Повесть о капитане Хихлушке и его собаке Лирке

ПОВЕСТЬ О КАПИТАНЕ ХИХЛУШКЕ И ЕГО СОБАКЕ ЛИРКЕ
Сюжет повести основан на реальной истории жизни и подвига нашего земляка, белгородца, капитана милиции Ф.С. Хихлушки. В городе его имя носят одна из улиц и гимназия номер двенадцать.
Консультанты: полковники милиции в отставке Е.Г. Гудзь, А.И. Доронин, И.С. Плясов, Н.Ф. Леонов, В.М. Журахов, бывший участковый Воскобойников. 

Пролог
Джульбарс повёл носом, тревожно принюхиваясь к порыву горячего ветра, и сержант Фёдор Хихлушка замер. Сержант коренаст, с лёгкой походкой, силён, задирист и сноровист. Позади тревожно застыл рядовой Семёнов, фронтовик. Этот слегка рябоват, из-под зелёной фуражки выбивается огненно-рыжий чуб. До самого Кенигсберга дотопал. Семёнов – разведчик и диверсант. В послужном списке несколько десятков успешно выполненных заданий в немецком тылу, пяток ранений, ещё больше «языков». Хихлушка ему немного завидовал, сам-то он в действующие части попал под конец войны, и в боевых действиях не участвовал. Всё больше в специальных операциях НКВД. А с сорок четвёртого года уже здесь прописался, на Туркменской границе, с Джульбарсом.

Он хоть и сержант, но в их паре привык больше на опыт Семёнова полагаться. Прислушивался к бывшему разведчику, признаться, с удовольствием. Боевой опыт, да ещё и за линией фронта, он много стоит. А то, что рядовой, так это сплошь и рядом бывает. Один из лучших специалистов в своём деле, а от званий шарахался, как один известный персонаж от ладана. Так рядовым войну и закончил
Дома у Семёнова семья, двое детишек. Дочка пяти лет, старшая, и мальчуган – совсем кроха, месяца ещё нет. Последний год дослуживает. Начальство обещало отпустить  его на родину уже зимой.

Тропа убегала на вершину небольшой горки, петляя меж огромных, словно специально накиданных камней. Среди них любой нарушитель спрячется, тут и подготовки специальной не нужно. Посиди, подожди, пока  наряд мимо прошествует, и беги дальше, вглубь советского Туркменистана.
А там уже как повезёт. Если не попадёшься на глаза местному пастуху или мальчишке, собирающему хворост. Если сумеешь, обманув органы власти и НКВД, весьма активно работающие в приграничном районе, затеряться в небольшом городке, больше похожем на крупный кишлак, что отсюда в десятке километров, то, может, и есть шанс.

Обычно, на нашу территорию перебирались соседи или родственники приграничных жителей. Таких и ловили легко. Но случалось с заданиями, отнюдь не добрыми переходили матёрые диверсанты. Этих выловить не просто. На какие только ухищрения не шли нарушители, чтобы обмануть советских пограничников!
Вот только, метров сто как миновали, границу пересекли овцы, голов пять. Наверное, отбились от основной отары. Может, волк напугал, может, барс. Есть вероятность и организованного перехода. Нарушитель может нацепить на башмаки копыта барана, по следам шибко-то не отличишь. Тем более, что следовая полоса здесь шириной всего метра три, а с обоих сторон каменистая почва, на ней следы не остаются.

Похоже, в этот раз пограничники наряда что-то упустили, в отличие от Джульбарса. Саму отару обнаружили, конечно. Овцы мирно паслись в кустарнике. На всякий случай вызвали ракетой мобильную группу, а сами пошагали дальше по маршруту.

Держались настороже, мало ли. Вдруг неслучайно овечки на советскую сторону забрались, и сейчас нарушитель, отстегнув копыта от башмаков, прячется где-то в камнях. Ожидает, когда пограничники удалятся. Всё рассчитал злоумышленник, ко всему приготовился, но вот порыв ветра, прилетевший со стороны каменных навалов, не учёл. Как и отличный нюх пограничного пса.
Опытным Семёновым командовать, только мешать. Рядовой метнулся за ближайшую булыгу, занимая место и выставляя ППС. Хихлушка дёрнул в другую сторону, тоже пытаясь уйти в мёртвую для наблюдателя зону, если он, конечно, есть. В любых подозрительных случаях пограничники старались действовать так, будто находятся под прицелом. Не раз эта перестраховка спасала жизни.

До камней здесь далековато, и Фёдор с разбегу съехал в крошечную низинку, похожую на воронку. И Джульбарса затащил. Пёс нервничал всё больше. Едва дождавшись, пока хозяин притихнет, выставил голову над каменистой землёй, и в напряжённой тишине раздался приглушённый рык. А вот это уже сигнал! Учёный пёс просто так рычать не станет. Есть кто-то в камнях!

И теперь задача его оттуда выкурить. Спустить Джульбарса – вариант. Но Хихлушке он не нравился. Почти наверняка нарушитель вооружён. И кому достанется первая пуля? Правильно, собаке. Подставлять своего друга под выстрелы сержанту не хотелось. Если уже атаковать, то хотя бы зная, где враг засел, чтобы суметь прикрыть пса своими выстрелами.

Это же вторая собака Хихлушки на границе, первая Дойра погибла, преследуя нарушителя. Ножом он её. Потом, понятно, гада задержали, но собаку-то не вернёшь. А ведь пограничная овчарка – это не обычная собака, а тренированная. Сколько сил, и терпения, бывало, потратишь, пока из жизнерадостного комочка дружелюбной энергии вылепишь настоящего напарника, мудрого, смелого и умелого, никакой учётчик не посчитает. И это не говоря о том, что за время подготовки привязываешься к собаке, как к родной. Тут уже точно десять раз подумаешь, прежде, чем спускать её с поводка.

