Я писала выдуманные рассказы до тех пор,
пока не поняла, что самый лучший выдумщик
и повествователь – сама жизнь.
Надежда Кутуева
Время часто стирает из памяти минувшие годы и события, но своё первое большое путешествие я до сих пор помню в мельчайших подробностях.
Ещё весной мама сказала, что летом мы всей семьёй поедем в гости к её родственникам на Кавказ. Можно, конечно, было оставить меня дома с дедушкой и бабушкой, которые жили с нами, но мама решила именно так: едем вместе! Папа её решения никогда не оспаривал, выполняя все мамины планы с удовольствием.
На Кавказе жили мамины старшие сестры. Бабушка рассказывала мне о том, как они там оказались. В страшные тридцатые годы прошлого века в Поволжье свирепствовал голод, унёсший, по статистике, 8 миллионов жизней. Вымирали целые деревни. В их семье младшие дети, близнецы Рая и Вера, в то страшное время умерли от недоедания и болезней. Чтобы спасти старших, в голодном тридцать третьем бабушка с дедушкой решились бежать от этого бедствия на Кавказ – там зим суровых не бывает и овощи с фруктами растут чуть ли не круглый год.
Так и нашли в благословенных южных краях их старшие дочери свою судьбу – вышли замуж. Муж тёти Нади, азербайджанец, погиб в годы Великой Отечественной войны, но в родные края она не вернулась, жила со свекровью в собственном доме и воспитывала единственного сына Тофика – судя по фотографиям, мальчика редкостной красоты.
Место, где они проживали, именовалось загадочно: станция Евлах, почта Халдан. Именно так было написано в обратном адресе на почтовых конвертах и посылках, которые мы получали регулярно. Эти долгожданные посылки в фанерных ящиках я помню до сих пор. Тётя стремилась порадовать престарелых родителей и семью младшей сестры грецкими орехами, айвой, гранатами, фундуком и прочими южными вкусностями. Никогда не забывала преподнести какой-нибудь приятный сюрприз и мне: присылала кукольную мебель, баночки с леденцами, а когда я увлеклась рисованием (в своих длинных письмах мама подробно рассказывала сёстрам и брату обо всех делах нашей семьи), прислала настоящие профессиональные краски.
Не отставала от неё и другая мамина сестра – тётя Нюся, но она чаще присылала баночки с кизиловым вареньем, индийский чай в жестяных коробочках, детскую одежду. Они с мужем и дочкой Милей жили на квартире – снимали частный дом в окрестностях города Мингечаура, и своего приусадебного участка у них не было.
Каждое лето мамины сёстры приезжали к нам погостить, и нас в гости приглашали. Вот, наконец-то, родители взяли отпуск и решили их проведать.
На железнодорожный вокзал в Волгограде мы прибыли заранее, поэтому время, проведённое в зале ожидания, казалось бесконечным. Я уже позже поняла эту особенность времени: когда мы счастливы, оно летит, словно птица, а когда грустно или скучно – тянется долго. Папа время от времени куда-то уходил и возвращался то с бутылочкой холодной газированной воды, то с мороженым в вафельных стаканчиках. Эти приятные мелочи скрашивали ожидание. Родители познакомились с молодой красивой женщиной, сидящей рядом с нами на деревянной скамье. Они разговорились. Оказалось, что мы едем в Ростов одним поездом. И, когда наконец-то объявили посадку и толпа измученных долгим ожиданием пассажиров с чемоданами, корзинками и рюкзаками бросилась к подземному переходу, я быстренько устремилась вперёд за этой знакомой тётенькой, стараясь не упустить её из виду. Родители с тяжёлыми чемоданами за мной не поспевали, а тётенька с маленькой дамской сумочкой почти бежала вверх по лестнице, не оглядываясь. В конце концов папа бросил вещи и догнал меня. Заняв свои места в плацкартном вагоне, родители, обычно спокойные и улыбчивые, дали волю своему негодованию.
- Ты же могла потеряться! – возмущались они.
