Однажды в мае, в Камергерском переулке. Версия2020

Лариса Бережная
    Шёл 42-й день  Пандемической эры.  Утром  я  отодвинула в сторону театральный занавес кухонного окна:  внизу сквозь  декорации молодой листвы ураганно  колышущихся на ветру ветвей берёзы шла женщина в голубоватой медицинской  маске и с двумя тяжёлыми пакетами в руках, олицетворяя собой нашу так называемую Новую реальность.  При этом она умудрялась держать над своей головой  ещё и зонтик.  За ней по мокрому тротуару,  как мимолётно показалось мне,  бежала  маленькая шустрая собачка.

      Когда обе они  вышли из зоны светомузыки  «зелёного шума», собачка оказалась пустым полиэтиленовым пакетом, который,  подгоняемый  сильным ветром,  следовал за метафорической  хозяйкой, чётко  соблюдая рекомендуемую социальную дистанцию – полтора метра. Символизм ситуации сразу усилился: неведомая, коварная и смертельно опасная беда неотступно следовала  за человечеством.
 
     На мгновение, разрушая только что созданный глобальный образ,  мелькнула слабая надежда на скорое избавление от CV-вируса, ибо: что такое полиэтиленовый пакетик – пшик да и только.

    Однако тут же пришла противоположная мысль: не надо недооценивать  разрушительную силу этой шуршащей субстанции, которую на горе всей нашей планете изобрела цивилизация потребления. Тут же вспомнилось, как погибают киты, проглотив эту гадость, а также  -  как целые материки бытового мусора дрейфуют  в океане…

   Дама с «собачкой» покинула заасфальтированную сцену, а мне с высоты  моего райка открылась новая мизансцена: две пустые пивные банки исполняли странный  призрачный танец, музыкально стукаясь друг о друга и о чугунную решётку ливневого колодца.  Вот вам и новая гипербола, явившаяся мне во всей красе ассоциативного мышления! Видимо, так будет выглядеть мир без людей.

   Дуэт бешеных жестянок, выброшенных  кем-то из неразумных гомо сапиенс прямо на мостовую, продолжал свой дикий танцевальный марафон под дождём практически весь тот 42-й  карантинный день. А потом  эти зловредные банки  ещё дня три гремели у меня в голове, своим степом взывая к моему тщеславию, мол,  не пора ли продолжить публиковать обещанные циклы рассказов, репортажей, пьес,  фэнтези и пр.

   Нет, конечно,  я не должна прислушиваться к мнению  каких-то там жестяных банок, пусть даже получивших силой моего воображения статус  вселенского символа запустения, но всё же…
                *****

    И всё же?! Сейчас, когда на кухне не осталось ни одной чайной чашки с золотисто-коричневыми разводами внутри,  и  всё в доме сияет неправдоподобной чистотой, а традиционный майский поход в театр стал совершенно  нереальным событием, мне только и остаётся следить из  своего  квартирного бельэтажа за перипетиями  пьесы, которую разыгрывает  на улице сама жизнь.
 
         Но случилось чудо, и уже на 45-й день карантина настоящий театр сам явился  ко мне в гости, и это был не просто театр, а самый что ни на есть лучший – легендарный и прославленный Художественно-общедоступный театр, называемый  теперь сокращённо: МХТ имени  А. П. Чехова. Фантастическое это перемещение в пространстве  организовал для нас телеканал «Культура».  Честь и хвала ему за это!  И наконец-то сбылась  задуманная основателями МХАТа  концепция.  Их театр стал по-настоящему общедоступным, он пришёл  в каждый дом.

    Всё произошло как по мановению волшебной палочки:  прямо с собственной кухни я услышала, что по «Культуре» (вещающей теперь практически весь день в нашей квартире) начинается новая передача. В зазвучавшей  музыкальной заставке было что-то интригующее, поэтому я выглянула в длинный коридор, перспектива которого завершалась светящимся экраном телевизора.

  - Ага, кажется, спектакль какой-то сейчас покажут. – Титры, если они и были, пробежали так быстро, что, когда через минуту, бросив всё, я пробралась  в домашний партер на свой диван, на сцене уже появились персонажи неизвестной пьесы такого же неизвестного театра.

