Зауреш

Бауыржан Чердабаев
Близился апрельский вечер. С моря задул ветерок, неприятно повеяв холодом и сыростью.
Отчаянно рыдая, Зауреш торопливо скинула с себя теплую куртку, разделась и, оставшись в одном нижнем белье, ступила в холодную воду. Продолжая рыдать, она побрела, всё дальше отдалялась от берега. Когда море коснулось ее груди, она собиралась нырнуть, как вдруг услышала за спиной громкий мужской окрик:
— Девушка! Постойте!
Зауреш от неожиданности вздрогнула и обернулась.
На берегу стоял худощавый молодой человек, освещаемый последними лучами заходящего солнца, и смотрел на неё. Зауреш присмотрелась: он был одет в потёртые синие джинсы и выцветшую от времени голубую футболку с короткими рукавами.
Парень слегка улыбнулся и махнул ей рукой.
«Ему что, совсем не холодно?» — мелькнуло в голове Зауреш, и она мгновенно почувствовала, как холодная вода стала сковывать её тело.
Жутко испугавшись, она стремительно поплыла назад.
Добравшись до берега, Зауреш, тяжело дыша и стуча зубами, вылезла из воды и осторожно добралась по острым камням до одежды. В ступнях закололо. Онемение, болью поднимаясь выше по икрам, постепенно сходило, Зауреш почувствовала, как кровь прилила к рукам и ногам.
Набросив на себя плотное платье, она кое-как натянула колготки, надела сапоги, закуталась в куртку и, глянув на парня, тихо, дрожа подбородком, воскликнула:
— Х-х-холодно!
Тот снова улыбнулся, слегка растянув тонкие, бледные губы. Впалые щеки еле заметно шевельнулись на его землистом лице. Темные круги под глазами, потухший взгляд…
Зауреш помолчала немного, продолжая смотреть на него, и спросила:
— А вам что, не холодно?
— Нет, — произнёс он, посерьёзнев, и, тряхнув с темными волосами головой, добавил:
— Как-то не думал об этом.
Немного согревшись, она вынула руки из карманов куртки и принялась отряхивать волосы от воды.
— Вы что, морж? — спросила она, зачесав назад мокрые волосы, и, глянув на его босые ноги, удивленно промолвила:
—  Странный вы какой-то!
— Да не страннее вашего! —  парень покачал головой и с укором произнёс:
— Зачем пытались утопиться? Вы ведь ещё такая юная.
Зауреш смутилась и, опустила взгляд:
— Сама не знаю, что на меня нашло.
Она вдруг качнулась и, прикрыв на секунду глаза, ухватилась за невысокий шершавый выступ в скале. Усевшись на него, она спрятала лицо в ладонях и вновь разрыдалась.
Парень приблизился к ней, присев на корточки рядом:
— У вас случилось горе?
Зауреш отняла руки от лица, взглянула на него и, шумно всхлипывая, проговорила:
— Нет… родители… они все время давят… решают за меня, что мне нужно, куда ходить, с кем дружить… а сегодня я не выдержала и сильно поругалась с ними…
Парень нарочито закатил глаза и, громко цокнув языком, воскликнул:
— Вот дурёха! Стоило из-за этого пытаться лишить себя жизни!
Зауреш всхлипнула ещё раз, но уже тише, и, вытерев нос рукавом куртки, спросила:
— А вы что, никогда ни с кем не ссорились?
Парень отвёл взгляд и замолчал, будто вспоминал какие-то неприятные сцены из своего прошлого, и чуть погодя задумчиво ответил:
— Не знаю. Не помню.
— У вас что-то с памятью? — встревоженно переспросила она и, мельком бросив взгляд на почти что растаявший закат, затараторила:
— Что вы тогда делаете здесь один вдали от города? Вы часом не заблудились? Вы хоть имя-то своё помните?
— Конечно помню! — спешно воскликнул парень и, поднявшись, добавил:
— Меня зовут Салимжан. Я местный, из Актау. Вышел, вот, прогуляться, да на закат поглядеть.
— А-а-а, — чуть улыбнулась Зауреш, продолжая смотреть на него влажными глазами, и, шмыгнув носом, промолвила:
— А я — Зауреш.
