В детстве я был очень спортивным ребенком. Буквально спал с клюшкой в зубах и мячом под подушкой. Папа толстого Вовки, завидев меня издали во дворе, начинал радостно орать:
- Ооо! Дима - хоккеист!
Или:
- Ооо! Дима - футболист!
Разновидность его воплей естественно зависела от времени года и от спортивного инвентаря, который в данный момент находился у меня в руках. Я одинаково хорошо играл и в хоккей и в футбол, чем видимо вызывал его полнейший восторг. Вовкин папа подходил ближе и заводил разговор о моих спортивных успехах. Поболтав о моих новых победах мы прощались и я удалялся очень гордый собой, а Вовкин папа тяжело вздыхал и долго, с грустью глядел мне вслед. Подозреваю, что он в тайне мечтал меня усыновить, ведь его единственный никчемный отпрыск Вовка был совершеннейшим увальнем. Он не только не проявлял хоть самого малого интереса к спорту, но и по двору-то передвигался с трудом, и крайне неохотно... Этим он конечно очень расстраивал своего живчика - отца, который мечтал о сыне - чемпионе.
В отличие от толстого Вовки я был очень энергичным и пытался заниматься сразу всеми видами спорта. Летом я гонял в футбол, зимой пропадал в хоккейной коробке, осенью ходил на картинг, весной на хореографию…
На хореографию меня приволокла мама, естественно в тайне от папы, который сам был очень спортивным и мечтал вырастить из меня знаменитого футболиста, или хоккеиста, или боксера, ну или, в крайнем случае - шахматиста. Мама сообщила, что грация и умение изящно двигаться очень важны для мужчины. Я выразил некоторые сомнения на этот счет, но мама была неумолима.
В дальнейшем картинг и хореография отсеялись сами собой. На картинге мы первые полгода зачем-то изучали правила дорожного движения, а карты и в глаза не видели. Мне это надоело и я ушел, так как не мог долго и бессмысленно сидеть на одном месте.
С хореографией получилось еще хуже. Пацаны с нашего двора каким-то непостижимым образом прознали чем я занимаюсь вечерами и устроили мне товарищеский суд. Их возмутило, что вместо того чтобы весело проводить время с друзьями, бить из рогаток по лампочкам и пытаться раскурить подобранные возле парадных хабарики, я сижу в душном помещении, в трусах, гольфах и чешках, в окружении девчонок (других парней кроме меня в зале почему-то не было) и под скрежещущие звуки рояля пытаюсь разучивать батман. Мои товарищи заявили, что на балет (слово хореография им видимо было не осилить) ходят одни п…...ы, а нормальным пацанам там делать нечего, и что, мол, если я нормальный пацан и их друг, то должен бросить это бабское занятие, покаяться и вернуться в коллектив... Я рассказал эту душераздирающую историю маме и она забрала меня с хореографии, которую я и сам, признаться, ненавидел всей душой. О грации и умении изящно двигаться пришлось забыть навеки…
Вскоре пришлось похерить и шахматы, ибо мне нужны были подвижные игры на свежем воздухе, а не многочасовое отсиживание ягодиц перед шахматной доской. Впрочем, с боксом, поначалу, тоже не заладилось. Мой папа в юности занимался боксом восемь лет, поэтому посоветовал и мне записаться в секцию, тем более, что она находилась в соседнем доме. Когда я вошел в зал, там как раз проходили показательные выступления новичков, их первые бои с более опытными ребятами. Я завороженно наблюдал как надменно бинтует руки здоровенный парень постарше меня, который готовился выйти на ринг. Бинтовал он довольно долго и тщательно, так что его противник, щуплый невысокий мальчишка, весь извелся в своем углу, непрерывно подпрыгивая и мотая головой в ожидании начала боя. Наконец противники сошлись в центре ринга. Бугай встал в стойку, злобно наблюдая за соперником, а плюгавый паренек несколько секунд попрыгал из стороны в сторону, а потом залепил ему в глаз коротким, незаметным ударом. Здоровяк упал и потом его долго приводили в чувство, снимали перчатки, срезали бинты. Все это заняло гораздо больше времени чем длился сам бой... Проанализировав ситуацию я развернулся и вышел из зала на улицу, ибо понял, что бокс - это не мое…
Папа очень расстроился, что я не хочу становиться великим боксером и вызвался самолично преподать мне теорию и основы бокса, чтобы я хотя бы мог постоять за себя на улице. Я очень обрадовался, что никто не будет лупить меня в глаз и приготовился к первому занятию, назначенному на ближайшие выходные.
