Обер-лейтенант Бруно Тевс, образ

из повести «ЦУГЦВАНГ ОБЕР-ЛЕЙТЕНАНТА БРУНО-ТЕВСА» ISBN 978-5-4491-1165-4 Д21 УДК 821.161.1 ББК 84(4Рос=Рус)6-44 М.: Де’Либри, 2021. — 136 с.

«Этот притягательный Афганистан! Здесь сложил голову мой Отец, теперь воюю я. Отчего всех нас тянет сюда?!» — обер-лейтенант Бруно Тевс

КАЛЬВ, ОКРУГ КАРЛСРУЭ. ЗЕМЛЯ БАДЕН ВЮРТЕМБЕРГ. ЮГО-ЗАПАД ФРГ, начало августа 2009 года
 
Замок графа Цеппелин. Центр сил специальных операций «KSK» (Kommando Spezialkr;fte), Бундесвер. Комната в бункере — стены окрашены в ахроматический цвет, тускло светят круглые плафоны, в одну из стен вмонтировано стекло-шпион «гезелла». В центре сидит обессилевший молодой мужчина с десятидневной щетиной. Его руки прикованы наручниками к сидушке стула. Он не спал ночь. Накануне совершил недельный 160-ти километровый марш-бросок по болотистой местности, а затем многие часы подвергался поочерёдному воздействию внешних раздражителей — ослеплению светом мощного прожектора, охлаждению напором ледяной воды и оглушению рок-н-ролльным звуком. Из смотровой комнаты за испытанием следит комиссия руководителей направлений KSK. Внезапно в смотровую входит руководитель KSK — бригадный генерал Маркус Нойманн. Увидев начальника, офицеры встали. Он приветственно кивнул головой и, махнув рукой, предложил сесть.
— Ну как он?! — спросил Нойманн, у кадровика KSK оберста (полковника) Курта Воллмера, не отводя взгляда от происходившего за стеклом.
— Держится неплохо, — господин бригадный генерал.
— Зачитайте мне его личное дело, Воллмер, — приказал Нойманн.
— Слушаюсь, господин бригадный генерал, — приготовился Воллмер.
Бруно Тевс 1985 года рождения. В ФРГ прибыл в 1989 году из Казахстана СССР города Джамбул в возрасте 4-х лет вместе с матерью и многочисленными родственниками по Федеральному закону о делах переселённых лиц — «Bundesvertriebenengesetz» (BVFG). Семья поселилась во Фрайбурге. С отличием окончил среднюю школу, целенаправленно готовился к службе в Армии. В совершенстве владеет русским языком и английским. Члены семьи: отец — Константин Тевс 1966-го года рождения, поволжский немец, погиб в Афганистане 17 июня 1986-го года в районе Хост-Ва-Ференг провинции Баглан. Мать, также поволжская немка, Роза Тевс, вдова. Живёт во Фрайбурге, искусствовед.
Военная служба: по окончанию школы, проходил срочную службу в 26-й воздушно-десантной бригаде в 263-м десантном батальоне в городе Цвайбрюккен земля Рейнланд-Пфальц. Оттуда обер-штабс-еврейтор Тевс поступил в высшую офицерскую школу. В 2008-м году получил военную специальность армейского разведчика и звание лейтенанта. В том же году был отобран в состав KSK, проходил службу в должности командира группы в дивизии сил быстрого реагирования в Штадталлендорфе. Звание обер-лейтенанта присвоено досрочно. Спортсмен, победитель Бундесвера по боксу. В начале января 2009-го года обратился к командованию KSK с просьбой направить для дальнейшего прохождения службы в оперативную группу «Task Force-47» в составе объединённых сил западной коалиции ISAF в Афганистане.
— Какие будут мнения? — спросил Нойманн.
— По всем дисциплинам и этапам пройденных испытаний обер-лейтенант Бруно Тевс аттестован наивысшими баллами, господин бригадный генерал, — довёл Воллмер, — уровень профессиональной подготовки даёт основания считать его одним из лучших начинающих армейских разведчиков Бундесвер и рекомендовать к ротации в Афганистан.
— Соглашусь с вами Курт! — резюмировал Нойманн и подписал документ о рокировке.   

АВИАБАЗА БУНДЕСВЕРА МАЗАРИ-ШАРИФ. АФГАНИСТАН

ШТАБ РЕГИОНАЛЬНОГО  КОМАНДОВАНИЯ ЗОНЫ «СЕВЕР» ОБЪЕДИНЁННЫХ СИЛ ЗАПАДНОЙ КОАЛИЦИИ ISAF, конец августа 2009 года

На взлётно-посадочную полосу приземлился военно-транспортный самолёт «С.160D Transall» из рампы вышел высокий, спортивного телосложения, светловолосый молодой обер-лейтенант в парадной форме светло-голубого цвета. Его имя Бруно Тевс. Афганистан встречал ясной погодой. Озарённый солнцем, Бруно с прищуром поглядел в голубое небо и вдохнул тёплого воздуха. Тем временем, к гудевшему сбочь медицинскому самолёту «Bombardier Learjet 55» белого цвета с изображением красного полумесяца и надписи «M;decins Sans Fronti;res» MSF (гуманитарная миссия «Врачи без границ») вёртко подкатили две кареты «Скорой помощи» Bucher (MOWAG) Duro IIIP с включенными проблесковыми маячками. Высадившаяся из них, группа медиков в зелёной униформе, начала эвакуацию на авиаборт четырёх больных на носилках. Бруно увидел, как у сопровождавшей последнего больного, молодой докторицы, силой воздушного потока авиадвигателя выдавило из подмышки папку с бумагами, вероятно «историями болезней», и разбросало на многие метры. Бруно скинул с плеч рюкзак и взялся помочь со сбором. Когда поднял последний лист, передал все докторице, пристально посмотрев в очи. Прекрасная собой, она зарделась, опустив их и, благодарно кивнула. Проводив взглядом до входа её в самолёт, Бруно направился в штаб группировки «Север», быстро зарегистрировался и вернулся назад. В ожидании вертолёта, доставляющего к месту службы «Task Force-47» (секретное разведывательное антитеррористическое подразделение сил специальных операций Бундесвера в ISAF в Кундузе), Бруно раскинулся в кресле, достал книгу и начал читать.

КУНДУЗ. ПУНКТ ДИСЛОКАЦИИ TF-47

Место постоянной дислокации Task Force-47, с аббревиатурой TF-47, находилось на северо-западной окраине города Кундуз. На участке более двух гектаров, огороженном двухметровым забором с колючей проволокой, был разбит штаб командования, автономная вертолётная площадка, парк техники, стрельбище, спортивный городок, корпуса с кубриками для двух офицеров, общей комнатой отдыха, фитнесс-залом и сауной. Службу в TF-47 несли офицеры из подразделений сил специальных операций, быстрого реагирования и армейской разведки Бундесвер в количестве свыше 200 человек. Командиром подразделения был оберст Георг Юнг — невысокого роста, сухощавый, немногословный, очевидно, в силу своего гамбургского происхождения, с пронзительным взглядом, офицер-разведчик в третьем поколении. Он глубоко знал своё дело, сумев за короткий срок развить обширную агентурную сеть и наладить работу разведки. Едва бронетранспортёр с Бруно Тевсом въехал на территорию TF-47, как на крыльцо штаба встречать его вышел оберст Георг Юнг, знавший к тому моменту о нём практически всё. Выпорхнув из брони, Бруно надлежаще подошёл и доложил о прибытии. Юнг принял доклад и, улыбнувшись, поприветствовал:
— Добро пожаловать в Афганистан! Читал ваше личное дело обер-лейтенант — хорошее начало. Ответьте, только откровенно, — допросил оберст, — ваше стремление оказаться в TF-47, как-то связано с гибелью здесь вашего отца?
Не дав Бруно ответить, он продолжил:
— Хочется всё же верить, что печальное событие многолетней давности не повредит карьере, молодого перспективного обер-лейтенанта. Кстати, где это произошло?
— В провинции Баглан, господин оберст, — с тоской ответил Бруно, уточнив детали: их полк стоял здесь, в Кундузе.
— Понятно, — с эмпатией отметил Юнг, — к вашему сведению, Баглан тоже здесь неподалёку — соседняя провинция, южнее. Она, как и Кундуз, Тахар и Бадахшан входит в историческую область Катаган, всё это наша зона ответственности «Север». А что вы сейчас читаете? — полюбопытствовал оберст, увидев в руках Бруно толстую книжку на русском языке.
— «Большая игра в Афганистан» Ильяса Дауди, — ответил Бруно.
— Ясно, — произнёс Юнг, и подозрительно посмотрев на Бруно, продолжил расспрос, — скажите обер-лейтенант, когда и из какой части Германии ваши предки перебрались в Россию? Вам об этом известно?
— Так точно! — уставно доложил Бруно. — В период правления Прусского короля Фридриха II по Манифестам Российской Императрицы Екатерины II — княгини Софии Августы Фредерики Ангольт-Цербстской от 1762 и 1763 годов. В числе первых немецких семей они поселись в Поволжье в Саратовской губернии. А выехали они в Россию с юго-запада Германии города Фрайбурга, куда спустя столетия в 1989 году и вернулись.
— Да! 227 лет срок не малый! — задумчиво произнёс оберст Юнг. — Историю семьи и народа надо знать! О’кей, сначала решите все формальности в штабе, а затем я представлю вас вашей группе. Завтра в 9.00 совещание командиров групп в ЦБУ — Центре боевого управления. Да, и ещё — выберите себе позывной и вымышленное имя, здесь так принято, — с этими словами и разошлись.
Утром в ЦБУ TF-47 — помещении с большим количеством телефонов и военных карт, на которых были очерчены границы провинций и уездов, отмечены названия населённых пунктов, собрался командный состав во главе с оберстом Георгом Юнгом. Обсуждались, вскрытые агентурой TF-47 планы лидеров движения талибан моулави Шамсуддина и муллы Абдул Рахмана, связанные с сериями нападений на колонны германской автогрузовой и бронированной техники, а также с террористической атакой на гарнизон Бундесвера в Кундузе. По итогам совещания TF-47 приступил к разработке плана операции с кодовым названием «Джокер».....

НОВАЯ ФАЗА ОПЕРАЦИИ «ДЖОКЕР»

