В 1997 году известный писатель и сценарист Юрий Арабов* опубликовал исследование о жизни А. С. Пушкина. В книге Механика судеб. Опыт драматургии «действительной жизни»** совокупность биографических фактов рассмотрена как драматическое произведение, созданное внеположными человеку, высшими силами. Попытка увидеть драматургический замысел демиурга и выявить отношения Пушкина с собственной судьбой предпринята ЮРИЕМ АРАБОВЫМ.
*) Юрий Николаевич Арабов (род. 25 октября 1954, Москва) — российский прозаик, поэт, сценарист. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации (1999), единственный российский лауреат Каннского фестиваля в номинации «За лучший сценарий».
**) Книга состоит из трёх разделов и двух «приложений». Разделы посвящены судьбам Пушкина, Гоголя и Наполеона, «приложения» — роли псевдонимов, лжеимен в жизни Ленина, Сталина, Джона Леннона и прочих талантливых лицедеев, а также миру сновидений самого автора.
Основная идея «Механики» — преодоление кармической паутины, выход из тупика причинности в царство благодати. «Всем нам не хватает веры величиной с горчичное зерно, о большем вообще говорить не приходится. Не хватало этой веры и Пушкину, несмотря на его гениальность. Вместо Христа мы верим в примету, в зайца или кошку, перебежавших дорогу, в предсказание на картах, в рок ... Это приводит к тому, что кармические законы, причинно-следственные связи только укрепляются, и выйти из паутины собственных грехов не представляется возможным. Карма, таким образом, при всей своей мистичности, есть понятие «от мира сего», то есть посюстороннее. В этой ее механичности и заключен ее демонизм, заключено богопротивное начало, отрицающее спасение через любовь и веру».
***
Гениальный человек отличается от обыкновенного, в частности, тем, что обладает подобием метафизического зрения, помогающим ему не только в творчестве, но и в предугадывании собственной жизни, собственного будущего. Карты судьбы для него не то чтобы полностью открыты — он скорее догадывается об их общем рисунке, о комбинации в целом, пропуская мимо детали и примечания. Смешно, казалось бы, говорить подобное о человеке, чья жизнь была оборвана в зените, да еще и рукой великосветского пошляка, не способного к осмыслению самых элементарных действий... Однако в истории сохранились многочисленные свидетельства того, что Пушкину был известен финал собственной жизни, известен возраст, в котором произойдет насильственная смерть, да и о внешности убийцы он имел кое-какие сведения.
Речь идёт о предсказаниях, упомянутых в первой части эссе, сделанных сестрой Пушкина – Ольгой, графиней Юлией Самойловой, но особенно - подробными и точными предсказаниями немецкой предсказательницы – Шарлотты Кирхгоф.
Возможно, она и явилась прототипом старой графини из "Пиковой дамы", открывшей герою повести тайну трех карт. В реальности дама Кирхгоф в 1820 году открыла Пушкину нечто другое, более важное, описав в подробностях не только будущее ближайших нескольких дней, но и более отдаленную перспективу, изгнание из Петербурга и насильственную смерть от человека с "белой головой". Об этом мы можем прочесть в воспоминаниях брата поэта Л. С. Пушкина, П. В. Нащокина и С. А. Соболевского. До конца своей жизни Пушкин будет помнить о предсказании, став необыкновенно суеверным. Тем более странным кажется тот факт, что поэт "не узнал" в Дантесе собственного убийцу. А если узнал? Следовательно, он пошел на дуэль сознательно — то ли для того, чтобы поспорить с судьбой, то ли затем, чтобы насильственной смертью разрубить узлы и проблемы собственной жизни. Однако гадалка говорила поэту и о другом возможном финале: о счастливой жизни и смерти в преклонном возрасте, если в 37 лет он не будет убит...
Трудно проникнуть в мысли другого человека, но наличие у Пушкина мистической "Пиковой дамы", конечно же, доказывает, что Александр Сергеевич размышлял о судьбе и провидении. Но что тогда сделал сам поэт, чтобы предотвратить гибель на Черной речке от человека с "белой головой", чтобы исполнилась другая часть пророчества старой немки по фамилии Церковный Двор, — счастливая жизнь до глубокой старости? Представляется, что Пушкин сделал для этого немало.