А я искренне удивлялась: я ведь шла за нашей попутчицей. Мы же едем в одном поезде, в один и тот же город!
Потом пришла проводница с постельным бельём и предложила чай. Мне особенно запомнились стеклянные стаканы в серебряных – так я думала – подстаканниках. Потом я отвоевала верхнюю полку и забралась на неё. За окном плыли бескрайние поля, редкие сёла с праздничной июньской зеленью. Колёса мерно стучали, поезд неуклонно мчался вперёд, укачивая меня. Потом вдруг резко затормозил, и я удачно свалилась вниз, прямо на руки подоспевшему папе.
- Кто-то рванул стоп-кран, – возбуждённо переговаривались пассажиры. А я понимала одно: всё, прощай, верхняя полка!
После пересадки в Ростове мы продолжили путешествие, и через день, нагруженные чемоданами и сумками с домашними гостинцами, уже стояли на окраине пустынного азербайджанского посёлка, у подворья тёти Нади.
Тётя была на работе, а её свекровь – пожилая сгорбленная женщина с платком в виде чалмы на голове и в тёплой изношенной кофте - не хотела открывать нам калитку. Проблема была в том, что она не знала русского языка и не могла понять, почему незнакомые люди так требовательно стучали в калитку. С особенным недоверием, даже с испугом, смотрела она на высокого светловолосого мужчину – моего папу. Она уже давно вдовствовала, а её сын, муж нашей тёти, погиб на войне. Наверное, поэтому повсюду были такие прочные запоры.
Переговоры вела мама. Запас русских слов у её собеседницы, по-видимому, был невелик. У нас появились реальные шансы провести весь день прямо на зелёной травке у запертой калитки.
Длинная дорога, грохочущие поезда и пересадки, сонная тишина жаркого июньского дня, нарушаемая журчанием воды в узких арыках, пышная зелень незнакомых деревьев и чужая непонятная речь – всё смешалось в моём сознании и кружилось пёстрым калейдоскопом.
И вдруг мама, исчерпав запасы красноречия, слегка отступила назад, грациозным движением слегка приподняла подол своего шифонового платья и потрясла им.
- Вот, посмотрите, у меня такое же платье, как у вашей снохи. Прошлым летом шили вместе.
«Шили вместе» - это было громко сказано. Да, у мамы была шикарная по тем временам швейная машина «Зингер», но служила она для того, чтобы подшить шторы или прострочить что-нибудь. Настоящей мастерицей была тётя Надя, и когда она приезжала к нам в отпуск, сёстры собирались все вместе и принимались за работу. «Девчата» - так до самой старости называла мама своих старших сестёр - сначала тщательно выбирали ткань, а потом и фасоны будущих обновок. В прошлом году всем дружно понравился шифон благородной расцветки с оранжево - красными листьями на сером фоне. Так и получилось, что у мамы и тёти Нади появились платья из одинаковой ткани, но разного фасона.
Как ни странно, это обстоятельство сыграло свою роль: старушка, изобразив подобие улыбки на сморщенном лице, похожем на печёное яблоко, наконец-то распахнула перед нами калитку. Мы шли за ней по песчаной тропинке, усыпанной недозревшими грецкими орехами, осыпавшимися с деревьев. Потом я узнала, что руки после них становятся ядовито-коричневыми и долго не отмываются. С левой стороны от тропинки располагался огромный сад, а с правой – также впечатляющий своими размерами огород.
Азербайджанка жестом пригласила нас на просторную веранду в доме и принесла горячий чай. Потом мы долго сидели за деревянным столом, наслаждаясь покоем солнечного яркого дня, пили чай из непривычных для нас глубоких пиал и ели бутерброды с колбасой, предусмотрительно припасённые мамой. И переговаривались вежливым полушёпотом.
А вечером приехала тётя – громкоголосая и подвижная, несмотря на полноту, в ярком платье, с волосами, выкрашенными хной в рыжий цвет.