Трагедия в Умар-хейле, унёсшая жизни десятков афганских граждан и вызвавшая широкий международный резонанс, не отменила операцию TF-47 «Джокер». Ликвидация организаторов нападений на колонны Бундесвер моулави Шамсуддина и муллы Абдула Рахмана, продолжавших вынашивать план нападения на гарнизон Бундесвер в Кундузе, оставалась для TF-47 приоритетной задачей. Агентурные и разведывательные данные о местонахождении лидеров талибан, стекавшие в ЦБУ TF-47 в течение месяца, постоянно разнились. Однако в один из дней оба источника дали схожие сведения. Исходя из них, моулави Шамсуддин в сопровождении двадцати пяти особо преданных талибов в назначенное время должен был прибыть в кишлак Халазай уезда Чахар-дара провинции Кундуз. В TF-47 экстренно приступили к разработке новой фазы операции «Джокер».
Операцию решили начать за час до азана на фаджр — призыва муэдзина к предрассветной молитве, что позволяло застать талибов врасплох. Однако в последний момент выяснилось, что пункт прибытия Шамсуддина с отрядом в кишлак Халазай совпадал с местом содержания заложников, в числе которых были также собственный корреспондент германского журнала Der Spiegel Отто Гринберг и переводчик-афганец Султан Мухади. Задача спецназа TF-47 существенно осложнилась тем, что ликвидацию Шамсуддина и его людей требовалось осуществить, не допустив гибели заложников. Её выполнение оберст Георг Юнг решил поручить группе обер-лейтенанта Бруно Тевса. Он вызвал его в ЦБУ, и они склонились над картой, начав подробно обсуждать план действий с учётом вероятного изменения обстановки.
— Залог вашего успеха, — толковал оберст Юнг, — заключается в факторе внезапности и слаженности действий. После высадки важно экстренно и точно установить, в каких помещениях находятся талибы, а где содержатся заложники. Это продиктует плотность огня. Работать нужно ювелирно. Первое, что предпримут талибы, когда вы вломитесь в помещения, начнут расстреливать заложников, даже если не планировали этого делать загодя, — предупредил оберст Юнг.
— Я вас понял, господин оберст! Постараемся выполнить задачу ювелирно! — принял к исполнению Бруно.
После завершения инструктажа, оберст Юнг и обер-лейтенант Тевс направились к вертолётной площадке. Стрелки на часах миновали отметку 02.15, на дворе было уже по-осеннему прохладно, но безветренно. На площадке вылета на операцию с лёгким волнением ожидали два экипажа вертолётов NHI NH90 и две группы спецназа — по 20 бойцов каждая.
— Удачи, обер-лейтенант! — прогорланил оберст Юнг, стремясь быть услышанным сквозь шум работавших двигателей и вращавшихся лопастей. — Берегите людей!
— Так точно! — ответил Бруно и запрыгнул в начавший подниматься вертолёт, встав вскрай с вскинутой ладонью, пока борттехник не оттеснил его вовнутрь борта и не захлопнул дверь. Время в полёте заняло несколько минут.
В кишлак Халазай спецназ нагрянул внезапно и действовал молниеносно. Тевс и его группа выбивали ногами и оружейными прикладами двери, врывались в помещения глинобитных строений, открывали огонь по талибам, стараясь в суете не зацепить заложников, но получили яростный отпор. Заложники метнулись в сторону и забились в углы, пытаясь укрыться от перекрёстного огня. Бой длился менее десяти минут, когда стрельба прекратилась, Тевс приказал подчинённым уточнить потери. А сам, достав из нагрудного кармана фотографию, начал искать среди убитых талибов лидера Шамсуддина, но его там не оказалось.
— Ушёл! — с досадой прошипел Бруно.
После уточнения потерь, он вышел на связь с Юнгом:
— Господин оберст, завершили! У меня один убитый и трое раненых, с различной степенью. Один из них корреспондент Der Spiegel… — будь он не ладен!
Повисла пауза.
— Что с Шамсуддином?! — безмятежно спросил Юнг.
— Среди погибших его нет. Но из периметра никто не вышел. Не пойму, как мы его упустили! — досадовал Бруно.
В эфире вновь повисла тишина. Было заметно, что итог операции огорчил Юнга.
— Плохо! — вернулся к разговору Юнг. — О’кей, по возвращении на базу — разбор полётов. Теперь по эвакуации нашего погибшего и раненых — их в вертолёт и в Мазари-Шариф, а корреспондента DerSpiegel грузите на бронетранспортёр и везите в Кундуз в гражданский госпиталь MSF «Врачи без границ» — нечего ему в нашем военном госпитале делать, он и так нам операцию сломал.
Пока Тевс докладывал командованию об итогах операции, к месту её проведения стянулись пять бронетранспортёров ATF DINGO-2. Медики спецназа TF-47 сразу же сделали Отто Гринбергу обезболивающий укол, а прошитое пулей бедро затянули жгутом и перевязали. В докладе обер-лейтенанта Бруно Тевсаоберсту Юнгу о потерях в операции «Джокер» не прозвучало имя переводчика-афганца Султана Мухади, получившего в перестрелке пулю в голову и скончавшегося на месте. Визит в кишлак Умар-хейль за интервью стоил ему жизни. Вину за его гибель Отто Гринберг возлагал исключительно на себя.
Дождавшись эвакуации погибшего и двух раненных бойцов вертолётом в Мазари-Шариф, Бруно приказал двум спецназовцам из его группы погрузить Отто Гринберга в бронетранспортёр и вместе с ним отправиться сопроводить в госпиталь MSF в Кундуз. Он сел на переднее сидение сбочь водителю, а Гринберг и два спецназовца на заднее. Некоторое время в пути, уставившись стеклянным взглядом вперёд, неистовавший Бруно ехал молча, но при въезде в Кундуз, резко повернулся и обрушился на Отто Гринберга с зычной бранью:
— Вы чего сюда припёрлись?! Чего вам дома не сиделось?! Вы нам операцию сорвали! Бойца из-за вас потеряли, двух ещё ранило, Шамсуддина упустили!
Бледный от болевого шока, потери крови и действия анальгетика Отто Гринберг решительно ответил:
— Вы делаете свою работу, а я свою!
Получив твёрдый ответ, Бруно подостыл.....

ЗАПИСНАЯ КНИЖКА и СТАРЫЕ ФОТО

Через день, как и обещал Отто Гринбергу, Бруно заехал в гостиницу «Спинзар». Администратор, был уже предупреждён. Бруно поднялся в номер, достал из шкафа большую дорожную сумку, положил её на кровать и подошёл к тумбочке за записной книжкой. Потянув за ручку шуфлядки, он достал старую в коричневом кожаном переплёте с потрёпанными краями записную книжку и небрежно бросил вовнутрь сумки. Из упавшей поверх вещей записной книжки, выступили края двух пожелтевших фотографий с потёками высохшей крови. Бруно заметил в этих клочках фото, что-то сильно знакомое, родное.
Он раскрыл записную книжку и увидел на одном из снимков свою молоденькую маму в девичестве — Розу Шмидт, на другом — стоявших в обнимку шестерых советских солдат. С левого края, улыбаясь, смотрел погибший в Афганистане отец — Константин Тевс. Копия этого коллективного фото стояла в рамке на серванте в гостиной во Фрайбурге. Константин прислал этот снимок в письме домой — в Джамбул в начале 1985 года, в первый месяц пребывания в Афганистане. В углу на обратной стороне фото наискосок было написано: «Моей любимой жене Розе и нашему сыну, которого мы назовём Бруно, от Папы. Кундуз. Афганистан, февраль 1985 года».
Бруно был изумлён. Не помня себя, он помчал в госпиталь к Отто Гринбергу, чтобы расспросить его, откуда взялись записная книжка и фотографии. Когда он вбежал в палату, Отто лежал на кровати и мирно обедал. Бруно забрал из его рук тарелку с супом и, достав из кармана фотографии, произнёс: «Откуда?!»
Отто возмутился:
— Известно ли вам, господин обер-лейтенант, что рыться в чужих вещах неприлично?! — Но, скоро поняв, что исступлённость Бруно связана с фотографиями из записной книжки, очевидно имевшими к нему прямое отношение, чистосердечно ответил: — От моджахедов!
— Собирайтесь! Поедем... и покажете того, кто вам это передал, — самоуправствовал Бруно.
— Во-первых, сейчас это невозможно, — спокойно ответил Отто, — поскольку я не могу ходить. Во-вторых, свои источники я никогда не раскрываю, это профессиональная этика! — объяснил он.
Речь Бруно, на высоких тонах напугала, лежавших на соседних койках трёх гражданских афганцев и медперсонал. Спустя минуту, в палату вошли дежурная медсестра и врач Ахмадзай.
— Что происходит? — твёрдым голосом спросила Ахмадзай.
Бруно, поняв, что ситуация вышла из-под контроля и её необходимо срочно нормализовать, успокоил:
— Всё в порядке, фрау, мы уточняли служебные вопросы.
— Это не военный госпиталь, где могут проводить служебные расследования. Прошу вас сейчас же покинуть палату! — потребовала Ахмадзай, притязательно указав рукой на выход.
Бруно понял, что обстановка накалена и лучше уйти:
— Хорошо, я уйду.
С этими словами он вышел из палаты и направился к выходу.
Отто связал эмоции Бруно с вескими причинами и, оперевшись на костыли, поспешил его остановить. Выступив за пределы палаты, он крикнул вслед достигшему конца длинного коридора, Бруно:
— Подождите!
Бруно остановился. Они вместе вышли в госпитальный сад, сели на скамейку и разговорились.
— Это вещи моего погибшего отца, — с горечью поведал Бруно, глаза его наполнились влагой.
— Так ваш отец был советским солдатом и погиб в Хост-Ва-Ференге?! — потрясся Отто.
— Да! — ответил Бруно. — После его гибели, мы с мамой переехали в Германию.
— Вон оно что! — постиг Отто с эмпатией и тут же сердечно посулил. — Обещаю вам! Как только я переду на трость, мы непременно поедем с вами в кишлак в Хост-Ва-Ференге к тому моджахеду, который передал мне эти фото и записную книжку. А теперь, в рамках моего обещания у меня к вам две просьбы. Первая — нужно заехать к брату погибшего переводчика Султана Мухади, Яхъе, и передать его семье от меня деньги, а заодно и предложить ему поработать в качестве переводчика на время нашей поездки в Хост-Ва-Ференг в горы. Вторая — настоятельно прошу в поездку переодеться из военной формы в гражданскую. А ещё лучше в традиционную афганскую одежду. Мой личный опыт после недавней трагедии в Умар-хейле показал, что не стоит вызывать у талибов и простых афганцев злобу.
Они вернулись в палату, Отто объяснил, где можно будет отыскать брата погибшего переводчика Яхъю Мухади и, достав из дорожной сумки запечатанный конверт с деньгами, передал Бруно.

ПОЕЗДКА в ХОСТ-ВА-ФЕРЕНГ

Рана Отто начала заживать, и он уже мог передвигаться, опираясь на трость. Исполняя данное Бруно обещание, в условленный день, едва забрезжил рассвет, они взяли такси и, заехав за переводчиком Яхъёй Мухади, направились на восток из Кундуза в Талукан. Оттуда повернули на юг в горный район уезда Хост-Ва-Ференг. Без труда, отыскав в одном из глинобитных жилищ кишлака Яхчан-Хурд, Исматуллу — невысокого роста, сухощавого с побритой головой, рыжебородого таджика, зримо лет 45-ти, Отто представил ему Бруно, как сына одного из шурави, погибших в бою, о котором он ему поведал. Исматулла с сочувствием поглядел в глаза Бруно и, приложив правую ладонь к сердцу, склонив голову, поприветствовал — «АсСаламу Алейкум». Левый рукав его перухана был завязан тесёмкой, на уровне выше отсутствующего локтя. Переводчик Мухади приготовился переводить.
— Искренне соболезную, — сопереживательно произнёс Исматулла, — много в том бою погибло воинов — и моджахедов, и шурави. Видите! — Исматулла демонстративно вытянул культю левой руки, — на той войне и мне крепко досталось.
Изнавись Исматуллу окружила ватага ребятишек возраста от семи до одиннадцати лет. Трое из них — два мальчика и помладше девочка, взяли его в поясе в тесные объятия.
— Ваши?! — поинтересовался Бруно.
— Аль-Хамду ли-Лляхи, это младшие! — поблагодарил тахмидом Всевышнего Исматулла.
Бруно достал из кармана три сотенные купюры евро и передал каждому. Дети взяли деньги, но тут же передали их отцу. «Хорошее воспитание!» — подумал про себя Бруно.
— Ташакур! — поблагодарил растроганный Исматулла, смущённо проговорив: — Это было совсем не обязательно.
Затем он пригласил гостей пройти во внутренний дворик. Увидев посторонних мужчин, женщины спешно удалились на свою половину. Хозяин и гости разулись и расселись на пёстром ширдаке. Один из сыновей принёс чай, и когда он был разлит по пиалам, Исматулла начал своё повествование:
— Была середина июня 1986 года. Шурави тянули колонны из Кундуза в Файзабад. Наш духовный лидер Бурхануддин Раббани и Гульбеддин Хекматияр тогда пришли к соглашению, что на время операции шурави распри отрядов партий «Исламского общества Афганистана» и «Исламской партии Афганистана» на время прекратить и выступить единым фронтом. Общее руководство действиями моджахедов вёл крупный панджшерский командир Ахмад Шах Масуд. К тому времени, вдоль трассы Кундуз-Файзабад сосредоточилось большое число отрядов, участвовавших в минной войне и нападении на колонны. Наш отряд под командованием Кази Кабира — Мохаммада Марзбона находился южнее трассы в горном районе Мугулан, Чольбахир и Тали-Гобанг — на границе уездов Хост-Ва-Ференг, Бурка и Ишкамыш провинций Баглан и Тахар, непосредственно в базовом районе. Оружие и боеприпасы со здешних складов переправлялись на равнину к отрядам, ведущим бои на участке трассы Ханабад-Талукан. Наш отряд ждал приказа командира Кази Кабира, в случае необходимости спуститься с гор и усилить их дополнительной живой силой.
Ранним утром 16 июня 1986 года мы услышали звук приближавшихся вертолётов и увидели высаживавшийся десант. Место высадки пилотами, очевидно, было выбрано ошибочно, поскольку шурави оказались на площадке, находившейся под полным контролем наших огневых точек. Мы открыли прицельный огонь и в короткий отрезок времени сожгли два их вертолёта. Инициатива была в наших руках, бой длился весь день и возобновился ночью. С обеих сторон были погибшие и раненые. Но у шурави их было много. Наши снайперы попали в несколько их командиров, отдававших в бою приказы, и вывели из строя радиостанцию. Ночью шурави организовали налёт на вершину, с которой днём мы поражали их огнём. Тогда я только заступил на караульное дежурство — был часовым. Во тьме я услышал осыпь мелкого камня и увидел крадущегося снизу высокого крепкого парня и тут же выпустил в него автоматную очередь, сразив наповал. — Бруно внимательно слушал рассказ моджахеда, стараясь в эпизодах уловить детали, способные раскрыть обстоятельства гибели его отца. — Весь наш отряд проснулся и взялся за оружие, — продолжал Исматулла, — начав стрелять в низину, где находились шурави. Но они наступали с разных сторон, и мы уже были не в силах их остановить. Один шурави, схожий лицом с нашими хазарейцами, вбежал на вершину и был также сражён мною короткой очередью. Пока мы поражали поднимавшихся из седловины, внезапно увидели за спиной нескольких шурави, зашедших нам в тыл оттуда, где мы их не ждали. Они стали забрасывать нас гранатами и поражать огнём пулемётов. Разрывом одной из гранат мне срезало руку. Она висела на сухожилиях. Но, несмотря на ранение, при сторонней помощи, мне с горсткой моджахедов посчастливилось бежать.
Утром прилетели вертолёты, а затем самолёты, они стали бомбить все высоты и наши моджахеды покинули район. Спустя два месяца лечения в Пакистане я вернулся в отряд. Это совпало со временем, когда моджахеды восстанавливали разрушенную базу. На месте, где шурави складывали своих убитых и раненных — под валунами, я нашёл выпавшую из кармана одного из шурави — записную книжку и вложенные в неё две фотографии — шести, стоявших в обнимку шурави и красивой русской девушки. Записная книжка была залита кровью. В день, когда в Яхчан-Хурд приехал ваш друг, обещавший написать правду об Афганской войне, я рассказал ему о том драматичном бое и передал эти реликвии. Русские были смелыми войнами, не то, что эти боягузы — из ISAF.
Отто и Бруно переглянулись.
— Мы можем добраться до того места?! — спросил Бруно.
— Да! Это недалеко отсюда, — ответил Исматулла. Он приподнял с запотевшего лба бежевый паколь и условился, — если конечно вы готовы переночевать в горах.
— Мы готовы! — ответил за всех Бруно.
На ночлег примостились во дворе дома Исматуллы. С утренней зарёй, оставив Отто в Яхчан-Хурде, Исматулла, Бруно и переводчик Яхъя Мухади, нагрузив двух ишаков кошмой, одеялами, взяв с собой провиант — в кожаных тюках воду, сухофрукты и лепёшки, — двинулись в путь. Они прошли несколько километров на юг по глубокому ущелью, зажатому горными хребтами в устьях узких, стремительно текущих рек — сначала Явур, потом Джарав мимо кишлака Мирхейль и вышли к кишлаку Дехмиран. Он раскинулся в долине у подножья южного склона горы с отметкой 2781, припёртой с обратной стороны пологой седловиной. К этому времени наступили сумерки. Экспедиция разбила бивак. Исматулла разжёг костёр и, посидев недолго за чаем, улеглись спать. С восходом солнца Исматулла повёл группу в гору. Взойдя на вершину и спустившись в седловину, лежавшую меж двух гор, он остановился:
— Вот сюда высаживались шурави и здесь мы сожгли два их вертолёта.
Бруно увидел сохранившиеся свидетельства боя — проржавевшие фрагменты сожжённых советских вертолётов, израсходованные пулемётные ленты и россыпи гильз. Подобно искушённому туристическому гиду, Исматулла скрупулёзно передавал эпизоды боя, оставшиеся в его памяти. Бруно внимательно слушал синхронный перевод Яхъи Мухади и чувствовал учащение пульсирования у себя висках. Отрешённый подробным рассказом участника боя, Бруно перенёсся мыслями в июнь 1986 года. Он ощутил себя очевидцем противостояния, взиравшим на подлётавшие к площадке вертолёты, как они зависали перед высадкой десанта и в них с неприятельских позиций прицельно ударили гранатомёты, как из объятых пламенем винтокрылых машин выпрыгивали шурави и сразу вступали в бой. Сквозь треск очередей и грохот разрывов, Бруно слышал приказы командиров и их доклады по радиостанции в центр боевого управления. Он видел, как росло число убитых и раненых, и самоотверженно бил пулемёт его отца, спасая жизни боевым товарищам. Весь этот видеоряд пробегал у Бруно перед глазами.
— В верху этого склона располагались наши огневые точки, — продолжал Исматулла, — С них мы простреливали всё ближайшее пространство. — С этими словами он повернулся лицом к одной из вершин, прикрыв ладонью глаза от ослеплявшего из-за кромки горы солнца. — А вот здесь, в ночи, передо мной предстал тот крепкий шурави, такой же мощный, как и вы. — Он притопнул на месте, где стоял советский солдат.
Автоматная очередь, оборвавшая жизнь солдата с горным эхом в ночи отозвалась в сердце Бруно, в груди сильно защемило. Внутреннее чувство подсказывало, что по всей видимости, это был его отец. Бруно виделось, как следующим днём его бездыханное, с головой накрытое тело, вместе с другими погибшими и ранеными грузили на борт Ми-8МТ и отправляли в тыл. Исматулла закончил. Бруно стоял молча, глубоко вдыхая горный воздух, и мысленно общался со своим отцом. Перед уходом он собрал большую горсть земли с места, где был застрелен советский солдат, и убрал в рюкзак. К возвращению Исматуллы, Бруно и Яхъи Мухади в Яхчан-Хурд уже смеркалось. Пришло время прощаться. Исматулла с покаянным видом протянул Бруно руку для рукопожатия и произнёс:
— Простите нас и не держите зла. Годы, минувшие после ухода шурави, раскрыли нам глаза на многое. Прозрение, даже если оно и приходит через десятилетия, имеет смысл.
Исматулла вышел проводить гостей за ворота со всеми своими детьми и передал Бруно пакет гостинцев с хурмой и сушёной курагой. Когда гости тронулись в путь, он ещё долго оставался стоять у дороги, о чём-то думая и махая вслед удалявшемуся такси, пока оно совсем не исчезло на горизонте.....

