На краю земли

Александр Сагир
Из серии «Геологические рассказы»

НА КРАЮ ЗЕМЛИ

Повесть

1

Февраль 2014 г.
Впервые за много лет вахтовой работы я полгода находился дома на Кубани, занимаясь «прекрасным ничего-неделанием», потому что, как я нередко говорил друзьям: «Работа – это то, за что деньги платят, все остальное – про-сто наша жизнь». Прекрасным ничегонеделанием были для меня обустройство сада и двора недавно построенного дома. В свободное время мы с женой и дочерью ездили на чистые галечные пляжи Черного моря, на песчаные пляжи, протянувшиеся от  Витязево до села Волна, а при желании попрыгать в больших прибрежных волнах – на Азовское море в Голубицкую. Заодно мы объездили все известные грязевые вулканы Таманского полуострова, выделив самые лучшие - настоящий кратер вулкана Шуго вблизи станицы Варениковкой и вулканическую сопку Карабет рядом с Таманью, которая просто покорила нас своей дикостью и яркими сиреневыми полями цветущего кермека.
В общем, я наслаждался жизнью.
И вот, в конце января, мой московский товарищ, геолог Павел Рябич, получивший от одной золотодобывающей компании заказ: срочно, за два месяца, написать проект  на геологическую разведку флангов золоторудного место-рождения «Таборное» в Якутии, - предложил мне подключиться к написанию этого проекта. Результатом проектиру-емых работ должно стать получение запасов золота не менее 20 тонн.
Я с удовольствием взялся за проектирование. Работу над проектом мы с Рябичем честно поделили пополам.
Целый месяц я жил восхитительной геологией крупных золоторудных месторождений юго-западной Якутии - «Таборное» и «Гросс», на флангах которых были известны неразведанные золотоносные участки. Они-то и стали объектами, на которые мы с Рябичем запроектировали поисково-оценочные и разведочные работы с ожидаемым приростом запасов до 30 тонн золота.
К  марту проект был почти готов, и я уже строил планы, как дома проведу следующее лето, и чем буду зани-маться. Я составил довольно внушительный список дел, которые мне нужно сделать. Жена только посмеивалась надо мной.
- Да ты хоть отдохни немного, насладись своим «прекрасным ничегонеделанием», а то опять позовут куда-нибудь на край света и помчишься.
И я наслаждался – ходил по чистым горным ручьям, собирал красивые каменные плитки известняка, песчани-ка, обкладывал ими бетонный фундамент дома. Моя трудяжка-работяжка Toyota-Spasio 2000 года исправно выпол-няла роль грузовичка-кроссовера, пробираясь по бездорожью горных ручьев и привозя домой в своем багажнике и в салоне по 300-400 кг каменного материала.
- Не жалеешь ты свою машину, Саня, - говорили мне соседи.
- Она - такой же работяга, как я, для того и куплена, - отвечал я. - Пусть «пашет».

Отработав тридцать лет на Севере и вернувшись на родину в станицу, где вырос, я построил дом, о котором мечтал. Когда друзья-геологи, позвонив, спрашивали меня: «Ты где сейчас?» - я отвечал: «Как обычно, на Севере. Только теперь это - Северный Кавказ».
Уже был март. Серый лес. Обманчивое тепло. То солнце, то дождь, то снег с дождем, то холодный ветер, не-редкими были и заморозки по ночам, а в лесу уже цвели тюльпаны-морозники и пробивались белые подснежники.
Телефонный звонок Леонида Платова, давнего друга-коллеги по Забайкалью, Колыме и Африке был неожи-данным. Я уже год не виделся с ним, лишь редкие поздравительные звонки связывали нас, и его звонок напомнил мне, что где-то идет работа, мужики делают нужное дело, жизнь кипит, а я сижу дома.
- Привет, Василич! Ты где? Чем занимаешься? – услышал я голос Платова. 
- Я дома, на Кубани. Пишу проект на разведку флангов месторождения «Таборное», на котором ты когда-то строил фабрику. А ты где?
- А я на Курилах строю очередную золотоизвлекающую фабрику. Хочешь к нам?
- Ну, ты даешь! Я, значит, тебя в Африку теплую звал, а ты меня снова на Крайний Север, на край света, на ко-нец Земли, в холода. Совесть у тебя есть?
- Совесть-то есть, только я не всегда ею пользуюсь. Нам нужен главный геолог. Я предложил шефу пригласить тебя. Нужно только твое согласие. Уверен, тебе здесь понравится. Знакомое тебе «теплое» Охотское море, а к нему добавится еще могучий Тихий океан, курильские вулканы и вулканический остров Уруп, на котором мы строим гор-но-обогатительный комплекс по добыче и переработке золотой вулканической руды. Только тебя не хватает, Васи-лич. Соглашайся!
- И какова цена вопроса?
- Ты же нашу цену знаешь. Подумай. Я тебе завтра перезвоню. Пока!
Когда я рассказал жене о звонке Платова, она, с улыбкой глядя на меня, сказала:
- Ну, все! Загорелись глаза у геолога. Прямо слышу уже слова: «не жди меня скоро жена». Ты хоть представля-ешь, где это?
- Сейчас посмотрю.
Я тут же нашел в интернете информацию по курильскому острову Уруп. Разглядывая космическую съемку ост-рова, я увидел в северной части острова заброшенную взлетную полосу аэродрома и три кратера современных вул-канов, остальная часть острова была густо заросшей, не имела ни дорог, ни поселений, и лишь  в его южной части среди сплошных зарослей видны были свежие объекты стройки. Ответ на мой запрос о вулканических месторождени-ях золота, было для меня открытием. Я знал, что по всей планете, даже в Антарктиде, вокруг Тихого океана суще-ствуют вулканы, но то, что с ними связано такое огромное количество месторождений золота, поразило мое вообра-жение. Оказывается, золоторудные месторождения Тихоокеанского вулканического кольца известны в 19 странах и ежегодно дают более 25% мировой добычи золота, а это более 600 тонн. Наиболее крупные по запасам вулканиче-ские месторождения золота, обнаруженные в восточной части Тихоокеанского кольца, известны в США в штате Ко-лорадо – крупнейшее в мире месторождение Крипл Крик, на котором уже добыто более 600 тонн золота, месторож-дение Раунд Монтей – с запасами 260 тонн, Вирджиния Сити – 254 тонны, Голдфилд – 130 тонн, Джеррит Каньон – 120 тонн и др.;  в Мексике – месторождение золота Пачука – 192 тонны и Гуанохуато – 110 тонн; в Доминиканской республике – месторождение Пуэбло Виехо – 173 тонны золота, в Чили - Ель Индио – 110 тонн, в Никарагуа, Колум-бии, Боливии разведуются и разрабатываются многочисленные мелкие вулканические месторождения золота с запа-сами до 50 тонн.
В западной части Тихоокеанского кольца вулканические месторождения золота находятся в Новой Зеландии – месторождение Вайхи с запасами 220 тонн золота; в Папуа Новая Гвинея – месторождение Лихир Аилэнд – 380 тонн, Поргера – 335 тонн; на Филиппинах - Багуио Дистрикт – 300 тонн; в Индонезии - Лебонг Донок – 42 тонны, на вулканическом острове Фиджи – месторождение Емперор – 120 тонн золота, в Японии – месторождение Хишикари – 140 тонн и другие.
В России вулканические месторождения золота разрабатываются сейчас на Камчатке - Агинское с запасами 37 тонн золота,  готовятся к отработке - Аметистовое месторождение с запасами 53 тонны золота, Бараньевское  – 38 тонн, Озерновское  – 46 тонн, Асачинское - 25 тонн, Мутновское – 50 тонн, разведываются золоторудные месторож-дения Кумроч и Кунгурцевское, а совсем недавно первые месторождения золота обнаружены на малоизученных Ку-рильских вулканических островах Уруп и Кунашир.
Оставив компьютер, я рассказал жене о том, что узнал.
- Представляешь, я всю жизнь изучал месторождения золота, сформировавшиеся в мезозойский этап горообра-зования – поздняя юра–мел – это 110-65 млн. лет назад, а тут – кайнозой, тут все, что происходило на Земле совсем недавно в палеогене и неогене – от 30 до 5 млн. лет назад и происходит прямо сейчас в действующих вулканах. Мне ни разу не приходилось работать в таких молодых вулканических комплексах, а они, оказывается, полны золоторуд-ных месторождений.
Светлана с улыбкой поглядывала на меня и видела, что ее мужа, геолога-исследователя, уже захватила новая территория.
- Ладно уж, поезжай, геолог, чтоб потом не жалеть, что не сделал этого, - сказала она.
Мысленно я был уже на Курилах, и когда Леонид позвонил снова, я согласился.
- Все, Василич, вопрос решен, - сказал Платов. – С тобой теперь свяжутся специалисты по персоналу. Ждем тебя!
Через час раздался телефонный звонок и приятный женский голос сообщил мне, что пароход на остров  Уруп отправляется восьмого марта, поэтому, чтобы успеть на него, я должен пятого вылететь на Сахалин, электронные ко-пии документов нужно привезти с собой.
- Вы будете готовы? – услышал я. – Мне нужно успеть купить Вам билеты.
- Буду, - ответил я, понимая, что осталось всего два дня.
- Тогда продиктуйте мне Ваши паспортные данные.
- И что, со мной и шеф не поговорит, и резюме не требуется?
- Игорь Владимирович сказал, что рекомендации главного технолога Платова достаточно.
- А кто такой Игорь Владимирович?
- Игорь Владимирович Байкалов – генеральный директор «Курилзолото».


05.03.2014
Утренняя электричка Новороссийск-Краснодар подошла в 8-30. Я вошел в почти пустой вагон и поехал в Краснодар. «В 11-00 буду на ЖД вокзале, час езды на трамвае до аэропорта, в 14-00 самолет – успею». Я смотрел в окно, мимо проплывали станичные дома, серый лес предгорий, автотрасса, речка Баканка, город Крымск.
В Крымске вагон электрички быстро наполнился людьми. Напротив меня у окна села девушка лет двадцати, вероятно, студентка, едущая в Краснодар на учебу. Это была темноволосая красавица, и я невольно разглядывал ее.
На ней был черный пиджак с крупными пуговицами, черная мини-юбка, темные полупрозрачные колготки с вышивкой на бедре в виде тату большой черной розы, и длинные до колен изящные черные сапожки на высоком каб-луке. Красный шарф, связанный английской резинкой, в виде большого воротника обрамлял ее шею. Но когда она расстегнула пиджак, я увидел, что «шарф» был воротником свитера, туго обтягивающего ее восхитительного объема груди. Я лишь мельком взглянул на нее, но уже не мог думать ни о чем другом, кроме ее красоты и этих восхититель-ных ног, когда она сидела напротив меня, то и дело перебрасывая их с ножки на ножку. Это волновало меня, а она словно и не замечала ничего, сидела, поглядывала в окно, хлопала своими длинющими ресницами, изредка бросая на меня равнодушный взгляд.
Темные волосы обрамляли ее беленькое личико, тонкие вразлет брови летели над ее слегка раскосыми зелены-ми глазами в опушке длинных черных ресниц. Изящные длинные музыкальные пальчики были так красивы – хоть картину пиши с них. Ее волосы спадали на плечи и лицо, и она поправляла их, пронизывая пальчиками, и они струи-лись по ее плечам.
Она знала, что красива, и не стеснялась показывать то, что имела. Ее слегка вздернутый носик и изящно очер-ченные пухленькие губы в мутно-розовой помаде вызывающе смотрели на мир, словно говоря: «Вот такая я. Любуй-тесь!» От нее словно исходил аромат юной красоты и изящества, которыми наградила ее природа.
Ах, если бы не эти высоко обнаженные ноги, которыми она смущала меня, я бы сидел и просто любовался кра-сотой ее лица, а так… Вспомнилось, как однажды жена, провожая меня в очередную экспедицию на край Земли, пой-мала мой взгляд на проходившую мимо красавицу в легком летнем платьице и, улыбнувшись, сказала:
- Не стыдись, геолог! Смотри, любуйся! Ты теперь не скоро увидишь такую красоту снова.
Два часа, пока мы ехали до Краснодара, передо мной сидело само Совершенство, думало о чем-то своем хо-рошем, и легкая улыбка касалась уголков ее губ. И неужели я должен был все это время изображать из себя слепого? Ну, нет! Я буду любоваться этой красотой, этим Божьим творением. Ведь женщины  в нашей жизни – они как цветы на лесной поляне. Идешь, любуешься ими, ну букет соберешь… А самый лучший цветок – это и есть твоя любовь-избранница.
А вот и Краснодар. Пассажиры засобирались к выходу из вагона. Я не спешил, я решил выйти последним.
Встав, моя попутчица взглянула на меня, ее взгляд лишь на мгновение задержался на мне дольше обычного. Мне показалось, что она хотела что-то сказать, но, ничего не сказав, она вышла из вагона. Я видел, как она с гордо поднятой головой идет по перрону, как проходя мимо моего окна, повернулась к нему и, улыбнувшись, послала воз-душный поцелуй. Я оглянулся, чтобы увидеть кому, но за моей спиной никого не оказалось. Повернувшись к окну, я увидел как она, улыбаясь и показывая на меня пальчиком, чмокнула меня сложенными в бутон губками, помахала мне ручкой, отвернулась и пошла по перрону.
«Боже мой, как прекрасна жизнь! - думал я, глядя ей вслед. – Счастья тебе, девочка-красавица! А я каждое лето уезжаю на самый конец Земли и не вижу ни этой красоты, ни этих улыбок, ни таких вот восхитительных взглядов».  В моей жизни, увы, женщин в спецовке я видел гораздо чаще, чем женщин в платьицах.

Аэробус Краснодар-Москва авиакомпании «Кубань», раскрашенный цветущими подсолнухами, был готов к взлету. Улыбки молоденьких стюардесс в российской униформе, сервис – все как за границей, только теперь это у нас. Жизнь с каждым годом расцветает, и это радует. Побывали «за бугром», есть с чем сравнивать. А пассажиры… ну, если что не так: ну, скифы мы, ну, азиаты мы, ну, диковаты еще маленько. Но это – МЫ! Все нормально! Все отлично!

 За семь с половиной часов «Боинг-747» авиакомпании «Аэрофлот» доставил меня из Москвы в Южно-Сахалинск. Я отправил домой смс:
«Ну, что вам рассказать про Сахалин? На острове нормальная погода.
Прибой мою тельняшку просолил, и я стою у самого восхода».
В конторе предприятия меня встретил Леонид Платов, радостно пожал руку:
- С прибытием, Василич!
Я ожидал, что со мной поговорит генеральный директор, но у него одно за другим шли производственные со-вещания перед отправкой на остров парохода с большим грузом.
В отделе кадров меня быстро оформили на работу в ООО «Курилзолото», компанию, занимающуюся строи-тельством Айнского рудника для добычи золота на Курильском острове Уруп, и выписали командировочное удосто-верение во Владивосток, откуда на остров пойдет пароход с грузом оборудования для фабрики. 
Я все время ожидал разговора с директором, но он, проходя мимо меня после очередного заседания в курилку, лишь кивал мне и говорил: «Поговорим, обязательно поговорим», - и уходил.
Все-таки он выкроил для меня время в конце рабочего дня и сказал:
- Что мне Вам говорить? Работу свою Вы знаете, потому Вас и пригласили сюда. Так что, езжайте и работайте. Счастливо!
«И это все?» - подумал я, пожимая протянутую мне руку.
- А ты чего хотел? – спросил меня Платов, когда я сказал ему об этом. – Чтобы он учил тебя, что и как надо де-лать? Ты же всегда говорил, что тебе нужна только территория исследования, а что и как на ней делать – ты и сам знаешь.
- Действительно! – усмехнувшись, сказал я.
На следующий день мы вылетели во Владивосток. После периферийно-унылого аэропорта Южно-Сахалинска в глаза сразу бросилось, что аэропорт Владивостока был современный, как в столице. Платов взял такси, и мы целый час ехали куда-то, пока не остановились напротив огромной черной рубки подводной лодки, стоящей как памятник посреди города.
- Где мы сейчас? – спросил я у таксиста.
- Этот город называется Большой Камень. Подводные лодки здесь ремонтируют. А вот ваша гостиница «Вол-на», - он показал рукой на шикарное современное здание.


08.03.2014. г. Большой Камень
Шесть дней мы провели в гостинице в ожидании, когда же в соседнем морском порту, Подъяпольске, загрузят зафрахтованное судно, на котором мы пойдем к Курилам.
В Большом Камне мы каждый день по вечерам пили недорогие, за 600-750 руб., коньяки, перебирая поочеред-но армянский «Арарат», украинский «Борисфен» и российский «Киновский». На последнем остановились, как на лучшем, и потом каждый день «ходили в кино». Выпивая бутылочку коньяка на троих, мы чувствовали себя прекрас-но и так коротали время ожидания.
Наша команда, отправляющаяся с пароходом на курильский остров Уруп, состояла из трех человек. Я был принят на работу главным геологом. Ермакова Якова Васильевича пригласили на работу в качестве инженера-наладчика автоматической аппаратуры на фабрике. Леонид Анатольевич Платов был главным инженером-технологом, руководившим на острове Уруп строительством золотоизвлекающей фабрики. Платов был плотный, среднего роста мужчина сорока лет. У него были коротко стриженные курчавые волосы золотистого цвета и такие же курчаво-золотистые брови. На его широком скифском  лице ярко выделялись голубые смеющиеся глаза. Всем своим видом он выдавал любимца женщин. Не зная его, кто бы мог подумать, что это один их лучших химиков-технологов, который уже на нескольких горно-обогатительных предприятиях построил суперсовременные химлаборатории и зо-лотоизвлекающие фабрики, которые тоннами дают сейчас стране благородный металл на рудниках «Таборный» в Якутии, «Апрелково» в Забайкалье, «Курья» на Алтае... Раньше он строил фабрики вместе со своими друзьями - веду-щими инженерами-обогатителями по кучному выщелачиванию, а на Курилах была его первая самостоятельная фаб-рика. Вместе с Платовым я проработал уже семь лет. Забайкалье… Магадан… Зимбабве… и вот после Африки он позвал меня на Курилы. Он всегда был там, где бурлила жизнь и кипела работа, а я всегда говорил друзьям, что люб-лю путешествовать по планете, только делать это нужно так,  чтобы тебе за это еще и зарплату платили, вот он и по-звал меня в путешествие на Курилы, на самый край Земли, за которым на пол планеты раскинулся Тихий океан.
Ермакова Леня пригласил как лучшего инженера по автоматизации производственных процессов. Они также были давно знакомы, вместе уже пару фабрик запустили, но я его раньше не знал, пути геологов и «автоматчиков» не всегда пересекаются. Это был невысокого роста крепкий мужик спортивного телосложения с аккуратной лысинкой на макушке. Как-то он сказал мне, что был дважды женат, и вот теперь, холостякуя, наслаждается жизнью ни перед кем не отчитываясь и не чувствуя себя виноватым оттого, что редко бывает дома.
- Мне нравится строить фабрики, - сказал он мне, - налаживать их, запускать и видеть первый полученный в слитках металл. Когда я вижу такой результат своего труда, я получаю кайф от сделанного дела.
- А что ж ты, Василич, не остаешься работать на тех фабриках? – спросил я.
- Неправильный я, наверное. Я в свою работу душу вкладываю, и пока мы строим фабрику и запускаем ее, я чувствую, что нужен, что меня ценят, что мне соответственно платят. А потом, когда фабрика работает и стабильно дает металл, зарплата не растет, начальство меня не замечает или цепляется из-за каких-то пустяков, и я понимаю: надо искать другое место работы, а значит снова уезжать. Женам это не нравилось. А я люблю работать на новых стройках, быть первым.
- Главное, Яков Васильевич, - не работать, а зарабатывать, - вставил Платов.


14.03.2014. Морской порт Подъяпольск (20 км от Большого Камня).
Мы переехали из гостиницы на пароход и ожидали расселения по каютам, но так как шла загрузка судна, до нас никому не было дела. В безделье мы ходили по кормовой палубе и наблюдали за происходящим. В ожидании, ко-гда мы освободим место у причала, невдалеке от нас уже три дня стояло небольшое суденышко с обшелушенными заржавленными бортами, изрядно потрепанное морскими стихиями.
Загрузка судна была закончена к вечеру, однако лоцманский буксир так и не подошел из Владивостока, чтобы вывести судно из порта.  Мы вынуждены были отложить выход в море на завтра. И тогда вспомнили о нас. Нас рас-селили в трех каютах на верхних полках. Мне выпало жить в каюте с механиком, которого, как мне сказали, я буду видеть крайне редко – то вахта, то подвахта, то сон. Мне это моряцкое расписание было знакомо – я служил на Фло-те. Устроившись, мы вышли подышать свежим воздухом, стояли на корме, любовались бухтой, обрамленной скали-стыми берегами. Платов курил ароматную сигару, и я с удовольствием вдыхал запах ее дыма. Я увидел, что ожидав-шая нас ржавая посудина, снявшись с якоря, пошла в порт. Пройдя мимо нас, она развернулась и стала пристраи-ваться к нам по правому борту. Матросы на нем, матерясь, бросали вдоль борта резиновые кранцы, поняв, что их судно сейчас неминуемо столкнется с нашим.
«Что происходит?» – подумал я и пошел посмотреть.
Ржавая посудина медленно скользила вдоль высокого борта нашего судна. Какой-то мужчина на ней вышел из рубки на капитанский мостик, глянул в узкую щель между судами и, выругавшись, отдал какое-то распоряжение. Скрежанув металлом надстройки по борту нашего судна, ржавая посудина проскользнула мимо и остановилась у нас за кормой.
- По местам стоять! Отдать швартовы! - послышалась команда у нас на корме.
– А вы отойдите отсюда подальше, не мешайтесь тут, - сказал нам матрос. – А то если конец оборвется – прибьет вас тут, как мух.
Мы понимающе отошли в сторону, но любопытство не давало спрятаться где-нибудь и остаться безучастными к происходящему.
По тому, что наши матросы перебросили швартовый конец на корму суденышка, я понял, что капитаны, дого-ворившись между собой, решили обойтись без лоцманского буксира.
За кормой ржавого суденышка забурлила вода, оно потянуло нас от причала, буксирный конец стал подни-маться из воды, выпрямляться и натягиваться до звона, но наше большое груженое судно водоизмещением 10 тысяч тонн даже не шелохнулось, а буксирующее нас суденышко вдруг стало разворачивать носом к скалистому берегу за причалом. Я понял, что у него не хватает сил даже сдвинуть нас с места, не то что отбуксировать. Вдруг раздался не-громкий хлопок, и обрывки буксирного конца резко хлестанули по металлу фальшборта у нас на корме. Матросы ед-ва успели пригнуться.
Одни из них, матерясь, стали наматывать обрывок конца на лебедку, другие бросили швартовы на причал, и я понял, что на сегодня - всё: мы ночуем у причала, а ржавая посудина снова остается на рейде.

Наутро, едва рассвело, к нам подошел лоцманский буксирный катер. Глухо порыкивая дизелем, он грациозно прошелся вдоль правого борта и пристроился у нас за кормой.
Было свежо и зябко. Над сизыми невысокими сопками поднялось красноватое солнце, бросило блики на воду, и они золотистой дорожкой засверкали на морской зыби. Кормовая швартовая команда ловко перебросила капроно-вый фал-проводник на корму буксира, которым перетянули на него буксирный конец и закрепили. С катера донесся могучий гул дизеля, и наше огромное судно послушно, как телок, пошло за буксиром, подрабатывая задним ходом.
Катер вывел нас из бухты, «отстрелил» буксирный конец, и лебедка у нас на корме стала выбирать его, нама-тывая на барабан. Мы стояли неподалеку, наблюдая матросские дела, как вдруг барабан, на который наматывался буксирный конец, затрясся и, бешено скрежеща, с невероятной скоростью завертелся в обратную сторону.
- Тикай, Василич! - закричал Леня. - А то сейчас концом по роже получим!
Мы рванулись в сторону, и в это время что-то хлестко стрельнуло, и все стихло. Мы оглянулись. На барабане конца не было. Из него только торчал толстый оборванный стопорный фал. «А где же буксирный конец?» - подумал я и тут услышал голос матроса:
- Ну, все! Хана! Весь конец на винт намотали!
Машина затихла. Матросы суетливо забегали по корме, затем посовещались, принесли подводную видеока-меру и спустили за борт на корме подвешенную к крану «корзину» с молодым парнем. Он опустил видеокамеру под воду и, повертев ею, громко констатировал увиденное:
- Весь конец намотан на винт. Водолаза вызывать надо. Только он сможет срезать такое.
- Вот жизнь моряцкая опасная! – смеясь, сказал Платов. – Над палубой каждый день концы летают, того и гля-ди прибьют!
На следующий день к нам подошел катерок. Он привез водолаза, который часа за три небольшими кусками обрезал с винта весь буксирный конец. 
- Вот и порубили  морской конец на пятаки! - констатировал я, глядя на разложенные по палубе обрезки тол-стого плетеного каната. – А плавание только начинается.
- Как плавание начнется, так все оно и пройдет, - недовольно буркнул матрос.
- Веселей гляди, моряк! Это же романтика! – пытался я приободрить его.
- Я уже этой романтикой сыт по горло. Они что там, на мостике, не могли дать команду заглушить двигатель? Мы выбираем конец, а судно идет на него задним ходом. Эх!
Он махнул рукой и закурил.

Освободившись, наше судно взяло курс на восток и со скоростью двенадцать узлов в час пошло по Японскому морю к точке назначения.
Два дня мы любовались бескрайним морским горизонтом, встречали рассветы и провожали закатное солнце за горизонт. Я послал друзьям смс, но обратной связи уже не было. И я, смеясь, запел:
«А почта с пересадками летит с материка
До самой крайней гавани Союза,
Где я бросаю камешки с крутого бережка
Далекого пролива Лаперуза…»
Разве мог я подумать, со студенческих лет напевая под гитару эту песенку, что она окажется про меня.
Я ходил по палубе, жил воспоминаниями о своей флотской службе, наслаждался легкой бортовой качкой, со знанием дела объясняя своим попутчикам ее причину:
- Идем ведь по диагонали к направлению ветра и волн, вот и раскачивает нас с борта на борт.
На третьи сутки на рассвете мы вошли в пролив, разделяющий острова Хоккайдо и Кунашир.
- Как этот пролив называется? – спросил я у матроса.
- Япона-мать, - усмехнувшись, ответил он. – С одной стороны Япония, с другой - Родина-мать, вот пролив мы так и называем – Япона-мать.
- Ясно.
Горы на островах были в снегу, с них тянуло зимним холодом. Мы стремительно мчались сквозь пролив в Ти-хий океан.  Потом мы свернем на север и пойдем вдоль Курильской вулканической гряды мимо островов Кунашир и Итуруп.  До точки нашего назначения - острова Уруп – оставалось еще 900 км. И там, судя по заснеженным горным хребтам Кунашира, сейчас была зима.
- Эх, не нужен мне берег японский и Африка мне не нужна, - шутливо запел я.
Платов достал сигару, отвернувшись от ветра, прикурил, с наслаждением затянулся и выпустил дым.
- А я вот, Леня, ступив на палубу этого судна, сразу бросил пить, курить, любить, - горестным голосом сказал я. - Чем и заняться теперь – не знаю.
- Да, Василич, тяжелый случай: завтра будет два дня, как ты не пьешь!


18.03.2014. Тихий океан.
Скрылись вдали заснеженные острова, наше судно вышло в Тихий океан, взяв курс на север. Небо было пас-мурным, ветер рвал с туч и бросал на нас ледяной дождь. Судно шло очень медленно. У капитана Платов узнал, что у нас по курсу два циклона, возможен шторм, поэтому лучше не спешить, а дать циклонам уйти. Их близость под-тверждали поднявшийся ветер, разгулявшиеся вдруг океанские волны, да нависшие над океаном тяжелые тучи, отче-го он казался черным.
Океанские волны узнаются сразу. Их почти не видно из-за большой длины волны. Ну что там трехметровая высота волны, если ее длина метров сто? Она чувствуется лишь по качке на судне, неторопливой, размеренной, киле-вой и бортовой одновременно. Ходишь по палубе, широко ставя ноги, прячешься за надстройку от пронизывающего холодного ветра, а потом возвращаешься в каюту. Вот и все занятие. Мы – пассажиры. А матросы работают там, на холодном ветру.
На третьи сутки небо стало безоблачным, солнечным. Океан был темно-синим и синеву эту подчеркивали за-полнившие его белые льдины. Ветер стал холодно-жгучим и гнал на нас льды с севера.
На четвертые сутки мы шли уже вдоль заснеженных гор острова Итуруп. Вырванные из туманных облаков, скалистые вершины гор по левому борту сверкали в утренних лучах солнца снеговой белизной. Глядя на них, не оставалось никаких сомнений, что мы на Севере. На фоне гор океан казался иссиня-черным, а холод таким невыно-симым, что жутко становилось от одной мысли: что будет, если вдруг окажешься в этой ледяной воде: десять-пятнадцать минут – и хана! Уж лучше уйти в каюту и не думать об этом.

