из повести «ЦУГЦВАНГ ОБЕР-ЛЕЙТЕНАНТА БРУНО-ТЕВСА» ISBN 978-5-4491-1165-4 Д21 УДК 821.161.1 ББК 84(4Рос=Рус)6-44 М.: Де’Либри, 2021. — 136 с.
романа-трилогии «В КРУГЕ КУНДУЗСКОМ» ISBN 978-5-4491-0575-2 Д21 УДК 82-311.6 ББК 84(4Рос=Рус)6-44 М.: Де’Либри, 2020. — 406 с.
РЕПОРТЁР «DER SPIEGEL» ОТТО ГРИНБЕРГ
В город Кундуз прибыл собственный корреспондент германского журнала Der Spiegel Отто Гринберг. Это был интеллигентный, хорошо образованный и видалый журналист со стажем. Он был среднего роста со светлокожим лицом и чёрными волнистыми волосами. Его высокий лоб, с горбинкой нос и большие чёрные глаза явствовали о греческих или еврейских корнях. Несмотря на свой сорокалетний возраст, по причине постоянных и длительных командировок, Отто был холост. При этом следил за собой, был подтянут, регулярно гладко побрит и со вкусом одет. В обязанности его службы входила отправка в издательство в Гамбурге материалов о событиях, происходивших на северо-востоке Афганистана. Наряду с этой задачей ему было поручено собрать интервью к развёрнутой статье, в связи с предстоявшей 20-ти летней годовщиной вывода Советских войск из Афганистана.
В поисках материала для статьи, он объезжал десятки населённых пунктов северо-восточной части страны, находившихся в зоне боевых действий советского контингента на удалении свыше ста километров от Кундуза — в уездах провинций Балх, Саманган, Сари-пуль, Тахар, Кундуз, Баглан, Бадахшан, встречаясь с участниками тех давних драматических событий — полевыми командирами и рядовыми моджахедами уже ушедшими на покой или продолжавшими воевать против ISAF.
Так, 2 сентября 2009 года, в одной из местных командировок в уезд Хост-Ва-Ференг в горах на северо-востоке провинции Баглан, Отто познакомился с бывшим моджахедом по имени Исматулла, воевавшим в отряде полевого командира Мохаммада Марзбона, больше известного по прозвищу Кази Кабир — сподвижника Ахмад Шаха Масуда по партии «Исламское общество Афганистана» в провинции Тахар. Исматулла поведал Отто историю одного драматического боя в июне 1986-го года с советскими десантными группами, понёсшими существенные потери в горном массиве Мугулан, Чольбахир и Тали Гобанг. В завершении своего повествования, Исматулла передал Отто записную книжку и две находившиеся в ней фотографии, принадлежавшие советскому солдату, найденные им под валунами — на месте, где шурави складывали своих убитых и раненных.
ОБЕД в ЧАЙХАНЕ ЯКУБ-ХАНА
4 сентября Отто вернулся из поездки в Хост-Ва-Ференг сильно проголодавшимся и решил пойти пообедать в чайхану на знаменитом Кундузском кругу — центральной площади города с множеством лавок и дуканов, закусочных, пунктов сервиса и быта. Чайхана, где он снимал номер, находилась в двух шагах от гостиницы «Спинзар», принадлежавшей одноимённой текстильной компании, основанной в Кундузе в середине 1920-х годов Шер-Ханом Наширом. За две недели пребывания в Кундузе, он уже успел стать её постоянным гостем. Хозяином заведение являлся Якуб—хан — бывший моджахед пуштун-гильзай сорока пяти годов, в чёрной чалме и с чёрным кожаным овалом на правом глазу, которого лишился в ходе боёв за Кундуз в августе 1988-го года. В годы Афганской войны 1979–1989 Якуб-хан командовал небольшим отрядом в группировке Шамсуддина из Исламской партии Афганистана, больше известным по прозвищу доктор Шамс. Чайхану Якуб-хан получил в дар от Шамса за преданность и храбрость.
Несмотря на многие годы участия в боях, Якуб-хан был доброхотом и радушно привечал Отто на входе в чайхану, снискав ответное расположение немца. Вот и на сей раз, увидев Отто, Якуб-хан расплылся в улыбке и истово приложил ладонь к сердцу. Отто, громко поздоровался с ним и сидевшими у входа посетителями традиционным «АсСаламу Алейкум» и, на ходу сделав заказ, проследовал вглубь зала. Его излюбленным местом был угловой топчан, расположенный под охлаждавшим кондиционером. Он разулся и, забравшись на застеленную кошмой тахту, вытянул ноги. В тот день Отто здорово устал. Он огляделся в тесном продолговатом пространстве зала и увидел, как с потолка, медленно вращая лопастями, гнали потоки воздуха три вентилятора. На топчанах, мирно беседуя, снедали и пили чай люди в афганских национальных одеждах и традиционных головных уборах. За всей этой мирской суетой с большого портрета на стене взирал присный им улыбавшийся Ахмад Шах Масуд.
Гостей обслуживал сын Якуб-хана — Залмай. Зримо, это был спорый смуглый юноша лет тринадцати, с расшитой кандахари (пуштунской тюбетейкой с куполообразным разрезом спереди) на чёрных волнистых волосах, одетый в узорчатый жилет поверх традиционной афганской рубахи перухан. Он не заставил Отто долго ждать и сразу принёс весь заказ, только что снятый с мангала и продолжавший шкварчить шашлык из бараньих рёбрышек с прослойками курдючного сала с лёгким запахом дымка, горячую тандырную лепёшку и чайник зелёного чая. «Да, — думал Отто, отдыхая на широком топчане от не смолкавшего уличного гвалта, созерцая на сутолоку средневековых лиц в традиционных одеждах, бойкий базарный торг, ишачий и конный извоз, брички, повозки и прибывший издалёка караван двугорбых верблюдов-великанов, навьюченных огромными тюками товара, — время здесь остановило свой ход, ещё со времён владычества Мохаммада Мурад-бека 1815-1842 из рода Катаган — правителя Кундузского ханства 1800-1859». Отто завершил трапезу и, прислонив затылок к стене, закрыл от усталости глаза. Сквозь дрёму, он слышал мерный скрип лопастей вентиляторов, звон посуды, стук костей и шарканье шашек «шеш-беш», разноязычный гомон собеседников и душевную песню «Khuda Bowad Yarat» культового афганского певца Ахмада Захира, доносившуюся из аудиоколонки.
В ЭТО ЖЕ ВРЕМЯ. КУНДУЗ ЦБУ TF-47, 5 сентября 2009 года. После обнаружения угнанных германских наливников и получения аэрофотоснимков с места их расположения, оберст Георг Юнг принял решение нанести по ним удар авиацией ISAF. В результате налёта истребителей-бомбардировщиков F-15ES, по разным оценкам, погибло от ста до ста шестидесяти скопившихся у техники гражданских лиц, в числе которых были женщины и дети.