.... Через пять минут в кабинет Юнга постучались.
— Господин оберст, обер-лейтенант Тевс по вашему приказу прибыл! — истово доложил Бруно.
— Обер-лейтенант, — начал вышедший из-за большого рабочего стола оберст Юнг, предложив жестом руки присесть Бруно на парное кожаное кресло у журнального столика, — насколько я знаю, вы поддерживаете контакт с журналистом Отто Гринбергом?
— Так точно, господин оберст, поддерживаю!
— А где он в данный момент находится? — спросил оберст Юнг.
— По-прежнему на излечении в госпитале MSF «Врачи без границ», — довёл Бруно.
— Этот Гринберг своим материалом об авиаударе в Дафтани поднял большой переполох в обществе. Некоторое время назад из Кальва мне позвонило большое начальство, там крайне негодуют выходу его статьи в «Der Spiegel». Считаю необходимым, — притязал Юнг, — вам сейчас же направиться к этому Гринбергу в госпиталь MSF «Врачи без границ» и, как рисковавшему своей и жизнями своих подчинённых во имя его спасения, настоять, чтобы он безотлагательно покинул Афганистан.
— Слушаюсь, господин оберст! — принял к исполнению Бруно, не зная, как подступиться к решению этой задачи.   
Вдобавок к здравым аргументам оберста Юнга, приведённым в телефонном разговоре бригадному генералу Нойманну, у Бруно с Отто к тому времени уже установились добрые отношения и возникли некие моральные обязательства. Ведь благодаря появлению Отто Бруно получил реликвии — фотографии и записную книжку своего отца, переданные моджахедом Исматуллой, рассказавшем об обстоятельствах гибельного боя группы советских разведчиков в горах Хост-Ва-Ференг. Дивная афганка Сита Ахмадзай, ошеломившая Бруно с первого взгляда, также появилась в жизни Бруно благодаря Отто. Как бы то ни было, через полчаса он сидел напротив Отто Гринберга в его палате в госпитале MSF.
— Отто, мы успели с тобой хорошо подружиться. Я искренне не желаю портить с тобой отношения, но от меня ждут результата, — объяснял Бруно.....

