Бочка мёда
Напротив дома Воробьёва Ивана Иудовича начиналась усадьба Кинева Ивана Николаевича. Иначе, как усадьба, его огород и дом, внизу стоящий,назвать было нельзя. Киневы жили внизу, недалеко от колодца деда Лифантия. Все благоприятствовало ведению большого и крепкого хозяйства: полный двор скотины и птицы, удобренный как пух огород с теплицами для огурцов и помидоров,близость колодца, пасека с ря’дом красивых домиков для пчёл, шикарные кудрявые липы, посаженные по одну сторону периметра усадьбы, ряд кустов смородины и крыжовника по другую,а где-то сверху , с дороги, были кусты акации и шиповника. Всё было придумано до мелочей как у настоящего барина, чтобы в огород не было набегов от пацанов хулиганов, вечно гоняющих “бизиру” по ночам. Помимо забора была натянута сетка рабица, а от дома до другого конца усадьбы была натянута крепкая стальная проволока, по которой бегал “сторож” в виде чёрного кобеля ростом почти до пояса хозяина. Проходу от такой сторожевой собаки для прохожих почти не было, к дому без членов семьи подойти было невозможно… Этот страшный кобель рвал цепи от ярости и, казалось, сорвись он с цепи, разорвал бы на клочья любого. Серьёзный хозяин Иван Николаевич, уважаемый человек, трудяга, да и не сколько сам, сколько трудилась его жена, Авдотья Николаевна и его уже взрослый сын, жена и дети. Внуки ещё были малы: старшему, Ваньке, названному в честь деда, шёл десятый год, а младшему, Сашке, было восемь.
“Озорники, бездельники”,- кричал на них дед, но любил обоих внуков и гордился ими. Его сын Николай, тоже названный в честь его отца, был красивым мужчиной, уверенным, самодостаточным человеком, взявший в себе в жены красивую Раю, работающую продавцом в Вогульском магазине для лесников со станции Вогулка, которая стояла недалеко от узловой станции. В магазине было много дефицитных товаров: мехов, кожи, импортной техники, магнитофонов, дорогой посуды и так далее. Жила семья, что называется, “как у Христа за пазухой..”
Счастье должно быть в таком богатом доме, только счастье и любовь, - не иначе, ведь тогда зачем вся эта жизнь, зачем все эти блага, которыми они сумели завладеть благодаря своему труду и разуму…?
Второй младший сын Ивана Николаевича был Сергей Иванович, шустрый парень на деревне с прозвищем Гуня…Кто его так прозвал и по какому случаю,- никто не знал, но Гуня был “разведчиком” , поскольку лазил к девками по ночам в открытые окна по весне и летом в своём молодом семнадцатилетнем возрасте…
Ушлый парень, на него отец возлагал больше надежды. Учил Гуня своих племяшек уму-разуму, как вести себя с братвой на деревне, как не дать себя в обиду, как “поставить” себя в обществе и так далее. Хороший наставник, ничего не скажешь. У этого Гуни была толстой пятая точка тела,и многие посмеивались над ним как над барышней. Да и как иначе, ведь Гунька хорошо “хавал”, как выражались деревенские пацаны, много читал и смотрел “телик”, не вставая с дивана, занимался фотографиями,имея шикарный “фотик” ( тоже сидячее занятие ) и так далее. Словом, рос настоящим барчонком, коим и хотел видеть его отец Иван. Счастье и благополучие в доме, только одна Дуня Николаевича ( так её звали в деревне женщины) ползала по грядам: садила,полола, окучивала. Имели они, конечно, и *рабов* соседей, которые жили бедно и постно. Ими были простой мужик Митрофан и его подслеповатая Лукерья.
Так и работали на них, имея от них дары в виде туеска с мёдом, куска мяса барашка, банки варенья или молока.
Здоровый Митрофан был похож на русского медведя: могучий и широкий в плечах, высокого роста с пышной бородой и богатой шапкой волос он был представителем того могучего по силе мужика на Руси, которого изображают в былинах и сказках.То есть, это был настоящий работник и раб в одном лице, живший рядом с усадьбой Киневых.
Лукерья была практически слепой, ей давали сидячую работу типа прясть пряжу или вязать вслепую носки и варежки для всей семьи. Вот так и жили эти два дома внизу под главной доро’гой, проходящей по всей Никитинке.п
Главным конкурентом для семьи Киневых была семья Ларионовых, живущих рядом с Ольгой Пономарёвой, где работником Балдой был Вовка заи’ка. Вовка Ларионов был главарём местной шпаны, у которой были прозвища-погонялы как у собак. Это, так сказать, местная мафия из подрастающего поколения Никитинских ребят лет с двенадцати до восемнадцати.Главарь Вовка по кличке Лара был злым, наглым и самоуверенным пацаном, подтягивал всё, что и где плохо лежало. Захотелось этому Вовке узнать про хозяйство Киневых (“блин,прямо завидки берут, что у них мёд в сотах, а у нас только гряда капусты да черемухи в конце огорода…”) Стали пацаны Ванюшку, старшего, приручать, как заправского пацана,чтоб через разговоры выведать что и как, к кобелю-сторожу подход найти...( Вовка Лара был Чингиз-ханом по огородам и дворам и вёл своё хозяйство умело!) Нашли случай, - подобрались к ихнему хозяйству и дому: зачастили к Серёге фотографироваться, замучили расспросами как проявлять негатив , смотрели вместе хоккей и так далее, вообщем, начали дружить так, что и пса, рвущегося на задних ногах от злобы, тоже присмирили немного. Таким образом, дорвались до бочек с медом, в одной из которых стояла установка для того, чтобы гнать мёд из сот в рамах, которые достают из улей. Был конец июля; в этот день было очень жарко. Шишка с Кураем сходили за колодезной водой, Вовка Лара отдыхал под сенью рядом с бочками и мечтал достать немного сот прямо из рам, вставленных в бочку для перегонки. Круто пожрать сотового мёда с холодненькой водой.Рядом бегали Ванька и Сашка. Они как всегда о чем-то спорили,ругались, дразнили друг друга ( была какая-то конкуренция меж ними; кто лучший сын для отца, кто лучший внук для деда, и кому вперёд за то, что он лучше, купят взрослый велик…) Вовка подозвал Ивана и попросил его немного отковырять сотового мёда от рамы. Ваня часто ломал соты с дедом для лакомства к обеду и хорошо знал, как это сделать.
