С верой и любовью

 

     С тех пор, как поселилась в микрорайоне, а это будет уже больше года, близко сошлась с Верой Васильевной. В свое время моя дочь училась у нее в младших классах. Но вот уже несколько лет Вера Васильевна на пенсии.
    Человек редкого душевного обаяния. В свои семьдесят лет всегда бодрая, в движении, её трудно застать дома. И дома редко бывает в одиночестве: подруги, внуки, бывшие ученики- молодые и не очень. Свежие и уже засохшие букеты, открытки, расставленные на столе еще долго напоминают о нежданных, но всегда желанных гостях.
    В микрорайоне Вера Васильевна живет с первых лет его основания, когда весь он состоял из нескольких двухэтажных домов и школы- интерната, только что построенных на краю города. Вера Васильевна работала в школе со дня её открытия, почти сорок лет, учителем начальных классов, и потому все жители микрорайона, от мала до велика, при встрече с ней почтительно здороваются. Кто- то сам учился у нее, у кого- то дети учились, и потому наши прогулки по вечерам превращались в долгие остановки, разговоры о жизни ее бывших учеников. Рассказывает мне, каким робким и слабеньким привели к ней в класс только что встреченного нами тридцатилетнего мужчину, в два раза больше Веры Васильевны и ведущего из садика дочку. Сколько же их прошло за сорок лет через руки этой маленькой, седенькой, скромно одетой женщины? Хороший учитель становится на долгие годы близким и родным не только детям, но и их родителям. Прошло десять лет с тех пор, как моя дочь училась у Веры Васильевны, а мы с ней раскланивались при встречах, обнимались как родные. Я ей благодарна за все, что она сделала для моей дочери. У дочери было небольшое отставание в развитии, и то, что она научилась писать и читать наравне с другими детьми- заслуга Веры Васильевны. Но самое главное- Вера Васильевна умела создать такой психологический климат в классе, что дети не чувствовали себя ущербными. Её умение видеть в ребенке только хорошее и постоянно обращать внимание окружающих и самого ребенка на его лучшие стороны и сведение проявления негативных черт характера до минимума творило чудеса. Постоянный поток чистой, светлой энергии, исходившей от нее, любовь, доброжелательность, внимание в сочетании с опытом и профессионализмом творили чудеса. Даже родная мать не смогла бы сделать больше для этих детей, собранных в класс коррекции. Всего четыре девочки и шестнадцать мальчиков, нуждавшихся не столько в умственном развитии, сколько в психологической поддержке. Буйные, неуравновешенные сорванцы, только ангельское терпение Веры Васильевны могло все это выдержать. Детей нельзя обмануть, особенно трудно поддающихся «воспитанию», они сами начинают диктовать условия, «воспитывать», как только почувствуют в человеке слабину. Веру Васильевну все любили.
    Моя дочь была тихой, спокойной молчуньей, добиться от нее хоть слова было сложно. Но она любила нарядиться, всегда аккуратная, с большим бантом на голове; маленький, милый ребенок. Вера Васильевна просила ее ненавязчиво полить цветы, вымыть доску. Дочь с удовольствием выполняла порученные ей дела. Вера Васильевна хвалила ее за аккуратность, не забывала отметить обновку. Она не была равнодушной к детям и потому замечала перемены в их внешности и настроении. Она скорбела душой о тех детях, чьи родители пили, особенно если злоупотребляли матери. Мальчики были вспыльчивые, неуравновешенные. Надо было иметь ангельское терпение, железную волю и богатырское здоровье, чтобы постоянно держать под контролем этих буйных, чтобы они не покалечили друг друга и при этом учить. Учить всему: не сорить, завязывать шнурки, поливать цветы, ходить шагом, разговаривать нормальным голосом, выражать свои мысли, слушать, что говорят другие.