И тут же, поднявшись с выступа, с любопытством спросила:
— А вы из какого микрорайона?
— Из двенадцатого, — ответил тот и собирался ещё что-то сказать, но она перебила его, воскликнув:
— Да вы что, я тоже из двенадцатого!
Сообщив об этом, она вдруг замешкалась на секунду и с подозрением произнесла:
— Но я вас никогда там не видела — в каком вы доме живете?
Салимжан промолчал и Зауреш, не дождавшись ответа, продолжила:
— Хотя, мы ведь с родителями туда переехали не так давно. В прошлую осень отметили новоселье. Наверное, поэтому нам не удавалось встретиться друг с другом.
— Наверное, — безэмоционально согласился Салимжан, глянув с тем же грустным и одновременно потухшим взором в сторону города, где уже появились вечерние огоньки, и добавил, незаметно перейдя на «ты»:
— Может проводить тебя до дома? Наверняка, твои родители переживают — места себе не находят.
— Пожалуй, вы правы! —  виновато кивнула Зауреш. — Мне пора!
До города было километров пять или немногим больше. Полная луна только что взошла и, отражаясь на водной глади, нарисовала широкую светлую дорогу.
Кругом было тихо. Море уснуло. Они шли по краю шоссе и разговаривали.
— Спасибо вам, что остановили меня, — Зауреш, чуть поежилась, вспоминая объятия ледяной воды. — Только сейчас я начинают понимать, какая же я дура, что решила пойти на такое! Родители с ума бы сошли, узнав, что их дочь пропала! — Зауреш стыдилась своего поступка, и теперь думала только об одном, как бы родители не узнали о ее выходке.
— Да, — с горечью произнёс Салимжан. — Близким людям после этого становится невероятно тяжело. «С ума бы сошли» — это ещё слабо сказано. На самом деле, от этого их жизнь превращается в сущий ад. — Парень сделал паузу, словно хотел подчеркнуть важность своих слов, — они мучаются годами. Их терзают вопросы и чувство вины — что же они не доглядели, что же упустили в отношениях, что же сделали не так?
Зауреш слушала, боясь перебить его. Салимжан рассказывал удивительные вещи:
— Но есть и неизвестная сторона во всём этом. Люди могут только догадываться, но не знают, что те, кто, сознательно лишив себя жизни, потом застревают между двумя мирами.
— В смысле: застревают? — растерянно переспросила его Зауреш и глянула с тревогой. — Между какими «двумя мирами»?
— Застревают, — невозмутимо подтвердил Салимжан. — Между жизнью и смертью душа самоубийцы невообразимо тяжко мается в поисках выхода…
Зауреш нервно сглотнула и инстинктивно глянула в темную степь. На миг ей стало не по себе. Потерев руками плечи, она снова посмотрела на Салимжана, но уже с недоумением: «откуда он обо всём этом знает». Она не стала у него спрашивать, уж очень странным он казался.
Да и тема неприятная, и она постаралась отогнать её. Немного погодя у неё это получилось.
Она снова начала думать о родителях, отчётливо представила, как они горько плачут от бессилия, и ей снова захотелось зареветь, но на этот раз не от   жалости к себе, а от желания поскорее оказаться дома и утешить маму и папу. Утренний скандал сейчас казался ей совершенно пустым и бессмысленным. Она объявила родителям, что уедет поступать в другой город, а они испугались за единственную дочь и начали уговаривать ее остаться. Она вспылила и нагрубила, они расстроились. Слово за слово, отец прикрикнул на нее: «уважай старших!», мама начала причитать: «кого мы вырастили!». Зауреш схватила куртку и выскочила из дома, громыхнув дверью. Не помня себя, бежала и рыдала от обиды, пока не очнулась в холодной воде от оклика Салимжана.
Зауреш не успела снова заплакать, спаситель снова отвлёк её:
— А хочешь одну шутку расскажу? — спросил он и, как-то неестественно хохотнув, воскликнул:
— Очень смешная!
Зауреш посмотрела на него и молча пожала плечами.
— Короче говоря, — начал Салимжан и, снова хохотнув, продолжил:
— Жил-был один вампир. И как-то наскучила ему такая долгая жизнь, что он решил покончить с собой. А как это сделать — ведь нечистую силу никаким оружием не взять? Долго он думал, гадал, перепробовал разные методы, но у него ничего не получалось. И вот однажды он всё-таки придумал.