Я сидел за компьютером в уютной маленькой каюте и изучал геологию Айнского месторождения, на дальней-шую разведку и разработку которого я и был взят на работу в качестве главного геолога. Ближе к полудню в каюту вошел Платов. Вид у него был загадочно-мрачный.
- Вот ты сидишь тут и, наверное, не замечаешь, что остров уже не по левому, а по правому борту.
Я выглянул в иллюминатор.  Все, как обычно, – солнце, океан, а острова по левому борту уже нет.
- Что, не заметили, как проскочили Уруп и возвращаемся? – спросил я.
- Нет. Хуже.
- Кто-то дал SOS, и мы мчимся на помощь?
- Нет, Василич. Плохо дело! Получили сообщение, что на нас надвигается шторм, и капитан решил уйти от не-го, повернув назад, чтобы укрыться где-нибудь от океанского шторма. Смотри, вон еще два парохода от шторма дра-пают, а шли с нами вместе на север. Так мы, не знаю когда, доберемся до нашего Урупа. Планировали дойти за три дня, а уже седьмой день пути, и мы только удаляемся от цели.
- Что ж, кэпу видней, как поступать.
Наше судно мчалось на юг вдоль острова Итуруп, и все сто миль, что мы прошли за ночь, за день отмотали в обратную сторону.
Светило солнце, иссиня-черный океан сверкал бликами небольших волн, мимо проносились скалистые засне-женные горы, протыкающие своими вершинами тонкую полоску облаков. Вдоль кромки воды высокие скалистые бе-рега чернели пластами горных пород, похожих на лавовые покровы. Горы сменились небольшим ровным, как стол, плато, над которым величественно возвышался заснеженный вулканический купол высотою до километра. Я смотрел на него с восторгом и восхищением, словно это был не конус вулкана, а купол величественного храма.
Затем вулканическое плато сменилось другим горным сооружением. По очертаниям заснеженных скалистых вершин угадывалось его древнее вулканическое происхождение. Я стоял на палубе и, прячась за надстройку от жгу-чего ледяного ветра, любовался открывавшейся мне красотой. «Да, это не Африка, - подумал я, усмехнувшись. -  Ба-наны тут не растут. Но красота какая!»
За этими горами вновь показалось береговое плато, и я вдруг подумал, что сейчас на нем так же окажется ко-нусовидный вулкан. Я с нетерпением ожидал, когда судно поравняется с этим плато, и в открывшейся мне панораме увидел похожий на только что пройденный, другой, еще более высокий вулканический купол. Но поразил мое вооб-ражение не он, а раскинувшийся рядом с ним невысокий вулканический кратер. Его диаметр достигал двух километ-ров, тогда как стены кратера были всего метров сто высотой.  Они стремительно уходили вверх от ровной поверхно-сти плато и обрывались рваными краями, оставляя реальное видение взрыва, которое произошло здесь, образовав этот кратер. Похоже, когда-то это был огромный конусовидный вулкан, и однажды он взорвался.
Плато снова сменили высокие горные гряды, обрывающиеся в океан. Остров Итуруп закончился. Через не-большой пролив был виден остров Кунашир и огромный двухъярусный величественный купол вулкана Тятя-яма.  Но путь на юг нам преградила широкая полоса паковых льдов, которые нагнало через пролив из ледяного Охотского моря. Льды заполнили все морское пространство, бились о корпус нашего судна и эти удары гулко разносились по всему пароходу. Мы стали в дрейф. Так вместе со льдами мы дрейфовали вдоль острова Кунашир. Ближе к вечеру вышли из ледяного пояса в открытый океан и стали на якорь. Океанские волны едва были видны, хоть достигали ста метров в длину. Казалось, океан дышал, как во сне, мерно вздымая грудь.
Ночь прошла неспокойно. В каюте была духота, я просыпался в поту, сбрасывал с себя одеяло, но чтобы схо-дить в душ - не было сил открыть глаза. И сон снова обволакивал меня. Мне снился какой-то непрерывающийся кош-мар. Я считал и пересчитывал фоновые и аномальные концентрации золота на рудном поле какого-то месторожде-ния, выделял геохимические аномалии, на которые проектировал заложить бурение поисково-разведочных скважин, и сон этот, как в бреду, многократно повторялся и повторялся, - вот он, результат бесконечного чтения в пути при-сланных мне геологических отчетов по Курилам и завершение написания проекта предстоящих геологоразведочных работ по флангам месторождения «Таборное», который я не успел закончить дома.
К утру, измученный навязчивыми сновидениями, я спрыгнул со своей верхней койки и сходил в душ.
Было пять часов, за иллюминатором еще темно, механик спал. Я почувствовал, как вздрогнуло наше судно, за-гудела, набирая обороты дизель-машина.
Выйдя на палубу, я увидел серый мрак холодного зимнего неба, темно-серые волны Тихого океана и снеговую порошу, несомую свистящим ледяным ветром. Широко расставляя ноги, я прошел по палубе на корму.
- Куда мы пошли? – спросил я работавшего там матроса.
- Шторм надвигается. Капитан решил отойти подальше от берега.
- Ясно, - сказал я, оглядывая океан. Его мрачный вид не предвещал ничего хорошего. Небо и горизонт скрыва-ла белёсо-серая мгла.
Я увидел Платова, который прячась от ветра за надстройкой, курил сигару и хмуро поглядывал на океан. Он был немало озабочен задержкой нашего прибытия, а значит и срывом сроков строительных работ, но изменить ниче-го не мог. Я подмигнул ему.
- Привет! Ну что, казаче, споем?
«На кораблях ходил, бывало, в плаванье, - шутливо запел я, -
В чужих морях бродил и штормовал,
В любом порту, в любой заморской гавани бывал,
Повсюду я,
Повсюду я по дому тосковал…»

- Эх, Леня, да это ж песня про нас с тобой! И мы еще и так споем:
«Когда ж кончал я плаванья далекие,
То целовал гранит на пристанях.
В любом порту, и во Владивостоке, я в слезах,
И на Курильских дальних островах,
На самых дальних наших островах!»
- Ты представляешь, мы с друзьями всегда пели эту песню на дружеских попойках, но что я попаду на Курилы – представить себе не мог! Куда ты меня завез! Я тебя - в жаркую Африку, а ты меня - на Крайний Север, на самый край Земли, за которым океан на полпланеты!
- Как ты, Василич, любишь говорить: «Это, чтобы жизнь не казалась раем!» – усмехнувшись, ответил он.

После завтрака я вернулся в свою каюту, открыл компьютер и погрузился в работу. Новое месторождение на Урупе захватывало меня, а нужно было еще закончить недописанный Проект на геологоразведочные работы по ме-сторождению «Таборное» в Якутии. Качка была уже привычной, но когда с полок стали падать вещи, я понял, что это серьезно. Прибрал все, оделся и снова вышел на палубу.
Судно, стоя по ветру на якоре, болталось и в килевой, и в бортовой качке. Огромные черно-серые волны с бе-лыми барашками на гребнях неслись по океану, над которым мела пурга. Она засыпала палубу снегом и погрузила все вокруг в белесо-серый мрак. Ветер бушевал, разметая снег над океаном, рвал гребни огромных волн. Они трепали наше судно, бились об него и проносились мимо. Когда судно ложилось на борт, волны взлетали почти до палубы, а когда опускалась восьмиметровой высоты корма, они подпрыгивали до фальшборта и захлестывали палубу. Волны и ветер так мотали судно, что, казалось, меня неминуемо снесет с палубы и выбросит за борт. А я стоял на верхней па-лубе, крепко ухватившись за металлическую скобу на стенке надстройки, и испытывал давно забытое ощущение шального штормового веселья.
За обедом на камбузе одни матросы держали пытающиеся слететь со стола кастрюли, другие ловили тарелки с супом, хохотали, потому что посуда то и дело слетала со столов. А аппетит был - зверский. Плотно пообедав, мы разошлись по каютам «штормовать» дальше. Как говорили у нас на корабле: «Матрос спит, а служба идет!»
Механик с 20-00 до 24-00 был на вахте. Я дочитал «Отчет о технико-экономическом обосновании разведочных кондиций для подсчета запасов золота» на Айнском месторождении, сравнил его с «Отчетом об исследованиях тех-нологических свойств руды и методах ее фабричного  обогащения», и только удивлялся противоречивости выводов авторов этих научных отчетов. Все же оказались единодушны в одном, что единственно приемлемым методом извле-чения золота из руды является кучное выщелачивание. «Ура! Можно ложиться спать, - подумал я. – Хотя при нали-чии в руде свободного очень высокопробного золота, достигающего почти химической чистоты, и полном отсутствии серебросодержащих минералов, откуда взялись такие запасы серебра, впятеро превышающие запасы золота? Но об этом я подумаю завтра», - решил я.
Я сходил в душ и забрался на свою уютную верхнюю койку. Качка усыпляла, убаюкивала. Как я люблю ее!
Колыбельная песня океана – это удары волн, металлический скрежет шпангоутов и скрип переборок. Сначала настороженно прислушиваешься к ним, а потом они становятся привычными, как стук колес поезда, и ты спокойно засыпаешь под их немудренную песню.
Я проснулся от того, что едва не свалился со своей верхней койки, так мотало меня по ней от сильной килевой качки.
Умывшись и одевшись, как полярник, я вышел на кормовую палубу в свистящий ледяной холод, укрылся от ветра за переборкой и смотрел в бушующую темноту.
Светало.
Океан был седым от несущейся над ним белесой снежно-водяной пыли. Ветер рвал пенистые гребни неболь-ших волн, смешивая водяную пыль со снегом, и они вихрем неслись над водой. Огромные валы океанских волн один за другим накатывались на корму. Судно, стоя по ветру, высоко взлетало на этих валах, размах которых достигал двухсот метров, а высота более двадцати метров. Они мерно накатывались на нас, и я ничего не мог понять: мелкие волны мчались навстречу огромным океанским волнам. И только высунувшись из-за переборки, скрывавшей меня от ураганного ветра, я увидел, что наше судно, стоя на якорях, болтается в килевой качке, уставившись носом в едва ви-димые островные скалы, и это ветер с Охотского моря треплет его на мелких волнах, а сзади на него накатываются гигантские волны Тихого океана. «Похоже, мы действительно между двух циклонов, как говорил капитан» - подумал я.
К вечеру океан стих.
Громко прозвенел тревожный гудок. Матросы выбрали якоря, и судно полным ходом вновь помчалось на се-вер. Мы шли всю ночь и весь день. К вечеру зашли в какую-то бухту, где была военная база, забрали еще двадцать человек вахтовиков, приехавших с Сахалина, и всю ночь шли дальше на север к точке назначения.
На рассвете второго дня мы подошли к острову Уруп.
Начинало светать.
Я увидел вдали черные очертания заснеженных гор и пики точащих у берега черных скал. Пейзаж был – суро-вее некуда. Занималась заря. Мы всем сердцем стремились туда, на берег. Что ждет нас там?
Судно бросило якорь на рейде в полумиле от берега. Палубными кранами с него спустили на воду небольшую самоходную баржонку, а на нее трап. С вещами мы едва спустились по болтающемуся от качки трапу на эту малень-кую баржу, и она, переполненная людьми и грузом, урча дизельным мотором, медленно пошла к берегу.
Там нас уже ожидали. На берегу стояли две машины-вахтовки, группа людей возле них, бульдозер и два экска-ватора у самой кромки воды.
Когда волны стали выбрасывать баржонку на берег, экскаваторы лихо вошли в воду, протянули к барже ков-ши, и матросы набросили на них швартовые тросы. Задним ходом экскаваторы потянули баржу к берегу, пока она не села всем днищем на песок.
Матросы опустили широкую носовую сходню, и мы, похватав свои вещи, сошли на берег.
Снегу было по колено. Он был уже потоптан, но я едва тащился по нему к вахтовке с большим чемоданом в ле-вой руке и с ноутбуком в другой. Возле машины, прячась от ледяного ветра, стояла группа мужчин. Впереди всех стоял могучий мужик в зимней куртке и шапке, с красным от жгучего ветра лицом и коротко стриженой рыжей боро-дой. Щурясь на ветру, он сурово смотрел на нас и, когда мы поравнялись с ним, пророкотал низким басом:
- Добро пожаловать на каторгу, господа!

На берегу нас встретил Игорь Авакумов, инженер-технолог, с которым мы вместе работали в прошлом году в Зимбабве. Теперь он строил с Платовым золотоизвлекающую фабрику на Курилах и все пять зимних месяцев провел на острове Уруп. Я рад был увидеть его здесь. Все становилось, как прежде. Он улыбался нам, но у него было какое-то усталое, изможденное лицо, заросшее седоватой щетиной. Странное лихорадочно-радостное возбуждение бле-стело в его глазах, и сам он был необычно суетлив. Он усадил нас в «Ниву» с заляпанными грязным снегом стеклами и куда-то повез по дороге, похожей на тоннель в снегу. Толщина снежного покрова достигала двух с половиной мет-ров, и за этой стеной снега я не мог увидеть, где мы и куда едем.
Когда машина остановилась, я вышел из нее и увидел вокруг нас невысокие заснеженные горы. На них росли пригибающиеся к земле редкие и низкие, как кустарники, березы с кучерявыми коралловидными то ли стволами, то ли ветвями. Судя по выступающему из снега длинному козырьку крыши, мы остановились у какого-то засыпанного сне-гом длинного барака, над крышей которого возвышались две огромные спутниковые антенны-тарелки. Это было все, что напоминало тут о цивилизации. По прокопанной в снегу глубокой траншее нас подвели к входной двери в барак, и я увидел заметенный снегом тамбур, еще одну входную дверь, другую, вошел внутрь и на мгновение остановился. Передо мной был слабо освещенный длинный коридор с темными стенами и дверями в обе стороны. На стенах висела темного цвета рабочая зимняя одежда, на полу у стен рядами стояли сапоги. После белого снега снаружи, коридор казался мрачным и напоминал скорее тюремный барак, чем жилой административно-бытовой комплекс предприятия, как тут его назвали. Но в нем было тепло, и в этот миг это было самым главным.
Нас ждали. К нам тут же подошла комендант, стройная, хоть и не молодая, голубоглазая блондинка, улыба-ясь, поздоровалась с нами и повела в самый дальний конец этого коридора расселяться.
- Это Ваша комната, - сказала она мне, распахнув дверь. - Занимайте вот эту койку.
Меня поразила чистота и уют внутри комнаты. Все было устроено, как нельзя лучше. У дверей - отгороженный перегородкой «гардероб», далее три койки, стол, компьютер, фотография улыбающейся женщины на стене и сверка-ющие образцы руды на полке. «Хорошее геологическое жилье», - подумал я.
- Кто здесь живет? – спросил я коменданта.
- Начальник каторги. Он велел поселить Вас здесь.
Близость начальства мне никогда не нравилась, но выбирать не приходилось.
Устроившись, я вышел из барака, чтобы посмотреть, где мы. Жгучий ледяной ветер сразу же схватил меня, по-тянул в сторону. Противясь ему, я спрятался за стеной барака и огляделся вокруг.
Жилой поселок находился среди горных вершин в самых верховьях распадка. Белые заснеженные горы вокруг, казалось, дымились от поднимающихся над ними снежных вихрей. Сразу было ясно, что здесь царствует госпожа Зима. Меня не хватило даже на пять минут – мне уже хотелось туда, где можно укрыться от пронизывающего ледяно-го ветра, - и я вернулся обратно в барак.
«Действительно, каторга! Такой я себе ее и представлял. Как же тут люди работают в такую погоду?» - недо-уменно подумал я.
Едва я вошел, ко мне тут же подбежала улыбающаяся женщина.
- Александр Васильевич, а я Вас потеряла! Весь комплекс оббегала, а Вас нигде нет. Вы остались последним из вновь прибывших, кого я еще не проинструктировала. Пойдемте в офис.
- Так Вы – мой инструктор? – с восхищением воскликнул я.
Передо мной стояла женщина лет под сорок со слегка раскосыми голубовато-серыми глазами, и они за напускной строгостью излучали такую доброту, что я не мог отвести от них взгляда. Она даже растерялась. А я смот-рел на нее и, казалось, прямо считывал с ее глаз все о ней. Она понравилась мне с первого взгляда. Ничто не делает женщину такой красивой, как доброта, а она прямо светилась в ее глазах.
- Что ж, если в этом заснеженном царстве работают такие красавицы, - улыбаясь, сказал я, -  значит, жизнь пре-красна даже на краю Земли, даже на каторге!
Робкая, смущенная улыбка тронула уголки ее губ, и она пошла по коридору к «офису», и я за ней следом. Джинсы плотно обтягивали ее изящную фигуру, она шла, по-женски естественно повиливая бедрами. «Да, - подумал я, - за такой походочкой я бы пошел, куда бы она меня ни повела!»
Она оглянулась на меня, торопливо открыла дверь и вошла в большую комнату, в которой был длинный стол, заставленный компьютерами, ряды табуреток, полки с документами, принтеры, отдельный стол с чайником и кофе у окна. На стенах висели производственные планы, графики и обзорные карты. «Офис», - понял я.
- Меня зовут Татьяна Николаевна, - с серьезным видом сказала она. - Я – инженер по охране труда и промыш-ленной безопасности, и я должна провести для Вас вводный инструктаж по технике безопасности на опасном произ-водственном объекте.
Она открыла перед собой журнал инструктажа и стала рассказывать мне об опасностях, которые могут под-стерегать меня здесь. Я видел, как она, боясь взглянуть на меня, рассказывала обо всем со всей серьезностью, подо-бающей такому делу, а я смотрел на нее и наслаждался звучанием ее голоса, любовался изяществом ее рук, нежно-стью пальчиков с мутно-розовым маникюром, и меня распирала улыбка.
- Почему Вы все время смеетесь? - не выдержав, спросила она, и улыбка ее мягких губ сделала ее еще красивее. - Почему Вы такой несерьезный.
- Татьяна Николаевна, все гадости на Земле, делаются именно с серьезным выражением на лице. А я, слушая Вас, понимаю, что после такого инструктажа, мне не страшны здесь никакие опасности! – я увидел смешинку, по-явившуюся в ее глазах, и тут меня понесло! В полголоса я запел: - На медведя даже я выйду без испуга, если с Вами буду я, а медведь без друга! Эй, медведи, где Вы? – негромко прокричал я.
Она не могла сдержаться и смеялась вместе со мной.
- Все с Вами ясно, Александр Васильевич, - сказала мой инструктор и протянула мне журнал и ручку. – Распи-сывайтесь! Будем считать, что инструктаж прошел успешно.

Едва я ступил из офиса в коридор, ко мне подошел высокий крепкий мужчина лет шестидесяти.
- Вы новый главный геолог? – спросил он.
Услышав мой утвердительный ответ, он крепко пожал мне руку и представился:
 – Бурдин Владимир Всеволодович, теперь уже бывший главный геолог «Айнского» рудника.
Он пригласил меня к себе.
Его домик на санях был последним в ряду двадцатитонных контейнеров, стоящих за бараком и образующих подобие «улочки» у заднего входа в барак. Домик представлял собой комнату два на три метра, в которой был стол у окна и постель на нарах у стены, чистенькая, аккуратно прибранная, она являлась и жильем и рабочим кабинетом одновременно. Мы вкратце рассказали друг другу о себе.
Жизнь геологов схожа. Он был из Алдана, долго работал на Селигдаре и в Амурской области на разработке золоторудных месторождений, и нашими общими знакомыми оказались мои друзья - Юра Буков и Андрей Колданов.  Поговорив о жизни, он поведал мне о геологических делах на острове, ввел в курс всего. Извинился, что не может уде-лить мне достаточно времени для передачи дел, так как ему до отплытия парохода обязательно нужно закончить «Отчет по результатам эксплуатационной разведки за 2013 г.».
Я уже работал на разработке золоторудного месторождения на руднике «Апрелково» в Забайкалье, где одно-временно проводилась и разведка, и добыча золота. Все было знакомо.  Я не стал мешать ему дописывать отчет, по-просил только собрать всю геологическую информацию в одну электронную папку, чтобы сбросить ее мне на жест-кий диск.
Бурдин пробыл на острове восемь месяцев и сразу же после разгрузки парохода собирался уехать отсюда и уволиться, потому что когда пришлось делать выбор между семьей и работой, он выбрал семью.

Вернувшись в свою комнату в бараке, я застал там «начальника каторги». Он сидел за столом и что-то записы-вал в журнал. Глянув на меня, он сказал: «Подожди, Василич!» - и продолжил писать. Минут через пять, отложил в сторону ручку, снял очки, встал и протянул мне руку. Первое крепкое рукопожатие сразу вызвало взаимную симпа-тию.
Начальником «каторги» был горный инженер Алексей Владимирович Стукалов. Это был высокий сибирского типа мужчина лет пятидесяти, крепкий, могучий, весом явно за сто килограммов. Когда он представился, я при руко-пожатии едва обхватил его большую руку. Он обеспечил мне в комнате все удобства для проживания, предоставив и место для компьютера за столом, и обязал системного администратора немедленно установить мне на комп внутрен-нюю сеть и интернет с Агентом и Скайпом, чтобы я чувствовал себя здесь, как дома. Я даже удивился тому гостепри-имству и уважению, которое он проявил ко мне. Приятно все же встречать крутых мужиков, от общения с которыми испытываешь чувство гордости и за общее дело и за отечество.
Стукалов рассказал обо всем, что было сделано до меня в горном деле, пообещав показать все на местности, как только установится погода. Он рассказал мне то, что я и хотел узнать: что и как люди делали здесь целую зиму. Не спеша, в подробностях он поведал мне, как еще прошлым летом завезли на остров оборудование для фабрики, строили площадки и заливали фундаменты, как возводили каркас и стены двух фабричных цехов, обшивали крышу, и все это нужно было успеть до наступления зимы, чтобы уже в теплом обогреваемом помещении вести монтажные ра-боты. Едва успели. Но в первый же ураган, обрушившийся на остров, разметало обшивку стен и крыши на обоих це-хах. Под ледяным ветром и дождем со снегом пришлось восстанавливать все - и так было трижды: вечером уходим с работы – фабрика стоит, утром приходим – после ночного урагана одни каркасы цехов остались. Укрепляли кон-струкции и обшивку стен и крыш уже по своему решению, отступив от проекта. И даже тогда, когда оба фабричных цеха были защищены от непогоды металлической обшивкой и приступили к внутренним монтажным работам, нале-тающие на остров ураганы все равно, бывало, срывали кое-где обшивку со стен, да и, случалось, уносили с пром-площадки незакрепленное оборудование и стройматериалы. Но, в конце концов, с ураганами мы справились.
То была, как я понял,  поистине каторжная работа, потому и люди, которые пережили здесь зиму, не могут до-ждаться, когда это закончится. Из них вернутся сюда не все.
По тому, как хорошо была организована зимняя работа на острове, и что все работали, несмотря на морозы, пургу и ураганы и так много сделали, можно было судить о Стукалове, как о специалисте. Ему оставалось только за-вершить разгрузку привезенных грузов парохода и передать дела Платову, который сменяет его на должности «начальника каторги».
- Ну, остальное все сам увидишь, - заключил он.
- Так ты что, теперь «начальником каторги» будешь? – спросил я Платова, встретившись с ним.
- Что-то вроде того, - уклончиво ответил он.

В ближайшей перспективе, пока не стаял снег, моей работой было лишь ознакомление с геологическим строе-нием острова и нашего золото-серебряного месторождения. Я с интересом погружался в геологию района, понимая, что кайнозойская эра, в которой формировались Курильские острова, это малоизвестная мне эпоха истории Земли. До сих пор я работал в возрастном диапазоне Земли от архея до позднего мела, т.е. примерно от двух с половиной миллиардов до шестидесяти пяти миллионов лет до нашей эры, и самый молодой кайнозойский палеоген-неогеновый период был до сих пор мне неведом. О нем я лишь читал и знал, что это интереснейшая часть истории нашей плане-ты, начавшаяся 35 млн. лет назад. Именно в этот период в северном полушарии западно-атлантический гренландский рифт отколол Гренландию от Америки; развивающийся северо-атлантический рифт расколол Америку и Евразию, образовал Северный ледовитый океан, и его океанический рифтовый хребет Гаккеля, упираясь в Якутию в шельфовой области моря Лаптевых, раскалывает сейчас Азиатский континент, формируя континентальные рифтовые долины хребта Черского; это в кайнозое по красноморской рифтовой зоне продолжает откалываться от Африки Аравийская плита и на дне Красного моря в зоне глубинного раскола земной коры прямо сейчас образуются металлоносные рас-творы, которые формируют новые современные месторождения; и это с кайнозоя и до сих пор в пределах планетар-ного Тихоокеанского вулканического пояса, обрамляющего азиатский, австралийский и американский континенты, в вулканах образовались месторождения золота, серебра, меди, рения и полиметаллов; это прямо сейчас, когда мы жи-вем на нашей планете, на дне океана дымят современные вулканические постройки, так называемые «черные ку-рильщики», и формируют подводные вулканические горы, в которых уже обнаружены месторождения свинца, цинка, меди и золота; это в кайнозое начали активно формироваться Камчатка и Курильские вулканические острова, и это я теперь буду работать на одном из них, где именно в этот неведомый мне промежуток времени, – всего-то 1-5 млн. лет назад,  – образовалось наше «Айнское» месторождение золота. И я теперь увижу все это своими глазами, ведь горные породы, - эти немые свидетели истории нашей Земли, - расскажут и покажут мне все! Но не сейчас. Остров еще весь в снегу. Поэтому все следующие дни я был занят чтением отчетов геологов, работавших здесь до меня, открывших и разведавших Айнское месторождение золота.
Из отчетов я узнал, что на острове Уруп кроме нас и нескольких работников службы маяка на мысе Ван-Дер-Линд – самой южной оконечности острова, больше никого нет, только лисы, да морские млекопитающие по берегам: сивучи, нерпы, каланы и морские котики. На самой северной оконечности острова есть старый японский аэродром, заброшенный с войны, а наш вахтовый поселок ООО «Курилзолото» находится на месте бывшей советской погра-ничной заставы. Дорог на острове нет, энергоснабжения нет, транспортное сообщение с ближайшим островом Иту-руп и с Сахалином – только своей баржонкой или заказным вертолетом. Морского причала нет, приемка грузов осу-ществляется рейдовой погрузкой-выгрузкой. В северной части о. Уруп в 60 км от поселка есть два действующих вул-кана - Трезубец и вулкан Берга, а самый ближний действующий вулкан Кудрявый находится в 40 километрах к югу за проливом Фриза на северной оконечности соседнего острова Итуруп. «Да я его вижу чуть не каждый день! Краса-вец!» - подумал я. На его склонах в фумаролах известно третье в мире по запасам месторождение рения.
Я узнал, что золото-серебряное оруденение в южной части острова Уруп обнаружил в 1989 г. В. Я. Данченко - геолог  Курильской геолого-съемочной партии «Сахалинской геологоразведочной экспедиции». Обнаруженная в бе-реговом обрыве скала из метасоматических кварцитов показала очень высокие (до 53 г/т) концентрации золота.  Этот скальный выступ первоначально названный «Купол», теперь является месторождением золота и носит имя первоот-крывателя – участок «Данченковский». Его запасы оцениваются в 37 тонн золота и 42 тонны серебра. В дальнейшем в результате геологоразведочных работ 2001-2008 гг. на южной оконечности острова среди вулканических пород геологами А. Г. Пачиным и В. В. Удодовым было обнаружено другое золото-серебряное месторождение - «Айнское», разведанные запасы которого составили 10 тонн золота и 47 тонн серебра. Оно, также как и «Купол», представлено скальным выступом золотоносных вторичных кварцитов, образующих пологозалегающую рудную залежь, вытяну-тую в меридиональном направлении на 330 м при средней ширине 120 метров. Мощность рудной залежи меняется от 3 м в краевых частях до 105 м в центральной части. На протяжении около 200 м рудная залежь выходит на дневную поверхность и представляет собой идеальное месторождение для его разработки карьером. Единственным ценным компонентом, представляющим промышленный интерес на Айнском месторождении, является золото. Его содержа-ние колеблется от 1 до 25 граммов золота на тонну руды со средним содержанием золота – 3,4 г/т. К попутно извле-каемым компонентам относится серебро при  среднем содержании– 17,6 г/т.
Золото находится в самородной форме. По размеру оно мелкое, пылевидное, тонкое и тонкодисперсное.  Фазо-вым анализом золото определено как вкрапленное в сульфиды и гидроокислы железа - 45,5%, легко цианируемое свободное и в сростках с рудными и породообразующими компонентами - 44%, заключенное в кварцевые пленки - 4,5% и породообразующие минералы - 6%. Пробность золота колеблется от 950 до1000 промиллей. Суммарные пер-спективы всей лицензионной площади Айнского месторождения оцениваются в 50 тонн золота и 150 тонн серебра.
Что ж, такая информация дает достаточно полное представление о минеральном составе, технологических свойствах руды и потенциале территории. И разведанных запасов достаточно для начала разработки месторожде-ния. Но мне, геологу, чтобы полностью удовлетворить свое любопытство, хотелось еще знать, как образовалось это месторождение, а я не получил ответа на этот вопрос в прочитанных отчетах. Обнаружив здесь месторождение золо-та, и сразу разведав его, геологам некогда было заниматься изучением геологической структуры территории и усло-вий образования золото-серебряного оруденения. Они просто подсчитали запасы золота и серебра и передали их в отработку. Этого было достаточно.

