На самом деле Иван Премудрый хотел сделать карьеру, стать как минимум боярином, а лучше конечно же, князем. Но для этого одной премудрости недостаточно, для этого жениться надо удачно. Вот Иван и положил глаз на Людмилу. Ну и что, что гулящая?! Зато дочка князева, а у князя сыновей нет, и уже не предвидится, старый он.
Вс` бы хорошо, да объявился Руслан, тоже князь какой–то. Правда княжество у него совсем маленькое, дальнее и захудалое. Он тоже решил дела свои княжеские за счёт Людмилы поправить, в жёны её взять.
Князю в общем–то всё равно кто дочку его замуж возьмёт. Ему самое главное Людмилу замуж выдать, а то стыдно перед другими князьями за дочку, уж больно она много себе позволяет. Оно конечно, с одной стороны Руслан предпочтительнее, князь всё–таки, а с другой стороны, дурак дураком он, Руслан–то.
А тут ещё, он, Иван Премудрый, откуда ни возьмись появился. Ну и что, что роду незнатного, не княжеского, зато подлец, каких поискать да и премудрый, университорий закончил. На такого и княжество можно оставить, а Руслан этот, да ещё на пару с Людкой, княжество могут и по ветру пустить, у них для этого талантов хоть отбавляй.
– Не переживай ты так, Премудрый, – Черномору так понравился Иван, а вернее его мысли, что он напрочь забыл про беспутную княжну. – и с Русланом с этим сладим, не впервой поди.
***
Насчёт того, что у жизни место для себя надо или руками, или головой отвоёвывать батюшка талдычил Ивану с самого сызмальства. Если слова не помогали, в помощь шли: хворостина или ремень, а в отдельных случаях вообще всё, что под рукой в тот момент оказывалось.
Слова и действия батюшковы не прошли бесследно, не вылетели в другое ухо и не сошли в виде синяков да шишек, в университорий Иван поехал с удовольствием. Опять же, оказалось что к процессу обучения в плане экзекуций был подготовлен батюшкой лучше некуда, поэтому трагедий из–за многочисленных напоминаний о различиях между головой и задницей не закатывал и сбежать из университория не пытался.
Постепенно, не сразу конечно, Иван понял, и в дальнейшем понимал всё больше и больше, что наукам надо учиться и крепко учиться, и что не жаль ему для этого своей задницы, нежной и к побоям чувствительной. Побои, они зарастут, боль, так та вообще дня через три утихает, а вот науки, они в голове надолго останутся, скорее всего что на всю жизнь.
После того как Иван закончил университорий и получил диплом, поехал он в стольный град, в своё царство–государство. Приехал, пришёл на двор княжеский и попросился на службу.
Князь до этого чуда такого заморского не видел, разве что слышал и то, что–то на сплетни похожее, поэтому Ивана на службу взял и определил в советники, когда с иноземцами разговаривать будет надо.
Поначалу Иван думал, он потому и назвал себя Премудрым, что вот она, дорога прямая. Оказалось что нет. Оказывается, знаний мудрёных да слов и языков разных недостаточно для того, чтобы высоко сидеть и много иметь. Для этого происхождение, родовитость, требуется. А у Ивана премудрость была, а вот требуемого происхождения не было. Так что выходило ему всю жизнь свою, премудрую, при князе в советниках ходить и не мечтать о большем.
При княжеском дворе много народа всякого крутилось и каждый хотел поближе да поуютнее у «главной печки» устроиться, чтобы и тепло было и до «горшка с кашей» можно бы было дотянуться не вставая.
В отличии от всех остальных, Иван был человеком учёным, поэтому сразу определил и классифицировал княжеское окружение. Иван разделил их всех на три партии, всё–таки не зря он в университории обучался, изучали они это слово, и что за ним стоит на самом деле тоже изучали.
Вспомнив про эту «партию» Иван невольно почесал воспитуемое место. Досталось ему тогда, да так что где–то с неделю или стоять, или на животе лежать, а по другому никак, больно. Вон она, наука как достаётся.
Первая партия, по классификации Ивана, была, можно сказать, малочисленной, зато самой вредной. А вредной потому, что состояла она сплошь из тех, кто, как они все говорят, ведёт свой род от того самого Царя, который повелел народу горох есть, это и была их самая главная вредность.
Все они, как один, князья да бояре, не ниже. Чуть что, пузо вперёд, нос в небо и ни подойти к ним, ни на козе подъехать. То что они все сплошь необразованные, об этом даже говорить смешно, но зато хитрые, правда через одного. У них, если хитрости не хватает, несокрушимый аргумент на этот случай имеется: «Мой предок…», ну и попёрли рассказывать, аж слушать тошно. На этом в основном и выезжают, вернее, ближе к «печке» подъезжают и устраиваются там так, что не сковырнёшь.