В воскресение, перед тренировкой, папа быстренько сбегал к пивному ларьку, немного подкрепился, вернулся домой в хорошем настроении и мы начали первое занятие. Сначала папа добросовестно показал мне боксерскую стойку, но потом отвлекся, вспоминая разные случаи из жизни в которых ему помогли боксерские навыки. Рассказывая очередную историю папа увлеченно махал руками и восклицал “тых-тых”, озвучивая и изображая удары после которых противник оседал на землю без чувств. Папа плюхался на диван и показывал некое амебообразное существо, которое должно было обозначать его противника. Я терпеливо стоял в боксерской стойке, надеясь на продолжение тренировки, а папа прыгал передо мной, кричал “тых-тых” и кулем валился на диван. Все папины противники в его рассказах были почему-то гораздо выше и крупнее его, и всегда начинали конфликт первыми, но с помощью бокса папе всегда удавалось одерживать блестящие победы. В одной истории папе даже аплодировали в троллейбусе, когда он опрокинул наземь двухметрового гиганта, который имел неосторожность нагрубить моему великолепному отцу. В конце он рассказал историю о том, как ему удалось напугать банду пэтэушников, преградивших ему дорогу в темном переулке. Правда, в тот раз бокс был ни при чем, просто папа угрожал хулиганам заточенной отверткой (главный инструмент слесаря-сборщика), которую постоянно носил в сумке.
Забегая вперед скажу, что наши тренировки так и застопорились на боксерской стойке, потому что проходили они на выходных и папа постоянно бегал к пивному ларьку за допингом, а потом рассказывал мне нескончаемые истории о своих славных победах. В последствии мне пришлось научится азам бокса самому, но об этом чуть позже.
Папа всячески поддерживал все мои спортивные начинания, особенно те, что касались футбола. Летом, он тренировал меня в парке. Мы искали два подходящих дерева, которые становились воротами, папа вставал в эти ворота, а я бесконечно отрабатывал штрафные удары и пенальти. Папа заводился с полуоборота и входил в настоящий спортивный азарт, не осознавая, что соревнуется с ребенком. Он добросовестно плюхался на траву пытаясь поймать мяч, и очень злился когда пропускал гол… Зимой подобные тренировки проходили дома, прямо в комнате. Папа ставил два стула по обе стороны окна, открывал рамы (чтобы я не разбил мячом стекло) и вставал между стульев растопырив руки. Когда я попадал мячом в открытое окно - это не считалось голом и в качестве наказания мне приходилось быстро одеваться и бежать на улицу за мячом, пока его не стырили какие-нибудь ребята. Иногда я пробивал так сильно, что мяч улетал через дорогу, прямо в парк и мне приходилось искать его, лазая по колено в снегу, ведь зимы в моем детстве были снежные, не то что сейчас… Я, в свою очередь, тренировал вратарские навыки нашего кота Бонифация, поставив его между ножками стула и кидая свернутую бумажку в верхний угол “ворот”. Надо сказать что вратарь из Бони получился лучше чем из папы...
Еще, мы с папой постоянно смотрели по телевизору разные спортивные соревнования. Эмоции накалялись до предела во время чемпионатов мира по хоккею. Папа вскакивал с дивана, размахивал руками и орал на телевизор. Я подвывал ему писклявым голоском. Иногда к нам присоединялась мама.