Разгрузка парохода шла день и ночь. «Начальник каторги», Алексей Владимирович Стукалов, все это время пропадал на работе, я его почти не видел. Он так и не показал мне ничего из того, что хотел показать, - некогда было. Целыми днями он руководил разгрузкой парохода и передавал дела Платову.
На четвертый день с Охотского моря подул ледяной ветер, пароход был разгружен, и к берегу с него в послед-ний рейс направилась баржа, чтобы забрать вахтовиков с острова и вывезти на пароход, который уйдет на Сахалин. Я пошел на берег посмотреть на этот последний рейс и, уже спускаясь с горы к берегу моря, заметил за стоящим на рейде пароходом огромный ледяной пояс, который приближался к берегу. Баржонка тоже мчалась от парохода к бе-регу, но сильный ветер гнал к берегу льды так быстро, что они уже опережали ее. Она лавировала между ними, иска-ла проходы, и когда подошла к берегу, ледяной пояс шириной до двухсот метров зажал ее, взяв в ледяной плен. Стало ясно, что она уже никуда отсюда не вырвется. Передовые льдины уперлись в песчаный берег, напирающие на них льдины, скакали на волнах, которые громоздили их одну на другую, и они гигантскими глыбами заполнили все види-мое пространство вдоль берега.
Люди, собравшиеся на берегу для выезда, мерзли на студенном ветру, который все усиливался. После шести-месячной зимней вахты на острове, им не хотелось верить, что они не смогут выбраться отсюда, когда это было так возможно, но реальность была такова. И когда «начальник каторги» громогласным голосом распорядился возвра-щаться в поселок, все они пошли к машине-вахтовке с видом обреченных на вечную каторгу.
- Ничего, - спокойно сказал Стукалов, - это лучше, чем оказаться в воде среди льдов. Помню, прошлой осенью, когда заезжали на вахту, наша баржа никак не могла подойти к берегу из-за начинающегося шторма. Спустили на воду старый рыбацкий баркас, что был на берегу, загрузили в него с баржи людей с вещами и первый рейс благопо-лучно доставил их до берега. А во второй раз баркас перевернуло в огромных прибойных волнах - так людей еле смогли вытащить на берег из ледяной воды. Слава Богу, обошлось все! Как рады мы были, что все остались живы, а что вещи потонули – что ж, поделились с пострадавшими, кто чем мог.
Так что, лучше подождем!

Пурга мела три дня. Белесо-серый мрак скрыл все вокруг. Ветер завывал в проводах и крышах, заметая снегом вахтовый поселок. Каждое утро приходилось откапывать входные двери в жилой барак, расчищать дорожки для прохода в сугробах. Бульдозеры не успевали расчищать от снега дороги и подъездные пути к производственным по-мещениям, их тут же заметало снова. На строящуюся фабрику и дробильный комплекс три дня вообще никто не ездил – все дороги были заметены снегом.
На четвертый день все стихло.
Солнце залило все вокруг. Снег нестерпимо сверкал и искрился. Синева неба казалась такой густой и яркой на белом фоне заснеженных гор, что не верилось в реальность этих бело-синих цветов. Рыжие и серо-рыжие лисицы, сбежавшиеся к человеческому жилью чем-нибудь поживиться, как домашние собаки сновали вокруг барака, прово-жая каждого встречного голодными взглядами попрошаек.
Сутки ушли на восстановление подъездных дорог к фабрике, дробилке и к берегу моря. Дороги траншеями проходили в двухметровом слое снега.
Берег Охотского моря по-прежнему был забит льдами.
Игорь Авакумов был в состоянии невероятного беспокойства и эйфории. После многолетних работ в жаркой Африке, полгода в ледяной стуже Урупа казались ему нескончаемыми. Он уже не верил, что это может закончиться, что где-то есть другая жизнь, его дом, молодая жена... Когда я смотрел на него, мне казалось, что он просто сойдет с ума, если его сейчас не вывезут отсюда. Мелькнула мысль, что обратно сюда его уже не заманишь никакими деньга-ми.

Солнце светило один день. Затем резко подул океанский ветер. Он натянул на остров мрачные холодные обла-ка с Тихого океана, и все вокруг вновь стало туманно-серым. Но океанский ветер отогнал льды от берега Охотского моря, и когда в административно-бытовом бараке раздалась команда: «Отъезжающие – по машинам!» - толпа с рюк-заками и чемоданами ринулась к выходу.
Хотя большую часть льдов ветер уже отогнал в море, в прибойных волнах у берега еще болтались в прибое огромные льдины. Они грузно прыгали в больших волнах, бились о борт баржонки и оседали на береговом песке.
Прощание было скорым. Отъезжающие быстро зашли на баржу, сложили свои сумки, чемоданы и уселись на них, матросы подняли сходню и закрыли бортовые ворота на носу баржи. Я услышал, как на барже заработал ди-зель, увидел, как лебедка стала выбирать брошенный далеко в море кормовой якорь, который и стянул баржу с пес-чаного берега. Когда баржа поднялась на волнах, она, расталкивая болтающиеся вокруг нее льдины, неуклюже раз-вернулась и медленно пошла к стоящему на рейде пароходу. Мы долго еще смотрели ей вслед, пока она не потеря-лась из виду среди белых льдов.
- Для них каторга уже закончилась, - услышал я чей-то негромкий голос за спиной.

Прежде чем заняться разведкой и разработкой золоторудных месторождений, я двадцать лет проработал в Во-сточной Якутии в «Аллах-Юньской» геологоразведочной экспедиции, занимаясь геологической съемкой и поисками руды. Так вот, памятуя слова старого геолога нашей экспедиции Михаила Кузьмича Силичева, слышанные мною от него еще в молодости, «настоящему геологу нужно три дня, чтобы по-хорошему изучить отчет предшественников о проделанной ими работе». Геологических отчетов на предприятии было три, плюс два научно-производственных от-чета по технологии обогащения руды, плюс пара технических проектов на разработку… «В общем, через две недели я буду в курсе всего, что тут есть», - прикинул я.

День за днем я читал геологические отчеты наших «предков», изучал проекты разработки, годовые програм-мы и результаты проведенной Бурдиным опережающей эксплуатационной разведки. «Предки» сделали все, что нуж-но для начала разработки месторождения, но они не изучили геологическое строение залицензированной террито-рии, хотя и обнаружили помимо известных золоторудных объектов еще несколько, которые при дальнейшей их раз-ведке могут стать промышленными месторождениями и дать прирост запасов золота. Имеющаяся геологическая кар-та территории не давала мне никакого представления о том, как и почему здесь образовались месторождения золота. Карта представляла собой просто контур южной части острова, в пределах которого кружочками были обведены скальные выходы базальтов, андезитов и диоритовых порфиритов, ну и несколько разломов, пересекающих поле нео-геновых лав андезитов, в которых находилось несколько золоторудных объектов. Как говорится, «победителей не су-дят», а «предки» были победителями – открытия сделаны, запасы золота подсчитаны, начата разработка месторож-дения, стоится золотоизвлекающая фабрика. Что осталось нам – только доразведка и добыча металла. Но я был рад тому, что изучить геологическое строение территории, узнать, как все тут образовалось и показать это другим, до-сталось именно мне. Изучение геологического строения территории и самого месторождения  – это мое любимое де-ло. Я уже чувствовал азарт предстоящего исследования, похожий на тот, который испытываешь от знакомства с вос-хитительной загадочной женщиной, улыбнувшейся тебе, и в глазах которой ты увидел неравнодушие.

Хорошая погода простояла один день. Тихоокеанский ветер сменился охотоморским, и небо вновь затянуло снеговыми облаками. Пурга мела день за днем, заметая расчищенные дороги и тропинки, и у меня снова была пре-красная возможность читать обо всем, что было сделано до меня, и ознакомиться с новым для меня вулканическим типом месторождений золота.
Из скачанной с интернета литературы по низкотемпературным золото-серебряным месторождениям я узнал, что наши отечественные ученые-геологи так охарактеризовали условия их формирования: «В гетерогенных магмато-генных флюидных системах происходит ретроградное кипение магм, декомпрессионное вскипание водных растворов и последовательная конденсация паровой фазы на фоне смешения с метеорными водами и поровыми растворами вмещающих пород» (Шарапов и др., 2004). «Да-а!» - задумчиво протянул я и понял, что теперь это надо осмыслить и перевести для себя «на русский язык» и на моем русском языке это было бы примерно так: «В магматических очагах, находящихся вблизи от поверхности, происходит остывание расплавленной  магмы с отделением от нее и концентра-цией в верхней части горячих растворов и газов, которые содержат в растворенной ионной форме такие химические элементы как сера, железо, серебро, золото, медь и др. При остывании металлоносных растворов и газов в микропо-рах и трещинах над магматическим очагом происходит кристаллизация самородного золота, золотосодержащих сульфидов и сульфосолей, т.е. образование таких концентраций рудных элементов, которые соответствуют требова-ниям промышленности». Таким образом, руда представляет собой породы, пропаренные магмой и пропитанные го-рячими металлоносными растворами и газами вулканического происхождения.
И тут я, словно со стороны, посмотрел на нашу маленькую планету. Я увидел залитое базальтами дно Тихого океана, глубокие рифтовые расколы, по которым происходит излияние базальтовых лав и расширение океана; я уви-дел, как тихоокеанская плита по гигантским глубинным разломам земной коры погружается под Евразийский и Аме-риканский континенты; увидел протяженную Марианскую впадину – этот глубинный, проникающий в самую мантию раскол земной коры, по которому тихоокеанская плита погружается под Камчатку, Курилы, Японию, увидел и наш небольшой остров Уруп - один из множества вулканических островов, образовавшихся над зоной мантийного плав-ления океанической плиты; видел многочисленные курильские вулканы - эти вскипающие над плавящимися в глубине океаническими породами и всплывающие, как пузыри, магматические расплавы; я видел как, ломаясь, поднимались над поверхностью океана базальтовые покровы бывшего океанического дна, как росли над ними клубящиеся вулка-нические купола и образовалась целая гряда Курильских островов.
Я так явственно видел, как образовались наши острова, как росли и взрывались вулканы, как клубились над ними пепловые тучи и изливались лавы, как кипела изнутри и стыла на небольших глубинах магма, пыхтела клубами газов и остывала, отдавая свой жар в перекрывающие ее породы. Медленно остывающие вулканы образовали место-рождения золота, а другие взорвались, оставив после себя лишь гигантские кратерные воронки, так и не сформировав месторождений - все взлетело в воздух.
Я уже любил эту свою новую территорию, и как хотелось мне изучить ее! Ведь я всегда считал, что новая территория, она, как женщина, с которой тебе хочется познакомиться, - восхитительно красивая, волнующая, зага-дочная и желанная, - и мне не терпелось познакомиться с ней. «Когда же наступит эта весна, сойдет снег? – думал я. – Мне уже невмоготу изучить тут все и нарисовать эту территорию обнаженной».
Пока я сидел в своем заметенном снегом жилье, изучая геологию острова лишь по отчетам, Платов ежедневно ездил на стройку. Он строил СВОЮ золотоизвлекающую фабрику! Она была его ЛЮБОВЬЮ. Леня пригласил сюда с прежнего места работы бригаду лучших монтажников, с которыми он построил фабрику Курьи на Алтае, где теперь методом кучного выщелачивания ежегодно добывают по тонне золота. Уговаривать мужиков поехать на вахтовую работу на Курилы не пришлось. Предложенная зарплата в три-четыре раза большая, чем там, сама решила вопрос выбора.
Я решил тоже съездить поглядеть на стройку и попросил Платова взять меня с собой. Он не возражал. Я влез в его персональную «Ниву» и не на вахтовке, как все, а с «начальством» поехал на фабрику.
Мы ехали по заметенным снегом сопкам, и я смотрел, как Леня с серьезным видом ведет машину по расчи-щенной в глубоком снегу дороге. Мы молчали. Он отпустил вислые казачьи усы, недельная темная щетина взрослила его, придавая серьезный мужественный вид, и только когда он улыбался, в его голубых глазах сразу же светилась озорная молодость. Я понимал, что серьезный вид был ему просто необходим, чтобы руководить коллективом из ста пятидесяти человек и делать очень серьезное дело – строить горно-обогатительный комплекс.
- Таких фабрик, как эта, что мы строим, нет еще, Василич, нигде, - сказал он мне. - Мы будем первыми, кто по-строит фабрику под кучное выщелачивание в таких, как здесь, суровых условиях Крайнего Севера.
- Вот и хорошо. И сделать ее нужно так, чтобы она была первая и лучшая.
- Потому я и пригласил сюда лучших специалистов, с которыми строил предыдущую фабрику. Люблю про-фессионалов. С ними жизнь веселей идет.
Вскоре я увидел два фабричных корпуса, обшитых снаружи синим металлическим сайдингом. Один был об-шит сайдингом полностью, другой был лишь накрыт крышей и на половину стен от земли закрыт сайдингом.
- А этот корпус что, не успели закрыть? – спросил я.
- Успели. Да только предусмотренные проектом крепления не выдержали урагана, обрушившегося зимой на остров. Придется нам дополнительно закреплять уцелевшие конструкции. А те – улетели, разметало их ветром по округе. Стихнут ветра – тогда все и сделаем, как надо.
Когда мы вошли в главный корпус, я оказался в теплом высоком помещении, темноватом после белизны снега снаружи. Потрескивая, сверкали вспышки сварки, визжа, резался «болгаркой» металл, всюду кипела работа. Все по-мещение было заполнено незнакомым мне фабричным оборудованием и запахом резанного горячего металла.
- Это – будущий цех гидрометаллургии, - сказал мне Платов. – Походи, посмотри, а я пойду по своим делам. Надо все проверить, выдать задание.
И он ушел. Я видел, как он подходил то к одному, то к другому рабочему, что-то спрашивал, они отвечали ему, показывали. С серьезным видом он обошел все помещения цеха, со всеми переговорил, и потом зашел с мастером в помещение разнарядки. Я увидел Якова Васильевича Ермакова у ряда новеньких шкафов контрольно-измерительных приборов, подошел к нему, поздоровался.
- Ну что, геолог, пришел посмотреть на нашу фабрику? – смеясь, спросил он.
Яков Васильевич, стоял перед раскрытым шкафом, в котором были электрические щитки, куча разноцветных проводов и электронных дисплеев измерительных приборов. Он снял очки и, улыбаясь, сказал мне:
- С какой радостью я работаю, Василич! Прямо душа поет! За последние две недели я настроил уже полови-ну приборов.
- Не торопись! Спешить нужно медленно!
- А я не могу по-другому. Я, если взялся, то пока не сделаю свое дело – ни о чем не могу больше думать. Так всегда было. Потому мне моя работа и нравится, что захватывает меня. Мы когда с Леней на Алтае на Курье фабрику строили, я тоже наслаждался работой, и сюда, на край света поехал только потому, что Платов пригласил меня. Дру-гой бы позвал – не поехал бы! Мне не деньги нужны, а удовольствие в первую очередь. У меня все есть. Еду каждый раз на новую фабрику, только чтобы чувствовать себя нужным и при деле быть. Светлого будущего у меня уже нет. Впереди, как ни крути, меня ожидает только старость и смерть. Поэтому, живу настоящим и радуюсь каждому дню. И что самое удивительное, с каждым днем все меньше женщин мне не нравится, - рассмеялся он.
- Эх, у меня то же самое.
Я заметил невдалеке человека в белой итээровской каске, стоящего ко мне спиной. В глаза сразу бросилось, что это была единственная каска на всей фабрике. Человек обернулся, и я узнал в нем Татьяну Николаевну – инжене-ра по промышленной безопасности. Никто из рабочих каски не носил, все они лежали на полках. Я незаметно надел одну на себя и, приняв строгий вид, подошел к Татьяне:
- Это почему на фабрике никто не носит защитные каски? А? - громким контролерско-надзорным голосом спросил я ее.
Рабочие меня еще не знали, настороженно поглядывали то на меня, то на Татьяну.
- Да я им говорю, а они меня не слушаются, - как школьница перед учителем оправдывалась она.
А меня понесло. Я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться, но еще громче произнес строгим басом:
- Немедленно представить мне список всех рабочих без касок! Лишить всех премии за месяц! – и, чтобы со-хранить строгость ситуации, быстро ушел к Платову, осматривающему внутренние фабричные помещения.
Я ходил с ним по фабрике, и он объяснял мне, что есть что, рассказывая о процессе обогащения золота. Я ви-дел, что его просто распирало довольство тем, что он видит, он уже представлял свою фабрику готовой, в работе по всем фабричным переделам вплоть до золотого слитка.
- Самое главное, - говорил он мне, - правильно провести процесс гидрометаллургии на куче.
- Гидрометаллургия на куче? – удивился я. – Какие слова кучерявые ты говоришь, Леня!
- Да, - невозмутимо ответил он. – Гидрометаллургия включает в себя два процесса: сначала - растворение металлического золота в дробленой руде и перевод его в жидкую ионную фазу. Этот процесс гидрометаллургии идет на кучах, где дробленая руда орошается цианистыми растворами. Цианид растворяет золото, и золотосодержащие растворы с рудных куч самотеком поступают на фабрику в насосный цех. На фабрике происходит процесс осажде-ния золота, то есть перевод золота из жидкого ионного состояния в твердое. Пойдем туда!
Мы прошли через какое-то помещение.
- Через эти вот трубы, - показывал он мне, - золотоносные растворы будут поступать в цех гидрометаллургии. Вот здесь они будут проходить через сорбционные колонны с активированным углем. Так как уголь самый лучший сорбент золота, он впитает в себя из раствора ионы растворенного цианидом золота. После этого в уже обеззолочен-ные растворы снова добавят цианистые реагенты, и они вон по тем трубам будут возвращаться на кучи, чтобы снова орошать руду и растворять содержащееся в ней золото. Такой вот замкнутый круг получается. А потом вот здесь, - показывает он мне, - происходит десорбция золота, т.е. отделение его от угля. Вот в этом автоклаве при высокой тем-пературе и давлении ионы золота отделяются от угля и опять переходят в раствор. Обеззолоченный уголь снова воз-вращается в процесс сорбционного поглощения золота, а обогащенный ионами золота раствор идет на электролиз. Вот в этой электролизной ванне, - пошлепал он рукой по металлу, - выпадая в осадок под действием электрического тока, и восстанавливается из ионного раствора металлическое золото. Полученный катодный осадок, - эдакая желто-вато-серая глина, -  поступает на переплавку, где из него и получают слитки чернового золота, так называемый сплав Доре – сплав золота, серебра и других примесей.
Я был в восторге от простоты рассказанной мне технологии извлечения золота из руды, а ведь еще двадцать лет назад в нашей стране месторождения с низкими содержаниями и микронными выделениями золота считались несоответствующими требованиям промышленности. Всего двадцать лет назад главными методами обогащения зо-лотой руды были гравитация и флотация, требующие для промышленной переработки содержание золота в руде бо-лее четырех граммов на тонну и непременное наличие крупного золота, теперь же технология обогащения руды ме-тодом кучного выщелачивания позволяет вовлекать в отработку месторождения с содержанием золота даже менее одного грамма на тонну руды, а его размерность и вовсе уникальна: чем мельче, тем лучше оно растворяется в циа-нистых растворах.
Мы поднялись на верхний этаж. Я посмотрел вниз, где шла основная монтажная работа, и увидел, что все работают в защитных касках и только усмехнулся этому.
Платов обходил свое фабричное хозяйство, разговаривал с рабочими-монтажниками, выслушивал их, одним подсказывал что и как надо сделать, другим давал распоряжения к точному выполнению того, что он сказал. Я ходил за ним следом и только удивлялся: откуда он все знает, что и как тут надо делать?
- А знаешь, как тут все было, когда я год назад в первый раз заехал на остров? – спросил он меня. - Здесь стоя-ли только металлические каркасы будущих фабричных цехов. Вокруг них в снегу валялось разбросанное оборудова-ние, на морском берегу было тоже самое – заиленные после шторма в песок насосы, трубы, контейнеры с оборудова-нием. Спрашиваю главного инженера Федунова: «Что это?» Молчит, только глаза в сторону отводит – сказать нече-го. Горных мастеров спрашиваю: «Почему часть фабричного оборудования на берегу валяется брошенным? Почему оборудование возле фабрики не сложено и не укрыто? Почему площадки под кучи сделаны не по проекту с уклоном в сторону фабрики, а с обратным уклоном от нее?» Отвечают: «Главный инженер Федунов сказал, что делать надо, как он скажет, а не как в проекте написано». Вот и весь ответ был.
- Как же золотосодержащие растворы потекут на фабрику, - спрашиваю я потом Федорова, - если у тебя уклон площадок в обратную сторону?
- Да сделаем зумпфы, поставим насосы и будем качать растворы на фабрику, - отвечает.
- А если вырубится электричество, остановятся насосы, заилятся трубы и сорбционные колоны, знаешь, что то-гда будет? Тогда будет полный финиш! Всю фабрику разбирать придется, чтобы прочистить оборудование. И вот те-перь мы должны весь их брак переделать и, как предусмотрено графиком запуска фабрики, 10 сентября дать первый слиток золота. Нормально? Хорошо хоть Стукалова оставили в зиму руководителем работ на острове, был бы тут наш главный инженер – не знаю даже, чем бы все и кончилось.
Когда я вернулся в поселок и зашел в офис, Татьяна Николаевна, увидев меня, смутилась и, украдкой глянув на сотрудников, тихонько произнесла:
- Спасибо Вам! Вы за одну минуту сделали то, за что я боролась месяцами.
- Держите их в строгости! Когда-нибудь они Вам за это сами спасибо скажут. Ну, как жизнь, безопасная Вы моя?
Офисные сотрудники удивленно поглядели на Татьяну и снова уткнулись в свои бумаги и компьютеры. Они были серьезны и молчаливы. А я болтал и болтал с ней, смущая ее своими разговорами не о работе, шутя и смеясь, говорил о самом серьезном и производственном. Меня смешило то, что сотрудники делают вид, что работают, даже тогда, когда делать было нечего, а рабочее время нужно отсиживать – а то вдруг кто-нибудь начальству доложит и их лишать премии. Но их напряжение понемногу спадало, и вот уже все радостно обсуждали и прошедший ураган, и отплытие парохода, и вновь прибывших новичков и возможность «прекрасного ничегонеделания» у геологов, если делать было действительно нечего.
- Кто на что учился, господа! – отшутился я.
- С Вами просто невозможно серьезно говорить о работе! – сказала мне Татьяна. - Вы все сводите в шутку!
- Это правда! Жить и делать свое дело нужно с улыбкой.
И когда все сотрудники ровно в час дня встали с рабочих мест и ушли из офиса на обед, мы остались с Татья-ной вдвоем. Я видел по ее волнению, что ей и хотелось остаться со мной наедине, и она боялась этого. И тут она ска-зала:
- Знаете, мы уже несколько месяцев так не смеялись, как сейчас. Я уже забыла, что на работе вот так просто можно общаться друг с другом. А Вы приехали, ходите всегда с улыбкой, рассказываете все такое интересное, смее-тесь, и я вдруг поняла, что мы жили тут на работе, как в тюрьме, всего боясь, а оказывается в этих условиях жить можно и по-другому. Спасибо Вам!
Я был немало удивлен ее словам, но она, словно боясь, что нас увидят одних, поспешно вышла из офиса и пошла в столовую. Я тоже пошел за ней, - не оставаться же в офисе одному, - шел и любовался ее восхитительной женской походочкой. «Да, глядя вслед хорошенькой женщине, понимаешь, что жизнь прекрасна!» - подумал я.
В столовой было человек пятьдесят серьезных мужчин, они сосредоточенно обедали, думая каждый о своем.
- Здорово, мужики! – громко сказал я и услышал в ответ разноголосые приветствия. Я уважал этих молодых парней и взрослых мужчин, которые приехали сюда на край Земли и делают для своей страны большое дело, воз-можно, даже не задумываясь об этом, а просто решая каждый свои семейные проблемы. Даже если и так, я горжусь тем, что работаю здесь с настоящими мужиками. Не все выдерживают здешние условия труда и жизни. Текучка кад-ров очень высокая. Зато здесь в тяжелейших условиях, когда не только работа, даже жизнь зависит от того, как ты сделаешь свое дело, молодые парни быстро становились и специалистами и, что немаловажно, командирами. Здесь все было, как на войне: нужно только побеждать или погибнешь, погиб командир – его помощник сразу берет руко-водство на себя.
Я заметил, что среди мужиков Татьяна в столовой держалась особняком. Вокруг нее словно было простран-ство, границы которого преступать было запрещено, и потому я тоже сел вдали от нее.
Пообедав, я подошел к стойке-раздаче и сказал повару, голубоглазому парню лет тридцати с белым колпа-ком на голове:
- Коллега, спасибо за обед! Никогда еще не ел столь вкусного борща из морской капусты. Хотелось бы узнать рецепт.
Он расплылся в радостной улыбке.
- Да все очень просто: в картофельный суп нужно положить морскую капусту, проварить чуток и заправить нарезанным вареным яйцом и майонезом. А почему «коллега»?
- Я – бывший корабельный кок, приятель.

Пурга мела три дня. Ветер не давал снегу осесть на землю, сметал его, казалось, будто над землей несется бе-лый дым.
Когда через несколько дней я снова оказался с Платовым на фабрике, то увидел, что первоначальный хаос оборудования и металлоконструкций, стоявших в помещении, уже преобразился в настоящий производственный цех – цех гидрометаллургии. Всё уже стояло на своих местах. Сверкала сварка, пахло горелым металлом. Я представил себе своего тестя Золотова Юрия Ивановича, сварщика шестого разряда, вот так же, как эти работяги, стоившего ко-гда-то Охинскую ТЭЦ на Сахалине, Добрянскую ГРЭС на Урале, и не удержался, подошел к стоявшим в цеху мужи-кам и сказал:
- Смотрю я на вас, хлопцы, и честно скажу - горжусь, что работаю вместе с вами на этом острове. Именно та-кие мужики, как вы, и поднимают сейчас нашу страну.
Один мрачный с виду монтажник возразил мне:
- Мы здесь не на страну, а на наших капиталистов работаем!
Я увидел по глазам рабочих, что где-то в глубине души они думают так же.
- Вот тут ты не прав, приятель, - сказал я ему. - Капиталисты дают нам эту работу - это правда, и, значит, мы работаем у них. Но, золото, которое мы будем добывать, принадлежит государству. Капиталист за большие деньги купил лицензию на разработку этого месторождения, можно сказать, взял его в аренду, получил от государства пра-во добывать это золото. За свои деньги он покупает оборудование, строит все, нас нанял на работу, зарплату нам хорошую платит и, естественно, должен получить свою прибыль – как же иначе? Добытое золото он продаст нашим государственным банкам по сложившейся сейчас цене, погасит свои затраты, а с полученной прибыли заплатит гос-ударству налог за добычу полезных ископаемых. Вот и получается, как ни крути, что, работая у него, мы работаем на свою страну.
- А как государство узнает, сколько он добыл того золота. Может он его просто припрячет себе.
- А вот для этого государство обязало «капиталистов» иметь геологическую и маркшейдерскую службу, что-бы вести ежедневный, ежемесячный и годовой учет добычи золотой руды из месторождения, а также иметь отдел технического контроля на фабрике, чтобы ежедневно контролировать фабричное извлечение золота из руды. Глав-ный геолог и начальник фабрики ежегодно отчитываются перед государством за добытое предприятием золото. Так что, все на учете, мужики, не придумывайте себе ничего. Да еще и налоговая инспекция, этот главный государствен-ный цербер, так проверяет каждую финансовую бумажку в бухгалтерии предприятия, что главные бухгалтеры про-сто трепещут от страха перед ней. Мне искренне жаль этих молодых и красивых женщин, в голове которых мысли не о любви, а о дебете, кредите и бесконечной бухгалтерской и налоговой отчетности: квартальной, полугодовой, девя-тимесячной, годовой... В их голове – одни цифры. Зайдешь, бывало, в бухгалтерию, спросишь что-нибудь, а бухгал-терши, эти девочки-красавицы, смотрят на тебя и не понимают, кто ты, что ты, что тебе от них нужно, они все в своих счетах, бумажках, цифрах.
- Я слышал, что на нашей фабрике потери золота будут до 20 процентов. Это правда? – спросил меня один из парней.
- Да, правда. Эти потери металла предусмотрены технологической схемой переработки руды методом кучно-го выщелачивания. Что тут поделаешь? Как говорится: на макаронной фабрике теряют макароны, а на золотоизвле-кательной – золото.
Молодые парни, выслушав меня, заулыбались и продолжили работу.
Выходя из цеха, я оглянулся, увидел, как снова сверкают огни сварки, режется болгаркой металл, каждый за-нят своим делом. Мне вспомнилось, что в седьмом классе, после прочитанной мною книги о сварщиках, строивших в Сибири Саяно-Шушенскую  гидроэлектростанцию, я тоже захотел стать сварщиком и работать на великих стройках страны, да отец, работавший тогда бульдозеристом на карьере, отговорил меня. Он хотел, чтобы я выучился и стал горным инженером, а я стал и горным инженером, и геологом. «Что ж, поприсутствую при великих делах – строитель-стве золотодобывающего предприятия!», - подумал я и пошел заниматься своими геологическими делами.