Говорят, что «кирпич просто так на голову никому не свалится». То есть, подобная формулировка вообще отрицает случай, слепую игру стихий, говоря, что в мире есть только закономерность, обусловленность, кажущаяся нам случайностью лишь оттого, что мы не познали ее "причин". Восточные мистические школы, в свою очередь, вводят понятие "кармы" как совокупности деяний, за которые человек может расплачиваться как в этой жизни, так и в жизни потусторонней.
Речь идет на самом деле о причинно-следственной связи, которая и определяет судьбу того или другого человека. С этой точки зрения трагический выстрел Дантеса мог быть подготовлен самим Александром Сергеевичем в предшествующие годы. И, возможно, для подобного утверждения имеются основания.
В случае с Пушкиным можно предположить, что кульминацией и развязкой в его жизни были дуэль и смерть. А завязку надо искать в юности поэта. При этом Ю.Арабов подвергает анализу три линии жизни, которые привели к трагическому финалу. Это отношения с властью, любовные увлечения и религиозные воззрения.
Из его жизни очевидно, что все совершенное им в юности обернулось против него в зрелости в увеличенном, безобразно-гротескном виде. Поистине - "посеешь ветер - пожнешь бурю". Его юношеские игровые дуэли, отнюдь не целомудренные отношения с представительницами противоположного пола, довольно странное противостояние власти и, наконец, едва ли не самая тяжелая "завязка" молодости, религиозная, - все это отозвалось впоследствии самым роковым образом.
Линия первая: игра в дуэли.
Существует такая записка жены Карамзина, знаменитого нашего писателя и историка, в которой она пишет: «У Пушкина, что ни день — то дуэли;* и так странно: из каждого выходит в рестораны». По другим воспоминаниям, у Александра Сергеевича было просто по несколько дуэлей на дню, и каждая оканчивалась благополучно. Как мы понимаем, это были крайне несерьезные дуэли, игра в дуэль, когда люди, часто неплохо друг к другу относившиеся, цеплялись за какое-то слово и подогретые парами шампанского, стреляли друг в друга… Так, чтобы не попасть. Так чтобы, понимаете, пуля бы чиркнула — для этого надо хорошо стрелять.
*)1810-е гг. – время дуэлей и бретеров. Здесь были свои герои и свои легенды – Лунин, Липранди, Ф.Ф.Уваров, А.И.Якубович… Дуэль была не только актом личной храбрости – она постоянно воспринималась как акт социального поведения, где принципы сословной чести утверждались в противовес официальным запретам и официальной иерархии. В поединке восстанавливалось равенство двух дворян перед неравенством двух положений, примат закона чести над законом несправедливого государства. Безродный и бедный армейский офицер Сильвио (повесть Пушкина "Выстрел"), стоя у барьера, уравнен в правах с «молодым человеком знатной и богатой фамилии», более того, он может взять над ним верх.
У Пушкина была очень сильная рука, он специально носил очень тяжелую палку, которую вверх подбрасывал и ловил, чтобы точно рука стояла при выстреле. Пушкин был очень неплохим стрелком, и поэтому он очень точно посылал пулю, чтобы она, не дай Бог, не задела никого. Очень неплохими стрелками были люди, которые стрелялись или бились на саблях… Это была игра в дуэль, которую прошли сотни людей.
Вот завязалась линия, и большинство всегда надеется, что это как бы сойдет с рук. Ну мы думаем, что поиграли в дуэль, а потом кончили. Поиграли — и все. Чего там? Попугали друг друга, постреляли. Как было бы хорошо, если все бы так и было! Если бы жизнь представляла из себя вот такую легкую верховую прогулку или комедию, в крайнем случае — мелодраму. А вот, понимаете, жизнь каждого из нас заканчивается физическим исчезновением. Среди нас бессмертных нет. Все умрут, и мы умрём. Комедией никак это не назовешь. Тут явно жанр трагедии, и в этом жанре, при завязке, люди играют в дуэль. Играют в убийство друг друга: стреляют, расходятся, опять стреляют. И люди уверены, что это никак на них не отразится.
Линия вторая: конфликт с властями.
Здесь было многое — и злые поэтические эпиграммы, и серьезные стихи, и колкие остроты, передававшиеся из уст в уста, и, конечно же, образ жизни.
В конце жизни Пушкина эта линия завершится вечной подозрительностью по отношению к нему Николая I и внешне случайной ситуацией: Бенкендорф, чтобы «предотвратить» дуэль, поскачет в... другую сторону.