«АВИАУДАР ISAF в УМАР-ХЕЙЛЕ»
Дрёму Отто прервал громкий шум низко пролетевших реактивных самолётов и упавших неподалёку тяжёлых бомб, сотрясших землю. Через пять минут послышался вой сирен десятка карет «Скорой помощи», мчавшихся по центральной улице мимо чайханы на высокой скорости. Всполошённый Якуб-хан вышел на улицу, проводил их взглядом и, зайдя обратно в чайхану, настроил радиоприёмник на новостную волну. Он прибавил звук и вслушался в текст экстренного выпуска. В течение нескольких секунд, он заметно поменялся в лице и побледнел.
Отто почувствовал его кручень и спросил:
— Что произошло?!
— Сообщили, что самолёты ISAF нанесли авиаудар в окрестностях кишлака Умар-хейль в уезде Чахар-дара, приведший к большому числу жертв мирного населения, — поделился Якуб-хан.
— Как далеко расположен Умар-хейль?! — напористо спросил Отто.
— Это рядом! — ответил Якуб-хан. — на границе с уездом Алиабад. От Кундуза нужно ехать два километра на юг, затем повернуть на запад и проехать приблизительно столько же.
Отто оставил деньги за еду и спешно покинул заведение. Он взял на кундузском кругу такси и вскорости прибыл на место авиаудара. К тому времени территория была уже оцеплена полицейскими и служащими афганских сил содействия ISAF. Взору предстали перевёрнутые сгоревшие грузовики с цистернами и разбросанные на сотни метров фрагменты человеческих тел. Отто сделал несколько снимков, но поговорить с кем-либо из очевидцев не сумел. Он решил приехать на место на следующий день, чтобы проникнуть в глубь кишлака Умар-хейль и расспросить о происшествии местное население.
Отто вернулся в гостиницу и узнал из новостных программ телевидения ФРГ, что в результате ударов натовской авиации в уезде Чахар-дара провинции Кундуз погибло более ста мирных афганцев. В ISAF же заявили, что семьдесят из них были талибы и всего лишь тридцать гражданское население — женщины и дети. Это количество существенно расходилось с данными афганских и международных правозащитных организаций.
«ПОХИЩЕНИЕ ОТТО ГРИНБЕРГА и СУЛТАНА МУХАДИ»
Рано утром Отто вызвал в гостиницу Султана Мухади, переводчика, сопровождавшего его во всех поездках по провинциям, и, сев с ним в такси, направился к месту вчерашней трагедии, в Умар-хейль. Скоро добравшись до места, перед тем, как выйти из автомобиля, Отто дал водителю наказ:
— Если к 20.00 мы из кишлака не выйдем, сообщите об этом администрации гостиницы «Спинзар».
Затем Гринберг и Мухади вышли из машины и скрылись в глубине кишлака. Успевший хорошо примелькаться талибам в кишлаках провинций Катагана Отто смог собрать в Умар-хейле несколько интервью у местных жителей. Однако талибы, не имевшие ничего против него лично из-за мирной журналистской деятельности, но жаждавшие возмездия к ISAF и Бундесверу за трагедию в Чахар-даре, схватили его вместе с переводчиком Мухади, и об их местонахождении некоторое время никто не знал. Таксист, не дождавшись выхода из кишлака Гринберга и Мухади, как его и наставляли, сообщил о случившемся по приезду в «Спинзар».
В кишлак Халазай спецназ нагрянул внезапно и действовал молниеносно. Тевс и его группа выбивали ногами и оружейными прикладами двери, врывались в помещения глинобитных строений, открывали огонь по талибам, стараясь в суете не зацепить заложников, но получили яростный отпор. Заложники метнулись в сторону и забились в углы, пытаясь укрыться от перекрёстного огня. Бой длился менее десяти минут, когда стрельба прекратилась, Тевс приказал подчинённым уточнить потери. А сам, достав из нагрудного кармана фотографию, начал искать среди убитых талибов лидера Шамсуддина, но его там не оказалось.
— Ушёл! — с досадой прошипел Бруно.
После уточнения потерь, он вышел на связь с Юнгом:
— Господин оберст, завершили! У меня один убитый и трое раненых, с различной степенью. Один из них корреспондент Der Spiegel… — будь он не ладен!
Повисла пауза.
— Что с Шамсуддином?! — безмятежно спросил Юнг.
— Среди погибших его нет. Но из периметра никто не вышел. Не пойму, как мы его упустили! — досадовал Бруно.
В эфире вновь повисла тишина. Было заметно, что итог операции огорчил Юнга.
— Плохо! — вернулся к разговору Юнг. — О’кей, по возвращению на базу — разбор полётов. Теперь по эвакуации нашего погибшего и раненых — их в вертолёт и в Мазари-Шариф, а корреспондента DerSpiegel грузите на бронетранспортёр и везите в Кундуз в гражданский госпиталь MSF «Врачи без границ» — нечего ему в нашем военном госпитале делать, он и так нам операцию сломал.
Пока Тевс докладывал командованию об итогах операции, к месту её проведения стянулись пять бронетранспортёров ATF DINGO-2. Медики спецназа TF-47 сразу же сделали Отто Гринбергу обезболивающий укол, а прошитое пулей бедро затянули жгутом и перевязали. В докладе обер-лейтенанта Бруно Тевсаоберсту Юнгу о потерях в операции «Джокер» не прозвучало имя переводчика-афганца Султана Мухади, получившего в перестрелке пулю в голову и скончавшегося на месте. Визит в кишлак Умар-хейль за интервью стоил ему жизни. Вину за его гибель Отто Гринберг возлагал исключительно на себя.
Дождавшись эвакуации погибшего и двух раненных бойцов вертолётом в Мазари-Шариф, Бруно приказал двум спецназовцам из его группы погрузить Отто Гринберга в бронетранспортёр и вместе с ним отправиться сопроводить в госпиталь MSF в Кундуз. Он сел на переднее сидение сбочь водителю, а Гринберг и два спецназовца на заднее. Некоторое время в пути, уставившись стеклянным взглядом вперёд, неистовавший Бруно ехал молча, но при въезде в Кундуз, резко повернулся и обрушился на Отто Гринберга с зычной бранью:
— Вы чего сюда припёрлись?! Чего вам дома не сиделось?! Вы нам операцию сорвали! Бойца из-за вас потеряли, двух ещё ранило, Шамсуддина упустили!
Бледный от болевого шока, потери крови и действия анальгетика Отто Гринберг решительно ответил:
— Вы делаете свою работу, а я свою!
Получив твёрдый ответ, Бруно подостыл.