Горло пса дрожало, Джульбарс катал рык в горле, до определённого момента не выпуская его на волю. Хотя в атаку он побежит молчком, это сейчас, чуя притаившегося врага, нервничает.
Хихлушка жестом показал примерное направление для Сидорова. Тот кивнул. Перехватив карабин поудобнее, пополз в сторону, собираясь зайти нарушителю за спину.

Хихлушка решил, что отсиживаться в укрытии дальше будет неправильно. Товарищ рискует, а он чем хуже? Покрепче ухватив собаку за ошейник, рывком выскочил  из низинки. Выбрав глазами ближайший булыжник, пригибаясь, побежал к нему.
Пуля выбила искры из-под ног, когда миновал половину расстояния. Понимая, что упасть прямо здесь, значит, подставить невидимому стрелку спину, Хихлушка удвоил прыть, стараясь бежать зигзагами.

Два выстрела, и две пули звонко щёлкнули по каменистой крошке сбоку и за спиной. «Поздно, батенька»,  – тяжело дыша, Хихлушка свалился за невысокой, где-то по пояс, булыгой. Рука тут же прижала голову пса, готового бежать дальше. Нет уж. Сначала осмотреться. К тому же время сейчас на стороне пограничников. Маневренная группа, наверняка, уже в пути. Так что им можно вообще ничего не делать. Достаточно, просто удержать непрошенного гостя на месте.

Нарушитель тоже это понимает. И сейчас в его голове крутятся самые разные мысли. Но все об одном: как выбраться из ловушки, в которую сам себя и загнал. Подниматься наверх по склону от камня к камню – да, вполне реально. Но тут два «но». Во-первых, ближе к вершине горушки камни мельчают, и на высоте спрятаться за ними уже не получится. А во-вторых, он же не мог забыть о втором пограничнике наряда. Нарушитель вряд ли полный дурак, а потому скорей всего догадывается, что раз он видел только одного, второй в эту минуту подкрадывается с другой стороны.

Бежать вниз – тоже не годится. Тут его ждут с распростёртыми объятиями. Ещё и собака, от неё точно не убежишь. Выходит, выходов-то у нарушителя и нет. Почти. А почему почти? Да потому что на его месте Хихлушка попробовал бы двинуться по склону. Лавируя между нагромождениями, рывками, чтобы пограничники не успели прицелиться. Шанс есть. Ну, это он так думает. Прибудет подмога, обложат со всех сторон, никакие гениальные задумки не помогут. Но вот крови попортить ребятам он сможет. Особенно, если забьётся в какую-нибудь щель, отстреливаясь до последнего. «Нет, надо брать, пока тёплый и надеется на что-то». Хихлушка снова с силой придавил собаку. Джульбарс чует врага, дразнящий запах чужого щекочет ноздри, и возбуждённый пёс уже несколько раз порывался броситься в атаку.

«Терпи, Джульбарсик, терпи», – сержант примерился к следующему камню.
Тот повыше и к нарушителю ближе. Оттуда, если что и атаковать удобнее. Вот только на пути к нему пару низких, по колено, булыжников, и вокруг открытое простреливаемое пространство. А подобраться туда было бы неплохо. Когда Семёнов отвлечёт стрелка, оттуда пёс настигнет нарушителя двумя прыжками.
Хихлушка подхватил камень поувесистей. Размахнувшись, из неудобного положения, швырнул в сторону. Как и ожидал, выстрел зазвенел рикошетом именно там, куда упал камень. В тот же момент сержант, не разгибаясь, рванул к намеченному булыге. Ступни на склоне искривлялись до боли. Но сейчас не до неё. Пару раз поскользнулся, к счастью удалось удержаться.

Пуля взвизгнула над головой, а в следующий момент Хихлушка ушёл в прыжок. Обдирая колени и локти, свалился за намеченный камень. Руку дёрнул натянувшийся поводок, Фёдор с трудом удержал набравшую скорость собаку. Джульбарс разочаровано заскулил.
Ещё выстрел и ещё. Похоже, нарушитель палит в белый свет от злости. Ну, теперь пускай палит, здесь ему сержанта не достать.

Джульбарс снова, то ли заскулил, то ли зарычал. От нетерпения пёс уже не может сидеть на месте. Глаза его обычно карие, налились тёмным. С каким бы наслаждением он сейчас вцепился в горло врага. А его не отпускают! «Сколько тут до нарушителя? Метров десять, пятнадцать? Для собаки пара секунд. Но рано, рано. Враг смотрит на нас, один выстрел, и капец тебе, псина. Где же ты, Семёнов?»

Загремели новые выстрелы, звук чужой винтовки перебил знакомый – ППСа. Наш! Хихлушка резко выглянул, готовый стартануть. Поводок натянулся, казалось, до предела. Чуть, и порвётся. Хихлушка с трудом удержал пса. «Ещё пару секунд, пусть про нас забудет». Пальцы замерли на карабине ошейника.
Короткую очередь пистолета-пулемёта заглушили выстрелы чужой винтовки, и Хихлушка решился:
– Взять!

Щёлк, и пёс в длинном прыжке перелетел через камень.  Сержант бросился следом. Почему-то в этот момент выстрелы смолки. Джульбарс, махнув, хвостом, исчез в камнях. Фёдор, еще не понимая, что произошло, в несколько прыжков преодолел расстояние до нарушителя. Пёс, свирепо рыча, уже трепал того за руку. Стрелок, крепкий со злыми глазами, афганец, дико крутил зрачками, пытаясь пристукнуть собаку по голове прикладом, но Джульбарс так сильно дёрнул человека, что он промахнулся.