Рядом с нашим домом, в пискаревском парке, располагалась тренировочная база футбольного клуба “Зенит”, и мы с папой часто гуляли неподалеку, в надежде встретить знаменитых игроков. Однажды мы свернули с обычного пути к пивному ларьку и там папа неожиданно увидел какого-то известного зенитовца по фамилии Голубев. Точно не помню, но кажется он раньше был игроком, а на тот момент являлся тренером. Папа вцепился в Голубева мертвой хваткой и стал взахлеб пересказывать ему все самые острые моменты всех матчей “Зенита” за последние пятнадцать лет. Голубев был потрясен феноменальной памятью моего папы и кажется в дальнейшем они продолжили общение, встречаясь преимущественно возле пивного ларька…
Рядом с тренировочной базой “Зенита” находился детский спортивный клуб “Смена”, где выращивали будущих зенитовцев. Как только я дорос до нужного возраста папа потащил меня на очередной просмотр детей для набора в команду. Хотя во дворе я и показывал выдающиеся футбольные способности, но в “Смену” меня почему-то не взяли, и даже папин друг Голубев ничем не смог мне помочь… Впрочем, через несколько лет мы переехали на Петроградскую сторону и я успешно поступил в детский футбольный клуб “Динамо”, находившийся на Крестовском острове. В дальнейшем наша команда не раз играла со “Сменой” и мне даже удалось закатить пару мячей в ворота будущих игроков “Зенита”...
После того как выяснилось, что с помощью папы мне не научиться боксу, а в секции мне могут дать в глаз, я решил самолично изучить какую-нибудь смертоносную борьбу, чтобы любые хулиганы отлетали от меня в разные стороны. Вскоре, в папином спортивном журнале я нашел то, что мне было нужно, а именно - описание сразу двух видов борьбы: монгольской и грузинской, с картинками, изображавшими как правильно проводить приемы. Монгольская борьба так и называлась - “Монгольская борьба”, а грузинская называлась “Чидаоба”. Подробно изучив все тексты и картинки с приемами я начал ежедневно и с усердием тренироваться. Сначала я тренировался один, но потом мне понадобился сильный и коварный противник. Первым моим спарринг - партнером стала плюшевая мартышка Жаконя, но она была слабовата в борьбе и почти не оказывала сопротивления. Тогда я пригласил посоревноваться нашего кота Бонифация. Боня не выразил особого желания бороться и вообще, оказался трусом… Он постоянно пытался сбежать с места побоища, вырывался и царапался как девчонка...Тут наступил черед моей бабушки, в лице которой я видел вполне достойного противника и на которой собрался оттачивать технику борьбы. К моему величайшему изумлению Ксениванна категорически отказалась бороться, хотя казалось бы - уж ей-то чего бояться, ведь она была в два раза меня выше и в четыре раза тяжелее... Бабушка вступила в бессмысленные пререкания и развила какую-то непонятную демагогию. Выслушав ее алогичные доводы я решил, что так дело не пойдет и надо действовать более хитро. Вечером, когда бабушка вязала, сидя на диване возле торшера, я незаметно влез на диванную подушку за ее спиной, прыгнул ей на голову и попытался применить удушающий прием. Ксениванна завопила басовитым голосом, сбросила меня со своего загривка и стала энергично дуть на свой указательный палец. Оказалось, что от неожиданности бабуля дернулась и уколола палец острой спицей. Она смотрела как я сижу на полу, потирая ушибленный зад, и не знала что делать. По идее, в педагогических целях, за мой проступок должно было последовать наказание, но бабушка никогда меня не била, даже за более серьезные дела, а нажаловаться родителям ей тоже видимо было западло… Ксениванна заклеила пластырем уколотый палец и потом мы оба долго и напряженно молчали, обдумывая сложившуюся ситуацию. Бабушка тщетно пыталась придумать для меня адекватное наказание, а я упорно соображал, как бы так хитро вызвать ее на бой, чтобы она не смогла отказаться ни под каким видом… Я знал, что не отступлюсь от поставленной цели…
