Знаете, сегодня мы получили ответ на важный экзистенциальный вопрос: кто кровожаднее, Квентин Тарантино или авторы учебников для младшеклашек. Но всё по порядку.
Наконец я тут набралась духа посмотреть с Володей «Однажды в Голливуде». Ожидание: бойня, резня, кровища, музыка, эстетика в каждом кадре. Реальность: на 90% — добрый ламповый фильм для семейного просмотра… Если, конечно, это семья киноманов.
Сцену, в которой Шэрон Тейт лучезарно улыбается в полутёмном кинотеатре, пересматривая глупенький эпизод со своим участием, отнесу, пожалуй, к лучшим кадрам, какие мне доводилось видеть в жизни. И если бы это был ЕДИНСТВЕННЫЙ шедевральный кадр — мне бы хватило для счастья, честно!
Но Тарантино решил доломать мою впечатлительную психику и ввёл в сюжет восьмилетнюю девочку-вундеркинда с талмудом (биографией Диснея) в руках и профессиональной одержимостью в охренительно твёрдом недетском взгляде. Это первая сцена, во время которой приходится останавливать просмотр, чтобы просто отсмеяться.
Но дальше бедолага Ди Каприо рыдает в любую подставленную жилетку, швыряясь вещами в вагончике — и в этом безумном мире становится уже просто ХОРОШО, и ты уже готов смотреть это вечно. «Фу, а похолоднее сделать нельзя?» — «Это огнемёт». — «А, ну да…» Эх, вот есть у меня в друзьях человек, который наверняка заценил эту шутку; но вряд ли он прочтёт эти строки.
А потом Бред Питт аккура-а-атненько прикладывает Брюса Ли к дверце кадиллака. А потом он, обкурившись, из любопытства лижет собачий корм, делая ЕЩЁ человечнее своего героя. Героя, который, конечно же, мог бы получить приз за Самую Обаятальную в истории синематографа роль. Воплощение терпеливой доброты, отваги, силы, скромности, надёжности, цельности, мечта, идеальный друг…
Если бы не одно но. По прихоти автора, этот простецкий парень, живущий в вагончике с любимой собакой, так и останется для нас «персонажем Шрёдингера». А по концовке — так и вдвойне.
И нифига не понятно. Так что там с…? А с…? А эта-то куда делась? А эти?! Погодите, а… Тысяча вопросов — и кривая ухмылочка Тарантино в ответ. «Какая вам разница, ребята? — как бы вопрошает он радостно. — Правда ведь, было здорово?!»
И, повернувшись спиной, удаляется обратно — играть в свою киновселенную. Ту, в которой так мучительно много света, и этот свет (как отдельный, если не главный персонаж фильма) всегда пронзителен и драматичен, и побеждает любую тьму.
Вселенную детской сказки, где злодеи будут наказаны, добро победит, слабого — защитят, а талант и упорство непременно вознаградят. И заветные ворота откроются настежь. И будет кому отнести завтра пончик, и даже…
Ага. Вот мы, собственно, и вернулись к вопросу, прозвучавшему в самом начале рецензии. При виде уже упомянутой выше собаки — естественно, обаятельнейшей — я, к сожалению, не могла не вспомнить о пачках валидола, проглоченных в то злополучное лето, когда сыну задали сборник для чтения для первоклашек под обманчиво-невинным названием «Родничок». Вот уж откуда не ждали подвоха… Но сын рыдал и не мог уснуть после каждого второго рассказа, и мне приходилось буквально укачивать его на руках, выслушивая очередное: «Мам, они померли… они все померли… цыплятки — от голода, оленёночка отравили, рыбок съел кот, а сам он в лес убежал и тоже умрёёёёёт!....»
Сначала я удивилась. Ну, не может же быть таких совпадений, это было бы странно! Потом полистала сборник сама — и слегонца поседела. Мне показалось, что все советские рассказы для детей о животных написаны по одной схеме. «Жил был (оленёнок, мышонок, крольчонок — нужное подчеркнуть). Он был такой миленький-миленький, такой трогательный, нежный, пушистенький, всех вокруг любил и не делал зла… А ПОТОМ ОН СДОХ!!!» По крайней мере, в «Родничке» для первого класса было именно так. И для второго — тоже. Дальше мы не читали, так как запасы валидола в аптеках города оказались не бесконечными.
Ну так вот, во время перерыва в просмотре я, наученная опытом, уверенно заявила, что собачку в конце убьют. Иначе зачем она такая верная, умная и хорошая? Непременно убьют, причём зверски. Сто пудов, она падёт, защищая хозяина до последнего вздоха. Но мой муж (он чаще смотрел Тарантино и реже листал «Родничок») был настроен более оптимистично. Мы даже делали ставки: какой из художественных источников окажется кровожаднее. К счастью, я проиграла. Тарантино — добрее, ага. До финальных титров дожили, конечно, не все, но собачка жива, почти невредима и сладко спит.
Мой мир никогда не будет прежним… Он стал оптимистичнее. И светлее.