В следующий момент Хихлушка спрыгнул в расщелину. Мушка автомата уставилась в живот нарушителя. Тот замер, дико кривя губы.
Оторвав пса, неохотно отпустившего афганца, сержант перевернул врага на живот. Связав руки обрезком верёвки, хранящейся в кармане специально для такого случая. Поднял голову. Вершина соседнего камня вымазана в крови. «Семёнов!» Сержант одним прыжком оказался на булыге.
Рядовой лежал на спине, ноги неестественно согнуты. Хихлушки приходилось видеть убитых. С первого взгляда понял: Семёнов, фронтовик, прошедший всю войну, пал от пули нарушителя в мирное послевоенное время.
Хихлушка, ещё не веря самому себе, подхватил тело рядового. Голова его откинулась, на лбу чернела маленькая дырочка.
Хихлушка, согнувшись, взвыл от несправедливости произошедшего.

Глава 1
Сигнал пришёл от какой-то старушки-пенсионерки, сумевшей дозвониться из телефона-автомата до участкового. Выдернутый из-за стола, старший лейтенант Воскобойников, вытянутый, взъерошенный сразу набрал номер дежурного по городскому отделу милиции. А там уже подняли всех, кого смогли застать в этот вечер на рабочем месте, да и из дома кое-кого вызвали. Например, старшего инструктора служебного собаководства капитана Фёдора Семеновича Хихлушку, поджарого, крепкого, с крестьянскими ладонями-лопатами. Он уже готовился ко сну, намереваясь в кои веки лечь пораньше, как в дверь позвонил запыхавшийся посыльный.

Лирка – стройная овчарка светлой чепрачной масти уже вертелась под дверью, чуть поскуливая. Будто уже знала, что за ними пришли. А, может, и знала. Хихлушка с собаками имел дело с сорок четвертого года, когда восемнадцатилетним попал в учебку НКВД, откуда вышел через шесть месяцев начинающим вожатым, а всё равно собачьи секреты до конца не познал. Да и можно ли их познать? Фёдор Семёнович искренне считал, что любая собака сравни женщине. Хоть всю жизнь с ней проживи, а в определённый момент от сюрприза не убережёшься. Правда, с женой, Клавдией Андреевной, с которой судьба свела в одна тысяча сорок восьмом году, (они родом из одной деревни Староивановки Волоконовского района) такими мыслями не делился. Ну его, от греха. Это как раз тот случай, когда меньше болтаешь, спокойней спишь. И совсем не потому, что супруга его какая-нибудь язва или там, генерал в юбке, вовсе нет, вполне себе домашняя, тихая. Но…  В общем, не все мысли надо озвучивать. Это он понял давно, хотя, и не всегда получалось. Этот грех Хихлушка за собой знал и пытался бороться. Знал и о записи в личной характеристике: «не сдержан». Это бывает, да. Но только не с женским полом.
 
 Уазик-буханка завизжал тормозами на повороте к мосту, и милиционеры, набившиеся в его тесное нутро, дружно чертыхнулись.
Начальник областного уголовного розыска полковник Савченко, оглянулся с переднего сидения:
– Ну, шо вы там, все живы?
– Пока вроде, – отозвался капитан Доронин, отвечающий в горотделе за гражданскую оборону. – Но ещё пару таких поворотов, и не ручаюсь.
 –  Мишка, потише можно? – окликнул водителя капитан Плясов, обэхээсник, не ведомо каким образом попавший в тревожную группу. – Не дрова везёшь.
С водительского места обиженно гуднул Мишка:

– А чё? Мы спешим или нет? А, товарищ, полковник?
 – Спешим, спешим, – и, оглядываясь в салон, добавил. – Нежные какие!
Хихлушка, поглаживая твёрдо расставившую лапы Лирку, буркнул:
– У собаки когтей, как у кошки, нету. Да и кошка у тебя тут не зацепится. Пол-то металлический. Чем держаться, зубами? Тогда за что? А, Мишка?
Мишка коротко обернулся, но промолчал. Понимал, капитан шуткует. 
– А пусть за тебя держится, – подхватил участковый Воскобойников. – Вы, собачники на укусы крепкие.
– Крепкие! – возмутился Хихлушка. – Вот выйдем я тебя проверю. На крепость.
Воскобойников малость встревожился.

– Фёдор, ты шо, шуток не понимаешь? Я же так, к слову.
– К слову он, – проворчал капитан, успокаиваясь.
Машину тряхнуло, и народ в салоне, приглушая голос, снова заматерился.
– Ну, Хихлушку понять можно, – вставил свои «пять копеек» Литовченко, начальник службы охраны общественного порядка, удерживаясь за сиденье двумя руками.  – Он собаку выше любого человека ценит. Но и человек, к вашему сведению, существо ранимое. Так и душу вытряхнуть можно.
 – Во, во, – поддержал его опер Нерубенко, незлобливый деревенский парень, –особенно, когда мчат его неведомо куда посреди ночи.

На этом дискуссия выдохлась. Машина тем временем миновала мост через неширокую речку Северский Донец, и фары выхватили кусок пустыря. Тут же вдалеке мелькнули домишки улицы Широкой. Этот район белгородцы называли Пески, с ударением на первом слоге. Где-то здесь в эти минуты две молодежные группировки  – савинские и старого города готовились выяснять отношения. Как обычно, повздорили на танцах, что в городском парке устраивались. Слово за слово, кулаком в морду обидчику, и понеслось. Кархан –  предводитель савинских своих кликнул. Кто-то из верзил старого города ответил. Вот и массовая драка, получи, распишись.
Машину под охраной водителя оставили на обочине. Охрана, кстати, совсем не лишняя. Как поведёт себя разбегающаяся шпана, куда камни из карманов и металлические пруты полетят, когда милиция к ним выскочит, предугадать несложно. А Уазик – имущество государственное. За него отвечать придётся.