ГОСПИТАЛЬ MSF «ВРАЧИ без ГРАНИЦ»
Бронетранспортёр ATF-DINGO-2 с раненным Отто Гринбергом юрко заехал во двор госпиталя MSF «Врачи без границ». Сопровождавшие спецназовцы помогли ему слезть и, уложив на носилки, занесли в приёмный покой. Вслед за ними вошёл и Бруно.
— Да! — подумал он. — После кундузского зноя здесь настоящий рай — белоснежные стены, прохлада от кондиционеров, персонал в глаженых одеждах и аппетитный запах из столовой. Вот он островок цивилизованной Европы в средневековой стране!
В приёмном покое была суматоха, врачи прибегали, потом опять убегали — до раненого Гринберга, казалось, никому не было дела. Бруно сильно нервничал и искал глазами, кому бы его поскорее передать. Заметив, что самочувствие корреспондента ухудшается, Бруно стал отвлекать житейскими вопросами.
— В Германии, где живёте? — спросил он уже подобрев.
— В Мюнхене, — ответил Отто, опустив шквал обвинений.
— Здорово! И я с юга — с Фрайбурга! — поделился Бруно.
— А в Афганистане что делаете? — спросил Бруно.
— В данный момент собираю интервью для статьи, посвящённой 20-летию вывода Советских войск из Афганистана.
— К юбилею вывода Советских войск?! — переспросил Бруно, выдав свой интерес к данной теме, — О’кей! Но Советские войска ушли двадцать лет назад и, как это связано с событиями в Умар-хейле? Туда-то вас, каким ветром занесло?!
— Я журналист! Моё место там, где происходят события, — невозмутимо ответил Отто.
Заметив, что Бруно оттаял, Отто рискнул спросить:
— Обер-лейтенант, простите за бестактность, могу ли я вас попросить об одном деле?
— Надеюсь, что это не написать за вас статью?! — пошутил Бруно. — При всём моём желании быть вам полезным, надо помнить, что я военнослужащий группировки ISAF и у меня куча обязанностей, как-то, вверенное подразделение и требовательное начальство.
— Просьба проста, — нужно заехать в гостиницу «Спинзар», где я снимаю номер, и забрать оттуда мою большую дорожную сумку. В ней вся моя поклажа: одежда и сменное бельё, — объяснил её суть Отто, — номер оплачен до конца месяца, поэтому проблем с доступом не будет. И вот ещё что: в верхней шуфлядке прикроватной тумбочки лежит старая, потрёпанная записная книжка. Положите, пожалуйста, её в сумку.
«ЗАПИСНАЯ КНИЖКА и СТАРЫЕ ФОТО»
Через день, как и обещал Отто Гринбергу, Бруно заехал в гостиницу «Спинзар». Администратор, был уже предупреждён. Бруно поднялся в номер, достал из шкафа большую дорожную сумку, положил её на кровать и подошёл к тумбочке за записной книжкой. Потянув за ручку шуфлядки, он достал старую в коричневом кожаном переплёте с потрёпанными краями записную книжку и небрежно бросил вовнутрь сумки. Из упавшей поверх вещей записной книжки, выступили края двух пожелтевших фотографий с потёками высохшей крови. Бруно заметил в этих клочках фото, что-то сильно знакомое, родное.
Он раскрыл записную книжку и увидел на одном из снимков свою молоденькую маму в девичестве — Розу Шмидт, на другом — стоявших в обнимку шестерых советских солдат. С левого края, улыбаясь, смотрел погибший в Афганистане отец — Константин Тевс. Копия этого коллективного фото стояла в рамке на серванте в гостиной во Фрайбурге. Константин прислал этот снимок в письме домой — в Джамбул в начале 1985 года, в первый месяц пребывания в Афганистане. В углу на обратной стороне фото наискосок было написано: «Моей любимой жене Розе и нашему сыну, которого мы назовём Бруно, от Папы. Кундуз. Афганистан, февраль 1985 года».
Бруно был изумлён. Не помня себя, он помчал в госпиталь к Отто Гринбергу, чтобы расспросить его, откуда взялись записная книжка и фотографии. Когда он вбежал в палату, Отто лежал на кровати и мирно обедал. Бруно забрал из его рук тарелку с супом и, достав из кармана фотографии, произнёс: «Откуда?!»
Отто возмутился:
— Известно ли вам, господин обер-лейтенант, что рыться в чужих вещах неприлично?! — Но, скоро поняв, что исступлённость Бруно связана с фотографиями из записной книжки, очевидно имевшими к нему прямое отношение, чистосердечно ответил: — От моджахедов!
— Собирайтесь! Поедем... и покажете того, кто вам это передал, — самоуправствовал Бруно.
— Во-первых, сейчас это невозможно, — спокойно ответил Отто, — поскольку я не могу ходить. Во-вторых, свои источники я никогда не раскрываю, это профессиональная этика! — объяснил он.
Речь Бруно, на высоких тонах напугала, лежавших на соседних койках трёх гражданских афганцев и медперсонал. Спустя минуту, в палату вошли дежурная медсестра и врач Ахмадзай.
— Что происходит? — твёрдым голосом спросила Ахмадзай.
Бруно, поняв, что ситуация вышла из-под контроля и её необходимо срочно нормализовать, успокоил:
— Всё в порядке, фрау, мы уточняли служебные вопросы.
— Это не военный госпиталь, где могут проводить служебные расследования. Прошу вас сейчас же покинуть палату! — потребовала Ахмадзай, притязательно указав рукой на выход.
Бруно понял, что обстановка накалена и лучше уйти:
— Хорошо, я уйду.
С этими словами он вышел из палаты и направился к выходу.
Отто связал эмоции Бруно с вескими причинами и, оперевшись на костыли, поспешил его остановить. Выступив за пределы палаты, он крикнул вслед достигшему конца длинного коридора, Бруно:
— Подождите!
Бруно остановился. Они вместе вышли в госпитальный сад, сели на скамейку и разговорились.
— Это вещи моего погибшего отца, — с горечью поведал Бруно, глаза его наполнились влагой.
— Так ваш отец был советским солдатом и погиб в Хост-Ва-Ференге?! — потрясся Отто.
— Да! — ответил Бруно. — После его гибели, мы с мамой переехали в Германию.
— Вон оно что! — постиг Отто с эмпатией и тут же сердечно посулил. — Обещаю вам! Как только я переду на трость, мы непременно поедем с вами в кишлак в Хост-Ва-Ференге к тому моджахеду, который передал мне эти фото и записную книжку. А теперь, в рамках моего обещания у меня к вам две просьбы. Первая — нужно заехать к брату погибшего переводчика Султана Мухади, Яхъе, и передать его семье от меня деньги, а заодно и предложить ему поработать в качестве переводчика на время нашей поездки в Хост-Ва-Ференг в горы. Вторая — настоятельно прошу в поездку переодеться из военной формы в гражданскую. А ещё лучше в традиционную афганскую одежду. Мой личный опыт после недавней трагедии в Умар-хейле показал, что не стоит вызывать у талибов и простых афганцев злобу.