.... О местонахождении похищенного талибами сына оберста Георга Юнга, Альфреда было неизвестно. От этого оберст пал в отчаянье. Всю ночь он провёл в своём кабинете, не сомкнув глаз в ожидании хоть какой-то весточки о сыне. После утреннего развода в кабинет оберста постучал Бруно:
— Разрешите войти, господин оберст?!
— Проходите, обер-лейтенант, — сумно ответил Юнг.
— Помните скандальную статью об авиаударе по Дафтани в «Der Spiegel», вызвавшую международный общественный резонанс? — сразу перешёл к делу Бруно.
— Помню, как не помнить, — ответил оберст докучавшему, как он полагал, несвоевременным вопросом Бруно.
— Так вот, — продолжил Бруно, — я полагаю, собрать материал её автору — корреспонденту Отто Гринбергу без помощи талибов было бы невозможно. Я более чем уверен в наличии у Гринберга контактов с талибами.
— Резонно мыслите, обер-лейтенант, — приободрился оберст, — вот эта карта в колоде нам и пригодилась.
— Разрешите мне отлучиться в госпиталь MSF и уговорить его привлечь свои контакты для поиска вашего сына? — обратился Бруно.
— Разумеется, обер-лейтенант! — согласился Юнг. — Буду вам сердечно благодарен!
Внедолге переодетый в гражданскую одежду Бруно был в госпитале MSF. В палате Отто он не нашёл и по подсказке дежурной медсестры отыскал его в госпитальной столовой.
— Отто! — обратился Бруно, подсев за стол во время его трапезы. — Вчера в Кундузе талибы расстреляли двух наших спецназовцев и захватили сына оберста Юнга — Альфреда.
— Я слышал об этом, — сочувственно произнёс Отто, — неприятная история.
— После авиаудара по кишлаку Дафтани ты поехал на место и сделал объёмный репортаж?! — продолжил Бруно.
— Я журналист, это моя работа! — с пафосом ответил Отто. — И что?!
— Ведь это не возможно было сделать без содействия талибов, верно?! — допрашивал Бруно и, придвинувшись вплотную к снедавшему горячее Отто, начал говорить под сурдинку. — Кто, если не талибы, провели тебя в кишлак, обеспечили личную безопасность и предоставили возможность всё отснять? — резонно изложил Бруно.
— Ну, допустим, — не стал отказываться Отто.
— Прошу тебя, Отто, — обратился Бруно, — подними свои контакты, узнай о месторасположении младшего Юнга и условиях его освобождения.
— Я не возьмусь! — не думая отклонил просьбу Отто. — Оберст Юнг виновник гибели более чем ста мирных афганцев, о талибах я даже не говорю.
Бруно откинулся на спинку стула и, повернувшись вполоборота, с отчаянием стал глядеть в окно.
— Между прочим, операция по твоему освобождению в Халазай проводилась под командованием оберста Юнга, в ней он потерял двух своих подчинённых, — эмотивно резюмировал Бруно.
Повисла пауза.
— Хорошо! — неохотно согласился Отто. — Я попытаюсь. Но сразу предупреждаю: ничего не обещаю!
— Спасибо, Отто! — сердечно обрадовался Бруно, я был уверен, что ты не останешься равнодушен. Пока ты будешь собираться, я забегу на коротке к Сите и через 15 минут буду ждать тебя у выхода.
В эйфории Бруно покинул столовую и подался искать Ситу.
– Бруно! – обрадовалась Сита, встретив его в коридоре. – Я получила письмо от родных из Мюнхена. Отец разрешил мне встречаться с «немцем – Бруно» и даже планировать свадьбу. – Сита взяла паузу – Но непреложным условием к этому остаётся соблюдение наших исконных традиций, не допускающих физической близости до вхождения в брачные узы. Ты к этому готов, Бруно? – спросила она хитро улыбаясь.
Бесконечно счастливый Бруно вспрыгнул на месте и не совладав с эмоциями, чуть было не обнял Ситу прилюдно. Однако вовремя остановился.
– Ну конечно готов! – воскликнул Бруно и, вскинув руки вверх. – Как я счастлив Сита, как я счастлив! – вспомнив что-то, он досадой посмотрел на часы. – Сейчас мне нужно бежать. Но расскажешь мне всё подробно, когда вернусь, хорошо?!
С этими словами непомнящий себя Бруно покинул стены госпиталя. Отто к тому времени уже переоделся, позвонил переводчику Яхъе Мухади и, подтвердив встречу в чайхане Якуб-хана, ждал у дороги подъезда такси. Они сели с Бруно на заднее сидение подъехавшего авто и выдвинулись к «кундузскому кругу».
– Отто! У меня отличные новости! – известил с отрадой Бруно.
– Какие сейчас могут быть хорошие новости! – удивился Отто.
– Родители Ситы готовы отдать мне её в жёны. – сообщил Бруно. – Это немыслимо Отто!
– Действительно немыслимо! – поразился Отто, разделив радость и, пошутив по случаю. – Это большая удача для немца!
– Я предложу Сите провести торжества бракосочетания в двух городах – во Фрайбурге и Мюнхене. – поделился планами не веривший своей фортуне Бруно. – Отто, дай мне зарок присутствовать! А ещё пообещай поехать со мной в Россию, чтобы по адресам из записной книжки мы отыскали друзей отца!
– Обещаю Бруно! – посулил улыбнувшийся Отто.
Время в пути пролетело быстро. Такси остановилось на обратной стороне дороги напротив чайханы. Якуб-хан по обыкновению стоял на входе. Увидев выходивших из такси Отто с товарищем, он отрадно махнул рукой. Они пропустили поток сигналивших машин и перешли дорогу. К этой минуте подошёл и Яхъя Мухади.
— АсСаламу Алейкум! — поздоровался Отто.
В ответ Якуб-хан с улыбкой кивнул головой и приложил ладонь к сердцу. После статьи Отто Гринберга в крупнейшем мировом издании с подлинным освещением трагедии в Дафтани, он стал для талибов и Якуб-хана человеком слова. Помнилось Якуб-хану и персональное денежное вознаграждение от Отто за связь с талибами. Он проводил гостей до привычного Отто топчана и, позвав сына Залмая, принял у них заказ.
— Якуб-хан! — обратился к стоявшему подле топчана хозяину чайханы Отто. — Вы вероятно в курсе, что на днях в Кундузе был атакован бронетранспортёр Бундесвер? Двое военных погибло, и был похищен сын командора Юнга из TF-47 — молодой человек 20-ти лет?!
Яхъя Мухади перевёл слова Отто. Якуб-хан сочувственно кивнул головой. Отто продолжил:
— У меня к вам просьба: свяжитесь с людьми Шамсутдина, наверняка им известно, кто это сделал. Мы передадим их условия в TF-47, — Отто кивнул на доселе незнакомого ему Бруно, — я верю, что сторонам удастся найти компромисс.
— Не могу что-либо обещать, — безотрадно произнёс Якуб-хан, — предлагаю встретиться завтра в это же время. Возможно, я смогу что-то прояснить.
Беседу прервал расторопный Залмай, принёсший гостям заказанные блюда: большой ляган плова, бараний шашлык и горячие лепёшки. Гости отложили обсуждение и под звучавшую из колонок задушевную «Dast az talab nadara» преславного певца Ахмада Захира приступили к трапезе. Завершив, Бруно рассчитался за еду и, договорившись с Отто и Яхъёй Мухади о встрече в чайхане на следующий день в условленное время, зазвал для них ожидавшее через дорогу такси.
— Отто! Вы езжайте, — попрощался Бруно, — а я пойду купить Сите подарок.
Бруно спешно направился в расположенный в 30-ти шагах с большими панорамными окнами и яркими витринами, ювелирный магазин. На входе его встречал хозяин – пожилой индус–сикх в чёрном дастар , белоснежных курте  и чуридарах  из дорогой ткани.
— АсСаламу Алейкум! — позитивно поздоровался Бруно.
— Guten morgen! — поприветствовал индус.
Бруно прошёл вовнутрь. Других покупателей не было. Он подошёл к витрине с множеством украшений – с изумрудами, рубинами, сапфирами, лазуритом и другими камнями. Индус прошёл по внутренней стороне витрин и встал визави.
— Хотите что-то себе выбрать? — услужливо спросил индус.
— Не себе! Невесте! — ответил Бруно.
— Замечательно! — возбудился индус и выспренне продолжил — У нас есть всё, чтобы завоевать сердце прекрасной девушки! Она немка?! Сколько ей лет?!
— Она афганка 25-ти лет! — уточнил Бруно.
— Афганка?! — изумился индус.
— Неважно! — уклонился Бруно, поняв, излишнее. — Мне нужен подарок. Кольцо!
Индус окинул взглядом изделия под стеклом и, потянув на себя лоток, с пафосом проговорил:
— Золото белое, жёлтое, розовое?! На взыскательный вкус — лучшие в Афганистане драгоценные камни: памирские рубины, панджшерские изумруды, — не хуже колумбийских, замечу я вам! — Индус пристально поглядел на растерянного Бруно. — На какую сумму вы рассчитываете?
Бруно озадачился. Индус окликнул помощника и распорядился подать кофе.
— Вот, афгано-бадахшанский лазурит из Джарма! — не давал индус опомниться.
Он достал из-под стекла на подставке серебряный гарнитур из изящных серёг и кольца с овалами синего лазурита и передал Бруно.
— Прекрасное качество камня! — восхвалял индус. — К вашему сведению, афганский лазурит лучший в мире. При раскопках он найден даже в гробницах фараонов!
Бруно заинтересовался, абие вообразив украшения на Сите.
— Я куплю это! — посулил он, востребовав. — Сколько вы готовы уступить в цене?!
— Если Вы купите ещё что-нибудь, — призвал индус, — скидка очевидно будет больше!
— О’кей! — взыграл духом Бруно. Он провёл взглядом по витрине и, указав на изделие под стеклом, попросил. — Вот это жёлтое кольцо с зелёным камнем.
— О! Это прекрасный выбор для будущей супруги — матери ваших детей! — продолжил панегирик индус. — Золотое кольцо с изумрудом! Панджшерские изумруды славятся на мировых биржах и не уступают качеством замбийским и бразильским.
— Какова будет ваша скидка?! — прервал тираду Бруно, изучив ценники на ниточной привязи.
Индус сановно постучал пальцами на калькуляторе и выдал:
— 25% — это максимальная!
— Несерьёзно! — отклонил Бруно — 35%!
— 30%! — поступился индус.
— Уговорил! — согласился Бруно.
Индус озарился улыбкой и, взяв изручь у Бруно кредитную карточку «VISA», прокатал в терминале. Затем он сложил украшения в маленький рекламный пакет с надписью арабской вязью и передал Бруно. Тот сразу достал их обратно и переложил в свой форменный рюкзак. Поблагодарив, Бруно уже приблизился к выходу, как вдруг благодарный индус, пользуясь отсутствием покупателей пожелал дать ему полезный совет:
— Молодой человек! При первой же возможности берите свою невесту и бегите из Афганистана! Счастья здесь не видать!
— Отчего это вдруг?! — вернулся Бруно к индусу.
— Меня зовут Икбал Сингх! — представился он, истово приложив руку к сердцу.
— Моё подлинное имя вам знать не желательно! — улыбнувшись откликнулся Бруно. — Зовите меня Константин!
— Мистер Константин! — продолжил Сингх, — Мои предки приехали из Пенджаба в Афганистан более двух столетий назад. Я родился и вырос в Кундузе, где в большинстве своём, на моей памяти, жили пуштуны, затем узбеки, за ними таджики, туркмены, этнические арабы и, в ничтожной степени, мы, пенджабские сикхи!
Я окончил в Кундузе школу, затем в Кабуле университет. Афганцы и индусы всегда сосуществовали в Кундузе мирно, как и в Файзабаде, Джелалабаде, Кабуле, Гардезе, Кандагаре. В афганском обществе была абсолютная толерантность к религиозным традициям, тех же хазарейцев–шиитов, памирцев–исмаилитов, индусов–сикхов. Следует отметить, что живущие в Афганистане сикхи с издревле занимались высокобюджетной торговлей и были людьми небедными. В их владения входили большие магазины и базары, дети сикхов получали престижное образование за границей в университетах Исламабада, Дели, Лондона, Нью-Йорка и были высокообразованы!
Однако с приходом к власти в Кабуле радикального движения Талибан, в дальнейшем к индусам и их традициям стала проявляться злобная нетерпимость. Из 150-ти тысячной общины сикхов Афганистана 1970-х годов в текущий момент не наберётся и 4-х тысяч! Афганским детям запрещают играть вместе с нашими, учиться в одной школе и в иных учебных заведениях. Наших детей афганские оскорбляют, обзывают и унижают, равно как и взрослых. Сикхи уважают свою свободу, как и свободу других людей!
В день, когда скончалась моя незабвенная супруга Амрит Сингх, да отведётся ей в раю лучшее место, мы с моими выросшими детьми и представителями сикхской общины провожали её в последний путь с соблюдением религиозных традиций. На пути к существовавшему исстари месту кремации соплеменников нас встретила неистовствовавшая толпа молодых людей. Со скабрёзными выкриками, на глазах у почтенных горожан, похоронную процессию закидали камнями и гнилыми овощами, потребовав убраться прочь в Индию. Нам не осталось ничего, как стерпеть это унижение, укротив гордыню и пожертвовав достоинством. Ужас в том, — распекался Икбал Сингх, — что ни один из старейшин, видевших это бесчинство, не укротил и не осудил их!
Бруно сочувственно кивнул.
— Спасибо, мистер Сингх, я учту ваши наставления! Но мыслями Бруно был уже рядом с Ситой. Желая поскорее увидеть её счастливые глаза, он пожелал индусам благополучия и спешно покинул ювелирный магазин. Просочившись сквозь движущийся транспорт, Бруно бойко запрыгнул в стоящее по обратную сторону дороги такси и наскоре прибыл в госпиталь «MSF».
Въехав во внутренний двор MSF, Бруно высадился, обратив внимание на смонтированную в глубине госпитального сада эстрадную сцену, ферму с осветительными приборами, звуковое оборудование и настраивающих музыкальную аппаратуру артистов. Он прошёл по госпитальному коридору и отыскал в «ординаторской» сидевшую в одиночестве за изучением «историй болезни» Ситу. Бруно приковал к ней любящий взгляд и, приналёгши спиной к двери, заперся. Сита так же смотрела с любовью, ожидая его дальнейших действий. Бруно подошёл, не отводя глаз, нежно взял за руку и вывел её из-за стола. Повернув спиной и закрыв ладонью шуйцы Сите очи, десной достал из рюкзака коробки с украшениями и в открытом виде положил на стол. Когда Бруно убрал ладонь, Сите представились серебряный гарнитур с лазуритом и золотое кольцо с изумрудом.
— Сита, прошу тебя, примерь это! — попросил Бруно.
Сита с застенчивостью вставила стержни серёг в ушные проколы и надела оба кольца на безымянные пальцы рук. С дразнящей улыбкой она дважды сменила профиль, показав в ушах серьги и подняв пальцами вверх внешние стороны ладоней, продемонстрировала кольца.
— Ну как?! — интересовалась Сита.
— Это мои предсвадебные подарки! — декларировал Бруно, пояснив. — Жёлтое с зелёным камнем — обручальное кольцо!
— На свадьбу деньги остались? —  пошутила Сита.
Бруно подался вперёд, чтобы поцеловать её.
Сита слегка оттянулась назад и прикрыла его губы ладонью.
— Ещё рано! — препятствовала она. — Отец согласился на долгие уговоры, мои и мамы, выйти за тебя замуж. Но! — сообщила Сита условия. — При непременном сохранении целомудрия до вхождения в брак. Девичья честность — это главное богатство незамужней девушки! Придётся потерпеть, Бруно!
— Куда деваться! — сожалел он. — Потерпеть, так потерпеть!
— Бруно! — сменила тему Сита. — Вечером в MSF с благотворительным концертом выступит известный и всеми любимый Шафик Мюрид — афганский певец и музыкант. Приглашаю тебя на концертную программу. Только сесть нужно будет среди докторов – мужчин. Афганские традиции, — напомнила она улыбнувшись, — строги и неизменны! Иначе это вызовет негодование здешних моих родственников и местных жителей.
— Что ж тут поделать?! — согласился Бруно. — К мужчинам так к мужчинам!
Концерт ждал своего начала. На стульях перед сценой сидел докторский состав «MSF», разделённый по гендерному признаку и переодетый в не лечебные одежды. Бруно сидел в центре в первого ряда. Сита — в четвёртом с краю. Синее красивое платье на ней согласовывалось с лазуритом в украшениях. Больные госпиталя расположились в дальних рядах, женщин среди них не было. Изнавись, к заигравшим на сцене музыкантам вышел невысокого роста в чёрном паколе и соцветном перухане меметичный Шафик Мюрид. Зрители встретили артиста аплодисментами. Мюрид начал проникновенно исполнять народные песни. Вскоре под бой табла  ансамбль заиграл ритмичную музыку, зазывая на танец перед сценой активных зрителей. Европейские сотрудницы «MSF», знавшие о пуштунском происхождении Ситы стали теснить её к сцене, приневолив к танцу. Сита вынужденно вошла в ритм, зажигательно затанцевав и воодушевив хлопавших в такт зрителей и артистов. Восторженный её грацией, Бруно хлопал громче всех.
На базу TF-47 Бруно возвратился поздно вечером. В первую очередь направился к оберсту Юнгу и доложил о прошедшей и предстоящей с представителем талибов встречах.
На базу TF-47 Бруно возвратился уже вечером. В первую очередь направился к оберсту Юнгу и доложил о прошедшей и предстоящей с представителем талибов встрече. На следующий день в назначенный час Отто, Бруно и Яхъя Мухади вновь прибыли в чайхану. У входа их встретил извечно приветливый Якуб-хан. Они прошли в зал и забрались на привычный топчан. Изневесть они увидели, как к Якуб-хану подошёл старый знакомый Отто и Яхъи Мухади — эмиссар талибов Халфутдин. Якуб-хан проводил его к топчану, где сидели гости. Увидев незнакомого европейца, Халфутдин без политес спросил:
— Кто это?!
Якуб-хан вопросительно посмотрел на Отто, и он посредством перевода Мухади, пояснил:
— Это офицер Бундесвер, уполномоченный оберста Юнга.
Халфутдин посмотрел на Бруно недобро и стребовал:
— Пусть подождёт, пока мы переговорим.
Мухади перевёл настояние, и Отто внял ему. Дабы построить конструктивный разговор, он попросил Бруно подождать за чаем, пока они с Яхъёй переговорят с Халфутдином. По предложению Якуб-хана они вчетвером устранились в служебное помещение. Бруно остался на топчане и с любопытством созерцал уличную суматоху. «Когда-то улицы Кундуза, изумляли своей архаичностью и моего Отца», — думал Бруно. Изнавись появился Залмай и сноровно поднёс чайник зелёного чая. Бруно дважды перелил его из пиалы обратно в чайник и, наполнив до половины, сделал глоток. Пока он дожидался завершения разговора Отто и Халфутдина, с топчана напротив сошёл типичный смуглый афганец в белой чалме и бежевом перухан. Он подошёл поближе и, став боком, не отводя взгляда от двери в служебное помещение, на хорошем русском проговорил:
— Советую вам уклониться от личного участия в обмене сына Юнга на лидеров талибан. И ещё: о ваших близких отношениях с племянницей Шамсуддина — доктором госпиталя MSF «Врачи без границ» Ситой Ахмадзай известно талибам. Это опасно!
— Кто вы?! — изумился русской речи Бруно.
Незнакомец пропустил вопрос и спешно направился к заменившему Отца на входе, Залмаю и, сунув ему на ходу купюру, исчез в потоке прохожих. Тем временем в разговоре в служебном помещении Халфутдин сообщал:
— Сын командора Юнга находится у Шамсутдина. Налёт на бронетранспортёр и его похищение стало ответом за гибель детей в кишлаке Дафтани. С молодым человеком обращаются нормально — дают воду и еду.
— Какие у Шамсутдина на него планы?! — спросил Отто.
— Он не исключает вариант обмена, — одалживающе допустил Халфутдин.
— Кого же он хочет получить взамен?! — поинтересовался Отто.
— Шамсутдин готов обменять сына командора Юнга на муллу Абдул Рахмана, пленённого в кишлаке Гундай и пятерых лидеров талибан из Кундуза, Баглана, Тахара и Бадахшана, арестованных TF-47! — довёл предложение Шамсутдина Халфутдин. — Список имён написан здесь!
Он передал Отто свёрнутый пополам лист бумаги и продолжил:
— Там же указана дата и место, где должен быть проведён обмен.
Отто раскрыл смятый лист и увидел текст корявым шрифтом на немецком языке. После списка фамилий и имён талибов, были написаны дата, время и место: спустя неделю в 6.00 утра у съезда с трассы Кундуз–Баглан на пустыре окраины города Алиабад.
— Безопасность обмена, — продолжил Халфутдин, — по требованию Шамсутдина должна быть гарантирована вашей жизнью и кого-то из приближённых оберста Юнга. Вы и ещё кто-то от командора Юнга на время обмена будете взяты в заложники. Это продиктовано тем, что обращение об обмене поступило от вас. В заключение, мне велено передать, что предпринимать какие-либо шаги по поиску младшего Юнга не нужно! Жизнь его целиком зависит от воли Шамсутдина.
На этом разговор завершился. Вчетвером они вышли в зал, Якуб-хан пошёл провожать Халфутдина к выходу, а Отто и Яхъя Мухади присоединились к Бруно, и за пересказом состоявшегося разговора стали пить чай.
— Вот такие условия, Бруно! — резюмировал Отто, поведав требования талибов.
— Я считаю неправильным втягивать тебя в это дело! — высказал мнение Бруно. — Буду я и офицер из TF-47.
— Условия в данном случае ставят талибы, — напомнил Отто.
Бруно не смог этому возразить. Когда он возвратился в расположение TF-47, то сразу зашёл в кабинет к оберсту Юнгу и обстоятельно пересказал разговор с Халфутдином, передав ему лист бумаги со списком талибов, местом и временем обмена. Оттуда Бруно направился в свой кубрик и, чтобы немного отвлечься, достал из тумбочки книгу «Большая игра в Афганистан» и стал читать:.....

