Жизнь странствующего музыканта — дорога, и никогда не знаешь куда она приведёт под вечер.
В старом трактире низкие потолки, гомон людских голосов, скрип дощатых половиц и смех.
Здесь щедро льётся эль, и рассказываются истории.
Грэг давно привык к таким трактирам. Здесь тепло и всегда найдётся ужин, а потом он возьмёт в руки лютню, и расскажет свои истории тем, кто будет готов слушать.
Пальцы едва коснулись струн, и гул голосов, стук кружек, стихают. В стенах старенькой таверны льётся музыка, проникая даже в самые усталые сердца.
Он поёт о великанах и замках, о несчастной любви и верности, о росистых лугах на рассвете, о доблестных рыцарях, погибающих за честь и достоинство, о королях и мальчишках, мечтающих о подвигах.
Менестрель давно позабыл откуда началась его дорога, но в песни вплетается грусть его души, тоскующей по утраченному.
Аккорды надежды — ноты его музыки. О ней он никому не расскажет. Только всё равно она зазвучит в каждой мелодии, ибо у неё свой звук, и Грэг сам не понимает, как начинает петь о своей мечте: обрести дом, любовь, своё пристанище, чтобы выходить на дорогу как выходит ранним утром кузнец, поцеловав жену и простившись с детьми до вечера.
Что особенного в песнях бродячего музыканта? Ничего. Вот только голос юноши так звонок, а взгляд устремлённый в светлую даль, так прекрасен, что каждая спетая им песня, отзывается в душах, рождая образы, поднимая из глубокого забытья то, что давно казалось потерянным.
***
— Не шёл бы ты на ночь глядя. В наших краях никто не откажет путнику в ночлеге.
Трактирщик стар и улыбка у него отеческая, но музыкант привык ночевать у костра в лесу, а то и просто под звёздным небом, расстелив плащ на мягкой траве.
— Добрый эль у тебя и добрые люди вокруг, но мне пора. Лес — старинный друг, нам уютно вместе.
— Поговаривают что нынче в наших лесах такая зверюга бегает, что всех рыцарей запросто слопает.
— Есть у меня баллады о чудовищах. А из такой сказки сочиню ещё одну о битве зверя с менестрелем и о победе песни над кровожадностью.
— Зря не слушаешь, — трактирщик наклонился над стойкой и зашептал.
— Не простой зверь, а рыкающий. Укусит — погибнешь.
— Брось, отец, мне всегда помогала музыка, я с ней не расстаюсь.
— А у тебя и правда, как я погляжу, одно оружие, — рука незнакомца легла на плечо странника, — хрупкая лютня. Не больно много с ней навоюешь.
Грег оглянулся. Вспомнил человека в чёрном плаще, молча слушающего его песни за одиноким столиком. Вспомнил и сразу подумал, — из благородных видать. Осанка, тонкие черты лица, да и меч под плащом заметен.
— Не переживай за мальчишку. Если кто нападёт, то я уж так и быть подсоблю ему: споём вместе монстру, чтобы убежал быстрее.
Мужчина бросил на стойку тугой кошелёк и вышел за дверь.
Грег весело улыбнулся, — хорош защитник уже ускакал шутник. Ну что ж, петь и одному не скучно.
***
Устроился под высокой сосной рядом с едва тлеющим костром. Теплая летняя ночь и лесные духи утащили его в чудесный сон.
Тропинка, бегущая по широкому, заросшему травой и цветами полю, светится от ласковых солнечных лучей, и ведёт его к дому за деревянной изгородью. Там распахнута дверь, и кто-то стоит на крыльце. Сердце бьётся сильнее — давно угаданная встреча. Ещё немного пройти и он откроет калитку, и войдёт в свой дом.
Свора псов залаяла одновременно, и голубое чистое небо вмиг обернулось тёмным ужасом.
Огромная морда змеи нависла над ним. Горящие глаза, разинутая пасть, жало, тянущееся к лицу.
Грэг откатился за сосну и вскочил.
Громадный зверь проскакал мимо него.
Он был страшен, и лай собак шёл из его брюха, но это были не собаки, а рёв монстра, несущегося по лесу, ломающего всё на своем пути.
Зверюга была гибкой, ловко прыгала на такую высоту, что могла достать до верхних веток.
Грэг скорчился за сосной, прячась в темноте.
Зверь возвращался, рыча, высовывая змеиную голову в поисках добычи.
Юноша прыгнул, надеясь удрать дальше в лес и задел рукой струны лютни.
Змеиная голова повернулась в его сторону.
Монстр был слишком быстр, и в следующий момент, расшвыряв копытом горячие угли, прыгнул и навис над Грэгом, щелкая раздвоенным языком.
Странник застыл. Перед глазами пронеслась тропинка из сна, и он успел подумать, что сон не будет вещим.
Чудище взревело, будто что-то причинило ему боль и отскочило в сторону.
Стрелы, одна за другой, бились об его шкуру и отскакивали от неё.
