Проходимцы - I. Мутные соседи

Эта история основана на реальных событиях, при этом ничего общего с реальностью не имеет. Любые совпадения являются всего лишь совпадениями. Фамилии, имена, звания и должности очень известных неисторических персонажей так старательно изменены, что без труда узнаваемы.



Часть первая.

Мутные соседи.

- 1 –

С этим миром что-то не так. На первый взгляд всё вроде бы ничего, но стоит приглядеться внимательней и начинаешь понимать, что за внешним фасадом прячется нечто еле уловимое и явно кем-то тщательно скрываемое от посторонних глаз.   
Антон Больширин начал догадываться о чём-то таком ещё в детстве. Сказки обещали победу добра над злом, книжки и кино – невероятно интересную и красивую жизнь, полную приключений. 
Вопреки ожиданий, жизнь Больширина была неинтересна, красивого в ней было мало, а добро почти никогда не побеждало. Надо признать, что и зло не всегда выходило победителем. Но разве от этого легче?
К двадцати шести годам Антон только укрепился в своем убеждении. Накопленные доказательства, полученные по большей части с «Территория заблуждений» , расширили его представление о том, что не так с этим миром.
Хотя и на этой «территории», похоже, сильно заблуждались в том, что знают всё.
Несмотря на ранний час выходного дня, Больширин не спал. Какая-то сила разбудила его перед самым рассветом, и он долго лежал, прислушиваясь к неровному гулу. Тревога не давала вновь занырнуть в сон. Гул, доносившийся, судя по всему, из квартиры этажом выше, нагнетал такую тоску, как будто только что у тебя стянули кошелек, и ты видел вора, но ничего не можешь поделать.
В ванной Больширин окончательно пробудился. И зарядился на целый день - так энергично его тряхануло током от водопроводного крана, когда он только попытался открыть воду.
После такого энергичного пробуждения Антон нервно вздрагивал, притрагиваясь и к турке, и к ножу, пока готовил себе кофе с бутербродом, а потом и к мышке, прежде чем окончательно утонуть в сети.
Обещание разгрести хоть немного из накопившихся дел не помещало безмятежному тыканию во всё, что шевелится на экране. На третьем часу сидения с открытыми глазами и выключенным сознанием, стало темно.
В первую секунду Антон даже не понял, что произошло.
Сердце остановилось? Ослеп?
Но ничего, быстро пришёл в себя и сообразил, что к чему: единственный тумблер в электрощитке смотрел вниз назло всем соседским, недвусмысленно намекая, что дело именно в нём.
Через полчаса щиток позвал к себе ещё раз и тогда уже автомат выдал сноп искр (только руки береги) в сопровождении дымовой завесы. Вонь от горелой проводки наводила на мысль, что с этим должны разбираться профессионалы.
А профессионалов, как известно, можно попробовать вызвать по телефону. При условии, что у вас безграничный лимит времени и не диагностированы нервные заболевания.
Вопреки ожиданиям, дозвонится удалось неожиданно скоро. Через какие-то неполные двадцать четыре минуты, проведенные в бездонных глубинах телефонной преисподней среди протяжных гудков и неискренних автоответчиков, бодрый механический голос пообещал уладить всё в лучшем виде.

- 2 –

Обещанный электрик материализовался, когда Больширин ещё не успел допить вторую чашку кофе. Без долгих разговоров залез в щиток, мимоходом отказавшись от неквалифицированной помощи.
Наблюдать за тем, как престарелый труженик света кряхтит, ковыряясь в твоем щитке не так уж интересно. Важен только результат. 
Больширин предложил подержать фонарик не из любопытства и не из человеколюбия, а потому что вспомнил об одном важном дело, которое ещё начать и кончить, а времени на всю эту кутерьму уже ушло тьма.
Мастер продолжал вяло ковыряться в электрощитке, тыкая отверткой туда-сюда, подкручивая чем-то особенно полюбившиеся ему контакты. Зачем-то отсоединил провода, после чего щелкнул родным тумблером. 
— Какой вы старательный, - похвалил Больширин.
 Темп работы не изменился, зато кряхтение стало куда энергичней.
— И работа у вас интересная.
На этот раз труженик света удостоил подхалима небрежным взглядом. По всей видимости, скрытой иронии он не уловил, поскольку в ответ пробурчал:
— Так не сказать, чтобы очень, - и после непродолжительной паузы: - Хотя… что это тут еще за колбаса?
Свет фонаря выхватил прятавшийся в углу этого кошмара, называемого почему-то электрощитом, пучок проводов.
—  Это вы у меня спрашиваете? – вопросом на вопрос отозвался Больширин.
— А сегодня током случайно не било?
— Ещё как.
— От батареи или в ванной?
— Да вы ещё и ясновидящий, - на этот раз почти искренне восхитился Больширин.
—  А дома кто-нибудь сейчас есть? – продолжил викторину невозмутимый электрик.
—  Да, я.
—  Хорош острить. Смотри лучше сюда.  Видишь, как крутит?
Только теперь Антон обратил внимание, что счетчик и в самом деле крутится. Раньше этого невозможно было заметить потому, что вращение было таким стремительным, что глаз просто не поспевал за ним.
—  Ни фига себе.
—  Вот именно, - пришло время торжествовать седой старине. - А тебе всё хиханьки - хаханьки. 
—  Как такое возможно? У меня ж почти ничего не горит. Разве от компьютера так может накручивать?
—  Ха. Я тебе больше скажу, сынок, - мастер сопроводил паузу ехидным кряхтением и демонстрацией провода, который он ещё дальше отвел в сторону от клеммы, - я тебе свет ещё не успел подключить.
Антон потерял на минуту дар речи. Нет, не от того, что обрел вдруг второго отца. Хотя в любой другой ситуации не оставил без комментария такое откровение в духе индийской кинематографической традиции.
—  Вот такая колбаса…
—  Магия, блин, какая-то.
— Никакой магии, сынок. Всего лишь «подселенец».
— Как это? - не понял Больширин. – А это вообще критично?
В емких просторечных выражениях нечаянный родственник объяснил, что кто-то подключился к электрическому счетчику и «тырит по-соседски свет».
— Вот ведь твари, - только и смог выговорить Антон.
Никого конкретно из соседей он не имел в виду. Они все ему не нравились.
— Майнят, наверное, - ответил мастер света на незаданный вопрос, после чего в голове Антона начала складывается новая картина мира.
В этой картине престарелый электрик мог рассуждать не только о майнинге криптовалют, но и о экзистенциализме и ещё черт знает о чём.
— А с этим можно что-то сделать? – исключительно практично подошел к проблеме владелец поруганных проводов.
— Ну что? Строчить жалобы, звонить куда следует, требовать…
— И?
— И я тут не советчик. Это вообще не моё дело. Я вот контакт взад прикручу и пойду.
— Ну ладно, папаша, – Антон постарался максимально сблизиться с электриком в надежде на родственное сочувствие. -  Что-то же можно сделать без писанины?
— Конечно, писать и жаловаться - себе дороже, – почесал отверткой в затылке обретенный родственник. – Всё одно ничего не докажешь. Только время терять. Проще обрубить и забыть.
— А можно?
— Отчего ж нельзя, если очень хочется.
— Давай! – с подъемом сказал Больширин.
— Только если что, я тут ни при делах. Я уже час, как ушёл, понятно?
— Я понял, нет вас давно. Это я сам тут с собой разговариваю.
Пока уже совсем родной электрик возился с проводами, Антон тешил своё воображение, представляя как неизвестный сосед попрыгает, когда ему внезапно накроют лавочку.
Сноп искр осветил бесстрашного электрика, когда он бокорезами перекусывал враждебный провод. В дополнение откуда-то сверху донесся хлопок. За ним последовал сдавленный крик, очень похожий на стон. 
— Ну вот такая вот колбаса, - папаша продемонстрировал, что умеет улыбаться.
— Неплохо было бы взглянуть в харю этой твари.
— Да и так вроде неплохо вышло.
Прощание прошло сдержанно. Без танцев и песен в стиле индийского «Боливуда». Папаша не смахнул скупую слезу и не был заключён в благодарные сыновьи объятия. Но оба не могли сдержать удовлетворённой улыбки.

- 3 –

То, что с соседями что-то не так, Больширин понял сразу, как только вселился в съёмную однушку в девятиэтажке, длинной и извилистой как далёкая китайская стена, но расположенной в близком Ясенево.
Во-первых, все жильцы семнадцатого подъезда, в котором стал жить Антон, конспирировались. Если кто попадался в холле или в лифте, то смотрел напряженно в пол с таким видом, точно готов, чуть что, ломануться прочь, предварительно огрев тебя чем-нибудь тяжелым по голове.
Во-вторых, женщины преклонных годов и тучной комплекции с Антоном в лифт не садились, всем своим видом давая понять, что насквозь его видят и, вообще, навидались на таких извращенцев.
Те немногие, кто решался зайти в лифт с Большириным, на его «здрасьте» обычно реагировали так, как должен бы реагировать шпион, заброшенный в Россию по ошибке. Старательно делая вид, что ничего не слышит, чтобы не выдать себя и что ни слова не понимает по-русски.
Додумывая эту версию, Антон задавал себе вопрос, как человек может не понимать элементарных слов приветствия и не знать, как должно отвечать на «здрасьте»? По единственно возможной причине: в их разведшколе не учат русскому языку, просто потому что готовились к заброске в Северную Корею.
Немного так промахнулись!
Кроме того, у некоторых жильцов была особая миссия: изгадить жизнь одного единственного соседа, проживающего в малогабаритной однушке на втором этаже предпоследнего подъезда. А чтобы наверняка преуспеть в этом нелегком деле не гнушались ничем. В этом им помогали даже четвероногие твари.
Один милейший дедок каждый раз встречал Больширина нежной улыбкой, в то время как его пес неопределенной масти (что-то среднее между бульмастифом и немецкой овчаркой) скалил зубы и рвался с цепи с явным намерением отхватить кусок пожирней от Антоновой ляжки. Дедок обычно продолжал улыбаться и лёжа на земле, когда его четвероногий друг внезапным мощный рывком валил его с ног и продолжал тащить за ускользающей добычей.
Где-то за стеной, хотя по громкости казалось, что где-то внутри Больширинской квартиры, трудился перфекционист - архитектор. Причем перфекционист скорее от слова «перфоратор», во всяком случае, по настойчивой долбежке владельца вышеупомянутого инструмента было заметно, как его возмущают архитектурные излишества семидесятых годов в виде перегородок, стен, полов и потолков.
Судя по тому, как долго это продолжалось, никаких стен в той квартире уже не осталось, и Антон со дня на день ждал в гости увлеченного идеей минимализма соседа. И уж естественно, не через дверь. Оставалось только гадать, через пол или потолок ввалится это пыльное чудо с победным: «Ну здрасьте».
Будучи человеком вдумчивым и неглупым, Больширин стремился во всём дойти до самой сути, но и он смог найти всему этому бардаку только два объяснения.
Первая версия про шпионов, засланных по ошибке не в ту страну и от этого сильно страдающих незнанием, куда приложить свои силы, лежала на поверхности. Вторая Больширину больше нравилась, хотя и звучала менее вероятной. Возможно, что его нынешние соседи прибыли с какого-то далекого острова или вообще с другой планеты и поэтому не понимают, как здесь и что. У них там все так живут, и точка.
Всё бы ничего, жила же Русь под татаро-монгольским игом, так и Больширин готов был потерпеть пару-тройку годков, пока его дела не пойдут в гору, и он сможет перебраться в квартиру в каком-нибудь другом подъезде, но когда этажом выше заехала эта сладкая парочка, стало совсем невмоготу.
Со шпионами можно как-то разобраться, с островитянами в конце концов можно найти общий язык, но два мужика в одной квартире? Это уже ни в какие ворота не лезет.
Вообще с этой парочкой было всё странно. Заселились этажом выше, кажется, в ту самую трёшку что прямо над потолком. Прибыли налегке, без мебели, посуды, техники, мешков с тряпками и прочей одеждой, что, согласитесь, уже ненормально. Ещё хуже, что с самого первого дня сверху несся какой-то подозрительный шум и возня.
Больширину было даже противно думать об этом. Совсем пропал дом!

- 4 –

 Расставшись с престарелым мастером света, ставшего почти родным, Антон не смог найти в себе силы вернуться в квартиру.  Слишком важно было дослушать, как из неопределенного высоко доносятся стенания, что-то бьётся и падает. Не было никаких сил вот так всё бросить и уйти.
Это было первое приятное занятие за весь день. Прежде Больширин не знал, что такое медитировать, но это расслабляющее погружение в собственные ощущения при закрытых глазах и раскрытых ушах очень подходило под это определение.
Никакие дела не могли оторвать от этой музыки.  Вопли и звон вызывали ассоциации неопределённого, но очень тонкого свойства. Требовалась полная сосредоточенность. Только тогда можно было получить максимальную отдачу от каждого звука и пройти весь путь к пониманию вызванных ассоциаций.
Начавшие понемногу стихать шум образовал внутри Больширина глухую пустоту, которая потянула его тело вверх по лестнице в надежде вернуть хоть ненадолго ускользающее ощущение гармонии.
Не успел Антон подняться этажом выше, как всё окончательно стихло. С досады он стал прислушиваться к каждой двери. Было тихо за всеми, кроме одной. Утро выходного дня – все ещё спят или уже разъехались по дачам и звуков по этой причине не производят. Только за одной дверью раздавались резкие голоса.
По всей слышимости спорящих было двое и это была именно та парочка, что заехала на прошлой неделе. Почему-то данная информация подействовала неожиданно возбуждающе на Больширина.
Если бы ворами оказались бедная старуха и её забулдыга сын, Антон, скорее всего, развернулся и тихо ретировался, но то, что «эти» ещё и воруют его свет взывало к справедливости и отмщению.
Набрав воздуха и перебирая в уме подходящие случаю ёмкие выражения, Антон постучал. За дверью тут же стихло.
Это придало уверенности. Он позвонил. Ещё раз. Ещё!
Звонок заливался и чем дольше не открывали, тем свирепее закипало внутри. Антон уже собирался поставить финальную точку ударом ноги на виниловой обивке и уйти, как внезапно щёлкнул замок.
 Из двери выглянула грязно рыжая шевелюра. Из-под густых бровей того же оттенка уставилась пара удивлённых глаз.
Антон отступил, чтобы дать разглядеть себя во всей красе - метр восемьдесят в холке, широкие плечи (за счет халата) и свирепый оскал.
Вихрастая башка тут же исчезла.
Правильная реакция. Не зря же так напрягались мышцы лица. Ещё бы немного и их свело б от натуги.
Больширин был почти удовлетворен. Не хватало для полного эффекта только крикнуть в дверной проем что-нибудь нахальное или заулюлюкать от избытка чувств, но тут дверь широко распахнулась, и обладатель рыжей шевелюры снова появился в проеме.
Так и есть - этот тип был одним из той сладкой парочки.
— А это ты, брат, - произнес бровастый. Его голос с неопределенным акцентом в короткой фразе смог вместить и французское подрыкивание и корейско-китайское мяуканье. Сделал неопределенный жест рукой, он прежде, чем скрыться в квартире, добавил: - Ну заходи.
В растерянности от такой наглости Антон только и успел сообразить: «нездоровая какая-то тенденция. Уже второй за утро напрашивается в родственнички. Теперь ещё и этот иностранец».
 В полутемной прихожей было неопрятно: валялись бутылки, пивные банки, какие-то свертки, пакеты. Из прихожей сразу налево вел тёмный коридор на кухню, чуть правее закрытая дверь, а прямо в дверном проеме маячил рыжий.
Рыжий отступил в сторону, пропуская гостя в большую комнату, которую в народе громко называют гостиной. На фоне практически голых стен стоял узкий металлический шкаф, более похожий на серверную стойку, чем на обычную мебель. Шкаф был сверху донизу заставлен ящиками, своей космической лаконичностью явно смахивающими на компьютерные блоки.
У окна раскорячилось допотопное кресло откуда-то из семидесятых, в котором вальяжно расположился мужчина в полосатом, как матрац, пиджаке, длинных семейных трусах и шлепанцах, надетых поверх длинных до колен чёрных гольф.
Мужчина скорбно отхлебывал из бутылки, не обращая на вошедшего ровно никакого внимания. Выпустив клуб дыма, он стряхнул пепел с тонкой длинной сигары на блюдце, примостившееся на подлокотнике кресла.
Картину дополнял стойкий медицинский запах не то валерьянки, не то касторки. 
—  Послушайте, - начал Больширин, но его перебил бровастый, вывернувшийся откуда-то из-за плеча.
— Позвольте, позвольте, - жестами, смахивающими на попытку энергичными взмахами обеих рук затушить пожар с одновременными кивками головы в сторону сидящего в кресле, он явно намекал, что тут следует не говорить, а слушать.
Полосатый громко икнул, отчего этот валерьяново - касторовый запах стал ещё резче. Антону на мгновение стало жалко мужчину в трусах и гольфах.
«Вишь как его скрутило. Валерьянку касторкой запивает прям из горла. Сильно расстроился бедолага».
—  Кто же так делает? - подал, наконец, голос полосатый, только мельком взглянув через прицел дымящейся сигары в сторону гостя. - Разве так поступает? Взять и лишить единственного источника энергии ничего не подозревающих и ни о чём не догадывающихся добрых соседей.
От неожиданной наглости Антон не сразу смог разобрать слов. В первую секунду ему даже показалось, что он оглох.
Потом проявился звук. Все слова вроде бы правильные, но что-то в интонации было такое, отчего всё сказанное показалось вначале тарабарщиной. Только спустя некоторое время эти странные звуки сложились в русские слова, и проступил их бесчеловечный смысл.
— Да вы… вы… совсем обнаглели. Это что же я, по-вашему, виноват? 
— А кто? - полосатый пустил дым в потолок. - Неужели мы виноваты, что вы на своей планете смогли исчерпать почти все источники энергии?
Антону опять показалось, что с ним говорят на каком-то тарабарском наречии, но тут всё вступил с разъяснениями бровастый:
— Да, брат, дело дрянь, - сказал он, помогая густыми рыжими бровями выразить одному ему понятную мысль.
— Это кто исчерпал? - взорвался Антон. - Да это вы подключились ко мне и воруете мой свет…
Рыжий с полосатым переглянулись.
— Вот заврался, - возмутился с некоторым опозданием полосатый, — это ж надо такое придумать. Умник, как можно воровать свет?
— Очень просто, умники, - Антону, как назло, не пришло на ум лучшего оскорбления. - Думаете умнее всех? Устроили здесь майнинг ферму, качают биткоины, ещё и воруют мои деньги.
— Вот и этот говорит про деньги, - сказал бровастый, повернувшись к полосатому.
Слыша этот акцент, Больширин подумал, как он всё-таки был прав насчет «этих». Так угадать с шпионской профессией ерунда по сравнению с тем, что каким-то пятым чувством удалось угадать, что эти дебилы перепутали Северную Корею с Россией.
Единственно смущало Больширина то, что никогда раньше не приходилось слышать о французской разведке. ЦРУ у американцев, МИ-6 у англичан, наконец, Моссад у евреев. А что такое у французов?
Даже названия не припомнить. А должно же быть что-то. На ум почему-то лезла одна «Антанта» . 
В тот момент, когда Антон пришёл к выводу, что французская разведка — это определенно «Антанта», полосатый пиджак оторвался от изучения клубов сигарного дыма, поднимающихся от его сигары к потолку, и внимательно посмотрел на гостя. От тяжести взгляда Антону стало не по себе.
— Честно говоря, - полосатый шпион перевёл взгляд на бровастого и тот как-то не по-русски захихикал, - мы не можем понять, зачем надо приходить, если не собираешься приносить извиняться.
— Я извиняться?
— Конечно! Сломать уникальное оборудование и ещё удивляться.  Да, в состоянии ты понять, какие может иметь последствия такого безобразного поступка? Тут извиняться недостаточно …
Полосатый выдал гортанный звук чем-то напоминающий пивную отрыжку. Второй хихикнул и оба упыря уставились на Больширина.
Наступила тягостная пауза.
Приходилось признать, что прийти сюда было плохой идеей. Мало того что от этих жлобов извинений не дождешься, так и в самом деле с ними было что-то не так. Не русские – это факт, дебилы – второй факт и оборудование у них какое-то очень уж подозрительное.
Тут очень кстати вспомнилось одно важное дело, к которому уже давно пора было приступить.
— Ладно, - сказал Антон, не глядя на своих обидчиков. -  Но больше чтобы я вас не слышал и не видел.
Последняя фраза должна была стать хоть какой-то компенсацией за все моральные и материальные потери. Большего от этих проходимцев, похоже, ожидать бес толку. Ну и, как кто-то где-то сказал, в память западает последняя фраза. Так что стремительное отступление уже не запомнится как бегство с поля боя.
За кем осталось последнее слово, тот и победитель.