Салимжан замолчал и, улыбаясь, посмотрел на Зауреш.
— И что же он сделал? — спросила она, подняв на него любопытный взгляд.
— Перекрестился, — ответил он и рассмеялся.
Зауреш остановилась и, хватаясь за живот, тоже засмеялась.
Она смеялась звонко, искренне, и от этого в груди у неё что-то приятно затеплилось, она ощутила, как тепло стало разрастаться, разливаясь по всему организму. Она глубоко и отрывисто вздохнула, словно маленький ребёнок, которого недавно еле успокоили после долгого плача.
Тяжесть и тревога отпустили ее, и Зауреш зашагала дальше, с каждым шагом ощущая, как страстно хочется жить!
До города оставалось немного. Луна взобралась повыше и светила ярким фонарем. Ей помогали бесчисленные звезды.
С моря снова задул ветерок. Он уже был не таким неприятным, а напротив — нежно обдавал лёгкой прохладой.
Зауреш с Салимжаном шли и молчали. В стороне, накатываясь на берег, ласково шумели волны.
— Салимжан, — негромко позвала Зауреш, — а вы в какой школе учились? Судя по вам, вы недавно её закончили.
— Так и есть, — ответил он. — В прошлом году. А учился я в нашей, микрорайонной, школе.
Салимжан сделал пару молчаливых шагов и спросил:
— А ты в какой?
— В той же, — улыбнулась она и добавила:
— Одиннадцатый заканчиваю.
— Это хорошо, — произнёс он. — Значит в этом году будешь поступать.
Но Зауреш проигнорировала его слова, её сейчас интересовало другое, и чуть смущаясь, спросила:
— Салимжан, а у вас есть девушка?
— Не знаю, — отчего-то ответил он как-то быстро и даже агрессивно, словно разрубая заданный вопрос невидимой саблей, и, посмотрев на Зауреш, глядевшую на него с оторопью в глазах, уныло усмехнулся и добавил:
— Извини, я не это хотел сказать.
Он замолчал. Пройдя в молчании несколько шагов, он поднял на неё тоскливый взгляд и проговорил:
— У меня была девушка, но мы с ней расстались прошлым летом. Она ушла к другому… — чуть погодя он выдавил из себя, — К моему другу, с которым мы вместе учились в одном классе…
— Простите, — тихо произнесла Зауреш, не зная, как себя вести в подобной ситуации, взволнованно вложила руки в рукава куртки, словно в муфту; замолчала, опустила голову, шагала, глядела себе под ноги.
— Ничего, — ответил Салимжан, дождавшись, когда Зауреш вновь посмотрела на него, улыбнулся.
Его лицо заметно преобразилось. То ли от яркого лунного света, то ли от долгой вечерней ходьбы по свежему воздуху, то ли от общения с приятной собеседницей, но тёмные круги под глазами Салимжана посветлели, впалость щёк стала исчезать, а во всё ещё тусклых глазах пару раз промелькнул огонёк жизнерадостности.
Зауреш почувствовала это и улыбнулась в ответ. Чувство жалости к нему, вспыхнувшее недавно в груди, стало покидать её.
Они дошли до городской окраины, а спустя ещё некоторое время, добрались до двенадцатого микрорайона. Салимжан проводил Зауреш до дома. Попрощавшись, он дождался пока спутница вошла в подъезд и неспешно побрел восвояси.
Тем временем, Зауреш поднялась на свой этаж и, подойдя к двери квартиры, тихо и робко постучалась. Внутри кто-то засуетился. Через мгновение дверь распахнулась и на пороге показалась её мама. Увидев дочь живой и невредимой, она радостно вскрикнула. На шум из комнаты выбежал отец. С виновато-растерянным видом он подошёл к жене и дочери. Они обнялись…
Последующие дни Зауреш не встречала Салимжана. После уроков она подолгу задерживалась во дворе, сидя на лавочке у подъезда, иногда ругая себя за то, что не только не взяла у него номер телефона, но и не уточнила, в каком доме он живет. Вечерами она выбегала в соседний магазинчик, чтобы, якобы, купить что-то для дома, а сама мечтала ненароком встретиться с ним. Но Салимжана нигде не было видно. Он словно пропал. Или, может быть, просто избегал общения с ней?