.... Завершив доклад, уяснив ближайшие задачи и, получив очередной транш, Махмуд-бек удалился. После его ухода, не спешивший выйти в путь до Кабула Витцель, разлил в пиалы принесённый хозяином дома зелёный чай, достал курительную трубку шестигранный «бульдог» Bruyeregarantie, наполнил её табаком BREMARIA бременской фирмы BRINKMANN и раскурил.
— Дитрих, а ведь прав Махмуд-бек! — заметил Витцелю Расмус. — Не верю я их королю Захир-шаху и всей его камарильи из династии Баракзай — они извечная креатура англичан. Я целиком согласен с рейх-министром  Риббентропом, считающим его замену изгнанным эмиром Амануллой-ханом, злободневной. В обмен на присоединение в войне к странам Оси, они требуют от Германии гарантии передачи им территорий республик Советской Средней Азии, а на юге — выхода к Индийскому океану к портовому городу Карачи. В дополнении к этому, поставки большого количества военных самолётов, артиллерийских орудий и танков. Не через чур ли это много?! По мне так их алчность не имеет предела!
Известно ли вам, обер-лейтенант, — спросил Расмус Витцеля, — что к апрелю 1941 года начальник Генерального штаба вермахта Франц Гальдер по приказу фюрера разработал план операции «Аманулла»?! Согласно ему, четыре тысячи десантников должны овладеть Кабулом и сменить режим короля Захир-шаха. Затем войска вермахта направятся к границам Британской Индии и при поддержке восставших пуштунских племён захватят её. Для реализации этой задачи планируется привлечь силы семнадцати дивизий: шести горнострелковых, четырех пехотных, четырех моторизованных и трёх других подвижных соединений. А созданная нами в Афганистане база будет использована, как плацдарм для наступления на Индию. Для адаптации личного состава к операции в стране с жарким климатом в Греции сформировано специальное ударное подразделение вермахта — «соединение Ф». К вышеупомянутым дивизиям присоединится и тюркская дивизия, сформированная из числа советских военнопленных-мусульман, уроженцев Средней Азии. В Польше близ города Вроцлав функционирует секретная тренировочная база под названием «Лесной лагерь СС-20» или «Главный лагерь Туркестан». На ней готовят диверсантов. Для идеологической обработки в подразделениях, состоящих из мусульман, специально подобраны войсковые муллы. Диверсионные группы, укомплектованные солдатами и офицерами Туркестанского легиона из созданных нами опорных пунктов в Баглане и Кундузе, будут переброшены в среднеазиатские советские республики. Оружие и боеприпасы для них в Северный Афганистан доставят самолёты люфтваффе.

Бруно дочитал главу и, отложив книгу, подумал:
– Да, история возвращается на круги своя! Могли ли эти офицеры Абвера — Расмус и Витцель в далёком 1942 году предположить, что через два с лишним года в мае 1945 года Советские войска войдут в Берлин и фашистская Германия подпишет акт капитуляции? Что спустя почти 60 лет — в декабре 2001 года Бундесверу, в отличие от Вермахта, удастся войти и закрепиться в Афганистане? Что зоной его ответственности в составе объединённых сил западной коалиции ISAF станет северо-восточная часть страны — провинции Кундуз, Баглан, Тахар, Бадахшан, где когда-то базировались формирования басмачей, взаимодействовавших с Абвером? Что в Кундузе будет дислоцироваться специальное разведывательное подразделение TF-47?
Бруно осмысливал вековой ход афганской истории, но в промежутках беспрестанно возвращался к милой сердцу Сите.

.... В эйфории Бруно покинул столовую и подался искать Ситу.
– Бруно! – обрадовалась Сита, встретив его в коридоре. – Я получила письмо от родных из Мюнхена. Отец разрешил мне встречаться с «немцем – Бруно» и даже планировать свадьбу. – Сита взяла паузу – Но непреложным условием к этому остаётся соблюдение наших исконных традиций, не допускающих физической близости до вхождения в брачные узы. Ты к этому готов, Бруно? – спросила она хитро улыбаясь.
Бесконечно счастливый Бруно вспрыгнул на месте и не совладав с эмоциями, чуть было не обнял Ситу прилюдно. Однако вовремя остановился.
– Ну конечно готов! – воскликнул Бруно и, вскинув вверх руки. – Как я счастлив Сита, как я счастлив! – вспомнив что-то, он досадой посмотрел на часы. – Сейчас мне нужно бежать. Но расскажешь мне всё подробно, когда вернусь, хорошо?!
С этими словами непомнящий себя Бруно покинул стены госпиталя. Отто к тому времени уже переоделся, позвонил переводчику Яхъе Мухади и, подтвердив встречу в чайхане Якуб-хана, ждал у дороги подъезда такси. Они сели с Бруно на заднее сидение подъехавшего авто и выдвинулись к «кундузскому кругу».
– Отто! У меня отличные новости! – известил с отрадой  Бруно.
– Какие сейчас могут быть хорошие новости! – удивился Отто.
– Родители Ситы готовы отдать мне её в жёны. – сообщил Бруно. – Это немыслимо Отто!
– Действительно немыслимо! – поразился Отто, разделив радость и заметив по случаю. – Это большая удача для немецкого офицера из ISAF!
– Я предложу Сите провести торжества бракосочетания в двух городах – во Фрайбурге и Мюнхене. – поделился планами не веривший своей фортуне Бруно. – Отто, дай мне зарок присутствовать! А ещё пообещай поехать со мной в Россию, чтобы по адресам из записной книжки мы отыскали друзей отца!
– Обещаю Бруно! – посулил улыбнувшийся Отто.
Время в пути пролетело быстро.