- 5 -

Неотложное дело, о котором вспомнил Больширин, звалось Чуткая Жанна. Она обещалась приехать в шесть, так что времени осталось в обрез, а нужно было ещё успеть сбегать в магазин и привести холостяцкую квартиру к приемлемому виду.
Антон немного нервничал по этому поводу. Мало того, что это была их первая встреча – квартиры и девушки, так ещё и девушка была непростая.
Кто дал Жанне такое прозвище, Больширин понятия не имел, но на работе её по-другому никто не звал. Все парни считали её недотрогой и капризулей, поэтому даже не пытались к ней подкатывать, хотя она вполне себе ничего.
Чуткая Жанна показалась Антону даже очень себе ничего. Особенно учитывая, что у него так давно не было женщины, что он готов был на стенки прыгать.
Двадцать шесть лет — это, конечно, не восемнадцать. В восемнадцать все девушки были красивы настолько, что не то, что заговорить, но просто смотреть в их сторону было страшно.  Однако и в двадцать шесть некалендарной весной иногда ударяет не по-детски.
Чуткая Жанна стала вдруг так неотразимо привлекательна, что голова пошла кругом. Эротические галлюцинации начали преследовать даже на работе при разборе полётов у начальника отдела. А по ночам снилось такое, что оставалось только удивляться откуда у внутреннего режиссёра такие познания в данном вопросе.
Как и все, Больширин патологически не выносил отказов. Те несколько случаев, которые успели произойти в его жизни нагнали такой депрессняк, что ему было проще не смотреть в сторону женщин, чем наступать на старые грабли.
Первой его сердечной травмой стала Леночка Дудина из 7Б. Ямочка на подбородке и пухлые губки свели с ума не только Антошу Больширина. Досталась Леночка, конечно же не застенчивому Антону, а напористому Толику Жукову, самому видному из их школьного выпуска и уже тогда подающему большие надежды. 
На втором курсе института Больширин принял участие в негласном соревновании. Каждый ставил себе цель по силам, особенно целеустремленные вообще не ставили себе ограничений. Антон решил, что для него поменять десять девчонок будет в самый раз, но застрял на четвёртой, с которой, по правде сказать, ничего толком не срослось, но пацанам он загибал, что уже порядком устал от женского внимания.
С Жанной вышло иначе. Был тот светлый и радостный день, когда на работе выдают зарплату. Больширин только что расписался за худой конверт с карандашным упоминанием его фамилии и собирался покинуть бухгалтерию, как его остановил силуэт на фоне окна.
Она сидела к нему вполоборота и только приподняла глаза от своего клавиатурного рукоделья, когда Антон увидел сначала её волосы, потом загорелое ухо с сережкой, в которой блестела какая-то сверкающая фигня и, наконец, губы. Именно такие губы, какие нужно, в самую сладкую меру естественной припухлости.
Чёрт его знает, что тогда так подействовало? Наверное, сошлось всё сразу: и светлый день, и загар, и блеск в ухе, и эти губы.
С учётом проведенной инвентаризации пережитых неудач, Больширин сказал себе, что ещё одного отказа он себе не простит.  Так что добиваться пухлых губ решил серьезно, ставя перед собой посильные цели и планируя шаг за шагом.
Согласно выкопанной из одного в меру гламурного мужского журнала стратегии, первым делом следовало произвести на девушку впечатление. Неважно какое. Можно и плохое, главное, чтобы оно было достаточно сильным, чтобы пробить брешь в обороне. А дальше уже дело техники.
С первым же пунктом плана возникли неувязочка. На рабочем месте Чуткая Жанна не расставалась с наушниками и не проявляла ни малейшего интереса к внешним возбудителям, даже к таким привлекательным, как Больширин. 
Участившиеся визиты в бухгалтерию, которые Больширин умудрился оправдать общностью интересов с немолодой, но очень общительной замом главбуха Зинаидой Олеговной, никак не отразились на Жанне.
Ну что в клоуна наряжаться что ли и осваивать пантомиму?
Помог случай. Как-то за чаем с пирожками, которые по случаю Антон прихватил в буфете, Зинаида Олеговна живо откликнулась на предложенную тему разговора. Психология и то, как знание её может изменить жизнь. Голос у Зинаиды звонкий и довольно неприятный. Она так завелась, что Жанна вынула-таки из блестящего уха амбушюр. 
Судя по тому, что амбушюр не вернулся назад, Больширин понял, что попал в яблочко. На следующий же день он подписался на психологический портал и стал читать всё подряд.
Удача не приходит одна. На сайте нашлось приглашение на бесплатный семинар: "Полюби себя". Антон прошел тест, регистрацию, распечатал приглашение на два лица и решил, будь, что будет.
 Конечно, хотелось соврать, что семинар платный или ещё лучше очень дорогой. Высокая цена сильно повышает мотивацию, ну и произвести впечатление человека широкой души — это хороший бонус. Но проколоться на такой ерунде было бы непростительно.
Самое странное, когда распланируешь всё, готовишься к долгой и трудной осаде и вдруг всё получается само собой. Не успела вся бухгалтерия огласиться новостью, обращённую, впрочем, исключительно   Зинаиде Олеговне, что имеются два пригласительных билета на эксклюзивный семинар, как Чуткая Жанна подала голос:
—  На когда?
—  Завтра. Вечер. В семь.
— Завтра пятница? Я, пожалуй, смогу.
И всё. У Зинаиды Олеговны очень кстати разродилась обожаемая всем семейством французская бульдожка, о чём Антон знал заранее и очень на неё рассчитывал.
В пятницу всё прошло на ура. Отсидели скучнейший семинар. За руки не держались, но, провожая Жанну до метро, он так удачно вписался в тему, что они сговорились на следующий же день обсудить все нюансы «нелюбви к себя и как с этим бороться».

- 6 -

Заскочил домой Антон только на минутку. Для победы над ворами света в качестве экипировки хватило одного халата. А чтобы отправиться в магазин за вином и всем прочим, что может понадобиться, чтобы полюбить себя, халата было явно недостаточно.
Лавры победителя в рэп – баттле  без помощи какой-либо рифмы не давали покоя. Чувствам требовался выхода, и для таких случаев, как известно, есть друзья.   Евгений Молоканов значился в мессенджере под ником Жека, хотя со школы не терпел это сокращение и откликался только на Евгения или Женьку.
Бодро шагая в магазин, Больширин, особенно не подбирая слов, настрочил приятелю о торжестве справедливости над хмырями, тырящими свет и занимающимися майнингом в пользу «Антанты».
Уже в очереди на кассу пришлось отбиваться от Женькиных подколок.  Такие убедительные доводы как корейско - французский акцент, дорогущая стойка, снятая не меньше, чем с орбитальной космической станции, наконец, сигары и отрыжка заграничной касторкой, Евгения Молоканова не убеждали.
По пути домой Антону пришла мысль зайти ещё и в булочную. Всяким плюшкам – пампушкам он отдавал должное, однако мысль о том, чтобы купить к столу сдобные булки он отверг сходу. Судя по сложившемуся общественному мнению, психика Жанны могла дать сбой и от менее тонкого намека.
Вообще-то, Жанна не казалась Антону толстой, разве что слегка полненькой, но в самую меру. Ту меру, которая наполняет женщину здоровым содержанием, делает доброй и мягкой. Больширин давно заметил, что не только тело, но и характер у сытной женщины, как правило, мягче. А нервность Жанны объяснял женским одиночеством.
Так что на сдобных булках был поставлен жирный крест.  Но чтобы не уходить с пустыми руками решено было взять пару круассанов на утро. Как там ещё сложится не угадаешь, а утро наступит наверняка. Конечно, здорово было бы поделиться вторым круассаном, но мечтать, как говорится, не вредно.
От мыслей о предстоящей встрече отвлек сигналом смартфон. Это прилетели новые подколки от Жеки.
На обидное «Твоя жизнь в опасности? Могу спрятать на одну ночь у себя под кроватью», Больширин в ответ отстучал: «Спасибо друг! Надеюсь, меня прикроет кто-нибудь посимпатичней», поинтересовавшись у продавщицы наличием круассанов.
Продавщица, увлечённая разговором с кем-то, укрывшимся в подсобке, небрежно бросила:
— Сдались вам эти круассаны. Смотри, да-ра-гой, какой выбор булок.
Она демонстративно поправила свой бюст, чем вызвала в подсобке радостный хохоток.
От Женьки Молоканова пришли ещё три сообщения подряд, каждое в сопровождении ехидного смайлика: «Кого-то ждешь?», «Пусть подружку возьмёт» и «Cмотри там мои деньги не прогуляй»
Антон всё это проигнорировал, подумав: «и в правду, чего это меня на круассаны потянуло, когда страну заполонили шпионы ихней Антанты. А ля гэр ком а ля гэр » и ткнул пальцем в московскую сдобную плюшку:
— Эту можно?
Продавщица обслужила с улыбкой и комментарием: - Тебе, красавчик, все можно.
Заинтересованная этим «красавчик» из подсобки высунулась подруга. Она, видно, что-то сострила, потому что Антону вдогонку раздался их недружный смех.
Уже суетясь по дому, наводя блеск в комнате, пряча грязное бельё в шкафу, на кухне перемывая раковину посуды, в голове Больширина крутился этот «красавчик». Всё-таки как не крути, а чертовски приятно, когда отдают должное твоей харизме. Даже, когда это замечает немолодая женщина закавказской наружности.
Вряд ли она говорит такое каждому покупателю, - глядя в только что протертое зеркало, думал Антон. — Вот только почему это, в общем, справедливое замечание можно услышать только от тётки, которая уже вышла в тираж? Неужели женщине нужно так состариться, чтобы начать честно выражать свои мысли? Как все-таки по-дурацки устроен мир.
Скорее всего он переменил бы своё мнение о немолодых женщинах, если бы расслышал за захлопнувшейся дверью в булочную:
 — Зачем такое говоришь, а?
— Так жалко парнишку. Ты б видела его рожу. С такой тухлой рожей ему никто не даст, а так может сделает кому щастье.

- 7 –

Почти все старания Больширина были вознаграждены. В сгущающихся за кухонным окном сумерках они с Жанной пили вино из высоких бокалов, свечи только что были зажжены по её просьбе, играла тихая музыка, а осмелевший лектор отмечал интерес в глазах единственной слушательницы.
Антон плел почерпнутые накануне в сети умничанья некоего блогера-профессора от психологии о признаках нелюбви к себе, снабжая их личными воспоминаниями для пущей убедительности.
— Мнительность – это бич современного человека.  Вот мне все детство казалось, что у меня огромные уши. Правда, правда. Я даже классе в шестом хотел их отрезать. Всё время только и делал, что подмечал в себе малейший недостаток. Вообще не любил смотреть на себя в зеркало. Представляешь? Или еще, старался угодить всё время отцу, мечтал, чтобы он меня похвалил…
— Да, это мне знакомо, - сказала Жанна, поставив опустевший бокал на стол. – Ты, кстати, не слышал, что обо мне болтают в офисе?
— Да вроде нет.
— Никто не говорил, что я мол такая манерная… или недотрога?
— Нет, не слышал, - не думая, соврал Антон. Но тут же испугался, что соврал слишком явно и поправился: - разве что краем уха. Ну тем краем, с которым не смог расстаться в детстве.   
— А если серьезно?
— Кто-то кому-то что-то такое плёл. Ну не прям недотрога, а…
— Капризуля, - помогла Жанна.
— Да. Кажется. Или нет. Не помню. Ну ты же в курсе, что на работе болтают обо всех, так что не предавай значения.
— Ты знаешь, это какое-то проклятие. В школе меня дразнили недотрогой, в институте тоже. Но я ведь даже никому не давала повода. Ты понимаешь?
— Конечно, понимаю, ещё как понимаю. Может ещё вина?
Разлив по бокалам остатки, Антон начал вспоминать чтобы такое рассказать веселое чтобы подбодрить Жанну, как раздался звонок в дверь.
— Ты кого-то ждешь? – заволновалась Жанна.
— Нет, никого, - сказал Антон и тут же подбодрил улыбкой, - кроме тебя.
За дверью оказался тот самый сосед всё в том же полосатом пиджаке и в тех же или очень похожих своей густотой клубах табачного дыма. К счастью, на нем были штаны.
Если б этот чудик появился в своих семейниках, подумал Антон, и ещё попался бы на глаза Жанне, то на этом лекторий можно было закрывать.
Прошмыгнув в коридор и, прикрывая за собой дверь, он сказал:
— Я же просил, чтобы мы больше не…
— Мой товарищ очень расстроенный, - перебил Полосатый. – очень, понимаете? Я его оставил там одного. Он там плачет, а я ничем не могу его успокоить.
— А я тут причем?
— Ну как же? Он расстроенный из-за вас.
— Послушайте, я-то что могу сделать?
— Да как же? Очень даже можете. Только может быть вы и можете. Вы ему скажете чего-нибудь и всё. Хорошо?
— Да что я ему скажу? – Антон начал волноваться за Жанну.
— Это не важно. Пойдемте. Пойдемте со мной.
— Никуда я не пойду. Мне некогда.
— Да как же так можно? Там человек расстроенный. Очень сильно расстроенный, а ему некогда.
— Слушайте, - Больширин стал выходить из себя, - я вас не знаю, видел один раз и больше знать не хочу. Давайте разойдемся по-хорошему. Идите, идите к себе и оставьте меня в покое.
— Так этого мне и надо. Идёмте со мной успокоить расстроенного человека.
Случилось то, чего больше всего боялся Антон. Прижатую спиной дверь начали толкать с другой стороны.
— Антоша, у тебя всё в порядке? – спросила Жанна.
— Да, всё норм, - Антон не отпускал дверь, - сосед зашел на минутку. Сейчас уйдёт, - и тут же зашипел непрошенному гостю: — Ну видите, мне некогда. Потом договорим.
— Потом никак нельзя, - Полосатый ухватил Больширина за плечо. – Нельзя. Нужно всё исправлять.
— Не собираюсь я ничего исправлять, тем более что я ни в чём не виноват, - Антон перешел на тихий крик. — Это всё ваша вина!
— Вина не наша, а ваша.
— Вы с ума сбрендили?
— Мы с ума сбрендили? Это вы с ума сбрендили. Кто сломал наш прибор? Кто пришел к нам и …
— Послушайте, у вас совесть есть?
Полосатый выпустил клуб дыма в лицо Больширина и грустно улыбнулся. Казалось, что он серьёзно задумался над вопросом или, возможно, что-то подсчитывает в уме.
Дверь опять толкнула в спину.
— Антон?! Ты скоро?
— Иду, - крикнул Антон через плечо и громким шепотом соседу: - Пошёл вон!
Он чуть приоткрыл дверь и протиснулся внутрь квартиры. Жанна стояла прямо за дверью и, не успев отпрянуть, соприкоснулась своей грудью с грудью Антона.
Антон начал путанно объяснять, что это сосед сверху, что у него не все дома. Ходит по подъезду и клянчит на выпивку или на что ещё похуже. Вообще не надо было ему открывать. Ему же никто не открывает. Ненормальный, что с него возьмешь?
В дверь опять позвонили.
— Ну вот ты видишь? – сказал Антон, гладя Жаннину руку. - Сумасшедший!
— А давай я с ним поговорю?
— Да что ты. Зачем? – Антон заслонил дверь. — Это может быть опасно.