«Не хочешь встречаться, ну и не надо! Я горевать не стану!» — подумала она однажды утром в сердцах и, стукнула со злостью компьютерной мышкой по столу. Навела непослушный курсор на интернетную ссылку, открыла местные новости и без особого интереса пробежала взглядом.
Внимание Зауреш привлекла одна фотография. Она кликнула пару раз на неё. Картинка всплыла на мониторе, увеличившись в размере, и Зауреш сразу узнала на ней то место у песчано-ракушечной скалы, где она сидела на невысоком выступе несколько дней назад и разговаривала с Салимжаном. На фотографии среди зарослей сухой прошлогодней травы лежало на спине распластанное, истлевшее тело мужчины. На нём были надеты голубые потёртые джинсы и выцветшая футболка с короткими рукавами. Рядом с босыми ногами лежал охотничий карабин. Оружие находилось в таком положении, что невооружённым взглядом становилось понятно: мужчина, скорее всего, совершил суицид.
Зауреш с ужасом впилась глазами в фотографию. Несмотря на то, что голова самоубийцы была скрыта от посторонних глаз редакторскими пикселями, можно было догадаться, что у трупа до бела обглоданный череп — потрудились дикие животные, но форма тела и одежда выдавали своего хозяина. Не узнать Салимжана было невозможно!
И как страшное подтверждение увиденному, под фотографией шла сухая полицейская сводка: найдено тело местного жителя С.Ж., пропавшего в июне прошлого года. Ниже виднелись цифры, по всей видимости, указывавшие на дату его рождения.
Но Зауреш уже не обращала на них внимание. Она вспомнила, как они с Салимжаном стояли у скалы, а затем шли по ночной дороге, продолжая разговаривать. В груди девушки сильно сдавило, ей стало трудно дышать. Ощущение страха, любви и горя враз смешались у неё внутри. Ей снова показалось, что она одинока, что уходит в тёмную морскую пучину. Она не знала, что ей делать: кричать от бессилия, бежать на то место у скалы, чтобы постараться убедить себя, что всё-таки, лежавший там труп — это не Салимжан, а кто-то другой.
Ее рука, держащая компьютерную мышь, задрожала вслед сумбурным мыслями, близкие слезы затуманили взгляд.
Но внезапно со двора донёсся женский плач.
Зауреш тут же отпрянула от компьютера. Быстро смахнув слезы, она прильнула к окну и увидела во дворе брезентовую палатку, стоявшую у соседнего дома. Рядом толпились люди со смурными лицами: они о чём-то беседовали, кто-то из них ставил поблизости казан на огонь. Невдалеке стояли носилки для выноса тела.
Сердце Зауреш ёкнуло. Собираются хоронить его — Салимжана!
Накинув на плечи кофту, она выбежала за дверь.
Оказавшись во дворе, она замедлила шаг и направилась к палатке.
Ей оставалось пройти несколько метров, как вдруг из палатки вышел Салимжан и, глянув на неё, широко улыбнулся.
Зауреш встала как вкопанная, но испуга она не ощущала.
Лицо Салимжана светилось неимоверной радостью.
Видя это, Зауреш невольно улыбнулась в ответ.
Она стояла и смотрела на него. Внутренне она понимала, что так надо, что не стоит подходить к нему ближе, что, возможно, Салимжан хочет этого сам. Он нисколько не скрывался от неё, не избегал общения с ней, как она думала эти долгие несколько дней, пока искала его, а просто хочет, чтобы она запомнила его живым.
Салимжан постоял так ещё немного и, махнув Зауреш рукой, развернулся и вошёл обратно в палатку.
Зауреш вздохнула и побрела домой.
Тем же летом она поступила в местный университет, решив изучать психологию. Она часто приходила на то место у песчано-ракушечной скалы, где встретила Салимжана, сидела там подолгу на невысоком выступе, мысленно разговаривала с ним, смотрела на закат и думала о чём-то своём.
Это продолжалось в течение всего следующего года, до тех пор, пока она не встретила молодого человека, которого полюбила всем сердцем.

-----
Имена и события героев рассказа вымышлены. Любые совпадения случайны.