***
Правда нашёл Иван для них «противоядие», да его искать особо не пришлось. Они хитрые, но они просто хитрые, а Иван мало того что хитрый, так он ещё и Премудрый. А премудростям его в университории обучали, поэтому хитрость плюс премудрость почти всегда брали верх перед просто хитростью. Хвали их, нахваливай, а больше ничего делать и не надо, вот Иван больше ничего и не делал, только хвалил–нахваливал. Так что с этой партией Иван более–менее справлялся и наперёд знал, чего от них стоит ждать. Опять же, и это было Ивану на руку, все они, эти князья–бояре, постоянно между собой грызлись, постоянно делили что–то. А как известно, если кучей насядут, то беда, а если по одиночке, да в разное время, раз плюнуть.
Вторая партия, хоть тоже не очень многочисленная, зато самая не опасная. Среди них тоже есть из племени князей–бояр, но у них на уме совсем другое. Это воины. Они озабочены только тем, чтобы воевать. Неважно с кем, когда и где, главное для них – война.
Тех кто рвётся державу защищать среди них немного, а вернее, совсем мало. Эти так вообще как дети малые, верят всему. Для них самое главное, чтобы ворог лютый державу не трогал и не нападал на неё. Ивану с ними было легко и даже весело. Можно даже сказать, что разговаривая с ними Иван отдыхал от тех других, для которых на первом месте другая «держава» – карман ихний, безразмерный, и желание к «печке» поближе.
Большинство же воинов хотели воевать. Воевали, а потом опять хотели, и опять шли воевать только затем, чтобы чужим добром поживиться. Оно ведь как: в чужих руках редька всегда и больше, и слаще, да и не только редька. Вот они и зыркали постоянно, у кого из соседей, да и у не соседей тоже, что, где лежит, и сколько. Как только узнавали, что есть, и много, или же пришёл в себя и очухался соседушка после очередной войны сразу все по коням и поехали воевать.
Иван не то чтобы одобрял, но понимал таких воинов. Гораздо лучше пойти и взять то, что считаешь нужным, и что на самом деле твоё, просто неизвестно как в чужие руки попало, чем сидеть при дворе и ждать когда князь–батюшка обратит на тебя внимание и чем–то одарит. Ждать–то можно сколько угодно, а вот одарит или нет – неизвестно. Опять же, покуда ждёшь надо грызть друг дружку, а это не очень весело. Пусть уж лучше те, прямые потомки Царя, горох есть повелевшего, этим занимаются.
Воину же милее быстрый конь и вольный ветер, почти всегда верные товарищи и звон мечей. А подарки, пусть и не княжеские, какая разница, самому можно взять, и взять не то что дадут, а то что захочешь взять.
С ними Иван всегда разговаривал с большим удовольствием и с пользой для себя. Люди они бывалые, много где побывали, многое повидали, а это всегда интересно, и самое главное, полезно. Опять же, Ивана они воспринимали не то чтобы как равного, равным для них мог быть только воин, а как такого же, как и они, только без оружия.
Самое главное, они не обращали никакого внимания на незавидное происхождение Ивана, а если честно, считали его слегка придурковатым, потому что иногда он такое ляпнет, что никто понять не может. А Иван смотрел на них как на возможную помощь в будущем, мало ли как оно всё сложится, поди, знай.
Ну и третья партия, самая многочисленная и самая опасная. Партия эта, состояла из таких же, как Иван, худородных, до денег и до власти жадных, но, необразованных. Вот с ними приходилось держать ухо востро.
***
Понятно, если человек сытый, он завсегда не прочь ещё чего–нибудь слопать, но слопать не всё, что под руку попадётся. Он выбирает то что повкуснее, да пожирнее, не торопится. А куда и зачем ему торопиться, если он и так сыт?
А вот если человек голодный, а говоря по не научному, жрать хочет, тогда он лопает всё что увидит и до чего дотянуться сможет. Сначала набьёт себе брюхо так что аж изо рта торчит, а потом уже отвалится, икнёт, срыгнёт, довольный жизнью, и начнёт выбирать то что повкуснее, да пожирнее.
Вот этим самым они и были опасны, потому что все как один хотели жрать, и очень сильно хотели. Нажравшиеся переходили в другую партию, совсем немногочисленную, о которой даже и говорить нет смысла. А эти так и рыскали: глаза аж светятся, зубы лязгают и всё для того, чтобы сожрать чего–нибудь, неважно чего, самое главное, побольше.
Но Иван и с ними находил общий язык, потому что был Премудрым. Он никому не рассказывал, что в университории в основном обучались как раз такие как он, худородные. Тех, у кого происхождение знатное можно было на двух пальцах посчитать. Кстати, вот эти, которые из третьей партии, не все конечно, но некоторые, вполне могли бы в университории обучаться.