- 8 -

Звонок заливался не переставая. Жанна рвалась к двери. Антон её оттеснял. И уже непонятно как в той возне открылась дверь, но внутрь тут же втиснулся Полосатый и начался полный бардак, в которым говорили все сразу.
Сосед объяснял Жанне, что ему должны и он всего лишь пришел забрать долг, прибавив как будто про себя: «какая ж она страшненькая»; одновременно убеждая Антона в том, что дело может спасти сущая ерунда: «какие-то пять десять тысяч».
Антон пытался защищаться, выкрикивая: «что за бред?», «какого чёрта?», «лечиться надо!», отметал любые претензии, обещая в довесок пригласить полицию, и чтобы она рассудила.
— С чего это? – влезала в спор Жанна. – Это я-то страшная?
— Не волнуйтесь так. Дайте и будем считать, что это в долг, - успокаивал Антона сосед и тут же отвечал Жанне: - Точно хотите знать?
— Да! Да хочу.
Так как Больширин слышал только те слова Полосатого, которые были обращенные лично к нему и не мог слышать тех, что слышала Жанна, то в первый момент изумился её дикой реплике. Во второй решил, что женщины все одинаковы - им ни до чего дела нет, кроме их внешности. А после её неожиданного согласия дать в долг, испытал одновременно досаду и разочарование.
Он заслонил спиной предательницу и твёрдо сказал Полосатому:
— Нет, не хочет! Она… мы хотим, чтобы вы провалились …
Ему хотелось сказать «проваливали», но так вышло даже лучше.
— Как только получу долг, - молниеносно отреагировал Полосатый и, не поворачивая головы, Жанне: - Всё ничего, но брови и губы…
— Что не так с бровями и губами?
— Одни слишком короткие, а вторые слишком пухлые.
— Что? – обомлела Жанна.
— Вали отсюда, - Антон всё более изумлялся Жанниным репликам отчего старательней пытался выдавить грудью ненормального соседа в коридор.
— Так не одолжите? – не сдавался тот, через плечо Больширина сообщая Жанне: - вам плохо сделали…
— У меня всё натуральное!
— Конечно, у тебя всё натуральное, – успокаивал её Антон, не понимая к чему это она и уже начиная сомневаться в её психическом здоровье. При этом он не ослаблял давление на соседа. – Не дам! – и прибег к последней уловке: - Да у меня и нет столько.
— А сколько есть? – обезоружил неожиданным вопросом Полосатый. В его голосе зазвучал живой интерес.
Жанна всхлипнула и ушла в комнату.
— Ну ты и дерьмо, – сказал Антон, еле сдерживаясь, чтобы не пустить в ход кулаки и одновременно злясь на себя, за то, что дал противнику новую зацепку.
Полосатый как-то внезапно скукожился под страшным взглядом Больширина и уже смотрел умоляюще, испуганно прижав руки к груди.
Антону поверх привычного вопроса: «когда же этот придурок уйдет?» в голову скользнула шальная мысль: «а может, если я дам немного, это произведет на Жанну впечатление, и она останется на ночь?» и закрепилась арифметической дилеммой: «хватит тысячи или пятисот, чтобы он отвязался?».
— Тысячи хватит? – спросил Антон, демонстрируя широту души.
— Нет.
— А сколько же?
— Я уже сказал.
— Да дай ты ему, – послышались из комнаты всхлипы, – лишь бы его голоса больше не слышать. 
Мало какой мужчина может адекватно соображать, когда за стеной плачет женщина. Антон почувствовал, как на него внезапно накатывает усталость.
— Так пять или десять? – уточнил он, уже подходя к вешалке и доставая бумажник из внутреннего кармана куртки.
— Я сказал пять – де - сят, – по слогам произнес Полосатый.
— Да ты с ума сошёл?
— Нет. Я в норме.
— Не дам.
— Почему?
— Потому.
— Ладно. Дай хоть сорок…
— Слышать его больше не могу, – простонала Жанна. – Дай ты ему уже, я тебе потом верну.
— Да за что? - простонал Больширин.
Ему вспомнился брильянтовый блеск в её ухе. Конечно, может, при таких здоровенных брильянтах и нет никакой разницы между пятью и пятьюдесятью, а для кого-то это две большие разницы.
— За то, - подался вперед Полосатый и засопел в самое уху, - чтобы наступил мир и покой. Чтобы я поскорее ушел, а у вас здесь всё наладилось с вашей женщиной.
— Ну ты и шкура, - устало констатировал Больширин.
После чего он так глубоко задумался над психическим состоянием Жанны, её недооцененным прозвищем и тем, как он умудрился во всё это вляпаться, чтобы успеть среагировать на неуловимое движение руки, выхватившее всё содержимое бумажника.
— Давайте я вам помогу, - сказал Полосатый, начав неуверенно перелистывать купюры.
В Антоне ещё теплилась надежда, что после пересчета вымогатель возьмёт себе только пятёрку или на крайний случай десятку, а остальное вернет.
— Не густо, - Полосатый быстрым движением шулера спрятал деньги, - но ничего, как-нибудь выкрутимся.
Больширин хорошо знал содержимое своего бумажника. Там были полученные накануне собственный аванс и Жоркин, которому нужно было зачем-то пораньше уйти с работы, и Антон с какого-то перепугу согласился расписаться за него в бухгалтерской ведомости.
В момент, когда с глаз исчезли все деньги до последней бумажки, из Больширина будто выпустили воздух. Ему стало уже ни до чего и совсем уж туго соображалось.
В каком-то сумбуре он на уверения: «Верну, всё верну», настойчиво требовал ещё раз пересчитать и даже не забыл спросить: «Когда? Когда вернешь-то?».
После ухода вымогателя, Антон стоял, облокотившись спиной о дверной косяк, и безразлично следил за тем, как Чуткая Жанна натягивает сапоги, и пытался убедить себя в том, что на противной роже вымогателя под конец не наблюдалось надменной улыбки.
Больше ради приличия, и чтобы заполнить неловкую паузу, чем на самом деле надеясь и желая этого, Больширин   уговаривал:
— Да куда ты? Останься. Сейчас выпьем винца, и всё наладится. Поговорим…
— Да что-то нет настроения, - Жанна рывками натягивая непослушный рукав куртки, - может в другой раз.
— Так я провожу? – цеплялся Антон за последнюю соломинку, но по её почти нервному: «не надо», было ясно, что ничего уже не исправить.
Ладно, убеждал себя Больширин, вышагивая туда-сюда по опустевшей квартире, кажется, этот урод сказал до первого. Ерунда, как-нибудь выкрутимся. До первого осталось всего ничего. Потерплю.

- 9 -

Менеджером никто не рождается, но, когда инженеры-конструкторы никому не нужны, выбирать особенно не приходится.
Антон в экономике особенно не разбирался и поэтому совершенно не мог понять почему, когда наступают трудные времена, сокращают не бездельников менеджеров, а инженеров и рабочих, делающих для компании нужное дело.
Экономика вступала в явный конфликт с элементарной арифметикой. Больширин и такие как он получали в два раза меньше, чем самый завалящий менеджер, при том, что последних было в те же два раза больше. Сократи десятка три бездельников в белых воротничках и можно не трогать целый цех. Выбор, казалось бы, очевиден: от двух работников больше пользы, чем от одного бездельника. Но вместо этого увольняли пол цеха и Антона в придачу. 
Оказавшись на улице в результате неочевидного выбора руководства теперь уже бывшей компании, Больширину пришлось сделать очевидный вывод. Наша экономика за пользой не гонится. У неё какие-то иные цели.
Женька Молоканов уже давно звал к себе. Сам-то он пристроился системным администратором, что было бы и для Больширина не зазорно. Но второй системный администратор мало кому нужен, а менять работу, когда она ещё была, на менеджерскую, даже ради большего заработка, совсем не хотелось.   
Когда же работы не стало и отчётливо замаячил переезд со съемной квартиры к родителям в свою детскую комнату с гномиками на обоях, Антон плюнул на диплом инженера и сам напросился в Женькину контору на собеседование.
Оказалось, что для того, чтобы стать менеджером по продажам ничего особенного знать не требуется. Нужен только язык без костей, способный заболтать клиента до утери мозгов и врожденная склонность к беззлобному вранью, для красоты называемую маркетингом.
В самом деле, кто бы захотел работать в отделе манипуляции сознанием покупателей или учиться на специальность профессионального лгуна? А так всё мило и пристойно: отдел по работе с клиентами и факультет маркетинга.   
Чем торговать большого значения тоже не имеет. Конечно, друзьям и родственникам приятнее сказать, что занимаешься высокотехнологичными изделиями двойного назначения (эту фразу Больширин специально выучил для таких расспросов), чем нижним бельем или ботинками, как Гена Букин из единственного сериала, который не вызывал у Антона отрыжку.
Какие именно изделия двойного назначения проходят через его руки, Антон особенно не заморачивался. Наверняка мог сказать только, что выражении «двойное назначение» придумал кто-то с врожденной склонностью к маркетингу. Ведь, то, что покупают закрытые предприятия, как правило, никто другой не купит. А как глянешь на ценник, так сразу поймешь почему.
Чтобы толкать сложные штуки много ума тоже не пригодится. Антону инженерное образование в принципе помогало кое-что понять в номенклатуре, хотя большинству его сослуживцев отсутствие такового не мешало делать план и загребать достаточно, чтобы приезжать на работу на новеньком Ленд Ровере или платить ипотеку. А кому-то хватало и на то, и на это.
Антон только-только начал осваиваться в этом мирке. Втянулся, расплатился с долгами, стал делать план (на что только не пойдешь, чтобы не возвращаться к гномикам).
Никогда не знаешь всех своих врожденных наклонностей, пока не попробуешь. Больширин, осознав, что маркетинг ему не чужд, испугался. Что следующее? Может не зря соседские тётки побаиваются заходить с ним в лифт?
Теперь же, когда новоиспечённый менеджер остался на мели, предстояло как-то объяснять человеку, который как-никак выручил в трудную минуту, как так по-дурацки удалось профукать его аванс.
Еще некстати вспомнилось, что так и не отблагодарил его. Мог бы давно проставится. И при этом неплохо бы ещё денег занять до зарплаты.

- 10 -

Денег Женька Молоканов не дал. Правда на счет так бездарного профуканного аванса всего лишь посмеялся, хотя о причине исчезновения денег Антон не успел ничего рассказать.
— Да понятное дело, шерше ля фам. Ладно, будем считать, что взял в долг.  Но до первого верни кровь из носа.
Ни в воскресение, ни в понедельник Антон не звонил и не писал Жанне, считая её для себя безвозвратно потерянной. Единственной надеждой проявить себя мужиком и хоть как-то поправить отношения была её фраза «потом верну», в ответ на которую Антон два дня подбирал максимально благородный отказ.
Во вторник, где-то перед самым обедом, от неё прилетело сообщение: «чего не звонишь?», после которого завязалась вполне мирная переписка. Словно ничего и не было, включая потерянных денег.
Обидно. Столько готовился, так представлял себе восторг в её глазах. И ничего. Неприятный осадок не смягчило даже поступившее от Жанны приглашение куда-нибудь сходить на следующие выходные.
Куда тут сходишь, если нет денег? Хорошо хоть умудрился заранее купить абонемент на комплексные обеды в «Му-му». С голоду теперь не помрем, но девушку же не поведешь в столовку.
Очень кстати позвонил отец. Как раз у него Антон и подумывал перехватить денег. 
—  Не разбудил?
—  Да вообще-то я на работе.
У отца была дикая привычка звонить на работу во второй половине дня и вот так деликатно интересоваться, как будто проверяя не прогуливает ли сынишка школу. А потом без особого вступления начать интересоваться как дела и: «когда ты наконец возьмешься за ум?» и прочая, и прочая, чего уж там Антон обычно не слушал.
В детстве Антоше часто думалось, что он подкидыш. Будто в роддоме его подменили или того чище, что его родичи – иностранцы или даже инопланетяне.
Запомнился очень ярко тот вечер, когда, оторвавшись на нём в два голоса за какую-то ерунду, они за стеной включили телевизор с чем-то громким и настолько же, как представлялось маленькому мальчику, интересным. Поверх звука телевизора доносились неразборчивые шорохи и движения.
Через приоткрытую щель к двери он увидел в неверных отблесках телевизионного экрана дерганые тени на потолке, противоестественные движения под одеялом и стоны.  А позже, сбежав в свою комнату, ему представлялся блеск в огромных глазах, темный переломанный клубок ног, рук и прочих неземных конечностей.
Детский мозг не мог осилить, зачем они так мучают друг друга в темноте. Что хотят узнать друг от друга? Что выпытать? Этой загадкой ему не с кем было поделится, кроме веселых и дружных гномиков на обоях - вечных спутников детства.
С тех пор и при дневном свете в родаках постоянно замечалось нечто подозрительное. Они совершенно не понимали, что хочет Антоша. Беспрерывно ругались между собой, выясняя, кто кому что сказал.
«Не понимаю ни слова», «а я тебя говорила», «но ты же ничего не поняла, всё было не так», «так я же тебя предупреждала». И вместе отдышавшись, набрасывались на Антона «что я тебе просила?», «ты вообще что-нибудь слышишь?», «ты нас понимаешь?»
А что тут можно понять, если они сами не понимают произнесенных друг другом слов. Почти наверняка в этом причина их ночных мучений –пытать и давить пока не удастся, наконец, понять друг друга.
Трудно делить с чужими одну площадь. Особенно если они выдают себя за родственников. Трудно, когда не знаешь, чего от них ждать в следующую минуту. Ещё трудней, когда не знаешь, что им можно сказать, а за что они тебя обвинят и накажут.
За одни и те же слова сегодня похвалят, а завтра поставят в угол.
Уже не вслушиваясь в нотации Больширина старшего, Больширин младший пытался заняться работой, решив для себя, что лучше пойдет с протянутой рукой по офису, чем будет просить у отца. А в конце разговора в довесок ко всему Антон вспомнил о реальной перспективе возвращения к весёлым гномикам, если не внести до первого хозяйке квартиры хотя бы половину арендной платы.
Анна Павловна женщина, в принципе, милая, но нервная. Сдавала квартиру за смешные деньги, потому что «своим и по знакомству», но даже смешных денег у Антона теперь не было.
Смекалка инженерская выручила. С хозяйкой удалось сговориться на оплату в натуре. Антон вопреки своим принципам оформил кредитную карту с пятидесятидневной отсрочкой, наличные с которой по какой-то причине снять нельзя. Анна Павловна уже давно мечтала сменить свой сильно потускневший ламповый «Рубин», чтобы стать ближе к Анатолию Вассерману и его партнерам в мантиях по передаче «Своя игра» на «НТВ».
Больширин устроил ей более яркие встречи с кумиром на плоском жидкокристаллическом корейском чуде, а заодно отсрочил, по крайней мере, на две недели, собственную встречу с весёлыми гномиками.
К выходным удалось выклянчить у Жеки флаер  на концерт малоизвестной группы «Little Big», так что они с Жанной неплохо провели вечер за вполне разумные деньги.
Больширин терпеть не мог слащавые песенки про любовь, а других у нас, как известно, нет. Единственное, что он ещё мог слушать — это или музыку без слов, или если уж поют, так чтобы нельзя было ни слова понять. 
В «Little Big» было всё идеально - ни черта не понятно и при этом весело и задорно.
После концерта Жанне нужно было спешить куда-то, куда она не сказала, чем вызвала у Антона неожиданный укол ревности. В качестве компенсации, потребовала на прощание себе поцеловать, чем окончательно спутала все карты.

- 11 –

Наступило первое. За ним второе и третье, но в дверь Больширина так никто и не стучал и денег с благодарностью не возвращал.
Напоминать о себе было неловко. Специально заходить казалось глупо. Подумают еще, что мелочный. А не отдают, наверное, потому что случай не представилось.
Ну в самом деле, не бегать же по всему дому ради такой мелочи?
Антон немного помог случаю, чуть ли не два часа слоняясь перед подъездом. Удачно столкнулись в лифте с тем из парочки, что всё время моргает из-под рыжих мохнатых бровей.
Поинтересовался у него прогнозом погоды, и между прочим спросил про первое.
—  А что первое? - озадачил Бровастым встречным вопросом.
— В смысле? Мы договаривались с вашим… ну другом, что он отдаст первого. Первое было поза-позавчера.
— Помилуйте, но я не в курсе.
В сухом остатке после разразившегося обмена мнениями Бровастый, не интересуясь, узнал имя Антона и сам представился Эллом, назвав полосатого вымогателя, который, к несчастью, куда-то отлучился, кажется, Чёрчем.
Где это дают такие имена в средней полосе России?  Элл и Чёрч, чуть ли не Чип и Дэйл. Французского в них, правда, тоже немного, однако вполне вероятно, что это и не настоящие имена, а специально придуманные для заброски в Северную Корею.
Сказать, что ли этому дебилу, что здесь не Корея? Нет уж, оказывать информационное содействие иностранной разведке – дудки. Пусть сами разбираются, а мы потом посмеёмся.
Надо признать, что без дела эти не сидели. У бровастого Элла акцент стал почти незаметен.
С другой стороны, если они даже никакие не шпионы, а простые иностранцы, то у них должны быть деньги. Ведь у иностранцев по традиции всегда много денег. А если кончились, то скорее всего ждут перевод.
Больширин решил быть настойчивым. Сколько можно? Настойчивым пришлось быть где-то минут сорок или пятьдесят, пока они с Бровастым играли в моргалки в ожидании полосатого Чёрча.
Когда, наконец, этот Чёрч вернулся, то веско объяснил, что с ремонтом оборудования, которое вышло из строя по вине Антона, вышла заминка. В любом случае он сможет вернуть долг, только когда ему всё приведут в исходное состояние.
При чём тут Больширин ни один, ни второй объяснить не потрудился, но после недолгой перепалки Антон опять вышел у них крайним. Ему всучили небольшую коробку, которую нужно «обменять на такую же, но работающую», и тогда всё будет…
Нет, Больширин себя простаком не считал, но переспорить этих двоих попробовал бы кто-нибудь другой. У некоторых склонность к маркетингу в крови. А у этих за плечами такая школа, причем с диверсионным уклоном.
С другой стороны, судя по всему, узел ерундовый. Можно показать Женьке Молоканову. Если его и можно починить, то кто ещё кроме Жеки сможет? Или найдет дубликат в своём хламе, которым у него забита вся подсобка.
Может даже платить не придется, а коли эти дебилы взяли в долг на ремонт, то денежки сразу к нему и вернутся. Так что, как не крути, а выходило неплохо.

