Живой уголок Селянича

Никемир Владимирович
Ни для кого не секрет, что поезда милосердия – “летучки”, курсирующие между фронтами и тылом во время войны, зачастую представляли собой целую экосистему, которая могла автономно существовать неделями, а то  и месяцами. Про её составляющую – фауну,   предлагаемый рассказ.

Звонкий крик петуха огласил полутёмный пригородный вагон: на полках тут и там начали шевелиться бойцы. Кто-то уже оживлённо обсуждал передовицы с фронта, расположившись в тамбуре и куря махорку вместе с младшим медперсоналом. Газета была получена буквально недавно, и, извлечённая из жезлообменника паровоза, начала своё путешествие по “летучке”-пригородному составу, переоборудованному в поезд милосердия. Бойцы любили прессу, потому что, помимо новостей, которые не всегда были положительными, в них размещались шаржи на врага и шутливые рассказы. Но откуда же взялся петух? Просто он жил наравне с десятком кур, расположившись в огромном усовершенствованном “собачьем” или бельевом ящике, находящимся под вагоном. Так как ящик этот открывался вовнутрь, то был снабжён картонной решётчатой крышкой для доступа воздуха птицам. “Что-то наша Марфуша притихла, - надо пойти взглянуть. Всю ночь шебутная такая была, а тут – молчок” – сказал товарищам дежурный медбрат Селянич. Родом из деревни, он был знаком с ветеринарией, но перед самой войной решил пройти двухмесячный курс оказания медицинской помощи в полевых условиях, переехав в город. На самом деле, в город он переехал гораздо раньше. В детстве  ему нравились рассказы про покорение арктики советскими учёными на собачьих упряжках, и он грезил путешествиями. И, так как  навык работы с животными у него был, то он устроился в Ленинградский зоопарк: там он очищал огрубевшие копыта лошадей и мулов, давал слабительное белым медведям и вычёсывал опилки из шевелюры дикобраза. Но, когда в воздухе стало веять неладным, он узнал о курсах при Первом Меде, и недолго думая, записался на них, чтобы быть полезным. Вот и порвал с зоопарком в одночасье, устроился в санитарный батальон на летучку.

А животных с собой возили много: петух Кокоша и десяток кур, коров Марфушу  и Дуняшу, причём первая была “на сносях”. Её возили с собой чисто из жалости, тем более, она была под чутким оком медбрата Селянича.

Так вот, из теплушки с животными подозрительно не было слышно звуков. Поэтому Селянич распахнул дверь вагона со стороны, дальней от паровоза, и ловко запрыгнул на лесенку, ведущую на крышу соседней теплушки. Взойдя на крышу, он дополз до середины вагона, повис на руках, и, ловко раскачавшись, запрыгнул в загороженный снизу до середины проём. Марфуша лежала, тяжело дыша, на полу. У неё совсем не было сил… Селянич открыл огромную флягу с водой, которая была всегда с ним, и налил её содержимое в пересохшее корыто. Животное начало неистово пить, после чего вернулась в ночное беспокойное состояние…

Инструменты ветеринара и фельдшера вперемежку лежали рядом на тряпице, усталое животное спало, а парочка новорожденных телков уже вовсю сосали мамину грудь…
Селянич, довольно хмыкнув, мыл руки под проточной водой умывальника, после чего вытер их пахнущим не порохом, но заливными лугами и парным молочком рушником.