Они летели справа, и Грэг не видел стрелка, но услышал его голос.
— Прочь с дороги, юнец, дай-ка я пристрелю этого сукиного сына, — и ещё несколько стрел сорвались с арбалета.
Незнакомец: человек из таверны в черной накидке, вышел под лунный свет и менестрель увидел, как сияют рыцарские доспехи под распахнутым плащом, но увидел и зверя метнувшегося в его сторону. Он двигался скачками неумолимо приближаясь к жертве.
Незнакомец сбросил плащ, и в руке блеснул меч.
Только чудовище было уже слишком близко. Удар копытом отбросил рыцаря, а монстр перескочил через его тело, словно собираясь играть с добычей.
Лес вновь огласился лаем, рычанием, визгом. Всё вокруг вторило рыкающему брюху зверюги, и луна дрожала в воздухе.
Незнакомец пытался подняться, но видно удар был сильный, и рука не могла дотянуться до меча.
— Ко мне! Быстрее!
Юноша побежал и перехватил, летящий в его сторону меч.
— Бей в глаз, в пасть, в горло, — командовал рыцарь, — у тебя только один шанс: подойди как можно ближе и кинь меч со всей силы.
Меч казался таким хрупким по сравнению с монстром, которому люди не доходили и до брюха.
Но Грэг не собирался отступать. Он слышал как хрустели ветки под копытами, как ревел лес и только сильнее сжал рукоятку меча.
И когда в высоком прыжке зверь подлетал к нему он швырнул клинок, целясь в горло.
Сквозь рёв, сотрясающий все вокруг, сквозь свой отчаянный крик он расслышал как незнакомец, сложив странные слова в фразы, бросал их вслед летящему клинку, и меч в полёте засветился. Сияющее голубое пламя разгоралось, и через мгновение зверь захрипел. Из его брюха вырвался дикий вой стаи псов, и лес застонал, сгибаясь кронами. Змеиная голова взвилась вверх. Грег увидел клинок торчащий из шеи чудовища.
— Промахнулся, — ужаснулся юноша.
Но монстр обмяк, повалился на землю, изрыгая кровавую пену.
***
— Ты маг?
— Глупости.
— Я же всё видел.
Они сидели у костра и страннику так много хотелось узнать, но новый друг был неразговорчив.
— С тобой-то всё в порядке? Ни царапины?
— Тебе досталось, а ты обо мне беспокоишься. Спасибо, конечно, но если б и были царапины что такого?
— Рыкающий зверь магическое существо. Если он тебя укусил, то придётся мне нестись в пещеры за жёлтыми цветами.
— Какими цветами?
— Рыцарь словно не слышал, думая о чём-то своём.
— Это чудовище не появляется просто так. Но теперь я свободен.
— Думаешь по твою душу пожаловал?
— Допустим. Он не уйдёт из леса пока не убьёт того, кто ему нужен.Так говорят легенды.
— А как говоришь ты?
— Я? Я верю в предания и теперь уйду спокойно. Монстр убит, жизнь продолжается. Точно не успел тебя укусить?
— Не успел. Но всё же почему клинок сиял? Что за слова ты кричал? Это магия?
— Это латынь, мальчик. Я молился за тебя вот и всё, и ты меня спас.
— Скорее ты меня. Всё моё оружие — лютня.
— Значит мы помогли друг другу.
Рыцарь поднялся, накинул плащ и, завязывая тесёмки, подмигнул музыканту.
— Сложишь новые песни о страшных чудовищах, мечах и магах?
— Как знать, правда сейчас мне не до песен и я охотно покинул бы этот лес.
— Поехали. Моя лошадь довезёт нас до развилки дорог, и там мы и простимся. Назови мне свое имя.
— Грэг, а что?
— Осторожный и бдительный. Хорошее имя, только не больно ты ему соответствуешь, раз спишь в лесах, где монстры охотятся.
Вот осторожный — верно. О себе просто так не рассказываешь. Но я слушал твои песни и понял: сердце тоскует не по дорогам и трактирам, а по простой жизни. Так найди её, а когда найдёшь пригласи на свадьбу.
— Я бы пригласил, но ты не назвал своего имени и куда присылать приглашение?
— Скажи ветру: "Я зову того, чьё разбитое сердце вылечили мои песни", — я услышу.
— Странный ты человек. Почему ты оказался здесь? Ты же ушёл раньше.
— Мальчик, ты даже не знаешь насколько волшебна твоя музыка. Я никогда никого не защищал, так уж случилось. Бился только за себя. Но ты пел о чести, верности, о рыцарской доблести, и я услышал то, что давно позабыл,
Ты рвался в лес, и ещё бы день назад мне было бы наплевать сожрёт тебя эта зверюга или нет. Но ты пел о тех, кто не бросает в беде, кто защищает слабых, пел о достоинстве и битвах, где можно сложить голову, но остаться рыцарем, а я и это успел забыть.
Только прошу, не сочиняй об этом песен. Иначе мне придётся вызвать тебя на поединок.