- 12 –

Как-то уж так завелось в стране не заходящего солнца, что кое-кто из тех, кто мотался с мешками в страны Азии во времена большой депрессии девяностых годов, осели в просторных кабинетах и обзавелись секретаршами. Им как-то привычнее заказать за десять тысяч километров что-нибудь сделанное китайскими ручонками вместо того, чтобы поискать толкового работягу с головой на соседней улице.
У Евгения Молоканова с головой было всё в порядке. Для него разобрать, починить, а потом собрать любую китайскую фигню раз плюнуть. За это его ценили даже на работе, правда на зарплате это никак не сказывалось.
— Без проблем, - откликнулся он на просьбу помочь. – Перкуссионное обслуживание уже проводили?
Антон был в курсе, что на айтишном жаргоне это означает метод ремонта при помощи удара кулака по корпусу, так что ответил со знанием дела:
— Не-а, даже не пробовал. Ещё стукну не туда.   
— Ну ладно, брось вон сюда, я потом сам обслужу.
— Ты только поаккуратней, а то это не моё.
Уже через час Жека позвонил на офисный номер и заговорщически прошептал в трубку: «зайди».
По его тону Антон понял, что с коробочкой что-то не так.
— Ты что, блин горелый, мне подсунул?
— А что не так-то?
— Скажешь, что это не из гособоронзаказа?
— Клянусь, это вообще никакого отношения не имеет к работе. Я же тебе говорил, один знакомый попросил. У него, похоже, майнинг ферма, так этот узел выгорел при скачке напряжения.
— Это не тот, что из Антанты?
— Да ну что ты, - Антон отмахнулся от глупого предположения.
— Ну я даже не знаю. Не очень-то эта штуковина похожа на блок питания или видеокарту.
— А на что?
— Да ни на что.
— Ну и ладно, хрен бы с ней. Верну им взад и дело с концом. Что переживать-то?
— Ладно. Только сначала покажу одному человеку.
— Может не надо? - заволновался Больширин. — Зачем привлекать посторонних.
—  Это не посторонний, это очень толковый дедок. Если хочешь знать Сан Саныч меня всему научил, так что он практически мой учитель. Я как раз после обеда еду в Подольск. Покажу Санычу, а завтра вернешь своему соседу.
— Да не сосед это. Хватит уже подкалывать.
На следующее утро в своей подсобке - комнатушке без окон, заставленной сверху до низу ящиками, блоками и стеллажами, Женька сообщил, что ничего путного сказать о штуковине не может. Ничего такого чтобы можно было во что-то превратить и «на хлеб намазать».
—  Ну и ладно, - отчего-то обрадовался Больширин.
— Вообще-то, с ней что-то не так. Не видел Саныч таких. Не американская и не китайская — это точно. На японскую тоже не похоже. Может израильская, но это тоже не факт.
В подсобке из-за коробок и стеллажей было тесно, как в танке. Приходилось стоять лицом к лицу, так что ни о чём нельзя было думать, кроме анализа запаха того, что заточил на завтрак Жека. Запах не слишком располагал к продолжительной беседе, и Антон уже собирался уйти, подытожив:
—  Я ж говорю: нет, так нет. Забыли.
— Между нами, Саныч сказал, что хоть не все там ему с этой штукой ясно, он при желании мог бы попробовать. Говорит, есть у него один метод. Но результат гарантировать не может.
—  Не-а, так не пойдет. Я рисковать не хочу.
—  Так и мне не надо. Лишние деньги конечно же не помешали бы, но ты же вернёшь долг?
Антону пришлось в который раз пообещать, а коробочку просто вернуть, не забыв в свою очередь поинтересоваться, когда ему вернут долг. Даже хватило духа переспросить после того, как эти упыри проигнорировали его вопрос:
—  Ну так когда?
Тот, которого звали Чёрч, похоже был у них за главного. Его Антон сначала про себя прозвал Чертиллой, а потом повысил до черепахи Чертиллы.   
—  Скоро. На работу устроюсь, так сразу, - ответил уклончиво черепах Чертилла.
Спустившись к себе, Больширин ещё раз отругал себя за мягкотелость и поставил окончательный крест на деньгах. Во всяком случае клянчить больше к этим упырям он не пойдёт.
Решение пришло еще в соседской квартире, когда Чёрч дырявил его своим тяжёлым глазом. Такой это был взгляд, что жуть не прошла до самого вечера, а ночью приснилось как он стоит над кроватью и смотрит, пуская клубы дыма в лицо.

- 13 –

Народ в Жекиной конторе увольняли часто. Не успеешь познакомиться с сидящим за соседним столом, а он уже собирает вещи.
Это немного нервировало Больширина. Однако в текучке были и свои плюсы. Надменному начальнику отдела, в котором только начал трудиться Антон, скоропостижно дали под зад.
Открылась вакансия. Грех было не воспользоваться.  Антон себе такой грех не простил бы.
С тех пор, как он обнаружил в себе определённую склонность к маркетингу и успел освоить азы манипуляции другими людьми, то решил, что не позволит жизни манипулировать собой, не будет ждать от природы тепла и солнца. Будет сам ставить цели и разгонять тучи.
Поэтому он и не подумал завалится просто так в кабинет к директору со словами: «Поставьте меня начальником отдела, ну оклад там и всё такое. Вы ж понимаете, лучшей кандидатуры вам всё равно не найти. Между нами, я тут у вас единственный с высшим и, что очень важно, специальным образованием».
С другой стороны, ждать от Эдуарда Сергеевича что он сам догадается, как хорош его новый сотрудник было смешно. «Как там тебя? Великанов? Лилипутов? Ах, да Большаков, ну извини, у меня вас таких…»
Антону на этот счет пришла одна идейка. На новогоднем корпоративе Эдуард Сергеевич в поздравительной вполне ещё трезвой речи помимо всего прочего вроде: «нас кризис гнет, а мы становимся сильнее», сказал ещё что «у нас инновационная компания, сила которой в единстве» и прочая бла-бла-бла. Так что заходи к нему лечиться и корова, и волчица, и жучок, и червячок, и, вообще, кто угодно, у кого есть, что дельное предложить.
Предложить Больширин мог только себя. Молодого и умного, способного разгрести весь этот бардак и вдохнуть в контору новую жизнь. А бардака на взгляд молодого и умного кандидата на должность было много: всякие ненужные отчеты, тонны бесполезных бумаг и просиживание штанов на тухлых совещаниях. Вообще было трудно понять как при такой бестолковой организации этот корабль ещё не пошёл ко дну.
Этими соображениями и хотел Антон поделиться с Эдуардом Сергеевичем. Ну, кроме тонущего корабля, разумеется.

- 14 -

У Жанны подошёл намеченный задолго до знакомства с Антоном отпуск, и она улетела к далеким берегам. Как сказала со школьной подругой, во что очень хотелось верить.
В только что намечающейся личной жизни Больширина образовался пустота, которую срочно требовалось чем-то заполнить. По утрам все также мешали спать эротические сны, возбуждение от которых Антон перенаправлял на мечты о карьерном росте.
Поэтому поход за повышением Больширин откладывать долго не смог. Собравшись с духом, он поднялся этажом выше, где размещались с комфортом всё руководство, бухгалтерия и в отдельном кабинете сам директор. По пути заглянув в туалет, он плеснул холодной воды в лицо, поправил пробор и тщательно вытер руки бумажными полотенцами.
Из почерпнутого на психологическом портале вспомнилось очень кстати, что через рукопожатие передается львиная доля информации. Если рука влажная, значит собеседник волнуется, не уверен в себе или, ещё хуже, болен какой-нибудь кожной заразой. После такого рукопожатия можешь распинаться сколько угодно, никто тебя слушать не станет.
Важно было ещё не перепутать от волнения имя с отчеством. А то, кто его знает, может «у нас инновационная компания, сила которой в единстве», но это ведь не значит, что можно Эдуарда называть Сергеем. Может у Эдуарда Сергеевича бзик какой на нечёткое произношение имени отчества? Вряд ли, конечно, но лучше перестраховаться.
Уже перед дверью в кабинет Антон на секунду задержался, восстанавливая в памяти конспект речи по реорганизации отдела и двухкратном увеличении продаж.  Такое любому директору должно понравиться.
На двери цвета венге не было никакой таблички. Никаких там «Эдуард Сергеевич Лямин. Генеральный директор… Каспийского моря». Или нет, - «Эдуард Сергеевич Лямин. Ваш царь и благодетель». Или ещё лучше: «Эдуард Сергеевич Лямин. Царь морской, глубин подводных и казино подпольных».
Хотя лучше бы уж там была золотая рыбка. Ей бы и объяснять ничего не пришлось.
— Войдите! - послышался из-за двери приглушённо знакомый голос.
В кабинете директор был не один.
— Вы заняты, - сказал Антон почти обрадованно, - я зайду попозже.
Эдуард Сергеевич кивнул поверх плеча своего гостя и сказал тому:
— Продолжайте.
Гость не произнёс ни звука, в то время как голова директора уже начала одобрительно кивать, как у китайского болванчика.
— Что-то ещё? – Эдуард Сергеевич заметил, что подчинённый не уходит.
В этот момент человек, сидящий спиной к двери, обернулся, и Больширин сразу понял, почему затылок гостя показался ему таким знакомым.
— Твою ж мать, - вырвалось непроизвольно.
— Что? – поднял брови Эдуард Сергеевич.
— Ухожу - ухожу.
Уже крутясь на своём рабочем стуле и нервно клацая по клавиатуре, Антон повторял про себя: не может, не может быть. Этого просто не может быть. Как он нашёл меня? Что задумал? Неужели сидит там и стучит про свою железку. Но этого же его железка. Он ведь сам просил меня. И зачем это шефу? Какая ему разница и какое ему вообще дело до этого? Никакого! Но тогда чего он кивает?
Наискосок через проход от стола Больширина располагался боевой пост братьев Сливовых - старожил офиса, всё про всех знающих и довольно добродушных несмотря на свой громоздкий вид. Оба были постоянно чем-то заняты в своих мобильниках и при такой загруженности всегда были не прочь потрепаться.
К ним Антон совершил разведывательную вылазку.
— Слышьте парни, - обратился Больширин к обоим братьям, чтобы охватить максимальную фокус-группу, - не в курсе, что там за дебил у шефа?
— Не, не знаю, - сказал Илья Сливов.
— К нему уже неделю ходят всякие, - не поднимая глаз от шумной перестрелки на смартфоне, дополнил ответ брата Вадим Сливов, - претенденты. Начальника подбирает в наш отдел, так что не исключено что этот дебил завтра станет твоим кошмаром.
Братья дружно хохотнули, а Больширину было не до смеха. Он ретировался, даже позабыв выяснить, почему новый начальник будет только его персональным кошмаром, настолько его поразила новость.
К такому повороту он был не готов.
Кто возьмёт такого дебила на работу? Тем более начальником. Он ведь в наших изделиях двойного назначения ни ухом, ни рылом.
Неприязнь к конкуренту разбудила в памяти шпионскую версию.
А что, если их уже решили не переправлять в Северную Корею. По-русски они уже почти без акцента чешут, вот им и поменяли задание на кражу наших секретных технологий.
Что за бред? Какие технологии? Мы же под видом нашего торгуем китайским говном. Тогда, может, они хотят узнать, что наши секретные заводы покупают у китайцев, чтобы на основании этой информации собрать у себя точно такую же фигню.
А что? Очень нехилый способ заполучить наши секретные технологии.

- 15 -

В понедельник Эдуард Сергеевич представил отделу нового руководителя. За всё время представления новоиспечённый начальник отдела продаж делал вид, что не замечает Антона.
Черепах Чертилла стоял скромной тенью позади директора. Он так и не проронил ни слова, пока его представление плавно перетекло к выяснению, кто опять накурил в туалете и прочим важным производственным темам, какие Эдуард Сергеевич был мастер загибать на бесконечных совещаниях.
К несказанному удивлению у нового начальника отдела продаж оказалась вполне русская фамилия - Чертилин. Так во всяком случае представил его директор.
Имя и отчество о французском происхождение тоже ничего не сообщали. Неплохо было бы заглянуть в паспорт этого Михаила Константиновича на предмет соответствия фотографии и водяных знаков.
Между тем Михаил Константинович Чертилин, или как там его на самом деле, занял стеклянный аквариум, принадлежавший до него его предшественнику, и начал по одному вызывать в себе подчиненных для знакомства.
До Антона очередь всё не доходила. Истомившись, он направился к копировальной машине с пачкой бумаг в руках, как будто бы сделать копии, а по пути остановился у стола братьев Сливовых с вопросом:
— Как прошло?
— Да не боись, - сказал Вадим Сливов, - Михаил Константинович - классный мужик. Юморной и всё такое. Короче наш человек.
— Не знаю, - сказал Илья Сливов, — это к тебе он такой добренький, а меня так напряг по полной.
Чертилин вызвал Антона последним, когда уже все толпились в дверях, разбегаясь по домам. Больширин повесил свою куртку назад на вешалку и поплелся «на ковер», ожидая от нового начальника какую-нибудь новую гадость.
Однако Черепах Чертилла встретил его улыбкой, запанибратски похлопал по плечу и чуть ли не слово в слово начал пересказывать недавние соображения Антона о том, что новому человеку, который ещё толком ничего здесь не знает, не просто, а мы вроде не чужие люди, и так далее и тому подобное.
Настроения это отчего-то не прибавляло. От мысли приятельствовать с этим мутным типом Больширин был не в восторге.  На всякий случай он поддакивал начальнику, как вдруг этот Михаил Константинович сменил пластинку.
— Ты, наверное, думаешь, что я самозванец? - сказал Чертилин. - Занял твоё место и всё такое. Но это ты зря. Я здесь долго не задержусь. Это не мой уровень. А когда я пойду наверх, то тебя буду рекомендовать на свое место. Смекаешь? Сам понимаешь, мне свои люди здесь нужны и ближе тебя никого нет. Шучу… Мы ж соседи, так что чисто метрически мы очень даже близки.
— Угу.
— Ну вот и чудненько, - сказал начальник, вытягивая длинную сигару и собираясь закуривать.
— Не, не надо, - Антон даже руками замахал. - Здесь нельзя.
У некурящего Эдуарда Сергеевича насчет курения был бзик. На некоторые вещи директор смотрел сквозь пальцы, но за курение в конторе увольнял не задумываясь.
— Да ладно, к утру все выветрится, - подмигнул Чертилин, выпуская кольцо табачного дыма. – Ты ж пойми, первый день, нервы. А за информацию спасибо. Я в тебе не сомневался. И ты во мне не сомневайся. Будешь как сыр в масле кататься.