.... Беседу прервал расторопный Залмай, принёсший гостям заказанные блюда: большой ляган плова, бараний шашлык и горячие лепёшки. Гости отложили обсуждение и под звучавшую из колонок задушевную «Dast az talab nadara» преславного певца Ахмада Захира, приступили к трапезе. Завершив, Бруно рассчитался за еду и, договорившись с Отто и Яхъёй Мухади о встрече в чайхане на следующий день в условленное время, зазвал для них ожидавшее через дорогу такси.
— Отто! Вы езжайте с Яхъёй, —  попрощался Бруно, — а я зайду в магазин. Мне нужно купить Сите подарок.
Бруно быстрым шагом направился в расположенный в 30-ти шагах от чайханы с большими панорамными окнами и яркими витринами, ювелирный магазин. На входе его встречал хозяин – пожилой индус–сикх в чёрном дастар (сноска — «индийский тюрбан, повязанный на характерный лад»), белоснежных — курте (сноска — «индийская длинная широкая рубаха ниже колен») и чуридарах (сноска — «узкие длинные штаны») из дорогой материи.
— АсСаламу Алейкум! — позитивно поздоровался  Бруно.
— Guten morgen! — поприветствовал индус.
Бруно прошёл вовнутрь магазина, осмотрелся и подошёл к витрине с множеством колец, украшенных разноцветными камнями – изумрудами, рубинами, сапфирами, лазуритом и другими. Индус прошёл по внутренней стороне витрин и встал визави.
— Хотите что-то себе выбрать? — услужливо спросил индус.
—  Не себе! Невесте! — ответил Бруно.
— Замечательно! — возбудился индус, и выспренне продолжил — У нас есть всё, чтобы завоевать сердце прекрасной молодой особы! Она немка?! Сколько ей лет?!
— Она афганка 25-ти лет! — уточнил Бруно.
— Афганка?! — изумлённо повторил индус.
— Неважно! — уклонился Бруно, поняв что проговорился о лишнем — Мне нужен подарок. Кольцо!
Индус окинул взглядом изделия под стеклом и, потянув на себя лоток, с пафосом проговорил:
— Золото – белое, жёлтое, розовое?! На взыскательный выбор — лучшие в Афганистане драгоценные камни: памирские рубины, панджшерские изумруды, не хуже колумбийских, замечу я вам! — Индус пристально поглядел на растерянного Бруно, — На какую суммы вы рассчитываете?
Бруно озадачился. Индус, окликнул помощника и распорядился принести кофе.
— Вот, афгано-бадахшанский лазурит из Джарма! — не давал индус опомнится.
Он достал из-под стекла на подставке серебряный гарнитур из изящных серёг и кольца с овалами синего лазурита и передал Бруно.
— Прекрасное качество камня! — восхвалял индус. — К вашему сведению, афганский лазурит лучший в мире. При раскопках он найден даже в гробницах фараонов!
Бруно заинтересовался, абие вообразив украшения на Сите.
— Я куплю это! — посулил Бруно, востребовав — Сколько вы готовы уступить в цене?!
— Если Вы купите ещё что-нибудь,  —  призвал индус, — скидка очевидно будет больше!
— Окей! — взыграл духом Бруно. Он провёл взглядом по витрине и, указав на изделие под стеклом, попросил. — Вот это жёлтое кольцо с зелёным камнем.
— О! Это прекрасный выбор для будущей супруги – матери ваших детей! — продолжил панегирик индус — Это золотое кольцо с изумрудом! Панджшерские изумруды славятся на биржах и не уступают качеством замбийским и бразильским.
— Какова будет ваша скидка?! — строго спросил Бруно, подробно изучив ценники на ниточной привязи.
Индус спорко постучал пальцами на калькуляторе, и выдал:
— 25%! — это максимальная!
— Несерьёзно! — отклонил Бруно — 35%!
— 30%! — поступился индус.
— Уговорил! — сдался Бруно.
Индус озарился улыбкой и, взяв изручь у Бруно кредитную карточку «VIZA» прокатал в терминале. Затем он сложил украшения в маленький рекламный пакет с надписью арабской вязью и передал Бруно. Тот, тотчас достал их обратно и переложил в форменный рюкзак. Поблагодарив, Бруно собрался уже уходить, как вдруг благодарный индус пожелал дать ему полезный совет:
— Молодой человек! При первой же возможности берите свою невесту и покидайте Афганистан! Здесь не будет для вас ничего хорошего!
— Отчего это вдруг?!  — возвратился и встал вновь визави Бруно.
— Меня зовут Икбал Сингх! — представился индус, истово приложив руку к сердцу.
— Моё подлинное имя вам знать не желательно! — улыбнулся Бруно. — Зовите, например – Константин!
— Мистер Константин! — продолжил Сингх, — Мои предки приехали из Пенджаба в Афганистан более двух столетий назад. Я родился и вырос в Кундузе, где в большинстве в своём, на моей памяти – жили пуштуны, затем узбеки, за ними таджики, туркмены, этнические арабы и, в ничтожной степени, мы – пенджабские сикхи!
Я окончил в Кундузе школу, затем в Кабуле университет. Афганцы и индусы всегда сосуществовали в Кундузе мирно, как и в Файзабаде, Джелалабаде, Кабуле, Гардезе, Кандагаре. В афганском обществе была абсолютная толерантность к религиозным традициям, тех же – хазарейцев–шиитов, памирцев–исмаилитов, индусов–сикхов. Следует отметить, что живущие в Афганистане – сикхи с издревле занимались высокобюджетной торговлей и были людьми небедными. В их владения входили большие магазины и базары, дети сикхов получали престижное образование в университетах Кабула, Исламабада, Дели, Лондона и были высокообразованы!
Однако с приходом к власти в Афганистане радикального движения Талибан и в дальнейшем, к индусам и их традициям стала проявляться злобная нетерпимость. Из 150-ти тысячной общины сикхов Афганистана 1970-х годов, в текущий момент не наберётся и 4-х тысяч! Афганским детям запрещают играть вместе с нашими, учиться в одной школе и в иных учебных заведениях. Наших детей, афганские – оскорбляют, обзывают и унижают, равно, как и взрослых. Сикхи уважают свою свободу, как и свободу других людей!
В день, когда скончалась моя незабвенная супруга Амрит, «Да отведётся ей лучшее место в раю», мы с моими выросшими детьми и представителями сикхской общины, провожали её в последний путь с соблюдением религиозной традиции. На пути к существовавшему с извека месту кремирования соплеменников нас встретила неистовствовавшая толпа молодых людей. Со скабрёзными выкриками, на глазах у почтенных горожан, похоронную процессию закидали камнями и гнилыми овощами, потребовав убраться прочь в Индию. Нам не осталось ничего, как стерпеть это унижение, укротив гордыню и пожертвовав достоинством. Ужас в том, – распекался Икбал Сингх, — что ни один из старейшин, видевших это бесчинство не укротил и не осудил их!
Бруно, сочувственно кивнул.
— Спасибо мистер Сингх, я учту ваши наставления! Но мыслями Бруно был уже рядом с Ситой. Желая поскорее увидеть её счастливые глаза, он пожелал индусам благополучия и спешно покинул ювелирный магазин. Просочившись сквозь движущийся транспорт, Бруно бойко запрыгнул в стоящее по обратную сторону дороги такси и наскоре прибыл в госпиталь «MSF».
Въехав во внутренний двор MSF Бруно высадился, обратив внимание на смонтированную в глубине госпитального сада эстрадную сцену, ферму с осветительными приборами, звуковое оборудование и настраивающих музыкальную аппаратуру артистов. Он прошёл по госпитальному коридору и отыскал в «ординаторской» сидевшую в одиночестве за изучением «историй болезни» Ситу. Бруно приковал к ней любящий взгляд и, приналёгши спиной к двери, заперся. Сита, также смотрела с любовью, ожидая его дальнейших действий. Бруно подошёл, не отводя глаз, нежно взял за руку и вывел её из-за стола. Повернув спиной и, закрыв ладонью шуйцы Сите очи, десной достал из рюкзака коробки с украшениями и в открытом виде положил на стол. Когда Бруно убрал ладонь, Сите представились серебряный гарнитур с лазуритом и золотое кольцо с изумрудом.
— Сита, прошу тебя, примерь это! — просил Бруно.
Сита с застенчивостью вставила стержни серёг в ушные проколы и надела оба кольца на безымянные пальцы рук. С дразнящей улыбкой, она дважды сменила профиль, показав в ушах серьги и, подняв пальцами вверх внешние стороны ладоней, продемонстрировала кольца.
— Ну как?! — интересовалась Сита.
— Это мои предсвадебные подарки! — декларировал Бруною. — С зелёным камнем – это обручальное кольцо!
Бруно подался вперёд, чтобы поцеловать Ситу. Она слегка оттянулась назад и прикрыла губы Бруно ладонью.
— Ещё рано! — препятствовала Сита. — Отец в ответном письме согласился на долгие — мамы и мои уговоры выйти за тебя замуж. Но! — привела его условия, — При непременном сохранении целомудрия до вхождения в брак. Честность — это главное богатство незамужней девушки! Придётся потерпеть, Бруно!
— Куда деваться! — сожалел он. — Потерпеть, так потерпеть!
— Бруно! — сменила тему Сита. — Вечером в MSF с благотворительным концертом выступит известный и всеми любимый Шафик Мюрид — афганский певец и музыкант. Приглашаю тебя на концертную программу. Только сесть нужно будет среди докторов – мужчин. Афганские традиции, — напомнила она улыбнувшись, — строги и неизменны! Иначе это вызовет негодование здешних моих родственников и местных жителей.
— Что ж тут поделать?! — согласился Бруно — К мужчинам так к мужчинам!
Концерт ждал своего начала. На стульях перед сценой сидел докторский состав «MSF», разделённый по гендерному признаку и переодетый в не лечебные одежды. Бруно сидел в центре в первого ряда. Сита — в четвёртом с краю. Синее красивое платье на ней было соцветно камням серёжек. Больные госпиталя расположились в дальних рядах, женщин среди них не было. Изнавись, к заигравшим на сцене музыкантам вышел невысокого роста в чёрном паколе и идентичном перухане – меметичный Шафик Мюрид. Зрители встретили артиста аплодисментами. Он начал проникновенно исполнять народные пуштунские и таджикские песни. Вскоре, под бой табла (сноска — афганский ударный инструмент, барабан) ансамбль Мюрида заиграл ритмичную музыку, зазывая на танец перед сценой активных зрителей. Европейские сотрудницы «MSF», знавшие о пуштунском происхождении Ситы стали теснить её к сцене, приневолив к танцу. Сита вынужденно вошла в ритм, зажигательно затанцевав и воодушевив хлопавших в такт зрителей и артистов. Восторженный её грацией, Бруно хлопал громче всех.
На базу TF-47 Бруно возвратился поздно вечером. В первую очередь направился к оберсту Юнгу и доложил о прошедшей и предстоящей с представителем талибов встречах.

АВИАУДАР ПО ГОСПИТАЛЮ MSF «ВРАЧИ БЕЗ ГРАНИЦ»

Истекал сентябрь. В Кундузе по-летнему грело солнце, было сухо и безветренно. До назначенной моулави Шамсутдином даты обмена Альфреда Юнга на лидеров движения талибан оставалось шесть дней. Утром следующего дня по приказу командующего группировкой «Север» бригадного генерала Ханса Штрука все командиры групп TF-47 вертолётами NHI NH90 были переброшены в центральный штаб в Мазари-Шариф на инструктаж по обеспечению мер безопасности во время краткосрочного визита в Афганистан министра обороны ФРГ. Тем временем обстановка в Кундузе резко ухудшилась. Вопреки тому, что провинция не входила в зону ответственности США, её подразделения стали проводить здесь рейды в поисках членов талибского подполья. Учитывая близость их проведения к жилым и общественным местам, во избежание попадания госпиталя MSF «Врачи без границ» в зону огневого удара, 29 сентября его руководство, предусмотрительно представило американцам свои GPS-данные. Однако, не вняв данному оповещению, 2 октября авиация США из объединённых сил западной коалиции ISAF нанесла по нему удары в момент, когда в нём находилось 89 врачей и свыше ста пациентов. Первый удар воспламенил главное здание госпиталя, второй пришёлся по корпусу, где находились больничные палаты. Шанс спастись представился не многим, большое число больных сгорели заживо. Находившийся в это время на перевязке, Отто экстренно эвакуировался в промежутке между авиаударами в госпитальный бункер, но связаться с кем-либо оттуда не смог. Весть об авиаударе по госпиталю MSF мгновенно разнеслась по округе. Вскоре о событии узнал и находившийся в Мазари-Шариф Бруно. Огорошенный, он беспрестанно начал звонить Сите в Кундуз. Но номер дежурной медсестры и другие телефоны госпиталя не отвечали. Тогда он связался со штаб-квартирой MSF «Врачи без границ» в Женеве.
— Добрый вечер! — ответил приятный женский голос. — Офис международной медицинской организации «Врачи без границ». Чем я могу вам помочь?!
— Здравствуйте! — поздоровался Бруно и проговорил. — Я не могу дозвониться до своей невесты — вашей сотрудницы, работающей в госпитале MSF Кундузе. Её зовут Сита Ахмадзай. Я хотел бы убедиться, что с ней всё в порядке.
— Оставайтесь, пожалуйста, на линии, — попросила сотрудница MSF и поставила звонок на ожидание. Спустя три минуты она вернулась к контакту с Бруно. — Спасибо за ожидание! В данный момент имена пострадавших уточняются. Попробуйте позвонить нам через два часа. Надеюсь, что к этому времени обстановка прояснится, — предположила она и повесила трубку.
Через два часа Бруно повторил звонок. Трубку сняла та же сотрудница, она сразу узнала голос Бруно.
– Простите, очень много звонков, напомните, пожалуйста, фамилию вашей невесты, — любезно попросила она.
— Ахмадзай! Сита Ахмадзай! — чётко произнёс Бруно.
— Оставайтесь, пожалуйста, на линии, — попросила она и вновь перевела звонок на ожидание. К разговору она вернулась потухшим голосом, проговорив с прискорбием: — Сожалею, но у меня для вас плохие новости. Доктор Сита Ахмадзай указана в списке погибших. «...Сита Ахмадзай указана в списке погибших...» — отозвалось эхом в ушах ошарашенного Бруно.
— Оставьте, пожалуйста, свой контактный телефон, — попросила девушка, — мы непременно вам позвоним.
Но этих слов Бруно уже не слышал. Он был сокрушён и повесил трубку.
Через некоторое время на связь с Бруно вышел Отто:
— Бруно, ты уже знаешь?! — спросил он скорбно.
— Как это случилось?! — в ответ с тугой спросил Бруно.
— Когда начался налёт, Сита находилась в главном корпусе на летучке. Бомба разорвалась прямо под их окном. Взрывом выбило стёкла. Осколки бомбы поразили всех, кто там находился. Никто не выжил! — поведал Отто. — Выражаю тебе своё соболезнование, Бруно!
По скромным официальным оценкам, под бомбами ВВС США погибло сорок два человека, ещё тридцать семь были ранены. На следующий день из Мюнхена в Мазари-Шариф прилетела семья Ахмадзай — родители и старшие братья Ситы. По прибытию в Кундуз, они без лишних формальностей получили тело Ситы в госпитале MSF. Придать его земле они решили в уезде Имам-Сахиб провинции Кундуз на кладбище у мавзолея «Баба Хатим Зиярат» рядом с предками и сородичами. Руками родственных женщин ночью совершили омовение и тело обернули в саван. Едва рассвело, Бруно и Отто подъехали к распахнутым воротам большого дома в Имам-Сахибе. Там уже было большое скопление народа и беспрерывно подъезжали легковые автомобили, высаживавшие вооружённых мужчин. Выстроясь в очередь, они входили во двор и выражали семье Ахмадзай свои соболезнования. Был среди них и Халфутдин. Он прошёл мимо подошедших Бруно и Отто, сделав вид, будто с ними незнаком. Тут Бруно изневесть вспомнил слова смуглого незнакомца в белой чалме и бежевом перухан в чайхане Якуб-хана, сообщившего по-русски, что о его отношениях с племянницей Шамсутдина Ситой Ахмадзай знают талибы, и это опасно.
— Так вот почему здесь так много вооружённых людей, — домекнул Бруно, — Шамсутдин, очевидно, тоже здесь.
Бруно и Отто стояли у ворот дома, обратив на себя суровые взгляды мужчин и проклятья стенавших женщин, не решаясь пройти внутрь двора. В глазах скорбевших афганцев немцы Бруно и Отто, солидарно с ISAF были виновны в гибели Ситы Ахмадзай и других афганцев в авиаударах. Обстановка накалялась. Изнавись со двора за ворота дома проводить группу старейшин вышел отец Ситы — Аюб Ахмадзай. Он был разбит горем. Увидев европейцев, он узнал из присланной Ситой фотографии, её жениха Бруно Тевса. Аюб Ахмадзай подошёл к нему и Отто, и по-немецки деликатно попросил:
— Будет лучше, если вы сейчас уйдёте!
Бруно и Отто, понимающе кивнули и покинули Имам-Сахиб. По прошествии получаса Бруно перевёз Отто с личными вещами из разрушенного госпиталя MSF в гостиницу Спинзар, а сам направился на базу TF-47. На душе у него было скверно. Помимо кручины, которую он испытывал после потери любимой Ситы, его переполняло чувство вины за горе и страдания афганского народа от действий международной военной миссии ISAF, заставляя их переоценить. Как бы то ни было, по условиям моулави Шамсутдина, в ближайшие дни, ему и Отто предстояло участие в обмене лидеров талибан на Альфреда Юнга.