Линия «Пушкин и власть» реализовалась у Пушкина так, что он бесконечно долго раздражает власти — эпиграммой бесконечной, короткими стихотворениями, высмеивающими чиновников, дуэлями, определенным типом поведения. Это приводит к конфликту с властями.
Обо всем этом позже скажет сам поэт: "Я решил высказывать столько негодования и наглости в своих речах и своих сочинениях, чтобы, наконец, власть вынуждена была обращаться со мною как с преступником".
А вот если мы посмотрим на отношение Пушкина к власти как на одну из завязок, то очень логичная развязка этой завязки, которая происходит в конце жизни, очень логичная. Случайность, вполне обоснованная тем, что власть была в постоянном напряжении от Пушкина и постоянно уязвлена им. В общем, понимаете, еще один кирпич случайно упал с крыши. Бенкендорф в другую сторону поехал. Специально, именно специально. Ошибся. Он ошибся. Мы скажем, просто так ошибся. А похоже, что нет. Похоже, что это завершение одной из драматургических линий. Вы скажете судьба, да? Что объясняет судьба? А вот драматургия объясняет.
Линия третья: показной атеизм, заимствованный из французской литературы эпохи Просвещения.
В светской жизни молодого поэта это выражалось в показном пренебрежении к христианству, когда даже Евангелие он назвал в одном из разговоров "историей одной статуи". В литературе — в создании поэмы "Гавриилиада", от которой Александр Сергеевич впоследствии всячески открещивался, но которая долго давала о себе знать.
Мы знаем, что Пушкин, во всяком случае, в первую половину своей жизни был поклонником французского просвещения, французских энциклопедистов. Были такие люди, из идеологии которых родилась Великая Французская революция. Многие из них были атеистами и, в частности Вольтер, который написал произведение под названием «Орлеанская девственница». Оно является пародией на великую французскую святыню, на Жанну д'Арк. Пушкин был поклонником французского просвещения и в первой половине жизни, кажется, не разочаровался в ней. Но вот сейчас, когда становишься взрослее и, может быть, умнее, то понимаешь, что Александр Сергеевич написал чудовищную «клюкву». Вы знаете, такая развесистая «клубничка». Ну, это пародия на Новый Завет, где, в частности, есть ряд фривольных эпизодов, которые Александр Сергеевич хотел показать очень смешными. И современники смеялись. Такая французская традиция, свой вариант соблазнения, грехопадения. Почему Еву и Адама господь так отвращал от древа познания добра и зла? Библия говорит, что он заботился о бессмертии и богоподобии человека. А Александр Сергеевич говорит нам просто, что Бог берет Еву, как любовницу себе, и поэтому не давал ей съесть яблоко, иначе она будет любовницей и женой Адама. Это та простота, которая хуже воровства.
А вот то, о чем я говорю — более сложно. Все сойдет с рук… Вот завязка — поэма. Поэма, взятая жандармами. Автор определен — Пушкин. Поэма, которая лишний раз отвращает государя от Пушкина. Не от того, что государь был такой нравственный человек. Какой он был нравственный человек… тот ещё ловелас. А потому, что жизнь государя построена как бы на других основах и это покушение на основы государства и, прежде всего, на культуру христианства.
Чем это отзовется в финале? А отзовется это в финале довольно странным событием: митрополит петербургский откажется Пушкина отпевать, сказав довольно странную фразу: «Самоубийц мы не отпеваем.»
Ну вот еще один эпизод. Если рассматривать его без контекста, мы скажем, что митрополит был старый клерикал, ничего не петрил и просто своим решением не хотел идти на конфликт с государем. Но с точки зрения причинно-следственной связи, это довольно логичный поступок и поступок, вытекающий из завязочки под названием «Гаврилиада». Жуковский в разговоре с государем говорил, что якобы у Пушкина была очень возвышенная смерть, это был золотой человек, типа Карамзина. Николай замахал руками и сказал: «Да брось ты! Карамзин жил и умер как ангел, а Пушкина насилу заставили умереть христианином». Я вырос в то время, когда эта фраза трактовалась так, что убили все - таки Пушкина, насильно заставив умереть…
И наконец, линия четвертая: страсть, выражавшаяся не только в многочисленных романах с "вольными" дамами, но и с дамами замужними, в частности с супругой графа М. С. Воронцова, начальника Александра Сергеевича в его "южной ссылке". По-своему логично то, что Дантес ухаживал за женой поэта почти так же, как в былые годы сам Пушкин ухаживал за некоторыми высокопоставленными женами.