- 16 –

В конце той недели, на которой произошло волшебное превращение соседа в начальника, вернулась с моря Жанна. Загорелая и такая аппетитная, что у Антона возобновились дневные галлюцинации того самого свойства. Видения преследовали его уже в метро, в очереди на кассу в «Пятёрочке», а самые интенсивные за рабочим столом.
На прием к врачу - психотерапевту он не записывался. Лекарство ему и самому было известно. Отдохнувшая и загорелая Жанна была тем самым рецептом с круглой печатью.
Жанна, кстати, не возражала против неотложного приема в предстоящие выходные. Жаль только, что обстоятельства порой сильнее наших желаний.
Началось все во вторник. По офису разнесся нездоровый ажиотаж в связи с открытием нового заказа. Очень крупного заказа. Такие бывают не часто, хорошо, если два или три раза в год.
Между прочим, заработок менеджера по продажам состоит из плёвой базы и процента с каждого выигранного и отработанного контракта. Процент в удачливые месяцы раз в пять превышает базу. На него все менеджеры и живут. Порой очень неплохо. 
Сумма на тендерной площадке стояла с множеством нулей, и даже при самом неблагоприятном раскладе, на одном этом заказе можно было заработать больше, чем за два-три месяца на обычных.
Антон хорошо понимал, что ему этот контракт не светит, поскольку такие серьезные распределяет сам Эдуард Сергеевич среди своих любимчиков. Так что в общем ажиотаже Антон не участвовал.   
Но тут вмешался Чертилин. Он неожиданно позвал к себе, когда пришло время идти на обед.
Все были в курсе, что новый начальник отдела продаж на обед не ходит и почти не выбирается из кабинета. Сидит в своем аквариуме за опущенными жалюзи, а если ему от кого-то что-то нужно, то стучит по стеклянной перегородке пальцем, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание, а потом тыкаем в того, кто ему нужен.
— Знаю, все знаю, - сказал Чертилин, как только за Антоном захлопнулась дверь. —  Сделаю что смогу. Тем более что я тебе должен. Ты не думай, я не забыл… и то, что я теперь твой босс никак это не меняет.
Кондиционер работал на полную, притом, что на улице был совсем не май месяц. Старания скрыть запах табачного дыма, были не напрасны. Но стоило ли так себя мучаться? У Антона от холода руки сразу задубели.
Чертилина холод, казалось, не беспокоил. Он закурил тонкую сигару, а заодно вынул из стола фляжку и опрокинул вместе с головой. На мгновение к морозной свежести примешался знакомый больничный запах.
— Привык, понимаешь ли, - пояснил Чёрч, - снимает стресс и думать помогает.
— Понятно. И согреться, наверное?
— Н-да. Тебе не предлагаю, сам понимаешь, – это уже будет должностное преступление.
Больширин был в принципе не прочь опрокинуть стаканчик - другой, хотя бы за ради согреться, но судя по запаху того пойла, которое заливал в себя Чёрч, гадость это была ещё та. Во всяком случае, дегустировать её не было никакого желания.   
— Я понимаю, - от холода Антону не хотелось напрягать мозги в поиске оригинальностей.
Ему хотелось напрячь ноги, поприседать или несколько раз согнуть в коленях, чтобы покинуть аквариум. Он что-то промычал о том, что можно серьёзно пострадать из-за глупой привычки пускать дым на рабочем месте, в итоге заверив:
— Я само-собой ни гу-гу, но за других ручаться не могу. Народ у нас разный.
— Да-да, конечно, - согласился Чертилин, - мы же команда...
Покинув аквариум и слегка отогревшись, Больширин так и не смог понять, зачем его просил зайти к себе начальник. Ну не ради же того, чтобы пообещать поддержку.
На следующий день всеобщая суматоха усилилась по причине того, что Эдуард Сергеевич внезапно умотал в командировку в далекий Китай, оставив нерешенным волнующий всех вопрос.
Как-то само собой бразды правления перекочевали в руки Чертилина. Менеджеры по одному и группами забегали к нему, пытаясь заручится его поддержкой. Временно исполняющий обязанности в своем ледяном дворце всех выслушивал с невозмутимым видом и только усиливал всеобщую нервозность, никому ничего не обещая.
Во время этой суеты он несколько раз подходил к стеклянной перегородке и, встав спиной к просителям, заговорщически подмигивал Антона, давая понять, что мол пусть себе ходят, у них все равно нет ни единого шанса.
А когда все просители ушли ни с чем, он энергичным набором жестов через глухое стекло послал Антону требовательный сигнал, который ничего иного не мог означать кроме «давай начинай работать».
Переспрашивать было неловко. Все, итак, стали коситься на Антона, а в связи с этим нездоровым ажиотажем по офису поползли слухи, что новый руководитель отдела продаж дышит к нему неровно.
Мало того, что выигрыш тендера сулит Больширину кроме денег массу проблем, так ещё не хватает заполучать себе врагов и завистников раньше времени, ещё толком ничего не заработав.
По крайней мере половина коллег уже сидит и прикидывает в сети на что потратить заработанное с этого тендера. Объяснять, почему их денежки уплыли к тому, кто проработал в офисе без году неделя, даже не стоит пытаться.
Ну что, до тендера осталось чуть больше недели, а к нему нужно подготовить ещё кучу бумаг. Если приступить к работе после официального распоряжения ни за что не успеть. Даже если начать сейчас, и то придётся оставаться каждый день допоздна, а может и выходные прихватить.
Не дожидаясь выходных, Антон сказал Жанне, что встречу придётся отложить. А чтобы она ничего такого не надумала, сообщил по секрету, что причина не в ней, а в новом тендере.
На её удивлённое:
—  С чего ты взял, что он достанется тебе?
Больширин только ответил:
— Я же везунчик.
Его немного покоробило, то, что Жанна не расстроилась и не закатила ему сцену, но вскоре успокоил себя мыслью, что она хорошая актриса и всего лишь умело скрывает своё горе. 

- 17 –

Во вторник, за три дня до тендера вернулся из командировки Эдуард Сергеевич. Все в конторе снова зашевелились в ожидании директорской резолюции.
Ждал резолюции и Больширин. У него уже всё было готово, о чём он дал понять начальнику отдела продаж. За готовность пришлось заплатить проведенными в одиночестве выходными и всеми прочими вечерами в обнимку с чашкой кофе и хладной мышкой.
Опять поднялась пыль столбом. Снова все забегали. Теперь уже на третий этаж. Исчез из своего аквариума и Чертилин. А сверху периодически доставляли сводки о ходе боев.
В сводках сообщалось то о новых победителях, то о новых проигравших. Причем среди тех и тех могли значиться одни и те же фамилии. Единственной фамилией, которая нигде не значилась, была фамилия Больширин.
Антон так не волновался со времен вступительных экзаменов. Он то смотрел на всех свысока, то покрывался испариной при мысли о том, что будет, когда объявят распоряжение, в котором будет значится его имя.
Ближе к концу рабочего дня, сначала пошел слух, а вскоре появилось и официальное распоряжение. Заказ в связи с чрезвычайной важностью и сложностью отдаётся команде сотрудников во главе с новым начальником отдела продаж.
В первый момент все притихли, а потом по залу пошёл галдеж вслед за перемещениями кучкующихся проигравших. 
Вслед за появлением на мониторе распоряжения, Больширин услышал, как что-то надломилось. Успешно служивший инструментом малеванья чёртиков карандаш треснул пополам, и обломки его рассыпались по листу с чёртиками.
Антон, никого не замечая, прошел сквозь галдеж в аквариум Черепаха Чертилла и выдал всё, что о нём думает. Вместо оправданий хладнокровное пресмыкающееся молча глядело глаза в глаза, а потом выдало:
— Не нужно шуметь Больширин. Повторите лучше, что я вам обещал? Желательно дословно… Не помните? Так идите работать и не устраивайте здесь истерик.
Антон вышел из аквариума, прошел по коридору, завернул за угол, спустился по лестнице на проходную и только на холодном ноябрьском ветру сообразил, что вышел на улицу как был - в рубашке и тряпочных мокасинах.

- 18 -

Когда выходишь из метро на станции Ясенево, подсознательно ждешь ясного неба и яркого солнца, также, наверное, как хоть немного тепла на соседней станции Тёплый Стан.
Однако зимним вечером в Ясенево так же холодно и пасмурно, как и во всей Москве. С Тёплым Станом, впрочем, та же история.
Если в центре какая-то связь между названиями и окружающей действительностью присутствует, то на окраине совсем беда. Медведково, Отрадное, Красный Маяк… Можно подумать, что Москву омывает индийский океан, а на выходе из подземки тебя ждет отрадная встреча с морским бризом, маяк на скале и развалившиеся на пляже медведи.
Если бы право выбора предоставили Антону, то он бы назвал Ясенево Китай-городом. В этом, по крайней мере, смысла больше, чем в напрасно обнадёживающем Ясенево.
Оригинальный Китай-город, тот, что в центре, назван так непонятно по какой причине. Китайцев там отродясь не было, а Чайный Дом с пагодой на крыше вообще не там, а на Мясницкой, и поэтому ничего никому не доказывает.
Зато район, названный по ошибке Ясенево, полон ассоциаций с Китаем.  В какую сторону не пойти, преградят дорогу скрученные в бесконечно запутанное кольцо лабиринтов панельные девятиэтажки.
Непросто понять, где начало и где конец этого извивающегося много подъездного лабиринта, но если кому-то удастся сложить длину всех его звеньев, то не исключено, что суммарно она перешибёт Великую Китайскую Стену. 
Если китайская стена была неприступной в далеком прошлом, то сквозь наши, продуваемые исключительно встречным ураганным ветром, арки мало кто сможет пробиться и в наши дни.  Если на китайской легко разместить целую армию, то и у нас найдётся не меньше желающих.
В доминирующих высотах района стоят двадцати двухэтажные башни. Если внимательно присмотреться к крышам башен, то легко различить ничем не объяснимые архитектурные излишества в виде вертикально стоящих перегородок. За такими хорошо прятаться от вражеских стрел или авиации, летящей с запада. Ну а зачем ещё могут понадобиться конструкции, не скрывающие от ветра и дождя?
С какой стороны не глянь, а район идеально спроектирован чтобы держать круговую оборону. Даже на карте он напоминает городище, окружённое с трех сторон густыми лесами, а с четвёртой таким бурным потоком кольцевой, что даже ночью редкая собака рискнет его пересечь.
Ну а если всё же вражеские орды смогут-таки прорваться сквозь гулкие арки внутрь лабиринта, их там ждет сюрприз - следующая линия запутанных стен. За ней ещё и ещё. А когда оставшиеся, доведенные до отчаяния беспощадной архитектурой, пробьются за последнюю линию, то окажутся в заброшенном коммунальными службами овраге, где их, увязающие копытами в грязи, лошадки уткнутся модами в пропахшие мочой гаражи.
И кстати, в этом краю оврагов и лабиринтов цветёт сакура. По весне белоснежные цветки осыпают буйным цветом такие перегнутые стволы и ветки Malus asiatica , что любой бонсай позавидует.
Или сакура это у японцев? Да не суть. Главное красиво.

- 19 –

После того мерзопакостного разговора с Чертилиным, Антон был пару дней сам не свой. В голове всё перепуталось. Желание придавить упыря накладывалось на желание уволится по собственному.   
А когда мозги вернулись как будто на место, стали мучить сомнения. Точно ли новый начальник обещал поддержку? Или может быть это всё он сам себе придумал?
Самое странное, что несколько раз перебрав в памяти последние события, Антон не смог уверенно ответить на этот вопрос. В отличие от всего прочего, даже более раннего, то, что касалось Чёрча, помнилось нечётко, как будто и не с ним, и как будто во сне.
Конечно, проще всего было бы сменить работу и забыть про всё. Но из КБ не названивали с просьбой вернуться, иных вариантов тоже пока не было, а остаться без денег совсем не хотелось. Так что приходилось таскаться в офис, где в аквариуме сидит этот упырь, от которого можно ждать чего угодно.
Ну и для подстраховки фиксировать все разговоры. Так по крайней мере, можно будет доказать, что начальник лжет. Если, конечно, не выяснится, что у кого-то реальные проблемы с головой.
Зря говорят, что женщины любят только сильных и уверенных в себе. Больширину, наверное, так плохо не было никогда в жизни. Он вяло отвечал на Жаннины сообщения, сам не звонил и встреч не домогался.
Жанна, хоть и звалась чуткой, но восприняла это как внезапное охлаждение, у которого могла быть единственная причина – соперница.
Допытываться о сопернице она не стала, но и упускать парня, с которым ещё толком ничего не вышло, тоже не могла себе позволить.
Вопреки всеобщему мнению Жанна считала себя девушкой раскрепощённой, не закрывала глаза на лезущие из интернета картинки и видео, в которых легко представляла себя на месте девиц в компании мускулистых баскетболистов. Но стоило кому-нибудь заикнуться при ней о чём-нибудь вполне безобидном, как её будто током сшибало.  Она даже рассталась со своим бывшим, когда тот притащил из секс шопа какую-то дрянь.
С Антоном ей хотелось, чтобы всё было по-другому, поэтому решила взять инициативу в свои руки. В конце рабочего дня пятницы они вместе сели в вызванное ею заблаговременно такси и поехали в Ясенево. В гостях она сделала вид, что не замечает бардака в комнате и грязной посуды на кухне. Сама вызвалась соорудить легкий ужин, пока кто-нибудь сбегает за вином.
Антон, не споря, пошел в магазин.  У полок с вином он столкнулся с бровастым соседом и мучительным выбором между минимальной ценой и приличным качеством. Почему-то первое никак не хотело дружить со вторым.
На кассе пришлось встать за соседом, которому на ходу придумалось прозвище Эллочка-людоедочка за его немногословность. За две коробки сигар и ещё какую-то ерунду Эллочка-людоедочка расплатилась красненькой. Антон мог бы покляться, что эта была одна из тех купюр, которые вытащили из его бумажника.
Еле удалось сдержаться, чтобы не стукнуть бутылкой по рыжей башке и не закричать: «Держи вора!»
На выходе из магазина снова столкнулись. Сосед возился с пакетом, соблазнительно подставив рыжую башку. Коробки с сигарами выскочили из неуклюжих рук на асфальт. Проклиная себя за невозможную воспитанность, Антон поднял коробки и, так и не дождавшись, когда это чучело совладает с пакетом, яростно запихнул в него покупки.
—  Домой? - спросил Элл.
—  Да.
—  Нам по пути.
—  Вот так удача.
По дороге к дому сосед вдруг начал жаловаться на жизнь, чем молниеносно разрушил стереотип, ещё и поинтересовался, не кажется ли Антону это унизительным.
—  Что именно?
—  Что я ношу ему сигары, продукты, готовлю и всё прочее?
—  Не знаю.
—  А мне кажется унизительным.
Антон не знал, что сказать.
—  Вы думаете, мне нужно как-то этому противостоять?
—  Наверно.
—  Спасибо, я тоже об этом думал. Позвольте мне заметить, какой хороший вы человек.
Антон промолчал.
—  И знаете, что, - не унимался сосед, - уезжайте куда-нибудь поскорее.
—  С чего это?
—  А вы пообещаете, что никому не скажете, особенно ему?
Они уже приближались к дому, когда Элл посмотрел на окна и, ничего не объясняя, заторопился в подъезд. Вдогонку ему Антон крикнул:
—  Даже и не подумаю!
Пока Больширина не было, Жанна полила кактус на подоконнике, освободила раковину от грязной посуды и сварганила на сковороде гренки из остатков батона и залежалого сыра.
Антон рассказал о своём приключении, и они вместе посмеялись над тем, какие у него дикие соседи. Жанна смеялась так заразительно, потом так же заразительно подпевала проигрывателю, высоко оценив музыкальную подборку. Делая большие глотки из бокала, хвалила вкус вина.
В общем, весь вечер была очень мила. В довершение всего, Жанна стала настолько мила, что осталась на ночь.

- 20 –

Манера Чертилина вызывать к себе манящим движением пальца вряд ли кому бы понравилась. Больширина она бесила.
Так что, когда начальник подошел к стеклянной перегородке, чтобы произвести свой двух-пальцевый жест, Антон крутанулся в кресле и сделал вид, что очень занят своим телефоном и не слышит, как за его спиной звенит и трясётся стекло.
Эксперимент можно было бы считать удачным, если бы не побочные явления в виде заботливых сослуживцев, которые никак не могут стоять в стороне, когда кто-то не замечает, насколько он нужен шефу. 
Перед дверью в аквариум Антон включил на сотовом диктофон, а когда садился на предложенный Чертилиным стул, положил его экраном вниз, так чтобы начальник ничего не заметил.
Чёрч начал издалека, что-то плел о том, что не все в наших силах и иногда обстоятельства сильнее наших желаний, что работа в команде сопряжена с некоторыми трудностями и прочее и прочее, так что Антон долгое время не мог понять, извинения это или вступление к новой подлости.
— У меня все не выходит из ума, - наконец сказал Чертилин, - наша с тобой история. Ты думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? Я всё вижу и, если б ты знал, насколько тяжело я всё это переживаю, то не стал бы на меня дуться.
—  Кто дуется? Я?
—  Да дуешься, я же вижу.
—  И не думал.
—  Дуешься, дуешься.
Антон пожал плечами. Чертилин полез в стол за сигарой, но, опомнившись, захлопнул ящик.
—  Чёрт бы побрал ваши порядки, - сказал он. - Так вот, для меня долг - это вопрос чести. На днях мне тут кое-что причитается, так, что как только, так сразу. Даже не сомневайся.
Антон промолчал.
— Меня только беспокоит, - продолжил Чертилин, - что из-за этой истории между нами осталось некоторое недопонимание. Я хотел бы все загладить.
— Да ничего не надо. Зачем?
— Ну просто угостить я могу? Сходим в приличное место, посидим, выпьем? А? Кутнем по полной.
— Это совсем не обязательно.
— Только такая штука… вдвоём сам понимаешь как-то не очень. Мало ли что подумают. А потом сам знаешь поговорку: на троих лучше соображается.
Антон не знал такой поговорки, но мысленно согласился, что вдвоём с этим пить не самая лучшая идея.
— Можно было бы пригласить моего… э-э-э соседа, - сказал Чертилин, - Но, знаешь ли, я не люблю мешать личное с бизнесом. Так что давай кого-нибудь из коллектива. Ты кого тут хорошо знаешь?
— Ну есть один, - ответил Антон, вспомнив про Женьку Молоканова.
— Вот и отлично. А это не тот, что помогал тебе с ремонтом?
— Нет, - соврал, не задумываясь, Антон.
 — Жаль, - почему-то сказал Чертилин.
Антон сообразил, что, возвращая соседу его чёртову штуковину, не только не называл имя или фамилию Жеки, но и вообще, ни о каких помощниках не упоминал.
— Ну и ладно, - начальник вдруг потерял интерес к разговору. – Потом, всё потом. Давай, иди работай.
Такая внезапная перемена и практически на полуслове прерванный разговор озадачили Больширина. Он решил, что пропустил нечто важное и поэтому не мог дождаться возможности прослушать аудиозапись. От нетерпения он попытался прослушать запись ещё в метро по дороге домой, но из-за шума ничего нельзя было разобрать даже на остановках.
Когда дома, скинув второпях ботинки и куртку, Антон включил диктофон на воспроизведение, то услышал только тишину.
Сначала он решил, что нажал не ту кнопку или, вообще, давно сломан микрофон. Секунды отсчитывали время записи, а вместо голосов тишина. Уже потянувшись выключить, Больширин услышал собственный голос.
Странно было то, что собственный голос воспроизводится вполне отчётливо, а голоса собеседника совершенно не слышно. Запись оставляла такое впечатление, будто неврастеник разговаривает с собой или начинающий актёр репетирует роль перед спектаклем.
Прикидывая возможные причины провала своей первой шпионской операции, Антон направился на кухню сообразить что-нибудь себе на ужин.
Рассуждал он в привычных категориях инженера. «Не может быть, чтобы кто-то мог говорить в диапазоне ультравысоких или ультранизких частот, которые не в состоянии уловить диктофон.»
Да, голос Чёрча с самой первой встречи не нравился Антону, но это не повод считать, что и диктофону он настолько противен, что тот отказывается его воспроизводить.
Уложив посуду в раковину и залив её водой (по опыту так легче будет отходить грязь на следующее утро), Больширин снова включил воспроизведение.
Слушай, не слушай - ничего нового. Ну что там может появиться?
Вспомнив про наушники, Антон решил прослушать запись в последний раз. В наушниках сразу уловил разницу. Странную вещь! Когда воспроизводился собственный голос, всё было нормально, но как только в наушниках возникала тишина, то было отчётливо слышно поскрипывание кожаной обивки кресла.
Всё бы ничего, если бы оба кресла в кабинете начальника были кожаные. Так нет, то, которое предназначено для гостей и на котором сидел Антон, было обычным стулом, обтянутым тканью. Получалось, что диктофон не мог уловить голос сидящего в кресле и при этом прекрасно фиксировал звук елозящей по кожаной обивке задницы.
От всего этого можно было сойти с ума. Никакого здравого объяснения этому не существовало. Если запись была исправна, а она была исправно, то могло быть только одно – Чёрч ничего не говорил. Но это означало, что у Больширина слуховые галлюцинации, в которых он не только слышит голоса, но и возражает им.