Так вот, всех в университории обучавшихся как раз в основном и обучали тому как жизнь жить, как на самый верх пробираться и что при этом надлежит делать. Это была самая главная наука, а все остальные науки, конечно, тоже нужные, но не самые главные.
Иван науки премудрые преодолел, изучил, поэтому и назвал себя Премудрым, чего ждать–то когда тебя другие так назовут? Внимательно смотря по сторонам, улыбаясь, ну и ещё там куча всяких премудростей для этого предусмотрена, начал он пробираться–продираться на самых верх.
Образованностью своей не кичился, но и не скрывал. Человеку всегда надо показывать его место, а необразованность, как раз то самое место из которого ох как нелегко выбраться. Не каждому это даётся и удаётся, потому что уж очень оно напоминает то место по которому Ивана в университории воспитывали, да науки вколачивали.
Иван всегда был готов помочь, правда, не без пользы для себя, а он этого и не скрывал, и правильно делал. Если начнёшь помогать бескорыстно, ну, бесплатно, могут не понять и заподозрить в чем–то им неведомом, а значит опасном. А так, деньги взял, значит свой в доску. Но в отличии от необразованных в университории, а образованных жизнью, премудрости эти Иван знал до мельчайших подробностей, преподаватели были, лучше не придумаешь.
Да что там говорить, при княжеском дворе Иван прижился. Его считали своим парнем, хоть и хитрым, но в меру жадным. Опять же, в силу его образованности, Ивана считали за придурка, мол, совсем у парня от наук голову повредило, поэтому и ведёт себя так как будто всё равно ему, сколько и чего у него есть, самое главное, что есть.
Но Иван не спешил и никуда не торопился, и правильно делал. Он считал, молодой ещё, всё впереди у него. Если торопиться смолоду, то мало того что бед всяких для себя натворить можно, которые потом исправлять замучаешься, так ещё можно всё сделать, а жизни впереди ещё вон сколько, что тогда делать? Вот он и не торопился, присматривался.
***
И опять, никак не давало покоя Ивану это знатное происхождение, будь оно неладно. Что плохо, не купишь его, и в карты не выиграешь. Для того, чтобы быть по настоящему знатным надо родиться таким. Но родиться по новой у Ивана, и не только у него, никакой возможности не было.
Несправедливая штука – жизнь. Почему она так безответственно и можно сказать, наплевательски, относится к рождению человека? Неужели там, где люди находятся до того как родиться нельзя посмотреть, определить, кто чего стоит, и распределить, кому у каких родителей рождаться?
Если умный, а то и премудрый, как Иван например, родиться тебе надлежит в княжеской или боярской семье, это и честно, и справедливо. А если дурак–дураком, ещё до рождения, то значит и родившись дураком останется поэтому ему, придурку, ещё до рождения можно рождаться где угодно, да хоть под забором, но только не в знатной и уважаемой семье с соответствующими родителями.
Вот тогда, по мнению Ивана, в мире были бы полный покой и порядок. А то, дурень дурнем, пробы негде ставить, а предок его, видишь ли, чуть ли не тем самым Царём был, поэтому везде ему почёт и уважение. За что? За то, что его предок тогда, давным–давно, то ли и вправду умным был, то ли вовремя оказался там где потеплее? А тогда этот придурок здесь причём? Он с тем Царём не знаком, а если бы и был знаком, то наверняка Царь тот наладил бы его куда подальше. И правильно бы сделал. А князь, то ли боится, то ли ещё что, потому и вынужден уважать, места тёплые предоставлять и всё только за то, что когда–то и не этот, а тот… Несправедливо!
И взять его, Ивана. Он своих предков, кроме одного деда, второй дед до сих пор неизвестно где шляется и двух бабок, ну и родителей конечно, больше никого не знает. А зачем ему их знать, если и так всё понятно. Вот он, Иван, умный и даже премудрый, а предки: во первых – наверняка много их было, а во вторых – тоже наверняка, среди них дураки встречались, поди, разберись сейчас. А зачем ему родня в виде дураков, хоть и давнишняя?
Достаточно взглянуть на Ивана, поговорить с ним, слов его премудрых послушать, чтобы понять, вон он, Премудрый, а раз такой то достоин самого лучшего. А предки и родня всякая здесь совсем не причём, и не надо их с ним путать, он сам по себе, они сами по себе.
Так думал Иван, и всё было правильно, вернее, разумно и премудро, но дело в том, что те которые в университории не обучалис, думали совсем по другому, им родню подавай. Так что, иногда, правда нечасто, настроение у Ивана от таких мыслей портилось и портилось очень сильно.
