далеко не новые, но недавно починенные ботинки. Как и все дети, я подстрижен «под машинку». Через плечо у меня висит небольшой мешочек с лямкой, застёгивающийся сверху на пуговицу, который мама смастерила из рукавов старой папиной толстовки. В нём тетрадь из отработанных синек заводских чертежей  (её листы скреплены белыми нитками), простой и химический карандаши и ластик для стирания, ручка (по-ленинградски - вставочка) с пером типа «Рондо» и маленький аптечный пузырёк с разведённой в воде протравой вместо чернил. 
Школа находится довольно далеко от нашего дома. Мы идём сначала по деревянным мосткам через большой болотистый пустырь, потом незнакомыми мне улицами с недостроенными домами и, наконец, выходим к зданию школы. Мама неоднократно напоминает мне: «Запоминай дорогу:  домой будешь возвращаться один!» Школа расположена на некотором удалении от жилых домов. Прямо за ней проходит ветка железной дороги, соединяющая папин завод №200 с товарной станцией «Челябинск». Чем ближе мы подходим к школе, тем чаще вижу спешащих мальчиков разного возраста с мешками, противогазными сумками, портфелями или просто с тетрадями и книгами под мышкой, в одиночку или, как и я, с мамами. Я тороплю маму:
- Пойдём скорее, а то опоздаем!
Нас обгоняет мальчишка лет двенадцати и, исказив моё последнее слово до матерного, дразнит меня, высунув язык.  Мама пытается поймать его за ухо и отругать, но он, смеясь и кривляясь, убегает.
- В школе старайся подальше держаться от таких мальчишек, - говорит она назидательно, - от них ничему хорошему не научишься!
Мама и не догадывается, что я  давно знаю много нехороших слов и даже употребляю их в среде своих друзей, но понимаю, что в присутствии взрослых так говорить нельзя.
Перед школой уже построились большим четырёхугольником ребята. Девочек среди них нет: школа мужская. Какая-то тётя машет нам с мамой рукой, приглашая в строй.
- Это твой класс и твоя первая учительница, - говорит мама и легонько подталкивает меня в её сторону. Я нерешительно подхожу и становлюсь рядом с последним мальчиком. Учительница выравнивает наш строй и становится правее него. Прямо напротив нас стоят в таком же строю старшие ребята. Один из них держит в руках красное знамя, а двое по бокам – барабан и красивую серебристую трубу с красным флажком.
В середину четырёхугольника выходит какая-то бабушка и громко поздравляет всех школьников с началом нового учебного года, а самых маленьких – первоклассников – с началом обучения. Она говорит, что своей хорошей учёбой мы должны радовать воюющих на фронте  отцов и дедов, что им будет очень горько узнавать о наших плохих школьных оценках. «Отличная учёба – это ваш вклад в Победу над фашистами!» – заключает она.
Небольшой кучкой в стороне стоят мамы первоклашек. Кое-кто из них вытирает слёзы. Никаких цветов и никакой праздничности! Да и вид у ребят совсем не праздничный: вылинявшие, много раз штопаные и заплатанные рубашки и штаны, рваные ботинки, мятые кепки. Во всём сквозит  крайняя бедность.
Затем строй поворачивается и под звуки трубы и барабана вслед за знаменем втягивается в школьные двери.
Мы нестройной толпой, стараясь не отстать, идём за нашей учительницей по длинному просторному коридору и заходим в один из множества классов. Всё здесь для нас ново, мы озираемся по сторонам и чувствуем себя скованно. Никто не шалит и не балуется.
- Рассаживайтесь по партам! -  громко говорит учительница. – Маленькие - вперёд, большие – сзади! За каждой партой будет сидеть три человека!
Я вижу уже сидящего за одной из парт знакомого мальчика и сажусь рядом. К нам подсаживается ещё один, тоже живущий в нашем доме. Все мы очень маленькие, бледные, дистрофичные и места для троих за партой вполне хватает.
Когда не без помощи учительницы все разместились, она выходит к классной доске и говорит, что зовут её Зинаидой Александровной, что учить она нас будет одна до пятого класса, а позже у нас будут и другие учителя. Притихшие, испуганные новизной и официальностью обстановки, мы внимательно слушаем правила школьного поведения: как следует правильно сидеть за партой, где следует держать руки, как следует обращаться к учителю, что можно делать на уроке и чего нельзя, что означает для ученика школьный звонок и т.д. и т. п. Одновременно я разглядываю помещение. Оно почти пустое. Кроме классной доски, разграфлённой в косую, прямую линейку и в клетку; портретов Ленина и Сталина, на стене висит большая карта, усеянная красными флажками. Я уже знаю, что ими обозначена линия фронта. В 1944-м году эти флажки очень быстро день ото дня перемещались в сторону ненавистной Германии. 
Первый школьный день был посвящён знакомству со школой и школьными правилами поведением. Домой возвращались втроём.
- Давайте дружить и ходить в школу вместе! – предложил кто-то из нас.  – Все с радостью согласились, ведь мы все -  ленинградцы! Мы быстро сдружились и три года учёбы в этой школе были самыми близкими друзьями и стояли друг за друга горой!  Эта дружба продолжалась многие годы и по возвращении из эвакуации. После первого -  дни учёбы потекли непрерывной чередой.
Зинаида Александровна научила нас: писать палочки и крючочки, буквы и цифры   вначале карандашом, а затем и чернилами (до школы никто из нас ни читать, ни писать не умел:  учить было некому);  складывать и вычитать груши и яблоки, которые мы с начала войны не видели; читать по слогам, а потом и  слитно по букварю. Учебники тогда передавались от старшего поколения школьников к младшему. Порча учебника строго наказывалась. Большинство детей и без этого хорошо понимало трудности времени и к книгам относилось очень бережно. Редко у кого из учеников нашего класса были настоящие тетради в косую линейку и в клеточку. Большинству приходилось вечерами, часто при тусклом свете коптилок, с помощью мам и бабушек чертить эти линейки и клеточки на чистых листах бумаги, чтобы затем в классе учиться правильному написанию букв и цифр. Наша учительница, как и все учителя того времени, писала каллиграфически, того же она требовала и от нас. Нам запрещалось писать перьями, не обеспечивающими начертание букв линиями «с нажимом» и «волосяных», такими как «уточка». Авторучек тогда не знали вовсе. Позднее, правда, мы научились с помощью спиральки из тонкой проволоки, прикреплённой к перу с обратной стороны, создавать небольшой запас чернил. Это, собственно, и был прообраз современной авторучки. Почерк моё поколение испортило позже, вместе с широким распространением вначале авторучек, а затем и шариковых. Ныне, к большому сожалению, даже среди учителей начальных классов не встретишь человека с каллиграфическим почерком. А жаль! Технический прогресс всегда имеет и свои отрицательные стороны!
Постепенно мы привыкли к школе, перезнакомились, у нас появились приятели и друзья. Как и свойственно всем детям терпение у нас было весьма ограниченным. На уроках начались шалости, разговоры, проказы и даже потасовки. Но Зинаида Александровна умела держать класс в руках: шалунов она выставляла к доске для всеобщего обозрения, особенно отличившихся – отправляла в коридор охладиться. Но всегда справедливо!  Позже были заведены дневники – маленькие самодельные книжечки, куда учительница заносила ежедневную оценку по поведению, замечания и просьбы к нашим мамам. Не редкостью в тот год было, когда на вопрос учительницы: «в чём причина ссоры?»  Следовал ответ: «А Петька описался!» или   «А от Ваньки воняет!»  И смех, и слёзы! Многие из нас были совсем младенцами и совершенно не воспитанными! Вот такое было время!
Однако были  и такие ребята, которые в столь нежном возрасте уже и покуривали. Как могла, Зинаида Александровна боролась с этим злом. Помню сидит она во время перемены за своим учительским столом. Возвращающиеся в класс ребята проходят мимо неё.
- Ваня, подойди ко мне, - говорит она. – Вытряхни, пожалуйста, свои карманы вот сюда, на стол!
Недовольно сопя и отворачиваясь, Ваня нехотя вытряхивает содержимое карманов. На столе появляется кучка махорки россыпью, недокуренная «козья ножка», сложенная для закручивания цигарок газетная бумага.
- Принеси дневник! Я напишу твоей маме о том, что ты куришь! И если не бросишь, я буду просить директора, чтобы тебя отчислили из школы. Думаю, что твоему папе – командиру-орденоносцу – будет очень неприятно об этом узнать!
Ваня усовестился. Он начинает хныкать, раскаиваться и уверять, что это был самый последний раз. Зинаида Александровна откладывает уже приготовленную ручку и дневник в сторону.
Курение табака тогда считалось признаком зрелости, взрослости, самостоятельности. Детям военных лет очень хотелось, поскорее вырасти, стать взрослыми. В школьных туалетах на переменах дым стоял столбом. Курили старшие ребята почти поголовно. Потехи ради они давали затянуться  табачным дымом и малышам, а потом долго  смеялись, наблюдая, как те кашляют, задыхаются и вытирают выступившие слёзы. Впервые попробовал табак в те годы и я. Курить же по-настоящему начал по тем понятиям довольно поздно – аж в восьмом классе! Некому было следить за нами! Большинство моих сверстников воспитывали себя сами, часто уже в юношеские и зрелые годы. И надо сказать добивались неплохих успехов!
Однако в те, теперь такие далёкие, военные времена нас нисколько не удивляло, а вызывало восторг известие о том, что какой-нибудь Васька Петров из шестого «б» класса  убежал на фронт. И сколько же было таких Васек и Ванек, ставших сынами полков и кораблей и в свои тринадцать - четырнадцать лет отмеченных боевыми наградами! А с каким благоговением мы смотрели на солдат – фронтовиков да ещё с медалями и орденами на груди! Наверное, у язычников такого чувства обожания и преклонения  не вызывал вид  их богов!
Наступила морозная и ветреная уральская зима. Из той же старой отцовской толстовки мама смастерила мне новое зимнее пальто. Из довоенного, сколько его не переделывай, я окончательно вырос! «Пальто получилось, - вздыхала с грустью мама, - лоскутовым!» Мои сверстники, надеюсь, помнят лоскутовые, сшитые из лоскутков часто различного цвета, одеяла и половички военных лет! Пальто было утеплено серой технической ватой. Подкладка из выкрашенной медицинской зелёнкой марли не только не скрывала этого, но и легко рвалась, поэтому вата торчала клочьями. Тем не менее, я  был рад этому пальто – у многих ребят и такого не было! Кто-то носил ушитую солдатскую шинель, кто-то мамино старое пальто, кто-то солдатскую фуфайку. Из своей зимней,  меховой шапки я тоже вырос, и мама вставила,  разрезав её сзади, чёрный суконный клин. Мне казалось, что он даже украсил шапку! Под шапку я надевал серый солдатский подшлемник – вязаный мешок с прорезью для глаз. Тогда многие их носили. На барахолке мне были куплены подшитые валенки. В таком одеянии я легко добирался до школы в любые морозы. Кстати, случаев отмены занятий я не помню.
Школа отапливалась плохо (уголь в первую очередь шёл для нужд военных заводов), и часто в классе мы сидели одетыми. Свои пузырьки с чернилами, принесённые с мороза, обычно отогревали в карманах. Заветной мечтой каждого из нас была чернильница-непроливайка. Многие из ныне живущих уже не знают: что это такое! Особо холодные школьные дни, когда писать было невозможно, полностью посвящались чтению, разучиванию песен и стихов. И, несмотря ни на что, мы учились грамоте, а заодно и преодолевать и не бояться трудностей! На переменах, чтобы согреться, «выжимали сало» из одноклассников, толкаясь у стены класса, играли в жёстку, боролись. Бегать по коридору не разрешали дружинники из старших классов. Дети оставались детьми!
Между тем красные флажки на классной карте неумолимо стягивались к Берлину. Стали приходить посылки от фронтовиков, появились игры в фантики (всю войну конфет, завёрнутых в бумажки, мы не видели!), в пёрышки для письма. Самым ценным был выигрыш отечественного пера №86!  Всё чаще и взрослые, и дети стали говорить о близкой Победе, об окончании войны, о возвращении в родные места. И, наконец, этот долгожданный День Победы настал.
Хорошо запомнилось всеобщее ликование, слёзы радости, духовный подъём, ощущение силы и единства всего народа. Особо ярко запечатлелось в памяти факельное шествие девятого мая 1945-го года.
Уже в сумерках, видимо, после окончания очередной рабочей смены, из ворот всех расположенных поблизости заводов стали выходить колонны рабочих с зажжёнными факелами – прикреплёнными к палкам консервными банками, набитыми промасленной ветошью. Над колоннами колыхались сотни красных знамён и транспарантов с надписями: «Наше дело правое – мы победили!», «Слава товарищу Сталину!», «Слава блоку коммунистов и беспартийных!» и портретов вождей, приведших нашу Родину к Победе. Колоны, сливаясь, превращались в одну, извивающуюся по кривым улочкам предместья и удаляющуюся в бесконечность, сопровождаемую множеством мерцающих во тьме огней факелов. Столь грандиозное зрелище мне пришлось видеть единственный раз в жизни!  Гремело почти непрерывное: «Ура!», в воздух летели головные платки женщин и шапки мужчин. Рядом с колонной бежали возбуждённые стайки ребятишек.  Колонна направлялась в центр города на праздничный митинг. На огромной площади собралась многотысячная толпа. Я оказался на самом её краю и никаких слов ораторов разобрать не мог. Слышал только  нескончаемые  крики восторга, могучее русское «Ура!», гром артиллерийского салюта и из-за спин видел в воздухе множество шапок, красных флагов, портретов и транспарантов. Таким и остался в моей памяти День Победы!
Вскоре после этого грандиозного события школа распустила нас на летние каникулы. Мама бережно много лет хранила мой Табель успеваемости за первый класс, помеченный 1945-м годом. На простом тетрадном листе, сложенном пополам, разграфлённом и заполненным рукой Зинаиды Александровны, стоят мои оценки по письму, чтению, арифметике и поведению. Сейчас, глядя на него, я с большой теплотой и любовью вспоминаю свою добрую, мудрую и строгую первую учительницу. И, должно быть, не один я! Вечная ей память! 
 





;;;;;;;;;;
































УРОКИ  ЗАКОНА  БОЖИЯ

Бабушкины уроки Закона Божия в продуваемом, промокаемом и промерзаемом насквозь челябинском бараке военного времени, особо остро врезались  в мою тогда ещё младенческую память. Примитивное  строение, служившее временным жильём во время Великой Отечественной войны очень многим людям, заслужило того, чтобы сказать о нём несколько слов.
Барак – это одноэтажное, длинное, приземистое шлакоблочное либо бревенчатое сооружение, более напоминающее сарай или склад с множеством окон, нежели жилое помещение; с коридором посередине и множеством маленьких комнатушек по обе его стороны. Они строились наспех, чтобы хоть как-то укрыть от непогоды  эвакуированные из родных мест семьи рабочих военных заводов, возведённых на востоке страны  в кратчайшие сроки, либо перемещённых сюда из европейской части СССР, оккупированной немцами. В каждой комнате - плита для обогрева и приготовления пищи, деревянные топчаны на козлах – постели, грубо сколоченные столы, скамьи. Многоместный дощатый туалет и ручная колонка для набора воды – во дворе. Впрочем, для неотложных нужд детей в углу каждой комнаты непременно имелось  ведро, закрытое крышкой. Думается, что через подобные бараки и землянки во время Великой Отечественной войны 1941-1945гг. прошли миллионы советских людей! Пришлось прикоснуться к ним в детстве и мне.
Стояла уральская ветреная, холодная и голодная зима 1943 – 1944 года.
Закончив свои неотложные дела, а, возможно, просто устав от них, либо, считая воспитание внуков в духе высокой христианской морали особо важной своей задачей (кто знает, спросить теперь её об этом не представляется возможным); бабушка, как курица цыплят, собирает нас - троих своих маленьких внуков на топчане с тощим одеялом поверх соломенного матраса; укрывает стареньким зимним ленинградским пальто, от которого так приятно пахнет её бесконечной добротой, мягкостью,  нежностью и чем-то ещё, почти забытым, счастливым, довоенным; надевает на нос очки с верёвочкой вместо одной дужки, раскрывает сильно потрёпанную книжку и читает.
За окном завывает ветер, шипит и гудит уголь в топке плиты, что-то булькает в кастрюлях, из коридора и из-за тонких боковых стен явственно слышны шум детских игр, плачь и голоса, но она умеет хоть и не надолго сосредоточить наше детское внимание.
- Кто есть Бог? – торжественно и значимо произносит бабушка. – И отвечает: Бог есть Дух вечный, всеблагий, всеведущий, всеправедный, всемогущий, вездесущий, вседовольный, всеблаженный. Он сотворил всё видимое и невидимое, всё содержит в своей власти и всем управляет.
- Значит он самый главный? Главнее самого Сталина? – спрашиваю я. – Почему же он тогда не прогонит проклятых фашистов из Ленинграда?
Бабушка на некоторое время задумывается, а затем продолжает, не обращая внимания на мою реплику:
- Почему Бог называется Духом?
- Потому что он не имеет тела и его нельзя видеть!
- Значит, у него нет, ни глаз, ни ушей, ни рук, ни ног, - опять прерываю я.
 - Ему не нужны глаза, он всё видит и без них. Он даже видит, например, что ты не хочешь учиться и балуешься. И  может наказать тебя за это!
Я с тревогой осматриваюсь: откуда может последовать наказание, но ничего угрожающего не замечаю, а она продолжает:
- Почему Бог называется Духом вечным?
- Потому что он всегда был, есть и будет!
- И он никогда не умрёт?
- Никогда! – твёрдо  отвечает бабушка.
 -   Бог называется всеблагим потому, что он щедр и милостив и всегда готов дать нам всякое благо и заботиться о нас, как о своих детях.
- А как он позаботился о нас? – спрашиваю опять я.
-   Всё что ты видишь здесь, всё от Бога! Всё это он дал нам! - И она показывает вокруг на невзрачную, грубую, самодельную мебель, нищенские постели, изношенную одежду, мятые кастрюли на плите, кучку угля рядом.
У меня возникает сомнение. Я не видел, чтобы всё это давал нам кто-то посторонний, но я верю своей всезнающей и мудрой бабушке. 
-    Слово «вездесущий», - продолжает она, - означает всёзнающий. Бог называется так потому, что он знает всё о том, что было, что есть и что будет. Он знает всё не только то, о чём мы говорим, но и о чём мы думаем!
 Бабушка долго на множестве примеров объясняет, что даже за наши греховные, неугодные Богу, злые мысли он может наказать; что и в мыслях человек должен быть правдив, честен и добр.
Кокочка во время урока, что-то говорит сам с собой на только ему понятном языке - ему всего один год – и забавляется своей соской. Лёвочка крутит ангельской, кудрявой, абсолютно белой, похожей на одуванчик, головкой и всё норовит высвободиться из  под пальто и слезть на пол. Ему около четырёх лет и терпение его уже иссякло. Вопросов он не задаёт – ему, по-видимому, ничего не понятно. Я самый старший. Мне около семи лет и смысл  урока, да и то только отчасти,   доходит до одного меня, но бабушка пока удовлетворена и этим.
Наконец, урок окончен, и мы обретаем такую желанную свободу! Я тотчас бегу в коридор, где толпа ребятишек играет в пятнашки и присоединяюсь к ним. Лёвочка, наконец, слезает на пол. Он пытается бежать за мной, но бабушка уже в дверях ловит его за рубашонку – там можно простудиться. Кокочка невозмутимо продолжает своё бормотание и игру с соской. 
На тех очень давних уроках, как интересную сказку, слушал я историю сотворения мира. В то время мне не нужно было никаких доказательств, не возникало никаких сомнений. Это, видимо, и была истинная вера!
- Сначала, - читает  свою книжку бабушка, - кроме Бога ничего не было. Потом он из ничего, одним своим Словом, сотворил, и небо, и землю, и всё видимое и невидимое.
- А что такое «невидимое», - спрашиваю я.
- Невидимы, например, ангелы. Это бестелесные духи. Они служат Богу  вестниками для передачи людям своих указаний. Их могут увидеть только святые, безгрешные люди. Но один из ангелов перестал подчиняться Богу и стал злым духом, дьяволом.
Бабушка, боясь накликать беду, никогда не употребляла слово «чёрт», заменяя его в разговоре синонимами: «чёк», «лукавый», «рогатый».
- А ангелов много?
-   Много! У каждого человека есть свой ангел – хранитель. Он учит человека всему хорошему и охраняет от всякого зла.
Первая моя  молитва, которую выучил я тогда по настоянию бабушки, была обращена к ангелу – хранителю: «Ангел – хранитель, спаси, сохрани и помилуй младенца Владимира!»
- Эту молитву в течение дня можно повторять многократно, но обязательно её нужно читать на ночь, - поучала моя наставница. – Ночью с человеком случается большинство неприятностей. В это время чёк под покровом темноты творит своё зло.
На бабушкиных уроках я впервые услышал историю грехопадения, историю Каина и Авеля, Всемирного потопа, Вавилонской башни. Рассказывая обо всём этом, бабушка воспитывала во мне правильное понимание Добра и Зла, учила различать: «что такое хорошо и что такое плохо». Прошло много лет, но моё отношение к Добру и Злу не изменилось.  Мораль, заложенная в человека в самом раннем детстве, трудно поддаётся влиянию времени и обстоятельств. Моя бабушка не была высокообразованным человеком, но она успешно передала своим детям и внукам традиционный опыт воспитания детей в русских православных семьях. Да не забудет Господь её доброго дела!
Что необходимо человеку для того, чтобы угодить Богу и получить вечное спасение, - спрашивала бабушка и отвечала: вера, молитва и богоугодная жизнь. 
Символ веры на церковнославянском языке давался мне очень трудно. Но бабушка умела излагать его доступно моему детскому разуму, и через некоторое время я научился рассказывать его своими словами. Так в бабушкиной трактовке я и запомнил его на всю жизнь.
Особо частой темой наших уроков была молитва.
- Что ещё кроме искренней веры нужно человеку, чтобы угодить Богу и получить вечное спасение? – вопрошала моя духовная наставница и отвечала членораздельно, твёрдо и внятно: молитва и добрая богоугодная жизнь! А затем  продолжала: 
- Молитва есть благоговейное обращение ума и сердца нашего к Богу, которого мы  при этом просим о чём-либо, благодарим или прославляем. Кроме самого Господа молиться можно ангелам и святым угодникам. Молиться нужно всегда и везде, но лучше всего в храме.
Храмов вблизи нашего посёлка не было, а дальние мы посещали очень редко. Время было военное, не было подходящей одежды и обуви!
- При молитвенном обращении к Богу кроме слов употребляются ещё и крестное знамение, поклоны и коленопреклонения, - учила бабушка и показывала: как складываются в щепоть пальцы правой руки,  какова последовательность крещения и как следует кланяться.  Глядя на бабушку, мы с Лёвочкой повторяли её движения. Это было несложно, и мы быстро усвоили урок.
Значительно сложнее было запоминание молитв, произносимых на непонятном нам языке. Начинала бабушка с самого простого.
- Чтобы привлечь на помощь в любом начинаемом тобой хорошем деле Бога, прочитай молитву Пресвятой Троице: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь».
- И перед едой, и перед игрой, и перед прогулкой тоже? - спрашивает маленький Лёвочка.
- Непременно! – подтверждает бабушка. Господь поможет тебе удовлетворяться малым! «Вот хорошо! - думаю я. Часто, вставая из-за стола, я не чувствую насыщения. -  Теперь обязательно буду молиться Пресвятой Троице!»
- Хотя Бог и един, но он троичен в лицах: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой, - пытается толковать нам эту молитву наша учительница. Но, видя на наших лицах полное недоумение, оставляет эти попытки.
- Потом когда-нибудь поймёте! – говорит она. – Главное выучить молитву и почаще повторять её. Господь поможет и вразумит! Славить и благодарить Господа нужно не только в случае, если ты добился успеха в деле, но даже, если не получил всего чего хотелось, нужно тоже отдать хвалу Господу – без его помощи ты не достиг бы и этого! Неблагодарность вообще – самое отвратительное качество человека! Тем паче, неблагодарность Богу!
- Почаще молитесь: «Слава тебе, Господи, слава тебе!»,  осеняя себя крестным знамением,  он услышит и поможет!
Постепенно, многократно повторяя пройденное, за зиму я освоил основные молитвы: Пресвятой Троице, Иисусу Христу, Святому Духу, Пресвятой Богородице, Молитву Господню. Последнюю мы учили особенно усердно и долго, читая наизусть бесчисленное число раз и своими словами пересказывая  её смысл, и она лучше других впечаталась в мою память.
Конечно, не обходилось и без курьёзов. Сложные, непонятные слова молитв мы с Лёвочкой частенько коверкали до неузнаваемости. При этом некоторое время бабушка спокойно и терпеливо учила нас произносить их правильно, когда же терпение её кончалось, она стучала костяшкой согнутого указательного пальца правой руки  нерадивому и бестолковому ученику по лбу со словами: «Господи, вразуми грешного младенца, а мне, будь так милостив,  дай долготерпения!»
 Хорошо помню один случай. Изучали мы песнопение к празднику Пасхи. Дело было уже к весне.
Бабушка нараспев произносит: «Христос воскресе из мертвых, смертью смерть поправ и сущих во гробе живот даровав!»
Смысл этой фразы не очевиден   для многих взрослых людей, а что уж говорить о маленьких детях! Как можно отдать кому-либо часть своего тела - живот, никак  не доходит до Лёвочки. Что означает «даровать» ему тоже  не понятно. Бабушка уже с десяток раз повторила молитву, а он упорно вместо слова «даровать» произносит слово «дрова»! Бабушка и уговаривает его, и пугает божьим наказанием, и стучит по лбу – всё безрезультатно, Лёвочка неумолим! Он упорно стоит на своём: дрова и всё! Урок заканчивается горькой обидой учительницы на нерадивого ученика и не менее горькими слезами Лёвочки. В конце концов, плачут оба!
Мы не раз, уже став взрослыми, вспоминали этот случай вместе с бабушкой, восхищаясь её долготерпением и трудом, который она вложила в наше воспитание. Мы и сейчас с моими братьями  до слёз смеёмся,  вспоминая эти злосчастные дрова.
- Как угодно Богу, чтобы жил человек? – спрашивала на своих уроках моя бабушка, - и отвечала: по его Заповедям!
Христианские Заповеди в толковании бабушки были уже тогда вполне понятны и доступны моему разуму. Но сегодня я свёл бы их все к одной единственной фразе: «Поступай с людьми так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой!» В этом призыве, по сути, вся высокая общечеловеческая и христианская мораль! Как всё просто и, вместе с тем, как сложно! Увы, не хотят люди жить по законам этой морали и, к сожалению, по мере развития нынешней цивилизации всё больше удаляются от неё!
С той военной зимы 1943 – 1944 года прошло шестьдесят лет. Прошла целая жизнь: яркая, интересная, полная самых неординарных событий. Но бабушкины уроки Закона Божия даже на их фоне остались необычайно памятными,  значимыми, впечатляющими!
Помяни, Господи, усопшую рабу твою Марию, прости ей все её согрешения вольные или невольные и даруй ей Царствие Небесное!




;;;;;;;;;;

















РУССКАЯ  ДУША

Поезд с эвакуированными остановился на маленькой станции и стоял, пыхтя и отдуваясь, отдыхая после длительного подъёма в предгорьях Урала. Станция и водокачка были, по-видимому, единственными каменными сооружениями в посёлке, широко раскинувшемся по берегам большого овального озера, окружённого невысокими не густо поросшими кустарником горами. Дома посёлка напоминали стадо овец, рассыпавшееся по альпийскому лугу. С озера дул холодный пронизывающий ветер, принося запахи гниющих водорослей, смолёных лодок и рыбы.
Пассажиры единственного крытого вагона в товарном составе не спешили открывать двери. Хотя в промёрзшем насквозь вагоне по углам и щелям виднелся иней, он всё же защищал от ледяного ветра. В вагоне были старики, женщины и дети. Весь остальной состав – открытые платформы с эвакуированным из Ленинграда заводским оборудованием. Начальник эшелона – мужчина средних лет интеллигентного вида, проходя вдоль эшелона, громко объявил: « Приехали на место, здесь будем выгружаться и строить завод!»
После недолгих сборов пассажиры покинули насиженное место.  Более двух месяцев этот вагон был их домом. Вытащив свой небогатый скарб: узлы и чемоданы, они, одетые по-ленинградски, совсем не по здешнему климату, тесной кучкой толпились возле него.  Молодая женщина и мальчик лет шести стояли несколько в стороне.  У них не было вещей. Их подобрали по дороге. Они отстали от своего эшелона. Женщина в лёгком пальто и мальчик в курточке вызывали особое сочувствие. Мальчик прижался к матери и она, стоя спиной к озеру, прикрывала его своим телом от ветра. 
Показались подводы, гремящие по замёрзшей дороге, запряжённые низкорослыми, изработанными колхозными лошадями и вездесущие мальчишки, бегущие рядом. Они кричали: « Кувырянных, кувырянных опять привезли!» и с любопытством рассматривали измученных дорогой, бомбёжками и недоеданием замёрзших людей. Возницами в телегах сидели женщины в шерстяных платках, полушубках и валенках. Передняя подвода остановилась рядом с отчуждённой женщиной с сыном.
- Да ты совсем замёрзла и мальца заморозила! Полезай скорей в телегу! Да вещи-то, вещи-то не забудь! – на специфическом уральским наречии  заторопила её возница.
- Нет у меня вещей, пропали!
- Ну и не печалься, молодая, новые наживёшь! Больше, небось, потеряли. Откуда сама-то?
- Из Киева! Там уже немцы!
- Даа…, - только и могла сказать возница.
- Этих я к себе возьму! Сейчас и вернусь! – крикнула она своему председателю и погнала лошадь.
Ехали не долго. Улица была пустынна, только в отдельных окнах виднелись любопытные лица.
Остановив лошадь около невзрачного, покосившегося дома, хозяйка скомандовала:
- А ну вылезай, робята, да бегите в избу греться! Я скоро вернусь, только помогу развезти остальных!
Изба состояла из одной тёплой комнаты, чуть ли не половину которой занимала русская печь с полатями. Железная кровать с горкой подушек, застеленная одеялом из лоскутков различного цвета, лавки по стенам, шкаф-горка с посудой, стол у окна, выходящего на улицу, божница в переднем углу с тёмными ликами святых, чугунки, крынки и горшки на полке возле печки – обычное скромное крестьянское жилище.
Из летней (холодной) половины избы показалась старуха:
- Откель будете-то?
- Из Киева!
- Ой, вы, мои горемычные! - запричитала старуха и несколько раз перекрестилась на иконы. - Вражина, порази его, Святой Георгий, изгнал вас из родного гнезда! Ничего, поживёте пока у нас. Мы – русские не бросаем в беде!
- Спасибо, бабушка, - тихо, опустив голову, промолвила женщина.
Мальчик молчал и только смотрел своими большими васильковыми глазами.
- Как зовут-то? – спросила старуха.
- Валентиной!
- А мальца?
- Васенькой!
- Он у тебя действительно похож на василёк! Ишь, глазищи-то каковы!  Меня всю жисть Надеждой кликали, а теперича просто бабкой! Муж-то на фронте, поди? 
- Там!
Вернулась хозяйка и представилась:
 - Любовью меня зовут. С бабкой, моей матерью, вы уже, должно, познакомились. Ну, а дети придут из школы, ещё познакомитесь! У меня их трое. Мужика на фронт забрали! Так и живём!
Она достала из печки чугун со щами, другой – с варёной «в мундирах»  картошкой и стала кормить беженцев.
Мальчик спешил и проливал щи на стол.
- Не торопись, не отымут! Ишь, как изголодался! – проговорила, жалостливо глядя на него, хозяйка.
- Чем заниматься-то у нас будешь? – обратилась она к женщине.
- Работать на стройку пойду!
 - Робить! Какая из тебя подсобница?! – выразила сомнение хозяйка, оглядев её изящную фигуру и изнеженные руки с длинными пальцами.
- Специальность-то, поди, есть?
- Я учительница.
- Вот и пойди к председателю, просись в школу!
Председатель поселкового совета, однорукий инвалид  гражданской, принял её между делом.
 - Я учитель, - робко сказала женщина. – Окончила университет и имею опыт работы в школе.
Председатель на минуту задумался:
-  Здесь у нас учителей в избытке, из ранее приехавших. А вот в … (он назвал дальнее село), там учителей не хватает.  С ближайшей оказией отправлю туда.
Женщина не успела поблагодарить. Председатель тут же переключился на разговор с представителем завода, и они оживлённо заговорили о нуждах стройки.
Ударили сильные уральские морозы, сопровождаемые ветрами предгорий. Выпал снег, и в течение нескольких дней наступила настоящая зима. Женщина, одетая хозяйкой в полушубок и валенки мужа и преобразившаяся до неузнаваемости, каждое утро уходила вместе с ней на стройку, дети – в школу; бабушка болела и, не вставая, лежала и охала на печи. А мальчик целыми днями смотрел в разукрашенное морозом причудливыми узорами окно и вспоминал прежнюю жизнь: милый тёплый и зелёный Киев, папу и своих дворовых друзей. О событиях последних месяцев он вспоминать боялся. Иногда он своим дыханием согревал замёрзшее стекло, и тогда в нём появлялось прозрачное пятно и становилось видно занесённые чуть ли не до крыш снегом дома на противоположной стороне улицы, дорогу посередине и траншею – тропинку, на которой изредка появлялись прохожие. Из снега была видна только их верхняя половина. Они двигались чудно, как бы плыли по снегу, не имея под собой ног.   
Однажды неожиданно среди дня пришли мама с тётей Любой, и мама сказала:
- Собираемся и уезжаем! Сейчас подойдёт машина!
Собирать-то, собственно, было и нечего. Хозяйка насыпала в тряпицу варёной картошки, соли - в спичечный коробок и отрезала ломоть хлеба.
- Председатель там деловой, устроит и поможет, - сказала она.
Под окном уже тарахтела мотором газогенераторная трехтонка. Из её котла валил дым. Он сильно клубился. Мороз был серьёзный.
Прибежали из школы дети, их брови и выбившиеся из под шапок волосы были покрыты инеем.
- Быстро раздевайся и отдай шубейку и пимы Васе! – тоном, не допускающим возражений, сказала хозяйка дочери.
- А я в чём завтра в школу пойду?
- В отцовском походишь, не прынцесса! Да бабкины пимы и шубу принеси, ей некуда ходить!
- Ещё  рогожку возьми, - обратилась она к женщине, -  да в солому поглубже заройтесь!
Отъезжающие одевались, а шофёр часто гудел. Он  спешил.
Вышли на мороз. Хозяйка помогла постояльцам забраться в кузов, и машина тронулась.
По щекам женщины, сразу замерзая на ресницах, текли слёзы. Мальчик не плакал, он ещё не знал слёз благодарности.
На дороге стояла Любовь и осеняла удаляющуюся машину крестным знамением: «Помоги им, Господи!»