Налетевший тихоокеанский циклон вновь принес бурю. Остров окутал туман, который белесыми клубами, словно дымясь, несся через сопки к Охотскому морю. Туман сменил дождь со снегом, а затем проливной ледяной дождь, который шел почти сутки и смыл весь недавно выпавший снег, оставив лишь старый и плотный, слежавшийся за зиму. И когда через несколько дней утро началось с яркого солнца и со сверкающего яркой синевой неба, я не вы-держал, взял рюкзак, молоток и ушел в свой первый геологический маршрут по острову.
Я шел к морю к свободным от снега береговым скалам, мне хотелось увидеть самому все, о чем я до сих пор только читал. Я шел, негромко напевая старую геологическую песенку:
«Ты твердишь, чтоб остался я, чтоб опять не скитался я,
И закаты с рассветами наблюдал из окна.
А мне маршруты далекие и дороги нелегкие,
Да и песня в дороге мне словно воздух нужна,
Чтобы жить километрами, а не квадратными метрами,
Холод, дождь, мошкара, жара – не такой уж пустяк!
И чтоб устать от усталости, а не от собственной старости,
Не на выставках, а в тайге наблюдать колера.
А ты твердишь, чтоб остался я…».
Я шел, напевая, и думал о моей далекой, любимой, ждущей меня женщине… Ведь она не сказала мне: «Останься!» Она сказала: «Поезжай, чтоб потом не жалеть, что не сделал этого».
Первыми, кто встретил меня на берегу Охотского моря, были базальты. Я изучал их большую часть моей жизни, я их любил, и они, как старому другу, рассказывали мне о своем житье-бытье на Урупе. Я смотрел на высокие темные скалы, видел лавовые потоки и застывшие в них граненные базальтовые столбы. Я похлопывал по ним рукой и говорил им: «Привет!». Базальты были темно-зеленые, массивные, мелкозернистые. Их длинные граненые столбы, плотно прижатые друг к другу, слагали все прибрежные скалы.
К виду древних девонских континентальных базальтов, возрастом 400-360 миллионов лет, я привык, два-дцать лет проработав в Восточной Якутии на хребте Сетте-Дабан. Они были, как мы, шутя, говорили в советское время, - трехрублево-зеленые, измененные процессом пропилитизации в период горообразования, случившегося на востоке Якутии 110-65 млн. лет назад. «Курильцы» изливались на тихоокеанском дне совсем недавно и были мне в диковинку своей темно-серой, почти черной, свежестью.
Расплавленная базальтовая лава по своей консистенции жидкая, как растительное масло. Заливая дно океа-на, она формирует гигантские по площади лавовые покровы. Перестав течь, базальтовая лава остывала, сжималась и растрескивалась, образуя внутри себя граненные базальтовые столбы, направленные от подошвы к кровле покрова. Они и показали мне, что покровы базальтов здесь все переломаны, словно ледовые торосы на реке. Базальтовые столбы, прижатые один к одному, не стояли вертикально, как это было изначально, они «лежали» рядами, а это зна-чит, что лавовые покровы были вздыблены вплоть до вертикального залегания. Базальты плохо сминаются в складки, и поэтому, поднятые со дна океана на поверхность, они представляли собой нагромождение гигантских блоков по-род, образовавших остров Уруп.
Я прошел вдоль берега пару километров в северном направлении и так замерз под ледяным ветром, что паль-цы рук уже не гнулись.  Жгучий ветер, казалось, насквозь пронизывал плотную ткань зимней куртки. Гонимые ветром волны с грохотом разбивались о прибрежные скалы.
Я повернул обратно. Нескончаемый шум и грохот прибоя были единственными звуками на берегу Урупа.
Поднявшись от моря на сопку и дойдя до дороги, идущей на фабрику, я увидел едущую туда вахтовку, оста-новил ее, залез в будку, поздоровался. Вахтовка была переполнена, она везла с обеда мужиков, среди которых я уви-дел Татьяну. Рядом с ней было единственное свободное место.
- Можно? – спросил я ее и, увидев утвердительный кивок и мгновенный взгляд голубых глаз, сел рядом, поло-жив себе на колени рюкзак и полевую сумку.
Тепло женского тела я почувствовал сразу, едва прикоснулся бедром к ее бедру, словно на нас и не было ни-какой одежды. Реакция моя была мгновенной. «Теперь я понимаю, почему никто не садится рядом с ней», - подумал я и отодвинулся от нее на край сиденья.
Вахтовка подъехала к фабрике, остановилась, все направились к выходу. Я зашел вместе со всеми на фабри-ку и увидел там Платова. Он ходил по цеху от одного работника к другому, говорил с ними, что-то объяснял. Я видел, как Леня подошел к Татьяне, что-то говорил ей, показывая рукой на оборудование, затем направился ко мне.
- Как дела, казаче? – спросил я его.
- Все нормально! Все отлично! Мои ребята знают свое дело и делают его на все сто. Я через полчаса еду на обед. Ты со мной?
- Да.
Я походил по цехам, посмотрел, что изменилось за прошедшее время, поговорил со знакомыми мужиками, зашел и к Ермакову Яковвасиличу, узнать, как идет наладка аппаратуры, и тут к нам подошел Платов, мрачный, с тяжелым взглядом синих глаз на темно-щетинистом небритом лице. Его казачьи усы стали еще длиннее.
- Поехали, - устало сказал Платов.
Мы сели в «Ниву» и помчались в поселок.
- Как тебе Татьяна Николаевна? – спросил я.
- Обычная баба, каких в нашей стране миллионы, - буркнул он. – А тебе?
- Мне она нравится.
- И что ты нашел в ней, Василич? Не красавица, каких ты любишь.
- Доброта лучше красоты. Доброта делает красавицей любую женщину.
- Философ ты, Василич!
- Да уж. Вот тебе древнегреческий философ Сократ обязательно сказал бы: «Непременно женись, Платов! Попадется хорошая жена – будешь счастливым, попадется плохая - станешь философом». С некоторых пор я понял, что любить нужно тех, кто тебя любит. Тогда ты и узнаешь, что такое счастье. А мы все гоняемся за красавицами, за теми, кому мы не нужны.
- Ясно! Расскажи лучше что-нибудь о нашей руде. Какая она у нас?
- Ну, тебя, как технолога, интересуют естественно технологические свойства руды.
- Естественно! – буркнул Платов.
- Руда здесь - просто «супер» для кучного выщелачивания. Высокая пористость, а значит и проницаемость для цианистых растворов, тонкодисперсное легкорастворимое самородное золото, извлечение металла при перера-ботке составит 80% при крупности дробления руды до 15 мм.
- Да это я и сам знаю. Что ты как геолог можешь сказать о руде?
- Здесь несколько разновидностей руд. Это пиритизированные аргиллизиты, алунит-диаспор-каолинитовые вторичные кварциты, каолинитовые кварциты и вагги-кварциты.
- Что? – воскликнул Платов. - Ваги-кварциты?
- Да, вагги-кварциты. Они самые золотоносные. При вариациях содержаний золота от 1 до 100 граммов на тонну руды, они содержат в среднем 5 граммов золота на тонну. Внешне узнать их просто. Это окварцованные высо-копористые породы, легко проницаемые для растворов, они даже на вид какие-то дырчатые. Правда, что за термин вагги-кварцит, - я не знаю, не слышал такого определения раньше.
- Какие слова кучерявые ты говоришь, Василич. «Ваги-кварцит»!
- Я сам удивился, прочитав о них в отчете. Наверное, есть термин такой геологический.
- Ага, иностранный, - ухмыльнувшись, сказал Платов. – Ладно, приехали. Пойдем обедать.

После обеда я сидел за рабочим столом в своем домике и размышлял над своей разложенной на столе геоло-гической картой территории. Я видел отрисованные мной лавы базальтов и андезитов под углом от 30 до 15 градусов уходящие в Охотское море. «Возможно, это и есть лавовые потоки, стекавшие с вершины древнего вулкана образуя слоёную структуру вулканического конуса, так называемый, стратовулкан. Как мало еще информации», - размышлял я.
На следующий день, увидев синее утреннее небо, я снова помчался к морю. Теперь я пошел вдоль берега к южной оконечности острова.
Темные скалы пиками торчали у высоких береговых обрывов и о них, пенясь и грохоча, разбивались огром-ные волны. Вдали от берега на островных скалах рычали морские львы–сивучи, дерущиеся друг с другом за место на обнажающихся во время отлива  валунах. Песчаный берег весь был завален морской капустой источавшей приятный йодистый аромат. Подойдя к береговым скалам, я отметил, что это уже не базальты, а переходные разновидности по-род от андезито-базальтов до андезитов. Они были темно-серые породы с многочисленными белыми плохо раскри-сталлизованными вкрапленниками полевых шпатов. Андезитовые лавы также формировали покровы со столбчатой отдельностью. «Судя по лежачему залеганию столбов, тектоника и тут так поработала, что все перевернуто вверх ногами!» - удивленно отметил я. И когда пошел дальше вдоль берега, в скальных обрывах увидел разломы, по кото-рым и было нарушено залегание андезитовых покровов.
Всюду у подножия скал валялись глыбы окварцованных и пиритизированных пород. Из прочитанного в от-четах, я такой и представлял себе золотую руду Урупа. Уходя все дальше и дальше, я увидел в скальных береговых обрывах мощную зону смятия магматических пород, окрашенных гидроокислами железа в светлые, желтые и красно-бурые цвета. Основная масса породы была превращена в глину, в которой выделялись глыбы, сохранившие первич-ную магматическую порфировую структуру, и мощные зоны окварцевания с пиритом и гидроокислами железа. «Вот это разлом! – восхищенно подумал я. – А на геологической карте я его не видел. Не обратил внимания, наверное. Его, наверняка, геологи опробовали. Надо посмотреть на карте фактов».
Так шел я вдоль берега, отрисовывая для себя на рабочей топографической карте увиденную мною геологи-ческую ситуацию.
Я изучал свой остров, мне это нравилось. Я вдруг ощутил такой знакомый мне азарт исследования - он-то и де-лал мою профессию романтичной и захватывающей. Мне всегда нравилось это ощущение, когда тебя никто не гонит, не заставляет идти в самую даль и лезть на самые кручи, тебя гонит и зовет туда только азарт изучения непознанной еще тобой территории. Он сродни улыбке прекрасной незнакомой женщины и ее взгляду, подаренному тебе, и симпа-тии, увиденной в нем, и ты, поймав его, чувствуешь, как все в тебе забурлило, и ты оказался в сетях этого взгляда, этой улыбки, и тебе хочется… «Так, стоп! Куда это я снова?» - остановил я свои размышления.
Отрисовав зону разлома на карте, я с удивлением отметил, что она тянется как раз к нашему месторождению, расположенному на вершине острова. «Класс! Супер! – отметил я. – Но, приятель, сюда-то ты зашел на пять кило-метров, а теперь вспомни, что чем дальше уйдешь, тем дольше нужно будет возвращаться обратно. А скоро стемне-ет».
Я повернул обратно.
На обнажившихся в море скалах порыкивали сивучи, над кучами выброшенной на берег морской капусты орали стаи белых чаек. Следом за мной увязалась рыже-черно-бурая лисица, которая лихо скакала по береговым ва-лунам. Похоже, с человеком она была уже знакома. Я бросил ей кусочек хлеба, и она, как привязанная, шла за мной следом, позировала, когда я фотографировал ее, но ближе пяти метров к себе не подпускала.
Живое бушующее море с накатывающимися на берег белыми валами, йодистый запах морской капусты, бес-прерывный шум бушующего прибоя, и ветер свежит лицо – какая благодать! И осознание того, что ты на самом конце Земли, - ведь за этим необитаемым курильским островом бескрайняя, на пол планеты, водяная пустыня Тихого океа-на, - дает невероятное ощущение и ничтожности, и силы человека.
Снег таял с каждым днем все больше. Из него начинали вытаивать редкие скальные выходы пород на сопках, особенно вдоль дороги, при строительстве которой бульдозер раскапывал горные породы. Устав от текущей работы за компьютером, я выходил пройтись по дороге, заодно отрисовывая на топографической карте увиденную мной гео-логическую ситуацию. С удивлением я обнаружил, что вахтовый поселок стоит прямо в жерле нашего вулкана, обра-зовавшего месторождения золота, а кольцом обрамляющие поселок горы  это вулканический конус из лав андезитов. Красота! Жерло вулкана выполняла взрывная брекчия красивейших андезитовых туфов зеленого и сиреневого цвета. Рассматривая их, я явственно видел, как из жерла этого вулкана, кипя и, взрываясь, вылетала раскаленная лава, как она текла из вулкана вниз, как на нее падали куски лавы, выброшенные в воздух при взрывах, – вот они, застывшие в когда-то еще жидкой текущей лаве. Я был в восторге! Я словно смотрел кино по истории формирования этого остро-ва! И жажда узнать все о нем кипела во мне, не давая покоя. Мне хотелось избегать все вокруг, но непогода день за днем заставляла меня сидеть дома.

Опять задуло, заснежило горизонтально летящей белой порошей, но в моем деревянном домике на санях бы-ло тепло и уютно, будто и нет за его стенами никакого снежного урагана.
Несмотря на снежную бурю, работа на острове не прекращалась ни на один день. Она шла круглосуточно в две смены. В вахтовом поселке постоянно работали и столовая, и офисные работники. Маленький бульдозер Д-6, да дежурные шныри-уборщики, расчищающие заметаемые снегом двери и тропинки между помещениями, держали по-селок в полной готовности и к работе, и к жизни. Тяжелые бульдозеры и грейдер расчищали заносимые снегом дороги и работали круглосуточно, в фабричных цехах шли монтажные работы. Во время бури темп работы снижался только у дробилки, которая молотила заготовленную золотую руду и формировала склад дробленной руды для будущих куч выщелачивания.
Ночью я проснулся от какой-то возни под полом моего домика и невыносимой вони, чем-то похожей на вкус ягоды калины. «Ках-ках! – услышал я в подполье кашляющие звуки и ворчливо-воркующее: - Варрр! Воррр!» Чтобы проветрить домик, я открыл двери и увидел метнувшиеся из-под домика лисьи силуэты, в ноздри ударил ужасный за-пах вони с калиновым вкусом. «Гон у лис начался», - понял я.  Избавиться от них я не мог до утра. Едва я закрывал дверь домика, подполье наполнялось ворчащей и кашляющей свадебной возней, визгом, грызней, и ужасный запах лисьей свадьбы наполнял мой домик. Так и пришлось гонять их до утра. Это продолжалось несколько дней, пока они угомонились. Я выучил лисий язык, по-лисьи ворчал на них, а они по-свойски поглядывали на меня.

Ураганный ветер уже несколько дней нес над островом сухую снежную пыль, которая вдруг сменялась до-ждем с градом, а затем снова снегом. Скорость ветра достигала тридцати метров в секунду. На острове в такую пого-ду запрещено было работать на открытом воздухе. Я снова вынужден был день за днем сидеть за компьютером, чи-тать рабочие документы, вести рабочую переписку с руководством компании в Москве и на Сахалине, проводить тендер на бурение разведочных скважин среди пяти ведущих буровых компаний Дальнего Востока, составлять годо-вую программу добычных работ и думать о женщинах. И эта «новая женщина» - Геология Урупа, которая, улыбнув-шись, «подмигнула» мне, не давала покоя. Но именно она делала мою жизнь здесь насыщенной и наполненной смыс-лом.
Я знал уже все о ранее проведенных на территории геологических исследованиях, открытиях и разведке нашего месторождения, о его проектируемой разработке и дальнейшей разведке новых обнаруженных объектов. Но мне по-прежнему неизвестна и непонятна была геологическая структура – внутреннее строение нашей территории. Ну, не изучили ее до меня! «Вот и хорошо! – думал я. – Я с удовольствием это сделаю!» Когда-то, ухватившись за об-наруженные в скальном выступе на вершине горы золотоносные кварциты, геологи все внимание уделили именно разведке этого объекта – и правильно сделали! - но, разведав месторождение золота и передав его в эксплуатацию, не изученным осталось именно геологическое строение территории. Из этого вытекала необоснованность прогнозиро-вания и оценки перспектив территории, неясности в структурной позиции новых геологических объектов, которые нужно было разведывать в этот год. Я  всегда исхожу из того, что до меня работали не дураки. Они сделали все, что можно было сделать на тот момент времени. И если что-то кажется мне не так, то это просто нужно сделать мне - для того меня сюда и пригласили на работу. Вот я и буду изучать эту территорию, чтобы знать, что и как сделать даль-ше.
А Платов каждый день был на фабрике. Я его почти не видел. Желая узнать, как движется строительство фабрики, я после обеда залез в вахтовку, увозящую рабочих из столовой на фабрику, и поехал туда.
Когда я вошел в здание цеха гидрометаллургии, меня просто поразил объем выполненной работы. Я сказал об этом Лёне.
- Да, Василич, цех гидрометаллургии готов уже на восемьдесят процентов. Осталось навести порядок внутри, завершить отделку рабочих помещений, залить бетонный пол, положить плитку и покрасить все металлоконструк-ции. Ермаков скоро закончит наладку контрольно-измерительной аппаратуры, ходит довольный, но еще не все полу-чается, как хотелось бы. Ты же видел, что мы уже начали монтаж второго цеха? Нет? Пойдем, покажу.
Мы перешли во второе здание фабрики – насосный цех. То, что я увидел там, ни о чем мне не говорило. В по-мещении стояли шесть огромных цистерн и электронасосы.
- Ну, рассказывай, Леня, - сказал я.
- Видишь вот эти первые три цистерны? Из куч орошаемой дробленой руды в них будут самотеком поступать цианистые растворы, обогащенные растворенным в них золотом. Насосы перекачивают их на фабрику в цех гидро-металлургии, где и будет вестись их переработка. А в эти три цистерны, - показал он рукой на оставшиеся три емко-сти, - из фабрики будут перекачиваться обеззолоченные растворы с добавленными цианистыми реагентами. И насосы будут перекачивать их отсюда на кучи, где они снова будут орошать золотую руду и выщелачивать из нее золото. Вот так и будем эти цианистые растворы гонять туда-сюда по кругу. Замкнутый контур. Видишь, как все просто!
- Да, - резюмировал я, - как сказал поэт Василий Федоров: «По своей сути жизнь проста: ее уста, его уста…».
- Эх, Василич, мне бы твое отношение к жизни!
- Оно приходит с годами, Лёня. Радуйся, что у тебя еще другое. Когда я был такой, как ты, я думал, что моя работа и есть смысл моей жизни, а теперь… Теперь я понимаю слова женщины, сказавшей мне однажды: «Жизнь по-теряла всякий смысл!»
- И что это значит?
- Это, когда разлука слишком затянулась.
Платов, усмехнувшись, покачал головой и пошел осматривать свою территорию вокруг фабрики. Я тоже обошел все разрытые бульдозерами и экскаваторами площадки вокруг фабрики, описал в записной книжке увиден-ные горные породы и с удивлением отметил, что основанием для фундамента фабрики являются такие же туфы анде-зитов, которые я видел в жерле вулкана возле поселка. Только их разделяет шесть километров. «Надо подумать. Как это могло бы быть?» Я взял образец породы и сделал на топографической карте отметку места его отбора.
Возвращаясь в вахтовый поселок и проезжая мимо карьера, я увидел, что он все еще был заметен снегом. «Ничего, скоро встретимся», - подумал я.
- А куда это ты поехал? – спросил я Платова, увидев, что на развилке дорог он свернул не в поселок, а к мо-рю.
- Поедем, нарежем веников из бамбучника. Тут больше париться нечем.
Баня с парилкой была единственным удовольствием на острове. Мы с Платовым ходили в нее каждый день и каждый раз  в парилке сокрушались: «Вот бы веничек сейчас!». В снежном обрыве у устья ручья из-под снега торчали ветки бамбукового куста с зелеными  разлапистыми листьями. Мы нарезали по большому пучку веток, чтобы полу-чился хороший веник, и вернулись в поселок. Вечером встретились в бане, запарили веники - и в парилку. Поддали жару - и давай хлестаться. Бамбуковый веник оказался ничуть не хуже березового или дубового. Он издавал прият-ный аромат и был до невероятности крепок. Исхлестав себя докрасна, я увидел, что веник не потерял ни одного ли-сточка. Только распушился и стал еще лучше. Мы обливались водой, мылись, парились и нещадно хлестали себя, кряхтя и охая, пока силы не оставили нас.
- Заходи после баньки, - сказал Платов, когда мы одевались. – Поговорим.
Платов тоже жил отдельно, переселившись в двадцатитонный контейнер, только что отделанный под жилое трехкомнатное помещение. Его поставили вплотную рядом с моим домиком на санях. Теперь я был спокоен, что мой дом не унесет во время какой-нибудь очередной бури. Не раз мне приходили в голову такие мысли, когда во время ураганного ветра, налетавшего с Тихого океана, мой домик трясло так, что, казалось, его сейчас ветер подхватит и унесет. Зимой, говорят, такое бывало. Возле фабрики ветер переворачивал двадцатитонные контейнеры и уносил це-лые штабеля увязанных шестиметровых досок.
Когда я зашел к Платову, на столе стояла бутылочка пятизвездочного коньяка «Борисфен», нарезанная кол-баса, сало и лимон.
- Не слабо! – радостно констатировал  я.
- Давай, Василич, после баньки по маленькой!
- Эх, давай! Я с таким удовольствием подмочу сейчас установленный тут «сухой закон»! Тем более, что сам «начальник каторги» предлагает.
- Ну, давай, с легким паром! – выдохнул Платов.
Мы выпили одну, другую, третью рюмочку, завязался неспешный разговор, за которым мы поделились друг с другом своими производственными проблемами, обсудили общие дела по запасам золота, содержаниям металла в руде, по наличию вредных примесей сульфидов в различных типах и сортах руд, по рудоподготовке и проблемам из-влечения золота из руды, вспомнили свою прежнюю совместную работу на руднике «Апрелково», друзей-товарищей, выпили и за них и, когда беседа была в самом разгаре, коньяк вдруг закончился. Поразмыслив несколько секунд, Пла-тов достал вторую бутылочку.
- Это - последняя из моих запасов, - пояснил он. – По рюмочке еще и все!
И разговор потек дальше. Мы смеялись, вспомнив известную байку о том, как Платов на руднике «Апрелко-во» в Забайкалье построил свою химлабораторию «вокруг дивана». Он заказал его шефу в первую очередь, и тот сра-зу же распорядился, чтобы купили Платову диван. Его привезли из магазина на стройплощадку, а так как ставить еще было некуда, то диван прямо в целлофане поставили на залитое под лабораторию бетонное основание, и Платову пришлось тогда вокруг самой ценной вещи – вокруг дивана - построить химлабораторию. А директор, купивший ему диван, шутя, рассказывал как-то на корпоративной вечеринке, что диван тот, наверное, был у Платова «отделом кад-ров», через который он принимал лаборанток и инженеров-химичек на работу – одна другой краше были. Потом од-на из них и стала его женой.
Когда Леня наливал очередную рюмку, я заметил, что осталось уже полбутылки. Мы выпили за прекрасное Забайкалье, где разведывали и добывали золото на руднике «Апрелково», и  за прекрасные воспоминания, которые оставили нам два года работы в Магадане, где мы разведывали Павликовское месторождение, составившее по запа-сам более ста тонн золота.  Затем разговор плавно перетек к Африке, где мы с ним в Зимбабве, – как мы, шутя, гово-рили, - «в стране шоколадных баб, бабакю, бабуинов и баобабов», - также разведывали золоторудное месторождение «Квекве», и он строил там и химлабораторию и обогатительную фабрику.
Мы уже слегка опьянели, и разговор непринужденно и незаметно перетек в другую, не производственную об-ласть.
- А ты заметил, Леня, что у нашей маркшейдерицы Маринки фигура, как у африканки? – спросил я.
- Еще бы!
- Да, мы очень внимательные мужчины – ни одну юбку не пропустим, чтобы не обратить на нее внимания. А какие фигурки были у девчат в Африке! Красота! Если бы не спид…
- Да! – вздохнул Платов. – И если бы не запах!
И мы давай хохотать, вспоминая, как ехали однажды по саванне и увидели молодую африканскую женщину, идущую по дороге в город. Она помахала нам рукой, попросив подвезти. Естественно, мы остановились, взяли ее и, только когда она села в машину, мы поняли свою ошибку! С мая по октябрь в Зимбабве была так называемая «зима» – сезон без дождей. Температура - плюс двадцать пять, все деревья в саванне сбросили листья, все реки и колодцы пе-ресохли, за водой жителям из окрестных деревень приходилось за несколько километров ходить к водохранилищу, чтобы принести воду для готовки еды, но никак не для мытья. И мы поняли это, когда она села в нашу машину. Я не мог дышать в машине даже тогда, когда Платов открыл все окна. Так уже было однажды, когда мы подвозили афри-канского парня – мне казалось, что с нами рядом сидит дикий ни разу не мывшийся бабуин. Мы снова наступили на те же грабли! Ну, а как мы могли проехать мимо и не взять эту африканскую красотку?
- Как я люблю нашу страну, Леня! Как я люблю наших женщин – красивых, чистеньких, пахученьких – не надышишься ею! Помню, как первый раз прилетев из Африки в Москву, я вышел на трап самолета и всем своим суще-ством прочувствовал слова: «Когда постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!» А когда видишь наших девушек, женщин, понимаешь, что твоя страна – лучшая на свете! Выпьем, дружище, за наших самых восхитительных и прекрасных!
За разговором, мы, как водится, допили все.

И снова была только работа.
Платов строил фабрику, я заканчивал уже второй раунд тендера на бурение разведочных скважин среди ве-дущих буровых компаний  Дальнего Востока. Заявленная прежним руководством компании цена 12 тысяч рублей за один погонный метр колонкового бурения в течение тендера снизилась до 5,6 тысяч, что было сопоставимо с ценами на бурение, установившимися на Дальнем Востоке страны. И даже теперь шла борьба за этот подряд.
Результаты тендера я предоставил на Сахалин генеральному директору Байкалову. Он похвалил меня, даже премию пообещал за проведенную работу, на что я, как бы шутя и посмеиваясь, сказал:
- «Не до жиру – быть бы живу!» Исходя из моего жизненного опыта, - кроме как нажить себе недругов, мы от этого ничего не получим. Кое-кто мог с этого такие «бабки» слупить на откатах, а мы помешали.
- Посмотрим.

Все дни непогоды я готовил материалы к продолжению добычи руды и эксплуатационной  разведке, опреде-лял погоризонтные эксплуатационные запасы руды и золота в карьере, подсчитывал эксплуатационные потери и разубоживание руды при разработке. А над островом бушевала непогода. То ледяной ветер, дующий с Тихого океа-на, целую неделю гонит над островом сплошные свинцово-серые облака с дождем и снежной крупой, то такой же ле-дяной ветер с Охотского моря гонит их над островом обратно. И так происходит постоянно - то тихоокеанский, то охотский циклоны приносят непогоду на остров, и только в зоне столкновения этих циклонов нет облаков, в ней царит безоблачное синее небо и солнце, царит один день, пока зона столкновения циклонов проносится над островом.
В каждый такой светлый миг погоды я бросал все и мчался в маршрут. Я не мог позволить себе пропустить возможность поскорее изучить геологию своей территории. И моя территория понемногу, как женщина, снимала с се-бя одежду, обнажая свою геологическую красоту.
Я любовался породами откартированного мною жерла вулкана, растекавшимися от него потоками грязно-зеленых лав туфоандезитов, в которых застыли брызги и обломки ярко зеленых и сиреневых туфов. Я словно видел, как взрывы выбрасывали из жерла вулкана раскаленные куски лавы, как они падали на текущие вниз по склону пото-ки и стыли в них рваной разноцветной мозаикой. Эти каменные фотографии того времени я держал в руках в виде кусков магматических пород и любовался ими. Моя душа пела! Я бегал короткими маршрутами от одного побережья к другому, ведь только в береговых скалах можно было увидеть все при полной обнаженности горных пород. День за днем я отрисовывал геологическую ситуацию вокруг нашего месторождения, и вскоре на моей топографической кар-те  появилось нечто похожее на древний островной вулкан, возвышающийся над магматическими породами основа-ния острова. Только он был какой-то не такой, такими вулканы не бывают, он был какой-то половинчатый. Неразга-данность геологического строения острова не давала покоя, и я каждый погожий день и все свои выходные проводил в маршрутах. Увижу где-нибудь на сопках среди бамбучных зарослей скальное обнажение или обломочную осыпь – и уже намечаю туда свой очередной картировочный маршрут. Два-три обнажения горных пород за маршрут - и я уже счастлив, что получил еще несколько «неубиенных» фактов. По каплям складывал я их, чтобы сложить общую кар-тину геологического строения острова. «Ох уж эта моя загадочная женщина – Геология Урупа!»
Все же она понемногу позволяла притрагиваться к себе. «Наберись терпения, - говорил я себе. - Еще даже снег не стаял! Набегаешься еще, насмотришься. Все равно она когда-нибудь снимет с себя одежды, и предстанет пе-ред тобой нагой во всей своей первозданной красоте. А пока, приятель, наслаждайся ухаживанием!»
И я бегал по своей территории, чувствуя неудержимый, сладостный азарт исследования. И нипочем мне были ледяной ветер, налетавший вдруг дождь, нипочем были непролазные заросли курильского бамбучника, я просто пла-нировал маршрут так, чтобы лезть сквозь бамбучник не в гору, а спускаться по нему вниз по склону. Я радовался снежникам в глубоких распадках – они были единственными «тропами», по которым можно было легко пройти сквозь густые и высокие, - по грудь, - заросли бамбучника, радовался скальным выступам, торчащим из зарослей, радовался даже обломкам пород, которые были редкостью на заросших склонах сопок. Мокрым от пота, но счастливым, воз-вращался я из маршрута в свой домик и продолжал рисовать все новую и новую геологическую ситуацию острова.