Они вернулись в палату, Отто объяснил, где можно будет отыскать брата погибшего переводчика Яхъю Мухади и, достав из дорожной сумки запечатанный конверт с деньгами, передал Бруно.
«ПОЕЗДКА в ХОСТ-ВА-ФЕРЕНГ»
Рана Отто начала заживать, и он уже мог передвигаться, опираясь на трость. Исполняя данное Бруно обещание, в условленный день, едва забрезжил рассвет, они взяли такси и, заехав за переводчиком Яхъёй Мухади, направились на восток из Кундуза в Талукан. Оттуда повернули на юг в горный район уезда Хост-Ва-Ференг. Без труда, отыскав в одном из глинобитных жилищ кишлака Яхчан-Хурд, Исматуллу — невысокого роста, сухощавого с побритой головой, рыжебородого таджика, зримо лет 45-ти, Отто представил ему Бруно, как сына одного из шурави, погибших в бою, о котором он ему поведал.
«АВИАУДАР ПО МЕДРЕСЕ в КИШЛАКЕ ДАФТАНИ»
Излечение Отто Гринберга шло своим чередом. На предложение руководства DER SPIEGEL вернуться в Германию он ответил отказом. Несмотря на ограниченность в передвижении, он активно работал из госпиталя — назначал в его внутреннем саду встречи и накоротке выезжал за пределы. Вот и сейчас в ожидании Яхъи Мухади, Отто заблаговременно вышел в сад подышать свежим осенним воздухом. Солнце уже не так припекало, но было тепло. «Осень в Кундузе прекрасное время», — думал Отто. Мысли его прервал телефонный звонок из Гамбурга.
В издательстве интересовались состоянием его здоровья и ходом лечения. Едва Отто завершил разговор, как вдруг послышался громкий звук и над землёй низко пролетели два ударных вертолёта с изображением национального флага Афганистана. Вслед за этим вскоре донёсся грохот тяжёлых разрывов. Скорым хромающим шагом, опираясь на трость, Отто проследовал в середину госпитального коридора, где находился стол дежурной медсестры, чтобы справиться о случившемся. Никто ещё ничего не знал, но предчувствия были нерадужные. Первым, что пришло в голову Отто, была аналогия трагедии в Умар-хейле. Спустя несколько минут, набатно зазвонили телефоны, и начался переполох.
По госпитальному коридору к выходу побежал медперсонал, который грузился в кареты «Скорой помощи» и, включив зычные сирены, спешно выехал на вызов. Спросить о случившемся по-прежнему было не у кого. Оставалось ждать официальных новостей. В скором времени в местных теленовостях сообщили, что около 11.00 часов утра афганская военная авиация при поддержке сил ISAF нанесла авиаудар по кишлаку Дафтани уезда Дашти-е-Арчи, северо-восточнее города Кундуз. Сообщалось также, что в момент авиаудара в медресе Дафтани проводились празднества по случаю итогов конкурса чтецов Корана — хафизов среди детей от шести до тринадцати лет. В торжественной обстановке им вручали дипломы и подарки. Отто стал торопко думать, как же ему попасть на место трагедии и взять интервью у местных — очевидцев и пострадавших от авиаудара. «Рассчитывать на правдивость сведений от глашатаев из ISAF и афганских официальных источников, бессмысленно, — думал Отто, — особенно если учесть, что уезд Дашти-е-Арчи целиком подконтролен талибам. Единственно верным решением, — полагал Бруно, — остаётся войти с ними в контакт». Внезапно его осенило, он изнавись вспомнил, одноглазого Якуб-хана — владельца чайханы на Кундузском кругу, который в 1980-е годы командовал одним из отрядов в группировке Шамсуддина. «Это должно быть самый верный ход!»— допустил Отто, решив через него установить связь с талибами и получить их санкции на журналистское расследование. В этот момент к госпиталю подъехал Яхъя Мухади и они тотчас направились в чайхану Якуб-хана.
— Поймите меня правильно, — искренничал Якуб-хан, — во многом я осуждаю политику и действия движения талибан и не во всём согласен с самим достопочтенным Шамсуддином, оттого держусь от них подальше. Рекомендовал бы вам также учесть, — напомнил Якуб-хан, — что при освобождении заложников в кишлаке Халазай, в числе которых были и вы господин Отто — погибли люди Шамсуддина. А сам он, важно отметить, чудом уцелел. Поэтому вряд ли они будут рады видеть вас живым.
— А вы объясните им, что я журналист, — учил Отто, — и моя работа — это сбор подлинного материала. Я прошу их лишь допустить меня к автохтонному населению Дафтани, к потерпевшим, лишившимся своих детей, — упрашивал он.
— Хорошо. Я буду пытаться, — посулил Якуб-хан. Однако по выражению его лица слабо верилось в перспективу сией затеи.
Отто же дал себе установку, не покидать чайхану, пока не получит контакта с талибами. Пока Якуб-хан договаривался о встрече с кем-то по телефону, он прошёл с Яхъёй Мухади вглубь чайханы и, заняв привычный топчан, сделал заказ. Назирком наблюдая за оставшимся у входа Якуб-ханом и заходившими в чайхану посетителями, Отто и Яхъя неспешно снедали бараний кебаб, лепёшку и пили чай.
Внедолге к чайхане Якуб-хана подошёл седобородый мужчина лет пятидесяти в синем перухане и светлой чалме. Якуб-хан подвёл его к топчану, где сидели Отто и Яхъя и, указав ладонью на гостя, негромко промолвил: «Это тот, кто вам нужен». Отто и Яхъя учтиво сошли с топчана и пригласили гостя присесть. Якуб-хан заказал для пришедшего гостя чайник чая и вернулся на вход. Гость молча разулся и взобрался на топчан, усевшись в угол.
— Я корреспондент германского журнала Der Spiegel Отто Гринберг, — представился он гостю, — а это мой переводчик Яхъя Мухади. Его брат Султан Мухади был одним из заложников в кишлаке Халазай. Он погиб при освобождении.
Яхъя перевёл слова Отто доподлинно и без запинок. Гость кивнул головой и, истово положив ладонь к сердцу, высказал Яхъе на дари своё соболезнование, после чего представился:
— Я Халфутдин. Что вы хотите? — спросил он сухо.
— Я прошу допустить меня в кишлак Дафтани, чтобы я смог взять интервью у местных жителей, а если удастся, то и у семей погибших, — выразил устремление Отто.
— Хорошо! Мы проведём вас в Дафтани и даже готовы обеспечить вашу безопасность, — допустил Халфутдин, — взамен мы должны получить правдивое освещение этого бесчинства, без искажений. Ровно так, как это есть.
— Я обещаю вам снять репортаж на фото— и видеокамеры и передать его в редакцию вместе с письменным материалом, сильно осложнив этим попытку фальсификации, — посулил Отто.