;;;;;;;;;;

































ОДИНОЧЕСТВО

Она сидит у окна своей такой привычной и такой знакомой за прожитые здесь десятилетия комнаты, и смотрит на густо заросший кустами сирени,  акации и шиповника двор внизу; на дорожку, порой совершенно теряющуюся среди зелени; на воробьёв, дерущихся из-за найденной хлебной  корки; на спешащих по своим делам редких прохожих; на бабушек с детскими колясками мирно дремлющих в тени. Привычная, давно знакомая картина, навевающая тоску. Хорошо, что сегодня ясный летний день. Ещё более тоскливо и грустно на её душе в плохую погоду: в дождь, в зимние метели, когда даже сегодняшний пейзаж был бы в радость, хоть как-то скрашивал бы однообразие её теперешней жизни.
Ей далеко за восемьдесят, изработанное уставшее тело громко взывает о помощи, о пощаде: болят и плохо слушаются ноги, плохо видят глаза, сильно упал слух, ощущаются перебои в сердце.  Даже выбраться на скамейку под окном с некоторых пор для неё стало проблемой. Однако мозг её работает вполне исправно, и память прекрасно воскрешает эпизоды прошлого. Сегодня же её сознание как-то особенно ясно и чётко.
   Большинство  родственников, друзей и знакомых уже покинуло этот свет, дети и внуки далеко и заняты своими неотложными делами; остаётся только одиночество и тоска. Она смотрит в окно, и привычная картина рождает такие же привычные тоскливые,  тягучие, монотонные, бесконечные мысли.   
«Если вот так: тихо, не шевелясь сидеть в удобном кресле, то боли стихают и можно вновь ощутить себя молодой, сильной и жизнерадостной, - неожиданно думает Любовь Ивановна;   на память ей приходят слова отца, сказанные им незадолго до смерти: «Как отступит боль, закрою глаза – чувствую себя молодцом! Душа-то у меня, что в семнадцать, что сейчас!" Сегодня у меня именно такое состояние!» И уже в который раз она начинает перелистывать страницы своей долгой жизни.
Первые воспоминания касаются  1915-го года, когда отца призвали в армию на первую мировую войну. Мама много плакала и мы, дети, тоже.  Мы жили тогда на Гороховой улице, Тоне было три года, а мне пять, и мама водила нас  гулять на Семёновский плац, что возле Витебского вокзала. Какие замечательные мы лепили там  куличи из песка!
Потом почему-то вспоминается 1917-й год. По Загородному проспекту на телегах ломовые извозчики везут неприбранных покойников, покрытых рогожей, из-под которой видны руки и ноги, а рядом кто-то говорит: «Это полицейские, они защищали царя, поделом им!» Мама крестится и тоже велит делать мне: «Прости их Господи, ибо не ведают, что творят!» Я не понимаю: кого следует простить и за что, но послушно повторяю обращение к Богу.
 Затем возвращается из армии отец, и мы собираемся уезжать в Ярославскую губернию, в деревню к родственникам. Голодно и страшно стало жить в Петрограде. Ночами неизвестные люди стреляют и грабят. Отец не может найти работу.
Деревенские воспоминания уже более детальны. Вначале вся семья училась крестьянствовать: обращаться со скотиной, огородничать, пахать, сеять, жать и косить. Постепенно жизнь налаживалась: купили лошадь, корову, развели пасеку, вырастили овец и поросят. Через несколько лет после приезда на столе появилось мясо. Землю дала Советская власть, обрабатывать научились сами.  Когда, наконец, зажили безбедно, началась коллективизация. Местные власти отобрали новый сруб, пасеку из семнадцати ульев и лошадь. Отец ездил жаловаться в Ярославль. Пчёл вернули, но не семнадцать домиков, а только три; сказали, что остальные украдены. Зимой ходила за семь километров в соседнюю деревню в школу. Учиться мне было интересно, хотелось больше знать, но читать было нечего: книги были большой редкостью.
В 1927-м году возвращаемся в теперь уже Ленинград. Два года учёбы в ФЗО дали мне специальность. 
Работа, замужество, рождение  сына, скитание по квартирам, война, эвакуация, голод и холод, рождение второго сына, переживания за здоровье детей,  возвращение в Ленинград, унизительное чувство бездомности и постоянной преследуемости властями, радость при получении своей комнаты и, следовательно, обретение законности проживания в Ленинграде. И снова: работа, женитьба сыновей, выхаживание болезненного внука, страх за его жизнь, бессонные ночи у его постели, гордость за успехи детей. А вот уже и пенсия. Несколько лет довольно спокойной старости, затем смерть мужа и, наконец, нынешнее бесконечное одиночество.
Как много всего пережито, прочувствовано и передумано! Наверное, для описания потребовались бы десятки томов! Теперь, при желании, можно выбрать любой из периодов жизни и вспоминать подробности. Каждого хватит не на один день! Чему же посвятить  сегодняшний!? А, может быть, сегодня мне всё же повезёт и удастся с кем-либо поговорить!? Как хочется спокойно, не спеша беседовать с человеком, глядя ему в глаза, видя его реакцию на свои слова! В последние годы мне больше приходится общаться с людьми по телефону.
Разумом она понимает, что одиночество физическое или духовное неизбежны в конце жизни, как и сама смерть, но душа противится этому. 
Звонок прерывает её размышления. «Господь услышал меня!» – проносится в голове.  С большим трудом, тяжело дыша, опираясь на палку, она подходит и открывает входную дверь. На пороге - почтальон, она принесла пенсию. Это молодая, по-современному в брюках, не умеренно накрашенная  девушка.
- Проходи, проходи, милая! - приглашает Любовь Ивановна и закрывает за ней дверь. Девушка проходит на кухню, не раздеваясь, достаёт деньги, ведомость и ручку.
- Распишитесь вот здесь! И вручает деньги.
- Может быть, разденешься, посидишь со мной, попьём чаю!? У меня есть чудесное вишнёвое варенье!
Но девушка явно спешит. Она вежливо, но твёрдо отказывается, и идёт к выходу.
- Прощай, милая, спасибо за заботу, да прости за назойливость! – с грустью провожает её Любовь Ивановна.
Щёлкает замок закрывающейся двери и опять одиночество и длинные, длинные тоскливые мысли…
А как бы хотелось рассказать этой незнакомой девушке о своей молодости, о  любви, о радости рождения ребёнка, о материнском счастье! Может быть, моя история и помогла бы ей в жизни. Ведь недаром же Заповедь Христова гласит: «Чти отца твоего и матерь твою да благо ти будет и  долголетен будеши на земле!» Что-то незаметно, что нынешние молодые  знают о существовании этой Заповеди! В моё время было иначе: мы с удовольствием и большим уважением слушали стариков, впитывали их мудрость!
- Жаль, что соседка Надежда Петровна умерла, мы бы могли поговорить с ней о современной молодёжи! – вслух произносит Любовь Ивановна и ужасается. - Начинаю всё чаще говорить сама с собой! Уж не помешательство ли это?  И ей становится страшно. Более всего, более самой смерти, она боится, что её жизнь станет в тягость кому-то! В ней сохранилась извечная её гордость, независимость и нежелание быть обязанной.
Возвращаясь в свою комнату, Любовь Ивановна проходит мимо большого зеркала в дверце платяного шкафа, и видит в нём своё отражение. Обычно она давно уже старается не смотреть на себя: зеркальное отражение усиливает постоянно преследующую её тоску. Маленькое сморщенное лицо, усеянное жёлтыми пятнами; непомерно большие уши; редкие, какие-то серые волосы; дряблая, висящая кожа и мышцы… И вдруг неожиданно в зеркале появляется другое видение: молодая, красивая, кареглазая с  толстой тёмно-русой косой, уложенной короной на голове, улыбающаяся, по всему, счастливая женщина в тёмном закрытом платье с белым кружевным воротником, рядом с пухлощёким, смеющимся, в матроске со звёздочкой, очень похожим на неё мальчиком. 
 - Да это же я с маленьким сыном перед Великой отечественной войной! – говорит Любовь Ивановна и печально добавляет: Ну,  вот уже и галлюцинации начались! Зажилась, пора, видимо, и честь знать! 
- Вроде опять звонок, или мне послышалось?
Не доверяя своим ушам, она снова медленно тащится к входной двери, но за ней всё тихо. Как же ей сегодня хочется, чтобы скорее пришла работница собеса. Она уже не молодая женщина. Может быть, с ней удастся поговорить? Удастся рассказать, например, о  предвоенной, вполне счастливой и благополучной жизни: своя комната в коммунальной квартире, как родные соседи, маленький сын, любящий муж, вполне достаточная зарплата! Много ли нужно нормальному человеку для  счастья!? Она непременно посоветует гостье: научится разумно ограничивать свои потребности и, таким образом, проще добиваться их удовлетворения, то есть ощущения счастья. Ведь самой ей пришлось прожить столько лет и столько передумать, чтобы понять это! Пусть же другие воспользуются её опытом и не тратят своего времени на его приобретение! Как же важно и приятно дарить людям свои достижения! Жаль, что у меня не сложились близкие отношения с невестками, не оказалось духовного родства с внуками, да и  далеко они!  А ведь и жила-то я, по сути, большую часть жизни ради них. Растила сыновей, потом внуков, потом, чем могла, помогала и переживала за тех и других! Я бы могла так много им рассказать и уберечь от ошибок! И ей вспомнилась  виденная когда-то в Русском музее картина «Плоды хорошего воспитания»: Старик на смертном одре и множество потомков вокруг, старающихся чем-либо услужить патриарху.
Видимо, сама виновата: не сумела правильно воспитать детей. Да ведь, честно сказать, ни времени, ни специальных знаний для этого и не было!  Не знала я ещё тогда важной истины: «Поступай с людьми так, как хотела бы, чтобы поступали с тобой». В этом вся суть Христовой морали!   Была война, послевоенная разруха и работа, работа, работа! А потом стало уже поздно - дети выросли и разъехались. Сейчас  только один первенец живёт в городе. Помогает, конечно, навещает исправно, но мне этого общения мало. Жить с ним я сама не хочу: зачем мешать молодым! Теперь вот и он уехал, дождусь ли возвращения!? Ведь каждый мой день может стать последним!
Она сидит на диване и ждёт помощницу. Сегодня она обязательно поделится с ней своими мыслями о человеческом счастье, простейшем способе его достижения и о сути Христовых Заповедей! И всё же длинный нетерпеливый звонок застаёт её врасплох. Любовь Ивановна суетится, долго не находит своей палки, кряхтя поднимается и спешит к двери.
В дверях долгожданная Вера Николаевна с заказанными при последнем посещении продуктами. Она раздевается, проходит на кухню и выкладывает их на стол. Затем, открыв тетрадь со своими записями, вычисляет общую стоимость принесённого. Хозяйка, стараясь не мешать, сидит рядом. И вдруг, совершенно неожиданно, внезапно, как гром среди ясного неба, что-то туманит её такое чистое сегодня сознание. Мысли путаются, она силится что-то сказать, попросить о помощи, но в глазах темнеет, и она проваливается в чёрную пропасть.
Очнулась Любовь Ивановна, уже полулёжа, на диване в своей комнате.  Под головой - две подушки с кровати, рядом Вера Николаевна и какие-то люди в белых халатах. В руках у одного из мужчин шприц. Поняла: «У меня был обморок, и Вера Николаевна вызвала скорую помощь». Она пытается приподняться с подушек, но врач жестом останавливает её.  «Только бы дождаться сына!» – вдруг внятно и чётко произносит Любовь Ивановна. Это были её последние слова. Успевает подумать: «Вот и конец моему  затянувшемуся одиночеству!» Теперь сознание уже навсегда покидает её.  Она закрывает глаза и больше  их не открывает. Врач констатирует смерть. Душа её прощается с телом.  «Господи, прими чистую душу новопреставленной рабы твоей Любови! – тихо и печально, со слезами  в голосе  говорит сидящая рядом  Вера Николаевна,   отворачивается и достаёт носовой платок.

;;;;;;;;;;

БЛАЖЕННЫ  МИЛОСТИВЫЕ

- А я к тебе с подарком! – не проходя дальше, уже в дверях квартиры, загадочно улыбаясь, говорит мой добрый  приятель Валерий Васильевич.
- Подарки всегда получать приятно! – в тон ему смеюсь я.
- Подарок у меня не совсем обычный!
- Так не дразни же, показывай скорее, не томи! – изображаю я нетерпение, подавая ему вешалку, чтобы раздеться и повесить куртку в шкаф.    
 Но он не собирается раздеваться.
- Ты неоднократно говорил, что самое ценное в этом мире для тебя – Человек, интересный Человек, Человек с необычной судьбой! Вот я и дарю тебе встречу с одним из таких людей. Одевайся, внизу стоит моя машина, и мы сейчас же едем к нему! Поверь, ты не пожалеешь! Интересной судьбы нас ждёт человек. История его так и просится на бумагу!
Я давно знаю Валерия   Васильевича как человека, не бросающего слов на ветер. Ни на минуту не усомнившись в его обещании, одеваюсь, и уже через десять минут мы едем по городу.  «Наверняка хочет познакомить меня с каким-нибудь современным Наполеоном, мечтающим о переустройстве всего уклада жизни на Земле или с каким-нибудь непризнанным гением из мира богемы: поэтом, музыкантом, художником!» -  думаю я.
 - Не утруждай себя догадками! Скоро ты увидишь этого человека воочию! – как бы услышал мои мысли мой друг. – Лучше готовься протянуть руку нуждающемуся!
Незаметно остались позади многоэтажные городские дома, и началось предместье - стройные ряды уютных маленьких деревянных домиков, постройки пятидесятых годов прошлого века, утопающие в разросшихся, запущенных садах. Мы свернули с магистральной на какую-то боковую улочку, и остановились перед когда-то зелёным, а теперь обшарпанным, обшитым вагонкой, совсем небольшим домом с мезонином и верандой. Рядом расположились скромные хозяйственные постройки. Когда-то крашеный зелёный забор вокруг усадьбы давно облупился, а кое-где и вообще лишился отдельных звеньев. Решётчатые железные ворота вросли в землю: их давно никто не открывал,  по-видимому, не было необходимости. Оставив машину на улице, входим через покосившуюся калитку во двор. Здесь тоже во всём ощущается  длительное отсутствие прилежного хозяина. По узкой дорожке выложенной растрескавшимся кирпичом огибаем дом. Валерий Васильевич стучит в одно из окон, и в нём на миг появляется мужское лицо. Должно быть, сразу узнав моего приятеля, человек пошёл открывать дверь. Однако ждать нам пришлось довольно долго. Потом за дверью послышались какие-то стуки, шаркающие неверные шаги и, наконец, она открылась. На пороге стоял мужчина, правой рукой он опирался на палку, левой – держался за косяк двери. Вокруг него со звонким незлобным лаем крутились  две неопределённой породы, но ухоженные собачки. 
- Проходите, проходите! Рад тебя видеть, Валерий, и, тем паче, не одного!
Мужчина с трудом поворачивается и идёт вперёд. Он – инвалид: левая нога его почти не сгибается, в таком же бедственном состоянии - его левая рука. Видно, что каждый шаг даётся ему с большим трудом. «Очередная жертва немилосердного  инсульта!» – думаю я. Теперь я понимаю: зачем привёз сюда мой приятель. Он прекрасно помнит мою историю. Знает, что ещё в молодости я сам перенёс подобное потрясение. Как природный и профессиональный душевед, он уверен, что, скорее всего, я быстро найду с хозяином дома общий язык, поскольку хорошо представляю себе психическое состояние человека «внезапно, на полном скаку вылетевшего  из седла», поделюсь с ним опытом реабилитации, а, возможно, и помогу ему найти себя в новой для него жизни. 
Валерий Васильевич здесь свой человек. Он предлагает мне раздеться и пройти в комнату, куда удалился хозяин. В комнате: стол, стулья, потёртые кресла, диван, сервант с посудой, работающий телевизор – всё советского ещё производства и изрядно поношенное. Хозяин, сидя на диване за журнальным столиком, предлагает нам расположиться рядом. Валерий Васильевич знакомит нас:
- Александр Евгеньевич Соколов, бывший капитан дальнего плавания,  теперь, как видите, в полной отставке! – с грустной усмешкой представляется незнакомец.
Я называю своё имя, отчество и прочие титулы. Беседа поначалу не клеится, как это и бывает  обычно между людьми, впервые увидевшими друг друга. Мы некоторое время перебрасываемся общими, ничего не значащими фразами. Незаметно я разглядываю собеседника, стараясь понять его характер.
 Передо мной ещё недавно крепкого телосложения, широкий в кости, рослый мужчина лет шестидесяти, с угловатым, волевым, властным лицом; сероглазый, совершенно седой.  Глубокие морщины на высоком лбу и переносице выдают склонность к размышлениям, плотно сжатые губы – твёрдый характер, решительность. В глазах застыла плохо скрываемая печаль.  Красивое, типично русское, волевое лицо. Лицо человека жестокой судьбой вырванного преждевременно из активной жизни.
Атмосферу неловкости разряжает Валерий Васильевич:
- Давайте сварим кофе. Я прихватил коньячку. Согреемся душой и взбодримся!  - Мы соглашаемся, и он выходит на кухню.
Чтобы быстрее сблизиться и установить контакт, я, вкратце, рассказываю, Александру Евгеньевичу о себе, о своём психическом состоянии в то время, когда в возрасте сорока лет совершенно неожиданно стал примерно таким же инвалидом, как и он,  и мне пришлось поступиться множеством очень привлекательных ранее вещей, занятий и привычек; сменить систему жизненных ценностей и утвердившийся образ жизни, отказаться от честолюбивых помыслов и вполне реальной неплохой военной и научной карьеры, начать жизнь практически с новой страницы.
Вначале собеседник не слишком внимательно слушает меня, мысли его заняты чем-то своим. Но постепенно взгляд  становится всё более и более заинтересованным, он заметно увлекается моим повествованием, видимо, находит параллели в наших судьбах. Он начинает задавать вопросы, заострять внимание на отдельных деталях, спрашивает: чем я  занимаюсь теперь, увлекает ли меня моё занятие, не слишком ли часто вспоминаю и сожалею о потерянных безвозвратно былых возможностях, не утрачивал ли я когда-либо чувства ценности жизни.  Его явно заинтересовала моя  жизнь. Он хочет ухватиться за открывающиеся ему новые перспективы, познать методы психологической реабилитации, которые использовал я.
 - Болезнь – это жизнь в условиях строгих ограничений, – задумчиво говорит Александр Евгеньевич, - которые хочешь или не хочешь, а приходится накладывать  на себя. -  Мне нравится, что собеседник уже  осознал самое главное. 
К приходу с кофейником в руках Валерия Васильевича, мы  ведём оживлённую, интересную для обоих беседу. 
Между тем на столе появляются чашки с ароматным, чуть-чуть пахнущим коньяком, дымящимся кофе. Напиток бодрит наши тела и души, и разговор становится всё веселее и откровеннее. Валерий Васильевич вдруг вспоминает, что у него есть неотложные дела, и оставляет нас вдвоём, пообещав заехать за мной через пару часов. Незаметно для себя мы с Александром Евгеньевичем переходим на «ты», и он решается рассказать мне свою историю.
Родился он в Ленинграде  в семье моряка, так что при выборе профессии сомнений у него не было. С раннего детства под влиянием рассказов отца – тоже капитана дальнего плавания – и множества прочитанных книг писателей-моренистов, он мечтал о романтике дальних походов, о штормах в ревущих сороковых широтах и штилях в ласковых бирюзовых южных морях, о бесконечных морских просторах, о диковинных дальних странах и видел себя этаким прославленным морским волком.
После ленинградской мореходки была служба штурманом, помощником капитана на разных морских судах и, наконец, капитаном большого теплохода, курсирующего по всем морям и океанам. Он повидал весь белый свет, все океаны и континенты. Он был влюблён в свою профессию, ощущал гордость за принадлежность к Советскому Союзу, с честью нёс его флаг на мачте своего корабля. Родина высоко оценила его труд, он был неоднократно отмечен  её высокими наградами.
В двадцать семь лет он встретил свою любовь, вскоре родился сын. Семья жила в Ленинграде, он же большую часть времени бывал в плаваниях. Постепенно появился материальный достаток (советская власть не обижала тружеников моря) – отдельная трёхкомнатная квартира, дача, «Волга». Жену и сына он любил и, как мог, баловал. Их фотопортреты постоянно занимали самое видное место в его каюте. Из рейсов он всегда привозил им дорогие и дефицитные в то время подарки. Надежда и Гарик ждали его с нетерпением, уверенные, что получат очередные обновки, электронику, что-нибудь экзотическое -  недоступное тогда их друзьям и подругам и очень гордились им.  Воспитанию сына он не мог уделять должного внимания, море полностью  захватывало его.  Постепенно он стал замечать, что жену и сына больше интересует не он сам: муж, отец, личность, а его подарки и возможности. Он пытался говорить об этом, но, тем не менее, ощущал, что трещина между ним и домочадцами росла и расширялась. С течением времени всё больше и больше чувствовалось охлаждение к нему жены и сына. Ему не раз говорили, что у жены есть любовник, но он не хотел верить этому. Трещина превратилась в полынью, когда несколько лет  назад он совершенно неожиданно, собираясь в очередной рейс, перед самым выходом из дома, вдруг почувствовал себя плохо: появилась общая слабость, закружилась голова, помутилось сознание. Из последних сил он поднял трубку телефона и позвонил в пароходство, затем провалился в чёрную бездну. Жена обнаружила его лежащим на полу, когда поздно вечером вернулась домой.
Затем была одиночная палата реанимации в больнице, возвращающееся и опять уходящее куда-то сознание, какие-то незнакомые люди в белых халатах.  Общими огромными усилиями они вернули его к жизни, но, придя в себя окончательно, он понял, что парализован, что левая половина тела стала как бы чужой, неповинующейся ему. Врачи успокаивали, уверяли, что ещё возможно полное восстановление двигательных функций, что время лечит этот недуг. Однако проходили дни и недели, а к лучшему мало что изменялось, и вера в исцеление постепенно покидала его. Заходили проведать друзья, коллеги-моряки, он старался выглядеть весёлым, бодрился, они изо всех сил подыгрывали ему, но он улавливал в их глазах жалость и неверие в его возвращение в строй. Когда посетители уходили, его ещё сильнее одолевали мрачные мысли, отчаяние. 
Жена и сын посещали не часто, отговариваясь занятостью, да и особого участия не проявляли. Разговоры были какими-то казёнными. И вот тогда он впервые почувствовал своё одиночество, оторванность от совсем недавно бьющей ключом вокруг него жизни, свою никчёмность, неприкаянность. Единственным человеком, который мог по-настоящему утешить, войти в его положение, по-женски, не унижая  достоинства,  пожалеть и посочувствовать, была одна немолодая сменная медсестра. Только она умела находить слова, поднимающие его дух, отвлекающие от чёрных мыслей. С ней ему становилось почти как прежде хорошо и тепло на душе, и он на время забывал о своём несчастье. Несмотря на не молодой возраст, все в больнице называли её просто Милочкой.
Особо мучительны были его ночные бдения. В темноте девятым валом наплывали воспоминания. Вот он, как представитель великой державы, на приёме у руководства одной из экзотических стран.  Вот он уважаемый всеми, энергичный, крепкий, волевой, вызывающий поклонение женщин, в белом кителе с капитанскими нашивками на мостике своего корабля, который, как огромный живой организм повинуется каждой его команде, своими грамотными решительными действиями спасает судно и пассажиров из, казалось бы, самого бедственного положения. Вот его, как триумфатора, на пирсе встречает восторженная толпа, в которой видны лица высокого начальства, друзей, родных и любимых.  Торжественные речи, цветы, объятия, поцелуи, всеобщий восторг. Вот в кремле ему вручается очередной орден, и корреспонденты  щёлкают объективами фотоаппаратов. Всё это было, прошло и никогда более не вернётся!   
Через месяц его выписали из больницы. За это время он научился, опираясь на костыли, а затем и только на палку, неуклюже, как краб, медленно передвигаться по коридору. С большим трудом, с помощью рук, втянул он свою негнущуюся ногу в «Волгу», на которой приехал сын, чтобы отвезти его домой. Ни жена, ни сын видимого восторга от его возвращения не проявили. Он попытался поговорить с сыном о своём нынешнем, бедственном положении, надеясь на сочувствие и участие, но тот, занятый собой, ответил, что у него самого много жизненных трудностей, а проблемы отца – не его проблемы! Что сам он даже не надеется прожить жизнь, подобную отцовской. Что отец должен понять, что свою жизнь уже прожил и неплохо! Ему было очень горько видеть жестокий эгоизм, чёрствость и бездушие сына. Во время разговора он сумел скрыть охватившие его эмоции, но ночью, оставшись наедине с собой, впервые заплакал, перебирая в памяти  подробности. Его угнетало и то, что плакал он - совсем недавно здоровый, сильный, волевой, властный, всеми уважаемый мужчина -  и от этого ему было ещё больнее!
Ему вспомнился день, когда он – счастливый двадцатисемилетний отец – встречал жену с новорожденным сыном на пороге родильного дома. Как трудно он преодолевал неловкость при вручении вынесшей на руках его ребёнка медицинской сестре презента – скромного пакетика с конфетами. Как с большой опаской впервые взял на руки это беспомощное, красное, пищащее существо, называемое его сыном. Как подросший Гарик в первый раз сказал: «па-па» и «ма-ма»,  а увидев капли дождя, и, делая первые в своей жизни шаги, – «капа-капа» и «тяпа-тяпа». Как водил его, держащегося за отцовский указательный палец, обучая ходьбе. Как носил  на своих плечах, возвращаясь домой поздним вечером из гостей и держа в своих  крохотные ручки, а сын, склонив головку, при этом мирно посапывал у его уха.  Сколько надежд и радости вызывали в нём и этот детский лепет, и эти первые проявления самостоятельной жизни сына! Он тогда был совершенно уверен, что из этой беспомощной крохи вырастёт его самый близкий и преданный  друг, наследник, нескончаемое живое продолжение его самого и его предков  на Земле! Сегодня эти надежды рухнули окончательно! Сын элементарно предал его, не оправдав надежд!
Вернувшись из больницы, жене он невольно тоже создал дополнительные проблемы. Теперь ей приходилось готовить для него какую-то еду, убирать за ним, терять на него время, которое она бы могла со значительно большим удовольствием проводить с сильным, здоровым и красивым мужчиной. Вначале  она сдерживала себя, но через какое-то время её истинные чувства к мужу вырвались наружу.
 -  Лучше бы уж ты не выжил! – в сердцах как-то вечером сказала она. – Было бы легче всем нам, в том числе и тебе самому! Ведь ты теперь мучаешь и себя и меня! А может быть тебя следует устроить в дом инвалидов?!
Ему вспомнилось их знакомство, красивое ухаживание, прогулки белыми ночами по набережной Невы, клятвы во взаимной вечной любви и верности, шумная, весёлая свадьба и восторженно встреченное всеми присутствующими пожелание его друга: «В согласии и счастье дожить им до ста лет в окружении многочисленных, благовоспитанных и  благодарных детей и внуков!». Никто тогда не мог предвидеть такого финала!
Именно этой ночью  ему впервые пришла в голову мысль о возможности свести счёты с жизнью, и он до самого утра перебирал различные варианты её реализации. 
 Друзья и коллеги всё реже стали навещать его. Жизнь для него становилась обузой.
 Он теперь всё чаще и чаще и о своём пропитании был вынужден заботиться сам. Передвигаясь с большим трудом, часто отдыхая, прижавшись к стене,  он добирался до ближайшего магазина и покупал себе пельмени и хлеб. В его рацион теперь непременно входила водка. Она дурманила голову, освобождая  от мрачных мыслей, на какое-то время успокаивала, вселяла надежду, оптимизм. Всё своё время он проводил теперь один в своей комнате, контакты с женой и сыном к взаимному удовольствию практически прекратились. Он вёл почти растительную жизнь.
И вот однажды во время своего очередного вынужденного выхода «в свет», он встретил ту самую медсестру Милочку из той памятной больницы, которая так резко изменила всю его жизнь. Сразу вспомнились её сердечность, умение найти самые подходящие для текущего момента слова, её ловкие, лёгкие женские руки. Она была крайне удивлена его неухоженным внешним видом, полным упадком духа, равнодушием ко всему на свете, в том числе и к собственной жизни. Будучи человеком, от природы добрым, отзывчивым к чужой беде, по-христиански, милосердным, она предложила свою помощь по хозяйству и стала навещать его. У них оказалось много общего во взглядах на мир, им было интересно друг с другом.  Однажды вернувшаяся домой раньше обычного жена, столкнулась с ней на кухне. Криво усмехнувшись, она сказала:
- Можешь ходить к нему, не думай, что я буду ревновать! А впрочем, если заберёшь его к себе, я буду только рада! - С этого краткого разговора у Милочки появилась мысль соединить свою судьбу с судьбой Александра Евгеньевича. Она уже давно потеряла мужа, единственная дочь вышла замуж и мало интересовалась жизнью матери. Ей самой было одиноко. Позвонила дочери и договорилась о встрече. Дочь сразу не одобрила её намерения связать жизнь с инвалидом, калекой.
- Зачем тебе лишние заботы! Да у тебя просто «крыша уехала»! – резюмировала она свои доводы.
- Души у тебя нет! – только и нашла, что ответить мать. – Вроде я тебя не так воспитывала! С раннего детства учила быть доброй и отзывчивой! Значит - плохо учила! Запомни, люди будут относиться к тебе так же, как ты относишься к ним!
И они расстались, не поняв друг друга, как совершенно чужие.
Как-то счастливым днём Милочка набралась решимости и сделала предложение Александру Евгеньевичу переехать жить к ней и остаться вместе до конца. Он, не задумываясь, с радостью согласился. Они вызвали такси и, прихватив только самые необходимые его вещи, переехали в этот маленький домик в предместье.
Постепенно острая обида за предательство родных всё реже стала жечь его истерзанное сердце. Всё реже стали навёртываться на  глаза непрошеные слёзы при чтении сентиментальной литературы или просмотре жалостливого кинофильма, при встречах со старыми друзьями и знакомыми. Постепенно уходила жалость к себе. Он стал читать библию. Разумом он уже почти был готов по-христиански простить предательство. Добрая душа Милочки сделала больше, чем лучшие врачи психотерапевты! Милостивы те, которые имеют добрую душу и сострадательны к другим, помогают в беде, заботятся о больных, утешают в горе и печали и Господь в свою очередь будет милостив к ним – говорится в Нагорной проповеди Иисуса Христа! Безусловно, не будет обойдена милостью Господней Милочка!
 - Уже год живём вместе. Я хозяйничаю по мере моих скромных сил, Милочка работает. Живём скромно, но счастливо! Ни на что не жалуемся! – закончил свой рассказ Александр Евгеньевич.
 Он отвернулся и надолго замолчал, по-видимому, в который уже раз  остро переживая чувство горькой обиды  на подлость и предательство бывших самых близких людей, разбуженное сегодняшними воспоминаниями. Наконец, он потянулся к бутылке и налил две рюмки. Я заметил, как по  лицу его скатилась крупная мужская слеза.  Простить подлость особенно самым близким людям, очень не просто! Мы чокнулись и выпили за то, чтобы этот самый ужасный человеческий порок, дьявольский, как называл его Э. Кант,   встречался в жизни как можно реже.
Радостно залаяли собаки и бросились к входной двери.
- Милочка пришла, - сказал Александр Евгеньевич, поднялся и заковылял навстречу. Собаки и муж, ласкаясь, буквально облепили вошедшую усталую пожилую женщину, внешне ничем не примечательную, но с такой красивой доброй душой!
- Она всех бездомных собак и кошек в округе привечает, и все они её любят! Да и как её можно не любить?! 
По её засветившемуся, сразу помолодевшему и ставшему удивительно красивым лицу,  по сверканию его увлажнившихся глаз я понял, что они действительно вполне счастливы и ему уже не требуется моя психотерапевтическая помощь. Сам Господь облагодетельствовал их в конце жизни!  «Блаженны милостивые, ибо помилованы будут!»
Под окном послышался шум мотора.  Это приехал за мной Валерий Васильевич. Он куда-то очень спешил и, не войдя в дом, подавал непрерывно звуковые сигналы. Наскоро попрощавшись с хозяевами, и, пообещав навещать их, я оделся и вышел.
- Ну, что скажешь? – спросил Валерий Васильевич, намекая на моё новое знакомство.
- Благодарю тебя за предоставление мне ещё одного доказательства истинности Христовой веры – Блаженств Нагорной проповеди!
Пересказывать наш разговор и обсуждать судьбу человека, с которым он меня сегодня познакомил, мне сейчас не хотелось. Поговорим как-нибудь позже.