   И я приступила к разгадке  театрального ребуса:

   - Тенякова, что ли? Да, вроде, она. Народная артистка…

   - Ишь ты, Евгения Добровольская…  И этот, как его бишь, ну, он ещё всех злодеев играет в сериалах. Ну да, он самый -  Юрий Чурсин…

   - Так это что, МХАТ что ли, без одной буквы «а»? В Камергерском?! Супер!!!

   - Так, так, посмотрим, за что люди по десять тысяч платили за место в партере. – Громко и саркастически в последний раз прокомментировала я на весь зал и тут же примолкла, так как из соседнего ряда на меня зашикали другие зрители этого театра, которых я сама же пригласила на премьеру, пробегая по галерее коридора.

   А на сцене в декорациях то ли 50-х, то ли 60-х годов XX века в соответствующих костюмах  актёры продвигали вперед  действие странной пьесы. Героиня Натальи Теняковой объясняла двум престарелым субреткам, кому она собирается оставить в наследство своё имение. Кандидатура  вырисовывалась одна – племянник её умершего  мужа.

    Разбойник Чурсин( здесь он гимназист) врубил на раритетной четырёхногой радиоле «Беловежскую пущу». Значит, это вообще – 70-е годы того же века… Но смысловая то нагрузка диалогов явно из предыдущего столетия.
 
    - Тьфу ты… Островский что ли в чьей-то супер-пупер современной интерпретации? -  Продолжала гадать  я. Вот в следующем явлении горе-персонаж Чурсина  сообщает здесь же в доме живущей родственнице хозяйки, что им велено пожениться.  А у девицы  есть уже жених, который тут же предстал  на сцене вместе со своим  меркантильным родителем. Именно этому папаше и предстоит стать двигателем вечного сюжета о любви и приданом.

    Все сомнения по поводу возраста и авторства пьесы развеял  заявившийся на авансцену племянник мужа, он же   широко известный театралам двух последних веков – неподражаемый артист  всех провинциальных трупп,  великий и ужасный Несчастливцев. Да ещё и в исполнении Дмитрия Назарова.

    Ясненько теперь: «Лес» А.Н. Островского. Я ещё в школе смотрела  в Малом театре:

   - Гляди, Крылов! – Воскликнула тогда Танька у легендарного подъезда.

   - С ума сошла, это Островский!

    Но надолго предаться ностальгии мне не дала блистательно сыгранная сцена встречи  двух странствующих актёров, ибо известно,  что Геннадий Несчастливцев один не появляется, с ним обязательно выходит к зрителям его антипод – бедолага-комик Аркадий Счастливцев. И это  - сам Авангард Леонтьев.
 
  - Ну, эти двое вытянут  даже такую сомнительную режиссёрскую постановку,  - с облегчением подумала я  и с большим энтузиазмом включилась в процесс.

   Итак,  спектакль, как корабль, ведомый такими капитанами, сплошь народными артистами,  мощно плыл к финалу, несмотря на рифы, которые всюду расставил неизвестный пока режиссёр-затейник.

  - Пусти козла в огород, - негодовала я. - Что за местечковые заморочки такие на исторической сцене?  Нет, это просто самодеятельность какая-то:

   Тем временем действие классической пьесы ХIХ века набирало обороты под звуки советской радиолы. Вдруг на сцену высыпал детский хор. Это Чурсин с Теняковой затеяли свадьбу. Апофеозом этой буффонады стала пародия жениха на Путина.

 - Клуб весёлых и находчивых, - с мрачным юмором констатировала я. – Напиши сам пьесу и тогда устраивай пионерские тусовки с музыкой…

   Но Дмитрий Назаров, за плечами которого и Малый театр, и Театр Армии, гнул свою линию. Гениально исполненный монолог, который заодно и расшифровывает название пьесы, превращает в трагедию задуманную  Островским  комедийную пьесу. Сидевшие  за свадебным столом  персонажи сначала узнают, что сильно смахивают на зверей в дремучем лесу, а затем, построившись в цепочку в стиле  « Летки-енки» удаляются в кулису.

  - Не такой уж он и молодой этот кукловод, если ещё помнит сей  прыгучий танец нашего детства. Полтинник то уж точно стукнул: « Раз, два, туфли надень-ка, как тебе не стыдно спать … Старая, милая, смешная  Енка нас приглашает танцевать…» Однако, при чём тут Островский?