Тем же вечером, когда родители уже пришли с работы, я подкараулил Ксениванну в темном коридоре, спрятавшись за вешалку, на которой висело много одежды. В тот роковой момент бабушка шла из кухни в комнату родителей и несла для папы кастрюлю с борщом… Как видите я идеально все просчитал и бедной Ксениванне было уже не отвертеться от поединка…
Из всех приемов борьбы “Чидаоба” которые я знал, меня особенно впечатлил прием где нужно было пропихнуть свою ногу между ног противника, обмотать свою ногу вокруг его ноги и резко дернуть своей ногой вверх. Соперник падал как подкошенный и ему засчитывалось поражение, так как схватка в партере в этой борьбе не предусматривалась. Я решил опробовать на Ксениванне именно этот прием. Как только жертва поравнялась с вешалкой я выскочил из засады, с рычанием вцепился ей в ногу повыше колена и попытался провести подсечку... Что было дальше - я помню лишь фрагментарно, короткими вспышками озарений... Кажется Ксениванна заорала и покачнулась теряя равновесие, а затем мне на голову полилась раскаленная лава… Мои вопли… Грохот упавшей кастрюли... Подзатыльник от папы, выскочившего из комнаты… Меня за ухо волокут в ванную, под струю холодной воды… Обзывают “пеньком” и “вредителем”... Мне обидно… Мне мажут голову очень вонючей мазью Вишневского… Ксениванна принимает успокоительные капли Морозова… Мне делают коллективное внушение и советуют бороться с такими же сопливыми говнюками как я сам, а не лезть со всякой фигней к пожилому, заслуженному человеку, пережившему блокаду… Тревожные сны… Мрачное пробуждение… Подавленное состояние… Неотступные мысли о достойном спарринг - партнере…
К счастью, после этого инцидента я тщательно проанализировал свои действия, убедился, что сделал много ложных ходов и смог признать все свои ошибки. После принесенных мною извинений, примирений и объятий, я наконец оставил в покое мою многострадальную родню и перенес все свое внимание на ровесников, которые до поры бесцельно прохлаждались в наших дворах, не подозревая, какие тучи над ними сгущаются…
Мне сразу же несказанно повезло. В один прекрасный летний день, на школьное футбольное поле приехал грузовик, и вывалил у боковой линии целую гору песка. С этого дня на песчаной горе стали собираться ребята из соседних домов, в том числе несколько моих друзей и я, собственной персоной.
В детстве мы всегда во что-нибудь играли, в разведчиков, в десантников, в парашу, в общем, почти все игры были, как теперь говорят - “ролевые”. Тем летом, наиболее популярной была игра “Смертельная схватка Шерлока Холмса и профессора Мориарти у Рейхенбахского водопада”. Для меня это была настоящая удача! Теперь я мог абсолютно безнаказанно мутузить своих друзей, оттачивая на них приемы борьбы под видом игры. Я самолично взялся за постановку сцен смертельной схватки, распределил роли, обозначил на песчаной горе места где находится водопад, где пропасть, в которую падает Мориарти, где непосредственно место смертельной схватки. Мои друзья с энтузиазмом взялись за дело. Сначала возникли некоторые трудности с распределением ролей. Все ребята поголовно хотели быть Холмсами и никто не хотел становиться неудачником - Мориарти. Мне стоило титанических усилий объяснить друзьям, что роль Мориарти гораздо интереснее, что профессору, в отличии от Холмса, нужно не просто драться, а еще и висеть над пропастью, отчаянно цепляясь за жизнь, и падать в саму пропасть, так, чтобы это выглядело красиво и драматично. Когда я показал в лицах как все должно происходить, все ребята сразу захотели быть профессорами Мориарти и никто больше не хотел становиться скучным и банальным Холмсом. Достигнув таким образом желаемой роли я стал распределять места, кто за кем по очереди будет со мной бороться у Рейхенбахского водопада, ведь профессор Мориарти после каждой схватки должен был выбывать из игры, в то время как Холмс оставался бессменным и единственным...