ОБМЕН АЛЬФРЕДА ЮНГА

Было раннее утро. Туманилось. В условленное время к пустырю на окраине уездного центра Алиабад, расположенного южнее Кундуза подъехало такси, из которого вышли Бруно Тевс и Отто Гринберг. К ним тотчас, в соответствии с условиями обмена, установленными Шамсутдином, подошли трое вооружённых талибов. Они связали им за спиной руки и глаза и отвели за ближайшие глинобитные постройки. Вскоре на горизонте появилась колонна из пяти единиц германской бронетехники: четыре броневика ATF DINGO-2 с группами спецназа, посредине ехал бронированный грузовик MUNGO. В его кузове находился мулла Абдул Рахман, с ним пять лидеров движения талибан и охрана TF-47. Колонна чинно съехала с трассы и встала в ожидании подвода Альфреда Юнга. Из головного броневика спешились оберст Георг Юнг и два офицера из высшего командования TF-47. Спецназ обступил своих командиров. Туман к тому времени уже рассеялся. Оберст Юнг был напряжён. Спустя короткое время к месту встречи на двух мотоциклах подъехали трое афганцев с радиостанциями. Их задачей была идентификация пленных талибов и доклад об этом командиру.
Оберст Юнг жестом руки приказал опустить тент на кузове MUNGO, чтобы мотоциклисты смогли убедиться в наличии пленных. Они обменялись меж собой несколькими фразами и, доложив начальству по радиосвязи, что всё в порядке, уехали. Через короткий промежуток времени, на пустырь из-за глинобитной постройки, куда были уведены Бруно и Отто, вышел Халфутдин. Опять же, по условиям Шамсутдина, он забрал с собой Абдула Рахмана и пятерых пленных талибов. Они исчезли за постройкой, откуда тотчас показался Альфред Юнг. Он был одет в традиционную афганскую одежду — коричневый перухан и бежевый паколь. Увидев Отца, Альфред засиял улыбкой и скорым шагом направился к нему. За ним, подотстав сзади, степенно шли Бруно и Отто. Нежданно, в небе появились ударные вертолёты EC-665 Tiger HAP и начали поражать постройки, за которыми едва скрылись талибы. Из построек открылась ответная стрельба по вертолётам и, одновременно, по Бруно и Отто. Они пригнулись и перешли на бег, стремясь скорее покинуть зону обстрела. Но длинная пулемётная очередь талибов сразила Отто в спину. Его ноги подкосились, и он упал. Когда подбежал Бруно, Отто был ещё жив. Он собрал последние силы и с трудом произнёс:
— Нельзя было верить Юнгу!
Бруно позвал медика спецназа, но было уже поздно. Он склонился у тела Отто и, вскинув к небу голову, исступлённо прокричал:
— Почему?!
Вертолёты улетели на базу. Бруно всё ещё оставался сидеть подле погибшего Отто, пока спецназовцы его группы не погрузили тело в кузов MUNGO и не увели его самого. Когда Бруно вернулся в расположение TF-47, он прямиком направился в кабинет оберста Юнга. Не постучав в дверь, он бесцеремонно проследовал в глубь кабинета и, склонившись вплотную к сидевшему за столом оберсту, повышенным тоном спросил:
— Почему вы навели авиацию?!
— Успокойтесь, обер-лейтенант! Это было не моё решение! — виновато оправдывался Юнг. — Мы на войне, и надо мной есть командиры!
— Отто Гринберг спас вашему сыну жизнь! Почему он поплатился за это своей?! — спросил с напором Бруно. — Цинизм и бесчеловечность ISAF не имеет границ! Вы, господин оберст, персональный виновник многочисленных жертв мирного населения в Умар-хейле, а командование американских сил и армии продажного афганского правительства — в госпитале MSF «Врачи без границ» и детей в кишлаке Дафтани!
С этими словами Бруно громко хлопнул дверью и покинул кабинет оберста Юнга. Очевидно, это конец моей службы! — полагал Бруно, не жалея о своём демарше. — Да и чёрт с ним!
Однако ряд имевших место обстоятельств — ведущая роль Бруно в освобождении Альфреда Юнга, трагическая гибель Ситы, а главное, начало расследования парламентской комиссией Бундестага и министра обороны ФРГ массовой гибели населения в Умар-хейле, воздержали оберста Георга Юнга от рокировки его в Германию. Тогда ему было совсем не до восставшего обер-лейтенанта Тевса.

ПРИЕЗД БРУНО В МОСКВУ

Шло время. Душевная рана Бруно постепенно заживала. Он пробыл в Афганистане положенное время и по возвращении в Германию уволился из Армии. Проведя дома во Фрайбурге неделю, Бруно, как и размечал, полетел к себе на Родину, в Джамбул. Находясь ещё в Афганистане, он порывался посетить могилы своих предков. Он углубился в территорию старого немецкого кладбища и подступил к могиле с бордовой мраморной плитой. С фото на ней глядел улыбавшийся молодой отец. Вверху памятника были изображены два ордена «Красной Звезды» и написано ВОИН-ИТЕРНАЦИОНАЛИСТ. В центре, имя – Константин Оскарович Тевс, ниже — даты рождения и смерти (1966 –1986). Бруно пристально глядел в отцовское фото по стойке смирно о чём-то думая. Через минуту он достал из кармана кожаной куртки прозрачный целлофановый пакет с горстью афганской земли, собранной на месте гибельного боя и высыпал перед памятником.
После завершения в Джамбуле всех дел, Бруно купил билет на самолёт и полетел в Москву.
  Ещё находясь в Афганистане, он порывался посетить могилы предков, а на отцовскую высыпать горсть афганской земли, собранной с места гибельного боя. После завершения дел, он купил билет на самолёт и полетел в Москву. Накануне, он позвонил по телефонным номерам из отцовской записной книжки — Сидору, Костру и Русту, но ответили лишь по номеру Руста. Жившие в его отцовском доме в Татарстане родственники сообщили, что на родине он бывает регулярными наездами, но живёт постоянно в столице и дали его номер телефона.

МОСКВА 2011 год. Октябрь. Пасмурно. +4оС, морось. В квартире на Кутузовском проспекте раздался телефонный звонок. К аппарату подошла женщина.
— Слушаю вас!
— Здравствуйте! — послышался мужской голос.  — Меня зовут Бруно Тевс. Мне нужен Рустам Тукаев.
— Здравствуйте, — поздоровалась женщина, — Рустам живёт в другом месте, это его мама, Райса Ахмадулловна. Что ему передать?
— Передайте, пожалуйста, — просил мужчина с лёгким западноевропейским акцентом, — что звонил сын его погибшего в Афганистане друга Константина Тевса — Бруно. Я сейчас в Москве и был бы рад его увидеть.
Райса Ахмадулловна оживилась:
— Конечно, передам! Но я готова дать вам его номер. Если он вдруг не ответит, такое бывает, когда он находится на каком-то совещании, то приезжайте сюда на Кутузовский проспект. А он заберёт вас отсюда к себе. Рустам много рассказывал о вашем отце Косте. Он очень обрадуется вашему приезду.
Райса Ахмадулловна продиктовала номер телефона Руста и адрес. Руст вправду не ответил, и Бруно из аэропорта направился на Кутузовский проспект. Он поднялся на верхний этаж и позвонил в квартиру с добротной металлической дверью. Ему открыла Райса Ахмадулловна.
— Здравствуйте Бруно! – сердечно поприветствовала она. — Проходите.
Бруно прошёл в светлый зал и, увидев на комоде в рамке знакомую фотографию ненадолго задержал свой взгляд.
— Проходите на кухню, — пригласила Райса Ахмадулловна. Она заварила чай и подала вместе с золотистым чак-чаком. Вы впервые в Москве? – спросила она у Бруно.
— Можно сказать и так, когда мне было четыре года мы с мамой улетали в Германию на постоянное место жительства и делали пересадку в Москве.
— О! — изумилась Райса Ахмадулловна. — А как же вы сохранили хорошее знание языка?
— Стараниями мамы, читавшей мне в детстве русские сказки, — ответил Бруно. — Повзрослев я сам прочитал книги всех русских классиков: Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чехова, Достоевского, Гоголя и других. Чтобы не потерять разговорных навыков мы с родственниками стараемся общаться на русском. Правда, немецкий язык его активно вытесняет. Он доминирует, ведь мы живём в Германии, — улыбнулся Бруно. — Я звонил из Джамбула по всем телефонным номерам из отцовской записной книжки, — сменил тему Бруно, — но ни один из них так и не ответил, за исключением одного в Татарстане. По нем, один ваш родственник любезно продиктовал мне номер, по которому я с вами и связался.
— Вы, вероятно, не знаете? — сумно допустила Райса Ахмадулловна. — Ванечка Костров погиб в октябре 1993 года у Дома Советов, Серёжа Сидоренко отбывает срок в колонии и, надеемся, на днях уже освободится.
— Это здорово, что и его мне удастся повидать, — обрадовался Бруно. — Знаете, — разоткровенничался он, — я ведь тоже служил в Афганистане. Но это было в составе сил западной коалиции ISAF — в группировке блока НАТО. Сейчас я уволился с военной службы. Слетал на Родину в Джамбул. Увидел дома, где родились и жили мои родители, сходил на могилу отца, высыпал на неё горсть земли, собранной с места боя, в котором погибли он, Монгол и Стрела.
Глаза Райсы Ахмадулловны наполнились слезами:
— Вы служили в Афганистане?! – удивилась она. — Как же мама вас туда отпустила?
Внезапно, беседу прервал телефонный звонок. Это был Руст.
— Рустик, ты где?! — зычно спросила Райса Ахмадулловна. — Ты знаешь, кто к нам приехал?! Бруно — сын Кости Тевса!
В трубке послышалось изумление. Руст попросил маму передать ему трубку:
— Guten Abend! — поздоровался Руст по-немецки.
— Guten Abend! — отзеркалил Бруно.
— Какими судьбами?! — спросил Руст.
— Захотелось увидеть друзей отца, — признался Бруно.
— Это отрадно! — одобрил Руст — Сейчас за тобой приедет мой водитель, и мы поужинаем в городе. Передай трубку маме.
— Рустик! Как же так, — огорчилась Райса Ахмадулловна, — я уже тесто раскатала для кыстыбый. Почему бы дома не поужинать?
— Мама, прости, пожалуйста! Мы посидим в «Чёрной кошке». К нам ещё подъедут люди. Бруно остановится у меня.
Этими словами Руст закончил разговор.
Спустя некоторое время водитель Руста подвёз Бруно к трактиру «Чёрная кошка», находившемуся рядом со станцией метро Таганская. У дверей заведения, стилизованного под 1940-е годы, его вместе с длиннобородым в форменной одежде типажным гардеробщиком, встречал Руст. Он крепко обнял Бруно и пригласил войти.
— Визуально трактир поделён на две зоны, — начал свою экскурсию со входа в тематическое заведение воодушевлённый Руст, — по левому флангу «бандитская малина», по правому «Петровка, 38». «Малина» оформлена по подобию городского жилища Москвы 1930-1940 годов, где собирались разные уголовные элементы. «Петровка 38» как бы состоит из кабинетов Московского уголовного розыска МУРа.
Бруно увидел на стенах «малины» винтажные гобелены, настенные часы с кукушкой, рамки, внутри которых за стеклом был представлен весь воровской подручный инструмент: фомки, свёрла, заточки, отмычки, монеты с заточенными рантами, разрезавшие дамские сумки и карманы, а также множество скреплённых в ряды, прошловековых карманных часов-луковиц с рабочими механизмами, живописно оформленные эскизы воровских наколок с семантикой и словарь уголовных терминов «по фене». Сводчатый потолок в разброс был исписан крылатыми фразами из романа братьев Вайнеров «Эра милосердия», по мотивам которого Станислав Говорухин снял знаменитый художественный фильм «Место встречи изменить нельзя».
В расположенной напротив зоне «Петровки, 38» на стенах в рамках были развешаны групповые фото сотрудников МУРа 1920-1940 годов, служебные инструкции, агитационные плакаты, карты города Москвы, кожаные кобуры пистолетов, портупеи, закреплённые наискось немецкий аккордеон и печатные машинки. Её пространство освещали свисавшие низко оригинальные люстры в стиле модерн и равноудалённые, с зелёными плафонами, кабинетные настольные лампы.
— Знаковое место «Петровки, 38» — это кабинет оперативников МУРа Глеба Жеглова и Владимира Шарапова, — продолжал увлечённо рассказывать Руст, — они главные герои фильма «Место встречи изменить нельзя».
Подлинность атмосфере 1940-х годов добавляли костюмированные соттуду споркие официанты и трио задорных музыкантов с балалайкой-контрабасом, скрипкой и гитарой, сходно исполнявших давние популярные песни и танго: «У Чёрного моря», «Катюша», «Чёрные глаза», «Осень, прозрачное утро», «Мой костёр», «Голубые глаза», «Ночь светла», «Светит месяц», «Окрасился месяц багрянцем» и другие, огнисто спетые советскими артистами: Георгием Виноградовым, Валентиной Батищевой, Марком Бернесом, Леонидом Утёсовым, Вадимом Козиным, Клавдией Шульженко, Петром Лещенко, Лидией Руслановой, Соломоном Хромченко и другими. В трактире царила радушная атмосфера. Руст подвёл Бруно к накрытому столу, на который уже были поданы холодные закуски: говяжий студень, малосольная сёмга, осетрина горячего копчения, жирная селёдка с синим лучком и отварной картошкой, салат «Столичный», бородинский хлеб, графины морса, кваса и другие напитки, но сесть не предложил. Чувствовалось, что он ждал ещё кого-то.
— Ну, дай мне на тебя поглядеть, — восторгался Руст представшим Бруно, — похож на Отца! Как две капли воды! Мама в порядке?– поинтересовался Руст?
— Всё хорошо! — ответил Бруно. — После гибели отца она не захотела устраивать жизнь с другим человеком.
Руст понимающе покивал головой.
— Знаешь, ты очень вовремя, — сменил он тему разговора, — друг твоего отца и мой, конечно же, — Сидор на днях должен пополнить наши стройные ряды. Я планирую отправиться ему на встречу. Не желаешь составить мне компанию?
— А куда нужно ехать? — спросил Бруно.
— Недалеко! — ответил Руст. — В Архангельскую область.
— У меня через неделю самолёт, — сообщил Бруно, — успеем обернуться?
— Полагаю, да! — допустил улыбнувшийся Руст.
Через минуту в трактир вошли двое поджарых мужчин с военной выправкой и, увидев Руста с незнакомым молодым человеком, направились к ним.
— Знакомься, Бруно! — громогласно, чтобы было услышано сквозь звучавшую «Бессарабянку» прогорланил Руст. — Наш командир роты в Афганистане Середа Григорий Семёнович и переводчик нашего полка с языка дари Абдулло Кодиров.
После представления гостей друг другу, Руст пригласил всех за стол. Бруно вдруг показалось, что он где-то уже встречал представленного только что смуглолицего азиата Абдулло Кодирова, и попытался вспомнить. В это время между столами трактира юрко проплывала девушка-цветочница с охапкой букетов белых и алых роз. Руст зазвал её и, купив один из них, попросил официантку поместить его в вазу с водой.
— А ведь ваш отец спас мне жизнь! — с сердечностью поведал Абдулло Кодиров задумавшемуся Бруно. — В июне 1985 года в Панджшерском ущелье мы попали в засаду. Я был тогда ранен и остался лежать в зоне обстрела, а Костя Тевс вернулся за мной и под пулями протащил приличное расстояние до укрытия. Там оказал мне первую медицинскую помощь и долго оборонял.
Голос Абдулло и характерный говор также показались Бруно знакомыми. Где же я его слышал? — старательно вспоминал он.
— Я знаю о том случае, — отвлёкся от мыслей Бруно. Когда отец погиб, его друзья Сидор, Руст и Костёр написали нам об этом. Мама до сих пор хранит все письма.
— Тевс был хорошим солдатом! — горделиво произнёс Григорий Середа. — Все мы оставили в Афганистане частицу себя, свои души. Война единственное, что у нас есть — плохое и хорошее.
— Это верно! — согласился Руст. — Григорий Семёнович и Абдулло продолжают служить нашей Родине. А полковник Кодиров, — выделил он Абдулло, — бессменно на афганском направлении. Они как были в разведке, так в ней и остались!
Эти слова осенили Бруно. Абдулло изневесть напомнил ему того смуглого афганца в белой чалме и бежевом перухан впотай подошедшему к нему в чайхане одноглазого Якуб-хана, и по-русски посоветовавшему уклониться от личного участия в обмене Альфреда Юнга на муллу Абдул Рахмана и пятерых региональных лидеров талибан, а также прекратить ухаживания за племянницей моулави Шамсутдина — Ситой Ахмадзай, поскольку это опасно.
— Ну, из разведки скажем не только мы, — возвратил Бруно из потока мыслей сосредоточивший на него взгляд позитивный Абдулло, — насколько мне известно, семья Тевсов — это уже династия!
— Я вас вспомнил! — возликовал Бруно. — В чайхане Якуб-хана, это были вы!
— Возможно! — допустил Абдулло с улыбкой. — Так, удаётся TF-47 решать текущие задачи в Афганистане?!
— В целом, да! — признался Бруно, сообщив. — Но я уже не служу в этом подразделении.
В трактире вновь заиграли музыканты, начав исполнять танго «Голубые глаза»:

