Увы, будучи поздним ребёнком в семье, я знаю о подвигах своих предков весьма мало. Родственники, способные рассказать хоть что-то или давно умерли, или уехали в Израиль и Америку, остались лишь малые крохи знаний. Отец ничего не рассказывал, а мама вообще родилась в первый год войны, помнила лишь голод. Дед мой со стороны отца, Михельман Израиль Давидович, капитан второго ранга, доцент, во Второй мировой войне не участвовал, был эвакуирован вместе со своим институтом. Думаю: просто не отпустили, поскольку являлся гениальным изобретателем, после него остался целый чемодан с патентами. Зато во время гражданской войны совершил немало подвигов. Мне известен лишь один, когда дедушка вёз красноармейцам припасы на телеге, лошадь не то сдохла, не то застрелили, тогда Израиль Давидович выпряг её, взялся за оглобли да и дотащил груз сам и вовремя. Вполне верю этому рассказу, поскольку сам могу сдвинуть полтонны и волочить не менее трамвайной остановки, а я в жизни никогда не тренировался и не могу сравниться с настоящим воином.
Увы, война оставила и ужасные следы. Мой отец, десятилетний ребёнок, попал под бомбёжку мессеров в своей школе, испугался, начались проблемы с щитовидкой, а через пятьдесят восемь лет уже русский врач - маньяк перепутал раздувшуюся щитовидку с опухолью и пытался её искать в средостении, убив моего родителя, в остальном, полностью здорового человека. Закончил дело, начатое фашистами и не понёс за это вообще никакого наказание, выгнали с работы лишь, когда убил ещё двух пациентов.
Точно знаю, что были ещё какие двое родственников со стороны отца, погибшие на войне, и один, некий Арик, вернувшийся без ног, но не имён, ни званий не сохранилось.
Отец со стороны матери, Нейштадт Соломон Айзикович, всю войну прошёл, точнее, проехал шофёром, ни о каком его свершении или наградах я не слышал, но думаю, что и он был смел, поскольку трусов в нашем роду отродясь не водилось, да и возить грузы под бомбами и обстрелами, без оружия, не менее сложно, чем идти в атаку. Нельзя не упомянуть и ещё один след войны. Дедушка хотел вывезти свою семью в эвакуацию, неосторожно посадил беременную жену в кузов, машину тряхнуло, на бедняжку упал какой-то ящик, ударил в живот, из-за чего моя мама родилась с близорукостью. Машину остановили и повернули назад, всё оказалось напрасным.
Моя бабушка Евгения Прут оставалась в Москве, с тремя детьми на руках (ещё один, новорожденный умер, зато молоком кормила выживших), шила телогрейки для бойцов в подвале без окон и вентиляции, дышала пылью и из-за этого заболела туберкулёзом и умерла в ужасных муках на руках у своей старшей дочери. Сердце было очень сильным, а лёгкие полностью сгнили.
Помимо этого, двое кузенов бабушки воевали, и ещё один, комиссар, попытался повести бойцов в бой, вышел из окопа с пистолетом в руке и тут же был убит своими же красноармейцами, не желавшими рисковать под пулями, в спину. Рассказал это однополчанин, привёзший известие печальное. Антисемитизм никуда не делся и во время великой войны.
Ещё одна родственница после войны усыновила молодого солдатика – художника, потерявшего ноги, от которого отказались родители, выходила, помогла ему найти работу, приняла в своей квартире жену, которую привёл после, а после оставила в наследство.