На этом и условились. Халфутдин безотложно назначил место и время встречи на южной окраине кишлака Дафтани в 6.00. Покидая чайхану, приободрившийся Отто тепло поблагодарил Якуб-хана за организацию встречи и, податно хлопнув в рукопожатии, оставил в его ладони несколько сотен евро. Засим он сел в вызванное Залмаем такси и направился в госпиталь MSF. Ко времени прибытия Отто в MSF, его внутренний двор был заполнен каретами «Скорой помощи» и более чем сотней афганцев. Слышались мужской гомон и женские рыдания. Госпиталь MSF «Врачи без границ» и два других госпиталя Кундуза были заполнены детьми из Дафтани. С тугой дождавшись наступления утра, удручённый массовой трагедией Отто и Яхъя Мухади в условленный час на такси подъехали к южной окраине Дафтани. Халфутдин был уже на месте. Он бесстрастно поздоровался и, пронзительно поглядев Отто в очи, спросил:
— Вы подтверждаете выполнение наших требований?!
— Я подтверждаю! — убеждённо ответил Отто и Халфутдин повёл их с Яхъёй по узким улочкам Дафтани. Пройдя вмале, они подошли к зданию старой мечети. Её фасад был изрешечён тысячью осколков от бомб. Вскрай виделись покосившийся каркас возведённого по случаю празднеств шатра, сорванная взрывом крыша и оставленные после трагедии минувшего дня кучи пар детской обуви. Отто достал из сумки камеру и, установив на экране текущее время, начал всё снимать. Место, где во время торжеств находились дети, обильно было залито кровью. Кругом были разбросаны отрывки тканей одежды и мелкие фрагменты человеческих тел. Отто плавно вёл камерой, стараясь ничего не упустить. К этому времени у мечети уже собрался большой кагал мужчин, которые пылко обсуждали вчерашнюю трагедию. Халфутдин подвёл к ним Отто и Яхъю и перед тем, как позволить собирать интервью, прикрыл своё лицо отрезком чалмы, оставив лишь очи и произнёс на камеру проникновенную речь:
— Продажные правительственные чиновники заявили, что силы ВВС Афганистана нанесли по кишлаку Дафтани провинции Кундуз точечный авиаудар, уничтожив учебный центр талибан и тридцать его боевиков, в числе которых якобы были прибывший из Кветтской Шуры лидер талибана мулла Берьяни и девять полевых командиров. Было также отмечено, что никто из гражданских лиц при авиаударе не пострадал. Вы сами убедитесь, что это было массовое убийство детей.
Послед Халфутдину выступил житель Дафтани — долговязый Мохаммад Ишан, одетый в коричневый перухан и бежевый паколь:
— Когда в небе появились вертолёты, дети испугались и стали кричать: «Они сбросят на нас бомбы! Они сбросят на нас бомбы!», а взрослые их успокаивали: «Этого не произойдёт! Не бойтесь!» Однако это случилось! — эмоционально рассказывал Мохаммад Ишан, утирая слезы рукавами своего перухана. — На церемонии присутствовало более двух сот детей. Им было лет по одиннадцать, двенадцать, были и чуть постарше. Благодаря тому, что я стоял чуть поодаль, мне чудом удалось выжить.
После Мохаммада Ишана, с дрожью в голосе и скорбью в глазах, выступил живущий подле медресе костистый дехканин по имени Хаджи Гулям, державший за уздечку серого ишака с фашинами: «Они не щадят ни нас, ни наших детей! О Аллах, за что нам эти беды?!»
Взяв ещё несколько интервью на месте падения бомб, Халфутдин повёл Отто и Яхъю дальше по узким улочкам мимо жилищ кишлака Дафтани. Из каждого двора доносились женские стенания и плач. Родители и близкие прощались с погибшими детьми перед их выносом на кладбище. Заходя во дворы, во избежание суда Линча, Халфутдин поднимал руку, давая понять жителям Дафтани, что кафиры Отто и Яхъя — это его люди. Отто был безмятежен и продолжал снимать на камеру всё, что перед ним представало.
— Моему сыну было всего тринадцать лет! — произнёс сидевший у тела своего сына Абдул Халид, кузнец кишлака Дафтани, вытерев растрескавшимися скрюченными пальцами слёзы с глаз. — Он выучил Коран наизусть и его пригласили на церемонию награждения чтецов-хафизов. В тот день он был празднично одет и особенно счастлив.
— Два моих сына выучили Коран наизусть. Наконец настал долгожданный день их награждения дипломами и участия в церемонии повязывания чалмы, — поведала о своём несчастье облачённая в бордовую паранджу мать двух погибших братьев, — они так этого желали. Накануне они принесли домой два цветочных венка, которые я должна была надеть на них по возвращении с торжеств. Я вышла встречать их на улицу, держа в руках приготовленные ими венки, а их всё не было. Внезапно в небе низко пролетели два вертолёта, и я услышала четыре громких взрыва, а после них крики. Спустя немного времени, их отец возвращался, неся на своих плечах тела двух наших сыновей. Зайдя в дом, он сказал мне: «Наши сыновья выучили книгу Всевышнего наизусть и сразу отправились к нему на встречу».
Халфутдин вновь прикрыл лицо отрезком чалмы и выступил на камеру:
— Среди погибших при авиаударе в Дафтани погиб сто один ребёнок, ранено более ста. Тридцать семь детей будут сегодня похоронены в Дафтани. Тела детей из других кишлаков уже забрали их родители для погребения в других местах. Обращаю внимание всех! — он поднял вверх указательный палец. — Среди погибших и раненых при авиаударе в Дафтани не было ни одного боевика движения талибан, а только мирные жители.
Миссию в Дафтани Отто и Яхъя Мухади выполнили. Они возвращались подавленными и опустошёнными. Вместе с тем, Отто испытывал чувство глубокого удовлетворения, оттого что смог выполнить свою работу. Его одолевали два вопроса: от кого поступили данные о наличии в Дафтани лидеров талибан?! И кто отдал приказ на нанесение авиаудара афганским ВВС?!
НЕДЕЛЮ СПУСТЯ, ШТАБ TF-47
В кабинете оберста Георга Юнга зазвонил телефон. На обратной линии связи был город Кальв (ФРГ) оперативный штаб KSK, бригадный генерал Маркус Нойманн.
— Здравствуйте, господин бригадный генерал, — опередил приветствие с той стороны оберст Юнг.
— Здравствуйте, оберст! — поздоровался Нойманн и задал вопрос: — Скажите, кто из германских журналистов в данный момент у вас там околачивается? Отто Крюгер из "Der Spiegel", есть?!
— Отто Гринберг! — поправил Юнг, предвкушая проблему.
— Это его мы из плена вызволяли?! — спросил Нойманн.
— Так точно, господин бригадный генерал, его! — подтвердил Юнг.
