Настоящая литература всегда элитарна. И элитарна не только потому, что она сама по себе содержит зёрна эксклюзивности и величия, но в силу того что есть интеллектуальная группа людей, которая в ней нуждается.
Литература России стала великой, когда возник круг читателей способных восхищаться стихами Пушкина, Лермонтова... Число таких читателей росло, поэтому и явились Гоголь, Достоевский, Островский, Чехов, Блок, Цветаева...
Ленин не только много сам писал, но и читал. Сталин, который выдающимся умом уже отличался, тоже оставил несколько томов. Я не разделяю взгляды этих людей, но они оба считали, что в стране должна в идеологических целях существовать сильная литература.
Хрущёв интересовался литературой по инерции, Брежнев был не прочь, чтобы за него кто-то написал о его деяниях - то есть пока в верхах сохранялся интерес к литературе, а инженеры, учителя, врачи, учёные имели статус необходимой обществу элитной прослойки - литература продолжала развиваться.
Застоя в этой сфере не было.
Он наступил потом, когда к власти прорвались «новые русские» - люди, что недавно работали директорами гастронов, баз, цеховики, бывшие работники партийных и комсомольских органов, чекисты и криминальные элементы. Эта публика, если интересовалась книгами, то только такими, что могли принести прибыль.
Всё!
Книжные магазины постепенно стали закрываться, так как у той части народа, что всегда активно интересовалась книгами, денег на них не хватало.
Почему в гитлеровской Германии жгли книги? Во время нацизма у власти в стране была прослойка из лавочников, еврейторов и пр..
Интерес к литературе прививается новым поколениям со школьной скамьи. И если такой программы нет, а руководство страны не отличается креативностью, то литература, к сожалению, начинает влачить жалкое существование.
Один публицист (А.Бурьяк) написал по этому поводу:
«Можно говорить об уровнях интеллектуальности политики. Чем
менее интеллектуальна политика, тем больше просматриваются в ней
инстинкты в качестве мотивов.
То, что делается при Путине в аспекте нравов, можно назвать
обезьянизацией, то есть, возвращением к более примитивной форме
социального устройства и морали, при которой существа руководст-
вуются не порядком, о котором договорились, чтобы не тратить си-
лы на борьбу между собой, а соотношением сил и обстоятельствами:
если у тебя появилась возможность безнаказанно отобрать чужой
банан, ты его и отбираешь, а что ты увеличиваешь таким образом
риск того, что отберут банан у тебя, плюс обрекаешь себя на
постоянную бдительность вместо нормального сна в кронах деревьев,
плюс можешь нарваться на то, что тебя и вовсе прибьют как
беспокойного конкурента, -- для обезьяньего мышления слишком
сложно.
Если у Ленина стояла в плане электрификация всей России, то
у Путина, судя по делам, в плане стоит обезьянизация всей её же.»