;;;;;;;;;;










































ЧТИ  ОТЦА  ТВОЕГО …

Сегодня … августа 196…года мы отдыхаем. Поднялись довольно поздно, позавтракали и лежим на резиновых матрацах возле своей палатки. Вспоминаем наполненный событиями вчерашний день. Пробуждение  и сборы жарким ранним утром на арыке в окрестностях города Фрунзе; раскисшие от дождя со снегом серпантины подъёма на перевал Тюзашу в горах Тянь-Шаня, что на пути в Ферганскую долину; мрачный, влажный, длинный туннель на самом перевале и открывшуюся нам сразу после него солнечную, завораживающую картину альпийских лугов; фотографирование на память с арбузами и дынями в руках на фоне снега и цветущих в проталинках  эдельвейсов и, наконец, поиски места для ночлега, и обустройство  именно здесь.  День был впечатляющий!  Вчетвером на двух мотоциклах мы проводим свой отпуск в туристской поездке по трём советским республикам (Казахстану, Киргизии и Узбекистану) по маршруту: Балхаш – Фрунзе – Алма-Ата – Фрунзе – Иссык-Куль – Ош – Самарканд – Бухара – Ташкент – Чимкент – Джамбул – Фрунзе – Балхаш. В колясках мотоциклов кроме груза мы везём по пассажиру. У меня – моя жена. У Юрия – его пятнадцатилетний племянник Вовка - неугомонный и непоседливый, с энергией бьющей через край любознательный мальчишка - ходячее ЧП - каждый день преподносящий нам какой-нибудь сюрприз: то он что-либо теряет, то разбивает, то вдруг сам пропадает на кратковременной стоянке. Он – острая приправа к нашим впечатлениям от путешествия.
Юрий – тридцатилетний инженер-капитан, мой добрый приятель по охотам и рыбалкам, человек близкий мне по духу. Это я сагитировал его ещё прошлой зимой на это турне. Моя жена Ольга, как настоящая боевая подруга, принимает участие в большинстве моих начинаний. Сам я, пишущий эти строки, - тридцатилетний инженер-майор, человек любознательный и большой любитель природы.
Солнечное утро. Холодный горный воздух свеж, чист и прозрачен. Недостаток кислорода  почти не ощущается. Удобно лёжа на мягком резиновом матраце, я спокойно и внимательно осматриваю окрестности.
Наша стоянка находится на берегу небольшой, но быстрой и говорливой горной речки. Безупречно чистая, хрустальная ледяная вода её, разделяемая камнями небольших водопадов на множество серебряных струй, методично облизывает и без того идеально гладкие гранитные валуны. При этом струи как бы переговариваются между собой, и их бормотание создаёт непрерывный гул, висящий над речкой. Водяные потоки в солнечных лучах то переливаются всеми цветами радуги, то кидают яркие блики, от которых невольно зажмуриваешь глаза. Если долго наблюдать, то можно увидеть перелетающих через буруны некрупных форелей. Берега речки практически голые, лишь кое-где виднеются островки ивовых кустов. Речка бежит по дну огромной нежно-зелёной чаши, окаймлённой пологими склонами Тянь-Шаня.  Даже сейчас, жарким летом, вершины гор укутаны снегом. По склонам, не густо поросшим лесом, виднеется множество ручьёв и речек, подобных нашей. Скоплением тёмных точек на зелёном фоне кажутся многочисленные отары овец, пасущихся в долине. Кое-где еле различимы дымки очагов у юрт скотоводов. Впечатление такое, что перед твоим взором пейзаж сентиментального немецкого живописца. Недостаёт только на переднем плане игривого пастушка с дудочкой в яркой национальной одежде в окружении кудрявых белых овечек и пухленькой кокетливой пастушки. Как всегда в горах я ощущаю себя ничтожной букашкой перед неизмеримыми силами природы и божеством её создавшим. Может быть, отсюда и такой душевный восторг?! Поистине величественнее гор могут быть только другие горы! Достаточно вот так, как я сейчас, вписаться в горный пейзаж, чтобы это понять!
Созерцание моё прерывает неугомонный и глазастый Вовка:
- Смотрите, смотрите: к нам кто-то скачет!
Все дружно оборачиваются. Со склона горы, от чуть виднеющейся вдали юрты пастуха, к нам движется всадник. Вначале хорошо видна только пыль, шлейфом тянущаяся за его конём. Приближаясь,  он постепенно растёт, растёт, и, наконец, перед нами, резко осадив низенькую мохнатую лошадку, останавливается мальчишка лет двенадцати: черноволосый, темнокожий, узкоглазый, скуластый.  На его очень смуглом лице выделяются белые, ровные, крупные зубы. Он улыбается во весь рот и смотрит на нас как на что-то диковинное. Босые, чёрные его пятки упираются в бока лошади. Он готов тут же толкнуть её и ускакать. Ольга встаёт и протягивает ему яблоко:
- Алма, алма! Возьми!
Он принимает дар, что-то говорит, но мы не понимаем его языка, по-видимому, благодарит, и с хрустом откусывает большой кусок. На лице появляется удовольствие. Затем мы угощаем его арбузом и дыней. Мальчик принимает подношения и с нескрываемым наслаждением ест, не слезая с коня. Должно быть, фруктами его балуют не часто.
Пытаемся завести разговор:
- Ата бар? – Он понимает и кивает головой.
- Апа бар? – Оборачивается в сторону юрты и показывает на неё рукой.
На этом весь наш запас казахских слов исчерпан, и наступает молчание.  Мальчик, доев кусок арбуза, разворачивает коня и, что-то крикнув, гонит его вверх по склону, к своей юрте.
Через час они появляются  вдвоём, позади уже знакомого мальчика на неосёдланной лошади сидит ещё один малыш. Смеясь, больше жестами, чем словами, старший объясняет, что отец зовёт нас к себе в гости. Нам интересно познакомиться с бытом аборигенов, мы с Юрием заводим мотоцикл и по целине вслед за скачущими впереди ребятами едем к юрте. Мотор мотоцикла ощущает недостаток кислорода, плохо тянет, и догнать мы их не можем. Нас прежде хозяев беззлобным лаем встречает стая собак и сопровождает до юрты. У входа стоят все её обитатели: глава семейства, его жена и их многочисленное потомство – дети разного возраста от двух до семнадцати лет обоего пола.  Лица у всех радостны и приветливы.  Они что-то оживлённо обсуждают, глядя на нас. Вперёд выходит хозяин, протягивает руку и представляется: «Турумбай!» Мы называем себя. Членов семьи Турумбай представлять не посчитал нужным. Он прилично объясняется по-русски. Говорит, что языку научился во время службы в армии. Ни жена, ни дети по-русски не говорят. Оказывается он - казах и на летний сезон пригнал колхозное стадо овец в восемьсот голов на горные пастбища Киргизии. С наступлением холодов он вернётся в свой колхоз. Мы рассказываем о себе, о причинах своего пребывания в долине, о пройденном уже маршруте и дальнейших планах. Наш замысел вызывает уважение Турумбая. Завязывается тёплая дружеская беседа. Солнце уже хорошо прогрело холодный ночной воздух, мы снимаем ватники и садимся на них. Вокруг расселось всё  любопытное семейство. Этим людям не часто приходится встречать посторонних, и они искренне рады нам. Нас же интересует близкая к природе и мало меняющаяся от времени жизнь скотоводов. Мы задаём вопросы, Турумбай с удовольствием отвечает на них. Его удивляет, что такие «важные и образованные люди» – офицеры – не знают элементарных по его понятиям вещей. На его лице появляется даже какое-то превосходство, будто он разговаривает с малыми неразумными детьми. Он явно гордится собой.
Вся временная стоянка чабана включает большую юрту – это жилое помещение. Подсобным - служит юрта поменьше. У коновязи – двух врытых в землю столбов с жердью-перекладиной – привязаны три лошади. Несколько собак неопределённой породы дремлют в тени. Вокруг бескрайний зелёный с невысокой и негустой травой альпийский луг, это только издали он кажется сплошным ковром. В  километре от стоянки – стадо овец, охраняемое верховым – одним их сыновей Турумбая  и собаками. Наше посещение – событие для кочевника. Тоном, не терпящим возражений, он  говорит, что его жена будет в честь нас готовить бешбармак, что  один из сыновей уже послан с приглашением к ближайшим соседям, и что его брат уже поехал в магазин, находящийся всего в тридцати километрах, за водкой. Мы с Юрием не можем отказать себе в удовольствии поприсутствовать на пиру мало затронутых современной городской цивилизацией степняков и с благодарностью соглашаемся.
- Чтобы вы не беспокоились за сохранность своего имущества, оставленного на стоянке, я пошлю туда своего  сына! – говорит гостеприимный чабан.
Часа через полтора, съездив на свою стоянку, уговорив Ольгу и прихватив Вовку, которого уговаривать, не пришлось, всей компанией, сняв обувь у входа, мы уже входим в жилую юрту.
Юрта – проверенное веками, легко разбираемое, собираемое и перевозимое жилище скотоводов -  имеет круглое основание диаметром до десяти метров. Деревянная конструкция из дугообразных рёбер, соединённых несколькими кольцами, с внешней стороны покрывается войлоком и брезентом. В вершине оставляется полуметровое отверстие для выхода дыма от примитивного очага их дикого камня, сложенного прямо под ним. Двери заменяет полог, окна отсутствуют вовсе. Свет проникает только через верхнее отверстие и дверной проём, отчего внутри всегда стоит полумрак. По стенам юрты, прикрывая кое-где деревянный каркас, развешаны ковры. Пол застелен толстым войлоком-кошмой. Постели на день собираются и складываются стопкой у стены. Никакой мебели кроме стола на очень низких ножках - достархана - в помещении нет. Единственные признаки цивилизации ХХ-го века – радиоприёмник «Спидола», работающий от батарей, да автомобильный аккумулятор и маленькая электрическая лампочка, подвешенная на стене. В юрте стоит крепкий запах овечьей шерсти и молока.
Джамиля, жена Турумбая, жестом предлагает нам располагаться вокруг стола. Для удобства каждый получает по маленькой подушечке, чтобы иметь возможность полулежать, подложив её под бок. Однако в ожидании торжества, подражая хозяину дома, мы сидим, по-восточному скрестив ноги, и ведём с ним неторопливую беседу об обычаях его народа. Постепенно собираются и другие гости. Это мужчины – чабаны с обветренными, прокопчёнными солнцем, коричневыми морщинистыми лицами, скуластые и узкоглазые. Возраст этих людей трудно определить. Как я не раз убеждался позднее, обычно они выглядят много старше своих лет. Одеты все примерно одинаково: дешёвая пиджачная пара, высокие кирзовые или кожаные сапоги и зимняя шапка. Старших отличает редкая, недлинная борода с проседью. Входя, они здороваются, прикладывая руки к груди и кланяясь, а затем подавая каждому руку для знакомства. Хозяин называет имя очередного гостя, мы представляемся, вставая. Все сравнительно неплохо говорят по-русски,  каждый спрашивает: откуда мы и зачем здесь, в горах, и нам приходится многократно повторять своё повествование. Все гости Турумбая, кроме нас, - его родственники, и он долго объясняет нам степень родства с каждым. 
Между тем обречённая на бешбармак овца уже зарезана, освежёвана, разделана и варится в большом котле на очаге возле юрты. На столе появляется местная водка «Арака», нарезанный крупными ломтями хлеб без каких-либо хлебниц, и хозяин предлагает всем гостям выйти и вымыть руки. Нам он объясняет: «Бешбармак по-казахски значит «Ешь руками!»». Перед входом в юрту Джамиля поочерёдно подаёт каждому гостю мыло, полотенце и поливает на руки водой их узкогорлого кувшина. Вымыв руки, гости возвращаются на свои места за достарханом. Начинается торжественный обед по-казахски.
В юрту церемонно входит хозяйка с круглым подносом в вытянутых руках,  на котором лежит чёрная, обугленная, с обгорелыми ушами и оскаленными зубами голова овцы, и останавливается перед одним из аксакалов с жидкой седой бородой.
 - Назарбай – самый старший и самый почтенный из нас, поэтому ему принадлежит право начать пир! – поясняет несведущим хозяин дома.
Самый почётный гость с поклоном принимает деликатес в руки, достаёт из ножен, висящих на поясе, нож, обрезает куски мякоти с черепа и с аппетитом, медленно, явно демонстрируя наслаждение, жует их. Иногда, если отрезать кусок мяса ему что-то мешает, он, удерживая его зубами, отрезает большим острым ножом у самых своих губ. Я с опаской смотрю, как бы он не порезался, но ничего не происходит:  делает он это очень ловко. Ковыряя остриём ножа череп, он достаёт кусочки мозга, ест их и закатывает глаза от наслаждения. Лакомство у меня не вызывает восторга и я думаю: «Только бы эту голову не передали мне!» Успокаиваюсь, когда понимаю, что голова переходит по старшинству, а поскольку я молод, то вероятнее всего до меня очередь не дойдёт - всё съедобное будет съедено раньше. И я, к моей радости, не ошибся.
Одновременно с началом ритуала хозяин начал наливать водку в гранёные стаканы. Первый тост был «За предков!» Говорил Турумбай по-казахски, но для нас сделал пространный, по-восточному цветастый перевод. Вряд ли я смогу его повторить! Затем пили: за родителей, за сидящих за столом, за детей, за хороший приплод скота и т.д. и т.п. Тостов было много, водки тоже, хозяин щедро пополнял стаканы, и я незаметно стал сливать содержимое своего стакана на землю, под кошму.
После «расправы» с головой Джамиля стала носить на стол пиалы, до краёв наполненные мясным бульоном, и ставить их перед Турумбаем. «Это называется «ухо»», - сказал нам хозяин и стал передавать пиалы гостям опять по старшинству. Пиалы казахи держали всеми пальцами правой руки снизу, как это делали русские купцы и мещане, когда пили горячий чай из блюдца. Запивать водку горячим ухо мне было неприятно, однако хозяевам почему-то нравилось. Они это делали с видимым удовольствием.
Наконец, Джамиля внесла на подносе с довольно высокими бортами жирный, наваристый мясной бульон, щедро посолённый и приправленный перцем, в котором плавали большие куски баранины и варёного теста, подобные разрезанным на квадратики величиной в пол-ладони русским блинам или нашей домашней лапше. Хозяин своим ножом, беря мясо в руки, разрезал его на более мелкие куски, соизмеримые с кусками варёного теста. Ни ложек, ни вилок на столе не появилось. Пришлось прежде присмотреться: как будут есть  это блюдо казахи.
Аккуратно сложив пальцы правой руки в какое-то подобие ложки, они брали кусочек теста, затем мяса с бульоном и очень ловко, даже, я бы сказал изящно,  отправляли всё это в рот. Ни по рукам в рукава пиджаков, ни на стол почти ничего не проливалось. Попробовал скопировать это действо и я, но у меня получилось значительно хуже. Пришлось отказаться от бульона и есть только мясо с лапшёй. Посмотрел на других наших: они поступали также. «Век живи и век учись!» – гласит наша народная мудрость.
Обслужив мужчин, насытившихся и теперь возлежащих вокруг стола на подушечках, подложенных под правый бок и опершись на локоть, хозяйка внесла таз с остатками мяса, требухой и костями овцы и, расположившись у входа в юрту на полу вместе с детьми, принялась за еду. За стол здесь допускались только взрослые мужчины и парни, отслужившие в армии. Исключение (и то не всегда) делалось для русских гостей. Позже мне приходилось бывать в гостях у аборигенов в других местностях степного Казахстана, и я убедился, что такой порядок строго соблюдался и там. Бросались в глаза патриархальные традиции степняков: уважительное, подчёркнуто почтительное отношение младших к старшим. Молодые не считали возможным перебить старшего в разговоре, вмешаться в разговор двух старших, тем паче перечить им в чём-то.
Выпив водки и хорошо закусив, мужчины блаженствовали, полулёжа за столом: курили, лениво перебрасывались отдельными репликами, кое-кто уже всхрапывал. Несмотря на обилие спиртного, откровенно пьяных не было. Какое-то время отдохнув, принялись за чай. Опять суетилась вокруг стола Джамиля, разливая в пиалы крепко заваренный горячий чай и разбавляя его молоком. Кусковой сахар и печенье не первой свежести были высыпаны из бумажных пакетов прямо на стол. Сигналом к тому, что гость чаю напился, для хозяйки служила его пиала, перевёрнутая вверх дном. 
Когда света, падающего из отверстия в крыше и дверного проёма, стало недостаточно, Турумбай включил аккумуляторную двенадцативольтовую лампочку. Она тускло осветила помещение, и постепенно гости стали едва различимы. Темная южная ночь укрыла горную долину. Люди стали подниматься с кошмы и выходить на воздух. Обнявшись  с хозяином и погладив по голове подвернувшегося под руку кого-либо из его детей, попрощавшись с нами за руку, они с заметным трудом садились в сёдла дремавших у коновязи лошадей и исчезали в темноте. Небо заволокло тучами:  ни звёзд, ни луны видно не было. Вокруг юрты стояла кромешная темень. Мы тоже уселись на  мотоцикл, чтобы ехать на свою стоянку. Юрий включил фару, но она подавила незначительную часть темноты и только мешала ориентироваться в пространстве. Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, мы медленно поехали  по ровному склону горы. Где-то там, внизу была наша палатка.
- Мой сын встретит вас, не заблудитесь, обязательно упрётесь в речку! – сказал Турумбай и на прощание помахал рукой. - Вокруг него, как и при встрече, толпилось всё его многочисленное  семейство. Все махали руками и что-то кричали. Мы тоже кричали слова благодарности. 
Через полчаса перед мотоциклом вырос всадник. Это был наш знакомый мальчик. Привычно ориентируясь в темноте, он поехал вперёд. Вскоре стал слышен шум реки и, наконец, мы увидели нашу палатку. Попрощавшись, наш охранник ускакал домой.
Полные впечатлений от бешбармака и знакомства с бытом чабанов мы забрались в свои спальные мешки, но быстро засопел только Вовка. В полной темноте под шум горной речки мы ещё долго обсуждали увиденное и услышанное.
- Азиаты-кочевники ещё сохранили веками установленный патриархальный уклад жизни. Отец семейства, обеспечивая материально его существование, является для всех его членов господином, монархом, божеством. Его указания выполняются беспрекословно. Он имеет возможность передать традиции своего народа, воспринятые им самим от отца и деда, своим детям. Его жизненный опыт не пропадает впустую, не нарушается связь времён и поколений. Эти люди, оторванные самими условиями жизни от европейской цивилизации ХХ-го века, живут более по нравственным законам, чем по юридическим, - по законам справедливости. И это прекрасно! – медленно,  раздумчиво, с восхищением  говорит Юрий.
- А униженное положение женщины тебе тоже нравится? – возмущается Ольга. – Женщина у них – бесправная и безмолвная рабыня и стоит не дороже мешка орехов, как утверждает их Коран. 
- Тебя, конечно, более устраивает  европейская эмансипация?! – подключаюсь к разговору я. – Тебе  по душе, что в Европе, да и в России, женщины порой стали образованнее мужчин, их работа оценивается  выше мужской, они становятся экономически независимыми от мужа, перестают его уважать и это невольно передаётся детям. В конце – концов, дети начинают игнорировать не только отцов, но и самих матерей. В результате падает авторитет обоих родителей, опыт предшествующих поколений не передаётся последующим, забываются народные традиции, падает национальное самосознание, происходит ассимиляция народа. В Европе уже спохватились и призывают женщину вернуться к семейным делам, заняться тем, что ей предписано природой: рожать и воспитывать детей! Ты сама - медик и знаешь, что больные больше доверяют врачам-мужчинам, чем женщинам. А разве лучше стала воспитывать молодёжь школа оттого, что учителя теперь почти сплошь – женщины?
- Наверное, не следует впадать в крайности, - перебил меня Юрий. - Одинаково плохо, когда женщина – раба мужа и, когда она становится «эмансипэ»!  Разумное - всегда лежит между крайностями!
Я соглашаюсь с ним, Ольга молчит, подыскивая аргументы в свою пользу.
- Патриарх – родоначальник, праотец, уважаемый глава семейства, - продолжает философствовать Юрий. – Патриархальные обычаи, отношения: простые, традиционные, семейно-домашние. Они достались нам от далёких предков. Но время идёт, европейская цивилизация уже давно разрушила такой уклад жизни. То же происходит сейчас и у нас – русских.  Семейные, родственные связи рвутся на наших глазах. Ещё совсем недавно было время, когда непререкаемым авторитетом, главой семейства из трёх – четырёх поколений были старшие в роду. Но, к сожалению, таких семейств  становится всё меньше и меньше,  особенно в городах.  Запад давит на нас. Распадаются наши большие семьи. Уже редко увидишь отдыхающие где-нибудь в парке вместе три поколения одной семьи. Всё чаще двоюродные братья и сёстры не знают друг друга, да и родные – никогда не встречаются. По-видимому, это закономерно для европейской цивилизации. Хотя я и сожалею об этом! Мы – русские люди – наполовину азиаты и, потому нам больно видеть утрату патриархальности. А вот Восток пока не поддаётся европеизации! Возможно, потому, что он более религиозен? «Будь, благодарен мне и родителям твоим! – так звучит Сура Корана аналогичная пятой христианской Заповеди: «Чти отца твоего и матерь твою…» Нарушение этой Заповеди и ведёт к нарушению связи поколений, к ослаблению единства народа, его жизнестойкости и, как следствие, к его ассимиляции. Я сегодня спросил у Турумбая: «знают ли его дети своих предков?» И он ответил, что каждый казах обязан помнить не менее семи предшествующих  поколений. Это удерживает его от дурных поступков. Ведь поступая плохо, он бросает тень не только на себя, но и на предков! Вспомните: русские люди (в большей степени, конечно, дворяне) тоже знали своё генеалогическое дерево, гордились им, и боялись опорочить неблаговидным поступком своих праотцев! К сожалению, наша советская педагогика забыла этот очень эффективный воспитательный приём! Утраченной во многом  в последнее время  духовности нам – русским надо учится на Востоке! Наше увлечение материальными ценностями Запада и пренебрежение духовными ценностями Востока ни к чему хорошему не приведёт!
- «Те, которые не слушают старших, умирают молодыми. Зачем им старость, ведь они её не уважают!» – вспоминает слова Конфуция Ольга.
Все надолго замолкают, осмысливая этот гимн патриархальности и духовности азиатов.
- Давайте останемся здесь ещё на пару дней, чтобы лучше ознакомиться с обычаями и нравами степного народа! Да и место здесь бесподобное! – предлагаю я. – Никто не возражает.
Ровно гудела бурная горная речка. Иногда сквозь её шум слышались шелест крыльев и голоса каких-то ночных птиц. Ритмично застучали капли дождя по крыше нашей палатки, и сон постепенно сморил меня. С радостным чувством за народ, бережно хранящий свои традиции и духовные ценности и неподдающийся влиянию западной материальной цивилизации, я и уснул. Мне снились освещённые солнцем сверкающие вершины гор, эдельвейсы среди островков снега, изумрудный альпийский луг и почтенный аксакал на склоне горы, то ли пророк Магомет, то ли сам Аллах, поучающий меня восточным мудростям и объясняющий: какую важную роль в жизни людей играет Сура Корана «Будь, благодарен мне и родителям твоим!»   




;;;;;;;;;;


















СПАСИБО ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ
(вспоминают ветераны)


- Алло, это ты, Николай! – услышал я в трубке телефона давно знакомый, немного грассирующий голос моего однокашника по военному училищу Валентина.
- Я, конечно, здравствуй, Валя!
- Здравствуй, здравствуй! А ты знаешь, какое сегодня число?!
- Хочешь протестировать мои оставшиеся интеллектуальные возможности?
- Я вполне серьёзно!
- Ну, если серьёзно, то сегодня - пятое декабря 2003-го года.
- Ну, и чем замечателен этот день в нашей жизни ты тоже, конечно, помнишь?
- Не сомневайся! Я только, что хотел звонить всем нашим и поздравить их со славным юбилеем. Ровно пятьдесят лет назад мы присягали на верность Великому Союзу Советских Социалистических Республик! 
- Не трудись! Ты получишь эту возможность, если через два часа приедешь ко мне. Я уже всех обзвонил и получил согласие! Собирайся и к двенадцати ноль-ноль я жду тебя. К этому времени должна подъехать, правда, в сильно сокращённом составе, вся наша бывшая курсантская батарея! Никакие отговорки не принимаются! До встречи!  - В трубке послышались короткие гудки.
Преодолев не слишком упорное сопротивление жены, – у неё на этот день были свои планы – в указанное время, я позвонил у двери квартиры Валентина. Хозяин, открыв, предложил войти, раздеться и проходить в гостиную. Там уже собрались все приглашённые. Сорок семь лет назад все мы окончили одно военное училище и получили первое назначение на офицерские должности. Затем были: служба в различных воинских частях, смена военных гарнизонов, учёба в военных академиях, опять служба в войсках, научно-исследовательских учреждениях и ВВУЗах. По прошествии тридцати с лишним лет мы вернулись на свою малую Родину (в Ленинград), нашли друг друга и в последующие годы хотя и не регулярно, но встречались, отмечая совместно памятные для всех нас даты и события.
Встречи с давними друзьями всегда приносят светлую радость общения с собственной молодостью, возврат на какое-то время в те далёкие юные годы, которые мы провели вместе. В кругу милых сердцу сверстников не ощущаешь груза прожитых лет, уходят на задний план заботы и печали, связанные с возрастом и нынешними невзгодами Родины, чувствуешь себя вновь молодым, переживаешь ещё раз события пятидесятилетней давности. Реально вдыхаешь  аромат юности, когда ты находился на самом пороге жизни, и она казалась тебе бесконечной дорогой, усыпанной розами, и ты даже в воображении не мог себе представить её конца! Чудесные, неповторимые, чаще всего недооцениваемые годы! 
В большой, ярко освещённой комнате меня объятиями встретили ещё трое старых, добрых друзей.
Ныне все мы отставные полковники Советской Армии. Хозяин дома – Валентин Петрович – доктор технических наук, профессор – жизнь посвятил службе в ракетных войсках стратегического назначения; Валерий Викторович и Андрей Иванович служили в боевых частях войск ПВО страны, охраняя воздушные рубежи Родины от непрошеных «гостей». В арабо-израильской войне дивизион под командованием Андрея Ивановича уничтожил пять израильских истребителей-бомбардировщиков типа «Фантом», за что он  имеет ордена (и не только своей страны).  Василий Владимирович отдал жизнь большому Советскому спорту и защищал его честь, будучи в своё время членом Олимпийской сборной страны, а позднее тренером.  Волею судьбы и командования, я в годы армейской службы занимался созданием противоракетного щита СССР и подготовкой офицерских кадров для Советской и дружественных нам тогда армий. Разными дорогами прошли мы наиболее активный участок своего жизненного пути, однако, все своим трудом, по мере сил, способствовали росту величия своей Родины – Союза Советских Социалистических Республик! 
- Давайте сегодняшнюю встречу полностью посвятим  юбилейной дате. Не станем отвлекаться и переноситься в другие прожитые годы! – предлагает  Андрей. 
- Компания у нас сегодня будет чисто мужская, - предупреждает Валентин. – Я специально отослал жену к внукам, и мы можем вспомнить что-то такое, что не предназначено для женских  ушей!
Садимся за уже накрытый праздничный стол и поднимаем бокалы шампанского за наш пятидесятилетний юбилей принятия Воинской присяги на верность Родине.   Потом следуют тосты: за присутствующих, за тех, кого уже нет с нами, за тех сослуживцев, судьба которых нам неизвестна, за то, чтобы встретится здесь же в том же, а лучше в расширенном составе, по случаю шестидесятилетнего юбилея! 
Все оживились, перебивая друг друга, вспоминают события того памятного дня, который минул ровно пятьдесят лет назад, отдельные его яркие эпизоды, наших однокашников. Мы не замечаем течения времени, день клонится к вечеру, сейчас мы живём снова в 1953 -ем году! 
Но всё когда-то кончается, постепенно воспоминания иссякают. Общее оживление как-то само собой спадает. Паузы  за столом затягиваются.
- А помните, что произошло в нашей батарее ровно через год?!  Тогда об этом много говорили! – восклицает неожиданно Валерий. - Это событие было совсем неординарным и достойно того, чтобы и его сегодня вспомнить! Хотите, напомню? Ведь я был его непосредственным участником. Может быть, именно  поэтому оно так прочно запечатлелось в моей памяти, что я даже сейчас хорошо представляю  себе отдельные детали, несмотря на то, что прошло столько лет и так много промелькнуло лиц и событий!
Взгляды всех, сидящих за столом, обратились в его сторону. Валерия мы давно знаем, как остроумного и умелого рассказчика, способного захватывающе поведать даже ничем не примечательную  историю. И вот, что он нам рассказал.
«Пятое декабря – День сталинской конституции – как вы помните, в те годы широко отмечался во всей нашей стране. Та конституция действительно была шагом вперёд в развитии человеческого общества. Она провозглашала разумные (ограниченные логическими и нравственными пределами) свободу, равенство и братство для всех абсолютно граждан СССР, в отличие от лицемерной нынешней. Ухмыляющимся при этой моей декларации,  я всегда предлагаю подумать: что им лично дала и, что отняла нынешняя буржуазная свобода – свобода предпринимательства во всех без исключения областях жизни нашего общества!
Понятия «свобода» и «равенство» не так просты, как это кажется обывателю. Кроме свободы, на первый взгляд, бесцензурной болтовни СМИ (на практике нынешняя цензура ни сколько не мягче советской, только осуществляется она не силовыми, а финансовыми средствами!) она дала возможность активным членам общества (лидерам), которых всего-то три-пять процентов, безжалостно обирать и обманывать остальные девяносто пять!  Методы обмана и обворовывания будут постоянно совершенствоваться, а ни чем не ограничиваемая алчность человеческая беспредельна! В буржуазном обществе понятия «свобода», «равенство» и «братство» в принципе несовместимы! На нравственность же пока рассчитывать не приходится!
Мне хорошо запомнился день пятое декабря 1954-го года. Прошло полтора года нашей военной службы. К этому времени в курсантской среде уже сложились малые группы.  В нашу группу кроме нас с самым первым моим другом Олегом  Калининым вошёл ещё Анатолий Гулин, наш сверстник родом из маленького поволжского городка. Вместе мы готовились к занятиям и экзаменам, вместе ходили в городское увольнение, увлекаясь художественной литературой и искусством, вместе посещали библиотеки и музеи. Учились мы отлично, и на втором курсе Гулина назначили командиром отделения и присвоили сержантское звание, Калинина – взводным агитатором и редактором боевого листка, а меня избрали взводным комсоргом.
 В тот ясный морозный день мы втроём отправились в увольнение. Увольнялись тогда, как вы помните, только двадцать пять процентов из числа курсантов, не имеющих замечаний по службе и плохих текущих оценок. Право на увольнение нужно было заслужить!
Город был украшен красными флагами, из серебряных колоколов-репродукторов лилась весёлая музыка и бодрящие песни, празднично одетые люди заполнили улицы. Особо выделялись группы поющих и пляшущих людей с баянами, аккордеонами и гармошками. Во всём чувствовался праздник!
Прогуливаясь по центральным улицам Пушкина, в надежде на случайное  знакомство с симпатичными девушками, интерес к которым у нас в то время (как и положено) был чрезвычайно велик; мы  встретили двух моих школьных друзей – курсантов военно-морского училища. Остановились, у нас было о чём поговорить. Один из моряков, родители которого жили рядом, предложил пойти к ним и отметить по-русски праздник и нашу дружбу. Так и сделали. Зашли в магазин, «пустили шапку по кругу» и купили бутылку московской водки и скромную закуску: пару банок  кильки в томатном соусе, хлеба и лимонада. В свои восемнадцать лет мы чувствовали себя людьми независимыми и на родителей не рассчитывали! Кстати, их и дома-то не было. Оживлённо беседуя, делясь впечатлениями от учёбы в разных училищах, выясняя достоинства и недостатки службы в войсках  ПВО и в ВМФ, просидели до вечера. В разговорах, подогретых спиртным, время пролетело незаметно. К двадцати трём часам нужно было вернуться в училище и нам, и нашим знакомым морякам. Дружески распрощавшись, разошлись. Пьяными мы не были, что считалось в нашей среде неприличным, однако немного навеселе были. Много ли нам – тогда неопытным юнцам - было нужно?! На КПП училища это заметил опытный глаз бдительного дежурного офицера.
- Из какой вы батареи? – спросил он ничего хорошего не обещающим голосом шедшего первым сержанта Гулина.
- Из пятой! – отчеканил тот.
- Червовские?!
- Так точно!
- Следуйте за мной! Пусть с вами разбирается сам ваш комбат!
Он, конечно, мог бы нас прямым ходом отправить на гауптвахту училища, но почему-то этого не сделал.
Остатки хмеля мгновенно выветрились из наших голов. Мы уже имели достаточный опыт службы и знали: употребление спиртных напитков курсантами карается самым жестоким образом. Нам всем грозил арест с содержанием на гауптвахте до пятнадцати – двадцати суток; комсомольское разбирательство и, как минимум, - выговоры; разжалование сержанта Гулина в рядовые; снятие с должностей нас с Олегом; длительная, нелицеприятная критика всех троих в стенной печати и дальнейшее, не менее годичного, склонение наших имён на всех комсомольских и служебных собраниях, как пример злостного нарушения воинской дисциплины в пятой батарее. 
Понурив головы, мы гуськом шли за капитаном, как на эшафот.
Войдя в нашу казарму, дежурный приказал нам остаться в коридоре, а сам зашёл в канцелярию батареи. Через пять минут, переговорив с Червовым, он вышел и удалился, наградив нас на прощание уничтожающим взглядом.
Из-за дверей раздался грозный голос комбата капитана Червова:
- Войдите все трое!
Доложив по уставу о своём прибытии, остановились у дверей. Напротив нас за столом сидел Червов. Слева и справа от него, вдоль стен за своими столами сидели все четыре командира взводов. Молодые офицеры с интересом и, как мне показалось, с сочувствием и пониманием смотрели на нас. «Сейчас над нами будет устроен показательный суд! – подумал я. – И внутренне стал к нему готовиться:  Чему быть – того не миновать!»
Некоторое время длилось молчание. Червов сидел, опустив голову и нервно барабаня пальцами по столу. Он тоже готовился к экзекуции. Наконец, он поднял голову. Лицо его было покрыто красными пятнами, нижняя губа отвисла, что всегда свидетельствовало о его крайне скверном состоянии духа. Ничего хорошего, ни какой милости,  ждать не приходилось.
- С кем пили? – грозно сверкая глазами, прежде всего, спросил он. И добавил: Отвечать за всех будет сержант! Пока сержант!
Мы и без того стояли по стойке «Смирно», держа руки по швам, подняв подбородок, подобрав живот и выпятив грудь, как это положено по Строевому уставу.  Но Гулин ещё более  вытянулся и отвечал:
- Со знакомыми студентами из Ленинградского сельскохозяйственного института!
Он мгновенно сориентировался в обстановке: курсантов-моряков упоминать было нельзя. Они тоже могли получить массу неприятностей!
- И много пили? – последовал второй вопрос.
- Ровно по сто фронтовых граммов, товарищ капитан!
Опять наступила пауза. Червов размышлял: какого взыскания мы достойны? Мы знали, что он не поскупится, и ожидали самого худшего.
Вдруг, неожиданно для всех присутствующих, оживился курсант Калинин:
- Разрешите обратиться, товарищ капитан! – сказал он звонким, даже каким-то возбуждённо-радостным голосом.
«Нашёл время и место веселиться! – с недоумением и горечью подумал я. – Он сейчас усугубит наше и без того скверное положение!» 
- Говорите, Калинин! – разрешил комбат.
- Товарищ капитан, но ведь сегодня пятое декабря – День сталинской, самой передовой и гуманной конституции в мире! И выпили мы немного, как на фронте, с гражданскими ребятами по случаю этого великого праздника. Не могли же мы отказаться, когда нам предложили отметить эту знаменательную дату! Во всех передовых странах мира её знают и отмечают!
 Олег  говорил вдохновенно, глаза его сверкали, он весь излучал гордость за наш Советский строй, за нашу Советскую конституцию, за нашу Советскую Родину. 
В глазах Червова появилось вначале недоумение, изумление, затем смущение. Лицо его стало бледнеть и вытягиваться, красные пятна гнева исчезли, нижняя губа вернулась на своё место, пальцы на столе замерли.  Я посмотрел на молодых взводных командиров. На их лицах читалось восхищение. Тягостная обстановка, только что царившая в канцелярии,  после тирады Олега сразу разрядилась.  Посмотрев на нас уже другим: спокойным, нормальным, человеческим взором, и подумав ещё минуту, иным, не столь грозным, даже, как мне показалось,  доброжелательным  голосом Червов сказал:
- Идите и готовьтесь  к вечерней проверке! Я ещё подумаю: что делать с вами!
Мы вышли из канцелярии. Уверен: у нас после пережитого и в крови-то не осталось следов алкоголя!
Суд над нами не состоялся, дело о нашем грубом нарушении воинской дисциплины развития не получило. Червов и позже никогда не вспоминал о нём.
 Иосиф Виссарионович Сталин, царствие ему небесное, уже лёжа в Мавзолее, спас нас грешников от серьёзного наказания!
Позже мы, конечно, по секрету не раз рассказывали друзьям – сослуживцам эту историю, и она всякий раз вызывала восхищение находчивостью моего друга Олега Калинина.
- Насколько же был тогда велик авторитет И.В. Сталина и как необходим России подобный человек сегодня! – подытожил свой рассказ - воспоминание Валерий. И все присутствующие единодушно согласились с ним.
Вскоре, тепло попрощавшись,  пообещав не забывать друг друга и встречаться почаще, мы расстались.
Эпизод пятидесятилетней давности, напомненный рассказчиком, оказался самым ярким событием нашей юбилейной встречи!