Тогда он отправлялся на луг, хороводы водить, и водил их так лихо, что наверное даже черти завидовали. Но хороводы хороводами, а службу княжескую служить надо и Иван возвращался, и всё начиналось, вернее, продолжалось по старому, так как и было.
***
Но не зря же Иван назвал себя Премудрым. Кстати, думал он не особо–то долго, и придумал. Уж если происхождение это знатное за деньги и за удачу в руки идти не хочет значит надо его взять бесплатно, без денег. А способ этому только один – жениться. На радость Ивану и таким как он в семьях знатных и почитаемых не только мальчики рождаются, но и девочки, а бывает что только одни девочки.
Девочки эти вырастают и становятся девицами–красавицами и в один прекрасный день все, без исключения, начинают хотеть, а иногда и проситься замуж. Конечно, в первую очередь женихи им – те, кто тоже в знатных семьях родился, только мужеского пола.
Но, и это очень хорошо, женихов на всех знатных девиц–красавиц не хватает. Везти дочку куда–то на чужбину и там пристраивать не каждый родитель отважится – далеко, да и боязно, и дочку–кровинушку жалко. Остаются два пути: выдать замуж за простого, не знатного, но желательно богатого или хотя бы при должности хорошей, или же оставить дитя родное в девках, до самой смерти.
Насчёт «в девках, до самой смерти» – вариант самый плохой, а то и просто опасный. Ведь она, дочка-то, может из родительского дома запросто сбежать да ещё неизвестно куда и неизвестно с кем, а значит знатный род опозорить. А может и вообще руки на себя наложить, а это ещё больший позор, не говоря уж о том что грех.
Вот и приходится выдавать дочек–красавиц, и не красавиц тоже, за всяких прощелыг и проходимцев, которым только и надо что до родительских закромов добраться. Это тоже вариант не самый лучший, но так хоть позора меньше.
Приблизительно такой была обстановка на невесто–жениховском «фронте» в том княжестве и на тот момент. И приблизительно также об этом думал и размышлял Иван Премудрый.
Вот здесь и начиналась премудрость Иванова, вернее, начинала действовать. Иван принялся сводить дружбу с теми из знатных, только из знатных, остальных он просто не замечал, у кого есть дочки в невестовском возрасте и к которым не очень–то и сватаются.
Оно всяко бывает. Бывает, что невеста или с придурью, а бывает, «така красавица», что от тоски завыть хочется, вот поэтому знатные женихи на них внимания и не обращают. Случается конечно что родители сводят, принуждают и заставляют жениться на «колесе от телеги» в юбке, но здесь высокие планы и расчёты родительские присутствуют. Сопротивляться этому бессмысленно, да и происходит такое нечасто. А Ивану, тому было наплевать какая она из себя, невеста. Ему бы жениться и стать знатным, а жена, что жена, у неё одно дело – детей рожать. Лишь бы детей рожала здоровых, а то что кривая там или косая, да даже придурочная – безразлично. Да и на хороводах всегда душу отвести можно, ведь никто не запрещает. Самое главное, чтобы жена на те хороводы ни ногой, ей себя блюсти надо, какой бы она ни была, для мужа.
Но Ивана, хоть и знакомились и разговаривали с ним охотно, знатные и потенциальные в будущем тести в гости к себе не особо–то и приглашали. Как Иван узнал, они боялись что Иван в университории бусурманства всякого нахватался, а значит и сам стал бусурманином. Однажды он даже услышал подобные разговоры: «Хороший парень Иван, умный, хитрый, подлец, каких поискать. Из него толк будет, но бусурманин. Пусть поживет ещё годика три–четыре, разбусурманится, вот тогда и посмотрим».
Разумеется Ивану было обидно услышать подобное, но ничего не поделаешь. Не будешь же доказывать, возможно будущему тестю, что никакой ты не бусурманин, и что за сторонушку родную кого угодно готов извести или продать сдачи не потребовав.
А в жизни так часто бывает: вроде бы всё плохо, да так плохо, что хуже некуда, а потом глядь, оказывается что это была подготовка к хорошему, и даже к очень хорошему.
Вот и с Иваном получилось нечто подобное. В силу того, что жил Иван при палатах княжеских волей или неволей чаще других знатных девиц попадалась ему на глаза Людмила, княжеская дочка. Других знатных дочек не особо в палаты княжеские водили, им по теремам сидеть надлежало, чтобы, ну сами понимаете…
По первости Иван особого внимания на Людмилу не обращал, а потом премудрость сработала: «А почему бы и не она?» А на самом деле, почему бы и нет?!
Иван начал присматриваться к Людмиле, при случае разговоры разговаривать и всё такое. Людмила же разговоры поддерживала и даже пару раз глазки строила, как бы говорила, мол, ты не стесняйся, смелее…