  - Позвольте, почему же вы сразу не залезли в Интернет и не выяснили всё сходу, - раздражённо спросит терпеливый доселе читатель.

  -  Так у нас всё, как в настоящем театре: телефонами пользоваться запрещено, - остроумно выкручусь я.

   Зато сразу после премьеры  я позвонила подруге и тут же узнала, что Ира была на этом «новоделе» в МХТ и что автор всех этих  безумных вставок в пьесу Островского –  никто иной,  как скандально известный Кирилл Серебрянников. На мои  возмущённые реплики, Ирина рассудительно ответила, что для любителей классических постановок есть  неподалёку Малый театр, а современного зрителя надо заманивать в театр неожиданными придумками.

   - М...да... Радиолами и «Леткой-енькой»? Ну и хорошо, что я не видела его модных поделок живьём! А давай виртуально прогуляемся по Камергерскому, -  примирительно  предложила я. –  Что может  помешать нам теперь  совершить традиционный  променад  после спектакля по вечерней Москве? Не одному же бронзовому Сергею Прокофьеву  рассекать  здешнюю мостовую  с чикагским шиком.
 
  - Кстати, знаешь,  москвичи метко окрестили эту скульптуру Кисой Воробьяниновым.

  - Ха, и  правда есть сходство…  Товарищ из Парижа!

  - « Кузнецкий мост» или «Пушкинская»?

  - Давай на Кузнецкий!

  - ОК! Сейчас только поприветствуем Антон Паллыча. Каким  он всё-таки тонким и звонким  получился у скульптора Аникушина, прямо как балетный танцовщик, отдыхающий после работы в классе,  стоит здесь скромно и неприкаянно в уголке.
 
     Сравнивая  позу великого писателя и элегическое настроение всей сценки с уверенной  композиторской поступью  Прокофьева, можно подумать, что «Киса Воробьянинов» и есть здесь ключевая фигура, что это именно он писал пьесы  для Художественного театра,  а совсем не Чехов Антон Павлович, поставленный зачем-то в угол.  А уж бурлящее рядом кафе - это верх непочтительности! Неужели у Москвы нет денег, чтобы выкупить эти помещения и открыть  рядом с памятником великому драматургу, скажем,  букинистический магазин или художественный салон? Может быть, пандемия поможет закрыть  здесь эту неуместно оскорбительную точку общепита?

     Всё объясняется очень просто: место для памятника выбрал тогдашний мэр - Лужков (ещё тот искусствовед) хотя сам Аникушин, не доживший до столетия МХАТа , планировал  установить памятник  на Страстном бульваре.
 
     - А вот  Немирович-Данченко со Станиславским по контрасту с Чеховым наоборот как два гиганта русской театральной демократии уверенно заняли гранитный постамент с шикарным видом на Центральный телеграф. Красавцы!

     - А шарфы то у них, как у Остапа Бендера!

     - Постой, постой, так они жили с Великом комбинатором в одно время… А по возрасту они ближе к Паниковскому. Значит, и Воробьянинов не зря здесь фигурирует… Дела…

     - Отлиты из бронзы аж в Италии! Видимо, поэтому крылатая фраза Нины Заречной из «Чайки» начертана  на постаменте из красного финского гранита на латыни:

  HOMINES LEONES AQUILAE ET PERDICES… etc…
 
( Что в оригинале звучит так: « Люди, львы, орлы и куропатки…»)

     - Ого! А давай забежим  на минутку в магазин « Ив Роше».  Помнишь, он как раз здесь,  в угловом доме на Тверской? И, как в добрые старые времена,  распылим на длинные пробные бумажки несколько французских ароматов.  А потом, обмахиваясь сложенными веерами пробниками, направимся  по фантасмагорическому Проезду Художественного театра к своей сиреневой станции метро, вслух  читая на ходу в смартфоне все имена, которые носила эта московская улица.

     После такого безумного спектакля очень хорошо проветрить сумбур  в мозгах  и взбодриться, вдыхая волнами ассорти из парижских амбре.

          Продолжение следует!
             http://proza.ru/2020/06/13/1654