    Помню, родительское собрание. Перед нами две смертельно уставшие, с осунувшимися лицами женщины: Вера Васильевна и Галина Фёдоровна — воспитатель из продлёнки. У Веры Васильевны слегка трясётся голова, белая, как одуванчик, но она тихим, доброжелательным голосом каждому родителю рассказывает о его ребёнке: «Уже лучше, учебники швыряем на пол, если нам что-то не нравится, тетради рвём, но мы работаем, стал руку поднимать, не кричит с места». И так о каждом, подробно, с любовью.
    Встретившись случайно прошлым летом на автобусной остановке с Верой Васильевной, я получила от нее приглашение заходить в гости. Нам понравилось в хорошую погоду вдвоём гулять допоздна. В основном говорила я. Расспрашивать Веру Васильевну не решалась. Она говорила о своей искренней вере в Бога, убежденно говорила о неизбывной человеческой греховности, причисляя себя к великим грешницам, о вечной жизни и о конце света, страшась и надеясь. Для меня, человека не религиозного, Вера Васильевна была воплощением нравственной чистоты и потому ее переживания по поводу аборта, сделанного более тридцати  лет назад казались надуманными и неестественными. Я тоже сделала один аборт, а кто их не делает?
    Тридцать лет назад Вера Васильевна потеряла десятилетнего сына. Эта трагедия потрясла весь наш городок. Мне тогда было одиннадцать лет. Я училась в школе на другом конце города, но  видела, как взрослые и дети чуть ли не шепотом, с ужасом в глазах рассказывали историю о погибшем сыне учительницы из новой школы.
    В то время сразу за школой развернулось строительство микрорайона. Дети из близлежащих домов облюбовали стройку для игр по вечерам, после ухода рабочих. Сын Веры Васильевны тоже там играл с другими детьми и упал сверху, на торчащий прут арматуры. Рассказывали, что его привезли в больницу с этим прутом в  груди, там он и умер.
    Город поговорил и забыл о трагедии. Но не мать. Вера Васильевна не могла себе простить, что перед гибелью сына сделала аборт. Ее мать отговаривала от этого шага, предупреждала о наказании за грех. А вскоре погиб сын. И теперь она думает, не сделай тогда аборт, и сын был бы жив, и еще одного вырастила бы. Но кто знает, что было бы?
    Легко сказать- не убий. А как это сделать? Ребенка не только родить надо, его еще вырастить, выкормить, одеть, обуть, воспитать, выучить надо. Одним словом- человека из него сделать. Вот и думаешь: «На мужа надежды никакой, а мне одной хоть бы уже родившихся успеть на ноги поставить». Далеки мы от века благоденствия.
    Показывали по телевизору фильм про серийного убийцу. В юности довел девушку до смерти. Суд признал душевнобольным, поместили в психиатрическую клинику, через десять лет выпустили, молча, даже милиция не знала. Стали люди пропадать. Стали находить расчлененные трупы детей. Пропали три девушки из больницы. Напали на их след в магазине. Продавец описала женщину, с которой они ушли из магазина. Нашли женщину, оказалось, мать того душевнобольного. При обыске нашли восемьдесят комплектов одежды. Мать приводила сыну людей на растерзание, расчленяла, в ведрах выносила и выбрасывала в реку. Да лучше б она аборт сделала! Но не нам решать, кому жить, а кому помирать. Прости меня, Господи!
    Сидим у Веры Васильевны, в скромно обставленной, чистой, уютной комнате.
            -     Сегодня большой праздник.
            -     Какой?- поинтересовалась я больше из вежливости.
            –     Как какой? - удивленно вскинула брови Вера Васильевна.- Никола Милостивый, защитник всех страдающих на суше и на воде. Это очень почитаемый святой не только в православии, но и в других религиях его почитают. Был такой случай, человек другой веры тонул,- Веру Васильевну охватило волнение, на глазах выступили слезы.- Тонет, кричит: «спасите, спасите», а никого нет. Тогда он вспомнил, знал откуда-то, что есть такой святой, Никола Милостивый, который помогает всем и стал кричать: «Никола Милостивый, помоги. Никола, помоги!» И тут появился старичок и спас его.- голос перешел во всхлипывания,- Стали того человека расспрашивать, какой был старичок, привели в храм, а он как увидел икону, как закричит: «Да вот же он, тот старичок, Никола Милостивый!»               