Первым Мориарти был мой приятель Равиль Беглов. Мы встали друг напротив друга на вершине горы и приготовились к смертельной схватке. Помня мою ремарку о том, что профессор должен быть похож на ядовитого паука, Равиль широко расставил ноги, присел, согнулся в три погибели, выпучил глаза, и шевеля скрюченными пальцами стал приближаться ко мне. Признаться, мне стало даже как-то не по себе, я понял, что породил монстра и мне придется приложить все усилия, чтобы скинуть эту каракатицу в пропасть... К счастью, профессор Мориарти владел всего лишь приемами смертоносной борьбы “Баритсу”, в то время как Холмс, в моем лице, в совершенстве владел грузинской борьбой “Чидаоба”. Ребята, стоявшие у подножия пропасти, стали подбадривать противников выкриками и свистом. Когда Мориарти вцепился своими щупальцами мне в горло, я просунул свою ногу между его ног, обмотал свою левую ногу вокруг его правой ноги и резко дернул ногой вверх. Профессор с воплями полетел в бездну, размахивая клешнями. В середине горки, Мориарти каким-то чудом удалось зацепиться за край обрыва кончиками пальцев и он повис над бездной, тяжело сопя и дергая ногами. Должен признать, что в этот трагический момент, Равиль, усвоив все мои уроки, превзошел своего учителя в актерском мастерстве! Он рычал, дрыгал ногами как паяц и смотрел на меня выпученными глазами полными ненависти. Вдруг, его побелевшие от напряжения пальцы стали медленно разжиматься, лицо исказилось смертельным ужасом и Равиль, с диким воплем, сорвался в пропасть, вернее стал медленно сползать вниз по песку, размахивая руками как одержимый. Когда Равиль сполз на траву футбольного поля, немного покорчился в смертельной агонии и бездыханно замер, вокруг наступила звенящая тишина. Все ребята обступили недвижное тело, с восхищением уставившись на покойного профессора. Пашка Морозов на всякий случай пнул безжизненное тело носком сандалии. Закончив свою судорожную пантомиму Равиль, удивленный наступившей тишиной, осторожно приоткрыл один глаз и огляделся. Затем он поднялся, под радостные крики зрителей и стал принимать поздравления за блестящую игру. Ребята хлопали его по плечу, трясли за руку и показывали большие пальцы приговаривая: - “молоток, Беглый, нехило ты выпендрился!”. Равиль весь порозовел от смущения и вяло принимал поздравления.
Теперь уже никто из ребят даже и не помышлял о жалкой роли Шерлока Холмса. Напротив, на вершину горы вскарабкались сразу несколько соискателей роли Мориарти. Я степенно поднялся следом и напомнил моим нетерпеливым друзьям, что очередь давно распределена и следующим профессором уже выбран Пашка Морозов, который и будет со мной состязаться. Тут мы столкнулись с некоторыми трудностями. Пашка всегда был самым высоким и здоровым из наших ребят, сначала в садике, потом в начальной школе, и оказалось, что мне одному с ним не справиться, даже при помощи “Чидаобы” и “Монгольской борьбы”. Это стало понятно в самом начале схватки, когда профессор Мориарти толкнул Холмса так, что тот отлетел назад на пару ярдов и приземлился на пятую точку в нескольких дюймах от пропасти… Победа Холмса оказалась под угрозой, а ведь судя по фильму, профессор никак не должен был победить. После экстренного совещания было решено принять беспрецедентные меры и выделить для схватки еще одного Холмса, чтобы мы вдвоем смогли одолеть Мориарти, ведь Пашка очень здоровый и один на один будет нечестно...