- 21 –

Следующим утром день не успела кантора толком проснуться, как у Антона затренькал телефон на рабочем столе. 
— Давай зайди, - без вступления потребовал Жека, - надо поговорить.
Прижатый, как и в прошлый раз, в его подсобке, Антон слушал гневную тираду, приправленную запахом горелой шаурмы, какой, судя по Жеке, заправляются по утрам все системные администраторы Москвы.
— Мы так с тобой не договаривались, - брызгал слюной Молоканов. - Я ж от тебя ничего не скрываю, так на кой ты ко мне подсылаешь своего шефа?
— Что за бред?  Никого я не посылал.
— То есть он сам меня вызвал к себе? Положил на стол ту штуку, которую ты таскал ко мне и спросил, не знаю ли я кого-нибудь, кто может её починить?
— Вот ведь зараза. А ты уверен, что это именно та?
— Да, блин горелый, я уверен. А ты уверен, что не причем?
— Да, блин горелый, уверен, - передразнил Больширин. - Ну и что ты сделал? Послал его?
— Конечно, послал. Но тебе же все равно, коль ты не причем.
— Пойми ты, наконец, что этот Чертилин - новый начальник отдела продаж и мой сосед, который просил починить ту фигню — это один и тот же урод!
— Твой сосед? - сказал Молоканов. — Вот так дела. И у него в хате та бандура от который выгорела эта штуковина?
— А ты догадливый.
— А ты не врешь?
— Зачем бы мне врать?
— Ну не знаю, блин горелый. Чтоб я про тебя не думал.
— Ну и подумаешь ты про меня и что с того?
— Ну да, - согласился Женька. - Просто как-то очень странно.
— Тут я с тобой полностью согласен, - сказал Больширин. - Более того, если б ты не был такой псих, я б тебе ещё порассказал разных странных штук про нашего начальничка.
Не успел он вернуться на рабочее место, как телефон снова зазвонил.
— Ты где пропадаешь? – добродушно наскочила Зинаида Олеговна. - Тебя ждут в переговорной.
— Кто?
— Руководство, - неопределённо ответила Зинаида Олеговна. — И поторопись, тебя уже давно ждут.
Дверь в переговорную была полуоткрыта, и еще на подходе поторопил голос, донесшийся изнутри:
— Больширин? Антон? Заходи.
— Здравствуйте, - Антон остановился перед столом, за которым сидел сухопарый мужчина лет сорока - сорока пяти.
— Садись Больширин, - пригласил он. – Меня можешь звать просто Захар Дмитриевич.
— Да.
— Значит, вы встречаетесь с Жанной.
— Простите?
— Я спрашиваю, правда, что вы встречаетесь с Жанной?
— Простите, Захар Дмитриевич, а как это может повлиять на мои производственные показатели?
— Ваши производственные показатели меня не волнуют, зато волнует будущее моей дочери. 
— Так я ж не знал.
— И что бы ты сделал, если бы знал?
Антон не нашёлся, что сострить.
— Ладно, Больширин. Я все понимаю - сам был молодой и в принципе не против. Встречайтесь, любитесь на здоровье.
— Да?
— Да. Только запомните, молодой человек, если с моей дочей что-нибудь случиться, то я…
— Да что с ней может случиться?
— Не перебивай, - сказал Захар Дмитриевич. - Я хочу быть предельно понятым. Можете встречаться, можете расставаться - всякое бывает, но если она попадёт в какую-нибудь историю, то...
— Я понял.
— Отношения — это уже не детство, - продолжил Захар Дмитриевич. - И взрослый человек, вступая в отношения с женщиной, берет на себя ответственность за неё. Это понятно?
Антон кивнул.
— Надеюсь, я ясно всё изложил? На всякий случай вот мой номер. Надеюсь, что этот случай никогда не настанет.
Веская манера Захара Дмитриевича выстраивать аргументацию вселяла немотивированную убежденность в его правоте.  Что-то в его прямодушии было от военного.
Первая мысль была пойти к Жанне и обсудить их отношения, обремененные таким неординарным обстоятельством, как Захар Дмитриевич. Но поразмыслив, Антон решил не пороть горячку, а первым делом выяснить у старожилов конторы, что это за гусь.
— Захар Дмитриевич? - переспросил Илья Сливов, - а на кой он тебе сдался?
— Вызывал, - ответил Больширин.
— Ну, ты попал. Я сколько здесь ковыряюсь, ни разу не слыхал, чтобы ему сдался кто-то из наших.
— А что тут от него что-то зависит?
— Да ты что? Его слово – закон.
— Что и для Сергеича?
— Сто пудов.
— Да кто он такой?
— Не знаю, - Илья пожал плечами. – Думаю акционер.
— Акционер, как же, - сказал Вадим Сливов, - а крыша не хочешь.  Он раньше где-то в МУРе был по финансам, ловил банкиров и прочих аферистов, говорят, даже пристрелил кого-то. Я лично слышал.
— Не заливай, - сказал Больширин.
— За что купил, за то продал.
— А что, если крыша, нельзя быть акционером? – влез в разговор Илья Сливов.
Братья заспорили, но Антон их уже не слушал. Он глубоко задумался над решением важного для себя вопроса, стоит ли поговорить с Жанной о её папаше или может быть лучше сделать паузу в их отношениях, по крайней мере, до тех пор, пока она не станет с ним более откровенной.

- 22 –

В четверг, ближе к обеду, сотрудники группами и по одному стали бегать в бухгалтерию. Антон не сразу заметил оживление, и только когда беготня уже затихала, вспомнил, что сегодня за день. Даже имея в кармане большую дырку, а в кредитной карте отрицательный баланс, он умудрился получить зарплату самым последним.
Процесс перелистывания хрустящих купюр, не вынимая из конверта, делает жизнь более предсказуемой. Изюминкой на торте мог бы стать возврат долга. Деньги к деньгам. 
Начальник не заставил себя долго ждать. Антон еще подумал, когда тот подошел к стеклянной перегородке и кивком головы пригласил к себе, что день сегодня какой-то особенный – всё идет как по маслу, стоит только захотеть.
— Надо бы съездить в одно место, - сказал Чертилин, как только Антон зашёл в аквариум.
— Когда? 
— Сейчас. Такси ждёт.
— Это по работе? - глупо спросил Больширин.
— И да, и нет, - уклончиво ответил начальник и попытался заинтриговать: - поехали, там все узнаешь.
В такси Чёрч без умолку трещал о вещах посторонних – ни к цели поездки, ни к ожиданиям Антона не относящимся. Рассказывал анекдоты, байки, какие-то слухи, вычитанные по большей части из интернета.
Антон поддакивал, когда надо, но при этом его не оставляло ощущение, что все эти истории, анекдоты и байки недавно сам слышал или где-то прочитал, хотя уже точно не помнил, где именно и от кого.
Объяснение этому нашлось довольно простое. Мир тесен. Всё более-менее стоящее находится в ограниченном количестве мест, куда все и лезут, чтобы потом пересказывать друг другу.
Однако неприятное ощущение только усиливалось, превратившись во что-то похожее на сплошное дежавю. Так, когда Чертилин только начинал рассказывать очередной анекдот, Антон уже знал, чем тот закончится и был почти уверен, что всего за секунду до того, как услышать первое слово, сам подумывал его рассказать.
Кроме того, Антон всю дорогу мучился тем, что не сообразил заблаговременно включить диктофон. Он вынимал несколько раз мобильный, как будто для того, чтобы проверить входящие или подолгу смотрел, как отсчитывает секунды циферблат, но хоть Черепах Чертилла не прекращал болтать, его глаза, казалось, пристально следят за каждым движением Антона.
Когда машина пересекла кольцевую автодорогу, Больширин разволновался не на шутку. Во-первых, если уж выехали из Москвы, то это дело нешуточное, могут и до Киева довезти (с таким-то длинным языком), а во-вторых, по этому направлению всего полчаса езды до Подольска.
И кому теперь верить? Эх Женька, тоже мне друг-приятель. Ещё и на меня болоны катил, а сам…
Получалось, что они едут на тот самый секретный военный завод. А это не сулит ничего хорошего.
Куда же я вляпался? – думал Больширин. - Неужели простую мысль, что надо держаться подальше от этого упыря, нельзя было усвоить?
Ему стало нехорошо. Тоскливый голос всё бубнил над ухом, а машина проталкивалась в пробке к чему-то непоправимому, выделенному в уголовном кодексе в отдельную статью под страшным названием «государственная измена».
Закрыв глаза, Антон постарался дышать глубоко, втягивая через нос воздух до тех пор, пока легкие не переполнятся.  И так сидеть, считая секунды и слыша тихий звон в ушах, точно в барокамере, а потом делать медленный выдох.
Немного успокоившись, он открыл глаза и взглянул на соседа. От увиденного его накрыло то мутное чувство, когда толком не поймешь, бодрствуешь уже или окружающий кошмар – это все еще продолжающийся сон.
Нужно что-то сделать, чтобы поскорее проснуться, думал Антон, глядя на существо по соседству, отдаленно напоминающее начальника отдела продаж.
Лицо без эмоций, глаза смотрят сквозь тебя, рот плотно закрыт, в то время как голос, продолжающий что-то бухтеть, доносится непонятно откуда.
Антон не мог вспомнить, чтобы ему ещё когда-нибудь было так жутко. Руки и ноги стали ватными. Голова заполнилась материалом того же свойства.
Такси остановилась у проходной. Чёрч набрал кому-то на смартфоне и через долгую минуту звонкий сигнал известил о получении ответа.
— Скажи таксисту, - сказал голос, монотонно звучащий где-то в районе позвоночника, - чтобы ехал за угол и встал как можно дальше в тупике.
После того как Антон передал требование водителю, и машина, проехав за угол, остановилась, Чёрч потерял к нему интерес и полностью сосредоточился на подсвечивающим его подбородок экране смартфона.
Таксист молчал некоторое время, а потом принялся клянчить денег за дополнительное время ожидания, о котором никто не договаривался. Его бесхитростное нытье были таким будничным, что привело Больширина в чувства.
Его мысль забилась между двух вариантов. Сбежать или чем-нибудь тяжёлым огреть сначала, а потом сразу сбежать? Так-как ничего тяжёлого под рукой не было, то оставался вариант номер один. 
Нужно было только дождаться подходящего момента. Когда же до Больширина стало доходить, что никакого лучшего момента не будет и он потянулся левой рукой, чтобы по возможности незаметно открыть дверцу, как в правую руку вдруг что-то легло.
Антон попытался отдёрнуть руку, но Чёрч крепко прижал её своей. Голос, пробивающийся к спине сквозь обивку сидения, приказал:
— Держи. Крепко держи и иди.
Больширин вышел из машины. Нужно было сделать несколько шагов, а потом можно и бежать, но дорогу преградил невысокий тщедушного телосложения мужчина в надвинутой на лоб кепке. Несмотря на зимний вечер глаза закрывали темные очки, что придавало мужчине шпионский вид.
Он протянул руку вперед, как казалось, для рукопожатия. Антон автоматически протянул руку в ответ, но мужчина вместо рукопожатия стал тянуть свёрток, крепко зажатый во внезапно вспотевшей руке Больширина.
— Ты чего? - удивился плюгавый шпион. - Отдай.
Больширин сам не понимал, чего это он так ухватился за этот свёрток и разжал пальцы. Шпион разорвал край пакета и на ощупь проверил содержимое. Пересчитывал купюры медленно, помогая счету губами.   
— Пойдет, - наконец сказал он.
Потом по-хулигански свистнул сквозь два пальца, и из-за забора перелетело что-то чёрное, похожее на небольшой кирпич. Мужчина ловко поймал и так же ловко протянул Антону. Кирпич оказался нетяжелым, был завернут в пакет и старательно перемотан скотчем.
— Ты мужик нервы лечи, - поправляя солнцезащитные очки, сказал плюгавый шпион. – Ну бывай, не хворай.
Увидев его удаляющуюся спину, Антон понял, что путь свободен.  Куда бежать он не знал и не думал. Да это было и не важно. Главное подальше от этого кошмара, оставшегося в такси. 
Какие дворы, заборы и закоулки проносились перед глазами, в памяти Больширина не запечатлелось. Он решил, что оторвался от погони, только когда окончательно выбился из сил. Запыхавшись, остановился в неосвещённой подворотне, прислонился спиной к стене и сполз на корточки.
Дыхание восстанавливалось не так быстро, как хотелось. А пока нужно было решать, что делать дальше. В Подольске Антон бывал всего пару раз и ориентировался недостаточно уверенно, чтобы понять, где он находится и куда идти. Единственное что он знал твердо, это то, что нужно как можно скорее добраться до железнодорожной станции. Только в электричке можно будет почувствовать себя спокойно.
Очень кстати откуда-то издалека донесся перестук колёс железнодорожного состава.  Антон вышел из подворотни и, ещё раз оглядевшись, двинулся по двору вдоль забора, несущих тухлятиной мусорных бачков, отфиксировал зрением на казенном здании за забором табличку «улица Дзержинского» и дальше пересек небольшой сквер с бронзовым памятником тепло укутанной женщине на припорошенной снегом чугунной скамейке.
За сквером уже виднелся край освещённой платформы, с медленно проходящим поездом и здание станции. Оставалось пройти от силы метров двести, пересечь пустую дорогу, затем переполненную автомобилями парковку, и всё позади.
На пешеходной зебре Антон услышал за спиной скрип тормозов и еле успел отпрыгнуть. Когда он обернулся, дверца таксомотора отворилась плавно, как в замедленной киносъёмке, и высунувшаяся из неё рука вырвала сверток у Больширина из рук.
Шашечки скрылись за поворотом, а Антон всё стоял на зебре, пытаясь сообразить, почему за то время, что он бегал по подворотням, в руках у него оставался тот сверток. Потом, уже трясясь в электричке, удивлялся причудам памяти. Надо же, столько времени держать в руках, но при этом совершенно не замечать тяжесть, а самое странное, так нигде и не обронить совершенно не нужную ему вещь.

- 23 –

В тот вечер Больширин решил ночевать у родителей. Спать под одной крышей с этими упырями было до жути невыносимо.
В принципе, он считал себя если не храбрецом, так уж во всяком случае не робкого десятка. Однако идти в подъезд, где завелась нечистая сила, было выше его сил.
После того, что произошло в Ногинске, версия с нечистой силой выдвинулась на первый план. Другое объяснение просто невозможно подобрать.
Может быть, кому-то кажется, что наличие высшего образования гарантирует от суеверий. Ан нет, высшее образование учит логическому мышлению и уважению к фактам, а все факты говорят в пользу того, что в нехорошем подъезде завелась какая-то бесовщина.
Выражаясь языком диалектики невыносимое количество дерьма, творившегося под той крышей, переросло в новое качество.
 Любые иные версии не могли дать строго научный ответ на вопрос, почему один молчит, а другой слышит голос или правильнее сказать воспринимает звуковую информацию неким неординарным способом, предположительно, посредством спинного мозга.
Существовал ещё вариант, что по Антону Больширину плачет дурдом. Но об этом думать не хотелось.
Мать суетилась с банным полотенцем и нижним бельём для сыночка, пока Антон отмокал под душем. Она поминутно забегала в ванную комнату, а потом из неё, каждый раз забывая закрывать дверь. Потоки холодного воздуха, врываясь вместе с ней, бодрили не по-детски.
— Я тебе отцовы трусы и носки положила, - слышался голос матери через липнущую к телу шторку, - а твоё постираю, потом заберёшь.
— Мам, закрой дверь.
— Прости сынок.
После этого «прости» дверь открывалась ещё раз два или три, обеспечив надежное закаливание молодого организма.
Примерив совершенно новые, но не по размеру просторные трусы, Антон протёр запотевшее зеркало и сказал отражению:
— Велкам хоум .
Мать пыталась накормить ужином и сын, понимая, насколько бесполезно сопротивляться, согласился немного умять, если ему нальет рюмочку.
— А и я с тобой выпью.
На столе появились две рюмки и, наливая настойку из черноплодной рябины, мать по привычке нахваливала её и делилась рецептом приготовления.
Выпив, Антон вяло ковырял вилкой вареную картофелину.
— У Антоши что-то совсем аппетит пропал, - сказала мать отцу, который, зайдя в кухню, уставился на пустые рюмки, - наверное влюбился.
— Мам! – интонацией возразил Антон и предложил отцу: - Может посидишь с нами?
— Сегодня четверг, сынок, - отец смотрел хмуро. - Если начинать пить в четверг, то к выходным совсем потеряешься.
— Ну тогда налей мне, а то что-то кусок в рот не лезет, - попросил Антон у матери.
Отец покачал головой и вышел.
— Не обращай внимания, - сказала мать, наливая рюмку поверх краев, - он уже второй день такой. Ходит только и жалуется. Что-то у него со стулом не то, не к столу будет сказано.
После ужина Антон хотел поговорить с отцом, надеясь в тайне излить душу, поддавшись на настойчивые расспросы, и получить от всегда рассудительного отца дельный совет.
Старший Больширин нашёлся в детской комнате, которая в отсутствие младшего Больширина превратилась в нечто похожее на кабинет. Спартанская койка, на которой так крепко спалось Антону в школьные годы, и гномики на обоях остались, но стол, полки и даже подоконник были завалены книгами.
Перед отцом был раскрыт справочник с колонками цифр на котором лежала упаковка таблеток. Поворачиваясь на стуле, отец держал в руке недопитый стакан с водой.
   — Вот ведь странная штука, - сказал он, кладя на стол очки, - только что выпил таблетку стоимостью двух пачек сигарет. Так эти две пачки я курил целый день и получал удовольствие, а эту выпил и не заметил, есть от неё польза или нет. Удовольствия-то точно никакого. Так что живи пока молодой, пока здоровье позволяет.
Сколько себя помнил Антон, у отца всё время были проблемы с желудком. По настоянию врачей ему даже пришлось бросить курить. Это помимо того, что почти каждый год он ложился на обследование и ездил промываться в Минводы.
Все говорили ему, что причина в нервах. Рано заняв пост руководителя геолога-разведывательной экспедиции, а теперь возглавляя большой институт, отец ещё и со времен перестройки не переставал слушать радио по ночам. Наслушавшись «Эхо Москвы», отец заводился, не в силах понять, откуда берутся в его стране все эти проходимцы, которые морили людей в ГУЛАГе, а теперь загаживают реки, дворы, свою жизнь и воруют миллиарды из государственного бюджета.
Старший Больширин и в этот раз горячился, а младший, слушая в пол уха, поглядывал на отца и думал о том, как сильно в последнее время сдал старик и как бы поскорее смыться. 
Ночью долгое время не удавалось заснуть. В отблеске уличного фонаря со стены Антону глупо улыбались веселые гномики. Когда-то давно они сильно выручали, давая дельные советы и выслушивая детские жалобы. Теперь же они годились только для счета.
Один гномик, два гномика, три гномика…
Выныривая каждые полчаса из неглубокого сна, Антон начинал счёт сначала в безуспешной попытке обмануть сознание, вновь и вновь прокручивающее кошмар прошедшего дня.   
Если подумать, ведь ничего страшного не произошло, рассудил самый авторитетный гномик, когда уже почти рассвело. Два мужика съездили за город. Один мужик освоил незатейливую науку чревовещания, а другой так перепугался, что наложил в штаны. Потом тот, который наложил в штаны, взял у третьего мужика пакет неизвестно с чем взамен небольшой пачки денег. И все!
«Это сущая ерунда, подхватили остальные гномики, никто же ничего не видел, а значит, и рассказывать некому».
«Да, - согласился авторитетный гномик, - главное, что чревовещатель тоже не сможет проболтаться».
«Это почему», — захлопала ресницами Белоснежка.
 «Потому, дитя мое, что не говорит».
 На это все гномики одобрительно загалдели, Белоснежка начала хлопать и пританцовывать на одной ножке, а авторитетный гномик рассудительно заметил: - но как нам быть с третьим мужиком в кепке?