    Вера Васильевна не в силах сдержать рыданий протянула руки перед собой и глядела так, будто перед ней была икона святого. Я была поражена.
           –     А еще рассказывают,- продолжала Вера Васильевна успокоившись,- жил один бедный человек, весь в долгах. И задумал он, чтобы расплатиться с долгами, отдать своих дочерей богатым людям на поругание. А Никола про то прознал, вечером подошел к открытому окошку, постучал и бросил узелок с золотом в окно. И ушел, чтобы его никто не видел. Вот такой он, Никола Милостливый.
    Потому и любят Веру Васильевну, она не притворяется ни в вере, ни в любви, щедра и бескорыстна душой.
    Гуляя летним вечером, вспомнили общую знакомую, некую Горюниху. Фамилия у нее Горюнова, вот и Горюниха. Горюнихе за восемьдесят, маленькая, сухонькая, очень шустрая, но не очень приятная, с признаками старческого маразма. Увидев на улице знакомое лицо, издалека, громко начинала задавать бестактные вопросы, типа: «А ты что тут делаешь?», с таким видом, как будто перед ней все должны отчитываться. На мой взгляд личность скандальная и адиозная, считает, что она всегда права, и потому всем навязывает свое мнение.
    Вера Васильевна вдруг вспомнила:               
            -     А Марья Андревна оказывается продала свою квартиру!».         
    Я подтвердила.
            -    И давно ?
            -    Да уж с год как...
            –    Встретила случайно на днях. Я и не знала, что она здесь больше не живет. Думала, продала большую, купила поменьше, спрашиваю, где теперь живет, а она - «У дочери». В таком возрасте без угла остаться. Ведь она моя бывшая сваха, да Господь избавил.
     Это было для меня новостью. Оказывается, старший сын Веры Васильевны был когда-то женат на одной из дочерей Горюнихи. Дочь училась в Подмосковье, приехала летом на каникулы, встретились с сыном Веры Васильевны, решили пожениться. Вере Васильевне не до свадьбы, после похорон младшего «плат черный с головы не снимаю». Молодые поженились, уехали в Подмосковье. Через год приехали с дочкой Мариночкой. Сын стал жить дома у своей мамы, а сноха- у своей.               
            -     Сноха сына ни к себе, ни к дочери не подпускает, меня к внучке не пускают. Сколько я пережила, не передать. Дома рядом. Выйдут, катают ее на колясочке, я только к ней, а они разворачиваются, и от меня. Дело прошлое, Бог им судья. Работаю с учениками возле школы, Горюниха мимо нас с коляской проезжает. А Мариночка сидит в колясочке, пухленькая, черноглазенькая. Ученики говорят: «Вера Васильевна маленькая поехала», а Горюниха: «Не похожа она на Веру Васильевну, она на нас похожа».               
      Сноха с внучкой уехали, сын снова женился, родились внуки: Васенька и Ромочка, бабушкина радость. Мариночка подросла, стала к бабушкам в гости приезжать. Вера Васильевна стала объяснять, что Васенька ей братик, Мариночка отвечала, наученная Горюнихой: «Никакой он мне не братик», но подросла, поумнела, стала с братиком играть.
    Захожу к Вере Васильевне, на столе- Мариночкины фотографии расставлены, День рождения у Мариночки, двадцать пять лет исполнилось. На одной из фотографий девятилетней давности Вера Васильевна в городском сквере со всеми внуками: Мариночкой, Васенькой и Ромочкой.               
     Теперь Горюниха и вправду горюниха. Дочь продала  квартиру, купила машину, мать взяла к себе в дом, а там еще муж , дочка с зятем и внучка. Горюниха ждет лета, чтобы на дачу перебраться. Всем понятно,что Горюнихе не солоно пришлось в чужом углу, но она все еще продолжает изображать из себя уверенную, независимую.

2003 год.