Она осталась довольна, бросив мимолётный взгляд на свою тень, скользящую по гладкой дорожке.
Мирно дремал блаженный город, где двери домов открывались чаще, чем закрывались, и не плакали даже младенцы.
— Вот она, я, — сказала она, поразив своим ангельским обличьем мужчину, распахнувшего полуоткрытую дверь.
— Девочка моя, я так тебя ждал, так ждал! Думал, от тоски помру.
Испытывающе взглянув на немолодое лицо, она задумчиво опустила глаза и услышала щелчок дверного замка за спиной.
Взяв на руки цветущее тело и семеня в глубь дома, он тихо возгласил:
— Какая ты лёгкая! Впрямь воздушная.
Лукаво улыбнувшись, она чмокнула мужчину в щёку, заставив его забыть обо всём на свете.
Покрывая её с головы до ног безумными поцелуями, он спросил:
— Как ты догадалась, что мне не терпелось тебя увидеть? Ведь я и звонить перестал. Боялся скомпрометировать тебя. Решил оставить в покое. Каюсь, даже старался забыть.
— Этого я и испугалась.
— О, какое счастье – быть с тобой! — прохрипел он.
Когда он наконец расслабился, она вновь поцеловала его в щёку.
— После каждой нашей встречи мне кажется, что теперь и умереть не жалко. Мечтать больше не о чём. Не остаётся никаких сожалений, — шепнул он и закрыл глаза.
«Её тоже после этого всегда ко сну тянуло, — ответила она про себя. — Ты с ней вот-вот увидишься – от желтухи полегла твоя девочка».
Приподнявшись с постели, она посмотрела на фотографию на тумбочке – на свою копию.
«Вот и всё». — Она оделась, стоя во весь рост перед трюмо. В зеркале отражались голый череп, глубоко погружённый в капюшон, широкие пустые глазницы, а долгополая мантия напрочь прятала тысячелетние кости.