— Его статья в Der Spiegel об авиаударе в Дафтани, наделала много шума. В Бундестаге, ISAF, Пентагоне, Бундесвере — все сильно нервничают, — поведал Нойманн.
— Он же был ранен, насколько я помню? — вспомнил Нойманн.
— Так точно, господин бригадный генерал, был! — удостоверил Юнг.
— А что он до сих пор там делает?! — интересовался Нойманн.
— Лечится в госпитале MSF, господин бригадный генерал, — доложил Юнг.
— Так вышлите его к чёртовой матери в Германию, — скомандовал Нойманн повысив тон.
— Не могу, господин бригадный генерал. Госпиталь MSF — международное гражданское учреждение. А Гринбергу я не начальник. У него своё руководство в Гамбурге. И вообще, предлагаю подумать — стоит ли нам вздорить со Spiegel. Журналисты народ скандальный, с ними лучше не сцепляться. Иначе начнут ходить по пятам, вынюхивая жареное, разрушая годами выстроенную агентурную сеть.
— Ну хорошо, — согласился Нойманн, — тогда заблокируйте им доступ к местам происшествий и местному населению для сбора ими вредоносной информации, — приказал Нойманн.
— Это невозможно, господин бригадный генерал, — отвечал Юнг, — к сожалению, у них свои источники информации и они свободны в передвижении.
— К сожалению! — досадовал Нойманн, но освобождаем-то из плена их мы и, зачастую, жертвуя нашими людьми!
— Я подумаю, — пообещал Юнг, — и попробую что-нибудь предпринять, господин бригадный генерал.
— Хорошо, оберст! — уповал Нойманн, приказав напоследок, — Держите меня в курсе.
Оберст Юнг положил трубку и тут же позвонил помощнику.
— Срочно вызовите ко мне обер-лейтенанта Тевса.
Через пять минут в кабинет Юнга постучались.
— Господин оберст, обер-лейтенант Тевс по вашему приказу прибыл! — истово доложил Бруно.
— Обер-лейтенант, — начал вышедший из-за большого рабочего стола оберст Юнг, предложив жестом руки присесть Бруно на парное кожаное кресло у журнального столика, — насколько я знаю, вы поддерживаете контакт с журналистом Отто Гринбергом?
— Так точно, господин оберст, поддерживаю!
— А где он в данный момент находится? — спросил оберст Юнг.
— По-прежнему на излечении в госпитале MSF «Врачи без границ», — довёл Бруно.
— Этот Гринберг своим материалом об авиаударе в Дафтани поднял большой переполох в обществе. Некоторое время назад из Кальва мне позвонило большое начальство, там крайне негодуют выходу его статьи в «Der Spiegel». Считаю необходимым, — притязал Юнг, — вам сейчас же направиться к этому Гринбергу в госпиталь MSF «Врачи без границ» и, как рисковавшему своей и жизнями своих подчинённых во имя его спасения, настоять, чтобы он безотлагательно покинул Афганистан.
— Слушаюсь, господин оберст! — принял к исполнению Бруно, не зная, как подступиться к решению этой задачи.
Вдобавок к здравым аргументам оберста Юнга, приведённым в телефонном разговоре бригадному генералу Нойманну, у Бруно с Отто к тому времени уже установились добрые отношения и возникли некие моральные обязательства. Ведь благодаря появлению Отто Бруно получил реликвии — фотографии и записную книжку своего отца, переданные моджахедом Исматуллой, рассказавшем об обстоятельствах гибельного боя группы советских разведчиков в горах Хост-Ва-Ференг. Дивная афганка Сита Ахмадзай, ошеломившая Бруно с первого взгляда, также появилась в жизни Бруно благодаря Отто. Как бы то ни было, через полчаса он сидел напротив Отто Гринберга в его палате в госпитале MSF.
— Отто, мы успели с тобой хорошо подружиться. Я искренне не желаю портить с тобой отношения, но от меня ждут результата, — объяснял Бруно.
В это время в палату, словно луч солнца, заглянула Сита Ахмадзай, вид у неё был усталый и подавленный.
— Сита! — обрадовался Бруно и встал.
— Фрау Ахмадзай! — оживился Отто. — Как кстати! У вас есть отдельная комната, куда бы мы могли втроём ненадолго уединиться?
Странная просьба несколько обескуражила Бруно. Сита призадумалась и скоро вспомнила о комнате старшей медсестры. Пока она ходила за ключами, Отто попросил Бруно взять его видеокамеру, и они направились сквозь узкий проход госпитального коридора, заполненного множеством коек с ранеными детьми из Дафтани и их близкими. Проходя по коридору, они обратили внимание на молодую афганку с откинутой голубой паранджой, стоявшей у двери в операционную. К ней вышел врач-европеец и, сняв маску, посредством перевода медсестры на дари сообщил, что её сын скончался. Тишину в коридоре разорвал вопль несчастной матери, перешедший в истошное рыдание. Когда Отто и Бруно подошли к комнате старшей медсестры, подтянулась и Сита. Она открыла комнату и включила свет. Заметив, что Сита собирается уйти, Отто попросил:
— Сита, прошу вас, останьтесь ненадолго. — И предложил ей сесть.
Сита предпочла не садиться и, взглянув на часы, предупредила:
— Хорошо, только недолго.
Отто взял из рук Бруно видеокамеру, положил на стол и включил её. На маленьком экране с непрерывно мелькавшей в нижнем углу датой съёмки предстал кишлак Дафтани: повреждённый взрывом фасад местной мечети, покосившаяся конструкция праздничного шатра с сорванной крышей, залитая кровью площадка с большим количеством пар детской обуви, оставленными на месте после трагедии минувшего дня, и мелкие фрагменты человеческих тел. За этими кадрами шли интервью местных жителей, собравшихся у мечети, родителей, сидевших у тел своих погибших детей. Отто ничего не комментировал. Бруно глядел на экран, не отводя глаз. Сита стояла, опёршись о стенку и молча вытирала слёзы.
— Бруно! — произнёс Отто. — Коалиция ISAF предпочитает скрыть это бесчеловечное преступление — с ними всё ясно. А что касаемо этого циничного авиаудара думаешь лично ты?! Ты также считаешь, что в XXI веке допустимы такие преступления? Чем же они отличаются от фашистов третьего рейха, стёрших с лица земли тысячи городов и сёл на твоей Родине СССР, истребив двадцать шесть миллионов людей, заклеймивших немецкий народ проклятиями и извечной виной перед человечеством?!
Бруно молчал. Кадры с детской обувью и прощание родителей со своими детьми потрясли его. Он уже не думал, что доложит оберсту Юнгу.
— Отто, сколько вы планируете пробыть в Кундузе? — изневесть спросил Бруно, интуитивно чувствуя угрозу его жизни. — Вам бы всерьёз задуматься о личной безопасности. Своей журналистской деятельностью вы стали неугодны не только ISAF, но и афганскому правительству. Устранить вас руками специалистов из ISAF или подкупленных талибов легко выполнимая задача.