Голубые глаза, вы пленили меня,
Средь ночной тишины
Ярким блеском маня.
Голубые глаза, в вас так много огня,
Вы влечете к себе, голубые глаза,
Страсть и нежность тая.
Голубые глаза, в вас горит бирюза,
И ваш взор голубой,
Словно небо весной.
Голубые глаза, столько страсти и огня
В этих чудных глазах.
Голубые глаза покорили меня.

Когда танго близилось к завершению, в зал вошла молодая, высокая красивая девушка и стала взглядом кого-то искать. Она абие обратила на себя взоры всех присутствовавших в зале мужчин. Её стройная фигура, распущенные длинные русые волосы и большие голубые очи производили впечатление. Увидев её, Руст встал из-за стола, достал из вазы цветы и направился навстречу. Он подвёл девушку к столу и, усадив визави Бруно, представил гостям:
— Знакомьтесь! Это Маша Кострова — дочь дорогого нам Костра. Она студентка журфака МГУ. Но в скором будущем с высокой вероятностью — руководитель ИТАР ТАСС.
Маша зарделась патетичным представлением Руста.
— Маша, — обратился знакомивший Руст, — а этот крепкий мужчина, сын равно дорогого нам Кости Тевса — Бруно.
Бруно тут же встал и учтиво кивнул головой.
— Чувствуется порода, галантен как отец, — отметил озарившийся улыбкой Середа, откидываясь на спинку стула.
— Бруно живёт в Германии. Два года прослужил в Афганистане. В той же зоне, что и мы когда-то, — поведал Руст с улыбкой и, поглядев на Абдулло, спросил, — я правильно понял?!
Абдулло улыбчиво кивнул головой.
— Ничего не скажешь, хорошо работает российская военная разведка! — отметил Бруно. — Действительно, зоной ответственности Бундесвер являются Кундуз, Баглан, Тахар, Бадахшан, Саманган и Балх. А подразделение, в котором я непосредственно служил, находится в Кундузе.
— А что вас побудило к службе в армии и уж тем более к отправке в Афганистан? — интеллигентно с серьёзностью поинтересовался Середа. — Ведь для вашей семьи служба отца за речкой обернулась трагедией.
— Во-первых, мой прадед по-отцу, в честь которого отец дал мне имя, был полковником Советской армии, — поведал о героическом предке Бруно. — Он воевал в Испании, на Халхин-Голе, на фронтах Великой Отечественной войны и увенчал свой боевой путь взятием Вены. Он не единожды был ранен, горел в танке. Его награды хранятся у нас дома во Фрайбурге как реликвии. Когда отцу исполнилось 18 лет, он уговорил деда Бруно, снискавшего своими ратными делами почёт у городского военного комиссара, чтобы тот попросил включить его в группу, направлявшуюся после учебки в Афганистан. Выселенных в Казахстан и Сибирь немцев, как известно, в советские военные контингенты за границей не направляли — не доверяли. Прадед Бруно, к счастью не узнал о гибели в Афганистане своего внука. Он скончался за полгода до его гибели. Полученные в боях раны дали о себе знать. Во-вторых, — продолжил толковать Бруно. — Отец в своих письмах из Афганистана с гордостью писал, что служит в войсковой разведке и выполняет ответственные правительственные задачи. Когда я стал взрослеть, не желая бередить маму тяжёлыми воспоминаниями, тайком доставал и перечитывал отцовские и его друзей письма. В определённый момент я твёрдо решил, что хочу стать военным разведчиком, как мой отец. Когда я достиг призывного возраста, то призвался в воздушно-десантную бригаду в Цвайбрюккене. На завершающем этапе службы поступил на офицерские курсы, окончив их, прошёл отбор в специальное разведывательное подразделение KSK. Прослужив какое-то время в Германии, я обратился к командованию с просьбой направить меня служить в Афганистан в TF-47 — подразделение, о котором упомянул Абдулло. Вот собственно и всё. Но всё это уже в прошлом, — резюмировал Бруно с лёгкой улыбкой и грустью.
— Какие у вас дальнейшие планы? — заинтересовался Середа.
— Пока ещё не решил, — ответил Бруно.
— А то может… к нам?! — пошутил Абдулло.
— Оставь парня в покое! — пресёк иронию Середа и, встав, провозгласил тост: — За нашу Советскую Родину! СССР это или Россия — для нас равнозначно! За тех, кто служил и служит этому государству.
Когда очередь дошла до третьего тоста, все молча встали и вновь велеречиво выступил Середа:
— Дорогие боевые друзья и дети наших погибших товарищей! Чувство вины за то, что мы живы, а ваших Отцов с нами нет, всегда будет нас угнетать. Мы свято верили в то, что делали и что жертвы были не напрасны. Такие храбрые воины, как Тевс, Стрельцов, Бадмаев и Костров и есть ангелы-хранители России!
Осушив бокалы, гости сели.
— У меня, наудачу, есть два билета в «Большой» на «Жизель», — изневесть перевёл тему разговора Руст, — Маша, не откажешь Бруно в намерении сводить тебя в театр? Время как раз выходить, мой водитель доставит вас на место.
Маша смутилась, Бруно решительно встал и взглядом на девушку удостоверил это предложение. Когда молодые уехали, Середа, Абдулло и Руст, посидев немного, разошлись. Утром, как и договорились, Руст и Бруно сели на Ярославском вокзале в СВ поезда «Москва-Архангельск» и двинулись на встречу освобождавшемуся из заключения Сидору.

ПОЕЗД МОСКВА-АРХАНГЕЛЬСК

.... Поезд тем временем продолжал своё движение, приближаясь к пункту назначения. За окнами уже показались будки загородных дач и частные домовые строения. Внезапно в дверь СВ, в котором ехали Руст и Бруно, постучались.
— Чай или кофе заказывать будете? — спросила молодая в форменной одежде проводница. — А то уже через полчаса наш поезд прибывает на вокзал Архангельска.
Руст поглядел на Бруно. Оба желания к чаепитию не изъявили и поблагодарили проводницу.
— Как ваш с Машей поход в Большой театр? — неожиданно спросил Руст у Бруно. — Я уж стал беспокоиться твоему длительному исчезновению. Звонить тебе не стал. Ты уже взрослый человек. Подумал, в Москве тоже сам во всём разберёшься.
— Замечательно! — ответил Бруно. — После спектакля мы всю ночь гуляли по Москве. Сбылась, наконец, моя детская мечта — я побывал на Красной площади. Жаль, только к Ленину попасть не удалось. Зашли в ГУМе в ресторан. За трапезой искренне рассказали друг другу о себе.
После этих слов Бруно сделал паузу и продолжил:
— Как только я увидел в «Чёрной кошке» Машу, — потерял голову. Влюбился с первого взгляда. Вы, верно, сочтёте мой поступок недопустимым, но под утро я сделал Маше предложение и мы поехали к её маме Наталье Константиновне попросить её благословения.
Руст изумился:
— Это же счастье, парень! — воскликнул он. — Как я рад, что это случилось! Вот встретим Сидора и организацию свадьбы, как близкий друг твоего отца, я беру на себя!
В это время в окнах СВ показался перрон и встречающий прибывший поезд народ.
Руст и Бруно вышли из поезда и, сев в пригнанный водителем Муниром из Москвы чёрный крупногабаритный джип, направились в Котлас. Там находилась колония строго режима, в которой отбывал срок заключения Сидор. Достигнув места в назначенный час, они подъехали на площадку перед огороженной колючей проволокой территорией. На КПП стояли вооружённые автоматами солдаты с собаками. Изневесь из-за ворот вышел в спортивном костюме и кожаной куртке налысо стриженый мужчина с баулом. Это был Сидор. Руст и Бруно спрыгнули из машины и направились ему на встречу.
— От звонка до звонка! — бравурно возгласил, подошедший к нему улыбавшийся Руст.
— На войне побывал! Видно, и тюрьму пройти было написано! — философски заметил Сидор, слегка смутившись присутствию незнакомого молодого человека.
— Фаталист! — усмехнулся Руст и, желая снять конфуз, спросил:
— Никого не напоминает?!
Сидор вгляделся.
— Я сын Константина Тевса! — облегчил ему домёк Бруно.
— А ведь похож на Костяна, а Руст?! — возрадовался Сидор.
— Сын ведь, — улыбнулся Руст, — как не быть похожим на Отца?! Но это ещё не все хорошие новости! — с отрадой заинтриговал Руст. — В ближайшее время он женится на Маше Костровой!
— Надо же! — изумился Сидор. — Это подлинно благая весть! Жаль только, отцы ваши не дожили до этого удатного дня — с назолой произнёс Сидор.
Повисло короткое молчание.
— Ну, что садимся?! — предложил Руст и, сев в машину, друзья поехали обратно в Архангельск, а оттуда в Москву.