;;;;;;;;;;




























В КАМЫШАХ

Слышьте-ка, Иван катит! – оторвавшись от еды и, прислушавшись, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Артамон - мужчина средних лет, плотный, загорелый, заросший недельной щетиной, одетый в усыпанный рыбьей чешуёй комбинезон.
Компания из четырёх человек – двое мужчин и две женщины – сидела на чурбаках за грубо сколоченным  из не струганных досок  врытым в землю столом. Шагах в двадцати находилось неказистое жилище – домик с одним маленьким подслеповатым оконцем, построенный из подручного материала: дикого камня, глины и камыша. Рядом  дымился примитивный очаг.
 Домик стоял почти на самом берегу одной из многочисленных проток в дельте реки  Или, в километре от её впадения в озеро Балхаш.  Стеной его окружал четырёхметровый камышовый лес. Позади, невдалеке, виднелась цепь довольно высоких песчаных барханов, за которыми был  мелкий залив Балхаша  густо, как болото кочками, усеянный ондатровыми хатками. Это был промысловый участок Артамона. Летом, охраняя его покой, он вместе с семьёй постоянно жил в этой избушке, зимой – только во время промысла ондатры. Он был промысловиком - охотником и рыбаком: ловил рыбу и ондатру и свою добычу периодически сдавал заготовителям из города Балхаш, что-то оставляя и себе для личных нужд и для продажи.
Километрах в сорока отсюда, в камышовых дебрях, прятался небольшой посёлок из двадцати – тридцати подобных промысловому, только чуть больше размером, глинобитных домишек с плоскими крышами, и мало от них отличающихся овчарен. В посёлке кое-кто держал овец и здешних мелких, малопродуктивных, но зато неприхотливых коров, довольствующихся в основном камышовым кормом. Был в посёлке приют и у Артамона. Административно посёлок считался промысловой бригадой большого колхоза.
Две женщины за столом: жена и приёмная дочь Артамона, удивительно схожие между собой блондинки с голубыми глазами, несмотря на длительное проживание в южных широтах, в облике сохранили что-то холодное, нордическое.  Жена – Мария была из выселенных во время Великой Отечественной войны в Казахстан поволжских немцев. Отца её дочери никто в посёлке не знал. Мария тщательно оберегала тайну её рождения. Как все  женщины в этих краях Мария выглядела  старше своих пятидесяти лет. Дочери Зинке было около двадцати. Не будучи красавицей, она привлекала внимание всякого мужчины цветущей молодостью, живостью характера и независимостью поведения. Она, должно быть, осознанно старалась демонстрировать свою власть над сильным полом, и это ей, безусловно, удавалось.  Вокруг неё  вились и молодые мужики, и не очень, но предпочтение по непонятным причинам она отдала совсем ничем не примечательному, даже невзрачному, небольшого роста и не богатырского телосложения, далеко не красавцу лицом -  парню лет двадцати семи. Звали его Петька.  Он был самым обычным рыбаком и охотником: не шибко грамотным, разговорчивым и весёлым. По-видимому, какие-то душевные качества привлекли к нему внимание Зинки. Заметив это, большинство поселковых претендентов на благосклонность Зинки оставили свои назойливые ухаживания. Четвёртым за столом был он.
Клонился к закату самый обычный летний трудовой день. Мужики с раннего утра вытряхнули сети и сдали рыбу на стоящую на якоре в Балхаше плавбазу. Оставленную для личных нужд – женщины обработали: вычистили для ухи и засолили для дальнейшей сушки  и заготовки на зиму. И сейчас, когда солнце уже опустилось до гребней ближайших барханов, образовав длинные тени на воде протоки и на обжитой поляне; дневная жара сменилась вечерней приятной прохладой, а беспощадные здесь комары ещё не преступили к своей работе; они, наслаждаясь покоем и отдыхом, сидели за столом, ели привычную рыбацкую уху да изредка перебрасывались ничего не значащими фразами. Их  лица, прокалённые солнцем  и продублённые постоянными  ветрами, цветом мало походили на европейские и ничуть не отличались от лиц аборигенов – казахов. Обращали на себя внимание руки этих людей: непомерно большие, красные, в неуспевающих заживать трещинах и царапинах от постоянного общения с водой, рыбой, камышом и солнцем. Лица старших не отражали никаких эмоций кроме покоя.  Зинка и Петька были оживлены, их глаза блестели в предчувствии близости во время предстоящей ритуальной прогулки по камышам вдоль берега протоки.
Изредка над ними проносились утки, совершая свой вечерний моцион, на все голоса заливались камышевки и щурки, громко и раскатисто кричали огромные серо-белые чайки-мартыны – всё было так мило и привычно и располагало к блаженному покою.
Шум моторов,  постепенно приближаясь, превратился в грозный рёв, и, наконец, два мощных  «Вихря» вынесли дюралевую «Казанку» из-за поворота протоки.   Моторы заглохли, и лёгкая лодка по инерции  наполовину выскочила на пологий берег рядом с сидящими за столом.
- Общий привет! – крикнул лодочник и встал со скамьи.
Огромного роста, с накаченными как у культуриста руками и грудью, с бычьей шеей, стриженый наголо, в брюках, майке и кедах, загорелый – он всем своим видом отличался от местных жителей.
Переступив через борт лодки, он решительным шагом направился к столу. Вынул из карманов брюк две бутылки  «Москванына» и, поставив их на стол,  по-хозяйски сел на свободный чурбак напротив Петьки,  небрежно бросив:
- Зинка, закуску тащи, пить будем!
 - Сиди, Зинка, я сама, - остановила её мать и пошла в дом. 
Вернулась она нагруженной, неся большой кусок вяленой осетрины, гранёные стаканы, миску,  ложку  и бумажные пакеты. Нарезала балыка и хлеба, высыпала прямо на стол содержимое пакетов: сахар и пряники и налила гостю ухи. Всё было готово к нежданному пиршеству.  Гость угрюмо и молчаливо наблюдал за приготовлениями.
В посёлке он появился недавно. Никто толком не знал: кто он, откуда и зачем приехал. Назвал себя Иваном, спросил: у кого можно пожить некоторое время и, договорившись с хозяином, поселился в одном из домишек. Хозяин был стар и одинок.  У пришельца водились деньги. Вскоре он приобрёл два новеньких «Вихря» и, подвесив их на хозяйскую «Казанку», стал местным королём – такого богатства ни у кого не водилось.  Этому  высокому положению  в посёлке способствовали  и его внушительная комплекция, и воровской жаргон, и татуировки, обильно «украшавшие» его тело, и рассказы парням и подросткам о «героических» похождениях. Подростки особенно, как мухи, липли к нему, когда он вечерами усаживался на бревне около своего жилища, курил и во всей красе демонстрировал обнажённых красавиц, русалок, змей и драконов, мечи и кинжалы – синей тушью выколотые на его могучем теле. Говорили, что даже на ягодицах у него были изображены кошка и мышка,  которые при движении создавали иллюзию кошачьей охоты. Он щедро угощал молодёжь водкой, отчего авторитет его ещё больше возрастал. Было ему на вид лет тридцать, но, если верить его рассказам, он прожил в десять раз большую жизнь. Даже взрослые мужики и бабы порой присоединялись к молодёжной компании, чтобы послушать его удивительные рассказы, которые касались чаще всего праздной, развесёлой  жизни на южных курортах, ресторанов, продажных женщин и драк.   Хотя о целях своего прибытия в эти глухие места Иван ничего не говорил,  многие догадывались о его неладах с законом, но никого это не удивляло и не возмущало. Живущие здесь люди и сами не очень руководствовались юридическими нормами, предпочитая жить по традициям предков. Совесть – как они её понимали – была главным мерилом их поступков. Никакими делами Иван не занимался: носился на моторке по протокам, распугивая всё живое, купался и загорал на песчаных балхашских пляжах, а вечерами организовывал весёлые гулянки.
Разлив водку по стаканам и, никого не приглашая, выпив, он без длинных предисловий начал: 
 - А я ведь приехал забрать Зинку. Уж очень она мне приглянулась! Сегодня верный человек доставил мне маляву, и завтра же я покидаю вашу дыру. Хватит, отдохнул, дело зовёт!  Обещаю тебе, Зинка, роскошную, беззаботную и весёлую жизнь. Как куклу тебя наряжу. Жить будешь в хороших домах с отоплением, ванными и уборными, которые тебе и не снились! Увидишь со мной весь белый свет. Тебе не придётся больше возиться с этой вонючей рыбой, ходить в грязных лохмотьях, мёрзнуть зимой и печься на жаре летом. Ты у меня будешь красавицей, королевой! Очень многие будут завидовать тебе! Деньги у меня есть и всегда будут! Я сильный и фартовый!
Недоумение появилось на лицах слушателей. Никто не ожидал такого оборота дела. Ранее Иван никак не проявлял своих чувств к  Зинке.
Медленно, но решительно поднялся из-за стола Петька. Его тщедушное тело сильно контрастировало с бычьим обликом Ивана.
- Зинка – моя невеста! И я женюсь на ней! – членораздельно, растягивая слова, тихо, но твёрдо сказал он.
Иван рассмеялся:
- Что можешь ты дать ей? Вот эту нищету? – он указал рукой на хижину. – Кучу голодных, сопливых детей? Если она останется с тобой, то всю жизнь будет сожалеть об упущенной возможности и проклинать тебя!  Я убеждён, что у неё хватит ума для правильного выбора! Ну, что скажешь, Зинка?!
Зинка, опустив глаза, молчала. Мария с умилением смотрела на Ивана, готовая сию минуту заменить дочь. Артамон не проявлял никаких эмоций. Он был выше этого: «Пускай молодые сами разбираются!»
- Зинку не отдам! – в голосе Петьки, в выражении его лица чувствовалась готовность защищать своё право. Сощуренные глаза стали колючими, кулаки сжались добела. – Если попробуешь взять силой, убью!
По всему было видно, что он готов и на это. В его не богатырском  теле жил могучий боевой дух, как и у многих русских людей, нашедших приют в этой глуши. Ежедневная борьба со стихией закаляла  их волю и характер. Петька не шутил! Иван тоже встал. Огромной глыбой он навис над маленьким Петькой.
- Мокрица! Да я раздавлю тебя!
Петькина рука с неизвестно откуда взявшимся ножом метнулась в сторону Ивана. Хорошо подготовленный к подобным схваткам  Иван  среагировал мгновенно. Уклонившись вправо, левой рукой он поймал руку с ножом за запястье, рывком подтянул Петьку к себе, а правой - нанёс сильнейший удар в лицо нападавшего.  Петька перелетел через чурбак, на котором только что сидел,  и рухнул в камыш. Иван, не спеша,  обошёл стол и направился к лежащему сопернику.  У него был вид разъярённого медведя. Женщины бросились к нему и повисли на руках.
- Не трогай! – нечеловеческим голосом закричала Зинка.
В этом крике были и мольба, и угроза, и бесконечная любовь женщины, и готовность самки до последнего защищать своего детёныша. И этот крик достиг недоразвитой души Ивана. Стряхнув, как пыль с рукавов, висящих на нём женщин, он остановился:
- Я жду твоего последнего слова!
Зинка уже бережно, как мать ребёнка, приподнимала  голову Петьки.
- Я люблю его и здесь моя Родина! Мне  хорошо и ничего другого мне не надо!
- Дура!
Иван резко повернулся, в сердцах плюнул и, подойдя к лодке, столкнул её в воду. Взревели моторы, и «Казанка», поднимая буруны, понеслась в сторону посёлка.
Намочив подол платья, Зинка обтирала окровавленное лицо любимого. Пришедший в себя Петька, несмотря на  кровь из носа и зелёные круги в глазах, ощущал себя победителем Голиафа. Он был совершенно счастлив.   


;;;;;;;;;;

СТРАШНАЯ  ИСТОРИЯ

Был погожий летний день. Вечерело. В воздухе стоял густой запах свежей, умытой недавним, коротким дождиком, тополиной листвы.  Дневная духота сменилась влажной прохладой, и было приятно, не спеша, прогуливаться по небольшим, уютным улочкам нашего чудесного, ни с каким другим не сравнимого городка.
Мы брели со старинным, ещё школьным приятелем и вспоминали давно минувшие детство и юность, прошедшие в этих местах. Неожиданно Вячеслав предложил:
- Давай зайдём к моей маме  -  это совсем  рядом  -  навестим её, а заодно попросим рассказать что-нибудь, наиболее ярко запомнившееся ей о Великой Отечественной войне. Ведь завтра двадцать второе июня! Она прекрасно помнит тебя и будет очень рада встрече! – Я не мог не согласиться.
Старушка жила в маленькой, обставленной в стиле пятидесятых годов комнате, двухкомнатной  коммунальной квартиры, практически одна: соседи появлялись редко. Открыв дверь, она искренне обрадовалась гостям, сразу засуетилась, вслух сокрушаясь о том, что в наше смутное время угощать нас ей нечем.  Несмотря на наши протесты, она, как человек старой закалки,  проявила настоящее русское гостеприимство. Вскоре на столе появились её скромные запасы печенья и варенья; вскипел чайник, и вот мы уже сидим  за столом, пьём свежезаваренный, душистый, пахнущий смородинным листом чай с домашним вареньем и вспоминаем далёкое прошлое.
Солидный возраст старушки, кажется, никак не повлиял на её память. Её глаза чисты и проницательны  и, как зеркало души, отражают активную работу мысли. Она  не утратила интереса к жизни, её волнуют сегодняшние события в стране, суждения о них вполне адекватны.   
- Мама, расскажи нам лучше что-либо о Великой Отечественной войне. Завтра же очередная годовщина её начала! Вспомни, пожалуйста, что-нибудь такое, ну, особенно яркое что - ли!  Что-то особенно поразившее тебя!
Людмила Алексеевна опустила голову и задумалась.
- Слишком много всего было, сынок, трудно выбрать: и первые дни войны, и первые встречи с фашистами, и эвакуация в Псковскую область, и тамошние лагеря, и лагеря в Германии, и наше освобождение, и возвращение в разбитый Пушкин, и радость нашей победы…
 « Сколько же пришлось пережить тогда русскому человеку! И несмотря ни на что, он выстоял и победил!» – думаю я, и с нескрываемым восторгом смотрю на хозяйку. – «Может быть, ещё не окончательно ушла в прошлое эта духовная сила русского народа!»
Некоторое время  Людмила Алексеевна молчит, наконец, мысли её, блуждающие по страницам памяти, видимо, останавливаются на чем-то конкретном. Она поднимает глаза.
- Хорошо, я расскажу вам одну историю, свидетелем которой я была на  Псковщине  летом 1942-го года.  История жуткая, нечеловеческая! Она и сейчас стоит перед моими глазами, как будто всё это было только вчера!
Вы, наверное, помните, что город Пушкин был оставлен нашими войсками шестнадцатого сентября  1941-го года. Немцы были остановлены на подготовленном заранее рубеже, проходившем в районе нынешней остановки электрички «Двадцать первый километр».  Несколько дней в городе существовало безвластие, затем на улицах появились новые хозяева. Прежде всего, они выгнали из своих домов жителей прифронтовой полосы: им было приказано переселиться за Пушкинскую  улицу (тогда она называлась Колпинской). Через неделю последовал другой приказ: «Всем жителям переселиться за парк: в Софию или в Павловск!»  Примерно через месяц, осознав, что осада Ленинграда будет длительной, немцы всех пушкинцев пешком погнали в Гатчину, откуда вначале на поезде, а затем на крестьянских подводах развезли по псковским деревням. Мы – группа из пятнадцати человек – женщины и дети оказались в деревне Ерёхнево, в тридцати километрах от Пскова. Ни электричества, ни радио в то время в деревне не было. О ходе войны мы узнавали только понаслышке.  Немцы, назначив старосту и оставив двух вооружённых полицаев, ушли и появлялись только от случая к случаю.
Староста выделил для нас пустующею избу с исправной русской печкой, распорядился построить нары. В ней мы все и расположились. Спали вповалку, согревая друг друга.  Крыша над головой есть, в избе довольно тепло - дрова заготовляли сами в лесу – вообщем, жить было можно! А по сравнению с предшествующими нашими мытарствами – даже и не плохо! Хуже обстояло дело с питанием. Никто, конечно, о нас не заботился: мы оказались на самообеспечении!  Вначале меняли прихваченные с собой из дома вещи на муку и картошку в своей и в соседних деревнях; потом, когда менять стало нечего, добывали продукты кто как умел - многие просто побирались. Местные сами жили бедно, подавали скудно.  Немцы регулярно устраивали поборы. Я немного умела шить и этим ремеслом некоторое время кормила себя и тебя, Славик. Приходилось, конечно, и с сумой по дворам ходить - просить «Христа ради!», и на подённую работу наниматься. Всё было! Главное выжили!
 Однажды предложила мне местная крестьянка сходить в Псков и продать там  её сметану. Мне тогда не было ещё и тридцати лет, на подъём я была лёгкая, и потому сразу согласилась. «Услуга за услугу. Может быть, в трудную минуту она вспомнит и поделится чем-либо съестным?! » - думала я. 
Дело было, кажется, в июле.  Встала затемно, немного перекусила и в путь. Часов за пять прошагала более тридцати километров. В городе нашла рынок, прошлась по торговым рядам, приценилась к сметане. Встала со своим бидоном в сторонке, цену назначила чуть пониже, чем местные торговки, и расторговалась довольно быстро. Покупателями были одни немцы. Ночевать мне в городе  негде, да и маленький сын в деревне оставлен один, нужно было сегодня же возвращаться домой. В обратный путь пустилась почти бегом. Спешила до темноты вернуться.  Но судьба распорядилась иначе. 
У моста через небольшую речку меня вдруг кто-то негромко окликнул. Я даже вздрогнула от неожиданности: лихих людей было тогда предостаточно, а у меня в кармане - чужие деньги! Только тут я увидела невдалеке на противоположной стороне две грузовые машины и большую группу людей. Из кустов показалась незнакомая женщина и поманила меня рукой. Я подошла и присела с ней рядом.
- Дальше лучше пока не ходить! - сказала она. – Посмотри, что там происходит! Да не высовывайся! – Голос её дрожал, она была сильно взволнована.  Раздвинув ветки куста, я стала наблюдать.
В окружении немецких солдат какие-то люди копали яму. Солдаты торопили их громкими окриками, особенно медлительных – пинками и зуботычинами. Примерно половина  работающих была в изодранной советской военной форме, на некоторых одежда буквально висела клочьями. Остальные были в штатском. На спине и на груди у них были пришиты белые шестиконечные звёзды. Я знала, что так немцы метили евреев. Копавшие яму были мужчины разного возраста, женщин среди них не было. В стороне стояли два немецких офицера, они курили и мирно беседовали.
- Сейчас будут расстреливать наших, - полумёртвая от страха прошептала незнакомка. - Она была бледна, как полотно, и тряслась как в лихорадке. Себя я со стороны не видела, но, должно быть, выглядела не лучше.
Забравшись поглубже в кусты, опасаясь, что нас заметят, мы наблюдали за происходящим. Мне очень хотелось подняться и убежать, но ноги не повиновались. Я находилась как бы во сне.
Когда яма оказалась настолько глубокой,  что человек в ней скрывался почти полностью, один офицер что-то сказал другому, должно быть, переводчику и тот крикнул по-русски:
- Хватит копать!  Жиды, в яму, быстро!
Люди в штатском сопротивлялись, падали на землю, цеплялись за неё руками, кричали и плакали, молили о пощаде, но бесстрастные немецкие солдаты, угрожая оружием, применив силу, выполнили команду. Все евреи через незначительное время оказались в вырытой ими же могиле.
-  Русские, взять лопаты и закопать их! – приказал переводчик.   
Наши военнопленные стояли тесной кучкой, о чём-то переговаривались, но команду не исполняли. Переводчик повторил команду несколько раз – военнопленные не реагировали. Старший офицер  сказал что-то по-немецки, и солдаты начали жестоко избивать их. Сбитые с ног, окровавленные русские  с трудом поднимались, но лопаты не брали. Избиение длилось довольно долго. Видно было, как покраснел от бессильной ярости немецкий офицер: русский дух побоями ему не удавалось сломить! Некоторое время он   говорил с переводчиком, затем что-то приказал своим солдатам. Переводчик перевёл:
- Поменяетесь местами! Теперь в могилу отправятся русские, а евреи их  закопают!
Люди в штатском быстро, помогая друг другу, выбрались из ямы и разобрали лопаты. Солдаты силой сбросили  туда избитых и обессиленных русских. Рыданий и просьб о пощаде при этом слышалось много меньше, чем в предыдущем случае. По команде: «Засыпай!» евреи быстро заработали лопатами. Они спешили выполнить команду, пока немцы не передумали. Однако они ошиблись.
Когда крики и стоны из ямы нам стали почти не слышны, переводчик подал новую команду:
- Стой!  Откапать и вытащить русских наверх!
Штатские, подгоняемые солдатами, поочерёдно вытащили полузадохшихся военнопленных из могилы и уложили рядом на земле. Некоторое время они не могли придти в себя и лежали неподвижно, потом зашевелились и стали приподниматься. Один парень, видимо, наиболее сильно избитый и задохнувшийся, не проявлял признаков жизни дольше всех. Офицер подошёл и вылил на него ведро воды, принесённой солдатом из речки.
Мы чуть живые от страха всё сильнее прижимались к земле. Волосы на моей голове встали дыбом. Сердце стучало так, что я боялась быть услышанной немцами. Мне казалось, что я кричу, но язык мой онемел.
Солдаты вновь загнали в могилу штатских. Наконец, последний из военнопленных пришёл в себя, зашевелился и сел. Подождав немного, переводчик подошёл к нему и прокричал в самое ухо:
- Возьми автомат и расстреляй жидов!
Парень медленно, с большим трудом поднялся на ноги. Один из солдат передал ему свой автомат, два другие -  встали рядом и направили на него  оружие. В его ещё затуманенном недостатком кислорода мозгу, по-видимому, никаких мыслей кроме ненависти к своим могильщикам и желания им отомстить не было.  Из ямы слышались душераздирающие крики. Автомат затрясся в руках военнопленного, и через минуту всё стихло. Немецкий солдат вырвал оружие из рук стрелявшего.  Последовал приказ переводчика: «Засыпай!»  На этот раз работали  и немцы. Они спешили, наверное, их ждала другая подобная работа. Прихватив военнопленных, они уехали. Мы ещё долго не могли придти в себя от увиденного и пережитого. Домой я вернулась только утром.
На память о том событии у меня осталась первая седая прядь в тогда ещё пышных волосах. Из-за этого сходства после войны сослуживцы долго величали меня Индирой Ганди.
Рассказчица умолкла, наступила длительная пауза. По лицу её было видно, что она сегодня ещё раз пережила те чувства, которые ощущала полсотни лет назад. Скорее всего, ей предстояла бессонная ночь. Чувство вины за разбуженную память этой старой, столько пережившей женщины охватило меня. Вместе с тем я ощутил гордость за свою принадлежность к великому русскому народу, который пройдя через все ужасы той войны выстоял сам  и освободил от недочеловеков народы Европы, практически не получив за это никакой благодарности.
Я с ужасом  старался представить себя на месте людей, судьба которых решалась тогда около открытой могилы. Мне захотелось хоть немного походить на тех безымянных русских военнопленных, проявивших  истинные  мужество, стойкость и гуманизм.  Настоящих героев!
- А ведь в этом есть что-то общее с нынешней ситуацией в России! – нарушил затянувшееся молчание Вячеслав. – Ему никто не ответил.
Впечатление от услышанного было слишком сильным, чтобы немедленно обсуждать его или продолжать мирную беседу за чайным столом.  Мы распрощались с хозяйкой дома, вышли на улицу и, пообещав друг другу встретится позже,   разошлись. Нужно было всё тщательно осмыслить.
По дороге домой я думал: «Что хотел сказать Вячеслав своей многозначительной фразой?!»




 
;;;;;;;;;;



































ИУДА

Когда мы вошли в палату, он лежал на правом боку, отвернувшись к стене, и спал, или притворялся спящим. Во всяком случае, он никак не отреагировал на приход и разговоры посторонних людей. Других больных в помещении  не было.
Сопровождавшая меня сестра показала моё место, сказала несколько слов о госпитальном распорядке дня и вышла.
 Прежде всего я переоделся в турецкий спортивный костюм  (однообразная больничная форма из-за бедности постсоветской России давно забыта), достал из сумки и разложил по ящичкам тумбочки зубную щётку, пасту, мыло, бритву, книги и кое-что из одежды – всё то, что необходимо для довольно длительного здесь проживания. Потом подошёл к окну.
Из окна открывался типично городской вид: старинные петербургские доходные дома по обеим сторонам тихой, как озеро, реки, одетой в гранит и медленно несущей свои воды вместе с городским мусором в море. По набережной шли люди. Одни явно спешили по своим неотложным делам, другие напротив – гуляли, любуясь городом и наслаждаясь покоем. Особо выделялись студенты с тубусами в руках: невдалеке располагался технический университет.  Автомобили, как огромное стадо мощных буйволов, то неслись готовые  снести всё на своём пути, то вдруг, успокаиваясь, замирали перед перекрёстком.
Жизнь за окном текла своим чередом. Люди, обременённые насущными заботами, вовсе не задумывались о скоротечности и конечности жизни, о бренности всего земного; в повседневной суете - забывали четвёртую христианскую  Заповедь: «День седьмой посвяти Господу Богу твоему» – остановись, человек, и подумай о душе своей, о своей жизни?!  Когда-нибудь обстоятельства и их заставят серьёзно задуматься, вот как меня сейчас! После того, как я услышал от авторитетных врачей свой диагноз, у меня резко обострилась  склонность к философии. Все последние дни я размышлял: принимать предложение об операции или нет? Вероятность летального исхода, как говорили медики, была весьма значительной! Вместо избавления от недуга я мог лишиться и того, что имел. Например, вот так, просто смотреть в окно и видеть эту ничем не замечательную картину из обыкновенной жизни. Было о чём задуматься!
Внезапно мои мысли прервал его голос:
 - Кажется, у меня появился сосед?
Я обернулся. Свесив ноги, на постели сидел человек совсем не заспанный, среднего возраста, коренастый, упитанный, с явно выдающимся брюшком, типично крестьянскими большими руками и лицом. Редкие белесые, как бы приклеенные к голове волосы, маленькие светлые глазки, нос «бульбочкой» – выдавали в нём славянина средней полосы России. Обращали на себя внимание его глаза: какие-то колючие, недобрые. В них отражались высокомерие и скрытность их обладателя. Да и в вопросе, как мне показалось, прозвучало какое-то его сквозящее  превосходство.
Я представился:
 - Полковник в отставке, кандидат технических наук, доцент, писатель. – И назвал свою фамилию имя и отчество.
 - Генерал-майор Седёлкин Иван Митрофанович. – В свою очередь отрекомендовался он, и без всякой паузы раздражённо продолжил. – Вот уже неделю лежу здесь совершенно один. Мне назначена операция по поводу (и он назвал тот же диагноз, который поставлен и мне).
 - У меня тоже самое! – вставил я. -  Но он не обратил на мою реплику никакого внимания.
- Что-то у врачей не складывается, вышла из строя какая-то аппаратура, и я вынужден мучиться в ожидании пока её наладят! Мне хорошо известна степень риска, но я принял решение и теперь чем скорее это произойдёт, тем лучше! Моё положение схоже с положением обитателя камеры смертников, ожидающего либо удовлетворения прошения о помиловании, либо исполнения приговора. Не даром говорится, что самое неприятное ждать и догонять. Как хорошо я сейчас это понимаю! Я просто истерзан ожиданием решения своей судьбы! К тому же мне так необходимо жить, и жить активно! Ведь время - то какое: сами понимаете! Общество на наших глазах заново делится на классы: класс новой элиты и класс новых пролетариев! Если сейчас не успеешь занять место в верхах, то и сам, да и все твои потомки с большой вероятностью выпадут в осадок! Да Вы и сами это  знаете не хуже меня! 
Я понял, что его «понесло», что из-за длительного одиночества, за неимением никого другого, истерзанный сомнениями, поддавшись чувствам, он решил исповедоваться передо мной – случайным встречным. Его откровенность, скорее всего, была вызвана пониманием, что, возможно,  мы в этом мире больше никогда не встретимся. И, кроме того, большой   вероятностью, что через незначительное время в нём останется только один из нас, правда, неизвестно который! Меня же всегда интересовала человеческая психика, состояние души человека - особенно в чрезвычайных ситуациях - и я слушал его не перебивая, лишь, когда он замолкал, незначительными репликами подталкивая его на дальнейшую откровенность.
 - Если я не смогу или не успею занять свою достойную нишу, как теперь говорят, то и  сам и мои потомки опять вернутся в «курную избу», из которой я с таким трудом сумел выбраться. Тогда к чему были мои многолетние труды на пути к моему высокому положению в советском обществе, мои комсомольские и партийные достижения, вся эта учёба, весь этот опыт «расталкивания локтями и перешагивания через трупы», вся эта цепь неприглядных с точки зрения морали поступков?! Этот опыт не должен остаться невостребованным, пропасть впустую! Я просто обязан жить!
- А ведь как всё хорошо шло! – после некоторой паузы продолжил он. – Своевременно понял, что самый верный путь наверх лежит через комсомол и партию. Уже в ранней юности стал комсомольским вожаком в колхозе. Когда сверстники гнули спину на полях и фермах, я «организовывал и вдохновлял»!  Затем были райком, военно-политическое училище, непродолжительная служба в войсках, лесть и угодничество начальству, которое в душе презирал, зажигательные речи на собраниях в поддержку идей, в которые не верил, отход от сверстников, чтобы никто не догадался о моих истинных мыслях и намерениях. Поверьте, с годами я стал хорошим актёром! «Принципиальностью и преданностью идеям коммунизма» я скоро добился возможности учиться в Военно-политической академии им. Ленина. Там, уже имея за плечами значительный опыт лицемерия и угодничества,  я снова был быстро замечен: такие люди процветали! Стал парторгом курса, членом партбюро факультета. Учился я не блестяще. Весь мой талант, если он и существовал, был направлен на другое: быструю карьеру, а вместе с ней и обретение жизненного благополучия. Я хотел жить так, как жила верхушка советского общества!  Ради этого я даже отказался от родителей. Мне было стыдно перед офицерами моего ранга и начальством за этих недалёких,  почти неграмотных, невоспитанных людей!   Их невежество бросало тень и на меня. Постепенно я не стал отвечать на письма из дома, в свою деревню никогда не ездил с момента поступления в училище. Потом и родные перестали докучать меня, забыли обо мне. Я для них умер. При распределении по воинским частям, после окончания академии, меня не забыли и оставили служить в Главном политуправлении в Москве. Далее с моим опытом, находясь непрерывно на глазах у большого начальства, уже нетрудно было добиться и генеральского звания. И я его получил, когда мне немного перевалило за сорок  лет. Всё складывалось просто отлично. Я достиг почти всего, чего хотел, а впереди меня ожидала хорошая перспектива.
И вот наступили восьмидесятые годы, приход к власти Горбачёва, новые веяния. Тут, надо признаться, я немного оплошал: не сразу сориентировался. Следовало бы присоединиться к диссидентствующим: Волкогонову, Сахарову, Афанасьеву, Попову … , но поначалу я не слишком верил в их успех и упустил время! Какая, в принципе, разница: каким идеям служить! Важно насколько ты близок к власти и всему, что связано с ней, прежде всего к земным благам!  Честно говоря, я готов служить и под звёздно-полосатым флагом Клинтона, за хорошее вознаграждение, конечно. Ну, например, за пять тысяч зелёных ежемесячно!
 - Типичный Иуда нашего времени, каких, к сожалению, оказалось не мало! – с омерзением  думал я.    Возмущение уже давно кипело в моей душе, толкало на достойную отповедь этому беспринципному лицемеру, приспособленцу, предателю. А он, войдя в раж, и ничего не замечая, продолжал: 
 - Ко всему ещё эта болезнь неожиданно проявилась, да в самое неподходящее время. Вы, как человек кабинетный, даже представить себе не можете:  насколько она мне мешает, как срывает мои планы! Я уже завёл знакомство с некоторыми очень значительными лицами, мне так необходимы  работоспособность, здоровье!
Он на некоторое время умолк, на одном дыхании изложив своё жизненное кредо. Видимо, он сейчас представлял себя в новом окружении и намечал самые неотложные шаги, которые нужно сделать на пути к новому светлому буржуазному возвышению. По его лицу блуждала счастливая улыбка.
Вместе с тем незаметно стемнело. Мы лежали в полумраке на своих больничных койках, и каждый размышлял  о своём.
Я думал о том, что именно из-за таких, ни в Бога, ни в чёрта не верящих, бессовестных и корыстолюбивых предателей, оказавшихся у власти в советском государстве, и стали  возможны:  развал СССР и Варшавского Договора,  откат моей страны в разряд второстепенных и единовластие США в мире, разграбление государственного имущества и потеря нашим народом всех социальных гарантий – крах великого социального эксперимента! 
Наконец, в темноте снова послышался его голос:
- На завтра мне назначена операция. Естественно, я рассчитываю на её положительный исход. Но ведь всё может быть! В другой ситуации я бы никогда не позволил себе такой откровенности! Всю жизнь я держал эти мысли в тайне от всех!
Я молчал, а он, по-видимому, принимал моё молчание за согласие с ним. Разум подсказывал мне, что к  данному случаю вполне применима русская пословица: «Горбатого только могила исправит!» К чему ломать копья?! Но  душа моя негодовала, и я уже проглотил не одну таблетку транквилизатора:  волноваться мне было категорически запрещено. Малейшее нервное напряжение  вызывало острый приступ болезни. В другом состоянии я бы непременно схватился с ним не на жизнь, а на смерть! Высказал бы ему всё, что я думаю о нём и о ему подобных!  Увы, ему  повезло!
 Затуманенный успокоительными средствами мозг мой скоро отключился, и я уснул.
Проснулся, когда соседа уже укладывали на каталку, чтобы везти в операционную. Я лежал с закрытыми глазами: не хотелось ни видеть его, ни высказывать добрые пожелания, как это делается обычно в подобных случаях.  Да простит меня Господь, я не желал ему добра!
Операция длилась несколько часов и его лживое, подлое сердце не выдержало,  остановилось. Грязная душа  покинула тело и отправилась на Божий суд. Узнав об этом, я подумал: «Всё же существует на Земле справедливость, всё же порок рано или поздно получает заслуженное наказание! Предательство – неоправдание доверия, надежд - всегда считалось тяжким грехом! Библейский Иуда Искариот вот уже два тысячелетия для миллионов честных людей служит символом этого порока! И как же хорошо, что каждого Иуду обязательно где-то ждёт его смоковница!»