С очередным грузом, привезенным нашей баржонкой, на остров прибыл и генеральный директор Байкалов. Он с Платовым постоянно пропадал на фабрике, я его почти не видел и был предоставлен сам себе.
«Все нормально! Все отлично!» - говорил я себе и занимался своей геологией.
На пятничной вечерней планерке ведущие специалисты докладывали о проделанной за неделю работе и о планах на следующую неделю. Цифры объемов вскрыши при разноске бортов карьера, объемы дробления руды, фабричные монтажные работы - все это пролетало мимо моего сознания. Я думал о своей геологии и вдруг, прислу-шавшись, о чем говорят вокруг, отметил, что наш генеральный директор, ведущий планерку, оказывается, знает все, что происходит на его предприятии. Он говорил обо всех делах на производстве так, как будто он постоянно был здесь на острове, он был в курсе всего, что здесь делается. Я стал вслушиваться, вникать в происходящее, и когда Байкалов вдруг спросил меня, чем занимался я, не зная, что конкретно ответить, я сказал:
- Продукция, которую выдает геолог, – это текст и графика. Тексты я пишу, когда стоит непогода, а графику со-здаю в каждый погожий день. В общем, я строил геологическую карту нашей территории, бегал в не увязывающиеся места, чтобы отрисовать логичную геологическую структуру территории, восстановить историю ее развития и зако-номерности размещения золотого оруденения. В общем, «гуляю» по острову, - улыбнувшись, сказал я. -  Как говорит-ся: «кто на что учился»: кто гайки крутить, кто руководить, а я выучился искать, разведывать и разрабатывать место-рождения, и геологические карты рисовать, и та, что я нарисую, и будет портретом нашего месторождения золота.
- Что ж, - усмехнулся директор, - заказываю этот портрет в мой кабинет, а то не знаю, как и выглядит оно, наше месторождение.
 Заместитель директора по экономической безопасности недовольно буркнул, глядя на директора:
- А кому она нужна, эта геологическая карта? Ее что, раньше геологи не нарисовали? Они тут уже все золото нашли.
- И действительно, как было его не найти, - сказал  я, - когда поднявшись на плоскую вершину острова, сплошь заросшего бамбучником, идешь по военной дороге и видишь лишь несколько торчащих из бамбучника скал, подойдя к которым обнаруживаешь, что это кварциты. Первые пробы, отобранные из них, тут же показали наличие золота в промышленных концентрациях. Вот и нашли место рождения золота. А почему оно здесь? А где еще может быть золото? Каковы перспективы территории? – никто не знает. Для того и нужна хорошая геологическая карта, чтобы можно было отвечать на эти вопросы. А то, что мы имеем сейчас – это просто обзорная схема южной оконеч-ности острова. Она не показывает ничего, кроме этих нескольких торчащих из бамбучника скал, да береговых обры-вов. А нам нужно расширять перспективы территории. Здесь нашли только то, что из земли торчало, а что не торчит, о том никто и не знает.
- Ладно, - подвел черту генеральный директор, - занимайтесь своей геологией, как считаете нужным. У нас ведь с запасами руды все в порядке?
- Да. Я проработал всю геологическую информацию и могу сказать, что опережающая эксплуатационная раз-ведка, проведенная прошлым летом на месторождении главным геологом Бурдиным, подтвердила переданные в от-работку запасы и даже увеличила на одну тонну запасы золота в верхней части месторождения. Бурдин все сделал на высшем уровне, - придраться не к чему! Помимо добытой руды, которая находится сейчас на рудном складе и дробится для укладки в кучи, две тонны золота лежит на карьере в руде, вскрытой и подготовленной к отработке. Не-большой объем вскрышных работ, позволит подготовить к добыче еще две тонны золота. Так что, на ближайшие три года мы полностью обеспечены богатой рудой. Все - нормально. Все - отлично!
- Отлично! – повторил директор и, улыбаясь, оглядел присутствующих. – Хоть в геологической части у нас нет проблем.
Основные проблемы были на фабрике, их было много, и Байкалов поочередно выслушивал специалистов, об-суждал с ними, как можно решить проблемы, возникшие при строительстве горно-обогатительного комплекса. Гово-рил он тихо, спокойно, как человек, хорошо знающий свое дело. А все жаловались ему то на то, что техника выходит из строя и ей требуется ремонт, то на то, что нет запчастей, то оправдывались за невыполнение взятых на себя обяза-тельств, сваливая вину на тех, кто был до них на зимней вахте.
- Хватит ныть, - устало сказал Байкалов. - Мы работаем на необитаемом острове, мужики. Вы это знаете. Здесь нужно рассчитывать только на себя, на свои знания и опыт. Я потому и пригласил вас на работу, что вы классные специалисты, и плачу вам хорошую зарплату, чтобы каждый из вас на своем месте хорошо сделал свое дело. А если я буду постоянно вникать в ваши дела, контролировать ваши действия, учить и подгонять вас – зачем вы тогда нужны мне? Я ясно излагаю свои мысли?
В зале наступила тишина.
- Ну, вот и хорошо, - сказал Байкалов, вставая.
После планерки Татьяна подошла ко мне и смущенно сказала:
- Вы первый, кто не ругал тех, кто был до них на острове. Бурдин был классным мужиком, а теперь я узнала, что он был еще и классным геологом. Спасибо Вам!
И все! И ушла, восхитительно повиливая бедрами, я только глядел ей вслед. И глаз было не оторвать!

Очередной циклон вновь принес снежную бурю, которая замела все оттаявшие прежде пути-дорожки. Я сно-ва сидел в своем домике, читая отчеты, размышляя о геологии и сетуя на бесконечную необходимость официальной переписки с центральным офисом на Сахалине, с Москвой, где находилась управляющая компания, и с буровиками-подрядчиками. «Ничего не поделаешь, приятель, - говорил я себе. – Тебе за это деньги платят. Менеджмент называет-ся».
Увидев в окно проходившую мимо моего домика и съежившуюся от холода Татьяну, я выскочил на крылечко, окликнул ее:
- Татьяна Николаевна, заходите на чашечку горячего чая.
Поколебавшись немного, она свернула с тропинки, зашла ко мне в домик и остановилась у дверей, привыкая после белизны снега к полумраку небольшого помещения.
- Как я замерзла! А приходится в любую погоду ходить проверять объекты. Если бы не ветер…
- Если бы не мороз, - продолжил я. – Снимайте куртку. Сейчас я Вас согрею горячим чаем.
- И все? – посмеиваясь, спросила она.
- Татьяна! Не искушайте меня!
Я налил ей кружку чая, предложил сахар и вазочку засахаренной клоповницы – ягоды, похожей на красную смородину, только с каким-то своеобразным привкусом и запахом. Это витаминное сокровище в объеме трех литров досталось мне в наследство от предыдущего главного геолога Бурдина.
Татьяна сидела передо мной на табурете. На ней был толстый вязаный свитер и джинсы, подчеркивающие ее великолепную фигуру. Она пила чай, согревала о кружку замерзшие руки, разглядывала мое немудренное жилище с геологическими картами на стенах, на столе и на постели, со стоящими на полках и раскрытыми на столе книгами производственных геологических отчетов, заглянула в экран раскрытого ноутбука.
- Всё пишете?
- А что делать геологу в такую погоду?
- Хорошо вам.
Мы говорили, она пила чай и, как будто, боялась на меня взглянуть, лишь бросала на меня короткие взгляды, когда я спрашивал ее о чем-то.
А я  не сводил с нее глаз.
Она не была красавицей. Разглядывая ее лицо, нельзя было сказать, что у нее красивые брови, или нос, или губы, или овал лица, или глаза, но все вместе было очаровательным, и это очарование было обязано ее светящимся добротой глазам. Ей было лет тридцать восемь, ее глаза при разговоре уже не флиртовали, не играли безрассудной страстью молодости, в них угадывалась легкая печаль несбывшихся мечтаний и смиренного одиночества, но светя-щаяся в них доброта делала ее лицо лучистым от улыбки и разбегающихся от глаз первых лучиков морщинок.
Она расспросила меня о моей работе, о моем видении ситуации на острове, о моем знакомстве с Платовым, о нашем семейном статусе. Я коротко рассказал ей о нас, мужиках, мотающихся по нашей бескрайней земле, и зани-мающихся строительством золотоизвлекательных фабрик, разведкой месторождений и добычей золота.
- А Вы? – спросил я ее.
- А я одна. Воспитываю двоих детей. Дочь моя, а сына взяла из детдома. Мне вот мужа не хватило. У нас в стране мужчин и так мало, а мы еще и воюем. Может, моего суженого в Афганистане или в Чечне убили. Кто знает? Видать, женская доля моя такая.
Она допила чай, поблагодарила меня и стала одеваться.
Как бы она ни повернулась – все в ней восхищало меня, все в ней было так по-женски красиво и притягатель-но, что я едва сдержался, чтобы не обнять и не расцеловать ее всю. Мне показалось, она заметила это мое состояние и, спешно покинула мой домик, прямо выскочила из него.
Оставшись один, я сидел, думал о ней, и ругал себя за то, что так бесстыже разглядывал ее, когда она одева-лась, что прямо смутил.

Присланная по электронной почте моим давним товарищем Глебом Моралевым книга новозеланского геолога Джеффри Хеденквиста «Эпитермальная золотая минерализация», 1988 г. (Epithermal Gold Mineralisation. Jeffrey W. Hedenguist, 1988) увлекла меня на все дни непогоды. Наравне с книгой Митчела и Гарсона «Глобальная тектониче-ская позиция минеральных месторождений», 1984 г., в которую я сразу влюбился, прочитав ее, книга Джеффри Хе-денквиста была, наверное, лучшей книгой своего времени по вулканическим месторождениям, и я погрузился в нее, изучая приведенную в ней информацию по золоторудным месторождениям Тихоокеанского вулканического кольца. Все дни непогоды я жил кайнозойским периодом жизни нашей планеты и жизнью вулканов, рождающих месторожде-ния золота.
Все эти месторождения золота формировались на глубине не более одного километра от поверхности при тем-пературе от 500 до 3000С. Столь горячие растворы образовались за счет нагрева от магматического расплава поро-вых поверхностных вод, проникающих в глубину земной коры, и эти горячие растворы, обогащаясь от магмы легко-подвижными рудными химическими элементами, сформировали над магматическими очагами обширные ореолы из-мененных пород - пропилитов, внутри которых в образовались золоторудные метасоматиты - адуляриты, аргиллизи-ты, золоторудные тела штокверкового окварцевания и кварцевые жилы.
Мне стало ясно, что современные активные и древние (палеоген-неогеновые) потухшие геотермальные систе-мы вулканов и есть главный источник рудных месторождений золота и серебра Тихоокеанского вулканического кольца. А ведь всю жизнь до этого, я работал в пределах мезозойского Монголо-Охотско-Чукотского вулканического пояса, формировавшегося в течение периода от 110 до 65 млн. лет назад и образовавшего колоссальные по запасам золотоносные провинции Забайкалья, Амурской области, Станового хребта, Аллах-Юня, Колымы и Чукотки. С тех пор большая часть тех золоторудных месторождений была разрушена в процессе горообразования, об их существо-вании говорят лишь бесчисленные россыпи золота, породившие когда-то невероятную «золотую лихорадку» на дальнем Востоке России. Не нашлось только российского Джека Лондона, чтобы описать и увековечить ее.
Когда я после изучения известных в мире вулканических месторождений золота снова пошел в маршрут, я просто сгорал от нетерпения закартировать и отрисовать на своей геологической карте тот исчезнувший неогеновый вулкан, который образовал наше месторождение золота, названное геологами-первооткрывателями  - «Айнское».
Айны – это древний народ охотников и рыболовов, когда-то населявший курильские острова. Несмотря на неизбежную ассимиляцию, помимо Амурской области, Сахалина и Камчатки, наибольшая их численность сохрани-лась в Японии, но ни своим языком, ни внешностью айны не были похожи на японцев. Они, скорее, аборигены япон-ских островов. Внешне, как их описывали путешественники, они больше схожи с коренным населением Австралии или Кавказа, так как в отличие от монголоидной расы им свойственна густая борода. Знаменитый российский море-плаватель Крузенштерн, впервые побывав на курильских островах, охарактеризовал айнов, как народ с таким при-родным достоинством, что он счел их лучшим из всех известных ему аборигенов дальних стран.

Все погожие дни я проводил в геологических маршрутах, по крохам собирал информацию о его геологическом строении территории и в этом получал удовольствие от своего пребывания на этом необитаемом острове. Едва наступала хорошая погода, я мчался к морю. Это была единственная живая душа, с которой можно было быть вме-сте, молчать, думать о своем и не быть одиноким.
Однажды спускаясь с сопки по дороге, ведущей к морю, я увидел впереди себя одинокую фигурку в теплой куртке-полярке с наброшенным на голову капюшоном. Она медленно явно женской походкой брела по дороге в сто-рону моря. Поравнявшись с ней, я был несказанно рад увидеть Татьяну.
- Пойдемте со мной к морю, - предложил я.
- А я и хотела пойти туда, да боялась одна.
- Ну, вот Вы и нашли себе попутчика. Пойдем!
Два километра спуска к морю мы шли и говорили обо всем так, словно были знакомы когда-то давным-давно и вот сейчас встретились снова после долгой разлуки и рассказываем о своей жизни. 
Так за разговорами мы и спустились к морю. Был отлив, оно не бушевало и легкими накатами волн набегало на песчаный берег. Мы молчали, глядя на море, на черные скалистые берега, за которыми все вокруг было еще в сне-гу.
Видя печаль в ее глазах, мне хотелось хоть как-то развеселить ее, и я шутливым поэтическим тоном сказал:
- Не печальтесь, моя дорогая! Как сказал Пушкин: «Сердце будущим живет, настоящее - уныло. Но… все мгновенно, все пройдет, а что пройдет – то станет мило».
- Да, я знаю.
- У Вас есть мужчина, которого Вы любите?
- Нет! Когда-то я восемь лет любила женатого мужчину. Каждая наша встреча была счастьем. Я складывала эти счастливые дни вместе и в моих мыслях о нас складывалась большая счастливая история нашей любви. Я всегда была счастлива с ним, хоть и понимала, что он никогда не будет моим. Я видела, как ему иногда бывает тяжело раз-рываться между мной и семьей. Его любят и там и тут, и бросить своих детей, а чужих взять, он не мог.
И вот однажды, безумно любя, я сказала ему:
- Ты живешь своей жизнью, а я твоей, и когда ты уходишь от меня, твоя жизнь продолжается, а моя заканчива-ется. А я хочу жить так, чтобы моя жизнь не заканчивалась.
Мы расстались. И это было сродни тому, что умереть. Я с трудом начала жить сначала. Мне так хотелось пе-ремен: сменить работу, место жительства, встретить мужчину, которому я нужна навсегда. И вот тогда, на время оставив детей у мамы, я уехала сюда, подальше от соблазна снова броситься в его объятия. Женщина живет и строит планы на будущее, на совместную жизнь с любимым мужчиной, и если этого нет – все бессмысленно. Какая это была мука – порвать с ним. Казалось, жизнь моя закончилась, но дети, дети давали мне силы держаться за нее. Продолжая жить одна, я все равно всех мужчин сравнивала с ним, и ни один из них не был таким, как он. А годы летят, летят… Одна моя подруга как-то сказала мне: «Когда ты видишь, что нравишься мужчине, что он хочет тебя, и он тебе сим-патичен – не надо строить из себя недотрогу. Замуж в первую очередь выходят именно «дотроги». Лучше ошибиться, чем жалеть потом, что не сделала этого. Надо быть смелее и самой выбирать мужчину, с которым хочется лечь в по-стель, а потом, может быть, нарожать детей и прожить жизнь».
Или женщина этого права лишена? Как Вы считаете, она должна ждать, когда выберут ее? – она дерзко по-смотрела мне в глаза. – Ведь можно и не дождаться. Красивые и смелые опередят. Как Вам моя история?
- История печальная, но Вы любили и, как говорится: не надо горевать о том, что это прошло, надо быть бла-годарным за то, что это было.
- Вы не знаете, как горька любовь без взаимности. Нет ничего хуже, чем знать, что мы все равно, как бы он ни говорил, что любит меня, никогда не будем вместе. Вам этого не понять. Счастье, как случай, - его получает везучий. Я должна вернуться в реальный мир, в котором нет места иллюзиям.
- Здесь на острове так много мужчин. Неужели нет ни одного, кто Вам нравится? Вы ведь уже полгода здесь.
- Хочется встретить мужчину, который бы, как говорится, «пришел, увидел, победил», а не того, кто «попытал-ся, испугался и убежал». Мужики, в большинстве своем, трусливы. Хотя… Мы как-то с Маринкой, маркшейдером, си-дели вечерком, – мы живем с ней вместе в одной комнате, - и рассуждали об этом. Вот здесь на зимней вахте 5 женщин и 140 мужчин, и при этом она, – красавица, - спит в обнимку с котом. Глупо? Но когда я спросила ее: почему? -  она рассудила так: просто интрижка мне не нужна, а из 140 мужчин на острове половина женатых - осталось 70; полови-на из них моложе меня - осталось 35; половина из них алкаши - осталось 18; половина из них не нравится мне - оста-лось 9; - половине не нравлюсь я - осталось 4; и этим четырем мужикам просто некогда мною заниматься. Рабочий день на вахте - 12 часов, выходных месяцами нет, поднимаются в шесть утра на работу, приходят со смены после восьми вечера, поужинали, помылись – уже десять. Да они просто валятся с ног. Оно им надо?
- Да… Чисто женская логика. Хотя мой жизненный опыт говорит о том, что всегда выбирает женщина, и когда мужик видит это…
- Знаете, так хочется, чтобы выбрали меня! Хочется знать, что я нужна ему, любима… Ну, все! Не будем о грустном.  Расскажите мне лучше про геологию нашего острова, как месторождение наше образовалось. А то рабо-таем здесь и ничего не знаем.
- Когда-то давным-давно, примерно пять миллионов лет назад в неогене, в южной оконечности нашего острова был огромный вулкан-вулканище с кратером диаметром до трех километров, и в этом кратере было озеро.
- А откуда Вы это знаете?
- А я видел в скалах, торчащих из снега вдоль дороги, в бортах карьера, на площадках под фабричный ком-плекс, на склонах сопки осадочные породы: туфогравелиты и туфопесчаники с вулканическими бомбами, и в песча-никах видел горизонтальную и косую слоистостью, которая образуется только в воде. А потом походил тут, погулял по дорогам и нарисовал на карте лавовые потоки андезитов, вытекавшие из жерла, и в них были вулканические бом-бы, как и в тех жерловых песчаниках. И когда я нарисовал на карте жерло вулкана и сам вулкан, на его склонах ока-зались наши месторождения.
Под каждым вулканом на большой глубине, километров в пять - десять, есть так называемая промежуточная камера с горячим магматическим расплавом. Подземная вода, циркулирующая в порах и трещинах горных пород, доходя до этого магматического расплава нагревается и, обогащаясь различными химическими элементами, свой-ственными магматическому расплаву и окружающим его породам, поднимается к поверхности. Остывая в припо-верхностной зоне, минерализованный раствор, пропитывает горные породы, начинает изменять их, превращая из черных и темно-серых андезитов в зеленые пиритизированные пропилиты, затем начинаются процессы аргиллиза-ции, адуляризации и окварцевания, и вот с этими процессами и связано образование рудного золота и серебра.
- Какая у Вас интересная профессия! – сказала Татьяна.  – Как жаль, что я не геолог. Хоть я половину слов и не поняла, все равно интересно.
- Знаете, после окончания учебы я занимался геологическими исследованиями территорий, рудных полей и ме-сторождений. И мне было интересно узнать все о генезисе, то есть об условиях формирования рудных месторождений золота, серебра, свинца, цинка, меди, редких земель и металлов. Но после последних десяти лет работы на золотодо-бывающих предприятиях, я понял, что при всей моей любви к геологии, при разработке месторождения из всего раз-нообразия слагающих его восхитительно интересных для меня горных пород остаются только три разновидности под названием: руда, забаланс и вскрыша – то есть пустая порода, а из всех металлов – остается только золото. Даже из-влекаемое на фабрике серебро интересует нас только как попутный металл, поскольку его извлечение предусмотрено технологической схемой переработки руды. Все остальное – селен, теллур, полиметаллы, если они есть, – по техно-логии сорбционного выщелачивания не подлежат извлечению, все это идет в «хвосты» и складируется в отходах про-изводства. Обычно на производстве настоящей геологией заниматься некогда, нужно постоянно вести эксплуатаци-онную разведку, выделять точные контуры рудных тел, подсчитывать в них запасы золота, передавать эти контуры маркшейдерам, чтобы они сделали инструментальную выноску рудных тел на карьере и передали их горнякам в от-работку. А потом следить за правильностью отработки руды, не допускать сверхнормативных потерь и разубожива-ния. На производстве совсем не та геологическая романтика, хотя и здесь она есть - романтика добычи руды и полу-чения металла в слитках.  Мне здесь просто случайно повезло заняться геологическим изучением острова, потому что Бурдин уже сделал опережающую эксплуатационную разведку, подсчет запасов золота к предстоящей добыче, и по-этому я могу позволить себе побегать тут по горам, пока на карьере нет добычи. Все силы, вся техника предприятия брошены сейчас на завершение строительства горно-обогатительного комплекса и на запуск фабрики.
- Да, я знаю.
С Охотского моря вдруг налетел холодный ветер, берега стала скрывать снежная пороша, и наше общение пришлось закончить. Мы стали быстро подниматься по дороге обратно к вахтовому поселку и даже радовались уси-ливающемуся ветру в спину, который подталкивал нас в гору. Когда мы подходили к поселку, мела уже настоящая пурга, белым мраком закрывшая все вокруг.

А потом налетел Тихоокеанский муссон. Он принес на остров мелкий тягучий дождь, который безжалостно смыл выпавший снег. Обнажившиеся после дождя скалы и осыпи на склонах гор, заросших курильским бамбучником, стали целью моих маршрутов. День за днем я исследовал окрестные сопки и скальные береговые обрывы, уходя все дальше и дальше от поселка, и собранный мною фактический материал никак не давал целостной картины геологи-ческого строения острова, и желание поскорее разобраться в геологической структуре территории гнало меня в маршрут даже в непогоду.
- Как дела, Василич? – однажды встретив меня, спросил Платов. – Что-то ты последнее время молчаливым ка-ким-то стал. Слова от тебя не услышишь.
- Дичаю тут на Курилах, Лёня, - улыбнувшись, сказал я. - Из всех слов, что я знал, в башке осталось только три, да и те первобытные: «Ба!», «Бу!» и «Бы!»
- Эх, Василич, в моей голове билась та же мысль, только выразить ее так точно и ясно, как ты, я не смог.
- Ну, выразил же!
Рассмеявшись, мы разошлись по своим делам – он на фабрику, а я на карьер - наконец-то там полностью обна-жились борта уступов, и я смогу посмотреть на наше месторождение.
Посмотреть удалось только руду, скалой возвышающуюся в центре карьера. То были обломочные магматиче-ские породы ржаво-серого цвета, пористые, дырчатые, кавернозные с многочисленными вкраплениями самородной серы. И никакой видимой минерализации. Отличная руда для кучного выщелачивания: чем мельче золото, тем легче оно растворяется в цианистом растворе.
Руда была подготовлена к добыче еще в прошлом году, вскоре планируется ее разработка, а пока все силы, вся техника были брошены на завершение строительства фабрики и на подготовку площадок под кучное выщелачива-ние. Дробильная установка «молотила» прошлогоднюю руду, вывезенную из карьера на рудный склад, я периодично опробовал ее, чтобы знать содержание золота в руде, укладываемой в кучи.
Все шло своим чередом.

В новый погожий день я вновь помчался в геологический маршрут. На вахтовке, увозящей работников на фаб-рику, я проехал пять километров до карьера и вышел. Машина уехала, а я остался в тумане – в облаке, незаметно наползшем на остров со стороны Тихого океана. Я ходил по карьеру в густом тумане, осмысливая геологическое строение месторождения, один за другим отбивал молотком образцы золотой руды – пористой, светло-серой породы с включениями самородной серы, пирита и гидроокислов железа. Нередко руда представляла собой взрывную брек-чию – сцементированные магмой обломки магматических пород. Золота не было видно. По минералогическим иссле-дованиям руды, проведенным предшественниками, оно имеет микронные размеры от сотых до тысячных долей мил-лиметра, - увидеть его можно только под микроскопом, - оттого оно так легко и быстро растворяется в цианистом растворе.
В тумане я ничего не видел дальше двадцати метров, слышно было только, как на востоке ревет своим могучим прибоем Тихий океан, разбивая волны о береговые скалы. Там шторм, ветер, холод, туда не тянет. Вскоре туман пре-вратился в мелкий плывущий в воздухе дождь, от которого все вокруг стало мокрым.
Я пошел на дробилку, находящуюся в километре от карьера. Мужики дробильщики, увидев геолога, радостно приветствовали меня, пригласили зайти к ним в «каптерку», предлагая попить чаю.
- Сейчас как раз 16-00 – время пятнадцатиминутного перерыва на чай.
Я согласился.
 - Золото тут хоть есть? – спросил Макарыч, мастер дробильной установки. – А то молотим эту породу, не видно ничего в ней. Толк хоть есть какой?
- Вот на этом рудном складе в руде, которую вы молотите, находится больше тонны золота, - сказал я. - Ваша задача: издробить эту руду и сложить в кучи под выщелачивание. А дальше фабрика сделает свое дело и даст металл в слитках.
- Что, правда, целая тонна золота?
- Правда! И вон ту скалу, - видите ее на карьере? – и там больше двух тонн золота лежит, ждут, когда мы их возьмем, издробим и отольем в слитках.
- Ё-маё! А мы тут сидим, ругаем начальство: мол, что мы тут делаем? – золота ведь все равно нету!
- Я вам удивляюсь, мужики! Видимое крупное золото только в россыпях на старательских полигонах бывает, а у нас золото мелкое, невидимое, мелюзга такая, что и под микроскопом не всегда разглядишь. И это самое главное преимущество для нашей технологии извлечения золота методом кучного выщелачивания: – чем мельче, тем лучше оно растворяется цианидами! Так что, делайте свое дело и не думайте ни о чем другом. Фабрика покажет результат вашего труда.
Я видел, как довольно улыбались дробильщики, поговорив со мной.
- А ты, Илюха, бурчал тут каждый день: «Нету тут золота, нету тут золота!» - сказал Макарыч одному из пар-ней. – Иди давай, работай!
Услышав шум машины, я спешно вышел на дорогу, остановил ее и вернулся в вахтовый поселок. Я вновь при-вез с собой кучу фактов в виде каменных образцов руды и магматических пород. Разложив их на столе и детально изучая, я пополнял картину когда-то происходившего здесь рудообразования.
А за окном косыми волнами шел дождь.

Подрядчики завершали строительство нового административно-бытового комбината. Он строился, как и все объекты горно-обогатительного комплекса, по проекту питерского института «ТОМС-инжиниринг». Это должен был быть единый, связанный крытыми переходами, комплекс, включающий в себя административные офисные помеще-ния, столовую, общежития, прачечную, медпункт и спортивный зал. Я уже несколько раз, проходя мимо, заходил на эту стройку. Все делалось на высшем уровне, как на материке. Даже не верилось, что мы на самом деле будем жить и работать в таких условиях на Крайнем Севере, на самом конце Земли.
- Будем-будем! Куда мы денемся? – ответил Платов, когда я поделился с ним своими сомнениями. – Ты бы ви-дел, какое общежитие делают для главных специалистов! Одноместные гостиничные vip-номера! Супер! Поработаем и поживем еще тут!
- Ну что ж, посмотрим! – не веря ему, сказал я.

Начался июнь. Свежий охотоморский бриз нес тепло с материка, из-за облаков показалось солнце,  погода на острове мгновенно преобразилась.
За несколько погожих дней я обошел все скальные береговые обрывы южной оконечности острова. На охот-ском берегу меня постоянно сопровождали лисы. Они совсем не боялись человека, бегали рядом со мной, как собаки, но не подпускали ближе пяти метров. На тихоокеанском побережье царствовали нерпы, каланы и сивучи, львиные рыки которых постоянно сопровождали меня, становясь привычными и незаметными.
Обходя побережье острова, я любовался неприступными скалами базальтов и андезитов, их гранеными стол-бами, слагающими лавовые потоки. Разбивающиеся о них океанские волны выбили в скалах такие глубокие ниши. Красивейшие бухты с песчаными пляжами восхищали своей дикой красотой. Не будь это северные широты, где тем-пература воды летом не поднимается выше четырех градусов, тут были бы пейзажи не хуже тропических. И во всех этих бухтах с песчаными пляжами были видны следы японских оборонительных укреплений: траншеи, дзоты, осно-вания казарменных помещений, заросшие травой дороги и тропы.
Пока светило солнце, природа острова преображалась. Первой зеленью была черемша, яркими зелеными по-лянками покрывшая остров. Я каждый раз возвращался из маршрута с огромным букетом черемши, оставляя ее в столовой для всех. Вдоль ручьев все проталины заполняли урупские подснежники – крупные зеленовато-желтые звездчатые  первоцветы. Они появлялись как только стаивал снег, заполняя долины ручьев своими звездами. Через не-делю уже весь остров цвел желтыми, белыми и синими цветами. Болотистые участки украшали крупные, напомина-ющие каллы, лизихитоны - белые цветы с толстым желтым пестиком посредине. В обрамлении больших ярко-зеленых листьев они выглядели как гигантские диковинные жемчужины. Все скалы и склоны гор были усыпаны пушистыми голубоватыми цветами сон-травы, синими гроздьями курильской хохлатки, цветущей вперемежку с волжанкой и че-ремицей, крупные узорные листья которой формировали восхитительной красоты зеленые букеты. Уже набирали цвет оранжево-красные лилии-саранки, сплошь покрывавшие южные береговые склоны.
Я любовался островом.  Он расцветал. Наступало лето.