И вновь противники сошлись на вершине горы в смертельной схватке. Мориарти, вдохновленный выступлением Равиля, согнулся пополам, выставил вперед длинные ручищи и пошел на меня, угрожающе шевеля здоровенными как сосиски пальцами. Пока Холмс номер один (я), пытался пролезть профессору в ноги для проведения подсечки, Холмс номер два (Равиль), прыгнул Мориарти на спину, обхватил его за шею и стал тянуть его назад, чтобы уронить на песок. Пашка легко стряхнул с себя верхнего Холмса, а нижнего он удерживал на расстоянии своей длинной руки, уперевшись ладонью в мой лоб. После непродолжительной и тщетной возни, мы с Равилем взбунтовались и заявили профессору, что так нечестно, что он, в любом случае, должен сдохнуть, и что сопротивляется злосчастный Мориарти не по правилам. После долгих препирательств Пашка согласился повиснуть над бездной, но и это нам мало помогло. Оказалось, что хитрожопый Мориарти вытоптал в песчаной горе небольшую выемку, уперся в нее ногами и вполне комфортно "висел" над пропастью, привалившись пузом к боковой поверхности горы под углом в сорок пять градусов. При этом он нагло делал вид, что цепляется за жизнь из последних сил, корчил трагические рожи и противно стонал. Что мы только не делали, чтобы сбросить эту сволочь вниз. Мы пытались разжимать ему пальцы, Равиль лупил его кулаком по лбу, мы терпеливо уговаривали негодяя скинутся вниз, доказывая, что у него просто нет другого выбора, а я даже пообещал подарить ему свою любимую гоночную машинку, если он разожмет пальцы, но ничего не помогало. Мориарти упорно не хотел подыхать. Видимо в голове Павлика произошел какой-то сдвиг и он смешал игру в Холмса со вчерашней игрой в партизан, в которой его пытали фашисты (мы), а он не должен был сдаваться, даже под страхом смерти…
В описываемый мной трагический момент, на самом дне ущелья томились в ожидании своей очереди еще два профессора Мориарти - Игорь и Серега. Им уже давно надоела наша бессмысленная возня и дико раздражала нелепая пантомима в исполнении упрямого Павлика. Оба профессора поднялись из пропасти на вершину Рейхенбахского водопада и заявив, что они теперь тоже Холмсы, вызвались помочь нам в борьбе с несгибаемым профессором. Несмотря на протесты Павлика, они вцепились в обе его ноги и стали изо всех сил тянуть несчастного в бездну. Мориарти, почувствовав, что силы на исходе, стал отчаянно сопротивляться, дрыгать ногами и на чистом русском языке посылать всех вместе взятых Холмсов к такой-то матери, намекая, что они оказались вовсе не джентльменами... Тут Равиль не выдержал и дико заорав, стал топтать скрюченные кисти Павлика ногами, обутыми в тяжеленные сандалии фирмы “Скороход”. Мориарти взвыл от боли, отдернул руки и стал орать, что, мол, сейчас он спустится вниз и все четыре Холмса получат п...ы! Один из Холмсов, державший Павлика за левую ногу, в свою очередь заявил, что если профессор хоть пальцем его тронет, он пожалуется своему старшему брату и тогда Мориарти сам получит п...ы. Павлик злобно рычал, теряя последние крупицы терпения и тут наступила трагическая развязка. Равиль вдруг присел над Павликом на корточки, с характерным хрюканьем, через нос, набрал в рот соплей, и с тихой ненавистью прошептал сквозь зубы, что сейчас он харкнет Мориарти прямо в рожу… Это стало последней каплей. Павлик дико взревел и дернул ногами так, что оба нижних Холмса полетели в пропасть. Затем он схватил Равиля за ноги, дернул на себя и они кубарем покатились вниз. Через секунду я тоже слетел с горы как коршун и принял самое активное участие в групповом избиении упрямого профессора Мориарти, который, признаться, и мне вымотал все нервы и разозлил до последней возможности... На самом дне Рейхенбахского водопада, по траве футбольного поля катался клубок из четырех субтильных Шерлоков Холмсов и одного здоровенного профессора Мориарти, и окрестности ущелья оглашались дикими воплями, которые разносило вокруг горное эхо:
Сууукиии!!! Чееетверо на одногооо!!! - орал разъяренный профессор, отвешивая Холмсам тяжелые оплеухи...
Сааам козлииина!!! Ты пееервый нааачал!!! - орали Холмсы, навалившись на Мориарти с четырех сторон...
Наступал вечер, закатное солнце медленно садилось за здание школы, окрашивая ущелье Рейхенбахского водопада зловещим кроваво-красным светом. Холмсы и Мориарти, тяжело дыша, сидели кружком на грязной земле, утирая кровавые сопли и слезы. Затем все молча разошлись по домам. Я тоже вяло побрел домой, шмыгая разбитым носом и думая о том, что в настоящей уличной драке, моя борьба вряд ли поможет и мне нужно срочно изучить что-то более серьезное.
Павлик обиделся и не разговаривал с нами целую неделю. Каждый день, приходя на горку, он садился подальше от нас и угрюмо ковырялся в песке, показывая тем самым, что он играет отдельно от нашей компании. Потом ему надоело гулять в одиночестве, да и нам стало скучно без Павлика, поэтому мы помирились и снова стали играть все вместе.