Глава 4. Мальчик

Лан Миррор
История появления, жизни и гибели населения Камнепада,
от начала времен до наших дней.

Как положено по традиции, Олирса должна была дать сыну имя, когда он заговорил. Но по обычаю, она могла не сообщать это имя никому до совершеннолетия наследника. А потом уже он сам решал, оставить данное матерью имя или выбрать новое, и уже его объявить всему народу. Поэтому пока мальчика так и называли — сын верховной правительницы.

Так как не осталось в живых никого из служивших ранее верховной правительнице, а народ плато Камнепада помнил свою неизмеримую вину, то все до одного предложили свою жизнь, судьбу и умения Олирсе. Она внимательно смотрела в глаза некоторым, кому-то кивала, и тот, избранный, обрадованный оказанным доверием, уходил в палату, мимо кого-то проходила, только чуть посмотрев, от кого-то отворачивалась.

Всех служащих выбрала Олирса, только охраны из бутилотисов не стало в палате, и понял народ плато Камнепада, что кровоточит рана в груди верховной правительницы, и нескоро покроется она затянувшейся кожей. А до той поры ни один из бутилотисов не смеет не только переступить порог палаты, но даже поднять глаза на Олирсу, в осознание своего великого преступления.

И снова началась обычная жизнь на плато Камнепада, и каждый вечер в палате продолжили собираться видящие и рассказывать свои странные истории. И мальчик, отодвигающий смерть, слушал их с горящими глазами, и не хотел уходить спать, каждый вечер упрашивая мать подождать со сном еще немного.

Сын верховной правительницы, кроме странной своей внешности, отличался и необычным поведением. Все спорсы при виде его бросали своих хозяев и ложились к его ногам, курлыча и переворачиваясь в блаженстве на спины. Кроме того, в первый же день возвращения Олирсы к ней пришли и пять ее старых спорсов, которые жили все это время в разных семьях народа плато Камнепада, ибо даже преступник Гулхар не посмел поднять на них руку, опасаясь кары Матери живого. Мальчик давал спорсам разные странные имена и маленькими пальчиками чесал им шеи, от чего спорсы захлебывались курлыканьем и извивались от блаженства.

Однажды за обедом мальчик спросил старую Этсу, которой выпала честь служить в палате нянькой сына верховной правительницы:

- Бабушка Этсу, а где халеб?

Старая Этсу озадаченно ответила:

- Халеб там, снаружи, тут его нет и не может быть!

Мальчик разочарованно спросил:

- А ты не можешь принести его сюда? Я обещал маме, что не пойду без нее из палаты…

Этсу совсем растерялась, но припомнила старую историю плато Камнепада, еще до истории народа, и ответила осторожно:

- Халеб нельзя принести в палату. Когда-то очень давно, когда Мать живого еще разбрасывала свои живые семена по плато Камнепада, она очень устала и присела отдохнуть на утесе. Дневное светило уже ушло остывать в каменный мешок, а ночное как раз вышло на небо осветить путь охотникам на калисов. Мать живого подумала, что ночному светилу будет грустно одному на небе, когда вокруг такая тьма, и бросила четыре семени вверх. Они и застыли справа от ночного светила — два, а потом еще два, и оно теперь играет с ними, как пушистый спорс играет с синими плавниками варитов. И назвала Мать живого эти четыре огонька Халеб. Никому из народа плато Камнепада не под силу подняться в небо, снять оттуда Халеб и принести тебе, даже если ты повелишь это своей силой отодвигающего смерть.

Мальчик задумался и больше не просил принести Халеб. Когда он заснул, старая Этсу рассказала об этом Олирсе. Верховная правительница невесело улыбнулась и сказала:

- Не обращай внимания, Этсу, он говорил не про небо, а про еду. Он скучает по обычной… я хотела сказать, в другом месте этим словом называют другое. Не надо больше никому говорить об этом.

Этсу молча поклонилась, а про себя подумала, что ни слова не скажет ни одному из народа плато Камнепада, даже если ее разорвут на куски и оставят гнить без смертного камня ростиса, потому что велика была ее любовь к верховной правительнице и преданность роду отодвигающих смерть.

С той поры в палате верховных правителей установился особый порядок. Как только выходило из каменного мешка дневное светило, Олирса с сыном подкреплялись пищей, а потом уходили в одну из палат, где долго беседовали. Сын верховной правительницы слушал, говорил и писал что-то тонкими никлами на коже камня, как историки народа плато Камнепада. Потом он отдыхал, играл в шумные игры со спорсами, а Олирса в это время уходила к нуждающимся людям отодвигать смерть. По возвращении в большой зале устраивалось угощение для всех, кто обитал в палате верховных правителей, и велись обычные разговоры о жизни и ее обустройстве. После этого Олирса снова шла отодвигать смерть, но уже вместе с сыном. По пути он без устали разглядывал дороги и места плато Камнепада, задавал вопросы, получал ответы, а если не получал — старался сам их найти. Вечером же за угощением все слушали рассказы видящих.

Часто сын верховной правительницы спрашивал об устройстве мира плато Камнепада старую Этсу, но никогда не рассказывал ей ничего сам. Иногда он начинал что-то говорить, но быстро замолкал и опасливо прикрывал рот ладонью.

Однажды произошло страшное событие, взволновавшее Этсу почти до того, чтобы стать статуей. Она всего лишь ненадолго отошла за метелкой, чтобы собрать осыпавшуюся шерсть спорсов с пола, а, вернувшись, увидела, что мальчик нашел в каменном ящике ряды смертных камней ростисов, высыпал их на пол и стал строить из них стены, ряды и пирамиды. Страшно закричала Этсу, кинулась к ребенку, отшвырнула его от камней и упала на них своим старым сморщенным телом, чтобы закрыть смерть от сына верховной правительницы, чтобы не стал он черной статуей так рано, не осиротил народ плато Камнепада своим уходом. На этот крик сбежались все, служившие в палате верховных правителей, и первая примчалась Олирса. Все застыли в ужасе, боясь пошевелиться, чтобы не принять на себя дыхание смерти, чтобы не стали каменными рука или нога или еще какая часть тела, к которой прикоснется или даже на которую просто укажет смертный камень ростис. Только Олирса спокойно, но властно приказала всем уйти, а потом подняла с пола Этсу и отодвинула от нее смерть. И, глядя в глаза няньке, сказала:

- Ничего, Этсу, он просто играл. Для него смертный камень ростис — как для тебя шерстинка спорса. С ним ничего плохого не случится.

После этого Олирса так же спокойно собрала ростисы обратно в ящик и увела испуганного ребенка к себе. А Этсу подумала, что мальчик, скорее всего, не сын Олирсы. А сын самой Матери живого. Потому что простой человек не может безнаказанно прикоснуться к смертному камню ростису.

Этсу больше всего на свете почитала силу Матери живого и чудо создания жизни на бесплодном плато, поэтому решительно обрывала все слухи, в которых говорилось о маленьком сыне верховной правительницы и его странных играх.