В очередном геологическом маршруте, налазившись по зарослям курильского бамбучника, я вышел к морю, а от него на дорогу, идущую с длинного песчаного пляжа в гору к вахтовому поселку. Солнце клонилось к закату, и море светилось в его розово-желтых лучах. День угасал. Какой-то мужчина медленно брел по дороге впереди меня. Я быстро догнал его, поздоровался. Это был незнакомый мне парень лет двадцати восьми, плотный крепкий. Стрижен-ные наголо светлые волосы отросли у него вместе с бородой до двухнедельного состояния и делали особенно муже-ственным его голубоглазое скуластое лицо. Я хотел быстро обогнать его и идти дальше, думая о своем, но парень за-говорил со мной, и я вынужден был пойти с ним вместе. Он знал, что я геолог, и стал расспрашивать меня о геологи-ческом строении нашего месторождения. Я  коротко ответил ему на вопросы и, ускорив шаг, все же решил обогнать его. Но он не отставал от меня, шел рядом и стал быстро, словно боясь, что я не дослушаю его,  рассказывать, как приехал сюда полгода назад на зимнюю вахту, как работал в ужасных, практически каторжных условиях бесконеч-ной курильской зимы, когда приходилось не только работать на монтаже фабрики, но просто выживать в этих ужас-ных ветрах, снегах, морозах.
- И все это я терпел и переносил только ради моей семьи. У меня жена-красавица и дочка пяти лет. Но зарпла-та, которую я мог заработать в нашем Забайкальском крае - максимум 30 тысяч. Их только-только хватало на жизнь. И когда друг предложил мне поехать с ним сюда, - тут в три раза больше платят, - я, обсудив с женой все «за» и «про-тив», согласился, поехал.  Поехал неизвестно куда, только чтобы заработать денег и, наконец,  вытащить мою семью из хронического безденежья. Работал, как черт, горы готов был свернуть! И вот, за две недели до окончания моей ше-стимесячной вахты, получаю от жены письмо. Пишет, что полюбила другого мужчину, просит понять и простить ее. И вдруг, все, чем я жил здесь каждый день, рухнуло, рухнуло в один миг! Иду, ничего не понимаю: «Как? Почему? Как она могла? Я же здесь только ради моей семьи! А она…».
Голос его дрожал.
- Знаешь, приятель, была когда-то такая песенка: «В жизни всему уделяется место, рядом с добром уживается зло, если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло». Так вот, это случилось не потому, что она плоха, или ты плох. Это случилось потому, что вам, наверное, изначально не суждено было прожить жизнь вместе. И это даже хорошо, что случилось это сейчас, а не через десять-пятнадцать или двадцать лет. Может быть, жизнь дает тебе шанс начать все сначала.
- Не могу представить, что она сейчас с другим! А доченька моя… Как жить теперь?
- Что теперь изменишь? Жизнь идет своим чередом, ее нужно принимать такой, какова она есть.
Остаток пути мы прошли молча.

Когда мы встречались с Татьяной, к моему удивлению, Платов, был неизменной темой ее разговоров со мной. Она сразу начинала рассказывать мне о состоянии дел на предприятии, о проблемах, которые решает Платов, о том кто мешает, а кто помогает ему строить фабрику. Я с улыбкой слушал ее.
- Да для Платова построить химическую лабораторию или золотоизвлекающую фабрику также просто, как для меня сварить борщ - дайте только ингредиенты, - сказал я. - А тут такого до него понаделали местные специали-сты, что сейчас только успевай исправлять и переделывать. Но этот справится. Перфекционист! Для него дело чести - сделать все на «отлично».
Когда настало время уезжать с острова в межвахтовый отпуск, Татьяна подошла ко мне и сказала:
- Мне жаль расставаться с вами. Со всеми, - поспешно поправившись, сказала она. - Прощайте!

Моя двухмесячная вахта тоже подходила к концу. Выигравшие тендер, подрядчики Нижнеамурской буровой компании заехали на остров для проведения разведки еще не изученных золоторудных объектов. С ними приехали и московские геологи, которые должны были вести разведку. Заехал и наш ведущий геолог, профессорского вида му-жичок лет за пятьдесят, небольшого роста, с белыми усами и бородой. Ему я должен был передать геологические де-ла по сопровождению геологоразведочного бурения подрядчиков, которые нужно было выполнить в мое отсутствие.
На карьере было полное затишье, лишь дробилка неумолчно молотила добытую прошлым летом золотую ру-ду.
Уже нужно было начинать монтировать агломератор, который должен смешивать дробленую руду с цементом и известью, чтобы улучшить ее проницаемость для цианистых растворов, нужно было монтировать конвейеры, кото-рые должны укладывать агломерированную руду в кучи под выщелачивание, но их не было. Связавшись с поставщи-ками, Платов узнал, что данное оборудование только  получили с завода в Шанхае, десять дней уйдет на растаможи-вание товара на границе, затем требуется его доставка до Владивостока, а оттуда на Сахалин и на остров Уруп. На все уйдет в лучшем случае месяц, а это означало, что месяц еще придется провести в ожидании необходимого обору-дования.
График строительства горно-обогатительного комплекса срывался.
Платов был молчалив и мрачен. Огромные площади под формирование куч выщелачивания, готовившиеся прошлым летом до его приезда на остров, оказались с обратным уклоном, их приходилось переделывать, формируя естественный уклон в сторону фабрики. Сроки подготовки площадок под кучное выщелачивание не выдерживались, маркшейдерам приходилось каждый день делать съемку поверхности этих площадок, чтобы контролировать  форми-рование проектного уклона.
- А не съездить ли тебе в отпуск? – предложил генеральный директор, когда Платов доложил ему о сложившей-ся ситуации с поставкой оборудования. – Как раз такое время, когда еще не наступил аврал с запуском фабрики, а то потом как навалится работа – не вырвешься отсюда, - ты же знаешь, - так все полгода и проведешь на острове.
- Ладно, поеду вместе с пересменкой, - буркнул Платов. – Буду держать на контроле по интернету поставку оборудования. Как только оно прибудет во Владик – сразу выезжаю.
- Что, боишься без тебя не справимся?
- Обычно в жизни получается так: хочешь, чтобы дело было сделано хорошо - сделай его сам!
- Это точно!

Я был рад, узнав, что мы, как заехали на остров втроем: я, Платов и Ермаков, - так и сейчас все вместе выезжа-ем в межвахтовый отпуск. Дела я передал ведущему геологу и пару дней до отправки был совершенно свободен.
Я пошел к морю попрощаться. Море я любил с детства, потому что оно было для меня живым существом, шум-ным, говорливым и прекрасным своей непрерывно меняющейся красотой.
Вышел на песчаный пляж, хотел набрать в ладони воды и умыться, но набежавшая пенистая волна, едва я наклонился к ней, тут же «поцеловала» мои ноги. Я отскочил назад, отер лицо мокрыми солеными ладонями и, любу-ясь прибоем, пошел по песчаному пляжу. И в памяти вдруг всплыли слова давно забытой песни, которая молодо, как много лет назад, зазвучала в моей душе:
«Набежит зеленая волна, языком лизнет мою ладошку.
Ах, до чего же хитрая она, камешек подарит мне со дна,
На руке погреется немножко.
А я зову волну на берег, но волна, волна, волна не верит!
Как неверная жена, эта самая волна,
Поцелует и бежит к другому,
Мне ж твердит: «Мы с Вами не знакомы…».
Напевая ее, я словно видел своих друзей-геологов, собравшихся после работы в одном из кабинетов нашей экспедиционной конторы-камералки, и Димку Баскарева с гитарой, поющего эту песню, и еще молодые лица друзей, у которых тогда вся жизнь и открытия были еще впереди.
«Только франт один заезжий, Штиль,
Он мою волну прибрал к рукам,
Видно он ей голову вскружил,
И в его объятиях без сил,
Смирная она, я видел сам».
И тут я, не сдержавшись, словно вместе со всеми своими друзьями, подхватил слова этой песни и громко запел:
«А я зову волну на берег,
Но волна, волна, волна - не верит!
Как неверная жена, эта самая волна,
Поцелует и бежит к другому,
Мне ж твердит: «Мы с Вами не знакомы».
И уже тихо, идя по песчаному пляжу, я допел до конца эту песню:
«Нам прощаться надо, - говорю, - потому что лето на исходе,
Потому что я тебя люблю, а ты мою любовь свела к нулю…
Вот за мной примчался пароходик».

На следующий день двадцать пять человек  выезжали с острова в межвахтовый отпуск. С рюкзаками, сумками и чемоданами мы стояли возле вахтовки. Провожающие толпились рядом, и когда раздалась команда: «На погрузку!» - начались прощальные рукопожатия, объятия, пожелания. Я крепко пожал руки мужикам, с которыми сдружился за вахту, они оставались работать на острове дальше.
На самоходной барже «Курилка» было лишь восемь свободных спальных мест, остальным вахтовикам при-шлось расположиться на лавках в столовой и в проходах-коридорах на своих сумках и чемоданах. Там невозможно было пройти, стояла нестерпимая духота и поэтому я, продержавшись весь день на верхней палубе, решил и ночью не ложиться в помещении надстройки - места все равно не найти. К полуночи от усталости уже не было сил держать-ся на ногах, слипались глаза, я готов был заснуть стоя, но качка не давала устоять, нужно было постоянно держать равновесие, чтобы не упасть. В конце концов, я нашел на верхней палубе в закутке у переборки большой клубок бро-шенных там рыбацких сетей, разровнял их и, едва прилег, мгновенно провалился в сон. Проснулся оттого, что замерз, хотя был в своей теплой зимней куртке. Встав с сетей, я все же почувствовал себя отдохнувшим, размялся, увидел Платова, одиноко курившего на корме, подошел к нему.
- Иди на мое место, поспи там, на сетях, - сказал я ему.
- Василич, я еле дождался, когда ты проснешься, чтобы сменить тебя там, - устало сказал он.
Следующий день прошел в ожидании прибытия на Сахалин. Хотелось успеть засветло, но встречный ветер не давал барже разогнаться, и она пришла к Южно-Сахалинску уже в темноте. Когда я сошел на берег, сладость свобо-ды и радость ее ощущения была такой, словно я вышел из длительного тюремного заключения. «Неужели сама воз-можность купить билет и улететь отсюда, дает это необыкновенное ощущение свободы?» - подумалось мне.



2

Июль 2014 г. Северный Кавказ. Станица Нижнебаканская.
Палящее солнце, сушь, несказанная теплынь кубанских предгорий…
Лес, в который я вошел, словно обнял меня своей зеленой прохладой. После палящих лучей солнца, в тени вы-соких дубов, грабов, буков, ясеней и кленов была настоящая благодать лесной прохлады. Вверху она пестрела яркой зеленью подсвеченных крон деревьев, а на земле - солнечными зайчиками, пробившимися сквозь листья. Подумалось вдруг, что в этом году я не видел весенних цветочных ковров этого леса. Сменяя друг друга, они уже в марте начина-лись тюльпанами-морозниками и белыми подснежниками, затем синими ромашками, пролесками, белой хохлаткой и сиренькой, их сменяли белая звездчатка, желтые лютики и полянки желтых лесных ромашек и ярко-синей медуницы. Все это прошло без меня, и сейчас темная зелень была единственным цветом этого леса.
Из благодатной лесной прохлады не хотелось выходить, я остро почувствовал это, приближаясь к краю леса, за которым ярко светилась на солнце большая лесная поляна. Она ослепила меня белым цветом ромашек, сплошь усеявших поляну. Я пересек ее и снова вошел в прохладный зеленый лес. Там в неглубоком ущелье мелкая горная ре-чушка, спокойно текла между камней песчаников и мергелей. Кроме пескарей, лягушек и речных крабов в ней ничего не было. В детстве мы так и назвали ее – речка Крабная, потому что, уходя гулять в лес, мы всегда имели возмож-ность наловить крабов, испечь их в костре и наесться. Вода в речушке была такой теплой, что, даже чувствуя жажду, ее не хотелось пить. Зато, какой свежестью пахло от сминаемых ногами речных лопухов! Их огромные зеленые шля-пы сплошь покрывали освещенные солнцем речные перекаты. Почувствовав макушкой жгучесть солнечных лучей, я тут же сорвал огромный лопух и водрузил его, как шляпу, на голову.
Все дальше уходя в верховья горного ручья, я уже чувствовал прохладу воды. Родники, питающие эту речуш-ку, я знал с детства, только из них можно было напиться холодной воды. Подойдя к одному из них, обрамленному ка-менной кладкой, я свернул из лопушка конус, зачерпнул воды и напился. В этом благодатном лесу разноголосо чири-кали мелкие птахи, создавая своим пением ощущение райского леса.
 «Царствие Божие внутрь вас есть», - сказал Иисус», - размышлял я. У меня было такое чувство, что Бог дал нам рай в самой жизни на Земле, а мы не понимаем этого. Может быть, смысл нашего бытия на Земле в том и состоит, чтобы мы осознали это, смогли понять творение Божие, его благодать и смогли прийти к нему всей душой своей. Ге-гель - величайший из всех философов, посвятивший свою жизнь доказательству существования Бога, главный вывод своей жизни изложил одной фразой: «Чистый, не знающий пределов Разум есть само Божество!» И если человек со-здан по образу и подобию Божьему, то данный ему разум и есть единственное, что дает нам возможность понять тво-рение Божье. И если разум дает нам возможность понять физические законы окружающего нас мира, то Иисус, сын Божий, открыл людям нравственные законы Царства Божия, чтобы не только тело, но и душа твоя жила в раю.
«Вот я и прошелся по своему любимому лесу», - сказал я себе, возвращаясь домой.

А какой благодатью было ехать на своей машине из нашей станицы через село Саук-Дере в город Крымск. Ед-ва свернув с перегруженной автомобилями федеральной трассы, хорошая асфальтированная дорога уже вилась сквозь густой лес вдоль горного ручья, поднявшись на гору, она пересекала село за селом, а вокруг, насколько мог видеть глаз, видны были ухоженные кубанские поля. Ряды подбеленных тополей стояли по обе стороны дороги, бро-сая на асфальт тень, а за ними золотистым цветом светились на солнце поля, и сверкал золотом колосьев созревший ячмень.
«Вот оно, золото Кубани», - подумал я.
Отец мой был хлеборобом, механизатором широкого профиля, на любой сельскохозяйственной технике рабо-тать мог, и в детстве я только и слышал от него, как он пахал землю, сеял, зерно собирал, помню его слова, которые он в 1993 г. на семьдесят восьмом году жизни сказал мне: «Как выйду в поле колосящейся пшеницы, сынок,  – прямо душа радуется, наглядеться не могу на эту красоту. Был бы я молодой - взял бы сейчас сто гектаров земли, и можно было бы начинать новую жизнь». Он еще жил воспоминаниями того времени, когда его отец с тремя своими братьями взяли после революции землю на Донбассе, как дружно работали большими своими семьями и богатели, и совсем не хотел рассказывать о том, как их в 1937 г. «раскулачили» и выслали на Северный Урал, где они все и сгинули. Батько жил новой жизнью. Ни разу не слышал я от него о том, что пришлось ему пережить в те давние годы. Только маме мо-ей он рассказал, а та мне, когда отца уже не стало. Он, мариупольский грек, 48 лет проживший с моей мамой, кубан-ской казачкой, среди ее казачьей родни, забыл и свой язык. «Приеду к родне на Донбасс, - говорил он мне, - все пони-маю, что братья и сестры мои говорят по-гречески, а сам сказать ничего не могу. Отвык». Он вырос на Украине, с дет-ства знал украинский язык, и когда после войны приехал жить на Кубань, вместе со всей маминой родней пел казачьи песни. Я тоже не учил украинский язык, я просто говорил на русско-украинском, думая, что это деревенский язык, а в школе мы учимся на литературном или городском. Не учил я и украинских песен, я вырос среди них и все их, оказы-вается, знал, но вспомнил их слова и мелодии, только когда пошел служить на флот и так затосковал по дому, что песни, слышанные мною когда-то, стали мне родными на всю жизнь. Они у меня ассоциировались с моими родителя-ми. Старые казачьи песни были грустные, печальные, горестные, редко попадались разудалые, боевые, но вершиной пирушек всегда были залихватские, не для детского слуха, песни типа: «И шумыть, и гудэ, дрибный дощщик идэ, а хто ж мэнэ, молодыцю, та й до дому довэдэ?» Но разве уснешь, когда развеселая подвыпившая родня в соседней ком-нате во все горло распевает, шутит и смеется - у них праздник: то именины, то крестины, то Октябрьские, то День По-беды. Особенно и сразу запомнилась песня моей тетушки, когда она сказала шепотом:
- Цю письню ще мои тёткы спивалы. Я тыхенько спою, щоб диты нэ чулы.
- Спивай, Шура!
И она запела.
«В понэдилок жну-жну, и в вивторок пшэныченьку жну,
В сэрэду носыла, в четвэрг молотыла,
В пятныцю сияла, а в субботу вияла.
А в нэдилю продала, с хлопцямы пропыла…
Слава тоби, Господи, що до дила довэла!»
Ох и хохоту было!
В общем, современные песни, типа «Издалека долго, течет река Волга», у нас пелись на русском языке, а каза-чьи – только на украинском. Кубанские казаки – это ж запорожцы, потомки Тараса Бульбы и его товарищей, воспе-тых Николаем Васильевичем Гоголем. Это им Екатерина II  даровала в вечное пользование кубанские земли, чтобы они здесь жили и стояли на страже южных рубежей государства российского. Пограничники, одним словом.

Итак, шло лето, у меня был межвахтовый отпуск, я занимался своим «прекрасным ничегонеделанием» и это было так классно!
Проходили дни, недели, работа в саду не кончалась, куры, утки и белые гуси наполняли отгороженный в даль-нем углу участка птичий двор своим говором, нередко очень громко напоминая нам о себе. Особенно нравился нам гомерический гогот большого белого гусака:
- Га-га-га-га! Га-га-га-га! – кричал он.
Он словно смеялся над суетой своих сородичей, а может, и над нашей тоже. И тогда своим девчатам, - жене и дочери, - я сказал:
- Значит так: работа дома не закончится никогда, поэтому давайте будем чаще ездить отдыхать за границу на море!
Я увидел удивленные и одновременно восторженные глаза жены и дочери и, выдержав паузу, спокойно доба-вил:
– Я имел в виду - за границу нашего района: в Геленджик, Новороссийск, Витязево, Голубицкую... Чего сидеть дома?
- Все с тобой ясно, - разочарованно протянула дочь. – А мы-то уже размечтались!

Живем мы, как сказала однажды моя десятилетняя дочь, в загородном доме. От нашего станичного дома до центра Крымска двадцать минут езды, до пляжа в Новороссийске – сорок пять. Имея свою машину, мы никогда не чувствовали себя оторванными от города, наоборот, проведя всего несколько часов в городе, мы с удовольствием уединялись от него в своей станице.
С пяти утра до девяти у нас ежедневно шла работа в саду и во дворе, потом наступала нестерпимая жара, за-ставляя нас выезжать из нашего загородного дома «за границу» на море. Мы с удовольствием путешествовали по черноморскому побережью, и пришли к выводу, что лучше нашего любимого Новороссийска для нас места нет. Ти-хий, спокойный портовый город-трудяга, огромная бухта в обрамлении высоких кавказских гор, открытое море, суда на рейде, чистый галечный пляж, на котором отдыхают после трудового дня немногочисленные горожане и их гос-ти… Все остальное черноморское побережье представляет собой «сплошной ресторан для отдыхающих». Кто из нас в детстве, купаясь в таких захолустных приморских деревушках, как Витязево или Кабардинка, мог представить, что когда-то они превратятся в сплошной «Лас Вегас», в рай для отпускников со всей нашей страны.
С какой радостью мы возвращались из этой «заграницы» в свой загородный дом, где все было НАШЕ! – наш дом, наша цветочная поляна, наш лес в ста метрах за поляной, наша чистая речка за лесом, наши горы, а за синими горами – наше море, с которого мы вернулись. А мне скоро опять уезжать на самый край Земли.
- Хорошо тебе, - сказала дочь, - ты снова поедешь путешествовать по планете, а мы - сиди тут дома!
- Вы живёте в раю, о котором я мечтаю, мотаясь по нашей планете, хотя понять и ощутить это можно, навер-ное, только покинув его.


Август 2014 г. Северный Кавказ.
 Мы наконец-то дождались своих арбузов, своего винограда. В июне и июле таких на Кубани не купишь, в это время на рынках продаются только заграничные фруктовые мумии.
Так, чтобы только попрыгать в прибрежных волнах и наконец-то вываляться в песке, - чтобы больше не хоте-лось, - мы помчались к Азовскому морю в станицу Голубицкую. Проехав долину Старой Кубани, поднялись на не-большую гору, поросшую бурьяном. Месяц назад, проезжая по этой дороге и восхищаясь ухоженностью кубанских полей, мы недовольно поворчали, глядя на это заросшее бурьяном поле, поругали его хозяина, которому и дела нет до земли, уж продал бы другим хотя бы.
- Смотрите, смотрите, - воскликнула дочь, - арбузы, дыни!
На краю бурьянного поля у дороги стояли торговые палатки, на прилавках которых шла бойкая торговля ар-бузами, дынями, огурцами, помидорами, тыквой, а бурьянное поле было все потоптано, и всюду на нем видны были полосатые арбузы и желтые дыни, их собирали в кучи и грузили на машину, чтобы вывезти на продажу.
- Вот видишь, - сказал я жене, - а мы их ругали. А ведь посадив арбузы, дыни, тыквы, их не пропалывают, пото-му что они плетутся по земле, пускают новые корни и растут вместе с сорняками до самого созревания. А с дороги и не видно было, что тут растет.
Сделав покупки, мы помчались дальше. Пунктом назначения был таманский грязевой вулкан Карабет. Перед въездом в Тамань, я свернул направо и наша Toyota Spasio  уверенно пошла по бездорожью на невысокие сопки. Степная трава покрывала склоны сопок, старый машинный след  едва был виден в ней, но мы все же пробрались по нему несколько километров, поднимаясь все выше на гору Карабет. Степь была абсолютно нетронутая, дикая, среди травы всюду большими и маленькими сиреневыми кустами цвел кермек. На вершине горы я остановил машину. Мы вышли. Восторгу нашему не было границ! Такого я еще не видел.
Вершина вулкана Карабет представляла собой пологоволнистую поверхность сплошного сиреневого цвета - то цвел кермек, тут было его цветочное царство. Его маленькие сиреневые цветочки, формировали выше листьев ма-ленькие и большие соцветия размером до полуметра. Кустики кермека росли один возле другого, формируя сплошной сиреневый ковер. Вокруг - ни кустарника, ни деревца, только сиреневая кермековая степь, да пряный запах полыни в знойном воздухе.
Неподалеку мы увидели небольшие грязевые вулканчики с высотой конуса до одного-двух метров. В кратерах этих вулканчиков, пыхтя и хлюпая сернистым газом, булькала темно-серая грязь, вокруг валялись кирпично-красные запеченные вулканические бомбы, выброшенные при извержении. Походив по вершине сопки, мы обнаружили не-сколько крупных центров вулканических извержений разного возраста. Последние три были достаточно свежими. Это были кольцевые вулканические конусы диаметром до ста метров и высотой до двадцати метров, от них растека-лись грязевые лавовые потоки, всюду были видны фумаролы – маленькие грязевые вулканчики. Центральную часть вулкана Карабет слагало жерловое озеро, заполненное соленой минеральной водой. Диаметр озера достигал двух-сот метров, вода в нем была теплой с легким запахом сероводорода. С соседнего вулканического конуса прямо в озе-ро сходил застывший грязевый поток. Грязь была сухой, серой, сильно растрескавшейся, в ней застыли камни, захва-ченные извержением из глубин земли, огромные вулканические бомбы и рваные обломки, запекшиеся до кирпичного состояния.
Жара на сопке была нестерпимой, соленый пот тек по лицу, и мне захотелось искупаться в этом вулканическом озере с минеральной водой. Там где лавовый поток уходил в воду, она была прозрачной из-за небольшой глубины, но в стороне от этого места у заросшего камышом берега вода была темной.
- Вон там глубокое место, - сказал я, - пойдем, искупаемся в минералке.
Я пошел к тому берегу, разделся и, не дожидаясь никого, нырнул в темную глубину озера.  Я почувствовал как воткнулся в теплую вязкую грязь и плотно застрял в ней. Осознав случившееся, я едва вытащил из грязи голову, от-дышался и, услышав девчачий хохот, захохотал и сам. Не смея открыть глаза, я как крокодил пополз по этой грязи. Грязь была мягкой, как теплое сливочное масло, над ней было сантиметров двадцать горячей воды. Я обмыл ею лицо, открыл глаза и увидел моих девчат, стоящих на берегу и смеющихся надо мной, увидел себя вывалявшегося в этой грязи и вдруг испытал настоящий «поросячий восторг», валяясь в теплой, жирной вулканической грязи.
- Идите ко мне, - позвал я. – Поросячий восторг – единственное чувство, которое можно испытать здесь. Не бойтесь. В этой грязи не утонешь.
- А как мы потом отмываться будем? – спросила дочь.
Я выполз на полуметровую глубину воды, проплыл через все озеро, почти везде касаясь дна, но отмылся и вы-полз на чистый берег засохшей вулканической грязи.
- Вот и отмылся. Поехали теперь на море, раз уж выехали за границу.
Накупавшись в Азовском море, наевшись шашлыков и арбузов, к вечеру мы, усталые от отдыха, возвращались домой.
Полтора часа езды - и мы дома. Накормлены куры, утки, гуси, политы цветы в саду и на террасе – вот и все де-ла на сегодня.
- На ужин - виноград с хлебом и минералка, - сказала жена.
- «Вина! Налейте мне вина, не то умру от жажды! Вода – она не так вкусна, я помню, пил ее однажды», - па-фосно продекламировал я Омара Хайяма.
- Ну, так в чем же дело? – улыбаясь, спросила Светлана.
Я сходил в подвал, принес бутылочку вина, попросил жену взять два хрустальных бокала и выйти ко мне во двор. Дочь, я видел, уже уткнулась в свое любимое чтиво.
- Мне осталось закатать еще два баллона компота, и я выйду, - сказала Светлана, подавая мне бокалы.
Я сел за стол на террасе, налил бокал белого домашнего портвейна, который готовил прошлой осенью. Его аромат был цветочный, вкус – мускатный, да такой божественно-сладостный, что жалко глотать. Легкий хмель быст-ро долетел до головы, принеся необыкновенное ощущение блаженства, и я пребывал в нем, ожидая свою женушку.
Зной кубанского лета к вечеру спал. Вечерняя теплынь обнимала меня, ласкала своей нежностью. Я сидел в кресле на террасе своего дома в тени виноградной беседки, смотрел на женин сад, где цвели пионы, ромашки, розы, зрели виноград, сливы и яблоки, слышал чириканье птиц, и ощущение было такое, что я в раю, что рай это реально существующее понятие, и он как раз там, где я сейчас. Почему-то вспомнились слова песни, которую пели, бывало, по вечерам мои родители, уже в сумерках отдыхая за ужином после долгого трудового дня, и я потихоньку запел ее:
«Стоить гора высокая, а пид горою гай, гай, гай,
Зэлэный гай густэсэнькый, нэйначе справди рай.
А в тим гаю тэче ричка, як скло, вода блыщить, блыщить,
Долыною широкою бог-зна куда бижить.
Край бэрэжка у затишку, дэ въяжуться човны, човны,
Там тры вэрбы схылылыся, мов журяться воны,
         Що пройдэ любэ литэчко, повиють холода,
         Осыплэться зных лыстячко тай понэсэ вода.
Ой, нэ журиться вэрбонькы, ще вэрнэться вэсна, вэсна!
А молодисть нэ вернэться, нэ вэрнэться вона».
- Не грусти, мой милый, мы будем жить здесь долго и счастливо, - с улыбкой сказала Светлана, подойдя ко мне сзади и обняв за плечи. - У нас с тобой еще столько дел в нашем раю! – она вздохнула, оглядев свой сад. - Куда ты меня завёз? Куда ты меня завёз! Налюбоваться не могу на красоту вокруг!

Раннее утро.
Солнце залило мою спальню-мансарду ярко-зеленым светом от занавесок, озарило ее всю. Я лежал в белой по-стели, наслаждаясь воспоминанием недавнего блаженства, услышал легкий скрип на лестничных ступеньках, увидел, как возвращается ко мне моя женушка. Свеженькая, довольная, со счастливой улыбкой на лице она, приближаясь ко мне, тихонько запела:
«Дом околдован весной, мы в нашем доме с тобой,
Сказка моя, не могу без тебя
Я ни ночи, ни дня…
Солнышко мое, вставай, ласковый и такой красивый.
Может быть, это Любовь, - я не знаю, -
Но очень похоже на рай».
Она присела рядом со мной на постель. Я смотрел в ее раскосые зеленые глаза, на любимые лучики морщинок, разбегающихся от них, и продолжил прерванную песенку:
-  «…я целый мир отдаю за улыбку твою».
Я видел, что ей что-то хотелось сказать мне, но она так и не решилась, словно все уже было сказано в песне, и она, погладив меня по руке, смущенно сказала:
- Солнышко мое, принимай мою любовь, как заслуженную награду. Ладно?
- Спасибо за любовь!
Я поцеловал ее, встал, подошел к окну, отдернул зеленые занавески. Утренние солнечные лучи ослепили меня.
- Здравствуй, мой новый Божий день! Здравствуй, Господи! – сказал я.
И начался новый день, один из многих дней моего «прекрасного ничегонеделания».