Первое апреля, день смеха. Отдыхать бы сейчас, если не дома, то хотя бы в дежурке, анекдотами время разбавляя. А тут приходиться топтать льдистую землю, прибитую вечерним заморозком. Небо свинцовое, ни звёздочки,  в самый раз для чёрных дел. Эх, как их ловить-то в такой темноте? Разбегутся же.
К месту предполагаемой массовой драки выходили двумя группами. Первая отправилась через глухой проулок, давая небольшого кругаля. Впереди Хихлушка, придерживавший поскуливавшую от нетерпения Лирку. С ним Плясов, Литовченко и Доронин. Остальной состав белгородской милиции двинул напрямки, через тополиную посадку.

То что, сигнал не ложный, убедились, ещё, когда только выгружались из машины. Глухие, гонористые голоса долетали и сюда, к трассе. Савченко, торопясь, разделил народ на две части, и сразу двинулись. И чем ближе подходили, тем громче разгорался «базар». Было понятно, ещё пару фраз в  такой тональности, и схлестнутся. Мордобития между городским районами в те годы – явление привычное. Редко какой мальчишка, не чурающийся улицы, мог избежать участие в таких совсем небезопасных потасовках. Большинство приходили на место сходок, как правило, заряженные по полной. Тут и обрезки труб, и куски арматуры, и разные свинчатки, кастеты. А то и просто вырванные из забора штакетины с торчащим гвоздём – страшное оружие. Встречались и обрезы, и даже ППШ и шмайсеры – откопанные в окрестных лесах.  Так что тревожная группа, торопящаяся к месту намечающейся драки, отдавала себе отчёт, что бегут они далеко не на скандал пьяного мужа со стервозной женой.

Тем не менее, из всей четвёрки только Плясов сжимал в руке табельный ТТ. Остальные доставать оружие не спешили. Хихлушка и вообще не собирался, справедливо полагая, что его главное оружие сейчас  натягивает  поводок, пытаясь поскорее добраться до волнующих чуткий нос запахов потенциальных преступников. У собаки всё просто: для неё все, в адрес кого сказано «фас» – элементы, требующие задержания. Тем более, что напряжение предстоящей схватки в эти минуты густым вареньем разлито по всему окружающему пространству. А уж опытная служебная овчарка такие категории фильтрует будь здоров.
Впереди началось. Чуть-чуть не успели. Нарастающие крики, вопли, крепко перемешанные  матом, слились в одну сплошную орущую волну. Выстрелы растерзали вечерний воздух, сначала из обреза. Следом несколько выстрелов из ТТ.  Это подоспевшие милиционеры палили в воздух, пытаясь остановит драку. Лирка в этот момент словно подпрыгнула, натягивая поводок с силой молодого бычка. Хихлушка, готовый к таким метаморфозам, с трудом удержал собаку. Последние метры уже бежали.

В момент огромную песчаную площадку заполнили другие крики: «Атас, Легавые. Валим, пацаны. Димка, рвём».
Выскочив на место битвы, милиционеры рассредоточились, умело отрезая отдельных бойцов и сразу заваливая их.  Кого успевали. Тут важно в первые же секунды зацепить как можно больше хулиганов. Всех всё одно не задержать. Оставшиеся без внимания милиции парни и подростки потекли в разные стороны мощными потоками,  вскрывшихся от льда горных речушек. Задержать их смогла бы разве что сплошная бетонная стена. Да и то не каждая.

Несколько секунд, и человек пятнадцать уже лежат в середине площадки головами друг к другу. Хихлушка, понимая, что гоняться за убегающими – дело неблагодарное, занялся более привычным и полезным делом – придерживая тянущую поводок Лирку, зашагал вокруг задержанных. Охранял, чтобы ничего не выкинули неожиданного.  Тут одно присутствие собаки рядом – неслабый фактор сдерживания. Убеги от неё! Хотя, не все это понимают. Ну, это их проблемы.
Милиционеры ещё подводили к общей группе других драчунов, когда один из парней, в темноте ни лица, ни фигуры путём не разглядишь, вдруг подскочил. Хихлушка только увидел, как чёрная тень мелькнула перед ним. Собака с такой силой рванул поводок, что Хихлушка еле удержался на ногах.
– Задержи его, Семёныч, – густой голос Савченко перекрыл крики и галдёж.
– Стоять. Куда? – Хихлушка, понимая, что не успевает спустить Лирку, рванул за убегавшим.

 – А ну стоять, кому сказал! – Хихлушка  кричал на бегу, ускоряясь, как на стометровке. Лирка, бешено рыча, тянула с неистовой силой.
Парень не удалялся, но и не приближался, явно нацеливаясь скрыться в маленьких улочках старого города.  В этот момент он на мгновение замер, оглянувшись. Выстрел громыхнул, показалось, в лицо. Ослепительная вспышка заставила его инстинктивно пригнуться. Фёдор Семёнович почувствовал, как голове вдруг стало прохладно. Фуражку с головы, словно ветром сдуло.
«Ах, ты так»! Подтянувшись к шее беснующейся собаки, нащупал металл карабина на ошейнике. Щелчок, и Лирка будто взлетела.
Убегавший резко прибавил прыти. Он что-то закричал, похоже, собаку испугался.  Крик заглушил рык озверевшей овчарки. Хихлушка немного сбавил ход. Лирка справится. Собаке он  верил, иногда больше, чем себе. Обрез бы, паршивец, не выкинул.