;;;;;;;;;;





«МЕССИЯ»

 Не спится нынче Михаилу Абрамовичу Лебединскому. Вроде бы всё у него есть, всего он достиг: и коттедж не хуже, чем у князя Монако; и офисы  не хуже, чем у Ходорковского; и банковские счета приятно ласкают душу; и положение в этой стране о-го-го – медиа-магнат, и услужливые толпы «элитного народа» - богемы местной - вокруг крутятся (правда гениальностью от неё и не пахнет, но, что поделаешь: другой нет!); и одобрительные взгляды из Израиля и Штатов он постоянно чувствует на себе: «Ишь, как ловко  министров меняет.  Хоть они, конечно, и обыкновенными ворами были, то есть людьми-то нашими, но к своим обязанностям  прислужников  относились не слишком добросовестно!»; и перспективы не плохие – у самого президента и его администрации в почёте… Но гложет Михаила Абрамовича  зависть. Вот Бесдар с Чумасом: отобрали всё у этого народа и поделили между представителями божьего – в историю непременно войдут! А Иродов с Иудиным: скольких своих бывших друзей и соратников предали – не было подобного со времён Адама и Евы – и тоже кандидаты в историю планеты Земля! А я, что, хоть и не рыжий, хуже их?! Я тоже туда хочу! Что бы такое сотворить, чтобы затмить или хотя бы сравняться с ними?!
 Думает Михаил Абрамович и денно и нощно, не даёт ему зависть покоя; а «светлых» мыслей всё нет и нет!
Вот и сегодня, в пасхальную ночь, как обычно, задремал только под утро. Может от паров тысячедолларового коньяка, выпитого на вчерашней тусовке избранных, а может из-за своей исключительности даже среди них, подобно Аврааму, Ною и Моисею,  привиделось ему, что разговаривает он с самим «Богом». С бородой, в пейсах, в чёрной капочке был собеседник - истинно «Бог»!  Похлопал он Михаила Абрамовича по плечу и говорит:
- Иродов с Иудиным предали свою коммунистическую идею и всех своих единомышленников. Чумас с Бесдаром разрушили экономику этой страны. Тебе предстоит выполнить самую важную задачу: вырвать  корни русской цивилизации:  разрушить русскую культуру, русский язык и веру. В вопросе  веры уже многое сделано твоими предшественниками: Емельяном Ярославским (запамятовал его настоящее имя), ответственным ещё при Ленине за борьбу с религией,  Иофе Исайем Львовичем  гбшником тех же времён ну и их многочисленными безымянными последователями, конечно.  Тебе тут и делать-то нечего – сектанты христианские, хлынувшие потоком в Россию из-за бугра,  тебе помогут. А вот уж культура и язык полностью на тебе! Напряги  память, Мойша, хоть и не израильский, не американский, но всё же ВУЗ ты окончил. И на семинарах по марксизму-ленинизму ты активным был, и отличником - помнится. Труды Ленина добросовестно конспектировал и цитировал где надо и не надо.  Ну, ну, вспоминай: что говорил вождь мирового пролетариата о культурной революции? В какой своей работе? Быстро же ты избавился от университетского курса! А ведь именно для этой самой культурной революции, только в нашем понимании, я и возвысил тебя!  Мессией будешь для этого непокорного и твердолобого российского народа, спасителем! Пастырем приведёшь этих заблудших овец в моё царство! Конечно, ты не тот мессия, которого я пошлю для моего избранного народа, но всё же! В книгу книг запишут потомки твоё имя непременно!  Уловил задачу?!
Как ни напрягал извилины Михаил Абрамович, не мог ничего вспомнить – начисто затёрлись ленинские труды в  памяти цифрами десятизначных долларовых богатств его более удачливых соплеменников.
 «Мелочи,  лакеи напомнят!» - думает Михаил Абрамович, после изысканного завтрака садясь в  Мерседес, чтобы ехать в свой офис. 
- Ну-ка моего первого зама Тяпкина-Ляпкина быстро ко мне! – бросил он куколке - секретарше, проходя в кабинет.
Не успел он снять пальто, как на полусогнутых вбежал Тяпкин-Ляпкин и, согнувшись в пояснице, застыл у порога.
- Мигом доставь мне том Ленина с работой, где речь идёт о культурной революции!
- Так Вы же приказали труды Ленина сжечь!
- Из-под земли достань!
Не достал из-под земли статью Ленина «О кооперации» услужливый Тяпкин-Ляпкин, глубоко её «демократы» зарыли. Принёс Философский энциклопедический словарь. Не было команды его выбросить, вот он и сохранился пока.
- А теперь читай вслух, да помедленнее, чтобы до тебя и до меня доходило. Сам понимаешь: трудно мне стало теперь воспринимать все науки, кроме арифметики. В рынке живём: тут надо уметь считать, а не читать! И шелуху отсеивай, зёрна от плевел отделяй! Время олигархово цени!
Тяпкин-Ляпкин читает:
«Культурная революция, социалистическая - процесс революционного преобразования духовной сферы жизни общества, одна из важнейших закономерностей построения социализма, утверждение нового, социалистического типа духовного производства, создание социалистической культуры – высшей ступени в развитии мировой культуры, приобщение трудящихся к достижениям культуры… К.р. направлена… на формирование нового человека.  …К.р. обусловлена революционными преобразованиями в экономике и политике… К.р. начинается после завоевания власти рабочим классом. …К.р. включает создание социалистической системы народного образования и просвещения, перевоспитание интеллигенции, создание социалистической литературы и искусства, формирование новой морали, перестройку быта и т.д. Целью К.р. является превращение марксистско-ленинской идеологии в личные убеждения человека.
«Молодец всё же был этот Ленин, готовую программу нам оставил. Требуется только этот «негатив» превратить в «позитив» – приспособить её для наших условий, к буржуазной революции!» – доходит до слушателя.
- Итак, - многозначительно поднял указательный палец Михаил Абрамович - вот тебе задание: переделай ленинскую программу применительно к нынешней, нашей буржуазной революции в России. Это раз.  Продумай цели и задачи нашей «культурной» революции.  Это два. И, наконец, подготовь перечень мероприятий под моим личным руководством, которые приведут к решению поставленных задач и достижению целей. Это три.
Непокладая рук, трудился аппарат олигарха над программой «культурной» революции в «демократической» России;  понимал, что банкир щедро оплатят работу.  Всё объяснил сообразительный Тяпкин-Ляпкин подчинённым. Намного ранее назначенного срока предстал он перед «светлыми» очами Михаила Абрамовича:
- Целью нашей «культурной» революции является уничтожение корней русской цивилизации – русской души (русского менталитета, по-нашему): русской культуры, русского языка и традиционной веры;  замена извечных  ценностей русского народа на фальшивые, причём духовные ценности надлежит изъять из системы полностью.
Пути достижения цели:
На нашем телевизионном канале  мы создадим программы бескультурья: «Культурная революция», «Апокриф», «Школа злословие» и т.п., которые, будучи свободными от всяких нравственных ограничений, вытравят из литературы и искусства социальную сущность, отучат художников заниматься исследованием общественных процессов. Деятельность творческих личностей мы направим на отвлечение народа от насущных проблем и внедрение в его сознание буржуазных, западных ценностей. Они будут прославлять самые низменные человеческие чувства, вдалбливать в головы телезрителей: культ денег, секса, насилия, садизма, предательства, подлости, половых извращений – словом, всякой безнравственности. Они будут осмеивать честность и порядочность, и превращать их в порок, в пережиток советского прошлого. Хамство и наглость,  ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом, цинизм, беззастенчивость (раскрепощённость), предательство, национализм и вражду народов и, прежде всего, вражду к русскому народу они будут всячески культивировать. При этом сделаем так, что только очень немногие будут догадываться о том, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способ оболгать. Мы будем браться за воспитание с ранних детских лет, сделаем ставку на молодёжь, станем растлевать, разлагать, развращать её. Мы сделаем из неё молодых циников, пошляков, космополитов;  иванов, не помнящих родства, забывших духовные традиции предков! Мы будем ей внушать (и внушим!):
- что нынешний русский фашизм хуже немецкого;
- что в России  любят только за деньги;
- что памятники культуры следует приватизировать и, таким образом, уничтожим память о славном прошлом этого народа;
- что в России должно житься хорошо всем, кроме русских;
- что воспитание, как совокупность нравственных ограничений, современному человеку только вредит;
- что русских кумиров: Пушкина, Лермонтова, Толстого, Горького, Есенина, Пришвина, Шукшина, Бондарева, Симонова и т.д. пора сбросить с пьедесталов, как явно устаревших, и заменить их:  Бродским, Аксёновым, Акуниным, Марининой, Веллером, Сорокиным и т.п.
- что сейчас важно не о чём написано, а «как», главное – новаторство формы;
- что в русском языке большинство слов следует заменить  равнозначными иностранными, чтобы он перестал быть хранителем народных традиций. Ведь на традициях держится национальное самосознание, объединяющее людей в одну семью. «Разделяй и властвуй!» – это знали ещё древние римляне;
- что русский мат – единственное достижение этого заблудшего народа, ему следует поставить памятник и его вовсе не следует стесняться;
- что понятия  «Совесть» – этот русский Бог и «Стыд» – внешнее Его проявление – это просто  химера!
Очень по душе оказался Михаилу Абрамовичу доклад Тяпкина-Ляпкина.
- Только Вы, несравненныё Михаил Абрамович, можете вести программу «Культурная революция», - по-собачьи преданно глядя на шефа, говорит Тяпкин-Ляпкин. Нет более достойного во всей  стране!
«Конечно, это клоунада, скоморошество и, по понятиям этой отсталой страны, занятие для банкира недостойное, но чего не сделаешь ради того, чтобы стать мессией и утереть нос всем этим иродовым,  иудиным, бесдарам, чумасам, ходарковским и абрамовичам!» – думает босс.
Для ускорения решения поставленной самим «Богом» задачи собрал на следующий день Михаил Абрамович своих соратников – владельцев  электронных и печатных СМИ и сказал:
- Не вас, а меня избрал «Бог» мессией, а потому слушайте: все ваши ТВ - , радиоканалы, газеты и прочие средства запудривания мозгов должны быть направлены по образцу и подобию моей «Культурной революции» на изъятие души у этого так называемого государство образующего народа!
И бросились они  исполнять волю «Бога» (на банкира они бы просто  наплевали, а на мессию, увы, не плюнешь!),  тут же создали на ТВ такие программы, как «За стеклом», «Про это», «Большая стирка», «Что хочет женщина», «Кто мы?», «Плейбой», «Зеркало», «Алчность», «Деньги не пахнут» и т.д. и т.п.; закупили тысячи порнофильмов, боевиков и тонны порномакулатуры -  и всё это разом выплеснули на головы простодушного и доверчивого русского народа.   «Культура»  заботами российских олигархов стала на глазах «повышаться», скоро его можно будет назвать вполне «цивилизованным»!   
А недавно вновь явился Михаилу Абрамовичу во сне «Бог» и сказал:
- Заслужил ты, Мойша, высшего поощрения. Уверенно ведёшь этот самый непокорный российский  народ в моё царство, место в раю для тебя забронировано и на веки ты останешься в памяти потомков, как самый умелый во все века воспитатель безнравственности! 
Угомонился теперь Михаил Абрамович, спит спокойно. Часто видит себя в райских кущах, рядом с самим «Богом», но он туда не спешит.  Ему и здесь, в этой стране,  очень - очень не плохо живётся по сравнению со спасаемым  русским народом.  А идеологическая машина, им настроенная и управляемая, планомерно доводит дело до полного изъятия у русского человека его души! 





;;;;;;;;;;




































ПЛОДЫ   ПОСТСОВЕТСКОГО  ВОСПИТАНИЯ

Шёл к завершению процесс обмена старых советских, с внушительным гербом СССР на обложке, паспортов на новые - российские. Захватившая власть в стране  новая российская буржуазия, спешила поскорее вычеркнуть из памяти народа всё связанное с ещё недавним советским прошлым. Уже давно оплёвана семидесятилетняя история страны, советская мораль, советское искусство и литература, советское образование и наука, переименованы города, посёлки и улицы, уничтожено множество памятников той эпохи. Дошла очередь и до паспортов.
Много раз обманутые буржуазными СМИ люди, в основном старики-пенсионеры, опасающиеся остаться без документов удостоверяющих личность и, следовательно, без своей мизерной пенсии, бросились штурмовать отделения милиции и паспортные столы города. Впереди весна, сельскохозяйственные работы на дачных шести сотках, дающие им так необходимую продуктовую добавку  до прожиточного минимума. Реформаторы, прекрасно зная, что в результате их «благодеяний» произойдёт резкое падение экономики, ещё в самом начале своего правления наделили всех желающих жалкими клочками земли, чтобы «осчастливленный» ими народ сумел прокормиться сам, не умер весь с голода или не взбунтовался. Главный наш «благодетель» Чубайс уже тогда предупреждал: «Не надейтесь более на государство, как на доброго дядю! Каждый должен заботиться о себе сам, и только сам!» Но народ наш, избалованный социализмом, наивный как ребёнок, тогда не внял его предупреждению, просто не поверил! А жаль! Теперь он расплачивается за это!
До открытия домоуправления остаётся ещё целый час, но очередь уже выстроилась. Она начинается у заветных дверей, заняла два лестничных пролёта, а хвост находится на свежем воздухе. Идёт снег с дождём и люди, оказавшиеся крайними, мёрзнут, мокнут и завидуют счастливцам, стоящим впереди, на лестнице. Мне повезло: на меня не капает, в толкучке довольно тепло. Я наблюдаю за людьми в очереди и прислушиваюсь к  разговорам.  И впереди и сзади слышатся сетования на тяжёлую жизнь, воспоминания о «райском» советском прошлом, о тех мизерных ценах на продукты и жильё, о тех своих зарплатах, о своей тогдашней защищённости. Совсем не редкость проклятия в адрес нынешних властей. Сегодня такие разговоры можно услышать во всех общественных местах, где собирается простой народ. Но открыто протестовать он не может, не научен. Опыт такого протеста, к сожалению, совершенно утрачен за прошедшие семьдесят советских лет. Естественно, представителей новой буржуазии в очереди нет. Им некогда тратить драгоценное время, они «куют» деньги, а в нужных случаях умеют и имеют возможность давать взятки чиновникам.
Чуть впереди меня стоит старая женщина и, сильно волнуясь, со слезами в голосе рассказывает соседке о ленинградской блокаде: голоде, бомбёжках и обстрелах, о трупах на улицах, о своей работе совсем ещё девчонкой на заводе изготовлявшем боеприпасы. Видно, как тяжело даются ей эти воспоминания. Она с радостью сообщает, что совсем недавно, наконец-то, через шестьдесят лет, её приравняли к участникам Великой Отечественной войны и в связи с этим немного повысили пенсию. Собеседница – тоже блокадница, но малолетняя  -  явно завидует ей.
Другая женщина: громоздкая, опирающаяся на палку, видимо, диабетик,  вытирая носовым платком глаза, рассказывает: какие непомерные налоги с неё требуют чиновники администрации Горелово за недостроенный жилой дом. Накопленные при социализме деньги на строительство у неё отобрал Гайдар в 1992-ом году во времена шоковой терапии, залечившей основное население Росси до полусмерти.  Теперь чиновники говорят: «Не можешь платить налоги:  пиши заявление о том, что отказываешься от участка и недостроя без всякой компенсации!»  «Я-то знаю, - говорит плачущая женщина, - позже они продадут моё, кровное!» Она уже давно обивает пороги различных учреждений, но ни в одной инстанции на её жалобы никто не откликается. «Понимаю, - говорит она, - Путин меня обманул. Это он подписывает законы, направленные против меня. Но ведь рядом с ним есть и другие люди!» Она ещё не утратила надежды на торжество справедливости. Я усмехаюсь, про себя, её наивности.
Ещё дальше от меня какой-то старик громко перечисляет расходные статьи своего нищенского бюджета, доказывая не требующее доказательств: на его пенсию жить невозможно. Она на треть ниже прожиточного минимума, рассчитанного самими властями.
Кто-то напоминает, что годовой бюджет СССР составлял порядка семисот миллиардов долларов, сегодня он в России – около семидесяти и ставит вопрос: Куда девались остальные деньги? В ответ ему перечисляют фамилии Березовского, Гусинского, Ходарковского, Абрамовича и т. д. Окружающие единодушны в отношении олигархов: их место в тюрьме! 
Очередь шумит и волнуется, и вначале никто не обращает внимания на то, что женщина - блокадница медленно опускается и садится прямо на мокрую и грязную лестничную ступеньку. Она побледнела, тяжело и прерывисто дышит. 
- Вам плохо? Может быть, вызвать скорую помощь? – спрашивает ближайшая соседка.
- У меня больное сердце, помогите, пожалуйста, выбраться на воздух. Со мной такое в последнее время часто случается, отдохну немного и пройдёт!
 Две пожилые женщины, стоявшие рядом, под руки выводят её на улицу. Очередь, пропуская их, прижимается к стене. Уже в проёме выходной двери кто-то советует: «Отведите её в фойе кинотеатра. Там есть стулья, пусть она посидит и отдохнёт там!» Я и не заметил на дверях первого этажа более чем скромную вывеску «Вход в кинотеатр». «Должно быть, там не кинотеатр, а какой-нибудь ночной клуб!  – думаю я. – Уж слишком замаскирован вход,  хозяева явно не желают светиться!»
 Три женщины входят в фойе, оставив дверь открытой. Теперь мне видно помещение. Оно совершенно пустое: посетителей нет. В левом углу находится небольшая конторка, в ней - молодая женщина одетая броско, по-современному, в обтягивающие её дразнящие формы брюки и свитер. Крашеные, светлые волосы рассыпаны по плечам; на приятном лице – умелый макияж, холёные руки, не знавшие физического труда, украшены кольцами и маникюром. Вся она создаёт впечатление девицы для развлечения из какого-либо американского кинофильма.
Женщины, поддерживая под руки обморочную старушку, направляются к дивану. Они не успевают сделать и несколько шагов, как из своей конторки – гнезда вылетает крашеная блондинка.   
- Кто вам разрешил входить сюда, да ещё и усаживаться? – кричит она на старух. – Здесь культурное заведение, а не место для отдыха стариков, не богодельня! Стоите в очереди и стойте там, на лестнице! Это помещение вовсе не для вас!
Вошедшие, ошарашенные таким приёмом, вначале молчат, не находя подходящих случаю слов, затем одна из сопровождающих  просительно говорит, указывая на блокадницу: 
- У неё сердечный приступ, она не может стоять на лестнице: там душно, а на улице идёт мокрый снег. Можно мы немного посидим у вас. Открытия домоуправления нужно ждать ещё около часа. Ведь у вас сейчас нет других посетителей кроме нас, мы никому не помешаем! Или пусть хотя бы больная одна посидит. Мы выйдем!
- Вы все, что здесь торчите на лестнице, старые и больные! Что же мне всех вас пускать сюда? А кто будет мебель новую покупать?!
- Но ведь это необычный случай! Человеку стало плохо! Можно же сделать исключение? Наконец, эта женщина – блокадница. Она защищала город, в котором вы сегодня живёте, и неплохо живёте в отличие от неё!
- В этой очереди все блокадники! Уходите пока я не вызвала охрану! Или подождёте, пока вас вытолкают?!
- Души у тебя нет! – сказала чуть слышно больная. 
Не дожидаясь исполнения угрозы, три пожилые, заслуженные женщины побрели к выходу. Очередь с немой тоской, как нечто ставшее уже привычным, наблюдала эту сцену.
- Цербер! – умышленно громко произнесла одна из женщин, проходя мимо девицы. – Но та не поняла, а потому и не обиделась. Да и умеет ли обижаться слуга, раб, не имеющий понятия о чувстве собственного достоинства, смыслом существования которого является верное служение хозяину за кусок, брошенный ему с барского стола, а высшей ценностью – зелёные бумажки?!
Выражение лица старой блокадницы в эту минуту невозможно описать словами. Это надо было увидеть! На нём было и страдание, и оскорблённое достоинство, и жалость, и презрение к этому человекообразному существу воспитанному нынешними СМИ  на буржуазных идеях эгоизма, секса, потребительства и бездушия.
А между тем, как утверждают авторитетные историки, русские люди отличались особой добротой ещё в глубокой древности. Их всегда объединяло сострадание, готовность помочь нуждающемуся, кто чем может, даже и тогда, когда он не просит об этом. Благотворительность русского человека всегда руководствовалась нравственным побуждением, чувством сострадания к страждущему. Так понимали благотворительность в старину, так должны её понимать  и мы, если хотим оставаться русскими людьми! Заповедь о любви к ближнему в России понималась всегда как сострадание, её первым требованием считали личную милостыню. Идея этой милостыни полагалась в основу практического нравоучения, внутренняя потребность человека в этом воспитывалась нашими предками всеми методами.
Любить ближнего – это, прежде всего, накормить голодного, напоить жаждущего, помочь болезному. Человеколюбие означало на Руси, если хотите, - нищелюбие. Благотворительность всегда была не столько вспомогательным средством общественного благоустройства, сколько необходимым условием нравственного здоровья народа. Она больше нужна самому нищелюбцу, чем нищему. Благодетель на Руси думал, прежде всего, о том, чтобы поднять уровень собственного духовного совершенства. Трудно сказать: кто больше сделал подающий милостыню или берущий её, ибо оба они при этом сливаются в братской любви. Ещё древняя Русь ценила больше личную, непосредственную благотворительность, причём тайную, не заметную для других.
Не хочется верить, что под напором новой буржуазной морали и чуждой нам американской массовой культуры мы – русские люди окончательно и навсегда утратили наше национальное самосознание, традиционные качества православного христианина!      





;;;;;;;;;;


















ЕЩЁ  НЕ  ВЕЧЕР !

Конец  промозглого октябрьского дня. Всё вокруг серо и сыро. Солнце надёжно упрятано под  толстым слоем темных, непроницаемых облаков. Мельчайшая водяная пыль плотно окутала недалёкий лес, луг, потемневшие домишки нашей деревни, почти полностью облетевшие деревья и кусты  в саду. Оседающая  на их ветвях влага, скопившись, падает на чёрную мокрую землю, усыпанную уже потемневшей листвой. Кажется, что сад оплакивает ещё одно ушедшее лето. Унылая и грустная картина умирания природы!
Мы сидим на веранде дома одного из «дачников». У нас прощальный ужин. Окончился летний сезон, собран урожай на наших приусадебных грядках, остались позади: всегда внушающая надежды цветущая весна, ласковое, яркое разнотравье лета, ягоды и грибы золотой осени – всё, что составляет радость здешнего бытия. На днях мы  покидаем нашу дачную деревню и уезжаем в город, на зимние квартиры. Все мы – отставная советская интеллигенция: профессора и доценты без кафедр, полковники без полков, писатели и поэты без издательств.  Несмотря на непогоду, тепло и уютно в компании близких по духу людей. «Духовное родство пуще кровного!» – издревле считалось в русском народе. Уже с десяток лет тёплое время года мы проводим в этой деревне, лишившись места в активной общественной жизни после известных событий начала девяностых, и, сменив основные профессии на профессию труженика села. Наши подсобные хозяйства хорошо помогают нам выжить в нынешнее лихолетье.    Мы родились, выросли и жили примерно в одинаковых условиях советской действительности и хорошо понимаем друг друга. Наши летние вечерние посиделки приносят всем нам духовное удовлетворение.
Сегодня, уютно устроившись на веранде, мы потягиваем свежее кисловатое смородинное вино нового урожая, закусываем хрустящими яблоками, курим и ведем неторопливую беседу. Речь, как уже не раз, заходит об упадке нравственности, о внедрении в сознание нашего народа чуждых ему американских ценностей: эгоизма, потребительства, культа денег, животных страстей. Мы единодушны во мнении, что в информационной войне с народом его нынешняя элита достигла больших успехов, что традиционные русские ценности: доброта, отзывчивость, коллективизм, в целом духовность исчезают из нашей жизни и что возрождение России невозможно без возрождения традиционных качеств русского человека.   Вдруг молчавший до этого и озабоченно думающий о чём-то своём, безработный доктор биологических наук Николай Васильевич - ещё очень бодрый, приятной наружности человек лет шестидесяти пяти - поднял голову и заговорил:
- Вот вы сейчас упомянули понятие «элита». С точки зрения моей науки элитной считается особь, с большой вероятностью передающая потомству положительные для людей качества. Человеческое общество в определённом смысле является биологической системой, то есть, олигархи, управляющие ныне нашей страной, элитой считаться в принципе не могут. Если они и передадут свои качества потомству, то качества эти не полезны людям, не удовлетворят их насущные потребности, не сделают их более счастливыми! Кроме того, уверяю вас, их правление не долговечно!  То, что мы ежедневно видим на экранах телевизоров, то, что происходит в Москве, Ленинграде, ещё ряде крупных городов – ещё не распространилось на всю страну. Россия – это не только Москва и Ленинград, но и Сибирь, и Дальний восток, наконец, это - вся провинция!  Перестаньте посыпать головы пеплом и хоронить русскую душу! В России ещё жив настоящий русский человек,  и я столкнулся с ним  совсем недавно! Хотите, расскажу?
Мы приготовились слушать. Николой Васильевич умеет владеть аудиторией. Недаром – профессор! 
«Как вы заметили, в начале сентября я по неотложным делам уехал в Ленинград, оставив урожай на грядках. Неожиданно резко похолодало, начались дожди, нужно было срочно возвращаться сюда, в деревню.  Собрались мы с женой и в путь. Машина у меня старая, но до этого не подводила. В Луге, как обычно, заправился бензином. Успел выехать за город и тут мотор зачихал, стал хуже тянуть, и машина задёргалась. Остановился возле стоящего у обочины грузовика  (шофёр что-то чинил в моторе),  чтобы проконсультироваться.
- Где заправлялись? – сразу спросил он. – Я рассказал.
- Там всегда в бензин добавляют всякую дрянь: то солярку, то просто воду! Всё им мало! Разграбили страну, последние штаны с нас снимают! Говорят, что наши - с Брайтона - даже в Америке этим промышляют!  Русскоязычные они, не русские! Разные у нас души! Добавьте на следующей заправке девяносто второго бензина, тогда двигатель будет работать лучше! 
 Поблагодарив моего консультанта, я так и сделал, но поведение машины не изменилось. Напротив, рывки двигателя стали ещё сильнее. Пришлось остановиться на обочине среди леса и приступить к поиску неисправности. Автослесарь я неважный, поэтому прежде вынужден был читать описание автомобиля, которое на такой случай всегда вожу с собой.  Обнаружил, что не работает бензонасос, разобрал, сменил диафрагму. Возился часа три. Теперь мотор совсем не подавал признаков жизни. Вырисовывалась картина ночёвки на природе. Начало смеркаться, пошёл мелкий осенний дождь и, по-видимому, надолго, заметно похолодало. Жена отчаялась и стала «голосовать», пытаясь остановить какую-нибудь машину и попросить владельца дотянуть нашу до ближайшей деревни. Перспектива ночевать в холодной машине посреди леса её не устраивала. Я же уже смирился с таким исходом, поскольку совсем не верил в сочувствие проезжавших мимо владельцев иномарок. Тем паче, количество их ближе к ночи существенно уменьшилось.
Вдруг неожиданно, резко обогнув нас и моргнув красными стоп-сигналами, затормозила милицейская, с мигалкой на крыше, шестёрка («Жигули»).  Из неё вышли двое в форме инспекторов ГАИ и направились к нам.  Менее всего я рассчитывал на помощь милиции – уж слишком плохую славу она завоевала в постсоветские годы! Небольшая надежда была на корыстолюбивого шофёра и ещё меньшая – на сострадающего. Однако старший из инспекторов, с погонами капитана, вопреки моим ожиданиям, подойдя, сказал:
- Часа два назад я проезжал мимо, вы уже здесь стояли. Что случилось? Может быть, вам нужна помощь?
Я воспрянул духом, заметно повеселело лицо жены. Вкратце поведал о своём злоключении, сказал, что не понимаю причины безжизненности мотора, и попросил помочь добраться до ближайшей деревни, чтобы там переночевать, а утром возобновить поиск неисправности.
- Думаю, чудес не бывает! Сейчас сделаем, мотор заработает и поедете дальше! Далеко ещё ехать? – весело с оптимизмом сказал капитан.
-   Да километров семьдесят!
-   Доберётесь самостоятельно до своего ночлега!
Он засучил рукава своей форменной рубашки и взялся за бензонасос.
- Сейчас посмотрим, что с ним! - и стал откручивать гайки. 
- А мы уже совсем утратили надежду на помощь! – сказала жена. – Приготовились ночевать на дороге, а для согрева бегать вокруг машины. Никто из проезжающих не откликнулся на нашу просьбу о помощи!
Инспектор оценивающе посмотрел на неё и улыбнулся, должно быть, представив  немолодую женщину бегающей ночью вокруг машины.
- Это всё ваши, питерские! Насмотрелись телевидения вот и гоняются за долларами! Здесь их много мотается в Эстонию и дальше. Деньги куют, спешат! Бизнесмены одним словом («бизнесмены» парень произнёс с нескрываемой неприязнью). Если бы проезжал наш, местный да ещё деревенский шофёр, - непременно остановился бы и помог! У нас телевидение не смотрят – выживать надо, работать! Вот и сохранили многие доброту, отзывчивость, соучастие. У меня, например, нет телевизора, принципиально не покупаю! Только грязь от него в душе копится, мерзость! Думаю: «Выключить бы телевидение на пару месяцев, закрыть большинство газет и человек бы наш  изменился. Вся дурь и пошлость улетучились бы сами, и возродилась бы русская душа: скромная, открытая, отзывчивая и добрая!»
Я с восхищением слушал,  не перебивая: его мысли полностью совпадали с моими, и радовался, что даже в ГАИ, совсем недалеко от теперь очень «демократического» Ленинграда, сохранились ещё настоящие русские люди, не развращенные современными свободными СМИ. «А если дальше посмотреть, - думал я, - на восток, на север - ведь там наверняка ещё больше людей, не поддавшихся информационному натиску и оставшихся русскими по духу! Не даром ещё Ломоносов говорил, что богатства России будут приращиваться из Сибири, а ведь главным её богатством всегда были люди. Вполне возможно, что уже сегодня где-то учится отвоёвывать родную землю современный князь Пожарский и готовится пустить шапку по кругу, для сбора денег на благое дело, русский мужик Минин?! Так что рано ещё заказывать панихиду по русской душе!»
Услышанные мысли заставили меня внимательно присмотреться к своему добровольному помощнику. Среднего роста, коренастый, с простым широкоскулым лицом, светловолосый (даже рыжеватый), голубоглазый – типичный псковитянин, «русак», как говорил А.В. Суворов. Простоватый, совсем не красавец на вид, но человек с красивой русской душой! Он внушал мне оптимизм во взглядах на будущее моей Родины, надежду на возрождение её прежнего многовекового величия.
Разговаривая, инспектор сноровисто перебрал бензонасос, прочистил фильтр и клапана, устанавливая его на место, коротко бросил:
- Теперь заводите!
Я повернул ключ зажигания, двигатель зачихал, закашлял и снова остановился.
- Посмотрим систему зажигания, - сказал капитан и открыл крышку прерывателя-распределителя.
- А вот и вторая неисправность! – и он показал на отпаявшийся провод.
- Принеси из нашей машины контактную группу! – обратился он к своему напарнику – совсем молодому симпатичному парню всё это время стоявшему рядом, не принимавшему участия в разговоре и с уважением слушавшего своего начальника.
Быстро заменив неисправную деталь, капитан сам завёл мою машину. Двигатель работал ровно и ритмично.
- Всё в порядке! Спокойно поезжайте дальше! Счастливого пути! – сказал наш спаситель, вытирая тряпкой руки, и направился к своей машине. Коллега последовал за ним.
- Сколько мы вам должны? – спросил я, идя рядом. Моя жена с деньгами в руке шла за нами. – Ведь сейчас, как многие говорят, даже кукушка не кукует даром!
- Это у вас, в Питере! Мы пока живём иначе! И не думайте, пожалуйста, обо всех людях плохо! Не обижайте их понапрасну! Я просто по-человечески посочувствовал и помог вам. В другой раз вы поможете мне! Вот это и будет плата за мой труд. Так жили наши предки и так должны жить мы – русские люди!
- Скажите, хотя бы, как Вас зовут?! Я напишу в газету!
- Называйте просто русским человеком.
Он сел в машину, и она тут же тронулась. Бесконечно благодарные, мы с женой, стоя на дороге,  проводили удаляющиеся красные фонари, пока они совсем не скрылись в ночи.   Потом до самого дома говорили о том, как приятно встретить на жизненном пути хорошего человека, как он благотворно влияет на нас, и вспоминали другие подобные встречи. Оказалось, что их было не мало».
Николай Васильевич умолк. Я видел, как просветлели лица слушателей. Рассказ был хорошим доказательством того, что не окончательно ещё вытравлена  у нашего народа традиционная русская доброта и отзывчивость. Кто-то предложил тост «За русскую душу» и мы с удовольствием выпили почти совсем не хмельного терпкого вина. Все повеселели, но не от вина, а от возросшей надежды на возрождение Великой России.  Не побеждён ещё, несмотря на все старания врагов, русский дух!  Ещё не вечер!











С Т А Т Ь И




ИДЕОЛОГИЯ  И  ДУХОВНОСТЬ

Желание высказаться по этому вопросу у меня возникло, после того, как  прочитал в газете «Левша» №8 за июнь 2003 года статью профессора Иванова В.Г. «Блаженны ли нищие духом?». Начну с заголовка статьи, который представляется мне неудачным, т.к. дезориентирует читателя плохо знакомого с Библией.
В главе 5 Евангелия от Матфея приводится так называемая Нагорная проповедь Иисуса Христа. Первая её заповедь гласит: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». В синодальном толковании понимается эта Заповедь (иначе Блаженство) так: Счастливы (угодны Богу) смиренные люди, которые осознают своё духовное несовершенство и никогда не помышляют о том, что они лучше или святее других. Нищета духом здесь равноценна смиренномудрию. Осознание - предполагает стремление к совершенствованию. Таким людям Господь обещает в награду Царство Небесное, т.е. рай. Иными словами Заповедь однозначно отвечает на вопрос, вынесенный в заголовок статьи.  Надеюсь, что стремление к самосовершенствованию большинству нормальных людей даже сегодня представляется явлением положительным и вопрос в заголовке совершенно неуместен. Ещё в восемнадцатом веке эту мысль высказал Э. Кант: «Самому себя совершенствовать, самому себя образовывать и, в случаю склонности ко злу, развивать в себе нравственные качества – вот в чём обязанность человека». Этот великий мыслитель, кстати, верил, «что благодаря воспитанию, человеческая природа будет развиваться всё лучше и лучше, и что ей можно придать такую форму, которая соответствовала бы идеалу человечности». Не хочется думать, что Кант ошибался!
К сожалению, понятие «духовность» так широко обсуждаемое в последнее время, не нашло отражения даже в Философском энциклопедическом словаре. Однако, очевидно, что оно происходит от понятий «Дух», «Душа».
Дух – философское понятие, означающее невещественное начало в отличие от  материального, природного. Вопрос о соотношении духа и материи считается основным вопросом философии.  В зависимости от решения вопроса первичности духа или материи философы делятся на идеалистов и материалистов. Кстати говоря, я бы посчитал основным вопросом философии не этот, а возможность той или иной философской концепции достоверно объяснять прошлое и прогнозировать будущее. При этом: что первично дух или материя не суть важно! Надо констатировать, что марксистско-ленинская философия не позволили нам предвидеть события восьмидесятых-девяностых годов!
Душа – философское понятие, выражающее воззрение на психику и внутренний мир человека. В новоевропейской философии этот термин употребляется для обозначения внутреннего мира человека, его самосознания. Как видим, из философских определений вовсе не следует содержания понятия «духовность».
В.И. Даль толкует понятие «духовный», как «безплотный, нетелесный, из одного духа и души состоящий; всё относящееся к Богу, церкви и вере; всё относящееся к душе человека, все умственные и нравственные силы его, ум и воля». И добавляет, на мой взгляд, очень важное: «Духовное родство пуще плотского». Таким образом, Даль даёт более содержательное определение духовности. Непременным условием духовности он считает нравственность! Вспомним, что и на обывательском уровне под бездушием человека мы  понимаем также отсутствие сопереживания, доброты, соучастия, чёрствость, жестокость, безнравственность.
Итак, на наш взгляд, важнейшей чертой духовности человека является его высокая нравственность! Теперь об идеологии.
Идеология (от идея, слово) – это система взглядов и идей, в которых осознаётся и оценивается отношение людей к действительности и друг к другу, социальные проблемы и конфликты, а также содержатся цели и программы деятельности социальных групп, направленные на закрепление или изменение данных общественных отношений. Этимологически, идеология – это учение об идеях, положенных в основу функционирования системы (не обязательно социальной, идеология закладывается и в технические системы).  Идеология, как явление общественного сознания, определяется общественным бытием, но обладает и некоторой самостоятельностью. Она выполняет социальные функции, вырабатывая соответствующие интересам определённого слоя населения типы мышления, поведения и программы социальных действий. Проявляется идеология в политических, правовых, этических и философских взглядах людей, её исповедующих. Идеология – понятие, безусловно, более узкое, чем духовность, и что особенно важно: она не оперирует понятием нравственность. Создатель идеологии или её носитель может быть человеком абсолютно безнравственным!   Ярким примером тому могут служить приверженцы националистических идеологий типа фашизма и сионизма.
Идеологию всегда вырабатывают люди умственного труда, интеллектуалы. При этом сами они далеко не всегда являются харизматиками стремящимися и способными властвовать, и тогда они служат последним, уже стоящим у власти или рвущимся к ней. Те и другие всегда опираются на определённые слои общества, т.е. идеология не может быть надклассовой.
Ещё Аристотель отмечал, что интересы различных слоёв общества различны,  каждый слой стремится их реализовать, захватив власть. Каждый слой имеет свою идеологию, своё видение справедливости жизни общества, т.е. идеологическая борьба в расслоённом обществе неизбежна.  А поскольку, как говорит евангелист Иоан: «Вначале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог», то именно победивший в идеологической борьбе слой (класс) и приходит к власти! «Идея становится материальной силой, когда она овладевает массами» - говорил В.И. Ленин. Сумели «демократы» с их буржуазной идеологией,  не без помощи коммуниста Горбачёва и К0 и «всего мирового сообщества», победить советскую идеологию в восьмидесятых годах в СССР - и захватили власть! 
Итак, «духовность» – происходит от понятий «Душа», «Дух» и описывает внутреннее состояние человека. Она включает чувства и мысли (чувственную и логическую составляющие). Идеология – слово об идее, о логических построениях, т.е. более относится к логической сфере деятельности человека, к его разуму. Идеология – часть духовности и только! Духовность включает непременно мораль, в то время как идеология может быть и аморальной!
Логическая и чувственная составляющие внутренней сущности человека определяют и его соответствующие потребности. Чувственная - в большей степени характеризуется материальными потребностями. Они обеспечивают сохранение индивида и вида в целом. Это потребности нужды (жильё, пища, одежда и т.п.). Логическая -  характерна более духовными потребностями, обеспечивающими эволюцию, рост, познание человеком Мира.  Оба вида потребностей человека определяют его систему ценностей. Ценности могут быть материальными и духовными. Приоритетными для разных людей могут быть и те и другие. Людей, считающих более приоритетными ценности духовные, следует относить к более духовным, по сравнению с теми, кто предпочитает материальные ценности. Соответственно, и идеологии, обслуживающие разные слои общества, исповедующие различные системы ценностей, могут быть духовными и бездушными. Так советская идеология, базирующаяся на Моральном кодексе строителя коммунизма (по сути, на христианских, духовных ценностях), была альтруистической и более духовной, чем буржуазная, основанная на материальных ценностях, - эгоистическая, потребительская, аморальная, служащая меньшинству населения.
О какой духовности современного российского общества можно говорить, если усилиями его властей, вооружённых худшим вариантом буржуазной идеологии и современными средствами коммуникации для внедрения её в сознание народа, совесть, как основа морали,  стала разменной монетой, товаром! Ею с большим успехом торгуют многие «духовные вожди»: писатели, поэты, художники, артисты. А ведь совесть (или Бог) по Далю – это часть души, где оцениваются поступки человека; стыд же – внешнее проявление совести! Стоит только посмотреть на программы нашего телевидения или на современную печатную продукцию, чтобы сделать вывод о бездуховности нынешнего общества!   
О том, что, как  совесть и стыд, сегодня забыты честь и человеческое достоинство, свидетельствует и всеобщая апатия, равнодушие народа к собственной судьбе и судьбе своей Родины.  Это проявляется в полной его неспособности к негодованию, возмущению действиями властей, наносящими явный ущерб Родине.  Стыдно и обидно смотреть, как рукоплещет зал издевательским, унизительным шуткам над  собой «юмористов» жванецких, шифриных, ярмольников! И это всё – результат торжества государственной буржуазной идеологии.
А между тем статья тринадцатая ныне действующей Конституции РФ гласит, что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной». Какое лицемерие! Посмотрите государственное телевидение, послушайте министров Касьянова, Грефа, Швыдкого, открыто пропагандирующих буржуазную идеологию и буржуазные ценности: приоритет в защите частной собственности по отношению даже к защите государства, культ денег и примитивного потребительства, насилие, животный секс и т.п.
К сожалению, наше старшее поколение всё ещё живёт иллюзией, что всё это пройдёт само собой, жизнь наладится и будет как при советской власти. Младшее же - считает, что всё так и должно быть, ведь живёт же при этой бездушной идеологии весь мир! Думаю, что прозрению и единению нашего общества может способствовать только какое-то очень сильное потрясение. 