Она горячо обнимала всех по очереди, быстро задавая вопросы, не требующие подробного ответа: «Как доехали? Как там родители? И когда ты успела так вырасти?» И сокрушалась, что мы не сможем увидеться с её сыном Тофиком, потому что этой весной его призвали в армию.
Потом был долгий ужин с уже неспешными разговорами и обстоятельными расспросами и ответами.
...Я пишу эти строки, и словно заново окунаюсь в безмятежный мир детства, и труженица-память даёт мне возможность на несколько мгновений оказаться рядом с дорогими мне людьми, которых я помню и люблю. И от этого я счастлива.
Тётя жила в большом доме, где разместили и нас. Её свекровь располагалась в небольшом приземистом строении напротив, которое называли летней кухней. К слову сказать, мы эту женщину потом видели редко, скорее всего, она целыми днями занималась в этой кухоньке домашними делами, и выходила на подворье только вечером, когда возвращались с пастбища степенные неповоротливые буйволицы. Их надо было подоить и загнать в просторный загон на ночёвку.
На следующее утро за тётей приехала служебная машина, и мы отправились к ней на работу, в плодопитомник. Значение этого слова было мне не слишком понятно, но когда я увидела стройные ряды невысоких деревьев с побелёнными извёсткой стволами, то воскликнула:
- А, вот почему плодопитомник! Вы здесь выращиваете деревья и питаете их, они ваши питомцы! А потом у них будут детки, то есть плоды.
- Так и есть, - блестя золотыми зубами, широко улыбнулась мне в ответ тётя. А дяденька, который нас сопровождал в этой экскурсии, посмотрел на меня странным взглядом. Всем своим сослуживцам тётя радостно рассказывала, что к ней в гости приехала младшая сестра с семьёй, они приветливо улыбались и старались угостить меня конфеткой. Скоро эти конфеты, которые я сжимала в ладошке, растаяли и превратились в серо-коричневое шоколадное месиво. Я стала оглядываться по сторонам, размышляя, куда их выбросить.
- Ну, что там у тебя стряслось? – потихоньку спросила мама, наблюдая за мной.
Я разжала руку.
Мама тихо засмеялась и тоже оглянулась по сторонам. А потом выбросила злосчастные конфеты в траву. И мы с ней вымыли руки в близлежащем арыке.
Мне уже стало скучно. Было жарко и хотелось пить. К тому же панамка, которую меня заставила надеть мама, была велика и постоянно падала с головы. Я её за это ненавидела. Не маму, конечно, а панамку.
- Так жарко…хочу домой, - захныкала я. Мама дёрнула меня за руку, и пришлось замолчать.
А тётя Надя, видно, решила похвастаться перед нами тем, в каком замечательном месте она работает. На территории плодопитомника располагался огромный плодоносящий сад с ровными рядами ухоженных деревьев. Дяденька, который был с нами, разрешил собрать ранние яблоки и груши, упавшие с деревьев и лежащие на земле в приствольных кругах. И ушёл по своим неотложным делам. Тётя весело подмигнула родителям, и они принялись дружно рвать яблоки и груши прямо с деревьев. Предусмотрительно захваченные с собою сумки наполнялись быстро – папа еле успевал относить их в машину, которая, к счастью, находилась неподалёку. Эти ярко-жёлтые, с мелкими тёмными крапинками груши, бережно упакованные в бумагу, мы привезли домой, и только там я оценила их неповторимый вкус.
На следующее утро родители уехали по делам, и я могла сколько угодно бродить по саду, рассматривая диковинные деревья и кустарники. В ту пору на участке тёти буйно цвёл гранат, и можно было долго, запрокинув голову, рассматривать его ярко-алые цветы. Кстати, вопреки расхожему мнению, плоды граната относятся не к фруктам, а к ягодам – скорее всего, потому, что внутри много семян, как, например, и в ягодах клубники.