Оттащив рычавшую собаку от испуганно отбивавшегося паренька, лет семнадцати, на вскидку с учётом темноты, быстро его обыскал. Оружия не было.
Присев напротив, другой рукой чуть приотпустил Лирку, и она сейчас рычала почти парню в лицо:
– Ну, куда обрез дел?
Паренёк, с ужасом косясь на собаку, покачал головой:
– Какой обрез?
Голос его звучал довольно твёрдо для сложившейся ситуации. «А он ещё и не трус. И как такого колоть? Ладно, пробуем по-другому». Фёдор Семёнович дал понюхать собаке руки паренька и одежду. Оттянув Лирку в сторону, развернул её:
 – Ищи.

Овчарка понятливо опустила нос к земле. Сразу же подбежала к кустам по краю узкой улочки. Присев, оглянулась на хозяина: «Гаф»
– Ага, – обрадовался милиционер. – Поглядим, что там у нас.
Он самый, обрез. Из ствола ощутимо пахнуло пороховой гарью. Обычная мосинка , только укороченная раза в два. Такие у каждого второго в определённых кругах. 
– Твоё? – он снова опустился на корточки перед уже сидевшим пареньком.
Тот, придерживая прокушенную руку, усмехнулся:
 – Начальник, я что, похож на идиота? Конечно, не моё.
 – А отпечаточки пальцев снимем, не боишься?
Парень сглотнул:
– Снимайте, мне шо? – голос дрогнул.

«Ага, стушевался».
Хихлушка выпрямился:
– Поднимайся, в отделе тебя оформят, как надо. Не отвертишься.
Парень, прикусив губу от боли, утвердился на ногах.
Хихлушка подтолкнул. Чувствуя, как отпускает напряжение, двинулся следом. Лирка, уже успокоившаяся, словно, мастер, выполнивший работу на отлично, пристроилась рядом. Через несколько шагов собака неожиданно потянула в сторону. Хихлушка, не выпуская из поля зрения задержанного, шагнул за ней. Что-то круглое и тёмное на земле. «А вот и фуражка! Молодец, Лирка!» Прежде чем надеть,  Хихлушка повертел головной убор в руках. «А это что?» – палец провалился в маленькое отверстие на тулье. От пули!
Неожиданно разозлившись, капитан с силой пихнул парня в спину:
– Шагай, чего встал. Значит, говоришь, не ты стрелял? Ну-ну. 
 
Глава 2
К написанию любых рапортов или протоколов  Хихлушка относился как неизбежному злу. Хочешь, не хочешь, а свёртывай себя в дугу и бери в руку перьевую ручку. Но натуру-то сходу не переделаешь, и потому, если позволяла обстановка, тянул до последнего. Не сказать, что в этот раз она позволяла, отчёт следователь ждал ещё утром, но силы-то они не бесконечны. Ну не смог капитан себя заставить в самый глухой предрассветный час что-то там нацарапать. Решил, не уволят же, если чуть-чуть позже отчитается. Тем более, что поспать этой ночью так и не удалось. Всё-таки, банды гоняли. Хотя, «банды», это в нынешних политических временах – неправильно. Хрущёв несколько лет назад на всю страну заявил, что последнего бандита покажет по телевизору  в семидесятом году, а коммунизм наступит в восьмидесятом. Потому и УВД переименовали в УООП, что расшифровывалось  как управление охраны общественного порядка.

Так что, бандиты уже и сейчас, в 1966 году, если есть, то самые последние. Ну, так, по крайней мере, должно быть. А уж как там на самом деле – то одни отчёты знают. А начальство требует, кулаком по столу стучит. Только попробуйте назвать бандитов бандитами, в раз по шапке. Как хотите, так и изгаляйтесь. Например, уголовным элементом можно, ну или ещё как. Думайте, в общем, как хотите, но стреляют по вам не бандиты, а... ну, кто угодно.
Хихлушка между делом подумал: «Интересно, а не страшно было старушке-пенсионерке к телефону-автомату пробираться? Народ-то драчливый наверняка уже топтался вокруг. Отважные у нас старушки!»

Вчера, после всего шухера, погони, прострелянной фуражки и задержанных малолеток, потом ещё несколько часов мариновали в дежурной части. Сначала писали рапорта, каждый свой, конечно. Потом следователь Сафонов, майор, допрашивал. Бывалый, из старых кадров. И, вот же интересная штука, вроде ж сам потерпевший, а всё одно не уютно. Как будто в чём-то виноват. Ну, умеет следак, ничё не скажешь. Всё вспомнил, до мельчайших подробностей. Вот записать уже не успевали. Всунул следователь в руки Хихлушки чистый бланк протокола допроса. И вежливо так улыбнулся. Мол, ты уже там сам подробно, без спешки до утра изложи всё, что сейчас рассказывал.  И удалился быстрым шагом, не прощаясь. У него и без старшего инструктора дел хватало. А парню этому, что Лирка задержала, светит уголовная ответственность.  На обрезе, правда, пальчиков не нашли. За дуло он, похоже, не брался, а приклад самодельный шершавый отпечатков не сохранил. Но ребята взялись за него всерьёз, не дело это в милиционеров палить.

А  на память о ночных делах Фёдору Семёновичу осталась простреляна фуражка.
В хибаре с утра пусто. Баба Маша на посту –  у собачьей кухни. Лейтенант Коля Гребенюк со своим Боем по полосе препятствий бегает. У кобеля «барьер» хромает. Надо править.

