За первый год аспирантуры я сделал главный вывод: заниматься мною никто не будет, о себе я должен думать сам. Никто не чувствует чем-то обязанным мне.
Отсюда и следовал мой долгосрочный план: за время аспирантуры сделать максимум для того, чтобы защитилась жена, а самому лишь не отчислиться из аспирантов.
Это было реально и даже… честно. У Ленки были плоды десятилетней трудной и честной работы, и нельзя было допустить, чтобы они залежались и сгнили.
А испечь две нормальные диссертации с трёхлетним ребёнком на руках, без помощи бабушек-дедушек и проживая на двенадцати квадратах общежития было для нас нереально. Тем более, что Ленку по-прежнему раз-два еженедельно валили с ног жестокие приступы мигрени.
Потихоньку нарастали трудности с молоком, мясом; надо было вставать в пять-шесть часов утра и идти выстаивать очереди.
Раз в квартал приходилось давать жуткий бой тараканам после которого вся комнатушка была завалена месивом вещей и тряпок, а я качался, как нарком, нанюхавшись до тошноты «Примы».
Кроме того, мы с Ленкой как-то сразу решили, что попробуем завести ещё девочку. Это надо было делать поскорее: торопил возраст.
Но второй ребёнок до защиты мамы не вписывался, и диссер откладывался. А лучший способ завалить дело – сначала отложить его.
Итак, оставалось одно – любой ценой защищаться сначала Лене, создать тем самым семейный тыл, и лишь потом ринуться в бой мне.
Я также ясно видел, что квартиру получать мы будем по очереди Лены; никакие мои заслуги в ТОИ мне квартиры не дадут. Даже Митник живёт в холле общаги, и дадут сначала ему.
Место в детсаде для Женьки дал тоже БПИ, я именно ему был благодарен, и чувство справедливости говорило, что наша семья должна дать кандидата сначала для БПИ. Кто посеет, тому и урожай собрать.
Итак, по многим причинам я вполне сознательно и самостоятельно принял стратегический план: всё для Ленкиной защиты. Конечно, болтать об этом пока было нельзя.
Был и ешё резон: я был уверен, что мне не позволят защититься быстро. Ещё на старте мне пришлось встретиться на субботнике с Сергеем Медведевым из лаборатории Шевцова. Все знали, что у него давно готова диссертация, а руководителем назвался Ильичёв.
- Ну как твой шеф? – спросил я Медведева. – Скоро защита? Я ведь тоже к нему попал.
Сергей глянул на меня злобно и промолчал. У других я узнал, что его дела уже пятый год стоят: Ильичёву нужны писатели статей, где он – первый соавтор.
Впоследствии мне жаловались и другие аспиранты, что Ильичёв через промежуточных «шефов» становится их соавтором. Я узнал, что у него около 300 научных работ за 25 лет, в среднем по 12 ежегодно. Напомню, гордость российской математики Софья Ковалевская за всю жизнь опубликовала 7 статей.
Ещё пример был рядом: завлаб моей жены явно тормозил её защиту, не забывая вписать себя, а то и своих друзей, в соавторы любой её публикации.
При моём отношении к грабителям чужого труда ничего хорошего впереди не светило. Социализм сидел во мне намертво: «От каждого – по способностям, каждому – по труду».