На подворье никого не было. Я осмотрелась и для начала отправилась к арыку. Эта небольшая и не слишком глубокая канавка с водой проходила через весь участок и была частью оросительной системы. Климат-то жаркий, без воды никак не обойтись. По берегам арыка прыгали маленькие ярко-зелёные лягушата. Я принялась их ловить, а соседские дети с изумлением смотрели на меня сквозь штакетник старого забора. Они что-то говорили на своём языке, но я ведь не могла понять ни одного слова!
Во дворе, рядом с домом, величественно ползали огромные черепахи. Поднатужившись, я переворачивала их на спину и с любопытством ждала, когда они смогут возвратиться в прежнее положение. Одни поджимали толстые лапки и прятали свои серые головы, похожие на змеиные, в панцирь. А другие, наоборот, лихорадочно перебирали короткими ножками, но это ни к чему не приводило, и они тоже застывали без движения, словно засыпая под лучами палящего июньского солнца. Взрослые возмущались, когда я так играла с черепахами, поэтому я всё-таки помогла им перевернуться.
Потом отправилась в сад. Тётя была великая труженица. Чтобы содержать сад, огород, хозяйство и дом в таком порядке, надо было приложить много усилий. Ещё она занималась выращиванием шелкопряда. Это был дополнительный заработок. В отдельной комнате в больших картонных ящиках лежали противные белые гусеницы. Они ничего не делали, только ели и ели целыми днями и ночами листья тутовника. В рамках программы по развитию шелководства государство после закупки шелкопряда из Китая и культивирования в инкубаторе передавало его бесплатно людям для выращивания коконов, таким образом стимулируя производство шёлка в республике. Личинки эти удивительно чувствительны: в помещении не должно быть сквозняков, посторонних запахов и громких звуков. При несоблюдении требуемых условий гусеница не станет свивать кокон и умрет, и все старания шелководов окажутся напрасными.
Я сорвала красивое бело-розовое яблоко, но оно оказалось недозревшим, просто скулы свело от кислоты. И вдруг поблизости послышался какой-то странный шелест, похожий на звук пересыпаемого песка. Обернувшись, я остолбенела от ужаса: прямо ко мне по песчаной дорожке с шипением ползла толстая змея странного оранжево-жёлтого цвета. Я понимала, что надо было бежать отсюда изо всех сил, но не могла пошевелить ни рукой, ни ногой от страха. Может быть, именно это меня и спасло: в метре от моих ног змея, вильнув хвостом, повернула направо и скрылась среди камней. И тогда ко мне вернулась способность передвигаться: с громким рёвом я бросилась вон из сада. И только в доме почувствовала себя в безопасности. В комнату заглянула встревоженная азербайджанская бабушка, которой, по всей видимости, поручили за мной приглядывать. Но я нашла в себе силы улыбнуться, и она успокоилась.
Об этом происшествии я родителям не рассказала, иначе моя свобода закончилась бы очень скоро. Зато после возвращения домой удивила библиотекаря просьбой подобрать мне книгу, где рассказывается о ядовитых змеях. Выбрав подходящую картинку с изображением особи, увиденной мною в саду тёти, я прочитала: «Один из широко распространённых представителей фауны территории Северного Кавказа, желтобрюхий полоз, славится своими размерами, и относится к категории наиболее крупных змей Европы. Средние размеры взрослых особей часто превышают 2,5 метра. Вид отличается оливковой или желтоватой кожей, выпуклыми глазами, оранжевым брюхом и достаточно задиристым поведением. Эта змея характеризуется агрессивностью и способностью наносить довольно болезненные укусы человеку, но яд желтобрюхого полоза для людей абсолютно безопасен».
Это приключение запомнилось мне на всю жизнь.
На Кавказе я встретила свой восьмой день рождения. Тётя Надя сшила мне восхитительное платье: белое, в крупный зелёный горошек, с широкой юбкой и короткими рукавами под названием «крылышки». Я бегала и прыгала в этом платье по всему двору так, что его подол развевался, и все смеялись.
- И ещё у меня для тебя будет другой подарок, подарок-сюрприз,на долгую память обо мне, - загадочно улыбнулась тётя.