— Я должен закончить сбор материала о присутствии советских войск, — объяснил Отто, — полагаю, это займёт ещё месяц.
Бруно принял это к сведению, но в готовности Отто покинуть Афганистан сильно сомневался.....
.... О местонахождении похищенного талибами сына оберста Георга Юнга, Альфреда было неизвестно. От этого оберст пал в отчаянье. Всю ночь он провёл в своём кабинете, не сомкнув глаз в ожидании хоть какой-то весточки о сыне. После утреннего развода в кабинет оберста постучал Бруно:
— Разрешите войти, господин оберст?!
— Проходите, обер-лейтенант, — сумно ответил Юнг.
— Помните скандальную статью об авиаударе по Дафтани в «Der Spiegel», вызвавшую международный общественный резонанс? — сразу перешёл к делу Бруно.
— Помню, как не помнить, — ответил оберст докучавшему, как он полагал, несвоевременным вопросом Бруно.
— Так вот, — продолжил Бруно, — я полагаю, собрать материал её автору — корреспонденту Отто Гринбергу без помощи талибов было бы невозможно. Я более чем уверен в наличии у Гринберга контактов с талибами.
— Резонно мыслите, обер-лейтенант, — приободрился оберст, — вот эта карта в колоде нам и пригодилась.
— Разрешите мне отлучиться в госпиталь MSF и уговорить его привлечь свои контакты для поиска вашего сына? — обратился Бруно.
— Разумеется, обер-лейтенант! — согласился Юнг. — Буду вам сердечно благодарен!
Внедолге переодетый в гражданскую одежду Бруно был в госпитале MSF. В палате Отто он не нашёл и по подсказке дежурной медсестры отыскал его в госпитальной столовой.
— Отто! — обратился Бруно, подсев за стол во время его трапезы. — Вчера в Кундузе талибы расстреляли двух наших спецназовцев и захватили сына оберста Юнга — Альфреда.
— Я слышал об этом, — сочувственно произнёс Отто, — неприятная история.
— После авиаудара по кишлаку Дафтани ты поехал на место и сделал объёмный репортаж?! — продолжил Бруно.
— Я журналист, это моя работа! — с пафосом ответил Отто. — И что?!
— Ведь это не возможно было сделать без содействия талибов, верно?! — допрашивал Бруно и, придвинувшись вплотную к снедавшему горячее Отто, начал говорить под сурдинку. — Кто, если не талибы, провели тебя в кишлак, обеспечили личную безопасность и предоставили возможность всё отснять? — резонно изложил Бруно.
— Ну, допустим, — не стал отказываться Отто.
— Прошу тебя, Отто, — обратился Бруно, — подними свои контакты, узнай о месторасположении младшего Юнга и условиях его освобождения.
— Я не возьмусь! — не думая отклонил просьбу Отто. — Оберст Юнг виновник гибели более чем ста мирных афганцев, о талибах я даже не говорю.
Бруно откинулся на спинку стула и, повернувшись вполоборота, с отчаянием стал глядеть в окно.
— Между прочим, операция по твоему освобождению в Халазай проводилась под командованием оберста Юнга, в ней он потерял двух своих подчинённых, — эмотивно резюмировал Бруно.
Повисла пауза.
— Хорошо! — неохотно согласился Отто. — Я попытаюсь. Но сразу предупреждаю: ничего не обещаю!
— Спасибо, Отто! — сердечно обрадовался Бруно, я был уверен, что ты не останешься равнодушен. Пока ты будешь собираться, я забегу на коротке к Сите и через 15 минут буду ждать тебя у выхода.
В эйфории Бруно покинул столовую и подался искать Ситу. За это время Отто переоделся, вызвал такси и, позвонив переводчику Яхъе Мухади, попросил его прибыть в чайхану Якуб-хана. Туда же, вместе с Бруно выдвинулся и сам. Время в пути пролетело быстро. Такси остановилось на обратной стороне дороги напротив чайханы. Якуб-хан по обыкновению стоял на входе. Увидев выходивших из такси Отто с товарищем, он отрадно махнул рукой. Они пропустили поток сигналивших машин и перешли дорогу. К этой минуте подошёл и Яхъя Мухади.
— АсСаламу Алейкум! — поздоровался Отто.
В ответ Якуб-хан с улыбкой кивнул головой и приложил ладонь к сердцу. После статьи Отто Гринберга в крупнейшем мировом издании с подлинным освещением трагедии в Дафтани, он стал для талибов и Якуб-хана человеком слова. Помнилось Якуб-хану и персональное денежное вознаграждение от Отто за связь с талибами. Он проводил гостей до привычного Отто топчана и, позвав сына Залмая, принял у них заказ.
— Якуб-хан! — обратился к стоявшему подле топчана хозяину чайханы Отто. — Вы вероятно в курсе, что на днях в Кундузе был атакован бронетранспортёр Бундесвер? Двое военных погибло, и был похищен сын командора Юнга из TF-47 — молодой человек 20-ти лет?!
Яхъя Мухади перевёл слова Отто. Якуб-хан сочувственно кивнул головой. Отто продолжил:
— У меня к вам просьба: свяжитесь с людьми Шамсутдина, наверняка им известно, кто это сделал. Мы передадим их условия в TF-47, — Отто кивнул на доселе незнакомого ему Бруно, — я верю, что сторонам удастся найти компромисс.
— Не могу что-либо обещать, — безотрадно произнёс Якуб-хан, — предлагаю встретиться завтра в это же время. Возможно, я смогу что-то прояснить.
Беседу прервал расторопный Залмай, принёсший гостям заказанные блюда: большой ляган плова, бараний шашлык и горячие лепёшки. Они отложили обсуждение и приступили к трапезе. По её окончанию, Отто призвал Яхъю Мухади явиться к чайхане в указанное время, а сам, взяв на Кундузском круге такси, вместе с Бруно выдвинулся в госпиталь MSF. Приехав на место, он высадился, а Бруно двинулся дальше. На базу TF-47 Бруно возвратился уже вечером. В первую очередь направился к оберсту Юнгу и доложил о прошедшей и предстоящей с представителем талибов встрече. На следующий день в назначенный час Отто, Бруно и Яхъя Мухади вновь прибыли в чайхану. У входа их встретил извечно приветливый Якуб-хан. Они прошли в зал и забрались на привычный топчан. Изневесть они увидели, как к Якуб-хану подошёл старый знакомый Отто и Яхъи Мухади — эмиссар талибов Халфутдин. Якуб-хан проводил его к топчану, где сидели гости. Увидев незнакомого европейца, Халфутдин без политес спросил:
— Кто это?!