- 24 –

Рабочий день начинался как обычно. Сосед за столом слева заказывал пиццу по телефону, следующий за ним резался в «Танки», девица позади громко клацала на клавиатуре, возможно даже по работе, вокруг братьев Сливовых собиралась на звуки смешного видео с YouTube. Все остальные тоже не сидели без дела, шерстя интернет в поисках чего-нибудь погорячей.
Только одному Больширину не работалось совершенно. Хоть в аквариуме не плавала акула, не открывала безмолвно пасть и не тыкалась в поисках новой жертвы в стекло, на душе было неспокойно.
В подтверждение нехорошего предчувствия вызвал к себе директор.
Обычно такой демократичный с подчиненными, Эдуард Сергеевич даже не протянул руки, что уже не сулило ничего хорошего. 
— Мне стало известно, - сказал он сухо, - о неоднократных нарушениях внутреннего распорядка.
Больширину очень хотелось уточнить: "Кем?", но в нем ещё теплилась надежда, что всё обойдется и поэтому не хотелось заранее усугублять ситуацию.
—  Во-первых, несмотря на моё официальное предупреждение, вы неоднократно курили в рабочих помещениях, а во-вторых, ...
— Да я вообще не курю, - Антон попытался отмести первую ложь, пока дело не дошло до второй.
— Перестаньте Большаков. Мне всё известно. Вы думаете, что вокруг вас дураки и ничего не помнят?
— Ничего я не думаю. Просто я не курю. Понимаете? А если я не курю, то и в аквариуме не мог…
— А откуда вы узнали про аквариум? Разве я о нем говорил? - Эдуард Сергеевич веской паузой поставил победную точку в первом пункте. – И, во-вторых, мне стало известно, что вы без ведома руководства свели неофициальные контакты с сотрудниками закрытого предприятия, являющегося нашим главным деловым партнером.
Дальше Антону слушать не хотелось. В общем-то, и первого пункта для увольнения было вполне достаточно, а вместе со вторым тянуло уже на нечто такое, чему не было и не могло быть в глазах директора оправдания.
Для конторы дело было неслыханное и у демократичного Эдуарда Сергеевича на этот случай не было придумано наказания. Можно сказать, повезло.
Вместо прощания директор посоветовал бежать в бухгалтерию за расчётом, а заодно молиться, чтобы этим инцидентом не заинтересовались правоохранительные органы.
Хорошо, что Жанны не было на месте, когда Антону выдавали расчёт под пересеченными взглядами всей бухгалтерии. Ему с лихвой хватило неловких расспросов Зинаиды, на которые он отвечал односложно, и деланных соболезнований так и оставшихся малознакомыми соседей по рабочему месту.
- 25 –

Ещё накануне ночью, ожидая совета от добродушных гномиков, Антон рассуждал о том, что чуть ли не главное, к чему он до сих стремился, было доказать отцу, что он чего-то стоит и сможет самостоятельно добиться всего без его помощи.
Леко поднимаясь одиннадцать лет по школьным ступеням, а потом, прыгая от осенней к весенней сессии, ему отчётливо представлялось, что жизнь, это непрерывный подъем по лестнице судьбы всё выше и выше. Уверовав, в то, что так будет всегда, он второй раз за короткое время вместо карьерного взлета испытал пятой точкой всю боль пинка и последующего приземления.
Альпинистская версия сыпалась на глазах. Сегодняшнее увольнение стало кошмарным падением с той волшебной лестницы не на уровень вниз и не на два, а куда-то настолько ниже уровня горизонта, что хоть переквалифицируй картину мира в спелеологическую.
На выходе из подземки противный рингтон собственного мобильника издевательски пропел «всё пучком, а у нас всё пучком» .
Звонила Жанна. Она что-то напористо верещала про несправедливость, про то, что нельзя увольнять человека ни за что, и прочая - прочая без остановки. 
Затем такой же скороговоркой сообщила, что всё будет хорошо, ей только нужно переговорить кое с кем. Антон вяло отнекивался.
 Ему казалось всё это неважно. Куда важнее казалось сменить этот глупый рингтон. Ему вспомнилось, что установил он его сразу после приобретения смартфона, а это случилось как раз накануне предыдущего увольнения.
Так просто нашелся виновник всех бед. Заклинание «всё пучком, а у нас всё пучком» не только не помогало, но и стало проклятием.
Во как пролезли бочком, с тоской думал Больширин, прослушивая песни одну за одной в поисках чего-нибудь более подходящего.
Удовлетворённо хмыкнул только когда в смартфоне послышалось меланхолически заунывное:

Она для всех пропадёт до рассвета,
Бродя во тьме социальных сетей.
А он уснёт в одиночестве где-то
И, никогда не узнает о ней.

И тут же сообразил, что Жанна-то как раз не собиралась пропадать во тьме социальных сетей, а грозилась приехать. Вот только не вспомнить когда. Неужели сегодня? 
По инерции он дошел до подъезда родителей, всё время пытаясь дозвониться до Жанны. Всё безуспешно. У женщин есть магическая способность внезапно становится недоступными. Только минуту назад мило говорила с тобой по телефону и всё, можешь хоть об стену телефон расшибить, но она трубку не снимет или того хуже - её уже нет в зоне доступа.
Улетела к своим на Марс. Очень кстати вспомнилась из уже позабытого фильма шутка про то, что все женщины на самом деле с другой планеты. Возможно, с Марса.
Там они, наверное, и тусуются, когда мы не можем до них дозвониться. 
«Придётся идти к себя, - решил Больширин, - и там её дожидаться.»
При соблюдении всех возможных предосторожностей удалось незамеченным пробраться домой. Входную дверь на все замки и обувную тумбу придвинуть к ней для надежности – больше всё равно ничего не придумаешь.
От нечистой силы, конечно, не спасет, но если твердо стоять на материалистических позициях, то шпионов - чревовещателей задержит на несколько минут. Вполне достаточно чтобы набрать «102».
Вечер прошел относительно спокойно, если не считать безуспешных попыток дозвониться до Жанны. Свет Антон не включал, электроприборы тоже. Бутерброд запил холодной водой. Потом, убедившись, что бояться вроде бы нечего, улегся перед телевизором. Звук, правда, сделал на минимум, чтобы не выдавать своё присутствие, а заодно, чтобы не терять контроль за происходящим.
Только ближе к полуночи оставил телефон в покое. Ясно, что Жанна уже не приедет, а завтра будет завтра.
Предыдущая ночь почти без сна дала о себе знать. Повертевшись немного, Больширин только раз моргнул, а когда вновь открыл глаза, экран телевизора мелькал рябью, за окном была темень, а сверху доносился ровный гул и чьи-то шаги.
Антон встал и подошел к входной двери. Отодвинув тумбу, он вышел на лестничную площадку. Непонятная сила потянула наверх и отпустила только перед дверью в нехорошую квартиру.
Дверь скрипнула и медленно отворилась.
В проеме стоял упырь - чревовещатель в чёрном плаще и полосатых чёрно-белых трусах. Он открыл рот, в котором не было видно ни языка, ни зубов – одна чернота. Руки его медленно поднялись и, неестественно извиваясь, потянулись к Больширину.
Встав в боксерскую стойку, Антон приготовился дать бой. Поиграв кулаками, он заметил, как они тяжелеют и уже не хотят слушаться. Замах правой вышел настолько вялым, что завяз в уплотнившемся воздухе, так и не достигнув цели. Левой рукой он пыталась перехватить тянущиеся к горлу длинные пальцы упыря, но движение получилось таким медленным, что рука не успела остановить сжавшие горло тиски.
Кричать не было сил. В бессилии и тоске закрылись глаза.

- 26 –

Когда глаза вновь открылись, телевизор мелькал рябью, за окном была темень, а сверху доносился ровный гул и чьи-то шаги.
Выключив телевизор, Антон некоторое время прислушивался. Шаги прекратились, но остался тихий гул – ровный и такой низкий, что казалось, вибрировали кишки и не до конца переваренный желудком бутерброд.
Неприятное ощущение усугублялось мерзким чувством, которое бывает, когда опоздал на важную встречу или тебя только что на глазах у всех тебя обокрали.
Антон оделся, отодвинул тумбу и вышел на лестницу. Прислушавшись к себе, он с удовлетворением отметил, что желания подняться этажом выше не возникало.
Выйдя из подъезда, он вдохнул морозного воздуха и почувствовал себя намного лучше. Столбцы окон в его доме, освещенные лестничными ночниками, нервно помаргивали в унисон уличным фонарям. 
На свежем воздухе пришло ясное осознание происходящего.
Всё просто! Два типа из подозрительной квартиры используют какую-то навороченную установку настолько прожорливую, что у соседей выбивает свет, а по ночам перегрузки такие, что света уже не хватает даже на фонари.
Для чего может понадобится столько электричества?
Стоп! У нас здесь под боком громадное здание агентства интеллектуальной разведки.
До чего же я глуп! Эти – всё-таки шпионы. Они взламывают шифрованные каналы агентства и тянут секретную информацию, точно так, как несколько лет назад кто-то выкрал у Пентагона, ЦРУ и Демократической партии кучу документов, а потом слил WikiLeaks.
Разгадка выходила простая, но, прямо скажем, поганая. Получалось, что Антон – простой российский парень – ни сном, ни духом оказывал содействие опасным французским шпионам с ремонтом их шпионского оборудования, а теперь они там гонят инфу вовсю и сколько уже секретных сведений утекло в ихнюю Антанту одному Чёрчу известно.
Теперь точно не отвертеться, думал Больширин. Я помог выйти на военный завод и лично передавал деньги. Это уже госизмена со всеми вытекающими. 
По сравнению с этим открытием все игры с упырями - чревовещателями казались уже мелочью.
Он уже страстно желал, чтобы его соседи оказались простыми упырями, пусть даже нетрадиционной сексуальной ориентации, но лишь бы не шпионами Антанты.
Отсидеться, прячась за дверью подпираемой тумбочкой не выйдет. Требовалось какое-то действие. Любое! Лишь бы опровергнуть эту идиотскую версию.
Оказавшись с обратной стороны дома, Антон стал искать за ветвями деревьев нужные окна. В окне на третьем этаже, выходящем на балкон, горел свет.
Может удастся что-нибудь услышать, – предположил Больширин, - если постоять под окнами.
Продравшись сквозь кусты, он некоторое время прислушивался. Задирал голову, не дышал, даже прикладывал ухо к стене, как это делают индейцы в фильмах про дикий запад, чтобы расслышать цокот копыт скачущей по прерии вражеской конницы.
Последнее было не бесполезно. От стены шел легкий гул и вибрация. Значит, шпионская установка продолжает работать.
«Не надо торопиться и вбивать себе в голову то, что пока не доказано. Может эта парочка действительно майнит биткоины. Достойное занятие - люди делают деньги. И нечего паниковать раньше времени».
Эх, если бы в Антоновой однушке был балкон. Со второго на третий этаж рукой подать. Однако советским архитектурным проектом балкон для малогабариток посчитали излишеством. Зато этим же проектом также не подразумевалось всяческих изысков, вроде остекления балконов. В качестве компенсации меж балконное пространство украшалось минималистическими решетками, служившими вполне удобной лестницей тем, кому хватит смелости ими воспользоваться.
Лет так десять назад Больширину достало смелости воспользоваться этими решетками. Правда тогда толкали на безрассудство три веские причины. Большие карие глаза, ямочка на подбородке и губы, как у Анжелины Джоли. Леночка Дудина, конечно, не Анжелины Джоли, на ради её губ залезть на пятый этаж было сущей ерундой.
Десять лет спустя всё не то, да и стимул далеко не так хорош. Но то, что темень и от дороги прикрывают кусты – это на руку. На первом этаже балкон закрыт только стальной решеткой. По ней вполне можно вскарабкаться. А дальше пути нет, сплошное остекление.
Антон обошел сдвоенные балконы. С другой стороны, под окном второго этажа   светлым пятном радовал глаз скалолаза кондиционер. Если подняться по балконной решетке первого этажа, подтянуться и одной ногой встать на кондиционер, а вторую втиснуть в щель у стены, то можно попытаться дотянуться до перил третьего. 
Конечно, такое удачное расположение кондиционера не превращало карабканье вверх в менее рискованное мероприятие. Стоит только ноге соскользнуть с узкой приступки, и шею свернешь от падения на асфальт почти наверняка.
Всё это прокручивалось в голове, пока преодолевал самый трудный участок пути. В какой-то момент, когда нога заскользила по обледенелой поверхности кондиционера, и Антон, качнувшись, вцепился обеими руками в карниз, у него внутри всё оборвалось… а потом с противным шлепком шмякнулось об асфальт.
Мобильник!
Хоть телефон было очень жалко, но, когда Антон переводил дух, примостившись на корточках под окном шпионской квартиры, всё у него осталось на своих местах, никуда не упало и от этого бешено ликовало сердце.
Оставалось только убедится, что его соседи – обычные алкаши с единственной мечтой заработать хоть чем-нибудь на свое бухло и при этом не попасться с поличным на чужом балконе.
Ну что ж, в комнате, действительно, по крайней мере один пил. Спиной к окну, судя по тонкой сигаре в одной руке и бутылке в другой, в раритетном кресле развалился Чертилин.
Элл суетливо перемещался по комнате, что-то говоря на ходу. Голоса его не было слышно. Было видно только, что он нервничает. По затылку упыря - чревовещателя вообще нельзя было ничего понять.
Неожиданно раздалась телефонный сигнал. Чертилин резко обернулся, но Антон успел пригнуться.
Вот ведь зараза живучая, подумал он, научились китайцы делать на наши головы.
Балконная дверь отворилась. Струя табачного дыма вылетела наружу в тот самый момент, когда сигнал телефона стих.
Чертилин вышел на балкон и взглянул вниз. Потом сделал глубокую затяжку чтобы зашвырнуть сигарету далеко в кусты. Антон ещё сильнее вжался в тёмный угол за дверью и смог задерживать дыхание до тех пор, пока упырь не вернулся внутрь.
Прежде чем балконная дверь захлопнулась, из комнаты донесся голос Элла, отвечающий на немой вопрос: - «Не знаю в чём дело. Только что всё было нормально. Наверное, после разрыва настраивается на новую цель. Как только произойдет захват, всё…».
Выждав пару минут, Антон на корточках переместился к противоположному краю балкона поближе к спасительному кондиционеру.
Чего ещё ждать? Самые худшие опасения подтвердились. И хоть говорят, что вниз всегда труднее, чем вверх, Антон почти не помнил, как спустился в обратном порядке и, подобрав дважды предавший за последние пять минут мобильник, вернулся домой.
У телефона паутиной трещин пошло стекло, но, когда Антон подключил его к розетке, экран ожил. Пропущенных входящих не было. Похоже, это был всего лишь сигнал выключения перед полным разрядом.
Первой мыслью было позвонить куда следует, но уже вторая мысль нервно высмеяла первую. И так по кругу.
Что я им скажу? Что два шпиона воруют секретную информацию? Бред! С таким заявлением только в психушку. Какие шпионы? Кому сейчас это вообще нужно? Уже давно нет Советского Союза, и мы не враги Западу. Как объяснить, откуда я узнал? А если поверят, то дальше скорее всего будет ещё хуже…
Промучившись оставшиеся полночи сомнениями, к утру Антон собственное тело стал ощущать как нечто чужое, собранное из стекла и от этого хрупкое, способное от любого прикосновения пойти такой же паутиной трещин, как у экрана мобильника. Хрупкость, как зараза, распространялась на все, что попадало в поле зрения, и ощущалась при прикосновении грубой шершавостью на кончиках пальцев.