;;;;;;;;;;

















ВОЗРОДИМ  ДУХОВНОСТЬ  В  РОССИЙСКОМ  ОБЩЕСТВЕ

Всенародным единением, озаряемым общею верою, просветляемым неподкупною совестью, искони утверждаются царства. С пошатнувшейся верой, с затемнившейся совестью расточаются силы, рушатся державы… Эту истину скорбным путём познаёт теперь родина наша.
(Из обращения Священного Собора Русской Православной Церкви    4октября  1917года)


Среди русских издавна находились люди склонные бранить всё своё, исконное, и превозносить чужое, чаще всего западное. Западники и славянофилы с переменным успехом ведут борьбу уже около трёхсот лет. Сегодня мы наблюдаем очередную вспышку активности в этой борьбе. У власти в России оказались прозападно настроенные люди. Вот  уже более пятнадцати лет, вооружённые захваченными ими СМИ, они ведут информационную борьбу, направленную на полное уничтожение русского национального самосознания, внедряя в умы  чуждые  нам: культ денег, потребительство, эгоизм, животные страсти. Из общественного сознания вытравливаются наши традиционные духовные ценности: коллективизм, отзывчивость, сопереживание, доброта, честь, достоинство. Обливается грязью вся наша история. Русскому человеку внушается, что он от природы ленив, глуп, безынициативен, склонен к пьянству, то есть, не способен самостоятельно, без вмешательства иноплеменников,  обустроить свою жизнь. Можно согласиться, что недостатки у нас – русских (впрочем, как и у всех народов) есть. Но разве у нас одни только недостатки? Присмотритесь, какая прекрасная душа у русского человека, - простая, открытая, отзывчивая, незлобивая, чуть сентиментальная и печальная. Как много у него прекрасных обычаев, традиций, преданий старины, достижений в культуре, науке и искусстве, на которых основывается самосознание, патриотизм, а, следовательно, и жизнеспособность народа!  Не от природы плохие черты у русского человека, а жилось ему многие годы трудно, оттого и накопились у него недостатки. Так не ругать  надо, а обращаться почаще к его душе, взращивать хорошие ростки в ней, стремиться улучшить его жизнь!   Тогда и сгладятся  недостатки, и проявится во всей полноте всё лучшее, что заложено в русской  душе веками.
Духовным воспитанием русского человека уже тысячу лет занимается Русская Православная Церковь. Православие, как и другие конфессии, включает культовую и нравственную составляющие. Можно по-разному относиться к культу Иисуса Христа, но отрицать христианскую мораль, опыт церкви в нравственном воспитании народа, по меньшей мере, неразумно! Более семидесяти лет русским людям внушалось отвращение к церкви. Все виды воспитания взяло на себя государство. Церкви не нашлось места в системе нравственного воспитания, её многовековой опыт оказался выброшенным на свалку  истории. Думаю, что это решение следует рассматривать не иначе, как вредительское! Довольно высокое нравственное состояние советского общества поддерживалось силовыми методами. В начале девяностых годов применение этих методов было существенно ограничено. Результатом явился резкий упадок нравственности. Сегодняшний пышный расцвет коррупции на всех уровнях власти, включая самый верхний; жуткая криминогенная обстановка, почти полное отсутствие понятия о совести, чести и достоинстве  - во многом определяется отсутствием религиозного воспитания у нашего народа. Однако, «Если Чаша будет выпита до дна, то воскреснет Церковь, а с ней воскреснет и Россия», - писал ещё в двадцатых годах прошлого столетия русский философ, князь Е. Трубецкой. По-видимому, этот момент наступил.   Настало время возврата к нашим истокам, к христианской морали, к общечеловеческим духовным ценностям.
Для начало нужно вернуть народу добрые забытые традиции, память народную и на их основе возродить утраченную честь и достоинство, гордость за принадлежность к древней великой славянской цивилизации, национальное самосознание русского человека, осознание себя частицей этой цивилизации. Когда  каждый из нас скажет себе: «Чем я хуже американца, француза, немца, еврея? Ведь предки мои были очень достойными людьми и во многом превосходили их! Я просто обязан не посрамить их память, не посрамить Земли Русской!»  Вот тогда можно уверенно рассчитывать и на экономическое возрождение России! Но для того, чтобы этого добиться следует соответствующим образом наладить жизнь общества.
Очевидно, никакая конституция, никакие самые разумные законы не могут регулировать жизнь без силовой системы, обеспечивающей их выполнение. В идеале, для безупречного исполнения законов над каждым гражданином следует поставить полицейского с «демократизатором». А это, увы, не реально, да и не эффективно. На страже порядка в человеческом обществе наилучшим образом стоит совесть каждого его члена. Совесть или Бог – это часть Души, где оцениваются поступки человека. Это внутренний  контролёр, неусыпно следящий за человеком, и не позволяющий ему совершать то, что противоречит законам морали. Стыд же – это внешнее проявление совести. Так, прекрасно определил эти  понятия В.И. Даль!
Высоконравственное общество, общество, живущее по законам совести, находится в режиме саморегулирования, самонастройки. А саморегулирование – есть лучший способ управления!
Очевидно, процесс создания высоконравственного общества длительный. Возможно, для этого потребуются десятилетия упорной работы Церкви и государства. Ведь библейский пророк Моисей водил свой народ по пустыне целых сорок лет только для того, чтобы изжить у него дух рабства! По-видимому, и нашему народу предстоит не менее длинный путь. Ясно одно: чем раньше выйдешь, тем скорее придёшь к цель!
Освежая память народа, нужно вспомнить какие нравы и традиции существовали ранее в русском обществе.
О высокой нравственности русских Государей сейчас много и порой правдиво пишут. Вот только один пример.
После неудачного похода русского войска в Турцию в 1712 году султан потребовал от Петра 1 выдачи союзника – молдавского Господаря. Пётр ответил султану: «У меня единственная собственность – честь, отречься от неё, не сдержать данного слова – тоже, что перестать быть Государем! Я скорее уступлю туркам все земли до самого Курска, нежели выдам князя!»
Уместно привести здесь ещё одну Заповедь Петра Великого: «Первая и главная обязанность монарха, призванного Богом для управления целыми государствами и народами, состоит в защите от внешних врагов и в сохранении внутреннего мира между подданными, посредством строгого и праведного воздания каждому по справедливости».
Было бы очень неплохо и нынешним властям руководствоваться этими принципами!
  Если учесть, что Государь в России был изначально представителем воинского сословия, то, естественно, такое же отношение к воинской чести и достоинству распространялось на всё русское воинство. Сейчас иногда говорят о гипертрофированном понятии чести в среде старого русского офицерства. Дай Бог нынешнему вернуть хотя бы частично эту традицию!  Убеждён, что это существенно повлияло бы на боеспособность армии.
Всему Миру известна Третьяковская галерея в Москве – величайшее собрание картин русских художников, история русской живописи. Здесь, в купеческой усадьбе, зародилась жемчужина – сокровище русского искусства! Немалый вклад внесла она в добрую славу России. Эту коллекцию всю жизнь собирали московские купцы Павел и Сергей Михайловичи Третьяковы, и затем  принесли её в дар городу Москве. А ещё оставили усадьбу, капитал и завещание: хранить коллекцию, пополнять её и обеспечить бесплатный доступ всем желающим! Третьяковы происходили из старого, но небогатого купеческого рода. Оба брата всю жизнь успешно занимались промышленными делами, уделяя много внимания благотворительности. Часто в ущерб благополучию своих семей много тратили на покупку произведений искусства и покровительство художникам. В памяти народа они останутся вечно и вечно будут примером для подражания!
По всей России и во многих других странах славились в начале прошлого века хрусталь, стекло и посуда русского промышленника Юрия Степановича Нечаева-Мальцева. Однако богатства и известности в деловом мире в старой России было недостаточно для получения одного из высших чинов империи – обер-гофмейстера, которого он был удостоен в 1908году. Нечаев-Мальцев получил его за то, что полностью профинансировал и организовал создание в Москве крупнейшего музея изящных искусств, ныне носящего имя Пушкина. Многим известно, что большой вклад в его создание внёс профессор Московского университета И. Цветаев – отец известной поэтессы М. Цветаевой.   Однако большинство русских  людей совершенно забыли Ю.С.  Нечаева-Мальцева! А жаль, ведь отношение к предкам, умение чтить их память – часть нашей культуры, нашего наследия. К этому призывает нас пятая христианская заповедь!
Колоритной фигурой России конца Х1Х века был Гаврила Гаврилович Солодовников. Он был владельцем универсального магазина в Москве на Кузнецком мосту, крупным домовладельцем, землевладельцем, банкиром. Много лет содержал он на свои средства Варваринский сиротский дом, попечителем которого состоял. За благотворительную деятельность в 1891году ему был пожалован чин действительного статского советника, что по Табели о рангах соответствовало чину генерал-майора.  Почти весь свой капитал завещал Солодовников на общественные нужды. Одну треть на устройство в Тверской, Архангельской, Вологодской и Вятской губерниях земских женских училищ; одну треть – на учреждение в тех же губерниях и в городе Серпухове мужских и женских профессиональных школ, а в Серпухове ещё и родильного приюта на пятьдесят человек; одну треть – на постройку в Москве нескольких домов с дешёвыми квартирами. Общая сумма наследства составляла двадцать один миллион рублей. Родственники получили восемьсот пятнадцать тысяч рублей. Нужно помнить, что это было в конце Х1Х века, когда денежное содержание, скажем, штабс-капитана составляло сорок пять рублей в месяц! Разве не достоин подражания такой русский человек?!
Николай Иванович Чукмалдин был типичным деловым человеком конца Х1Х – начала ХХ веков. В своих воспоминаниях он так повествует о нравах своей среды: «Векселей и расписок в большинстве случаев не знали. Всё велось на совесть или, в крайнем случае,  требовалось уверение типа «Вот Вам Бог порука!» (либо Святой угодник Николай). Всю жизнь Чукмалдин считал своим долгом помогать родной деревне и городу Тюмень. В деревне он построил сельскохозяйственную школу с фермой и опытным полем, храм и добился закрытия кабака. В Тюмени - создал музей краеведения.
Кстати, держать слово наши предки учили детей с малолетства. Обучая азбуке, буквы Р,С,Т сопровождали наставлением: «Рцы Слово Твёрдо!»
О высокой нравственности простого русского крестьянина свидетельствует хотя бы такой факт. Издревле в русской деревне существовал обычай на околице иметь навес, где оставлялась для прохожих и нищих нехитрая снедь: хлеб, молоко, лук и т.п. На Руси всегда считалось большим грехом обидеть слабого, не подать просящему Христа ради!
Прекрасной воинской традицией всегда были преданность Отечеству и Царю, взаимовыручка в бою, смелость и отвага, милость и великодушие к побеждённым. Не могут  не вызывать душевного подъёма памятники русской воинской славы. Прочтите хотя бы надпись на Морейской колоне в г. Пушкине: «…Войск русских было числом шесть сот человек,  они не спрашивали многочислен ли неприятель, но где он. В плен взято было шесть тысяч турок».
Несмотря на все трудности нашего времени, процесс пошёл: возрождается Русская Православная Церковь и начинает свою бесценную работу по восстановлению русского национального самосознания, традиций и обычаев, православной морали. Многие люди, в том числе и власть имущие, начали осознавать, что без восстановления нравственных начал в народе Россию ожидает гибель. И это внушает оптимизм. Задача всех неравнодушных к судьбе Отечества людей внести свой посильный вклад в святое дело подъёма духовности народа.
Известный русский историк В.О. Ключевский писал: «Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни было тяжко его унижение, но пробьёт час, он соберёт свои растерянные нравственные силы и воплотит их в одном великом человеке или в нескольких великих людях, которые выведут его на покинутую им временно прямую историческую дорогу».  Так поможем же подняться нашему великому русскому народу!





;;;;;;;;;;




























О РОЛИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В СОБЫТИЯХ 80-90-х г.г.
 В РОССИИ

Который  год  моя страна
Под игом интервенции.
И в том вина, и в том вина,
Увы, интеллигенции.
(Ю. Белов)

Само слово «Интеллигенция» происходит от латинского корня, означающего – умный, знающий, мыслящий, понимающий. Соответствующее понятие объединяет общественный слой людей, профессионально занимающихся сложным трудом (часто умственным) и имеющих, как правило, высшее образование. Термин введен русским писателем П.Д. Боборыкиным в 60-х годах 19-го века. Позже он был перенесен в другие языки.
Общественная функция интеллигенции состоит в создании, развитии и распространении элементов культуры и нравственности. Именно интеллигенция создает высшие духовные ценности общества и несет их в народ.
В большом британском словаре отмечается, что в русском понимании термин имеет дополнительный смысл – неравнодушие к судьбам Родины, патриотизм, гражданственность. Уместно заметить, что на Западе для обозначения указанной социальной группы людей чаще употребляется термин «Интеллектуалы». Думаю, что различие в терминах отражает указанную особенность русского мыслящего человека.
Всякое человеческое общество неоднородно. Различные представители интеллигенции, естественно, примыкают к различным слоям, классам и обслуживают их. Иными словами, эта группа людей всегда дифференцирована. Другой её отличительной особенностью является, обычно, б;льшая  духовность – содержание в индивидуальной системе ценностей её представителей б;льшего количества духовных ценностей, по отношению к среднему члену общества. Хотя возможны и не единичные исключения.
Интеллигенции присуще ощущение своей избранности, привилегированности, приподнятости над обществом в силу своей большей склонности к размышлениям, анализу окружающей действительности. Нередко это приводит к отрыву отдельных её представителей от народа.
Исторически интеллигенция вышла из служителей культа, жрецов. С развитием письменности, книгопечатания, технических средств передачи и хранения информации и особенно с появлением СМИ в современном виде, возникла целая индустрия воздействия на сознание людей, а вместе с ней большие отряды интеллигенции, которые занимаются созданием, утилизацией и распространением продуктов этой индустрии: журналисты, пропагандисты, социологи, психологи, политологи, аналитики.
Очевидно, мировоззрение интеллигенции крайне неоднородно и определяется мировоззрением обслуживаемых слоев общества. По определению, своего собственного мировоззрения интеллигенция, обслуживающая индустрию манипулирования сознанием, иметь не может. « Кто платит, тот и заказывает музыку!» Поэтому не следует удивляться, что представитель этого отряда интеллигенции 10-15 лет назад с пеной у рта и слезой в голосе доказывающий аудитории преимущества коммунизма, сегодня весьма доказательно утверждает противоположное. Увы, - это его профессия – самая древняя и престижная после обычной проституции!   У него нет выбора: или остаться профессионалом и перестроиться при переходе на службу другому слою общества, или искать другую профессию!  Посочувствуем же ему, дорогой читатель!
К счастью, по Боборыкину, к интеллигенции относится не только этот отряд. К ней, вопреки мнению нынешних духовных отцов нации, относятся и учителя, и врачи, и инженерно-технические работники, и офицеры; которые будучи профессионалами в других областях человеческой деятельности, тем не менее тоже влияют на общественное сознание, несут культуру и нравственность в народ.
П.Д. Боборыкин был человеком русским, жил в период ожесточённой борьбы передовых людей России за освобождение крестьянства от крепостного права, сам был её активным участником и не мог не обратить особого внимания на нравственный аспект интеллигентности. Нравственность в тогдашней России базировалась, в основном, на христианских ценностях. На примере истории Давида и Голиафа, Юдифи и многих других героев Библия дает нам возможность осознать, что любовь к Родине, народу является одной из основных нравственных норм. Нам известно также отношение Библии к «подвигу»  Иуды  Искариота. Поступок его явно порицается, то есть, предательство христианская мораль считает большим пороком, грехом. Знаем мы и то, что И. Христос сам в своей земной жизни довольствовался малым и к тому же призывал людей в своих проповедях. Таковы основы христианской морали, которой руководствовался Боборыкин, вводя в употребление термин «Интеллигенция».
Таким образом, интеллигентность человека подразумевает не только его принадлежность к определенной социальной группе, но и высокую нравственность, конкретизируемую в моисеевых Заповедях и Блаженствах Нагорной проповеди Иисуса Христа.
Интеллигентом  (в принципе) не может считаться человек безнравственный: убийца, вор, поклонник золотого тельца, завистник, развратник, предатель, не уважающий предков, не любящий  Родину!
Понятие «нравственность» происходит от латинского корня и обозначает: обычаи, нравы, основы поведения человека, принятые в обществе. Нравственность – один из основных способов нормативного регулирования поведения человека в обществе. В идеале юридические законы должны совпадать с нравственными. В идеальном обществе юридические законы и все институты их поддерживающие не нужны вовсе, общество может прекрасно обходиться моральными нормами. На сегодняшний день лучшими являются те юридические законы, которые соответствуют нравственным.
Интеллигенция, как уже отмечалось, создает и распространяет культурные ценности в том числе и нравственные. Отсюда вытекает её огромная ответственность перед своим народом. Она является духовным поводырём, пастырем народа. Она определяет систему ценностей, принятых в обществе, а через неё и государственную политику: внутреннюю и внешнюю.
Таким образом, говоря об интеллигентности человека, всегда следует иметь в виду три аспекта:
– социально-политический,
– нравственный,
– культурно-образовательный.
Если человек не является в высоком смысле гражданином, патриотом своей Родины; не представляет собой образца нравственности; то независимо от его культурно-образовательного уровня, наличия дипломов, титулов и орденов, его положения на общественной и государственной лестнице – он не может претендовать на высокое звание интеллигента!
Политика и нравственность не совместимы, - единодушно  утверждали Платон и Толстой. Можно ли тогда относить политиков к интеллигенции?!
А теперь попробуйте, дорогой читатель, подойти с такой меркой к нашим нынешним духовным вождям, постоянно с экранов телевизоров и страниц газет насилующих наше сознание. Кто из них достоин высокого звания интеллигента? Все эти коротичи, позднеры, михалковы киселевы, доренки, сванидзы, ....., - все они просто коммерсанты, торгующие ложными духовными ценностями, комментариями к сообщаемой информации!
В относительно однородном советском обществе, до ХХ-го съезда КПСС, направляемая ВКБ(б) и лично И.В. Сталиным большая часть интеллигенции исповедовала социалистическую систему ценностей и неплохо выполняло свою общественную функцию. Развал начался с доклада Хрущева  «О преодолении культа личности Сталина». Способствовала тому научно-техническая революция и возросшая роль научно-технической интеллигенции. В то время, как изменился структурный состав работающих на промышленных предприятиях, КПСС продолжала делать ставку на рабочий класс, унижая и обижая морально и материально научно-техническую интеллигенцию. И в том одна из причин: почему интеллигенция поддержала Ельцина и его демократов в буржуазной революции 1991-93 годов. Наследница КПСС – КПРФ теперь признает свою ошибку. Увы, с большим опозданием. Теперь она понимает, что без интеллигенции не овладеть общественным сознанием, не сделать вновь господствующей социалистическую (альтруистическую) систему ценностей, не завладеть властью духовной и административной.
Попытаемся подробнее проанализировать: почему  же многочисленная советская интеллигенция, выращенная на социалистических ценностях и долгие годы их исповедующая, так легко отказалась от них?
Наверно следует начать с того, что индивидуальные системы ценностей по объективным причинам даже в самом однородном обществе имеют существенные различия. То же можно сказать и об интеллигенции. Среди советской интеллигенции, особенно так называемой творческой, существовала группа людей эгоцентричных, живущих только своими личными интересами, рационалистичных, для которых цель оправдывает любые средства, в том числе ложь и лицемерие. Совершенно безосновательно воображая себя непризнанными талантами и гениями, зажатыми в тисках советской морали и советского нравственного контроля, эти «люди» жаждали свободы самовыражения, вызывая сочувствие у своих поклонников. Само зарождение и существование такого отщепенчества, интеллигенщины явилось результатом плохого воспитания молодежи вообще, и патриотического – в особенности. Там где отсутствует  патриотизм, его место непременно займет космополитизм. Космополитизм же убивает национальное сознание, гордость за свою Родину  -  круг замкнулся!
По многим причинам, о которых речь пойдет ниже, влияние отщепенцев-космополитов на основную, здоровую часть советской интеллигенции в 80-х годах сильно возросло. Вспомните, как интеллигенция  в те годы боготворила перестройщиков-либералов: А. Сахарова, Г. Попова, Ю. Афанасьева, А. Яковлева, А. Собчака.
Конечно, интеллигенция, как и всё общество, оказалась жертвой манипуляции массовым сознанием по Твистокским технологиям. Как утверждает Дж. Колеман в своей книге «Комитет 300», современные средства позволяют в течение двух недель внушить всему населению Земли то, что необходимо Мировому правительству!
 Для ИТР существовали ограничения по приему в КПСС, социальный статус инженера и даже ученого был ниже статуса рабочего. За свой сложный труд они получали вознаграждение часто ниже зарплаты рабочего. Неоправданно низок был социальный уровень учителя, врача, работника культуры. Неудовлетворенность отношением к себе государства в среде интеллигенции росла на фоне идеологического догматизма верхушки партии. Советской власти, безусловно, следовало, начиная с 60-х годов, больше опираться не на рабочий класс и колхозное крестьянство, а на более передовую, более значимую силу – техническую интеллигенцию, учитывая, что промышленная интеллигенция расширила понятие «рабочий класс». За её счёт следовало бы обновлять партийный и государственный аппарат, развивать, а не подавлять критику, дать возможность философам развивать марксистско-ленинскую науку, которая, увы, после Сталина не развивалась вовсе. А, застыв, она отстала от реальной действительности.
Не имея возможности принимать активное участие в управлении обществом, интеллигенция стала всё больше прислушиваться к «забугорным голосам», распространять услышанное, поддерживать диссиденствующих. Таким образом, руководство КПСС само подготовило почву для семян антикоммунизма.
В то же время в угоду интернационализму и космополитизму было ослаблено русское патриотическое воспитание. Из учебников исчезла основа советского патриотизма – русский патриотизм, русская героика – национальная гордость русских. Русофобствующим авторам было позволено умолчание и извращение русской истории – основы патриотического воспитания молодёжи. Русское национальное самосознание  постепенно стало замещаться не русским. Надо признать, что большая «заслуга» в этом принадлежит интеллигенции.
О роли русского народа в нашем многонациональном государстве хорошо сказал И.В. Сталин на приёме в Кремле 24 мая 1945 года.
«Я пью, прежде всего, за здоровье Русского Народа, потому что он является наиболее выдающейся нацией, из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
   Я поднимаю этот тост за здоровье Русского Народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди других народов нашей страны.
   Я пью за здоровье Русского Народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение!»
Сталин, не будучи русским человеком, по крови, совершенно верно оценил скрепляющую государство Российское роль русских людей. Понимает это и Запад, стараясь всеми силами уничтожить в первую очередь русскую культуру, русское национальное самосознание. Мне кажется, что в нынешней ситуации всеобщего развала и угрозы самому существованию России, роль русского народа должна ещё более возрасти.
Помянув Сталина, нельзя не сказать несколько слов об антисталинской истерии и неблаговидной роли нашей интеллигенции в ней.
Сегодня большинству стала очевидна цель наших реформаторов – разрушение советского государства, лишение России государственной самостоятельности. Именно в этих интересах была организована антисталинская истерия в России в 80-х годах.
Запад давно осознал уникальную роль И.В. Сталина в российской и мировой истории. Продолжая традиции собирателя русских земель, начиная от Ивана Калиты, при наличии двух мировых социальных систем, он не только создал централизованное могучее самодостаточное государство, но и воплотил в жизнь идею биополярного Мира, наиболее устойчивую за всю историю человечества. В продолженной им великой государственной традиции русского народа – централизации, Запад увидел особую для себя опасность. Именно это он и не может простить Сталину. Сталин понимал, что только построив могучее централизованное государство, причём в кратчайшие сроки, можно сохранить независимость России с её такими соблазнительными природными ресурсами. Во внешней  политике Сталин оказался на голову выше своих современников. Именно он возглавил антигитлеровскую коалицию. Именно он навязал Западу свой вариант послевоенного переустройства Мира. Именно ему обязана наша страна своим возрождением как Великой Державы!
Изрыгая море грязи на Сталина, Запад и наши доморощенные перестройщики, метили в могучее советское государство.
Вспомните, сколько интеллигенции собиралось тогда на митинги, где провозглашалось: «Сталин – преступник». И что теперь стало с ней самой?  А с государством  Российским?! 
Да, для достижения высокой цели создания мощной Российской Державы Сталин не останавливался ни перед чем: ни перед жестоким проведением коллективизации сельского хозяйства, ни перед политическими репрессиями в отношении инакомыслящих. Близость новой мировой войны подгоняла его.
Да, индустриализация страны проходила за счет крестьянства. Но кто знает другой путь в тех условиях вражеского окружения и отсутствия международной поддержки.
Да, были политические процессы 30-х годов. Но . . . Во-первых, почему бы сегодня не представить на суд современного читателя стенограммы тех процессов? Почему бы не довести до общественности слова тогдашнего посла США Дэвиса: «Они виноваты. Я был окружным прокурором, и у меня намётанный глаз!»  Или почему бы не переиздать книгу классика европейской литературы Леона Фейхтвангера «Москва 1937 год» ? Ведь он был очевидцем! Во-вторых, ложь и лицемерие современных СМИ общеизвестны. Если верить им, то Сталиным было уничтожено до 100 миллионов советских граждан. Но позвольте, в таком случае народонаселение СССР в период его правления должно бы резко уменьшиться. Однако, по имеющимся данным оно неуклонно росло с 20-х до 40-х годов. Кроме того, имеются документальные данные  о том, что в 30-х годах было репрессировано до 4 миллионов человек, из них было расстреляно около 800 тысяч. Для сравнения нужно напомнить, при нынешнем демократическом режиме население России уменьшается в год на один миллион, а перестройка длится уже 15 лет. Так что демократам лучше бы помалкивать о сталинских репрессиях! Их «достижения» значительно весомее. Что же касается гуманности методов и соблюдения прав человека, то пусть об этом судит сам читатель.
Критерием оценки крупного политика является его способность укрепить государство, обеспечить его безопасность и независимость, а также социальное благополучие большинства населения. По этому критерию Сталин выше всех своих последователей вместе взятых, включая настоящих!
И.В. Сталин неординарная и неоднозначная личность. И абсолютно прав Омар Хайям:
Мы источник веселья – и скорби рудник,
Мы вместилище скверны – и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир – многолик.
Он ничтожен – и  он же безмерно велик!

Процесс переосмысления перестроечных времён в умах интеллигенции идёт. Большинство честных людей уже изменило своё отношение к фигуре Сталина и к реформаторам-демократам. Дай  Бог, чтобы этот процесс не затянулся!
Да, с сожалением следует признать, что интеллигенция в конце 80-х годов и в 91-ом году поддержала перестройщиков. Но в абсолютном своем большинстве она, в силу своей в целом слабой гуманитарной подготовки, неумения анализировать общественные события, синтезировать частности, абстрагироваться, не смогла предвидеть развития событий. Большинство искренне верило, что перестройка только ликвидирует недостатки режима и вовсе  не собиралось отказываться от социалистической системы ценностей, верило в лозунг: «Работать – по капиталистически, а жить – по социалистически». Оно представить себе не могло, что жалкая кучка наглых, беспринципных, во времена недавние совершенно ничтожных людей, станет олигархами и завладеет огромными богатствами страны;  другая – более многочисленная   - подберёт остатки плодов труда всего народа, а абсолютное большинство – останется с ваучерами, наклеенными для памяти на стену отхожего места. Вину за это во многом надо отнести на счёт советской идеологии, советской системы воспитания и образования. Советские инженеры, ученые, врачи рассуждали примерно так: «Каждый должен заниматься своим делом. Я – хорошо строить (решать научные проблемы, лечить). Политик должен хорошо управлять жизнью страны. Кроме того, от меня лично ничего не зависит. Даже будучи членом партии, я – только марионетка в руках политиков». Увы, так было на практике. Любые поползновения к инициативе в вопросах политики, расходящиеся с решением партийных верхов, идеологами КПСС жёстко преследовались.
Поэтому интеллигенция, уже даже отчетливо поняв, куда ведут страну реформаторы, ничего не предприняла для изменения курса. С одной стороны её некому было возглавить, ибо руководство КПСС либо быстро перестроилось, либо спрятало голову в песок, уподобившись страусу. Интеллигенция ещё некоторое время надеялась на КГБ и армию, но и руководство этих институтов тоже предало идеи коммунизма. Сам же интеллигент не может быть бойцом, организатором, вождем реальных действий. Он мягок и нерешителен в силу предпочтения духовных ценностей материальным. Качества мыслителя и бойца очень редко сочетаются в одном человеке.
По причине почти поголовного отсутствия бойцовских качеств Ленин и называл интеллигенцию говном. И на протяжении всей новейшей истории она оправдывала это. Ещё 100 лет назад Ленин писал: «Упаси господь допустить профессора к власти. Нужна консультация по специальному вопросу – пригласите и проконсультируйтесь, но к власти ни в коем случае!»
Кстати говоря, за свою нерешительность интеллигенция и оказалась наказанной более других слоёв общества произошедшей буржуазной революцией. Из среднего слоя советского общества она опустилась в нижний – капиталистического. К сожалению, это не добавило ей решительности.
Обладая ощущением своей избранности, своих больших мыслительных возможностей, интеллигенция чувствовала неприязнь к партийным и государственным чиновникам, видя своё интеллектуальное, культурное, духовное превосходство и вместе с тем чванство, надменность, незаслуженные привилегии чиновников.
Партийные, советские чиновники часто были плохими профессионалами, что возмущало и раздражало интеллигенцию. Обладая административной властью, они не имели на это морального права, не обладали авторитетом – властью духовной!  Поскольку в то время оплачивался не труд интеллигента, а его должность, то несправедливая кадровая политика вызывала много недовольства. А ведь вопрос мог быть решен очень просто – оплатой за труд.
Большое недовольство вызывала кастовость чиновников. Однажды попав во власть, человек крайне редко покидал её до конца своих дней.   Проштрафившись на одной административной должности, он переводился на другую, равную или даже выше. Из партийных аппаратчиков – в советские, хозяйственные, научные руководители. Между интеллигенцией и партийными чиновниками росла и расширялась пропасть. Интеллигенция сторонилась партийных чиновников, последние же не думали о необходимости связи и опоры на неё, не понимая, что без интеллигенции немыслимо владеть общественным сознанием, то есть в конечном итоге властью в стране.
Конечно, часть продажной интеллигенции всегда крутилась около власти. То же было и во время социализма. Она исправно одаривалась чинами, званиями и орденами. Но от основной массы эти генералы от науки и культуры были так же далеки, как и партийная верхушка. По сути, расслоение советского общества началось не в 90-х годах, а значительно раньше. Связь  государства (партии) и интеллигенции постепенно слабела и слабела и, наконец,  в 89-91 годах произошло почти полное отторжение интеллигенции от советской власти. Эту трещину вовремя заметили реформаторы – ельциноиды и на этом очень удачно сыграли. Вспомните, читатель, какой восторг у всех нас вызвала «борьба Ельцина с привилегиями». Мы – русские, очень доверчивы и наивны, и очень высоко ценим справедливость (кстати, это – свидетельство духовности народа). Хоть и гласит древняя народная мудрость: «Трудом праведным не наживёшь палат каменных», - мы всё равно не хотим верить в это.
Наше советское государство называлось общенародным, на практике же существовала резкая грань между элитой и народом. Интеллигенция в основном была с народом.
Вызывали раздражение у интеллигенции лицемерие и лживость значительной части партийных чиновников. Позволяя себе уклоняться от выполнения моральных норм, они в то же время жёстко взыскивали за это с рядовых граждан. Каждый из нас может вспомнить десятки подтверждающих  примеров.
В последние годы советской власти стало звучать насмешкой словосочетание «слуги народа». Реально народ служил этим «слугам». Подмечала темные пятна на одеждах социализма именно интеллигенция, она же распространяла информацию о них, воздействуя соответствующим образом на сознание масс.
Вполне возможно, что нарком продовольствия и падал в обморок от голода в 1917-м году, и сам Ленин жил очень скромно – они были фанатиками идеи коммунизма. Возможно, что посол советской России Коллонтай и действительно ходила на приёмы к королю в кошачьей шубе, но незабвенная Раиса Максимовна шубы, и уже не из кошачьего меха, меняла ежедневно. После смерти Сталина даже мелкие партийные чиновники нужды не знали. Всем известно о существовавших тогда спецмагазинах, где по ценам ниже государственных «заслуженные люди» приобретали то, что было дефицитом для народа. Дефицитные товары открыто и в первую очередь получали «слуги народа». А ведь декларировалось при этом, что единственной привилегией коммуниста является его право быть впереди масс в бою за коммунизм. Однако, это, если и относилось, то только к рядовым членам партии. Для них членство в КПСС давало только дополнительные обязанности и никаких прав в управлении страной
Естественно, интеллигенция осмысливала всё это лучше рабочих и крестьян, отсюда вполне оправдано и диссиденство именно в её среде, которое, безусловно, подкармливалось Западом. Но благоприятную почву для этого готовила всё же сама партийная номенклатура.
Ленин в работе «Государство и революция» чётко определил требования к советской бюрократии:
– постоянная сменяемость,
– отчетность перед народом,
– оплата не выше оплаты квалифицированного рабочего.
Прочитав эту работу в конце 60-х годов, я подумал: неужели никто кроме меня не читал этих строк?  Почему же практика так далека от ленинских заветов?  Почему те, от кого это зависит, не выполняя разумных ленинских указаний, пилят сук, на котором сами сидят?  Неужели они не понимают: к чему это может привести?  Наверное, так думал не я один!
К великому сожалению, революцией 91-93 годов наказаны были далеко не все из них. В силу своих лидерских возможностей, многие перестроились и снова оказались у кормушки. Интеллигенция же, в основе своей, оказалась у разбитого корыта благодаря своей доверчивости, недальновидности и нерешительности.
Сегодня во всём Мире, и в России, в частности, идёт война, но война нового типа – информационная война за души народов. В этой войне основная роль принадлежит не вооружённым силам, а создательнице и носительнице духовных ценностей – интеллигенции. Запад, не жалея времени и средств, борется за окончательное уничтожение русского, российского самосознания, за замену его американским эрзацем. Мы же русские сдаём одну позицию за другой вот уже полтора десятка лет. Если наша патриотически настроенная интеллигенция в ближайшее время не очнётся от спячки и лени, то Россия, славянская цивилизация  - перестанут существовать.
В информационной войне Запад делает ставку на биологическое, животное начало в человеке, создавая нового кумира в сознании нашего народа – золотого тельца. Нам же остается только уповать на особую генетическую духовность славян. Ведь имеет же право на существование версия, согласно которой само слово "славянин"  происходит от понятия славить Бога. Эта версия утверждает, что наши далёкие предки не желали никаких других земных благ, кроме возможности служить Богу – Совести!
Всем, кому не безразлична судьба Родины, кто считает себя интеллигентом, необходимо включиться в борьбу за восстановление русского национального самосознания, русской культуры, русского патриотизма, объединившись в этой борьбе. Нужно не дать исчезнуть окончательно нашей культуре, нашим традициям, нашей истории, заветам наших предков. Нужно возродить в нашем народе национальную гордость, гордость за свою Родину, её героев, её историю, её культуру, её природу. Ведь патриотизм основан на гордости, чести, чувстве собственного достоинства.
Хочется особо отметить, что понятие чести и достоинства возникли и утвердились первоначально в воинской среде ещё в те далекие времена, когда весь народ делился только на две составляющие: людей чести (воинов) и мужиков (производителей всех предметов потребления). Современная военная интеллигенция (офицерский корпус) является продолжателем тех древних традиций. К глубокому сожалению, в 80-90-х годах военная интеллигенция не сумела отстоять своей чести и чести нации под натиском ополчившихся на неё буржуазных СМИ. В результате к власти пришли бесчестные люди. Развернутая в СМИ ожесточенная кампания по разоблачению так называемых неуставных отношений, морально разоружило офицерство. Некому оказалось достаточно веско сказать, что специфические отношения между старшими и младшими всегда существовали и будут существовать в изолированных мужских и женских коллективах, а уродливые формы эти отношения приняли только благодаря разрушению армии реформаторами. Российскому офицерству пора возвращать утраченные позиции в обществе вообще, и в рядах интеллигенции, в частности.
Кто-то остроумно заметил, что образование - это  то, что остаётся в памяти, после того как забылось всё, чему учили в школе. То есть, образование – это, прежде всего, обучение нравственным нормам. Оно не отделимо от воспитания. Именно на воспитание должен быть сделан упор всеми, кто с этим связан: и родителями и учителями. Нужно сделать все, чтобы возродить широкую пропаганду христианской системы ценностей. Ведь западная пропаганда лицемерит, когда утверждает, что насаждает христианство. Вся деятельность СМИ – свидетельство этого. К этой пропаганде нужно привлечь честных священнослужителей и наладить контакт с ними. Необходимо добиться того, чтобы не западные проповедники, а наши православные владели умами нашего народа. Организовав критику церковных иерархов, нужно вынудить их к борьбе с нынешними безнравственными, развратными СМИ. К сожалению, в настоящее время Православная церковь спокойно наблюдает, как множество проповедников различных религиозных течений и американской массовой культуры отбирают у неё паству.
Непрерывная болтовня в наших СМИ о правах человека – только прикрытие для возможности широкой пропаганды чужих нам ценностей: секса, индивидуализма, насилия, потребительства. К слову, сам Господь Бог ввёл в Раю ограничения на потребительство, сотворив дерево с запретными плодами для перволюдей – Адама и Евы.
Наши «демократы» договорились до того, что лечить наркомана – это насилие над личностью. Но ведь возможен и другой подход: разве не проявление безразличия к человеку – бросить его в беде? А ведь это противоречит христианской морали!
Призывы наших СМИ к взаимной терпимости можно рассматривать как призывы к безразличию, равнодушию к окружающим, к своим детям, к своей Родине; как борьбу с гражданским, патриотическим чувством народа; как борьбу с объединением униженных и оскорблённых. Любящий, неравнодушный отец должен без устали бороться с недостатками своего сына всеми доступными для него средствами. Настоящий гражданин своего Отечества должен так же неустанно бороться с недостатками общества, в котором он живёт:  с равнодушием, терпимостью, безразличием людей – такова христианская мораль!
Претензия на свою исключительность привела к отрыву интеллигенции от народа, а результаты реформ – к недоверию ей. Необходимо восстановить эту взаимовыгодную связь.
Служить интеллигенция обязана не партиям и классам, а народу. Нынешняя интеллигенция вся вышла из народа, а народ наш в беде!
И если уж кому-то и нужно покаяться перед своим народом за всё то, что произошло в России в 80-х – 90-х годах и продолжается сегодня, то это ей – интеллигенции!