Якуб-хан вопросительно посмотрел на Отто, и он посредством перевода Мухади, пояснил:
— Это офицер Бундесвер, уполномоченный оберста Юнга.
Халфутдин посмотрел на Бруно недобро и стребовал:
— Пусть подождёт, пока мы переговорим.
Мухади перевёл настояние, и Отто внял ему. Дабы построить конструктивный разговор, он попросил Бруно подождать за чаем, пока они с Яхъёй переговорят с Халфутдином. По предложению Якуб-хана они вчетвером устранились в служебное помещение. Бруно остался на топчане и с любопытством созерцал уличную суматоху. «Когда-то улицы Кундуза, изумляли своей архаичностью и моего Отца», — думал Бруно. Изнавись появился Залмай и сноровно поднёс чайник зелёного чая. Бруно дважды перелил его из пиалы обратно в чайник и, наполнив до половины, сделал глоток. Пока он дожидался завершения разговора Отто и Халфутдина, с топчана напротив сошёл типичный смуглый афганец в белой чалме и бежевом перухан. Он подошёл поближе и, став боком, не отводя взгляда от двери в служебное помещение, на хорошем русском проговорил:
— Советую вам уклониться от личного участия в обмене сына Юнга на лидеров талибан. И ещё: о ваших близких отношениях с племянницей Шамсуддина — доктором госпиталя MSF «Врачи без границ» Ситой Ахмадзай известно талибам. Это опасно!
— Кто вы?! — изумился русской речи Бруно.
Незнакомец пропустил вопрос и спешно направился к заменившему Отца на входе, Залмаю и, сунув ему на ходу купюру, исчез в потоке прохожих. Тем временем в разговоре в служебном помещении Халфутдин сообщал:
— Сын командора Юнга находится у Шамсутдина. Налёт на бронетранспортёр и его похищение стало ответом за гибель детей в кишлаке Дафтани. С молодым человеком обращаются нормально — дают воду и еду.
— Какие у Шамсутдина на него планы?! — спросил Отто.
— Он не исключает вариант обмена, — одалживающе допустил Халфутдин.
— Кого же он хочет получить взамен?! — поинтересовался Отто.
— Шамсутдин готов обменять сына командора Юнга на муллу Абдул Рахмана, пленённого в кишлаке Гундай и пятерых лидеров талибан из Кундуза, Баглана, Тахара и Бадахшана, арестованных TF-47! — довёл предложение Шамсутдина Халфутдин. — Список имён написан здесь!
Он передал Отто свёрнутый пополам лист бумаги и продолжил:
— Там же указана дата и место, где должен быть проведён обмен.
Отто раскрыл смятый лист и увидел текст корявым шрифтом на немецком языке. После списка фамилий и имён талибов, были написаны дата, время и место: спустя неделю в 6.00 утра у съезда с трассы Кундуз–Баглан на пустыре окраины города Алиабад.
— Безопасность обмена, — продолжил Халфутдин, — по требованию Шамсутдина должна быть гарантирована вашей жизнью и кого-то из приближённых оберста Юнга. Вы и ещё кто-то от командора Юнга на время обмена будете взяты в заложники. Это продиктовано тем, что обращение об обмене поступило от вас. В заключение, мне велено передать, что предпринимать какие-либо шаги по поиску младшего Юнга не нужно! Жизнь его целиком зависит от воли Шамсутдина.
На этом разговор завершился. Вчетвером они вышли в зал, Якуб-хан пошёл провожать Халфутдина к выходу, а Отто и Яхъя Мухади присоединились к Бруно, и за пересказом состоявшегося разговора стали пить чай.
— Вот такие условия, Бруно! — резюмировал Отто, поведав требования талибов.
— Я считаю неправильным втягивать тебя в это дело! — высказал мнение Бруно. — Буду я и офицер из TF-47.
— Условия в данном случае ставят талибы, — напомнил Отто.
Бруно не смог этому возразить. Когда он возвратился в расположение TF-47, то сразу зашёл в кабинет к оберсту Юнгу и обстоятельно пересказал разговор с Халфутдином, передав ему лист бумаги со списком талибов, местом и временем обмена. Оттуда Бруно направился в свой кубрик и, чтобы немного отвлечься, достал из тумбочки книгу «Большая игра в Афганистан» и стал читать:.....
«ОБМЕН АЛЬФРЕДА ЮНГА»
Было раннее утро. Туманилось. В условленное время к пустырю на окраине уездного центра Алиабад, расположенного южнее Кундуза подъехало такси, из которого вышли Бруно Тевс и Отто Гринберг. К ним тотчас, в соответствии с условиями обмена, установленными Шамсутдином, подошли трое вооружённых талибов. Они связали им за спиной руки и глаза и отвели за ближайшие глинобитные постройки. Вскоре на горизонте появилась колонна из пяти единиц германской бронетехники: четыре броневика ATF DINGO-2 с группами спецназа, посредине ехал бронированный грузовик MUNGO. В его кузове находился мулла Абдул Рахман, с ним пять лидеров движения талибан и охрана TF-47. Колонна чинно съехала с трассы и встала в ожидании подвода Альфреда Юнга. Из головного броневика спешились оберст Георг Юнг и два офицера из высшего командования TF-47. Спецназ обступил своих командиров. Туман к тому времени уже рассеялся. Оберст Юнг был напряжён. Спустя короткое время к месту встречи на двух мотоциклах подъехали трое афганцев с радиостанциями. Их задачей была идентификация пленных талибов и доклад об этом командиру.
Оберст Юнг жестом руки приказал опустить тент на кузове MUNGO, чтобы мотоциклисты смогли убедиться в наличии пленных. Они обменялись меж собой несколькими фразами и, доложив начальству по радиосвязи, что всё в порядке, уехали. Через короткий промежуток времени, на пустырь из-за глинобитной постройки, куда были уведены Бруно и Отто, вышел Халфутдин. Опять же, по условиям Шамсутдина, он забрал с собой Абдула Рахмана и пятерых пленных талибов. Они исчезли за постройкой, откуда тотчас показался Альфред Юнг. Он был одет в традиционную афганскую одежду — коричневый перухан и бежевый паколь. Увидев Отца, Альфред засиял улыбкой и скорым шагом направился к нему. За ним, подотстав сзади, степенно шли Бруно и Отто. Нежданно, в небе появились ударные вертолёты EC-665 Tiger HAP и начали поражать постройки, за которыми едва скрылись талибы. Из построек открылась ответная стрельба по вертолётам и, одновременно, по Бруно и Отто. Они пригнулись и перешли на бег, стремясь скорее покинуть зону обстрела. Но длинная пулемётная очередь талибов сразила Отто в спину. Его ноги подкосились, и он упал. Когда подбежал Бруно, Отто был ещё жив. Он собрал последние силы и с трудом произнёс:
— Нельзя было верить Юнгу!
Бруно позвал медика спецназа, но было уже поздно.