Но, возможно не было бы смысла говорить обо всех этих трагических вещах, если бы сам поэт не осознал в определенный момент ответственности за свою судьбу и за те завязки, которые неминуемо должны были привести к трагическому выстрелу. думается, что этот прорыв произошел с ним в середине 20-х годов, в частности, во время ссылки в Михайловское, где Пушкин много думал, читал и писал. Во всяком случае, после этой точки "вынужденного" покоя история его жизни, его желания претерпевают резкую перемену. Точно неизвестно, рационально это или интуитивно, но он старается "перевязать" узлы и линии, сформированные в молодости, чтобы тем самым исполнилась вторая часть пророчества госпожи Кирхгоф — благополучная жизнь до глубокой старости...
От конфликта с властями поэт пытается перейти к сотрудничеству, от романтической позы — к лояльному, благонамеренному поведению. "Я, нижеподписавшийся, обязуюсь впредь ни к каким тайным обществам, под каким бы именем ни существовали, не принадлежать", — пишет он в письме государю от 11 мая 1826 года. Со следующей линией — показным атеизмом — поэт поступает столь же радикально: отказавшись от авторства "Гавриилиады", он под конец своей жизни пишет ряд религиозных произведений, которые нынче входят в православные хрестоматии, в частности "Отцы-пустынники и жены непорочны...", "Как с древа сорвался предатель-ученик...". Беспрецедентна приписка к стихотворению "Пора, мой друг, пора...". "О скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню — поля, сад, крестьяне, книги; труды поэтич. — семья, любовь etc. — религия, смерть".
По воспоминаниям друзей, он начинает регулярно посещать церковь, заучивает наизусть множество молитв. Но наибольшей "перевязке" подвергается "линия страсти": от беспутства молодых лет Александр Сергеевич приходит к идее женитьбы, к идее дома-крепости и семьи, защищающей его от невзгод суматошного мира...
Только с первой линией, линией дуэлей, кажется, ничего не получилось: Пушкин первым посылает картель Геккеренам, и вся "перевязка" этого рокового узла идет насмарку.
Следствия и причины... Как можно видоизменить причины, чтобы изменить следствия, чтобы пуля, пущенная в тебя противником, лишь пролетала мимо, не оборвав твоей жизни? Христианство отвечает на этот вопрос вполне определенно: искренним покаянием и осознанием своих грехов. Грехи же в нашей терминологии и являются "узлами", приводящими к определенным развязкам. Пушкин, конечно же, осознавал это, иначе бы столь решительно не повернул во второй половине 20-х годов к "себе другому". Беда была лишь в том, что на этом крутом повороте его подстерегали сбои, обычная человеческая непоследовательность. Хочет строить крепкую семью, но дает повод к сплетням о романе с сестрой своей же жены и другие примеры... И всю низкую возню Дантеса принимает столь близко к сердцу, что она заслоняет для него, кажется, все мироздание.
"Перевязка" узлов в итоге не удается, и пуля попадает в цель. Современники не понимают причин трагического исхода, даже рождается версия о заговоре "великосветской черни"... Только престарелый Дантес на закате жизни скажет В. Д. Давыдову знаменательные слова (об этом напишет в своих мемуарах Л. Н. Павлищев): "...будто бы он, Дантес, и в помышлении не имел погубить Пушкина, а, напротив того, всячески старался помириться с Александром Сергеевичем, но вышел на поединок единственно по требованию усыновившего его барона Геккерена... Будто бы, целясь в ногу Александра Сергеевича, он, Дантес, 'страха ради' перед беспощадным противником, не сообразил, что при таком прицеле не достигнет желаемого (легкого ранения. — Ю. А.), а попадет выше ноги. 'Le diable s`en est mele' ('Черт вмешался в это дело'), — закончил старик свое повествование".
"Черт, вмешавшийся в дело" и есть тот самый кирпич, свалившийся на голову как бы случайно. Однако высота личности Александра Сергеевича не подлежит сомнению, она сказывается не только в том, что он написал, не только в его твердости духа на смертном одре, но и в интуитивном знании тайных законов этого мира, в постижении механизмов судьбы, которую он пытался преодолеть и изменить по собственному усмотрению.
АэС
30.05 2020