;;;;;;;;;;






















ПАТРИОТИЗМ  НАРОДА - НЕОБХОДИМОЕ  УСЛОВИЕ  ВОЗРОЖДЕНИЯ  РОССИИ

Согласно Философскому энциклопедическому словарю понятие «патриотизм»  происходит от греческого – соотечественник, родня, Отечество, любовь к Отечеству, преданность ему, стремление своими действиями служить его интересам.
Исторически элементы патриотизма в виде привязанности к своей земле, языку, традициям формировались уже в глубокой древности.       По-видимому, патриотизм, как чувство, основано на кровном родстве.
На протяжении всей русской истории патриотизм был важнейшей составляющей общественного сознания. Но отношение к нему часто приобретало форму серьёзного противостояния различных социальных слоёв и групп русского общества, проявляющегося в области политики, идеологии, религии. Свидетельством тому является многовековая борьба «западников» и «славянофилов». Причём, если «славянофилы» отражали взгляды русских патриотов, то «западники» всегда были противниками русского национального патриотизма – апатриотами, космополитами, людьми лишёнными чувства Родины. Интересно отметить, что принадлежность к тому или иному течению далеко не всегда определялась национальностью. Например, Пётр 1 – русский по крови был «западником» по убеждениям, а императрица Екатерина 11 – немка по крови была русским патриотом. Ну а роль личности в истории, тем паче такой, комментариев не требует.
В различные времена в России то одни, то другие убеждения одерживали верх. Очевидно, в настоящее время власть в России принадлежит не русским патриотам.
Возникнув на основе родственных чувств, первоначально патриотизм представлялся только на эмоциональном уровне. Однако уже в Х1Х веке появились и другие подходы. Так ещё в 1827 году В.Ф. Раевский писал, что патриотизм есть «святая любовь к Отечеству основанная на обязанностях по отношению к нему». Иными словами, патриотизм заключает в себе не только эмоциональное, но и социальное начало. То есть, это не только любовь к Отечеству, но и осознание необходимости социальной активности во благо его.
С другой стороны, основываясь на родственных чувствах патриотизм не может быть отделён от национализма. Патриотизм и космополитизм – понятия несовместимые. Человек, лишённый чувства Родины, особого отношения к ней, не может быть назван её патриотом; как это сейчас пытаются утверждать наши либералы, стремящиеся одновремённо усидеть на двух стульях, поклоняющиеся Западу и называющие себя патриотами России.
Наконец, патриотизм неразрывно связан с гражданственностью. Понятие «гражданин», возникшее ещё в античном мире, первоначально означало наличие неких прав и обязанностей по отношению к государству  (полису). Но, согласитесь, ведь не о наличии  российского паспорта думал Н.А. Некрасов, когда писал:
 Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.
А что такое гражданин?
Отечества достойный сын.
…Он, как свои, на теле носит
Все язвы Родины своей.
…И жалок гражданин безгласный!
С позиции только наличия чувства трудно объяснить и то обстоятельство, что Россия две трети своей истории провела в войнах по защите своих земель и при этом сохранила  государственность.
К сожалению, в ХХ веке идея русского патриотизма была заменена идеей интернационализма и мировой пролетарской революции. Господствующим стал тезис: «У пролетариата нет Отечества. Патриотизм – буржуазный пережиток». Этой точки зрения придерживался и Ленин. Вследствие этого до начала Великой отечественной войны в СССР патриотические чувства искоренялись из сознания народа. Только неудачи на фронтах в 1941-42-ом годах заставили идеологов ВКП (б) понять, что патриотизм не просто абстрактное эмоциональное понятие, а весьма значительное для истории социальное явление, что разумно опираясь на него можно существенно влиять на ход исторических событий. Честь и хвала И.В. Сталину, который хотя и с задержкой осознал роль русского патриотизма и церкви. Ещё живы свидетели того, что он в 41 – 42 годах приезжал на метро на станцию «Сокол», где тогда находилась действующая грузинская церковь и участвовал в Крестных ходах и молениях «За победу русского оружия». К слову сказать, Сталин, не будучи русским по крови, был настоящим русским патриотом, о чём свидетельствует хотя бы его речь на приёме в Кремле по случаю победы в Великой отечественной войне: первый тост он поднял «За великий русский народ». Сталин разумно и весьма результативно использовал русский патриотизм  во благо многонационального государства!
В настоящее время, в период глубокого раскола российского общества и естественного отсутствия единой государственной идеологии, нет и единого понимания патриотизма. В ходу широкий диапазон определений этого понятия, начиная, от «Патриотизм – это последнее прибежище негодяев» (с родиной в Англии)  и, кончая, «Патриотизм – это возвышенное состояние  рафинированной русской души». При этом большинство определений даются на чисто эмоциональном уровне, что принципиально меняет смысл этого явления. Очевидно, привязанность к родной земле, населённому пункту, соответствующей природе, родственному народу, языку передаётся генетически, то есть это скорее биологическое качество человека. Но ведь человек уже давно - существо социальное. И этого нельзя не учитывать. Он воспитывается средой, формирует свою индивидуальную систему ценностей. Иными словами, чувственный, эмоциональный подход к определению понятия «патриотизм» является односторонним, не системным, не диалектическим. Представляется необходимым иметь единый, общепризнанный подход к определению патриотизма. Правительство РФ  26.02.01 приняло Постановление «О патриотическом воспитании граждан РФ на 2001-2005 годы». Но как можно реализовать это Постановление, если граждане понимают патриотизм совершенно по-разному? Очевидно, если Правительство действительно желает заботиться о воспитании граждан, оно должно позаботиться и о единстве понимания слова «патриот».
Наверное, следует разграничить понятия патриотизма на чувственном уровне и патриотизма основанного на социально значимых интересах всего общества, государства, Отечества, поскольку эти понятия не всегда совпадают. То есть, патриотизм, как и гражданственность, являясь составной частью общественного сознания, отражает неравнодушие к своему Отечеству, любовь к нему и предполагает активную гражданскую позицию во благо Родины. С правовой точки зрения патриотизм отражает право народа жить в определённой географической среде в соответствии со своими исторически сложившимися традициями и обычаями и право защищать это.
Многообразие понимания и проявления патриотизма в обществе вытекает из многообразия его слоёв и групп, различающихся исповедуемой системой ценностей. Буржуазия, например, преследует свои корыстные интересы и имеет своё понимание патриотизма, которое во многом пересекается с космополитизмом. Для этого слоя сохранение и преумножение капитала и власти, чаще всего, выше национальных интересов. Поэтому надеяться на общенациональный патриотический порыв, направленный на возрождение России особенно в настоящее время, в период первоначального накопления капитала, просто наивно. Сегодня целесообразно говорить о государственном патриотизме, отражающем интересы не только элиты, но и большинства населения страны. При этом подразумевать не государство, как управляющую систему, отражающую сегодня интересы только элиты, буржуазии; а о государственности, как системы включающей географическую территорию, население и государство. Государственный патриотизм основывается на согласованных гражданских действиях направленных на благо большей части населения и Отечества в целом. Согласованность действий в свою очередь может быть основана на общности интересов национальной буржуазии и остального населения страны.
Российская государственность прошла три периода в своём развитии: дохристианский – ведический, христианский и социалистический. Наверное, целесообразно в будущее брать всё лучшее, соответствующее интересам Отечества от каждого из них.
В досоциалистические времена государство воспитанию патриотизма в народе всегда уделяло огромное внимание. Вспомните труды Татищева, Карамзина, Ключевского, другие памятники истории и культуры. Все они превозносят доблесть, разум, честь и достоинство русского человека. Нельзя без волнения и восторга читать надписи на памятниках русской воинской славы ХУ111 – Х1Х веков. Тогда умели найти слова пробуждающие русскую душу! Какие чувства может, например, вызвать надпись на Морейской колонне в Пушкине: «Войск русских было числом шестьсот. Они не спрашивали: многочислен ли неприятель, но где он. В плен взято было шесть тысяч турок». Или -  на Чесменской колонне: «Русская эскадра в составе десяти военных кораблей и семи фрегатов 24 июня 1770 года разбила и обратила в бегство турецкую эскадру из шестнадцати линейных кораблей. Фрегатов, галер, бригантин и мелких судов было более ста». Разве после прочтения такого текста может возникнуть другое чувство кроме гордости за своих предков и желания быть похожими на них?! А сколько зданий в старинных русских городах украшено воинскими атрибутами?! Погибнуть за свой народ, царя и Отечество считалось честью!
В советское время этот опыт патриотического воспитания нашёл своё дальнейшее развитие.  Вспомните сколько книг, кинофильмов, театральных постановок и других произведений искусства было посвящено воспеванию советского человека,  его трудовых и воинских подвигов! И россиянин не мог не гордиться своей Родиной, её успехами и достижениями. Он не мог не считать честью защиту её. Мужчин, не служивших в армии, в народе считали неполноценными. К сожалению, сегодня мы наблюдаем обратное.
В последние годы СМИ делают всё, чтобы сформировать в нашем народе отрицательное отношение к художественным произведениям советского прошлого, уверяя, что это была пустая и вредная пропаганда, не имеющая ничего общего с реальной жизнью. При этом они не считают пропагандой, тем паче вредной, всю чертовщину, порнуху и чернуху, насилие, секс и мордобой, который потоками льют по 24 часа в сутки на сознание своих соотечественников вот уже 15 лет!
Однако, когда в Нью – Йорке в 2000 году прошёл показ 37 советских кинофильмов времён сталинизма и начала 60-х годов, то вся тамошняя кинокритика в один голос восторженно заявила: «Это какая-то другая цивилизация!» А с каким успехом на Западе прошла в середине 90-х годов выставка советского изобразительного искусства и скульптуры эпохи сталинизма. Она была и в Русском музее под названием «Агитация за счастье». Именно в этом вся суть искусства эпохи сталинизма.
Восторг американцев после просмотра связан именно с агитацией за счастье каждого члена общества, основанного на иных нравственных принципах, непонятных американцу! И агитация за счастье куда более созидательна, нежели вся голливудская мордобойщина, которую можно назвать агитацией за несчастье. И только враги России и недалёкие люди могут не понимать этого! Доказано, что преступность во многом – осознанное подражание киногероям. Недаром после террактов 11-го сентября напуганные американцы потребовали снять с кинопроката фильмы, изобилующие сценами насилия. Надолго ли? Алчность возьмёт своё!
В.О. Ключевский утверждает: «Закономерность исторических явлений обратно пропорциональна их духовности. ...История не учительница, а надзирательница, она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков». Нельзя не согласиться с ним!
Увы, уроки истории не пошли на пользу нынешним правителям России. Только на положительных примерах, на лучших традициях можно воспитать достойных граждан страны, патриотов Отечества и, опираясь на них, достичь величия и процветания России! Вспомните о создании индустрии в 30-х годах, о победе в Великой отечественной войне, о послевоенном восстановлении страны, о строительных гигантах 60-х  – 70-х годов, о целине, о достижениях в космосе – это ведь всё основано на патриотизме и гражданственности нашего народа, который сегодняшние СМИ всеми силами стараются унизить!
В деле воспитания патриотизма граждан велико значение языка. Ведь именно язык несёт традиции народа через столетия и тысячелетия. Невозможно забывать свой язык, засорять его иностранными словами и не нарушать процесс патриотического воспитания граждан. Истинные патриоты должны бережно хранить свой язык, как это делали наши предки. Этому занятию посвятил всю жизнь В.И. Даль и оставил нам в наследство более двухсот тысяч русских слов и поговорок. Многие из них вышли из употребления, но сохранили память о нашем славном прошлом, почву для воспитания патриотов. Существует, например, гипотеза, что русские слова: «радуга», «рассвет», «правда», «право», - имеют своим корнем имя древнеегипетского бога солнца Ра. То есть, славяне – потомки древних ариев, имеют какое-то отношение к основанию Египта, династии египетских фараонов, древней египетской культуры. Слова «культура», «ура», «Урал», «Урарту»,- связаны с почитанием древнего божества Ура, а «пастор» происходит от русского слова «пастух». Таким образом, этимология даёт прекрасную возможность для воспитания чувства гордости за своё прошлое, патриотизма в народе.
Сегодня же нас, русский народ, СМИ лишают своего языка, его безжалостно искажают, засоряют иностранными словами, связанными с внедрением чуждой нам американской массовой культуры. Снижение роли русского языка ведёт к разрыву духовных связей народов бывшего СССР и нынешней России. Обратите внимание на рекламные щиты в наших городах, сколько вы увидите там иностранных слов! Не думаю, что такое допустимо в Париже или Лондоне!
Недавно в Челябинской области археологи открыли, возможно, древнейший город на территории России. Это Аркаим. Считается, что ему более полутора тысяч лет! Разве это не предмет гордости нашего народа, разве это открытие не может послужить подъёму патриотических настроений?! Но много ли «наши» СМИ уделили внимания этому событию?! А недавнее открытие древнего городища в Воронежской области? Вы слышали о нём? Славная история народа, его культурные достижения, нравственные традиции являются базой для воспитания патриотизма, укрепления национального самосознания – основ его духовной силы и жизнеспособности. Поэтому силы зла ещё со времён Ивана 111 ведут работу по сокрытию, искажению русской истории. А между тем, просвещённая императрица Екатерина 11 , немка по происхождению, считала, что славяне имели свою письменность ещё задолго до нашей эры. По официальной же версии письменность славянам принесли греки Кирилл и Мефодий лишь в 1Х веке. Очевидно, здесь приложили руку иностранцы, наводнившие Россию при Петре 1. Официально утверждается, что наши предки до крещения Руси были невежественными язычниками. Однако сейчас существуют доказательства, что до христианства на Руси существовала весьма высокая ведическая культура, нашедшая своё отражение в Ведах. По официальной версии российское государство берёт своё начало от варяжского князя Рюрика. Но существует и другое мнение, которое широко не афишируется, согласно которого Рюрик имел славянские корни, что Варяжским море названо в честь одного из славянских племён, что Рюрик был родственником Гостомысла и был приглашён на княжение в Великий Новгород только потому, что сыновья Гостомысла погибли в боях; что ещё  в У веке на берегах Дуная существовало славянское государство, разрушенное Атиллой, что памятники высокой культуры, найденные в скифских курганах - это памятники культуры наших предков! Однозначно отрицать всё это могут только люди не желающие видеть Россию Великой Державой!
Как уже отмечалось ранее, к сожалению, в России издревле находились люди, и зачастую весьма влиятельные, с восторгом взирающие на Запад, которые не были заинтересованы в укреплении патриотических настроений в народе. Однако впервые за нашу тысячелетнюю историю они захватили политическую, экономическую, а, самое ужасное, информационную власть. Россия пережила и татарское и польское нашествия, но тогда власть над душами русских людей, традиции народа сохраняла Православная церковь. Сегодня и этого нет. Поэтому сегодня особенно важно, чтобы все россияне и, прежде всего русские, все кому дорого  Отечество, земля и природа России, могилы предков, свой язык и культура, прошлое, настоящее и будущее, -   активно включились в борьбу за сохранение, а во многих случаях и за возрождение лучших народных традиций, памятников истории и культуры, как основ патриотического воспитания – непременного условия возрождения страны.
Чем сильна еврейская нация, что помогло ей, несмотря на тысячелетия гонений, сохраниться и даже захватить власть над половиной Мира? Ответ очевиден: высочайшее национальное самосознание, строгое сохранение и соблюдение национальных традиций, если хотите, патриотизм!
Возрождение наших утраченных национальных традиций, памятников истории и культуры, воспитание на этой основе в народе России чувства национальной гордости, достоинства, патриотизма – вот единственный путь возрождения Отечества!
Что же мы наблюдаем сегодня? Правительством принято Постановление о патриотическом воспитании граждан. Это означает, что во власти ещё есть здравомыслящие люди неравнодушные к судьбе нашей цивилизации. Однако Постановление на местах не выполняется. В наших школах, начиная с первых уроков, учат: «Твой дом – твоя планета». Разве это воспитание патриотизма, а не космополитизма? Уже 15 лет все «наши» СМИ постоянно уверяют своих читателей, слушателей и зрителей, что русский (государство образующий и скрепляющий нации) народ от природы ленив, безынициативен, глуп, склонен к алкоголизму; что наши предки ничего достойного внимания не свершили, что наши учёные бесплодны, а все научные достижения ими украдены на Западе, что наши полководцы бездарны и достигали побед только благодаря  русской зиме или большой кровью. И чем же в таком случае может гордиться россиянин? Откуда у него может взяться патриотизм? Что его заставит пойти на жертвы ради Отечества?
Недавно даже в целом в неплохой телепрограмме «Парламентский час» прозвучало: «Никакими законами не заставить любить свой дом, свою страну». А что, если запретить апатриотическую агитацию и пропаганду и изменить её на противоположную?! Уверен, что принятие и государственная поддержка таких законов может принципиально изменить ситуацию в России в лучшую сторону. Но захотят ли этого силы зла, имеющие власть и богатство?
Патриотизм и гражданственность напрямую связаны с системами ценностей, исповедуемыми отдельными слоями общества и государственной. Известно, что восточный мир нашей планеты живёт больше духовными ценностями, западный - материальными. Россия находится посередине. Уже поэтому русский человек всегда отличался от европейца (к счастью, пока ещё и сегодня) большей духовностью, большим приоритетом духовных ценностей в общей их системе. Отсюда следует и отличие русского патриотизма от, скажем, американского. Американцы очень гордятся своей страной, что и помогает им в настоящее время править Миром. Но их патриотизм основан на экономическом процветании страны, он меркантилен. Убеждён, что, случись в США подобная нашей перестройка, и общий развал, большая часть американцев тотчас бы бросилась искать тёплые места на Земле. Американец не способен на бескорыстное самопожертвование. На американской земле ещё не родился ни один Александр Матросов! В России же и задолго до Великой отечественной войны случаев самопожертвования ради Отечества было великое множество. Гибель в бою за Веру, Царя и Отечество всегда считалась почётной.  И этим нельзя не гордиться! Эта традиция была прекрасной основой для патриотического воспитания. Именно по этой причине американцы выдумали новую форму боевых действий: «Без  соприкосновения с противником». Власти не надеются на своих солдат!
К сожалению, наши древние традиции ныне во многом забыты и власть имущие делают всё для их искоренения. Основным орудием при этом являются СМИ, которые на практике исполняют Постановление о патриотическом воспитании. На порнухе, насилии, сексе и мордобое не воспитаешь патриотов. Да они этого и боятся!
Только разработка Морального кодекса граждан России, утверждёние его на всенародном референдуме, принятие соответствующих юридических законов, устанавливающих суровую ответственность СМИ за аморальную, антинародную пропаганду, создание специальных органов контроля может изменить положение. Свобода слова не должна выходить за рамки интересов большинства населения, Отечества. Советую вспомнить, что любое человеческое сообщество, начиная от семьи, и, кончая коалицией государств, создаётся для блага всех его учредителей!
Итак, воспитание патриотизма, гражданственности, неравнодушия, активности народа - необходимое и достаточное условие возрождения России как великого процветающего государства.
Пробуждение национального самосознания народа возможно только на основе лучших народных традиций, хранимых памятниками истории и культуры, русским языком.
Решающую роль при этом играют СМИ. Для решения этой задачи необходимо поставить их под нравственный контроль  путём утверждения на всенародном референдуме Морального кодекса россиянина, разработки и принятия на его основе юридических законов и строжайшего контроля  за их исполнением. Необходимо законодательно закрепить сохранность в чистоте русского языка.
Чиновникам от образования пора вспомнить, что образование народа есть двойственная задача, включающая воспитание и обучение. Причём воспитание имеет даже высший приоритет по отношению к обучению специальным знаниям.
Требуется вернуть в сознание наших граждан, что защита Отечества является священным долгом и именно так она оценивается государством.
На всех видах занятий, во всех учебных и воспитательных учреждениях кроме учебных должны ставиться и воспитательные цели. При каждом удобном случае следует подчёркивать славные эпизоды российской истории, приоритет и достижения нашей науки, нашего искусства, нашего спорта и т. д.
Студенчество, школьников, всю молодёжь необходимо шире привлекать к сооружению и охране памятников истории и культуры и на этой основе воспитывать уважение и гордость за свою Родину.
Особое значение патриотическое воспитание приобретает сегодня в армейской и флотской среде. Известно, что боевая мощь армии определяется, прежде всего, её моральным духом и в меньшей степени - вооружением и военной техникой. Именно высокий моральный дух Советской Армии помог победить в Великой Отечественной войне, а высокий моральный дух палестинцев не могут сломить все финансы мира, находящиеся сегодня в руках Израиля. О том, каков ныне моральный дух Российской Армии, думаю, говорить не стоит. Это ясно каждому здравомыслящему человеку – он как никогда низок! Наёмная или, как сейчас говорят, профессиональная армия, которую у нас пытаются создать, служит за деньги. О высоте её морального духа тоже говорить бессмысленно. Очевидно, она всегда будет служить тому, кто больше заплатит! История знает множество примеров низкой боеспособности и предательства таких вооружённых сил. С другой стороны резонно поставить вопрос: «А что Советская Армия была не профессиональна? Её офицеры и сверхсрочники были дилетантами, любителями?» И Великая Отечественная война и все локальные войны после неё показали абсурдность такого утверждения! Напомню, что именно эти «любители» победили фашизм, а не профессионалы США, Англии и Франции!
Советская Армия служила своему Отечеству действительно не за деньги, а за идею святости задачи защиты Родины! Она была, безусловно, лучшей армией Мира до 80-х годов. Нынешней Российской Армии неплохо бы достичь того же уровня.
Если нынешнему Правительству России, по-видимому, не нужна сильная Армия, у него ведь нет внешних врагов, то настоящие граждане и офицеры рассуждают иначе. А потому поднятию морального духа солдат и матросов они должны уделять максимальное внимание. Правительства приходят и уходят, а народ, Россия останется вечно! И это должны обеспечить её Армия и Флот! Потому первейшей задачей офицерского корпуса является  воспитание любви к Родине у подчинённых!   
Государству пора позаботиться об идеологии, указывающей светлую перспективу обществу. Люди не видящие перспективы равнодушны, безынициативны, лишены чувства гражданственности. Сегодня активны в нашей стране только поклонники золотого тельца. А это, к счастью, не большая часть общества.
Джек Лондон когда-то сказал: «Не так страшен убийца, самое большое, что он может сделать - это убить. Не так страшен вор, самое большое, что он может сделать – это украсть последнее. Не так страшен предатель, самое большое, что он может сделать – это предать. Не так страшен подлец, самое большое, что он может сделать – это подлость. Как, страшны равнодушные люди. Именно с их молчаливого согласия совершаются в мире: и убийства, и  воровство и предательство, и подлости». И с ним нельзя не согласиться!




;;;;;;;;;;























ЧТО  ПРОИСХОДИТ  С  РОССИЕЙ ?

Что же произошло  в СССР в конце теперь уже прошлого ХХ-го века? Почему стабильная, налаженная жизнь его народов за короткий исторический период обратилась в хаос? Что происходит сейчас,  когда же, наконец, закончится этот переходной процесс и чем именно? Как отразились события в СССР на жизни всех землян: положительно или отрицательно и отразились ли вообще?
 Эти и подобные им вопросы волнуют, и ещё долго будут волновать миллионы людей. Возможные варианты ответов на некоторые из них можно найти в работах Л.Н. Гумилёва и усердно забываемых в наши дни работах Ф. Энгельса.
Не претендуя на глубокий анализ и полноту их изложения, автор посчитал полезным рассмотреть в короткой статье суть Теории пассионарности  Л.Н. Гумилёва, позволив себе лишь незначительные комментарии к ней, и отдельные выдержки из работ Ф. Энгельса, касающиеся поднятой темы.  Автор надеется, что статья окажется полезной читателю: пробудит его интерес к происходящему, заставит задуматься о своей роли в текущих событиях. Это информация к размышлению.
Л.Н. Гумилёв рассматривает человеческое общество (этнос) как живой организм, который проходит все стадии   развития: рождение, расцвет и возмужание, старение и смерть. Множеством исторических примеров разных эпох и народов он подтверждает эту мысль. Его Теория пассионарности – есть попытка объяснения этого феномена. Справедливость её, на наш взгляд,  во многом подтверждается и событиями новейшей истории. Впрочем, судить об этом должен сам читатель.
Рождение этноса (по Гумилёву) обусловлено пассионарным толчком. В человеческом обществе всегда существует какое-то количество людей особо деятельных – пассионариев (антипод пассивным, бездеятельным, равнодушным). На общем фоне таких людей всегда меньшинство. В идеале пассионарий – тот, у кого готовность к самопожертвованию ради достижения какой-то цели может быть выше инстинкта самосохранения индивидуального и видового. Таких людей бывает очень мало. Абсолютному большинству жертвенность антипатична. Но именно эти немногие люди являются движущей силой этногенеза. Пассионарность может быть силой как созидательной, так и разрушительной, доброй или злой. Сами по себе пассионарии - люди безвредные для всех кроме самих себя. Спокойное, субпассионарное общество живёт, не обращая на них особого внимания. Но нужда в них непременно появляется, когда у общества появляется враг. Без пассионариев общество становится не способным к сопротивлению врагу, равнодушным к собственной судьбе.  Гумилёв приводит пример Багдадского халифата  1Х-го века, когда мужественные и умелые арабские воины перевелись, а их потомки предпочли торговлю на базарах и пустую болтовню обучению искусству войны. Охранников для халифа пришлось нанимать в Средней Азии и те, видя равнодушие народа, по сути, захватили власть в стране. Они стали по своему усмотрению менять властителей, а народ обратили в своих рабов. Население Багдада предпочло плакать, стенать, претерпевать любые унижения, но не сопротивляться. Подобная участь постигла и первоначально воинственное и предприимчивое Сибирское казачество. Оно тоже постепенно утратило пассионарность, выродилось, растворилось, ассимилировало в народах Сибири. У Гумилёва таких примеров множество.
«По существу, - считает Гумилёв, - вся военная и политическая история развивающихся этносов состоит из тех или иных вариантов пассионарной индукции, путём которой приводятся в движение толпы гармоничных особей». Именно под влиянием пассионариев народ творит свою историю. Для многонационального общества важным моментом является степень этнической близости пассионариев с основной массой народа. Так пассионарию А.В. Суворову, естественно, было много легче поднять патриотические настроения среди русских солдат своей многонациональной армии и, благодаря этому совершить беспримерный переход через Альпы.
Любой процесс этногенеза начинается героическими, подчас жертвенными поступками небольших групп людей, к которым присоединяются окружающие их массы. Причём массы действуют вполне искренне, на колеблющихся, сомневающихся при этом действует сила индукции.
В историю вошёл подвиг профессора Пражского университета Яна Гуса. Он был сожжён на костре за свои убеждения, выраженные словами: «Я говорил и говорю, что чехи в королевстве Чешском по закону … и по требованию природы должны быть первыми в должностях, также как французы во Франции и немцы в своих землях …» (может быть, его слова относятся и к сегодняшней России?)
Ян Гус героически погиб, но его последователи Жижка и братья Прокопы, студенты Пражского университета, горожане и рыцари, крестьяне и чешские священники, выбросившие из окна пражской ратуши бургомистра и немецких советников короля, отстояли чешскую национальную культуру и традиции. Людей пассионарных, неравнодушных к судьбе своей родины в Чехии в то время оказалось достаточно много. Пассионарное напряжение в обществе было высоко.
 Пассионарность, как уже отмечалось, может быть созидательной и разрушительной, доброй и злой, но во всех случаях это сильное чувство - страсть.
О силе страстей человеческих и их роли в истории  ранее Гумилёва хорошо сказал Ф. Энгельс: «Цивилизация свершила такие дела, до которых древнее родовое общество не доросло даже в самой отдалённой степени. Но она совершила их, приведя в движение самые низменные побуждения и страсти людей,  развив их в ущерб остальным задаткам. Низкая алчность была движущей силой цивилизации с её первого до сегодняшнего дня; богатство, ещё раз богатство и трижды богатство, богатство не общества, а вот этого отдельного жалкого индивида было её единственной определяющей целью.»  (Маркс К. , Энгельс Ф. Соч. т. 21 с.176)
Эта мысль красной нитью проходит сквозь всю работу «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В ней Энгельс указывает, что именно алчное стремление к богатству привело к возникновению антагонистических классов. Он, как и многие другие мыслители, такие как Ж. Ж. Руссо, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, утверждает, что нравственность по мере развития нынешней цивилизации падает. Чему являемся свидетелями и мы. 
«Самые низменные побуждения, - пишет Энгельс, - вульгарная жадность, грубая страсть к наслаждению, грязная скаредность, корыстное стремление к грабежу общего достояния – являются восприемниками цивилизованного классового общества; самые гнусные средства – воровство, насилие, коварство, измена – подточили родовое общество». Разве не справедливы эти слова и для сегодняшнего времени?!
Здесь уместно вспомнить и Аристотеля, который говорил, что корнем всех зол является не собственность, а жажда обладания ею – алчность. Научившись ограничивать себя, люди познают счастье, - поучал этот гений. Увы, люди не хотят его услышать вот уже две с половиной тысячи лет! Слишком сильно животное начало в человеке!
Алчность - это эмоция, коренящаяся в сфере подсознания, функция высшей нервной деятельности, лежащая на грани психологии и физиологии, то есть присущая более животному, нежели человеку. Равноценными эмоциями являются жадность, страсть к наслаждению, корысть, властолюбие, честолюбие, зависть, неблагодарность. Зависть и неблагодарность Э. Кант считал дьявольскими, самыми страшными человеческими пороками. Разве не расцвели все эти качества пышным цветом в современном российском обществе?! Так нужна ли нам такая организация общества, такая цивилизация?
Хотелось бы вспомнить ещё одну мысль Энгельса, высказанную им в письме к И. Блоху: «Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом, в конечном счёте, является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственным определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную бессмысленную фразу». Иными словами, и Маркс, и Энгельс не отрицали влияния идеального, идеи на жизнь общества, как это делают наши реформаторы да и не только они, не желающие видеть или умышленно закрывающие глаза на этот фактор, и уповая только на развитие экономики.
Делая упор якобы на более полное удовлетворение материальных потребностей, они, во-первых, обкрадывают человека, лишая его духовных ценностей, во-вторых, содействуют развитию тех  отрицательных качеств личности, о которых шла речь выше. 
«Тайна человеческого бытия не в том, чтобы только жить, а в том для чего жить», - говорил Ф.М. Достоевский. Ни хлебом единым должен жить Человек!
Наверное, следует согласиться с Гумилёвым в том, что этнос, как и всё живое на Земле постепенно стареет и гибнет. Гибель этноса – это окончательная утрата пассионарности его членами, исчезновение пассионариев и их генов.
Пассионарность общества убывает не только во время войн, когда именно пассионарии закрывают собой амбразуры, но и в мирное время, особенно под натиском более пассионарного этноса. В этом случае просто неизбежна если не гибель этноса, то его надлом. Во время войн женщины более ценят героев и пассионарии оставляют большее потомство. В спокойные периоды жизни общества идеалом для женщин становится уравновешенный, умеренный семьянин. Пассионарии при этом не находят своего места в жизни. То же происходит и в тех странах, где допускается полигамная семья. Шариат, например, не препятствует выбору женщиной жениха по вкусу. То есть и на Западе и на Востоке пассионарии в спокойные периоды истории часто умирают не оставив после себя потомства. Их исчезновение люди заметят только в период потрясения. Этнос, лишившись пассионарив, погибнет, вымрет, если его прежде не захватят и не растерзают более пассионарные соседи по планете.
Наиболее трагично гибнут пассионарии в конечной фазе этногенеза, когда их становится совсем мало и взаимопонимание между ними и обществом утрачивается. Лозунг: «Живите только для себя!» – прямой путь к гибели этноса. Ни этим ли лозунгом живёт сегодняшняя Россия?!
Пассионарность этноса снижается постепенно до полной апатии, равнодушия к собственной судьбе. Наиболее тяжёлый период в жизни этноса – надлом – переход к спокойному, разумному хозяйствованию, инерции, а затем и к бездумному спокойствию. При этом цели и задачи общества ещё прежние, а силы его убывают. Процент людей гармоничных и пассивных растёт, снижая, сводя на нет усилия людей творческих, патриотичных, которых в такие времена считают просто фанатиками, не умеющими приспособиться к обстановке.  Именно отсутствие поддержки «своих» определяет гибель этносов от рук немногочисленных, но пассионарных противников. Гибель этноса идёт или путём его истребления, или ассимиляции.
Не это ли происходит сегодня в России?! Кто же эти немногочисленные, но более пассионарные противники российского этноса? Что же нас ждёт?