3

1 сентября 2014 г. Южно-Сахалинск.
Два месяца межвахтового отпуска, когда я был дома, пролетели как один миг. Я снова на Сахалине. Мужики, заезжающие на очередную вахту, заполнили нашу самоходную баржу «Курилка», и она устремилась к месту назна-чения - на остров Уруп.
Встречный ветер свежил лицо, пахло морем, кричали чайки, волны проносились по борту. Мы мчались к ку-рильской гряде островов на самый конец Земли, и в моей душе мажорно звучали слова песни из моей далекой моло-дости:
«Расправлены вымпелы гордо, не жди меня скоро, жена,
Опять закипает у борта крутого посола волна.
Под северным ветром неверным, под южных небес синевой
Всегда паруса Крузенштерна шумят над моей головой.
И дома порою ночною, лишь только открою окно,
Опять на ветру надо мною тугое поет полотно.
И тесны домашние стены, и душен домашний покой,
Когда паруса Крузенштерна шумят над моей головой.
И чаек слепящие вспышки горят надо мной в вышине,
Мальчишки, мальчишки, мальчишки, пусть вечно завидуют мне.
И старость отступит, наверно, не властна она надо мной,
Когда паруса Крузенштерна шумят над моей головой».
Думал ли я в молодости, лихо распевая с друзьями эту песенку, что мне когда-то придется работать на Кури-лах, где в период своего кругосветного путешествия  1803-1805 годов проплывал знаменитый российский путеше-ственник И. Ф. Крузенштерн, в честь которого севернее острова Уруп назван пролив между вулканическими острова-ми Райконе и Шиашкотан.
Те двое суток, когда мы плыли на барже от Южно-Сахалинска до острова Уруп, я только и думал о работе. Мне не терпелось увидеть то, что было сделано на острове за время моего отсутствия. Я знал, что Платов с Ермако-вым пробыли в отпуске только один месяц июль и вернулись, как только узнали, что недопоставленное оборудование уже загрузили на судно во Владивостоке. Они тут же вылетели в Южно-Сахалинск, а затем на барже добрались до острова, чтобы продолжить стройку. «Ну что ж, скоро я увижу, что они тут понастроили», - подумал я.
Из двадцати человек, что заезжали на вахту, только Александр Макарович Головатый, мастер дробильной установки, был знаком мне, все остальные были новенькими. С Макарычем мы обычно перебрасывались парой фраз, встречаясь в курилке на юте. Это был крепкий мужик лет пятидесяти пяти с вислыми, как у Платова, казачьими усами.
- Надолго ли хватит золота на нашем острове? – спросил он меня, когда мы в очередной раз оказались на юте рядом.
- Смотря как добывать будем. Если согласно проекта – лет на десять, но обычно добыча всегда в полтора-два раза превышает проектные объемы. Поэтому нужно продолжать разведку и увеличивать запасы руды. А ты что, Ма-карыч, собрался здесь долго работать?
- А почему бы и нет? Работа мне нравится, платят хорошо, жилищные условия нормальные, а что погода ша-лит… Так у нас на Сахалине то же самое. И к климату этому и к ураганам мы привыкшие. А что рисково бывает ино-гда, так мне это даже нравится. Поработаешь здесь, вернешься домой, и чувствуешь себя там, как вареник в масле. Жена не нарадуется, не налюбится, дети, – взрослые уже сын и дочь, - хоть и живут отдельно, так каждый день в гос-тях у нас. Как придут - внуки с рук у меня не слазят, и я с подарками к ним, да с гостинцами, - не экономлю ни на чем, как другие. Для того и работаю, чтобы жить. И женушка моя ненаглядная, порхает между нами голубкою. Сорок пять – а как девчонка! Не налюбуешься!
- Рад за тебя!
- Сам рад. Я по молодости шебутной был. Если б не Галя моя, кто его знает, как жизнь сложилась бы. А встре-тил ее… и вдруг увидел, как прекрасен этот мир. На все готов был ради нее. Сначала в шахте проходчиком лет десять отработал, потом на судах рыбачил, на трех больших стройках мастером был. Мое дело было – деньги зарабаты-вать, а она создавала нашу семью, рожала детей, вела дом, работала воспитательницей в детском саду. Меня пол-жизни дома не было - и ни одного упрека. Только и слышал от нее, что я самый лучший на свете. Ну и как было не оправдывать это? Вроде и понимаю, что это не так, - я-то себя знаю, - но все же хотелось соответствовать. Так вот и прожили двадцать пять лет. До сих пор и дня не можем друг без друга прожить. Раньше письма писали, а сейчас зво-ним каждый день. Услышать голос, словечко сказать – и все хорошо, можно жить дальше.

Поутру баржа подошла к обнажившемуся в отлив песчаному пляжу. Два экскаватора вошли в воду, им на ковши с баржи набросили тросы, и они вытянули баржу на песчаный берег. Опустили сходню и пассажиров с баржи выпустили на берег в первую очередь, после чего началась разгрузка. К нам подъехала вахтовка, мы загрузились в нее и поехали в поселок. Нас подвезли к новому административно-бытовому комплексу, который был сдан в эксплуа-тацию. Весь персонал предприятия уже жил в нем.
Моим новым жильем оказался шикарный одноместный номер, с душем и туалетом. Одноместная койка у сте-ны, стол у окна с видом на огромный вулкан, большие свободные стены. Я уже представлял, как развешу на них гео-логические карты. «Отлично!» – подумал я.
Зайдя в офис, я поздоровался со всеми, познакомился с новыми специалистами, принятыми на работу и впер-вые заехавшими на остров. Марина не замедлила доложить мне, что Татьяна  на остров больше не приедет, ей пред-ложили хорошую работу на материке и она осталась там. «Что ж, для вахтовиков это дело обычное», - не без сожа-ления подумал я.

Смена вахты прошла за два дня. Она длится ровно столько, сколько времени требуется на разгрузку баржи. Я тоже принял дела. Подрядчики провели буровую разведку новых объектов, выполнили документацию керна и опро-бование, результаты которого будут известны лишь к новому году. Мне предстояло сделать «План развития горных работ на 2015 г.», согласовать его в государственном органе горнотехнического надзора в г. Хабаровске и получить разрешение на работу предприятия в 2015 г. – мы ведь, хоть и «частники», но все же люди подконтрольные государ-ству, потому что по закону нашей страны все недра принадлежат государству - бери их в аренду, добывай за свой счет и плати налоги.
На следующий день я помчался на карьер. Когда я ходил по нему, громкое клокочущее рычание морских львов-сивучей, доносившееся с моря, не давало мне покоя. Они были где-то неподалеку. Я не удержался и стал осто-рожно спускаться к морю по склону сопки. Мне так хотелось увидеть их вблизи. Прячась за скалами, я подошел на очень близкое расстояние к доносившемуся до меня рыку, выглянул из-за скалы и увидел, как два огромных сивуча грызутся за место на камне, обнажившемся во время начавшегося отлива. Заметив меня,  морские львы нехотя поки-нули поле битвы и скрылись в воде.
Я не мог налюбоваться обрушившейся на меня красотой. Огромные, набегающие на песчаный берег волны, просвечивались на солнце светлой изумрудной зеленью, белой пеной стелились  к моим ногам, замедляя бег, подка-тывались ко мне и словно целовали мои сапоги. Море сверкало на солнце тысячами живых звезд и на их изумрудной зелени танцевали бело-пенные барашки. Шум и грохот были единственными звуками на берегу.
Пляж кое-где был завален морской капустой, выброшенной на берег, и она источала такой вкусный солено-йодистый аромат, что я не удержался, оторвал толстый капустный лист, обмыл от песка и стал грызть.
Шум морских волн был несмолкаем, но пронизывающий ветер холодил и гнал в спину домой.    

Когда на следующий день я оказался возле фабрики, я увидел, что строительство горно-обогатительного ком-бината идет полным ходом. Дробильно-сортировочный комплекс «молотил» золотую руду, агломератор смешивал ее с определенным количеством цемента и извести и подавал на конвейер, ленточные конвейеры уносили руду на пло-щадки за сотни метров и укладывали под выщелачивание в огромные кучи. Новые площадки под кучное выщелачи-вание руды выстилались толстым слоем рыжей, как золото, глины, которая покрывалась крепкой черной изоляцион-ной пленкой толщиной до 2 мм. Листы пленки сшивались между собой специальным аппаратом для сварки полиэти-лена. Там, где изоляционный слой был уже готов, поверх пленки насыпалась песчаная «подушка», в нее укладыва-лись толстые перфорированные трубы, отверстия которых должны будут собирать с кучи золотосодержащие рас-творы и самотеком подавать их на фабрику. Кое-где трубы уже засыпались дренажным слоем подробленной руды.
Увидев возле конвейера  знакомого сварщика Романа Полушкина, я подошел к нему.
- Привет, Роман! Как дела, как жизнь молодая?
- Да ничего. Пойдет! Работаем, - отвечал он, улыбаясь. Это был молодой, крепкий мужик лет под сорок. На го-лове – поднятый козырек защитной маски с черным стеклом, светлые голубые глаза и улыбка на лице были так не-обычны, что всегда хотелось подойти к нему, перекинуться парой слов.
- Как лихо вы тут все построили. Уезжал в отпуск – ничего еще не было. Приезжаю – все готово: агломератор, конвейеры на сотни метров, насыпаются кучи золотой дробленой руды…
- Эх, видели бы Вы, как мы собирали эти конвейеры.  С баржей пришло десять контейнеров, привезли их сюда, открыли и увидели, что там просто валом лежали детали для конвейеров, и ни сопроводительных документов, ни схем сборки – ничего!
- Как собирать их? - спрашиваем директора. Он звонил поставщикам, снабженцам, выяснял, где документация, а потом подошел к нам и с улыбочкой говорит:
- В общем, так, мужики, соберете конвейер за две недели – каждому премия за особо важную работу в размере тысячи баксов. Договорились?
- Ясное дело, - говорю. – Сделаем.
Залезли в интернет, нашли фотографии конвейеров, посмотрели и вперед, за дело. Как в игре «конструктор» пришлось собирать из этих деталей конвейер. Помаялись, конечно, не без этого, по картинкам с интернета не понятно было, как ставить саморегулиющиеся ролики для конвейерной ленты, но ничего, покумекали, сделали, наладили. Как видите, все работает.

Платов с головой ушел в пуско-наладочные работы на фабрике. Ему было не до меня, когда я появлялся там. Поздоровается и все. Мне знакомо было это чувство, когда дело приближается к концу, когда в мыслях своих ты ви-дишь его уже готовым, остались небольшие доработки, которые требуют и внимания и времени. Вот он и проверял, как  все сделано.
Вместе с Ермаковым они уже несколько раз пытались запустить фабрику. И вот тут-то и дало о себе знать хра-нение аппаратуры автоматизированного управления в песке на берегу океана на открытом воздухе. От соленых ту-манов в аппаратуре автоматизации пошла коррозия, поэтому процесс десорбции золота и электролиза не шел. Ерма-ков, когда увидел, как хранилась на берегу океана аппаратура автоматизированного управления производственными процессами, установку и наладку которой на фабрике должен был сделать он, - хотел сразу уволиться.
- Скажут потом, что это я такой инженер-наладчик, что не смог фабрику запустить, - сказал он Платову. – Лучше уволиться сразу, чем в таком дерьме копаться!
- Уруп – это необитаемый остров, Яков Васильевич, - сказал ему тогда Платов. - Отсюда не убежишь, не уедешь, не улетишь и не уплывешь. Баржа придет через два месяца, так что давай, потихоньку начинай, посмотри, что можно сделать, а там видно будет.
Так и начал Ермаков разбираться со своей аппаратурой, ругался, ворчал, поругивал, но почистил, поменял, что можно было, наладил, настроил, можно сказать, заставил убитую аппаратуру работать, и вот пришло время ис-пытать ее в деле. Десорбция золота и его электролиз идут параллельно, это неразрывный единый процесс и тут без автоматического управления процессами не обойтись.  И чем ближе был час первого испытания аппаратуры, тем больше было волнения.
Приходя на фабрику, и разговаривая с мужиками, я видел горящее в их глазах чувство азарта, нетерпения, же-лания поскорее запустить фабрику, проверить технологические процессы и доказать себе и всем, что все сделано правильно, что все будет работать и давать золото.

Дни летели, как птицы, один за другим.
Я продолжал ходить в маршруты и изучать геологию острова. Платов строил фабрику, Ермаков Яков Василь-евич вел наладку аппаратуры для автоматического управления фабричными процессами. В течение рабочего дня мы почти не виделись. Каждый был занят своим делом. Неизменным оставался только ежедневный совместный поход в баню, где мы в парилке и перебрасывались парой слов о работе.
Будучи на карьере, я никогда не упускал возможности сходить на фабричную промплощадку. Меня всегда ра-достно встречали работающие там мужики. Я поговорю то с Романом Полушкиным, сварщиком пятого разряда, краснощеким, улыбающимся парнем лет тридцати пяти, то с пожилым уже механиком фабрики Шабановым Анато-лием Ивановичем, серьезным, надежным мужиком, то с Ермаковым Яковом Васильевичем – и уже хорошо, и мне и им отдушина. Все они были из команды Платова, лучшие специалисты в своем деле, как говорил он. Я смотрел на фаб-рику и восхищался объемом проделанной работы, скоростью, с которой она выполнялась, и красотой построенного. Когда я сказал об этом Платову, он только вздохнул:
- Эх, Василич, с начала бы начать строительство! Нет ничего хуже, чем переделывать чей-то брак. Сколько времени на это ушло. Одни начинают и не знают, как это сделать, а другим приходится делать да переделывать. Ко-гда сняли прежнее начальство и пригласили для строительства горно-обогатительного предприятия Байкалова, он сразу позвал сюда меня. Приехали мы с ним на остров прошлым летом, как посмотрели, что тут наработали до нас – хоть увольняйся сразу. А ведь его для того и пригласили, чтобы исправил ситуацию. Вот и пришлось собирать свою команду профессионалов: сварщиков, монтажников, механиков, наладчиков - мужиков, которые свое дело знают, и в качестве работы которых я буду уверен.

5 сентября с проверкой состояния строительства фабрики и всего горно-обогатительного комплекса на остров прилетел московский куратор - начальник строительного департамента. Он был представителем инвесторов и, судя по мрачному виду руководства предприятия, был он «большой шишкой».   Несколько дней я не видел его, но из разго-воров коллег знал, что он вместе с генеральным директором и главным технологом обошел все объекты строитель-ства. Перед отъездом он пришел на  вечернюю планерку, ежедневно проводившуюся со всеми руководителями под-разделений. Он зашел в конференц-зал, когда все специалисты уже сидели за длинным столом на своих местах. Не здороваясь, он прошел мимо нас и сел рядом с генеральным директором.  Это был высокого роста крепкий мужчина лет пятидесяти с заметной сединой в темных курчавых волосах. У него были миндалевидные черные глаза, густые брови и правильный большой нос над надутыми губами. Вид у него был надменно мрачный. Он сидел молча, ни на кого не глядя, и директору ничего не оставалось, как начать планерку. По очереди, как было заведено – от главных специалистов к среднему звену – все докладывали о состоянии дел на начало дня, выполнении запланированных на прошедший день объемов работ и планах на завтрашний день. Куратор слушал докладчиков, что-то записывал в своей записной книжке, а в конце планерки, также, не поднимая глаз, пробасил:
- Все из рук вон плохо! Работы отстают от принятого графика запуска горно-обогатительного комплекса. Вы что, не знаете, что 10 сентября мы уже должны дать первый слиток? Этот день был обозначен еще в начале года, и инвесторы намерены приехать сюда 10 сентября на открытие фабрики и увидеть первый слиток золота. Почему не выполняется утвержденный график строительства? – рявкнул он. - Главный технолог?
Платов был мрачен, как никогда. Он сидел, уставившись взглядом в свой ежедневник, и нервно вертел в руках авторучку.
- Я неоднократно докладывал вам, что работы, сделанные здесь до меня, были выполнены с полным наруше-нием требований промышленной безопасности, с несоблюдением проектных решений и технологических схем строи-тельства, - доложил он. - Я неоднократно просил откорректировать график запуска фабрики, перенести его на десятое октября, но за полгода не получил от вас никакого ответа.
- Никаких изменений графика не будет! Ясно? 10 сентября инвесторы будут здесь, и они должны увидеть пер-вый слиток золота. Им нужно увидеть своими глазами, во что они столько лет вкладывали свои деньги. Так что, моби-лизуйте все силы, и чтобы к этому времени фабрика дала первое золото.
- Это нереально, - возразил Платов. – Нам пришлось столько браковых работ переделать, исправить, привести в соответствие. Люди работали так, что хоть звание им давай «Герой капиталистического труда», а мы же еще и ви-новатыми остаемся, потому что кто-то до нас напортачил тут. Реально будет запустить фабрику на месяц позже – 10 октября.
- Ну, что ж, - вставая с места, сказал куратор, - если вы не можете вовремя запустить фабрику, мы найдем тех, кто сможет.
Он встал и ушел из конференц-зала. Осталась только не нарушаемая никем тишина.
- Что будем делать? – спросил Байкалов. - Надо запустить фабрику и десятого сентября дать первый слиток золота.
- Нереально это! – процедил Платов. – Ты же обогатитель и понимаешь, что это будет фигня, показуха!
- И мы покажем ее, - устало сказал директор. – Фабрика готова. Остальное – дело времени. Нам нужно отра-портовать, показать банкирам первый слиток, а потом ты сделаешь все, как надо. Успеешь?
- Я же тебе говорю: эти сроки - нереальные, - твердил Платов. – Мы не успеем к десятому сентября даже туфту слепить. Да и не знаю я, как туфту лепить. Я всю жизнь учился все делать, как надо, а туфте не научен. Ну что я могу с собой поделать? Переучиваться теперь поздно.

Точно в назначенный срок - десятого сентября – на остров на вертолете прилетели представители «Промсвязь-банка», на инвестиции которого велось строительство. Они все осмотрели, сфотографировали, прикрепили на стене фабрики у входа табличку, которая будет напоминать всяк входящему о тех, кто инвестировал проект, и улетели об-ратно, так и не увидев долгожданного золотого слитка. А через неделю на остров прибыл вновь принятый на работу главный инженер Лизанский Валерий Иосифович. Вскоре мы узнали, что он назначен заместителем генерального ди-ректора Айнского рудника. 
Генеральный директор, Байкалов Игорь Владимирович, будучи по профессии технологом-обогатителем, все рабочее время проводил с Платовым на фабрике, где завершался монтаж конструкций в цехах и начинались пуско-наладочные работы. А Лизанский знакомился с рудником, обходил все участки работ, беседовал с людьми, проводил ежедневные планерки. На фабрику он заходил только тогда, когда оттуда уже уехали руководители. Незаметно во-круг Лизанского сформировался круг приближенных, работой которых были недовольны и генеральный директор, и главный технолог. А ему они пришлись по душе. Они-то и стали распускать на предприятии слухи, что Платов с Бай-каловым все сделали тут не так, что ничего с фабрикой не получится, и золота здесь такого, как обещают, не будет, оттого и боятся они запускать фабрику в срок, «резину тянут». И Лизанский на планерках стал задавать главным спе-циалистам такие каверзные вопросы, словно заставлял их подтвердить эти слухи, что все тут делается не так.
Через две недели он уже открыто заявил Платову, что ничего тут у него с фабрикой не получится.
- Я раньше на таких фабриках с кучным выщелачиванием не работал, - сказал он, - но люди говорят, что вы все делаете не так.
- Ты если не знаешь, что и как надо делать, то хотя бы не мешай, - спокойно сказал ему Платов.
А директор просто выгнал его с фабрики, когда тот в очередной раз сказал, что он сомневается в правильности того, что делает Платов, что на такой фабрике, может быть, и не удастся получить золото.
- Уж если ты не знаешь технологии производства, зачем ты лезешь сюда со своими сомнениями? Иди вон зай-мись техникой, чтобы она работала бесперебойно. Может хоть там от тебя какая-нибудь польза будет.
Лизанский надулся и ушел.
А из Москвы после этого с Платова стали требовать объяснений: что он ежедневно делает, как, зачем? - и ни-какие его ссылки на проектные технологические решения и производственный опыт никто не хотел слушать. Нача-лись откровенные наезды на руководителей предприятия. В конце концов, из Москвы прилетел председатель Совета директоров управляющей компании, Демидов Филипп Маркович, который должен был лично проконтролировать процесс завершения строительства и запуска фабрики.

Кабинет геолого-маркшейдерской службы находился прямо напротив приемной генерального директора, он почти каждый день заходил к нам узнать, как идут дела.
- Василич, пойдем, покурим, - предложил директор, заглянув к нам в кабинет.
Я понимал, что его гнетет беспокойство за фабрику, что ему, наверное, нужно хоть с кем-то поговорить.
Мы вышли на крыльцо офиса, закурили, молчали. Байкалов был задумчиво мрачен. Чтобы хоть как-то разве-ять его мрачные мысли, отвлечь от проблем, я стал говорить об изученной мной геологии острова, о красоте вулкана, который был здесь когда-то, о том, как формировалось наше месторождение золота.
- Вот только мне не совсем понятно, почему при технологических исследованиях, выполненных иркутским ин-ститутом «ИРГИРЕДМЕТ», все руды нашего месторождения отнесены к первичным, неизмененным, хотя любому, кто был на карьере, понятно, что верхняя часть месторождения находится в зоне окисления и вторичного обогащения, потому и имеет такие богатые содержания золота и высокую степень извлечения металла. С глубиной, по мере вхож-дения карьера в первичные руды, содержания золота будут уменьшаться, соответственно будет падать и извлечение металла, но никто при экспертизе проекта не обратил на это внимание.
-  Эх, мне бы Ваши проблемы! – устало сказал Байкалов. – У меня вот нет ни разрешительных документов на хранение химреагентов, ни акта Ростехнадзора о готовности фабрики к эксплуатации, ни акта приемки места хране-ния золота, ни другой разрешительной документации, а с меня начальство, несмотря ни на что, требует запускать фабрику и давать металл, не дожидаясь получения этих разрешений.
Байкалов был зол и мрачен.
- «Капитан, капитан, улыбнитесь! – негромко запел я, улыбаясь. - Ведь улыбка – это флаг корабля!»
- Да, это точно. «Только смелым покоряются моря!»
Он с улыбкой глянул на Охотское море, видневшееся между гор и на подъезжающую к нам заляпанную грязью «Ниву». Из нее вылез Платов, поправил вислые казачьи усы, подошел к нам.
- И это в то время, когда космические корабли бороздят просторы мирового океана, - усмехнувшись, сказал он, - они стоят тут и курят!
Перекинувшись еще парой фраз о работе, мы разошлись по своим делам.

Я снова на карьере. Уже по нескольку раз я обошел все скальные обнажения в бортах карьера, мне никак не удавалось разобраться в структуре месторождения.
- Ну, ты и наломал тут, Господи, - сказал я, глянув в небо, - ничего не соображаю и не могу понять, как ты это месторождение сотворил!
И вдруг, словно я был тут в первый раз, я увидел едва различимую в метасоматитах зону разлома в западной части месторождения, затем, походив туда-сюда, увидел другой разлом в восточном борту карьера. Геологическое строение месторождения вдруг стало проясняться, как фотография в проявителе. Я, кажется, прямо шкурой ощутил восторг этого открытия и, пока он кипел в моей груди, я ходил по карьеру от одного обнажения к другому и зарисо-вывал открывшуюся мне структуру места рождения золота. И когда снова вдоль и поперек исходил вскрытое карье-ром рудное тело, я понял, что это настоящая взрывная брекчия андезитовых туфов, и месторождение наше сформиро-валось в одной из фумарол – этаких маленьких вулканчиков, пыхтящих на внешнем склоне огромного вулканическо-го конуса.
Мне вдруг стало так хорошо, так легко, словно ношу тяжелую снял с себя. Я уже видел тот древний первоздан-ный вулкан, его огромное жерловое озеро с андезитовой пробкой, заткнувшей жерло кратера, я прямо физически чув-ствовал внутреннее напряжение вулкана над неостывшим в глубине магматическим очагом, чувствовал дрожание земли от невозможности прорвать плотную андезитовую пробку, чтобы выбросить в воздух накопившиеся вулкани-ческие газы. А они искали пути выхода и находили их в ослабленных разломами зонах на внешних склонах кратера. Горячие растворы кремниевой кислоты и сернистые газы, насыщенные высокими концентрациями железа, серебра и золота, стремясь к поверхности, пропитывали и пропаривали пронизываемые ими породы. Раскаленные пары крем-ниевой кислоты сформировали огромный массив окварцованных пород (кварцитов) с рассеянным микронным золо-том и серебром, менее горячие сернистые газы отложили в дырчатых пористых кварцитах самородную серу и золо-тоносную пиритовую минерализацию.
 «Спасибо тебе, Господи!» – невольно вырвалось у меня.
Моя душа пела от радости!
А потом я пошел в дальний маршрут в северную часть месторождения и закартировал там вторую половину вулкана. Там так же на склоне вулканического конуса в одной из фумарол было образовано Данченковское место-рождение золота. И тут я вспомнил о гигантском разломе, который я видел в скальном береговом обрыве в западной оконечности острова. Он уходил прямо в середину острова в сторону Айнского месторождения. Я провел его на своей топографической карте от берега через всю территорию, где я фрагментами фиксировал тектоническую нарушен-ность структуры месторождения, и он разделил древний Айнский вулкан точно на две части, смещенные относитель-но друг друга на три километра. Я мысленно сдвинул их до совмещения, и разрозненные породы соединились, пре-вратив две половинки жерла вулкана в единое целое. «Вот это да!» - вырвалось у меня, когда я увидел первозданный вид неогенового вулкана. Его жерло было диаметром почти три километра!
Когда я вечером восторженно рассказывал Платову о своих умозаключениях по структуре месторождения, он, посмеиваясь надо мной, спросил:
- И как ты до всего этого додумался, Василич?
- Да с Богом поговорил сегодня, - смеясь, ответил я. - Говорю Ему, что Он такого натворил тут, что я хожу, смотрю тут на все и ничего понять не могу. Ну, Он и показал мне пару едва заметных разломчиков, по которым я и раскрутил остальную структуру месторождения.
- Ну и фантазер ты, Василич!
- Да, сам себе удивляюсь.

Хоть Платов и жил в общежитии напротив меня, я его почти не видел. Теперь его рабочий день начинался в шесть утра и заканчивался в десять вечера. Но однажды он зашел ко мне в комнату в один из моих выходных дней, увидел разложенные на столе образцы горных пород, экран ноутбука с фотографией столбчатых андезито-базальтов в береговом обрыве, расстеленную на столе геологическую карту, которую я рисовал.
- Художник ты наш! – усмехнувшись, сказал он, глядя на мою карту.
- Да, Леня, геологическая карта – это, можно сказать, портрет месторождения. Рисуешь его, действительно, как художник. Каждая черточка, каждый штрих, каждый знак – создают этот прекрасный портрет, глядя на который дру-гой геолог увидит и узнает о месторождении все. С чем можно сравнить рисовку геологической карты? Вот ты смот-ришь на наш остров, и он для тебя представляет собой сопки, заросшие зарослями курильского бамбучника, корал-ловидной каменной березой, ольхой и кедровым стлаником. А что видит геолог? Для геолога это огромный разру-шенный вулкан, здесь вот – его жерловое озеро, тут - лавовые потоки, взрывные брекчии, дымящиеся металлоносные фумаролы на склонах вулкана, в которых формировалось золотое оруденение нашего месторождения.
Нарисовать геологическую карту месторождения – это как попросить хорошенькую женщину снять с себя одежду и нарисовать ее обнаженной. Вот так и я исходил все эти скалы, сопки и ручьи, лез сквозь заросли бамбучни-ка к каждой скалке или каменной осыпи, по крошкам собирал информацию о горных породах нашего острова, о его геологическом строении и вот нарисовал свою территорию обнаженной, без бамбучника и зарослей – одни только горные породы и места рождения золотой руды. И пока я рисовал эту карту, я прошел через все стадии познания этой новой своей территории.
- Какие еще стадии, Василич? – недоуменно спросил Платов.
- Первая стадия познания – это когда тебе кажется, что все просто и ясно: фундамент острова из океанических лав базальтов и андезитов, и на них вырос купол Айнского вулкана; вторая стадия – накопление такого количества фактов о геологическом строении острова, что становится ясно, что ничего не ясно - чем больше я узнавал о своей территории, тем больше запутывался в объеме своего незнания; и третья стадия – это мучительная увязка фактов, чтобы выстроить целостную логичную картину произошедшего здесь пять миллионов лет назад. И вот теперь я смот-рю на свою геологическую карту и вижу на ней все, что я могу сказать о нашем месторождении на сегодняшний день, и я любуюсь этой картиной, как любовался бы обнаженной женщиной.
- Романтик ты, Василич!
- Вот распечатаю ее на плоттере и покажу в цветном варианте. Полюбуешься и ты тогда.
 Геологическую карту Айнского золоторудного месторождения в масштабе 1:1000 я распечатал на листе фор-мата А-0 и занес в кабинет директора.
- Принес портрет месторождения. Как заказывали, - сказал я шефу.
- Ну, показывай! – ответил он, разглядывая расстеленную на столе карту. – Хоть будем представлять теперь, как выглядит наше месторождение.
Тут в кабинет директора вошел Платов.
- Что, Василич, распечатал-таки свою геологическую карту?
- Да! – гордо ответил я. – Это и есть портрет нашего месторождения.
Карта отражала обе части Айнского вулкана, на одной из них было главное разрабатываемое Айнское место-рождение, на другой его половине – Данченковский участок, больший и по размерам и по перспективам, но еще недо-статочно изученный. Раскраску горных пород я сделал близкой к реальным цветам. На ней бледно-зеленоватым цве-том были выделены озерные песчаники  жерла вулкана, зеленым цветом были показаны измененные андезиты склона вулкана, среди которых выделялся светлый треугольник рудных метасоматитов Айнского участка, внутри которых извилистыми красными линиями  были показаны концентрации золота от одного до пяти граммов на тонну руды.
- А это что за штриховка на карте? – спросил Платов.
- Это - перспективные участки, на которых нужно провести дальнейшую поисковую разведку, чтобы найти но-вые золоторудные месторождения вокруг Айнского вулкана. И выделить их помогла геологическая карта, на которой были показаны главные рудоконтролирующие разломы, узлы пересечения которых и являются перспективными для образования золоторудных объектов. И прогнозная оценка этих участков достигает пятидесяти тонн золота.
- Отлично! Закажу плотнику портретную рамку и повешу у себя в кабинете на стене эту геологическую карти-ну, - сказал директор. – А программу дальнейшей разведки месторождения, Василич, готовь. Будем бурить. Нам по-зарез нужен прирост запасов золота. Удвоим запасы, и предприятие сможет вдвое увеличить объем добычи золота.