Липа уже отцвела и вовсю кое-где разбрасывала свои семена в виде кисточек с листочками. А запах липы с липовым мёдом, который собрали пчёлы, остался. Этот запах был очень вкусным, приятным и кружит голову.
Ваня взял небольшой ножичек, с которым они с братом играли в ножички на траве, подошёл к бочке, залез на ящик, стоящий рядом и стал отковыривать соты этим ножичком. В это время Сашка, что-то опять не поделивший с Ванькой, дотянулся до ручки в бочке с другой стороны и крутанул её почти два оборота, потому как ручка ходила легко и просто….
Нечеловеческий крик огласил застывшую от летнего зноя округу. Ваньке оторвало указательный палец правой руки...Спавший в Конуре от зноя Буян,( так звали злую собаку) выскочил как ошпаренный и начал дико лаять. Сбежались все, кто был в доме и на усадьбе. Прибежали соседи и даже Ширяевы, которые жили вверху над колодцем и редко бывали в гостях у Киневых…
Начался крик, паника, беготня по знакомым, Гуня сел на велик и во весь дух погнал на станцию за скорой. Ванька кричал, бился, не даваясь никому, даже деду, но вскоре кровь остановили, палец завязали, ребёнок почти в бредовом состоянии, забылся сном после долгих слез и криков.
Стали искать палец в бочке, содержимое которой изменило цвет с янтарно жёлтого цвета на жёлто-красный от крови. Палец, конечно, нашли, но по истечению времени, прижить его к фаланге уже не смогли, да и медицины на таком уровне никак не было… Так и остался Иван Николаевич Кинев младший и любимый дедов внук без указательного пальца, так и была остановлена счастливая жизнь в усадьбе от зависти и злобы соседей. Чего греха- то таить..!? - так оно и было!
Сколько было слез, сколь было горя после этого случая, Никто ничего не мог делать, всё пошло на убыль. Была одна мысль: как это могло случиться, кто пустил ватагу парней в дом, и как жить с такой болью.? Поседел отец Вани Николай Иванович ещё совсем молодой , дед вообще “сдал”, как говорят в народе и вскоре умер. Бабка заболела от такого горя. “Как сейчас жить” - думал Ваня,- “с детских лет инвалид!?” Он очень изменился, повзрослел, стал угрюмым и нелюдимым. Мама Рая часто плакала, проклиная какую-то бабку Клавдею, которая часто наведывалась к соседу Митрофану, жила с ним, смеясь над его слепой Лукерьей, хотя сама была одноглазой. Но видела эта бабка за двоих,и поговаривали, что она была ведьмой. И что-то один раз сцепилась она с Раей при встрече в разговоре про свою внучку Валю, которая нравилась Гуне. Валя обходила Гуню стороной, избегала его, они сочли это за высокомерие и обиду их семейству. Бабка колдовка( так звали её за глаза) что-то прошептала вслед Рае на замечание о зазнайстве Валентины, в котором была такая нота:” Чем уж так гордится твоя Валя, -одно, что из нищей семьи” Когда случилось в семье горе, только тогда она вспомнила про этот разговор. Как знать, может оно так и было…?
Сколько горя приносит общество, вторгаясь в частную жизнь отдельного человека, отдельной семьи, суверенного государства. И нет этому беспределу конца и края...Да, наверное, можно согласиться с замечаниями Хемингуэя о том, что *люди всегда ограничивают счастье, за исключением немногих…* А кто эти немногие!? Я бы сказала, что этими немногими людьми должны стать близкие люди, родственники, но порой эти близкие люди ведут себя гораздо подлее чужих...Предательство от какого либо члена семьи можно сравнить с ложкой дёгтя в бочке с мёдом, где вся бочка уже не нужна. Вот пустил Ваня друзей, и несчастье случилось с ним, а кто бы мог подумать...Да и как жить без друзей, но создаётся такое впечатление, что друзья зачем-то с нами, а не просто так, как в песне семидесятых:” Ты скажи зачем, ну скажи зачем мы с тобою рядом…” Значит, зачем-то, и цель не всегда благородная...
Как сложилась судьба этого мальчика, - мне неизвестно, только слышала я, как мать его Рая плакала и жаловалась бедной женщине из соседей, Нине Воробьевой, стоя за прилавком:
~ Вот ведь какая судьба: Ванька то мой пьёт, ничего с ним сделать не можем: ни отец, ни я. Тебе повезло, у тебя девки то хорошие, хоть не пьют, нервы тебе не треплют...
Счастлива ли была Нина Воробьёва, {которую дальняя родня Ларионовых в лицо называла “нищей” и в лицо ей смеялась}, хотя бы за то, что “девки то у неё хорошие”,- неизвестно..,ведь всё в жизни относительно!
29.05.20 в 16.35