Капитан вытянул шею, поглядывая в мутное окошко, выходящее во двор питомника. Вытянутый и оттого слегка сутулый сержант Наум Мамута прямо перед окном мучил свою подшефную – служебную овчарку Найду. Густо чепрачную, стройную псину. По-другому то, что вытворял с собакой Наум, капитан Хихлушка назвать не мог.
Учил «Выборке». Фёдор замер, следя за действиями сержанта. На широкой доске расставил несколько старых туфель и ботинок – реквизит питомника. И поводил перед носом овчарки короткой палкой, предварительно потёртой о башмак. Овчарка должна найти нужную обувь. Но пока до собаки никак не доходило, чего же от нее хотят. Получив команду «ищи», подбежала к доске. Послушно понюхала, в следующий момент у неё в зубах оказался первый же попавшийся туфель. И овчарка, играючись, в который уже раз понеслась с ним прочь. Команда «Фу» остановила её шагах в пяти от сержанта. Найда застыла. Непонимающе выпустила обутку из пасти. Возмущённый Наум подскочил, как кипятком ошпаренный, и крепкий пинок откинул собаку  на пару шагов. Она испуганно заскулила. На тщательно вычищенном от снега асфальте появилась небольшая лужица.

– Птху ты, – Фёдор в сердцах откинулся на холодную стенку. – Ну, дуболом. Испортит собаку.
Но выходить Фёдор не спешил. Надо дать шанс Мамуте. Инспектор он, хоть и молодой, но опыт какой-никакой имеет. Разве что уж очень прямолинейный. Написано в инструкции: дрессировать собаку методом кнута и пряника. Вот он и дрессирует. Правда, на кнут налегает больше, чем на пряник. Ну, так многие работают. И ничё, получается.

Наум отошёл покурить, и взгляд снова притянула фуражка с развороченной дыркой в тулье. «Нет, однозначно, в ней домой идти нельзя. Клава с ума сойдёт. Она и так за него постоянно переживает, тут вообще замучает. Ещё чего доброго в её непредсказуемую головку придет мысль о смене работы. А без собак и милиции, несмотря на «копеешную» зарплату, капитан Хихлушка свою жизнь не представлял. А супруга может рогом упереться, и что, разводиться? Уже лучше фуражку заменить.

– Он задумался. – Получить новую у старшины Галушко – начальника склада, так, сходу вряд ли получится. Срок носки не истёк, а что домой  с дыркой не пойдёшь, Галушке без разницы. У него свои резоны, – капитан сунул простреленную фуражку в нутро сейфа, скрипнула металлическая дверца, глухо скрежетнул ключ. – Но попробовать стоит. Для начала в рапорт внести пункт об испорченном во время задержания головном уборе, – Фёдор недобро покосился на чистый лист бумаги. – Причина для замены уважительная, скорей всего, одобрят. С рапортом подкатить к Галушке. Так, что ещё можно сделать? Ага, есть вариант. У него же бухгалтер Нина месяц назад просила щенка для её сына оставить. Как раз из последнего помёта одного выбраковали. Его и свезу. А она уже Галушко по-любому уломает.

Воодушевленный найденным решением, Хихлушка живо поднялся из-за стола. Накинул шинель на чёрный тренировочный комбинезон. Постоял, покусывая губу. С сомнением глянул на закрытый сейф, и... вернулся. Снова вытащив фуражку, сунул за пазуху. Пригодится. А пока надо воздухом подышать, хотя бы минут пять. Сообразить, как день распланировать. Как минимум одно дело он для себя уже определил, ну это, кроме протокола. 

Вроде и апрель, плюсовая температура, а ветерок пробирает. Может, потому что только с тепла. Но организму, если ему холодно, не объяснишь, что весна на дворе. Фёдор поднял высокий воротник синей форменной шинели. На проталинках активно оседающих снежных языков, ещё увлажняющих газоны, прыгали воробьи,  их возмущённое чириканье оглушило старшего инструктора после тишины помещения. Остатки снега под окнами исчерканы воробьиными следами-крестиками. «Тоже весну чуют, нахалята».

В вольерах тихо, две запасные овчарки питомника, свободные от работы, а с ними и Лирка молчат. Отдыхают после завтрака. В стороне под натянутым брезентовым тентом – сами придумали – дымит тоже самодельная печурка, сложенная из кирпича. На ней в закопчённом казане повар тетя Маша – шустрая ещё пенсионерка, не желающая сидеть  дома, помешивает перловую кашу с костями определённой категории – отходами мясокомбината. Кстати, опять с душком прислали. Никуда не годится! Надо обэхээсника подключить, разобраться. Съездить на комбинат, да поговорить с директором. Он не человек, что ли? К тому же ничего особенного от него и не требуется. Нормы есть, про качество там тоже всё записано, надо выполнять. Должен же понимание иметь. Это людей можно не кормить какое-то время, или там, чем попало потчевать, а вот голодные животные работать не смогут. Хоть как ты их уговаривай.   
 
Капитан двумя пальцами вытянул из пачки Беломорканала папиросу. Привычно дунул в гильзу. Покрутив в пальцах, примял в нужном месте. Чиркнула спичка, и густой дымок юркнул под крышу хибары. Так собачники прозвали свою контору – три с половиной метра на столько же. Единственное место в питомнике, где они могли погреться, поболтать, тот же рапорт составить.
Фёдор знал, что для собачника курение – только во вред. И себе, и собаке, и делу. Несколько раз пытался бросить, да всё никак. Он же с войны папиросу из зубов не выпускал. Как в сорок третьем после освобождения Белгородчины из оккупации ушёл с войсками, год, кстати, приписав, а то не брали по молодости, так и смолит. Как тут отказаться? Да он скорей есть перестанет, чем курить.
 