К концу сентября я уже облазил все горы вокруг, обошел все скальные береговые обрывы, и не было места на моей территории, где я еще не был. Я уже все знал о геологическом строении острова на своей территории, но сомне-ния: «Прав ли я в своем видении истории формирования нашего месторождения?» - все же не давали покоя. «Угомо-нись! - говорил я себе. - Никто не знает геологию острова и месторождения лучше тебя, и никто не знает твоих сомне-ний. Они неизбежны. Но на сегодняшний день - что ты покажешь другим, то и будет твоей «истиной по состоянию на сегодня». Она может дополняться, изменяться, приближаться к совершенству, но полного совершенства тебе все рав-но не достичь, оно принадлежит Богу! Так что, угомонись. Радуйся тому, что ты знаешь сегодня».
И я радовался, и в такие жизненные моменты всегда с благодарностью вспоминал Андрианова и Пономарева - своих старших коллег по работе, с которыми молодым специалистом начинал работать в якутском поселке Хандыга в «Аллах-Юньской» геологоразведочной экспедиции.
Андрианов Николай Григорьевич не учил меня ничему, с ним вместе я даже не работал. Я работал после него. Но то, что он передал мне, осталось на всю жизнь. Глядя на составленные им геологические карты, я понял следую-щее: что геолог нарисовал на своей карте, то любой другой должен, придя на местность, найти, увидеть и убедиться, что так оно и есть на самом деле. И я старался так работать всю свою жизнь.
Пономарев Юрий Георгиевич научил меня строить к карте геологические разрезы, отражающие внутреннее строение территории. На разрезе, - говорил он, - геолог отражает в объеме геологическое строение месторождения и всей территории, как он видит его. Сейчас объемное построение графики в электронном виде называют 3D-модель, отстраивая ее в программе Micromine или Datemine, но в те давние времена, когда компьютеров еще не было, геологи строили трехмерные модели территорий и месторождений в своей голове и отражали их на геологических картах и геологических разрезах. Я и сейчас, глядя на геологическую карту, вижу объемное глубинное строение территории, да и когда просто иду по земле и вижу, из каких пород она состоит, я вижу ее внутреннее геологическое строение. Я уже не могу по-другому смотреть на мир под ногами, на Землю.

Бывая на карьере, я как всегда не упустил случая заглянуть на фабрику, находящуюся в километре от него. Я давно не был там и когда вошел в цех гидрометаллургии, невольное восхищение: «Вот это да!» - вырвалось у меня. Цех и все оборудование в нем были покрашены в желто-синие цвета, расположение оборудования и конструкций за-вораживали своей особой технологической красотой. И все уже работало! Операторы в белых халатах и касках от-слеживали процессы по приборам и были очень сосредоточены. Я увидел Платова, подошел к нему и сказал:
- Лёня, какая тут у тебя красота!
- Пойдем, Василич, - довольно улыбаясь, сказал он, – дел много. Я уже не могу дождаться первого результата нашей работы.
- Что ты так торопишься. Дай, хоть подышать цианидом! – шутя, сказал я и сделал глубокий вдох. - Он же с зо-лотом!
- Позову тебя на плавку первого слитка – и посмотришь все и нанюхаешься. Пойдем! Дел полно.


10 октября 2014 г.
Это был день, когда я шел по своей территории и уже не видел сплошных зеленых зарослей бамбучника и тра-вы по пояс, покрывавших горы. Я смотрел на них и видел внутреннее строение этих гор: лавы, туфы, разрушенный вулканический конус, когда-то высоко возвышающийся над островом, заполненное водой жерловое озеро вулкана, в котором накапливались осадки вулканических выбросов, видел фумаролы, пыхтевшие когда-то на склонах этого ко-нуса и формирующие месторождения золота. «Вот она и позволила тебе раздеть себя, - подумал я о своей любимой женщине-геологии. - Что дальше? А дальше - наслаждайся ею, познавай, все глубже разведывай это новое восхити-тельное место рождения золота и добывай металл.
- Господи, какой ты молодец! Благодарю тебя! - улыбаясь, сказал я, взглянув на небо и солнце. - Ты получил свою награду, геолог! – продолжал размышлять я, и было в этих моих размышлениях что-то грустноватое, словно я уже прощался с этой территорией. Подумав об этом, я тут же отбросил от себя эти мысли.  – Приятель, ты кайфовал, и тебе за это еще и зарплату платили. Теперь ты знаешь, как тут все было пять миллионов лет назад, можешь написать статью о геологическом строении Айнского месторождения и условиях формирования золотого оруденения, но ты же лентяй, тебя нужно пинать, чтобы ты сделал это. Да, это так! Нет стимула ни морального, ни материального, а често-любие… оно уже в прошлом. Все, что ты делал в жизни, ты делал для себя, не ожидая награды или признания, потому что это было интересно тебе. Наградой всегда была радость познания творения Божьего. Вот и наслаждайся этим, пока оно есть!»

Плавка первого слитка должна была пройти ночью. Все на предприятии ждали этого события. Председатель Совета директоров, Демидов Филипп Маркович, ходил за Платовым по фабрике, как привязанный, словно боялся упустить что-то важное, о чем он непременно должен был знать.
Яков Васильевич Ермаков стоял возле угольных сорбционных колонн, когда Платов с Демидовым подошли к нему. Он ждал старта на своем рабочем месте у щитов автоматизированного управления процессами и волновался так, словно не процесс десорбции и электролиза золота он должен был запустить на золотоизлекательной фабрике, - что делал уже не раз в жизни, - а, как минимум, запустить в небо космический спутник. Не станет же он всем расска-зывать, что индукционная печь для плавки металла долго стояла на берегу океана под дождями, в туманах, на ней вышла из строя блок-схема управления индуктором, и чтобы восстановить ее, пришлось со старых радиолокацион-ных установок, брошенных военными на острове, как старый хлам, снять кое-что и сделать рабочую печь. Только он, Платов и Байкалов знали об этом. Вот и переживал теперь, сработает ли все, как надо?
- Все в порядке? – тихонько спросил его Платов.
- Да. Все нормально.
- Ну, тогда начинаем. Давай, Яков Васильевич!
Ермаков на пульте управления запустил десорбцию золота с угольных колонн и его осаждение из раствора в электролизных ваннах. Платов ходил по цеху от одного агрегата к другому, проверяя, как идет процесс. Время шло очень медленно. Он был молчалив и серьезен. Демидов ходил за ним по пятам, не понимая, что тут творится: все ра-ботает, но ничего не происходит.
- А где же золото? – спросил он.
- Золото сейчас осаждается в катодный осадок в электролизной ванне, - ответил Платов.
- А ты уверен, что оно там есть?
- Уверен.
- Оно там точно есть?
- Точно, - спокойно отвечал Платов.
- И мы увидим его? – не унимался Демидов.
- Увидим. Вот оно здесь, - Платов показал ему на какую-то желтовато-серую глину, которую рабочие уже вы-сыпали в металлическую жаровню.
- А золото где? – дрожащим голосом спросил Демидов. – Это же какая-то грязь!
- Это - катодный осадок, содержащий золото, - ответил Платов. - Золото будет после плавки. Печь уже прогре-та, скоро будем плавить.
Демидов не верил в происходящее, он был близок к истерике. Ощущение, что все здесь подстроено, чтобы как-то обмануть его, ввести в заблуждение, не покидало его уже несколько часов. Ему казалось, что он сойдет с ума, если сегодня не увидит золота. «Столько денег вложено! - Боже мой! Боже мой! - И неужели нет золота?»
Металлург-плавщик загрузил взвешенный катодный осадок в печь, закрыл ее и спокойно отошел в сторону.
В плавильном цехе все молчали, лишь изредка перешептывались. Ожидание было мучительным для всех.
- Ждать придется еще час, - сказал плавильщик.
- Не бойтесь, мужики, - сказал Платов и оглядел присутствующих. - Все идет нормально!
- А золото точно есть? – не выдержав, спросил Демидов.
- Есть, есть! – усмехнувшись, ответил Платов. – После плавки увидите его.
И вот началась плавка.
Все завороженно смотрели, как металлург – плавщик золота, медленно облачался в специальный жарозащит-ный костюм серебристого цвета, как одел такой же серебристый шлем, защитную прозрачную маску, толстые сукон-ные рукавицы, подошел к печи, отключил ее и стал, медленно вертя рычаг, наклонять плавильную печь. Из нее в из-ложницу – специальный круглой формы тигель под золотой слиток - полился красновато-желтый расплавленный ме-талл. Все, как завороженные, смотрели на заполнивший тигель расплав и живые, округлой формы, желтовато-красные разводы на его поверхности. Я видел радостное возбуждение на лицах присутствующих при плавке и их волнение в ожидании, когда остынет первый слиток. Все извелись от нетерпения, когда металлург наконец-то взял ру-кавицами остывший тигель, поднес его к покрытому нержавеющим металлом столу, перевернул, и из тигля вывалился кусок черного кокса.
Увидев это вместо сверкающего золота, Демидов побелел от ужаса, глаза его округлились.
- А где золото? – недоуменно глядя на черный кусок кокса, заикаясь, спросил он. – Где золото?
Плавильщик взял молоток и ударил им по куску кокса. Черная окалина слетела с него, обнажив сверкающий под ней желтый металл.
Привычно, ловко обстукивая металлический кусок молотком, плавильщик сбил с него всю окалину и, повер-нувшись ко всем, показал, толстый округлый, теплый еще, золотой слиток.
- Килограмм на двенадцать будет, - довольно улыбаясь, сказал он. – Берите! – он положил слиток на стол пе-ред Демидовым. – Сейчас будем лить следующий.
Демидов неотрывно смотрел на серебристо-желтый слиток металла.  Лицо у него поменялось, расплылось в какой-то гримасе улыбки. Он тяжело поднял слиток, оценил вес, положил на стол, потом сел на стул у стены и молча сидел там все время, пока шла плавка.
На плавку пяти слитков ушло шесть часов, но ни усталости, ни желания поспать, ни у кого не было. Радостный ажиотаж владел всеми. Слитки взвешивали, с ними все фотографировались, кто как хотел, зная, что такое бывает только один раз на первой плавке, - она, как праздник, - дальше в силу вступают правила хранения и обращения с драгоценным металлом, и добродушные на первой плавке специалисты службы безопасности с наступлением дня превратятся в жесткую фабричную охрану.
- Ну, как? – уходя с фабрики, спросил Платов председателя Совета директоров. – Понравилось?
- Это что-то! Поверить до сих пор не могу! Это золото! Настоящее золото! – восклицал Демидов, его усталые глаза лихорадочно блестели.
- Надеюсь, Вы оцените нашу работу, - улыбнувшись, сказал Платов.
- Да ты что! Конечно! Даже не сомневайся! Вы все будете оценены по достоинству!
Он сел в поданный «Крузак» и уехал, оставив нас с Платовым во дворе фабрики.
- Нехороший симптом, - сказал я. – Нас с собой не взял. Один в машине уехал.
- Поехали на вахтовке со всеми, - Платов кивнул в сторону стоящей у фабрики вахтовой машины. - Трое суток почти не спал. Сейчас приду домой, налью стакан водки, выпью - и спать.
До конца октября фабрика дала сто пятьдесят пять килограммов химически чистого золота. Набранный темп кучного выщелачивания золота и его плавка давали основание ожидать еще по двести килограммов в ноябре и де-кабре. Установленный на 2014 г. план выпуска металла в количестве 450 кг был реально выполним. Начальство, удовлетворенное этими показателями, укатило, кто на Сахалин, кто в Москву.
Платова распирала радость от сделанного дела. Он уже не ходил мрачным, как прежде. Вскоре генеральный директор прислал на остров сообщение: «Нашему предприятию инвесторами установлен план на 2015 г. в объеме двух тонн годовой добычи золота. Рассмотрение и согласование «Плана развития горных работ на 2015 г.» состоится в Ростехнадзоре Сахалинской области 20 ноября. Срочно приступить к подготовке годовой программы горных ра-бот».
Вот и наступила главная задача главного геолога  – сделать набор годовой добычи золота на следующий год, а главному маркшейдеру оценить объемы вскрышных работ, чтобы обеспечить необходимое понижение карьера для добычи заданного объема золотой руды, спроектировать дороги и съезды.
По опыту зная, как нерасторопны бывают специалисты, я подготовил проект приказа о подготовке «Плана… на 2015 г.», обозначив согласно инструкционных требований его содержание, ответственных специалистов за каж-дый раздел и сроки исполнения. Директор тут же утвердил его, а ответственные специалисты, поворчав и поругав ме-ня за проявленную инициативу, приступили к делу. Остаться без премии никому не хотелось.
Тем же приказом директор, словно в насмешку за проявленную инициативу, назначил меня ответственным за подготовку «Плана развития горных работ на 2015 г.», его общую компоновку и редакцию.
Я сделал погоризонтный – через пять метров – набор запасов золота в руде с учетом утвержденных нормати-вов технологических потерь и разубоживания, определил необходимое понижение карьера для добычи полутора тонн золота, маркшейдеры определили разноску бортов карьера и объемы вскрышных работ, горные инженеры, энергетики и механики рассчитали необходимое количество техники, горючего и запчастей, технологи расчетное ко-личество химических реагентов, экологи и инженеры по промышленной безопасности расписали мероприятия по безопасному ведению работ.
Геологическая и маркшейдерская графика – погоризонтные планы и разрезы рудного тела, погоризонтные за-пасы на его вертикальной проекции, - все это распечатывалось на плоттере в цветном виде. Мы откровенно любова-лись нашими подготовленными геологическими материалами.
Вскоре четыре экземпляра графики и Пояснительной записки «Плана-2015» в объеме 150 страниц были подпи-саны исполнителями и готовы к утверждению генеральным директором, который в это время был в Южно-Сахалинске.
Из офиса поступило распоряжение с первой оказией срочно выехать на Сахалин, где мы должны будем согла-совать в Ростехнадзоре годовой план горных работ.
Мы ожидали прибытия нашей баржонки. Двухмесячная вахта подходила к концу. Ожидание было трепетным – так ждал я когда-то «дембеля» со своей трехлетней моряцкой службы.
Через несколько дней на остров пришла наша баржа «Курилка». Она привезла смену вахты и срочные заказы по запчастям.  Баржу быстро разгрузили, и на следующий день мы покинули остров Уруп. Я смотрел на удаляющий-ся берег, на черные пики береговых скал, на покрытые снегом конусы вулканов вдали и чувство было такое, словно я прощался со всем этим навсегда. Они вдруг стали такими родными, эти суровые места. Я поежился от холода, захо-телось в тепло, но там, в тепле надстройки, не было места для всех. Закрывшись от ветра воротником куртки, я смот-рел на темную полоску берега и в памяти сами всплыли слова песни Высоцкого:
«В холода, в холода, от насиженных мест,
Нас суровые манят места.
Будто там веселей.
Неспроста, неспроста
Как нас дома ни грей, не хватает всегда,
Новых встреч нам и новых друзей,
Будто с нами беда,
Будто с ними теплей».


Ноябрь 2014 г.
После окруженного водой необитаемого острова Уруп, Южно-Сахалинск показался вершиной цивилизации и свободы. Когда мы устроились в гостинице, все на что хватило нашей фантазии в тот момент – мы зашли на рынок, купили балык кижуча свежего посола, кижучевую икру, пачку сливочного масла, хлеб и две бутылки коньяка.
- Берем и краба, - предложил Платов. - Мы что, не на золоте работаем?
Я видел в его голубых скифских глазах такое радостное возбуждение, словно весь город уже лежал у его ног.

На следующий день мы пришли в офис нашей фирмы. Секретарша и офисные работники встречали нас, как победителей. Цветов и лавровых венков, правда, не было, но улыбки коллег и крепкие рукопожатия говорили о мно-гом.
Генеральный директор Байкалов встретил нас, как дорогих друзей, крепко пожав руки и обнимая. Он распоря-дился секретарше принести каждому по желанию чай или кофе, конфеты, печенье.
Расспросив о делах на острове, он поинтересовался, готовы ли мы завтра к защите годового плана в Ростех-надзоре.
- Мне звонили вчера из Ростехнадзора и сообщили, что мой заместитель Лизанский доложил им, что нами со-ставлен совершенно неправильный план развития горных работ на 2015 год. Инспекторы сейчас тщательно прове-ряют его и ждут нас завтра в 15-00 на рассмотрение. Мы будем готовы? – спросил он, посмотрев на меня.
- Игорь Владимирович, план подготовлен по всем инструкционным требованиям Ростехнадзора, - сказал я. - Все показатели  вскрышных работ, добычи золота и переработки руды – реальные, расчеты верные. Нет оснований для сомнения.
- Ну что ж, посмотрим.
В Ростехнадзор мы приехали на директорском «Крузаке» вчетвером. Секретарь провела нас  в зал рассмотре-ния годовых планов предприятий, сказав, чтобы мы или развесили графические материалы на стенах, или разложили их на столах. Я увидел сложенные на столе три книги нашего «Плана развития горных работ» и папку с графически-ми приложениями, которые здесь рассматривали.
Ожидание инспекторов горно-технического надзора было тягостным. Они пришли ровно в три. Руководитель Ростехнадзора, Потана Сергей Михайлович, крупный серьезный мужчина лет шестидесяти, с виду настоящий могу-чий горняк, представил нам инспекторов - членов комиссии и попросил представить  нас. Наш генеральный директор представил свою команду: главного геолога, главного маркшейдера и главного технолога.
- А где главный инженер?
- Он руководит сейчас работой на острове.
- Ясно. Докладывайте.
Байкалов доложил им о предприятии ООО «Курилзолото», начавшем разработку золоторудного месторожде-ния на необитаемом острове Уруп на Курилах, о состоянии дел в настоящий момент, строительстве фабрики и пер-спективах дальнейшего развития предприятия. Инспекторы слушали его с каменными лицами.
Я, как главный геолог, рассказал об обеспеченности предприятия запасами золота на десять лет, о степени подготовленности запасов к добыче, об объеме и качестве руды, планируемой к добыче в 2015 году, ее распределе-нии по выемочным горизонтам, о планируемых нормативах потерь металла и проводимой нами эксплуатационной разведке, дающей прирост запасов золота. Свой доклад я сопровождал показом всего на графических материалах, которые инспекторы не без интереса разглядывали, вертя в руках и перешептываясь между собой.
Главный маркшейдер Михаил Стеценко рассказал о системе разработки, технологии добычи и объемах гор-ной массы при вскрытии руды. Графические планы горных работ были выполнены им согласно всех инструктивных требований Ростехнадзора, и он показал инспекторам, что, где и как будет происходить, дороги, съезды, уступы, го-ризонты, отвалы вскрышных пород, рудный склад. И все это в соответствии с утвержденным и прошедшим государ-ственную экспертизу «Проектом разработки месторождения».
Платов доложил инспекторам о применении на предприятии новой для данных мест  технологии кучного вы-щелачивания и фабричного извлечения золота, подробно остановившись на экологическом аспекте при замкнутом цикле движения цианистых растворов с орошаемых рудных куч на фабрику и затем обратно на кучи.
Когда он замолчал, я, улыбаясь, сказал:
- Доклады были краткими. Легче отвечать на вопросы. Спрашивайте.
- Да что тут спрашивать, - сказал руководитель Ростехнадзора. – Краткий доклад специалистов говорит о мно-гом. Мои инспекторы детально рассмотрели ваш План на 2015 год и доложили мне, что это единственный из всех представленных нам на рассмотрение «Планов развития горных работ», к которому у них нет претензий. И это без коньяков, подарков и приглашения в ресторан. Молодцы! Поздравляю!
Он встал из-за стола и пожал нам руки.
- Формальности с подписями и печатями – пожалуйста, без меня, - улыбаясь, сказал он и ушел.
- Игорь Владимирович, поздравляю Вас с согласованием годового плана! – сказал я, подойдя к генеральному директору. Мы пожали друг другу руки.
- Вам спасибо! – крепко сжав, радостно тряс он мою руку. – А я думал, раздолбают нас тут. Доброжелатели так старались.
Мы проштамповали свои материалы печатью Ростехнадзора: «СОГЛАСОВАНО», собрали их и поехали в офис.
- По старой традиции золотодобытчиков, - сказал Платов, -  защиту Плана нужно бы обмыть.
- Это точно! – подтвердил шеф. – К сожалению, премию на это дело я вам заранее не выписал, но вот, возьмите, - он достал из портмоне несколько пятитысячных купюр, протянул нам. – Сходите в кабак, обмойте это событие, вы-пейте за удачу. Только я не смогу пойти с вами. Квартиру новую снял, семью привез, ремонт заканчиваем, ждут меня там. А вы погуляйте!
Он вышел из машины у своего дома и ушел. Настроение наше без него как-то сразу погасло.
- Ну что, в кабак? – спросил главный маркшейдер.
В понедельник в хорошем настроении, что-то напевая на ходу, я пришел в офис к девяти часам, прошел к при-емной и увидел растерянно-испуганный взгляд секретарши.
- Доброе утро! Шеф у себя? – с улыбкой спросил я.
- Его сегодня не будет. Со вчерашнего дня он у нас больше не работает.
- Как это понимать?
- Его сняли. Я только что вошла в почту и открыла приказ о его увольнении. Исполняющим обязанности гене-рального директора назначен его заместитель Лизанский. Он звонил мне только что, и просил передать вам, что в услугах команды Байкалова он больше не нуждается. «Могут писать заявления на увольнение по собственному же-ланию или сам выгоню!» - сказал он. Извините, что я говорю Вам это.
- Да, – я рассмеялся, – неожиданный поворот.
Выходя из приемной, я наткнулся на Платова. Он был небрит и мрачен.
- Мне утром позвонил Игорь, сказал, что его уволили, - сообщил он мне.
- Я уже знаю.
- Похоже, теперь на очереди мы.
- Мне это только что сообщила секретарь. Теперь Лизанский – генеральный директор.
- Все ясно. Нам делать тут больше нечего.
Мы зашли в свой кабинет, сели, молчали. Каждый думал о своем.
- Пойдем, покурим свежим воздухом, что ли, - предложил я.
Мы вышли на улицу. Я видел, как расстроен был Платов, для него это был настоящий шок.
- Все, что ни делается – к лучшему, - сказал я. – Мы ведь получили свое удовольствие от сделанного, и нам за это еще и зарплату платили. Чего еще желать? Мы – солдаты работы: и свой профессиональный долг выполнили, и свой кайф получили. Все нормально!
- Да, - согласился Платов. – У меня был настоящий азарт строительства, и восторг от сделанного был, жаль только, недолго длился. Байкалову надо было всех бывших прихлебателей выгнать сразу, как только он пришел на это предприятие, а он пожалел – часть выгнал, а часть оставил. Они и подставили его своими доносами. Эх, не ожи-дал я такого конца, думал, оценят. Столько труда вложено, и каких нервов это стоило! За полтора года фабрику на необитаемом острове построили, запустили ее, дали золото и… в один миг стали не нужны.
- Ты забыл очень известный в советское время афоризм: «Инициатива наказуема!» - помнишь такой? – Так вот, вы проявили инициативу, решив исправить то, что испортили здесь до вас, не согласовав с руководством компании ни объем работ, ни сроки исправления, ни график ввода фабрики. А знаешь, что такое инициатива? Это когда человек старается сделать дело как можно лучше, хотя его об этом никто и не просил.
- А я не могу на чужом браке создавать свое дело. Это все равно, что строить дом на песке. Он развалится, и скажут потом: «Это Платов так построил». Эх, ладно, черт с ними, - он вздохнул, словно выпустил из себя обиду, - пусть работают. Мы свое дело сделали, фабрику рабочую сдали, пусть теперь дают стране металл.
- Когда-то я также воспринимал жизнь, как ты сейчас: старался, работал изо всех сил, душу вкладывал в свое дело, результат получал, какого и не ожидал никто, и думал, что вот сейчас увидят, оценят, скажут, какой я молодец, поощрят… Наивность молодости! Помнишь к нам на рудник «Апрелково» приезжали эксперты из «Северстали», что-бы ознакомиться с геологическими материалами, оценить объект и дать заключение, стоит ли его покупать? А мы как раз только разведали месторождение, сидим, считаем разведанные запасы золота в четырех вариантах бортового содержания, у нас азарт, запарка и, несмотря на усталость, радостное возбуждение от получаемого результата работ – уже 25 тонн золота насчитали! И Глеб Моралев – геолог-эксперт северстальский, как бы между прочим, говорит мне:
- Знаешь, Саша, если человек сделал большое хорошее дело – ему надо быть готовым к тому, что его обяза-тельно «съедят»! В такие моменты нужно отнестись к жизни философски и принять это спокойно, как неизбежное зло.
«Ну, это же не обо мне, - промелькнула тогда моя мысль. - Я такое сделал! Я целое месторождение разведал! Как же меня «съедят»?» Я уже мысленно вижу готовый «Отчет по результатам разведки золоторудного месторожде-ния «Погромное» за 2007 г. с подсчетом запасов», дописываю последние заключительные главы, представляя, как че-рез месяц положу готовый отчет на стол шефу, как он будет рад… А в это время Литвиненко, главный геолог управ-ляющей компании, дает объявление на вакансию моей должности главного геолога рудника и в соседнем кабинете проводит собеседование с кандидатами на мое место. Когда коллеги сказали мне об этом, - словно глаза открыли! Оказывается, об этом знали уже все, кроме меня! А я сижу, запасы разведанные считаю, главы отчета пишу, думать ни о чем другом не могу, ночами не сплю… «Да пошли вы…!» - думаю. Написал заявление на увольнение и, как по-ложено, через две недели ушел. Вот так меня оценили. И так же потом было в другой раз в другой фирме, и в третий раз, и тут исключения не будет. Это – система управления бизнесом наших новоявленных капиталистов! Какое новое предприятие ни возьми – всех, кто его построил, вывел на вершину, хоть разведки, хоть строительства, хоть добычи золота – всех «съели», «ушли» или, как иронично говорят наши коллеги на других предприятиях, «расстреляли за ба-ней». Все везде одно и то же!
- Это точно. А жаль, что все происходит именно так. Не по-людски это.
- Но, «во всем нужно находить хорошее, - сказал однажды мой старший сын, вдребезги разбив мою новенькую «AUDI», – сейчас бы могли хоронить меня, а так я живой!» Как я смеялся тогда, услышав это его заключение. Злости и обиды – как ни бывало! «Черт с ней, с той машиной! – подумал я. - Сын живой, и никого хоронить не надо!» И вот уже пятнадцать лет с тех пор я живу именно по этому принципу: «В любой ситуации надо находить хорошее!»
- И что хорошего в том, что я остаюсь без работы и без зарплаты?
- Хорошее состоит в том, что мы займемся сейчас «прекрасным ничегонеделанием», то есть займемся делами, для которых у нас никогда не хватало свободного времени, отдохнем, настроим планы, что хочется сделать, пока нет работы, и приступим к их осуществлению. Хотя, обычно бывает так: как только я составлю планы на то, что буду де-лать дома во время своего «прекрасного ничегонеделания», – раздается телефонный звонок, и мне снова на самом краю Земли предлагают новую работу и новую зарплату, и снова начинаются муки искушения: как быть? что де-лать? отказаться или поехать? И не хочется снова ехать в холода, – намерзся уже за свою жизнь, – и зарплату пред-лагают такую, что искушение не дает покоя. Вот после таких моментов мучений я и понял смысл слов молитвы «и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого». Это просто мука – принять решение. Окажется ли оно правиль-ным?
- Так хочется построить фабрику, давать металл, и работать на ней долго и без проблем, потому что я знаю, что и как сделал, - сказал Платов. - И почему-то никогда так не получается. Только построишь фабрику – снимают директора, который меня пригласил, и начинают выдавливать всю команду специалистов, которых он собрал и кото-рые сделали дело.
- А я этот этап уже перестрадал. Двадцать лет я проработал на одном предприятии и думал, что это навсегда, до пенсии. Но меня вынудили сменить работу и… понеслось! За последние пятнадцать лет я сменил семь предприя-тий. Ты думаешь, я жалею об этом? Я даже рад, что сменил столько мест на планете. Теперь я говорю: «Я путеше-ствую по планете, а мне за это еще и хорошую зарплату платят!» Ведь меняют нас именно тогда, когда ты уже сделал свое дело, и значит, в своей душе можешь поставить галочку: «Я это сделал!» И теперь я благодарен всем недругам, встретившимся мне на пути, подставившим меня и выжившим с любимого места работы. Теперь я думаю, что все они были посланы мне свыше. Я думаю, что Бог знает, что лучше для меня, но ведь он не может сказать мне: «Ты засидел-ся на этом месте, приятель, хватит, здесь дело сделано. Но есть другое местечко, которое нуждается в тебе. Так что, оставь эту работу и иди на другую. Там тебе будет лучше». И он посылает мне моих недругов, которые и создают условия, чтобы я оставил эту работу и ушел туда, где мне будет лучше. Не могли бы они ничего сделать мне плохого, если бы это не было дано им.
- Философ ты, Василич.
- Все, что я делаю, я делаю только для себя, не ожидая, что кто-то меня оценит. Главное – в том чувстве, кото-рое я сам испытываю от сделанного дела. Зарплату, на которую я подписался, мне платили исправно, значит, - все нормально. А награда… Моя награда ждет меня дома.
В одно мгновение я увидел, как открываю дверь своего дома, вхожу в большую светлую комнату и слышу ра-достный возглас: «Папа приехал!», обнимаю кинувшуюся мне на шею дочь, вижу лицо моей женушки, ее счастливые глаза, лучистую улыбку…
- Вот вернусь, и я получу ее, мою заслуженную награду.


«Сахалинская область. Курилы. о. Уруп.
Добыча благородных металлов составила:
 2015 г. – 1683 кг золота и 3327 кг серебра;
 2016 г. – 1530 кг золота и 4521 кг серебра».
Экономика, золото, 14.12.2016.