- 27 –

Из тягучей полудремы Больширина выдернула меланхоличная мелодия телефонного звонка. Ещё не очень хорошо соображая, он понял только, что слышит голос Жанны, а смысл дошёл уже после того, как она положила трубку.
Через пять минут он плескал в лицо холодной водой, пытаясь сообразить, как сделать всё по уму. На то, чтобы привести себя к более-менее приемлемому виду и на отправку Жанне сообщение с требованием ждать на выходе со станции ушло ещё десять минут из тридцати отпущенных. Быстрым шагом до метро ещё двенадцать минут и остается целых восемь минут на всякие непредвиденные обстоятельства.
Не совсем уверенный в том, сколько это в женском измерении «тридцать минут», Антон почти бежал всю дорогу, а потом маялся у стеклянных дверей, угадывая Жанну в каждой шатенке, показавшейся в толпе, или расхаживал по подземному переходу, набирая её номер и выслушивая: «Абонент временно недоступен, перезвоните позже».
На всякий случай проверил насколько исправен телефон. О вчерашнем падении напоминала, как не странно, только паутинка на стекле. Во всём остальном китайское чудо было исправно, и даже сообщение Жанне ушло. Уйти-то ушло, но что с ним стало потом, если уже и сорок, и пятьдесят минут прошло, а её всё нет.
Затренькал долгожданный вызов:
— Привет! Ты ещё спишь соня?
— Как же, я тебя у метро жду. Ты где?
— А я в такси. Уже подъезжаю к твоему подъезду.
— Ты что не получила мою СМС-ку?
— Не знаю, повиси минутку, - в трубке послышалось шебуршание и скучный голос сообщил: «сдачи нет», звук захлопываемой дверцы, и наконец: - А да, пришла СМС-ка. Так мне читать? -  и куда-то в сторону: - Здрасьте!
Антон ускорял шаг в направлении дома, в раздражении думая: «Как же, нашла, где здороваться». Так и не услышав в телефоне ответного «здравствуйте» или на худой конец «привет», он злорадно констатировал, что в его подъезде ничего не меняется даже для красивых девушек.
— А я тут встретила твоего соседа, - сказала Жанна, - давай иди скорее домой, а то неудобно разговаривать, - и игриво в сторону, - вы так любезны.
Антона прошиб пот.
— Не ходи с ним никуда, - кричал он в трубку, не обращая внимание на оборачивающихся прохожих. – Беги оттуда!
Последняя фраза похоже застряла где-то в сотах - вместо ответа из трубки доносились гудки.
Антон пробежал остаток пути и сходу влетел на третий этаж. Забарабанил в дверь. Долго, мучительно долго не открывали.
— Зачем так шуметь? – в приоткрытую дверь спросил Чертилин. – Так и соседей можно разбудить…
Антон оттолкнул упыря в сторону.
— Где она?
— Сегодня как никак выходной, - невозмутимо продолжил своё наставление экс начальник.
— Ты знаешь, что я тебе сейчас сделаю? – теряя контроль над собой, Антон левой рукой сжал воротник Чертилина, а правой продемонстрировал кулак.
Кулак, в отличии от прошлой ночи, отяжелел ровно настолько, чтобы максимально быстро преодолеть расстояние до мерзкой рожи и сбить с нее наглую ухмылочку, не исключено, что вместе с зубами.
— Не надо так волноваться, - голос чревовещателя приобрёл гипнотически заунывные интонации, однако глаза мелко-мелко заморгали, выдавая испуг.
— Твои штучки на меня не действуют, гнида шпионская, - Антон опять видел замкнутый рот, но это не пугало его, а только придавало злости.
— Антоша, - раздался голос из комнаты, - ты чего?
Жанны стояла на пороге спальни с распущенными волосами и скрестив руки. Спокойная и непостижимо далёкая.
— С тобой всё в порядке? – Антон разжал руку, удерживавшую Чертилина.
— А разве может быть иначе?
— Пойдем отсюда.
— Да, конечно. Ты иди, а я немного попозже.
— Как позже? – Антон краем глаза следил за тем, как чревовещатель бочком обходит его, садится в своё продавленное кресло.
— Не спорь, - сказала Жанна. - Ты не понимаешь. Иди. Так надо.
Элл приблизился к Больширину и, подталкивая к выходу вытянутыми вперед руками, умудрялся подавать ему какие-то непонятные сигналы глазами, бровями и всем лицом, отчего Антон совершенно потерялся.
Безвольно пятясь из комнаты через коридор вплоть до лестничной клетки, Антон через плечо Элла видел, как Жанна всё ещё стоит на пороге спальни, но уже не смотрит в его сторону. С отстраненной улыбкой она внимательно слушала того, кто ничего не говорит, а только пускает струи табачного дыма в её сторону.
Элл, прекратив пучить глаза, с жалостью посмотрел на Больширина и очень медленно, точно во сне, притворил перед его носом дверь.
В тот момент, когда дверь захлопнулась перед носом, с Антоном произошла кратковременная потеря контроля над собой. Подобное с ним случалось. Как-то раз он в таком состоянии разбил в кровь кулаки в яростной попытке пробить бетонную стену. Больширин знал за собой такой недостаток и каждый раз безуспешно старался овладеть собой, чтобы не причинить увечья себе или не убить кого-нибудь.
Но не в этот раз!
Дверь распахнулась от стремительного толчка всем корпусом. Подозрительно довольная физиономия Элла осталась позади. Как будто бы заранее готовый к такому энергичному возвращению, он вжался в стену и даже присел, всем видом давая понять, что ничего не имеет против. 
Во время стремительного движения к цели взгляд уловил в полутемном углу стопку бутылок, вполне подходящих на то, чтобы сгодится в качестве холодного оружия, и, минуя мозг, передал сигнал руке схватить первую попавшуюся.
Так, не встречая сопротивления и от этого немного теряя свой безумный напор, Больширин влетел в комнату. В кресле безмятежно дымил Чёрч. Жанны нигде не было видно.
Сознание уже было сделало попытку вернуть над Большириным контроль, подыскивая безобидные объяснения и невнятные оправдания, когда закрытая дверь в спальню нарисовала в воображении такие картины, что контроль был безвозвратно утерян.
С бутылкой наперевес и хриплым криком: «ах ты шпионская морда» или возможно каким-то похуже, Антон бросился в дым атаки.
Изумление, переходящее в ужас.
Выставленная вперёд рука.
В брызгах искр вылетающая изо рта переломленная пополам сигара.
Запрокидывающиеся ноги и летящий к потолку тапок.
Двигаясь по инерции, Больширин не смог остановить свой буйный наступательный порыв и вместе с креслом и всё ещё находившимся в нём телом врага валился вперед.
Последнее, что он запомнил, был стремительно приближающийся разинутый рот, едкий больничный запах из него и чугунно звон, аккомпанирующий тому гулкому моменту, в который одна голова должна была встретиться с другой.

- 28 –

Когда в следующую секунду Антон открыл вновь глаза, то не обнаружил под собой поверженного противника. Как, впрочем, и кресла, и даже пола.
Кресло стояло у дальней стены. Ни в нем, ни около него никого не было. Пол, впрочем, оставался на месте, но себя Антон обнаружил уже на диване, заботливо прикрытым какой-то шерстяной тряпкой.
— Ты очнулся? – из соседней комнаты выглянул Элл.
Антон потянулся в поиске чего-нибудь тяжелого.
— Всё в порядке, - замахал руками шпион номер два, - Все уже позади. Ничто тебе не угрожает.
— Где…?
— Жанна? - уточнил Элл, присаживаясь на край кресла. - Ей оказали первую помощь и отвезли домой,
Антон только сейчас заметил, что кроме Чёрча из комнаты исчез и подозрительный космический шкаф. На его месте даже следов от пыли не осталось. Вместо пыли там стояло кресло, в которое минуту назад опустился шпион номер два.
— Мне нужно сделать звонок, - сказал Больширин.
— Средство связи под головой.
Пошарив под подушкой, Антон вытянул телефон. Жанна ответила не сразу. И хоть голос у неё был слабый и на расспросы она ничего толком ответить не могла, главное, что с ней было всё в порядке.
Закончив разговор, Больширин спросил:
— Что вы с ней сделали?
— Я ничего, а доктор сделал укол.
— Какой укол?
— Обычный, успокоительного…
— Какой доктор?
— Обычный доктор.
— Ладно, с этим потом разберемся. А сейчас мне нужен ещё один звонок.
Элл развёл руками, давая понять, что ни в чем не ограничивает, а чтобы не осталось никаких сомнений, подсказал:
— Средство связи в ваших руках.
Антон немного повозился, прежде чем нашел в записной книжке смартфона нужный номер. С распрысканной по экрану паутине это было непросто. Потом терпеливо ждал, пока на той стороне возьмут трубку, не прекращая следить за рыжим.
— Ну? – спросила недовольная трубка.
— Дмитрий Захарович, вы только не волнуйтесь, - заторопился Антон, тут же сообразив, что переврал имя с отчеством и поправился: - в смысле, Захар Дмитрич. С Жанной все в порядке. Она дома. Не сомневайтесь, я сделал всё как надо…
— Ну-ну.
Длинные гудки возвестили отбой.
Зачем надо было говорить это «как надо», корил себя Больширин. И вообще, не стоило, наверно, ему звонить.
Он поднял максимально суровый взгляд на шпиона, процедив веско:
— И что дальше?
— Любезный друг Антон, не знаю как вас по батюшке...
— Отвали. Давай уже без всего этого.
— Без чего? Я не понимаю.
— Всё ты понимаешь. Сейчас будешь изображать из себя доброго полицейского, а потом придёт этот твой второй и будет строить из себя злого. Но знаешь, что я тебе скажу? Зря стараетесь! Не буду я на вас работать. Хоть убейте.
— Помилуйте, даже в мыслях не было.
— Конечно. Так я и поверил. Ещё как было. Только ничего не выйдет. Понятно? Нет, мне Франция в принципе нравится. Париж там, Эйфелева башня и всё такое. Но знаешь что?
— Что?
— У нас тут своих достопримечательностей хватает.
— Откровенно говоря, не понимаю, чем я мог заслужить такое к себе отношение, любезный друг…
— Ни хрена я тебе не друг и ни хрена не любезный. Если сейчас же не прекратишь, то я…
— Простите-простите любе… – рыжий шпион осекся и быстро поправился, увидев, как Больширин поднимается с дивана. - Мне нужно вам кое-что объяснить. Это касается и вас.
У Антона так сильно закружилась голова, что он закрыл глаза и вернулся на диван, встретившись затылком со стеной.
— Вам плохо?
— Нормально.
— Что-то я могу сделать?
— Заткнуться.
Сказав это, Антон решил, что всё же перегибает палку и смягчился:
— Ладно давай заводи свою шарманку. Только покороче. 
— Я постараюсь. Только и вас попрошу меня не перебивать.
— Валяй уже.
Рассказ оказался не таким уж и длинным. Тем не менее, Больширин несколько раз порывался перебить. Рассказчик игнорировал эти попытки, как, впрочем, и ехидные смешки на свой счёт.
Со слов рыжего выходило, что Антон был почти во всём прав. Единственно, в чём он ошибался, так это в том, что сладкая парочка работает на Антанту. Но ошибкой это можно было признать только в том случае, если за чистую монету принять всё, что ему тут наплели.
Элл утверждал, что никакие они не шпионы, а будто бы прилетели в отпуск, но по прибытии в Россию оказалось, что тот, кто занимался организацией их поездки, аферист и обманщик. Этот «турагент» оставил их ни с чем, а в придачу ко всему потребовал работать на себя, чтобы они смогли заработать на обратную дорогу. Он предоставил им в аренду оборудование, которое что-то вроде майнинговой фермы, и они вместо того, чтобы оттягиваться на пляже, вынуждены были впрячься на этого афериста.
Турагентом, как выяснилось, давно уже интересовались здешние спецслужбы, а Эллу жутко не нравился и этот «турагент», и даже его приятель по несчастью, но при этом ему был очень симпатичен Антон и, вообще, он прям полюбил Россию и решил здесь остаться навсегда.
— Очень трогательная история, аж слезу вышибает, - дошла, наконец, очередь до Больширина, - но в ней куча логических дыр. Во-первых, кто едет в Россию отдыхать? Нормальные люди летят на море в Турцию там или Египет, за экзотикой в Таиланд, а здесь ни моря, ни экзотики. Во-вторых, куда делся этот… упырь, и в-третьих, вся эта история ни хрена не объясняет чёртовых сверх способностей твоего... сожителя.
— Ну какие же это сверхспособности? Это ж сущая ерунда. 
— Да уж, конечно.
— Помилуйте, всё же очень просто - он из богатой семьи.
— И что?
— Ну как же, его богатенький папенька подарил своему сыночку на совершеннолетие этот апгрейд, как это обычно принято у них - у богатеньких. Так Чёрч с тех пор совершенно обленился и рот перестал открывать.
— Его отец что сделал?
— Так, - смутился Элл, - я, кажется, что-то не то сболтнул.
— Нет уж, давай выкладывай.
Антон всё время поглядывал на дверь в спальню, ожидая в любую минуту появления чревовещателя. Уклончивые ответы Элла его только больше настораживали. 
— Пустое, мы пока об этом говорить не будем. Главный вопрос сейчас в другом. Сможем ли мы работать вместе, как команда?
— Ты где был всё это время? – Больширин повысил голос. - Я вроде бы ясно сказал, что работать на вас не буду не при каких…
— На нас не надо, - успокоил Элл. - Мы вместе будем работать на вас.
— На кого это на нас?
Вторая часть рассказа была ещё более путанная и сводилась в общих чертах к следующему. Таможня, так Элл предложил пока называть организацию, которая нейтрализовала афериста-турагента, провела здесь зачистку, пока Антон был в отключке. В тот же промежуток времени агенты таможни вышли с предложением, от которого Элл не смог отказаться. Ведь выбирать приходилось между депортацией и стажировкой в рядах так называемой таможни.
— Так Чёрч и есть тот агент? – спросил Больширин, совершенно сбитый с толку, - ну не секретный, а туристический.
— Нет, Чёрч - папенькин сынок из знатной фамилии, - Элл закатил глаза к бровям. – Так их у вас, кажется, называют?
— Нет, не так.
— А как? Я был почти уверен… Неужели маменькин?
— Упырями таких у нас называют.
— Странно, а мне казалось… - сказал это Элл с таким видом, что было невозможно понять, всерьёз он или шутит. – Но это теперь не важно. А важно только ваше согласие.
У Больширина голова пухла от боли и от нескончаемой малопонятной болтовни. Глаза постоянно слипались, но было даже страшно подумать вновь отключится в этой квартире, не ставшей менее подозрительной после невнятных рассказов Элла.
Сделав усилие над собой, Антон поднялся с дивана.   Комната качнулась и поплыла, но он смог устоять.
— Вы куда? – рыжий тоже поднялся.
— Куда-куда? Домой.
— Но вы же не дослушали.
— Всё я дослушал.
— Как же, самое главное-то я не успел сказать. Агенты хотят, чтобы вы тоже прошли стажировку в таможне.
— С чего бы?
— Не знаю. Наверное, их впечатлил ваш геройский поступок.
Антон уже почти добрался до коридора и, придерживая дверной косяк, собирался двинуться дальше. Ему показалось, что он ослышался.
— Какой проступок?
— Простите, оговорился, героический, — Элл протянул руку, чтобы поддержать Антона, но тот руку оттолкнул, - Не знаю как они, но я до сих пор под впечатлением. Столько экспрессии, столько напора. Всех раскидал… а потом этому упырю по темени … ка-а-а-к грохнет... Столько мужества и отваги. И всё ради любви…
— Стоп - стоп. Что я сделал? Грохнул его?
— Да! Ваш сокрушительный удар его нейтрализовал на очень продолжительное время. Такое продолжительное, что его хватило на то, чтобы подоспела группа зачистки. Им уже почти ничего не пришлось делать. Так что герой здесь всё равно один, и он стоит передо мной.  Не могли же вы знать, что за квартирой наблюдают? Ведь так?
— Кто наблюдает? – Антону приятно было слышать о своем героическом прошлом, особенно учитывая то, что оно совершенно выпало из памяти.
Ради подробностей он даже приостановил своё целенаправленное движение к выходу.
— Вот, я же говорю, что не знал…
— Так кто наблюдает?
— Я не могу этого говорить, - сказал Элл, - они запретили. Потом всё узнаете сами. Договорились?
— Нет! – Антон возобновил движение по коридору.
Чего ждать, если приятных подробностей больше, похоже, не будет?
— Ну хорошо, - Элл забежал вперед и преградил дорогу. - Завтра нас в восемь утра ждут на собеседование и там всё объяснят.
— Что-то мне некогда.
— Так нельзя. Я им обещал.
— А я нет. Дай пройти.
Элл насупил рыжие брови. Невысокий и плотный он закрывал собой весь дверной проем.
— Поймите, - сказал он, — это вопрос жизни и смерти.
— Чьей? Твоей что ли?
— Да, но, возможно, и вашей.
— А если я возьму и не пойду.
— Вы лучше возьмите и пойдите. Там будет интересно.
— Как же, верю, - Антону осточертели препирания, и он уже был готов сдаться, только бы поскорее добраться до постели и лишь на всякий случай спросил: - А у меня, вообще, есть выбор?
— Ну конечно же нет, - обрадовался Элл.
— И что они мне сделают?
— Не знаю.
Больширин продолжал давить. В качестве последнего аргумента Элл максимально таинственным и одновременно интригующим тоном произнес:
—  Они не рассказывали, что с тобой сделают, возможно, потому что такой вариант не предусмотрен.
Не уловив в сказанном угрозы, Антон всё же пробурчал что-то похожее на согласие, за что получил возможность преодолеть порог, а в придачу болтливого провожатого, который поддерживал его весь путь вниз по лестнице своей болтовней.
Отделаться от провожатого удалось, только захлопнув перед его носом дверь.  Единственное, что стало ясно Больширину в тишине и темноте комнаты, это то, как все его утомили.