От встречи к встрече каждый из нас с затаенной радостью находил в другом нечто ожидаемое, душевно-насущное, без чего жизнь была бы тусклой и пустопорожней.
Для неё, такой молоденькой, происходящее было впервые и внови. После она признавалась, что всё казалось ей долгожданным соитием девичьих грёз и ожиданий. Да вот сам-то я, отягощенный немалыми утратами, соленым опытом и невыплаченными по жизни долгами, не был горазд, как десять лет назад, возноситься к радужным высям. Но от ныне именно с ней, Катеринкой, была связана моя ожившая надежда. Потому я готов был дышать на неё и оберегать от возможных каверз и стесненных обстоятельств. Ради этого я перебрался к Алексею и Марийке, где для меня нашлось местечко. По-прежнему, продолжал видеться с доченькой и, как мог, всячески, о ней заботился.
Дом у Гришуткиных был новоотстроенный и свободно вмешал благожелательных хозяев с их малолетнем потомством: Олежкой, Виталиком и малюткой Оксаночкой. И что знатно, он отстоял всего на три остановки от терема на улице Липецкой, где проживала моя отрада. Хозяева выделили мне комнату, где размещалась библиотека, довольно солидная и содержательная по тому времени. От одного вида книжных полок у меня глаза разбежались. Помимо 4- х томника Карамзина, обширной подборки русской и европейской классики, среди «раритетов» я обнаружил два десятка разрозненных томов дореволюционной энциклопедии Брокгауза и Эфрона.
Возвращаясь к концу дня с работы, ожидающе предчувствовал, что Катюша сразу после занятий непременно появится на пороге моего нового пристанища. Малышня была от неё без ума, а 30-летний постоялец с нетерпением ждал минуты, когда в прихожей раздастся напевно-знакомый голос. Марийка, загодя покормив младшеньких, приглашала пройти в столовую, где ожидало чаепитие с вареньем, орешками, халвой и неизменными варениками с творогом. О чем только не говорилось за столом!.. Согревшаяся чаем и разрумянившаяся, студентка увлеченно перечисляла имена полюбившихся преподавателей и достоинства их лекций. Марийка в то время заочно училась в Алма-Ате на инязе, - ей так же было чем поделиться. Но надо отдать должное сёстрам-говоруньям, за то, что они позволяли и нам с Алексеем вставить свое слово.
Разговоры разговорами, но под конец мне уже не терпелось уединиться с моей Катериной в уютном книжном уголке с креслами и большущей настольной лампой под матерчатым бардовым абажуром. Перейдя туда, я замечал, что как-то само собой менялись и темы, и интонации наших голосов – верный знак сердечного расположения. По всему чувствовалось, что Катю искренне занимают мои ностальгические экскурсы в прошлое. Она узнавала о детстве, что безмятежно протекало на дедушкином пчельнике, среди леса, об их с бабушкой избушке, которая стояла поодаль близ чистейшего болота с камышами и ивняком по бережкам. С чувством самоиронии я делился подростковыми пробами в стихоплетстве и сознавался ей в дерзких дурачествах со сверстниками во время учебы в Моршанске. Вместе со мной она сочувствующе прослеживала событийные моменты моего дерзновенного противостояния существующей власти. Ну, и конечно же, её ушей не миновала история нашей драматической любви с Ритой. Видно было, как менялось выражение её личика, я замечал, когда украдкой, она смахивала слёзки, и все более удостоверялся, что ей близка и понятна выстраданная сокровенность мною пережитого. Расспрашивая меня, она с наивным чистосердечием приоткрывала свой сокровенный мирок, засвеченный думами и переживаниями поразительно схожими с моими собственными.
Ближе к полуночи шел провожать её до остановки, но случалось за отсутствием автобуса мы вышагивали по пустому шоссе, не переставая откровенничать и балагурить.
Неизменно вспоминаю, как все вместе отмечали Катин день рождения. 26 ноября в доме Гришуткиных хлопотливо готовились к чествованию именинницы. В тот вечер, сразу по приходу, от неё невозможно было оторвать глаз! Сияющая, в вязанной шапочке, в цигейковой шубке и высоких сапогах, она имела вид милой московской курсистки. Не доставало только меховой муфты для ее озябших ручек. Оно и понятно, Катюше исполнилось всего-то двадцать лет!.. Про застольные угощения говорить не пристало – Марийка для сестрицы ничего не пожалела. Про свой-то подарок я помню, а чем пожаловали её супруги Гришуткины, - как-то призабылось. Среди поздравлений, явно ненадуманных, от сердца, семилетний Олежка прочел презабавные стишки, накануне сложенные его мамочкой. От меня, тайного и явного обожателя Катерины-красы, ей был преподнесен цветной объемный альбом «Кижи». Дар этот, по моему замыслу, выражал единую для нас с ней влюбленность в узорочье и красоту русского Севера.
Вышло так, что именно этот альбом положил начало нашей будущей семейной библиотеки. Ныне он дорог нам как памятная и бесценная реликвия. Дарственную надпись на его титульной странице привожу слово в слово: «Катеринке, в день двадцать шестый, удивительно солнечной последней седмицы ноября! С пожеланием света душевного и всецелой преданности Господу Нашему Иисусу Христу! Верится, что придет день, и мы, вместе, своими глазами, увидим это диво дивное, воздвигнутое руками и верою наших боголюбивых предков. Твой Олег».
Остается лишь дополнить, что в 1979 году, после безуспешной попытки поступить в Питерскую семинарию, четыре месяца, с сентября по декабрь, я провел в Архангельске. Там, при епископе Исидоре, исполнял послушание иподьякона и ожидал рукоположение в священный сан. По всем видам, мне предстояло стать батюшкой, а благоверной моей Катерине - матушкой. Но времена были аховые и задумка не удалась… Однако, в утешение мне была дарована редкостная возможность! Сопровождая архиерея в поездках по огроменной епархии, от Мурманска до Сыктывкара - подивиться всласть, до замирания сердца, на природные и церковно-архитектурные красоты Северного края!..
Одно досадно, при этом рядом не было моей ненаглядной Катеринки…