В субботу мы отправились на автобусе в Мингечаур, где жила ещё одна моя тётя. От автовокзала к её дому идти было далековато, к тому же пришлось заходить в разные магазины, которые то и дело встречались на пути. Мама и тётя Надя рассматривали какие-то товары и оживлённо их обсуждали, а мы с папой вели себя смирно и скучали.
Своего жилья у дяди Геры с тётей Нюсей не было, они снимали небольшой домик в частном секторе неподалёку от побережья реки Куры. Дом хозяйки находился рядом, а небольшой участок между двумя строениями был сплошь усажен розовыми кустами. Я просто ахнула, увидев это великолепие! Здесь не было ни привычной кудрявой картофельной ботвы, ни грядок с помидорами, луком и огурцами. Одни розы, гордо несущие свои бутоны красного, алого, розового и жёлтого цвета. Это было очень необычно и очень красиво. Мы чинно шли по дорожке, а с обеих её сторон благоухали розы. И вдруг я увидела на веранде дома свою двоюродную сестру Милю, которая была старше меня на один год, один месяц и один день. Она стояла, опершись на перила. Я со всех ног бросилась к ней. Ведь мы не виделись целый год!
На просторной веранде уже был накрыт стол, глядя на который, я подумала, что столько еды мы точно не сможем съесть, но ошиблась: мы справились.
Дядя Гера работал механиком в автомастерской и хорошо зарабатывал. А тётя Нюся занималась воспитанием дочери и домашним хозяйством. В доме было много красивой посуды и дорогих безделушек. Чистота была идеальная, а приготовление пищи для тёти было не просто обязанностью, это было каждодневное творчество. Повсюду: на полу, на стенах, на кровати и диванах были яркие ковры и коврики.
За обедом тётя Надя подарила мне набор серебряных чайных ложечек. Все захлопали в ладоши, а тётя Нюся удивлённо поджала губы: она посчитала подарок не подходящим для такой маленькой девочки.
Устав от обилия еды и взрослых разговоров, мы с Милей ушли в комнату и расположились на большом ковре прямо на полу. Сестра показывала мне свои игрушки.
- А вот это матрёшка, - сказала она, доставая с полки деревянную куклу с голубыми глазами и в пёстрой шали, - если её раскрутить, то внутри будет ещё одна, а потом ещё.
Я изумлённо вскрикнула: на ковре перед нами оказались шесть матрёшек, выстроившихся по росту.
- А хочешь поменяться? Я тебе отдам матрёшку, а ты мне – чайные ложечки.
- Конечно, хочу! – с радостью согласилась я.
Потом в комнату заглянула тётя и позвала пить чай с пирогами, затем мы гуляли в саду, и хозяйка хотела срезать самые лучшие розы для русской девочки, приехавшей в гости. Но я отказалась: пусть они растут и радуют всех своей красотой.
Так и прошёл этот замечательный субботний день. Перед сном дядя Гера предложил всем по очереди рассказывать смешные истории из своей жизни. Но я слушала не слишком внимательно, потому что лихорадочно искала в своей памяти такую историю. Но не находила. К счастью, до меня очередь не дошла: все утомились и начали дремать.
На следующее утро я встала пораньше и сразу же выбежала на улицу: хотелось посмотреть, как просыпаются розы. Волшебное тихое утро ласкало их нежные лепестки, осыпанные, словно жемчугом, крупными росинками, и каждый бутон раскрывался навстречу солнечным лучам.
Мне не удалось вдоволь налюбоваться этой красотой: надо было завтракать поскорее, потому что нам предстояла поездка в Баку, к дальним родственникам тёти Нади.
- Баку – столица Азербайджана, город нефтяников, изумительно красивый город, - рассказывала по дороге тётя, но я её почти не слушала, потому что хотела спать.
У меня до сих пор хранится общая фотография, сохранившая память об этой поездке. Фотография, запечатлевшая наши счастливые улыбки.