Курил Фёдор, да на Наума осуждающе поглядывал. А тот продолжал измываться над собакой. Найда же всё никак в толк не возьмёт. Снова, затравленно косясь на хозяина, схватила зубами случайный башмак. Сержант в бессилии вскинул руки. Сделал решительный шаг в сторону присевшей от страха собаки и... заметил начальника. Остановившись, виновато развёл руками:
 – Семёныч, ну, ничего не могу с этой псиной поделать.
Хихлушка, не торопясь, приблизился. Овчарка, виновато поглядывая на людей, улеглась рядом:

– Давно бьёшься?
– Третий день. Ну, никак. Глупая. Забраковать её надо, наверное.
Хихлушка поводил желваками от злости:
– Я тебя самого забракую. Не получается жёстко, попробуй по-другому. Голову включи.
Николай беспомощно оглянулся на собаку:
– Да я уже по-всякому пробовал. Ни в какую.
– Ни в какую, говоришь? Ладно. Давай собаку в вольер. Завтра я сам возьмусь.
– Да зачем... плохая собака.
– Сам ты плохой. Как в том кино , у тебя самого центральная нервная система задета. И вообще, на теорию нажимай, Ларионов .

– Я не Ларионов, – неуверенно отозвался сержант.
– А с виду так похож, – отрезал капитан. 
Наум ссутулился. Не оглядываясь, хлопнул ладонью по ноге, и Найда послушно пристроилась рядом. Так и пошли к вольерам.
«Ну вот, – отметил для себя Фёдор, – а говорит, плохая собака. Плохие так не ходят. Надо придумать чего-нибудь. Неожиданного. Ладно, до завтра время есть. 

А эти молодые только пальцем в носу ковырять умеют».
Вздохнув, Фёдор затушил бычок в консервной банке, пристроенной на высоком подоконнике. Оглянулся. Взгляд упал на мотоцикл, припаркованный к стене хибары. Старенький Урал, списанный года три назад, удалось выцыганить у начальства. А то ведь на своих двоих приходилось бегать. Питомник разместили далеко за городом, в Сосновке. Участок, огороженный высоким забором из горбыля, присоседился к ограждению из колючей проволоки, окружающей зону. Пока до места автобусом доберёшься! А потом от остановки пешком кругаля вдоль длиннющего забора, да по сугробам. Тропинка не сразу натаптывается, потому как ходят по ней всего четыре человека. Он сам, Гребенюк, сержант, да повар, тётя Маша. Весь личный состав питомника.

Правда, с тем мотоциклом пришлось поначалу повозиться. Половину запчастей под замену шла. Хорошо, у милиции свой гараж есть, а в нём слесарь дядя Паша. А у него внук, о щенке мечтавший. Пусть щенок и выбракованный, но для дома в самый раз. Вот и договорились.  С тех пор, дядя Паша со всей  душой к Хихлушке. Никогда не отказывает, если может чем помочь. 
На протокол Фёдор потратил больше часа. Но зато документ, нет, не так – Документ получился, что надо. Там и про задержание, и про фуражку. Ни один прокурор не подкопается. Осталась самое сложное – уломать Галушку.

Лирка издалека узнала шаги хозяина. Фёдор ещё не тронул калитку, а она уже порыкивала в нетерпении. На поводок цеплять не стал, поездка в люльке мотоцикла для неё – верх удовольствия. И так никуда не дёрнется.
Оставив Лирку сидеть у хибары, снова вернулся в вольер. Недавно ощенившаяся овчарка Фая подняла голову, встречая капитана. В глазах недоверие. Что этому надо? Не задумал ли чего неладного сотворить с прыгавшими вокруг щенками?
Хихлушка погладил овчарку между ушей, почесал под челюстью. Тревога в собачьих глазах чуть ослабла. Их четырёх щенков помёта выбраковали одного. Последыша. Он и послабже и не такой активный. И сейчас трое уже играют с Хихлушкиной рукой, безуспешно пытаясь отгрызть какой-нибудь палец, а последыш наблюдает за родственниками, положив мордочку на мамин бок. Для семьи – спокойная собака – удача. И мебель не погрызёт, и на своих не гавкнет.

Аккуратно подхватил выбранного щенка, прострелянная фуражка уже зажата в другой руке. Фая подскочила, пискляво гавкнув, но хвост виляет. Значит, всё нормально. Не укусит. Уложив щенка в фуражку, засунул её за пазуху. Не глядя на собаку, замершую у ног, решительно вышел из вольера. Фая провожала тоскливыми глазами. Фёдор почувствовал угрызения совести. Сколько раз приходилось ему забирать щенков у сук, и каждый раз, как через душу переступал. «Ничё, Фая, мы его в хорошие руки», – успокоил сам себя.

Гребенюк, бегающий на задах питомника за кобелём, увидал начальника.
– Никак, куда собрался, Семёныч?
– По делам отъеду ненадолго. Ты смотри тут.
– Лады, – Гребенюк присел рядом с кобелем, что-то втолковывая ему на ухо.
Мотоцикл завёлся с первого толчка ногой. Качественно с ним поработали, зверь, не агрегат. С удовольствием прислушиваясь к ритмично работающему движку, выехал со двора.

Склад – пристройка к пожарке, что во дворе многоэтажки на углу Литвинова и Красина, не близко. На трёх колёсах добирались почти полчаса. Лирка всю дорогу щурилась и прижимала уши, но ни разу даже не подумала спрятать голову за стекло. Ну, нравится ей.
К счастью, старшина никуда не смылся. На складе – огромной комнате, метров на сто квадратных, заваленной чуть ли не под потолок разным скарбом, пахло пылью и кожей новых ремней. Старшина – лысоватый, широкой кости, с выпирающим животиком, что-то писал в клеточках тетрадки. Увидев капитана, перевернул страничку. И вопросительно уставился на капитана.