;;;;;;;;;;









ТЕРРОРИЗМ  И  ЛИБЕРАЛИЗМ

В последнее время, особенно после известных событий 11-го сентября 2001 года в США, со страниц печатных и не печатных СМИ не сходит слово терроризм. Однако авторы, на мой взгляд, трактуют это понятие узко, подразумевая только физическое насилие, направленное на устрашение народа. Не пора ли разобраться с этим понятием более детально: уточнить его подлинный смысл, попытаться найти причины и истоки терроризма. Очевидно, чтобы искоренить это общественное явление, нужно понять его причины и устранить их. Воздействуя только на следствие, поймав и наказав, например, Бен Ладена, вряд ли можно исключить терроризм из жизни мирового сообщества. Но отдельно международным терроризмом мы заниматься не будем, мы  попытаемся разобраться с терроризмом в принципе, на примере жизни сегодняшней России. Представляется целесообразным начать с понятия «власти», поскольку терроризм есть одно из её проявлений.
Согласно Словарю иностранных слов «террор (от латинского страх, ужас) – это политика устрашения, подавления противников насильственными мерами». Власть, как известно, в самом общем смысле - есть реально существующая возможность навязывать свою волю одним субъектом другому, одной группой людей другой. Уже из самого определения следует, что власть всегда – насилие. По-видимому, из чувства ложного такта или из лицемерия об этом не принято говорить. Правда, изредка, можно даже услышать суждение о том, что возможно построение человеческого сообщества лишённого всякого насилия. Думается, что такой подход следует назвать чистой утопией. Ведь даже само появление на свет человека – уже насилие. Именно так ставит вопрос Чингиз Айтматов в своём романе «Кассандра». А вспомните самые первые уроки воспитания ребёнка, например, обучение его есть манную кашу не руками, а ложкой – разве это не проявление насилия над  личностью со стороны родителей? Перечень подобных примеров может быть продолжен. Наверное, следует признать и правоту Фрейда, который утверждает, что человек по своей природе ленив. Более того, по-видимому, имеет право на существование и предположение, что лень человеческую следует считать созданным самой природой предохранителем, позволяющим человеку не совершать действий не обусловленных биологической необходимостью. И только используя власть – насилие, его можно заставить преодолеть этот природный барьер и выполнять общественно необходимые функции.   
 В основе всякой власти, на наш взгляд, всегда лежит некоторая ценность. Властью обладает тот, кто владеет или распоряжается какой-то ценностью. Все ценности человечества объединяются в систему. Под системой ценностей будем понимать совокупность материальных и духовных объектов (понятий) чем-то привлекательных для людей на избранном отрезке времени в рассматриваемом обществе. Источником ценностей являются биологические и психологические потребности людей. То есть, ценности во всех случаях отражают потребительские свойства материального или духовного объекта, в некоторых случаях совпадая с ним. Материальные ценности всегда совпадают с реально существующими предметами (предметы быта, деньги), духовные – характеризуют внутренние пристрастия человека. К ним относятся такие свойства личности, как знания, умения, человеческое достоинство, честность, мужество, верность слову и долгу  и т.п. На таких ценностях основывается духовная власть. Духовной властью (авторитетом, который  связан с признанием  власти над собой) над своими почитателями обладают служители культа, литераторы, художники, артисты. Власть основывается на опасении не получить некую ценность. Сила власти прямо зависит от веса ценности в системе. Сама власть является наиболее весомой ценностью. Подумав, каждый человек, может решить: кто и в какой степени для него представляет власть, т.е. может навязывать ему свою волю. Независимых людей в человеческом сообществе нет и быть не может. Все связаны отношением «повелитель – повинующийся» временно или постоянно.
Таким образом, вообще говоря, применяя насилие по отношению к своим гражданам не желающим исполнять принятые нормы общежития,  государство осуществляет по отношению к ним террор, подавляя их волю и держа их в страхе перед наказанием. Иных способов кроме «кнута и пряника» пока не придумано. Так было всегда во всех человеческих сообществах и так будет, поскольку всегда найдутся люди исповедующие индивидуальные ценности, не укладывающиеся в общепринятую систему. Однако  государственный террор в современном обществе ограничен законами в какой-то степени согласованными с народом.
Остановимся подробнее на других видах террора, наблюдаемых сегодня в России.
Человечеству с древнейших времён известно шесть основных форм государственного устройства. Мы остановимся только на демократии, как наиболее распространённой в настоящее время на Земле. «Демократия, основанная на законе, - говорил Аристотель, - самая сносная из всех плохих форм политического устройства». (Хорошими он считал монархию, аристократию и политию). Он же подчёркивал, что высшим её достижением, привлекательным для людей, является свобода; от себя добавим: свобода в широком смысле, свобода предпринимательства в самых различных областях общественной жизни.  Свобода или либерализм (последнее слово происходит от латинского, обозначающего тоже понятие) - предполагает минимум ограничений со стороны государства, накладываемых на человеческую деятельность в сообществе. Представляя своим гражданам свободы в отличие от тоталитарного, демократическое государство отказывается от части власти над ними. Иными словами государственная власть ослабляется. Ограничивается власть государственных институтов, поддерживающих юридические и нравственные нормы, регулирующие жизнь людей; уменьшаются возможности государства в воспитании своих граждан, ослабляется власть карающих органов – милиции, суда. Предприниматели в экономике и СМИ преследуют свои корыстные цели далеко не всегда совпадающие с интересами общества (ведь демократическое общество - эгоцентрично) и ослабленное государство в принципе не может их поправить. Прямым следствием слабости государственной власти является усиление власти не легитимной, криминальной - «свято место пусто не бывает».
Уместно сказать, что сама власть в демократическом обществе тоже является областью предпринимательства. Если, например, государственная власть не в силах защитить своих граждан от посягательств криминалитета на их собственность и человеческое достоинство, то находятся предприимчивые люди и в этой области, берущиеся за решение этой задачи. Не обладая властью по праву, они берут её сами у слабого государства, создавая свои сообщества. Известно, что итальянская мафия Коза Ностра первоначально была создана из самых благих побуждений – защитить униженных итальянских эмигрантов в США. Но через некоторое время её главари, преследуя цели личного обогащения, превратили её в бандитское формирование. Тоже самое происходит сейчас и в нашей стране. И там, где деньги являются высшей ценностью, это вполне естественно. Ныне возможности криминальных формирований в России соизмеримы с возможностями государства, если не превышают их.  Если верить нашим «демократическим» СМИ, то криминальные вооружённые формирования сегодня превышают по численности сто тысяч человек! Наше слабое государство просто не может победить криминальную власть. Не следует забывать и о том, что криминалитет – это горячий резерв нынешнего буржуазного правите5льства. Выходцы из него, обогащаясь, пополняют класс нарождающейся буржуазии и, таким образом, способствуют упрочению режима. Зачем же с ними бороться?! Наивны те люди, которые ещё верят заявлениям официальных лиц об ужесточении борьбы с правонарушителями. Ужесточать борьбу они будут разве только с мелкими неорганизованными воришками и бомжами, ими порождёнными и мешающими наслаждаться жизнью буржуа.
Тем, кто забыл, напомню: читайте Т. Драйзера, в США этот процесс проходил в середине Х1Х века. Кстати, поговорите с честными согражданами, побывавшими в США в наше время. Они тоже могут многое рассказать о тамошнем разгуле уличного террора.  И эту страну нам представляют, как образец для подражания! 
        Лишённая власти, трепещущая перед всесильными олигархами и  ангажированными ими СМИ нынешняя милиция, не рискнёт начать активную борьбу с хорошо вооружённой и организованной российской мафией. Милиционер и судья – обычные люди и им присуще нормальное чувство самосохранения. Если за своей спиной они не чувствуют сильной государственной поддержки, как это было в сильном советском государстве, они просто трусят!  Участковый ныне сам опасается хулиганов и бандитов. Разве он способен защитить рядового гражданина?! Поставьте себя на место сегодняшнего судьи: Вы вынесете строгий приговор бандиту, когда за ним стоит сила? В результате слабости карательных органов преступники не чувствуют неотвратимости наказания и всё больше наглеют. Это относится как к уличным хулиганам, так и к организованной преступности, мафии. Напомню, что одна из основных функций государства – это защита граждан от внешней и внутренней опасности. И, если государство своей функции не выполняет, то кому оно нужно?! Я уже не говорю о внешней политике, состоящей в  постоянной сдаче позиций на международной арене. Конечно, детская болезнь капитализма – чрезмерный либерализм - когда-то пройдёт. Со временем, когда властвующих либералов «жареный петух» клюнет лично, они начнут бороться с ими же порождёнными пороками общества. Но какую цену за нынешние реформы заплатит народ?! Столь мелкие жертвы с их стороны, как Старовойтова, Маневич и иже с ними, явно не привели власти в чувство! Идея личного обогащения и самоутверждения  затмила всё!
Другим следствием слабости государственной власти либерализма является коррупция чиновников – использование своего положения на государственной иерархической лестнице в личных, корыстных целях. И это тоже насилие – террор! В страхе не получить решения своего вопроса, человек сам даёт взятку чиновнику. Он не верит в возможность и желание государства наказать преступника, утратил веру в справедливость, неоднократно в последние годы убедился в бессилии государства. Ныне, по данным СМИ, Россия входит в 5% самых коррумпированных стран мира. Причём коррупцией поражены в большей степени самые важные общественные учреждения: медицина, образование, милиция, судопроизводство. Здесь они ранжированы по объёму взяток. Наиболее безнравственными и циничными оказались медики, много веков дающие клятву Гиппократа! Это ещё раз показывает, что людская алчность, подогреваемая СМИ и не наказуемая государством, беспредельна. Конечно, можно говорить о низких зарплатах, о необходимости баланса между зарплатой и строгостью наказания за взяточничество, но корень зла не здесь – он в пропагандируемой системе ценностей и, прежде всего,  в культе денег и потребительства. Общество, благодаря СМИ, открыто обсуждает стоимость должности министра и депутата Думы. Чего в таком случае можно ожидать от рядового участкового инспектора, инспектора ГАИ, врача?! Не веря в карающую силу государственной власти, люди не ропщут и покорно платят взятки. В рамках нынешней системы ценностей коррупция непобедима. Террор коррупционеров -  неизбежное зло, порождённое культом денег!   
К сожалению, мы уже забыли, что на заре реформ Гайдар и Чубайс открыто провозгласили: не следует ждать помощи от государства, каждый должен заботиться о себе сам. И это относится не только к сфере экономики. За прошедшие годы благополучно ликвидировано и государство, как защитник интересов простых граждан. Видимо, следуя рекомендациям реформаторов, нужно на вооружение взять и американский лозунг: «Кольт уравняет всех!»  и приобретать оружие. И что получится: гуманное цивилизованное общество, соблюдающее права человека?
Но особенно страшным террором, организованным в России сегодня   является террор информационный. Либералы уже около пятнадцати лет ведут его против своего народа. Этот террор особо хорошо профинансирован, организован, целеустремлён, продуман. Он направлен на подавление национальной самобытности народа, его духовности, традиций, исторически сложившейся системы ценностей, в которой деньгам и потребительству отводилась незначительная роль; в целях замены её на западную - основанную на культе  наживы, насилия, плотских наслаждений; на разрушение духа коллективизма, взаимопомощи, семьи, традиционного русского государства. 
СМИ, используя разработанные и апробированные на Западе, основанные на биологической составляющей сущности человека методики, планомерно убивают в нём душу, заставляя поклоняться новому для русского человека божеству – золотому тельцу и его обладателю. Олигархи не жалеют денег на оплату телеканалов и газет, услуг журналистов и теоретиков информационной войны с народом, на покупку информационных технологий. Посмотрите, как дружно практически все СМИ пропагандируют ложные ценности!  И единственный способ для граждан избежать информационного террора – это не читать газет, не слушать радио и не смотреть телевизор. К счастью, таких людей становится всё больше!  Ведь известно, что многократно повторенная мысль для человека становится привычной, собственной; что существуют методики, позволяющие в течение нескольких недель внушить всему населению Земли совершенно чуждую ему новую идею!
СМИ всеми способами стараются заменить у наших граждан целостное восприятие мира на калейдоскопическое. Именно поэтому такое широкое распространение получили сегодня кроссворды, телевизионные  игры типа: «Поле чудес», «Ставка», «Как стать миллионером», «Слабое звено» и т. д. Не жалея сил, СМИ учат вере в золотого тельца, «копаться в грязном белье», лишают человека чувства стыда. А ведь стыд – это внешнее проявление совести. Совесть же по В.И. Далю – это «часть души, где оцениваются поступки человека». Бессовестный человек лишён самоконтроля.
СМИ не устают говорить о свободах и правах человека, не вспоминая при этом о праве народа жить по исторически сложившимся нравственным законам. Информационные террористы отнимают это право у коренных народов России. Рассуждая о свободе, они «забывают» добавлять слова «предпринимательства во всех областях общественной жизни».  Но хорошо известно, что предприимчивых людей, нуждающихся в свободе, лидеров в нашей стране всего 3-5% . Посмотрите вокруг: разве, получив свободу, все ваши знакомые стали ею пользоваться и стали предпринимателями? Кроме того, предприниматель всегда будет активно работать, только преследуя личные интересы, эгоизм – антипод альтруизму! Абсолютному большинству людей такие свободы не нужны, ибо они по определению психологов рождены не лидерами, а ведомыми, исполнителями. Изменить этого невозможно, как невозможно родившегося флегматиком сделать холериком!   Большинству людей от государства требуется защита от террора «свободолюбивых». Иначе говоря, большинству нашего народа более подходит более сильное тоталитарное, а не буржуазно-демократическое государство.
Ещё Аристотель указывал, что одни народы поддаются только деспотической власти, другие могут жить и при царской, «а для иных нужна свободная политическая жизнь». Наверное, народ США в силу особых исторических причин и нуждается в буржуазных свободах. Известно, что это особый народ. Он сложился из предприимчивых людей – эмигрантов из Старого света. Думается,  не требуется доказывать, что далеко не все люди готовы бросить всё, пусть даже немногое и ехать в неизвестность. Американцы - генетические предприниматели, торговцы. Мы же – русские - другие люди! 
Неплохой историк Солженицын, проанализировав русскую историю в романе «Красное колесо», пришёл к заключению: если перед народом стоит выбор между свободой и порядком, то народ всегда выбирает последнее!  Я убеждён, что и сегодня (если, конечно, приостановить хотя бы на короткое время телевизионное «промывание мозгов»), то народ российский на референдуме сделает выбор в пользу тоталитарного государственного устройства. Свобода и демократия у нас  нужны только незначительному активному, лидерствующему меньшинству! 
Таким образом, власть всегда – насилие и, следовательно, осуществляет террор. Террор государственной власти  легитимен, и будет существовать всегда, пока существует государство. Этот вид террора ограничивается  нравственными и юридическими законами.
Либеральное, демократическое государство имеет по определению более слабую власть по сравнению с тоталитарным, и этим способствует возникновению и развитию не легитимных видов террора (информационного, мафиозного, экономического, террора коррумпированных чиновников и т.д. и т.п.). То есть, источником террора в человеческом обществе является либерализм государства. В рамках буржуазной системы ценностей все  виды террора полностью неустранимы. Значительно ограничить их силу можно было бы принятием на всенародном референдуме Морального кодекса гражданина России и  созданием на этой основе органов нравственного и юридического контроля над государственными институтами и СМИ.   




      
;;;;;;;;;;















ТЕЛЕВИДЕНИЕ  И  КУЛЬТУРА

25-го сентября 2002 г. по каналу РТР  была показана широко разрекламированная программа министра культуры России Михаила Ефимовича Швыдкого “Культурная революция”. Обсуждалась важная во многом, если не полностью определяющая жизнь народов России, тема: «О влиянии современного телевидения на культуру».
Думаю, что Швыдкой не оправдал не только мои ожидания. Вместо серьёзного разговора на философскую тему зрителю было представлено очередное шоу. Шоу-бизнесменом или скоморохом (кому, что больше нравится) выступил сам министр культуры. И в этом нет ничего удивительного, ведь он и ему подобные в нынешней власти живут по формуле Веспосиана: “деньги не пахнут” и готовы рекламировать не только пиццу, как это делает бывший первый или, в крайнем случае, второй человек на планете Горбачёв, но и защитные средства от венерических болезней даже с демонстрацией их практического применения; за достойную плату, конечно. Ведь ещё десять лет назад они объявили: “допустимо всё, что не запрещено законом!” Понятие “Совесть”, как Бог, как внутренний контроль, и “Стыд”, как её внешнее проявление, они отменили ещё тогда. Правда, большинством народа это, к сожалению, не было замечено!    
Выразителями авторитетного мнения выступили: вальяжный, чрезвычайно самоуверенный и постоянно любующийся собой Президент академии телевидения России и его главный идеолог В. Познер, и не проявивший достаточных бойцовских качеств  и твёрдой гражданской позиции, редактор журнала “Наш современник” С. Куняев. Весьма вероятно, конечно, что в том виноваты ножницы телевизионщиков, вырезавших самые яркие места из речи С. Куняева.
Как и следовало ожидать, Познер высказал положительное отношение к нынешнему телевидению, Куняев – отрицательное.
Ни ведущий, ни присутствующие к серьёзному разговору подготовлены не были. Ответы на насущные вопросы искали по ходу дела и, обычно, находили неубедительные, неудачные. Недаром даже Познер заметил ведущему (министру), что готовиться следует лучше!   
Обсуждаемый вопрос мне показался достойным значительно большего внимания. Попробуем в этой короткой статье восполнить то, что должно было прозвучать с экрана.
Известно, что прежде чем дискутировать всегда следует договориться о терминах и определениях – найти общий язык, чего, к сожалению, не сделал Швыдкой.
Больщой философский энциклопедический словарь содержит обстоятельную статью о культуре. Министру не вредно бы иногда освежать в памяти суть предмета своей заботы!
Статья начинается так: “Культура (от лат.) – означает возделывание, воспитание, образование, развитие, почитание, специфический способ организации и развития человеческой жизнедеятельности, представленный в продуктах материального и духовного труда, в системе социальных норм и учреждений, в духовных ценностях, в совокупности отношений людей к природе, между собой и к самим себе".
 Проще говоря, культура включает в себя достижения в области материальных и духовных ценностей и взаимоотношениях людей.   
Слово “культура” вошло в обиход только в ХУ111 веке, но само понятие существовало уже в античном мире. Уже в те времена главное достижение культуры видели в воспитании человека, то есть в духовной сфере (подчеркнём это). Позднее культура отождествлялась с формами духовного и политического развития общества и человека. Проявления культуры видели в достижениях науки, искусства, морали, государственных форм правления.
 Большое значение духовной составляющей культуры отмечал  Ж.Ж. Руссо. Причём он заметил, что с развитием материальной составляющей – нравственность народа падает, что так называемые «культурные» нации более испорчены и развращены по отношению к чистым и простым нравам варваров. К сожалению, время подтвердило правильность его вывода.
К. Маркс  считал, что культура – специфическая характеристика общества и выражает достигнутый человечеством уровень исторического развития  производительных сил и производственных отношений. В основе мировоззрения Маркса лежали, как известно, экономические отношения. Однако и он не отрицал, что культура характеризует развитие творческих сил и способностей человека и включает не только предметные результаты деятельности людей, но и результаты познания, нормы права и морали, знания, умения, навыки, уровень интеллектуального и нравственного развития и т.д.
Таким образом, культура условно может быть разделена на две составляющие: материальную и духовную. Духовная культура охватывает сферу сознания - духовного производства: познания, нравственность, воспитание и просвещение, включая право, философию, этику, эстетику, науку, литературу, искусство, религию. Материальная культура напрямую зависит от духовной, является её функцией.
 Материализм отводит решающую роль в жизни общества материальной культуре, идеализм – духовной.
Культура может подразделяться на общечеловеческую и классовую. Господствующий в данное время в обществе класс (или, если не нравится марксистский термин, слой населения) навязывает остальному народу культуру массовую, сам же при этом исповедует - элитарную. Что мы и видим сегодня сами, и что не отрицал В. Познер в рассматриваемой нами передаче ТВ.
Теперь о телевидение.
Телевидение, дословно – совокупность технических средств, обеспечивающих дальнее видение (сравни с телефонией, телеграфией, телепатией, телеметрией). Но технические средства используют люди, причём, преследуя при этом различные цели. Далее под телевидением будем понимать систему из технических средств и  людей их использующих.
В отличие от присутствовавщих на упомянутой передаче Швыдкого, всем нормальным людям совершенно очевидно, что при таком понимании телевидение – это искусство, такое же как киноискусство, но обладающее по сравнению с последним существенно большими возможностями воздействия на сознание людей. Телеприёмник, а зачастую и не один, сегодня существует практически в каждом доме. И об этом неспроста позаботились власти. Под прикрытием права народа на получение информации они ведут с ним настоящую информационную войну, внедряя в массовое сознание буржуазные ценности: культ золотого тельца, насилия, секса, самые  низменные качества личности, доводя народ до состояния быдло, которым легко управлять! 
Известно также, что искусство (если говорить о нормальном традиционном, реалистическом, гуманистическом искусстве, а не о различных проявлениях модернизма, скрывающих отсутствие всякого таланта) занимается изучением внутренних свойств человека, его Дущи. Уровень развития такого искусства определяет уровень развития духовной составляющей культуры. Настоящее искусство формирует высокие моральные качества людей, делая их богоподобными, способствует жизни общества в соответствии с библейскими Заповедями и Блаженствами  И. Христа, то есть с высшими достижениями человеческой морали; иначе говоря, - творит Добро (по В.И. Далю добрым следует считать всё то, что способствует жизни по божеским законам).
Таким образом, если телевидение, как вид искусства, способствует повышению нравственности общества, то оно, безусловно, играет положительную роль и повышает его культуру – уровень цивилизованности. В противном случае, наоборот, оно разрушает культуру общества.
С этих позиций посмотрите на программы нынешнего российского телевидения. Никто не станет отрицать, что по всем каналам с раннего утра до поздней ночи можно увидеть, за редким исключением, одно и тоже: американские боевики с морями крови и грохотом стрельбы, а в промежутках со сливающимися в экстазе киногероями; сплошные шоу, пропагандирующие культ доллара, сексуальные наслаждения, копание в грязном белье и подглядывание за интимной жизнью в замочную скважину, бесстыжую рекламу, лишающую человека чувства стыда, а, следовательно, и совести. Ведь Совесть – это внутренний судья человека, а Стыд – это внешнее проявление Совести. Даже в фильмах о природе ТВ убеждает зрителя, что законы природы неотвратимы и вполне переносимы на человеческое общество: сильный должен процветать, удел же слабого - смириться со своим положением. Разве это не упадок культуры и цивилизации?!
Пропагандируя ложные ценности, ТВ обедняет Дущу человека, внедряет на место ценностей духовных материальные: потребительство, потребительство, потребительство! При этом оно из человека разумного формирует примата! 
Маскируя свои истинные замыслы, теле хозяева России уверяют нас в том, что репертуар телевидения соответствует пожеланиям народа. А ведь они лукавят! Кто кого воспитывает (навязывает моральные нормы, формирует систему ценностей) телевидение народ или, наоборот, народ хозяев телевидения? 
Представьте себе, что в классе учитель идёт на поводу у своих учеников и, вместо скучных грамматики и арифметики по желанию учащихся, играет с ними в их любимые игры и беседует с ним на их интеллектуальном уровне. Чему он научит детей?
Утверждая, что искусство (и телевидение в том числе) служит только развлечению людей, тоже лукавят нынешние идеологи! Искусство всегда воспитывало, и будет воспитывать, наполнять Души людские духовными ценностями. И от того, какими ценностями наполняются эти Души, зависит и материальная, и духовная составляющие культуры и жизнь общества в целом!
Таким образом, нет никакого сомнения, что нынешнее российское ТВ разрушает духовную составляющую культуры общества, а, следовательно, и культуру народа!  Прикрываясь правом народа на получение информации, хозяева ТВ ведут информационную войну со своим народом, разлагая его духовно и подгоняя под американский  бездушный и прагматический стандарт.
Возвращаясь к программе Швыдкого, хочется отметить откровенный цинизм главного идеолога ТВ Познера, который, не стесняясь, признал, что ТВ оглупляет зрителя. Правда, он тут же уточнил, что это относится к массовому зрителю, что существует ещё элитарное ТВ (для избранных!). Мне же при этом подумалось: «Я  не принадлежу к элите, не смотрю элитарного  НТВ+ и, следовательно, обречён на оглупление!» Это мне почему-то не понравилось!  А Вам, читатель, нравится?  «А нужно ли нам правительство, которое не хочет или не может одёрнуть познеров и остановить процесс оглупления народа?»
Из всех присутствовавших на той передаче Швыдкого порядочным и честным оказался один теле ведущий Леонтьев. Он открыто заявил, что своим детям смотреть телевидение запрещает, поскольку не хочет, чтобы они выросли идиотами,  кретинами!
Честь ему и хвала! Может быть и Вам, читатель, следует подумать об этом?!               





;;;;;;;;;;









ИНФОРМАЦИОННАЯ  ВОЙНА ТЕЛЕЖУРНАЛИСТА  АНДРЕЯ  КАРАУЛОВА

Любая революция характерна не только захватом власти, сменой собственника, но, главное, сменой господствующей в обществе идеологии. В России в 1991 – 93гг. такая революция (или контрреволюция, кому, что больше нравится)  произошла. Предшествовала ей открытая борьба идей капиталистической и социалистической, начавшаяся с объявления Горбачёвым гласности и плюрализма мнений, в тогда ещё существовавшем Советском Союзе.
Внешне борьба идей проявляется как информационная война.   Понимая особую важность победы в информационной войне, пришедшие к власти рыночники-демократы, не пожалели денег на овладение основным оружием информационной войны - СМИ. Абсолютное большинство их оказалось в руках новых хозяев жизни. Цель информационной войны властей с народом: утвердить в сознании населения России новую буржуазно-эгоистическую мораль, новую примитивно-потребительскую систему ценностей. Вот уже более пятнадцати лет из сознания народа России вытравливается всё здоровое, высоконравственное, духовное. В этой войне не стреляют пушки и не рвутся бомбы. Но она страшнее обычной войны, поскольку в ней страдают не тела, а души людей. Ещё А.С. Грибоедов отмечал, что «злые языки страшнее пистолетов». СМИ обращают народ в  легко управляемую биомассу, уничтожают национальное самосознание, патриотизм, вековые традиции, духовные ценности, подменяя их чуждыми нам  худшими западными ценностями: алчностью, жаждой животных наслаждений, неуёмным потребительством, эгоизмом, равнодушием ко всему, что не касается личности, космополитизмом. Постоянно рассуждая о правах человека, они забывают о правах целых народов жить по национальным традициям, по заветам предков. И поскольку преимущества в этой войне пока на стороне властей (они обладают СМИ и особенно телевидением), то успехи их очевидны: народ в большей своей части стал апатичен, равнодушен к своей судьбе, во многом утратил чувство гражданственности.
  Тележурналист Караулов с его программой «Момент истины» - один из наёмных полководцев властвующей олигархической буржуазии в её войне со своим народом. Сегодня человек особенно безоружен перед словом, причём часто повторяемым. Вспомните русскую пословицу: «Назови меня сто раз свиньёй, и я захрюкаю». А это делают уже много лет множество теле- и радиоканалов, газет и журналов, которые ведут активнейшую пропаганду западных ценностей. Когда же дух нации будет окончательно сломлен, наступит её генетическое вырождение. Тактических приёмов достижения результатов в информационной войне разработано значительно больше, чем для войны традиционной. 
В последнее время наиболее яростной атакой на сознание народа выделяется Караулов. При всей своей показной «независимости» и «оппозиционности» нынешним властям, он, безусловно, выполняет хорошо оплачиваемый заказ либо власть имущих, либо рвущихся к ней (идейных борцов на современном телевидении нет), ведь за близость к «пирогу» и те и другие готовы перегрызть друг другу глотки! Сегодня Караулов со слезами в голосе расточает ахи и охи по поводу беспредела чиновников, детской беспризорности, нищеты народа, наркотиков, проституции, предательства и продажности  властей.    Но зададимся вопросом: Где же был этот «защитник народа и государства российского» в конце 80-х – начале 90-х годов? Напрягитесь, читатель, и вспомните, что его физиономия тогда часто мелькала на экране телевизора в обществе нынешних олигархов и правителей. Однако, оказывается «не показался» он тогда Чубайсу и компании, не оценили, не отметили его высоким постом, забыли. Теперь он стремится наверстать упущенное. Хотя думается, что и в период разграбления богатств СССР он не остался один на один с чубайсовским ваучером. Уверен, что его доходы несколько превышают прожиточный минимум, ниже которого в России опущено двадцать шесть процентов населения. И теперь, греясь у камина в своём подмосковном особняке,  он за хорошую мзду льёт лживые, лицемерные слёзы по разнесчастному русскому народу, которому сам же и посодействовал стать таковым.  Наверное, неплохо его учили в театральном ВУЗе!
Ничего не скажешь: разоблачения Караулова весьма эффектны.
Вот он с возмущением говорит о продажности Горбачёва, и это свидетельствует бывший министр обороны СССР Язов; о покупке находкинского рыбного порта издательским домом «Восточная Азия» всего за тридцать пять тысяч долларов (за которые и квартиры в Москве не купишь), а представитель президента способствует этому; о разворовывании рыболовного флота и продаже сейнера всего за ОДИН доллар; о маньяке, насмотревшемся телефильмов и убившем ОДИННАДЦАТЬ девушек; о том, что у нас свобода дошла до безобразия, поскольку (не для всех, конечно) отсутствуют всякие ограничения; о том, что телевидение насыщено фильмами, обнуляющими стоимость человеческой жизни в глазах молодёжи и поэтому в местах заключения находятся десятки  тысяч убийц и число их будет расти; о том, что добро и зло поменялись местами; о том, что власти в регионах не считаются с  центральной и т.д. и т.п.   
Ну, как не отреагировать на такую информацию, не восхищаться её источником, не уверовать в его честность, порядочность, заботу о простых людях, готовность к самопожертвованию ради них! И такие люди находятся, особенно среди стариков-пенсионеров, не утративших веру в справедливость, в «хорошего царя и плохих бояр». Заметьте, что Караулов никогда не критикует Президента. Он верит, что тот его защитит от чиновников и олигархов. Думаю, что тут он глубоко ошибается.
Яркими фактами из жизни современной России Караулов зарабатывает авторитет у части телезрителей. А авторитет – это ничто иное, как признание власти над собой. Власти хотя и не административной, духовной, но тоже дающей возможность  навязывать свою волю, своё мнение. Выполнив первую часть своей программы, он переходит ко второй – использованию своей власти в интересах, естественно, своих платёжеспособных заказчиков.
Очередной заказ «мочить и размазывать» Караулов выполнял 13-го апреля с.г. в выпуске «Момента истины», посвящённом разоблачению руководства фракции КПРФ в Государственной думе Зюганова и Купцова. Ведь началась избирательная кампания и надо сбить относительно высокий рейтинг партии, самой многочисленной и занимающей по популярности первое место в стране. Ясно, что это только эпизод информационной войны.  Именно об этом справедливо сказано в Заявлении пресс-службы КПРФ.  Но хитёр Караулов он «не антикоммунист», он не ввязывается в борьбу с партией. Он ведёт речь только о её лидерах, якобы оторвавшихся от самой партии. Рядовых членов, твёрдо верящих в коммунистические идеалы, Караулов не трогает.
К сожалению, лидеры КПРФ спрятались за широкую спину партии, отмахнулись от критики в свой адрес упомянутым Заявлением  пресс-службы вместо того, чтобы сплотить свои ряды, откровенно и честно ответив (если, конечно, они действительно чисты) на вопросы, прозвучавшие в той передаче.  Напомним их.
Почему фракция КПРФ в ряде случаев фактически поддерживает антинародные, антигосударственные законопроекты, например, о снижении платы за водные ресурсы и не голосует за те, которые ограничивают аппетиты монополий, например, законопроект об экспортной пошлине на нефть? Берутся ли деньги с заинтересованных лиц? Правда ли, что членам фракции разрешено в определённых случаях голосовать по «личному усмотрению»?
Как согласуется с партийными принципами практика включения в избирательные списки КПРФ за большую мзду бизнесменов?
Почему от партии и даже её ЦК скрывается, куда идут деньги, получаемые от бизнес-структур? Почему был уволен бывший руководитель  контрольной комиссии ЦК  Петровский, требовавший прозрачности в получении и расходовании партийных средств?
Правда ли, что сами лидеры КПРФ – весьма состоятельные люди, а их близкие и родные имеют свои фирмы, зарабатывая большие деньги?
Верно ли, что Зюганов, точно зная о своей победе на президентских выборах 1996-го года, не стал оспаривать их результатов, а, напротив, первым поздравил Ельцина?   
Соответствует ли истине, что Чубайс имел тогда договоренность с Зюгановым о том, что тот не станет протестовать против фальсификации результатов выборов?
Вооружив членов партии конкретными и аргументированными ответами на эти вопросы, руководство облегчило бы борьбу  рядовых членов партии  с нападками на КПРФ. Именно гласностью, правдивостью, близостью к простому человеку  лидеры коммунистов должны отличаться от руководства других партий. Наверное, коммунистическим лидерам пора понять, что нельзя отделываться общими фразами о своей последовательности в защите интересов трудового народа, пора начать ориентироваться не на слепую веру в себя рядовых коммунистов и народа, а на достоверные жизненные факты их украшающие.
Но вернёмся к самому Караулову. В своих разоблачениях он далеко не всегда правдив и искренен. Давно известно, что политика и нравственность – вещи несовместимые, что политиком руководят не высокие нравственные принципы, такие как честь и совесть, а только польза личная или клановая. Ложь и полуправда – важное средство достижения им своих целей.
Критикуя Зюганова и Проханова за общение с известным жуликом Березовским, Караулов подтверждает свои обвинения кинокадрами не  имеющими  к этому ни какого отношения.  На них Зюганов просто возглавляет одну из народных  демонстраций. Караулов нагло лжёт, повествуя об истории отказа Героя Сталинграда сержанта Павлова от коммунистических идей и прихода его к религии, к Богу. Давно экспертизой доказано, что отец Кирилл, показанный Карауловым, и сержант Павлов не одно и тоже лицо. Герой Советского Союза Павлов похоронен ещё в 1981 году в Новгороде и до конца своих дней не изменял идеям коммунизма. О том, что будто бы в  стране никто не откликнулся на смерть конструктора нашей знаменитой ракеты «Сатана» академика Уткина, Караулов тоже соврал. В газете «Советская Россия» была большая статья.
Зная о его нечистоплотности, телезрителям, наверное,  следует помнить об этом и к другим «фактам» в его передачах относиться скептически. Ведь цель для него будет всегда оправдывать средства!
Однако не всё плохо в передачах Караулова, честные люди могут и из них получать кое-какую пользу. Во-первых, информация бывает просто бесценной, когда, используя Караулова, один жулик начинает «мочить» другого. Во-вторых, их этих передач становится очевидным, что, если «благородный» и «честный» Путин годами держит на самых высоких государственных постах взяточников, воров и агентов влияния Запада, значит не такой уж он и сам  благородный и честный.  И возникает вопрос: либо он не справляется со своими обязанностями, либо сам в одной компании с героями Караулова?
Напомню о малоизвестной и широко не рекламируемой СМИ Директиве информационной безопасности, подписанной Путиным в самом начале своего президентства. В ней звучали хорошие слова о необходимости борьбы за сохранение высокой морали народа. Почему-то он её не вспоминает и не добивается исполнения. Почему, например, под давлением явного разрушителя высокой морали Швыдкого, он подписал указ об акционировании киноиндустрии? Убедиться в моральном облике Швыдкого совсем не трудно. Достаточно посмотреть его абсолютно безнравственную программу «Культурная революция».  Чего стоят только его пропаганда всепродажности, нецензурщины, секса! 
Хотелось бы спросить Президента: Почему бы усилиями авторитетных, не запятнанных людей ни разработать Моральный кодекс гражданина России, ни утвердить его на всенародном референдуме и ни обязать Государственную думу при принятии юридических законов руководствоваться нравственными?    
  Сплошной негатив на нашем телевидении тоже калечит психику людей. Ведь этим российскому гражданину,  и без того апатичному, прививается чувство безысходности, безнадёги. Неужели Путину это безразлично? Почему Президент не добивается исполнения Постановления о патриотическом воспитании граждан России? Может быть, всё это нужно кому-то, кому служат и наш Президент и наше Правительство!?
Возвращаясь к Караулову, хочется напомнить читателю, что он только наёмный работник хозяина телеканала, «а кто платит, тот и заказывает музыку!»





;;;;;;;;;;













СОДЕРЖАНИЕ

РАССКАЗЫ

ВОЙНА МОЕГО ДЕТСТВА                Стр.
Эвакуация……………………………………………………………..3
В деревне………………………………………………………………9
В посёлке  ЧТЗ ……………………………………………………….14
В бараке ………………………………………………………………18
В детском саду ……………………………………………………….27
В школе………………………………………………………………..31


Уроки Закона Божия …………………………………………………37
Русская душа …………………………………………………………42
Одиночество ………………………………………………………….46
Блаженны милостивые ………………………………………………50
Чти отца твоего……………………………………………………….58
Спасибо товарищу Сталину………………………………………….66
В камышах ……………………………………………………………72
Страшная  история ……………………………………………………76 
Иуда …………………………………………………………………...81
«Мессия» ……………………………………………………………...85
Плоды постсоветского воспитания ………………………………….90
Ещё не вечер! …………………………………………………………94

СТАТЬИ

Идеология и духовность………………….. …………………………98
Возродим духовность в российском  обществе……………………102
О роли интеллигенции в событиях  80-90-х г.г. в России…………107
Патриотизм народа – необходимое условие возрождения России.118
Что происходит с Россией? ………………………………………….127
Терроризм и либерализм …………………………………………….131
Телевидение и культура ……………………………………………..137
Информационная война тележурналиста Андрея Караулова …….141
.