В Баку нам с Милей не понравилось. После похода в фотоателье взрослые отправились на прогулку по магазинам, а нас оставили в душной квартире с многочисленными детьми родственников. Присматривала за нами старшая девочка, которой было лет 14. Устав от духоты, мы вышли во двор многоэтажного дома поиграть, но прогулка не удалась. Смуглые дети играли в свои незнакомые шумные игры, а мы с сестрой сиротливо стояли в сторонке. И все на нас оборачивались, особенно их внимание привлекали мои льняные косички и светлая кожа, к которой совсем не прилипал загар.
Зато вечером, когда вернулись довольные родители с удачными покупками, нашей радости не было предела. Всю обратную дорогу я спала, и в посёлок, где жила тётя Надя, мы вернулись поздней ночью.
Утром я проснулась от жара и жуткой жажды. Ничего не хотелось: ни вставать с постели, ни завтракать, только пить. Потом стало холодно, и я попросила дать мне тёплое одеяло.
- Заболела, - грустно сказала мама, трогая прохладной рукой мой горячий лоб.
Вскоре пришла строгая женщина-фельдшер, которая долго меня осматривала.
- У неё малярия, - объяснила маме тётя Надя после разговора с докторшей.
О малярии мне и раньше приходилось слышать. У тёти Нади над каждой кроватью висел марлевый полог, она говорила, что это защита от малярийных комаров. Где-то поблизости ещё оставалась болотистая местность, где они разводятся. Но спать было душно, и ночью я потихоньку открывала этот полог, похожий на балдахин из восточных сказок.
Потом потянулись дни болезни, скучные и однообразные. Мама старалась приготовить мои любимые блюда, тётя привозила конфеты и пирожные. Приходили соседи, и каждый старался принести какой-нибудь гостинец. Но есть не хотелось.
Соседский мальчик, черноволосый и черноглазый, каждое утро приносил мне букеты роз. Я смотрела на них подолгу. Казалось, что они помогают мне выздороветь, словно делятся своими силами, жизненной энергией. Не то, что эти горькие жёлтые таблетки, которые я пила с отвращением. Папа и мама выглядели понуро и целыми днями не отходили от моей кровати. Тётя Надя, наоборот, пыталась действовать: приводила каких-то загадочных женщин, знающих толк в лечении нетрадиционными методами, готовила отвары из полыни и других лечебных трав.
Не знаю, что же в конце концов помогло победить болезнь, но вскоре я выздоровела.
Жаль, что память не умеет оживлять запахи, но мне отчего-то кажется, что я и сейчас различаю в предзакатной тишине вечера волнующий тонкий аромат умирающих чайных роз...
Мама стала собирать вещи в обратный путь, и вдруг вспомнила про серебряные ложки - подарок тёти.
- Давай-ка сюда ложечки, я положу их в чемодан.
- А у меня их нет.
- Где же они? – удивилась мама.
- Мы с Милей поменялись, я ей отдала ложечки, а она мне - матрёшку. Смотри, это кукла не простая, а с секретом: внутри у неё сестрёнки. Или дочки.
И добавила:
- Ложечек было шесть, и матрёшек тоже шесть.
Мама с тётей переглянулись.
- Что ж, будем считать, что обмен равноценный, - заметила тётя Надя. - Шесть на шесть.
И сёстры засмеялись.
Обратную дорогу домой я помню смутно, но полностью согласна с мыслью о том, что самое приятное в каждом путешествии – возвращение домой.
Лёжа на безраздельно принадлежащей мне теперь верхней полке плацкартного вагона (после тяжёлых дней болезни каждое моё желание выполнялось беспрекословно), под мерный стук колёс я думала о том, как теперь заждались меня дома дедушка с бабушкой, мои любимые подружки и кот Мурзик, и улыбалась.
Через несколько лет, когда Тофик надумал жениться, мама с папой снова отправились на Кавказ, на свадьбу племянника. Но меня с собой не взяли – наверное, в их памяти ещё жива была история с малярией.