– Приветствую гения вещевого снабжения.
– Здравия желаю, товарищ капитан, – он поднялся, смущаясь. – Да какой я гений. Так, трудимся потихоньку.
– Ладно, ладно. Не скромничай.
Пожав вялую ладонь старшины, Фёдор вытянул из-за пазухи фуражку со щенком. Овчарёнок беспомощно свесил мордочку через край.
– Зови Нину. Подарок ей. 

 – О, красавец какой! Нина, тут к тебе Хихлушка, да не один.
Дверь в коптёрку распахнулась. Нина – низенькая располневшая женщина лет сорока пяти с завитыми короткими волосами вышла решительным шагом. На лице лёгкое смущение.
– Не один? Это интересно. Ух, ты, какой хорошенький, – она заметила щенка. – Это мне, что ли?
– Тебе, конечно. Обещал. Вот, получай.
Нина, несмело улыбаясь, приняла щенка с фуражкой.
– Ну, всё,  – хохотнул Галушко. – Теперь твоя квартира под надёжной охраной.
 
– Мальчик или девочка? – Нина не отреагировала на слова старшины.
 – Девочка. Спокойная. Как раз дома жить. Как в том кино: «Её личное дело было тоненькое, как у всякого начинающего работника».
– В каком кино?  – Не понял Галушко.
 – «Ко мне, Мухтар». Классика, знать надо.
– А.., – разочаровано протянул кладовщик. – Я думал, что путнее. – Тут же поймав пристальный взгляд капитана, поправился. – Ну, в смысле, про войну что. Я военные люблю.

Клава потянулась руками к собачке:
– А звать её как?
– А это уже как сама хочешь, так и называй, – Хихлушка чуть приподнял головку щенка, и стала видна дырка в тулье.
– А это что у тебя? Никак, прострелили?
– Ага. Вчера драку разгоняли. Не знаю, как теперь домой идти. Клава с ума сойдёт.

Нина осторожно извлекла щенка из фуражки:
– Вася, выдай капитану новую. В такой домой нельзя, – она вернула испорченный головной убор капитану.
– Галушко малость растерялся:
 – Да как я ему выдам? Срок, поди, не истёк? Счас я гляну, что у меня есть, – он вытащил из стола толстую амбарную книгу.
– Потом посмотришь, – голос Нины набрал строгости. – Выдай фуражку человеку. Всё равно её списывать придётся.  Ты же в рапорте про стрельбу написал?
– А как же! – Хихлушка перетянул наперёд планшет. Начал расстёгивать.
Голушко притворно вздохнул:
– Верёвки из меня вьёте. Ладно, жди.

Тяжело вздохнув, кладовщик исчез между рядами стеллажей
– А чем его кормить? – спохватилась Нина. – То есть её.
– Поначалу, чтобы быстрее привыкла, молочко можно, хлебца туда накроши. Она уже сама ест, а потом давайте, что хотите. Ну, кроме солёного-перчёного. – Он погладил пальцем щенка по голове. – Ей уже больше месяца.
Из-за полок появился старшина, сжимая в руках новый головной убор.
– Так и быть. Держи, – он протянул фуражку. – Оформим, когда срок носки старой закончится. Не забудь подъехать тогда расписаться.
– Не забуду, – сдерживая довольную улыбку, Хихлушка повернул к двери, на ходу примеряя убор.

«То, что надо, а кокарду в отделе нацеплю»,  – опытный Галушко с одного взгляда угадал его размер.
Лирка ждала там, где и оставил. Махнув головой в сторону Урала, достал из галифе ключ. Овчарка запрыгнула в коляску. Повернула морду к хозяину, словно спрашивая: «А сейчас куда?»
– Теперь в отдел, сдадим протокол, и на сегодня всё, – пояснил Хихлушка, нажимая ногой кикстартер.
Овчарка, словно, услышав ответ на невысказанный вопрос, удовлетворённо отвернулась.

  Глава 3
Во дворе гортодела на Коммунистической – тишина. Беззвучно ковыряется под машиной Мишка – водитель Уазика, только подошвы сапог из-под буханки виднеются. Мужик немолодой, но закоренелый холостяк. Да и какая жена его ненормированный график работы выдержит? Он же иной раз сутками на службе пропадает. И всегда молчком, слова лишнего не скажет. Только махнёт согласно головой, когда его очередной командир на задание припашет. И мчится Уазик вперёд, помогая операм распутывать очередное сложное дело. И днём и ночью, и по гололёду, и по грязи, и в пыли, в которой дышать нечем. Вторая машина – Газик, видать, на выезде. Там водителем степенный и положительный Николай Коренёв. Этот семейный. И как его ночные поездки супруга терпит?

Лирку, по обычаю, оставил перед крыльцом. Команду сидеть, как, собственно, и все другие, служебная овчарка выполняла беспрекословно. Сколько с ней для этого пришлось поработать, знал один Хихлушка. Но оно того стоило. И сейчас у капитана с Лиркой полное взаимопонимание. 
Дежурный – лейтенант Худобин худой, но с крепкой шеей спортсмена,  услышав скрип двери, поднял голову. В глазах лёгкая тревога. Капитан знал, лейтенант на дежурстве книги читает. И сейчас, видать, у него на коленях, томик какого-нибудь Джека Лондона притаился. Все знают, что нельзя отвлекаться, и все нарушают. Каждый по-своему. Ну, да это не его дело. К тому же сам Хихлушка такую привычку лейтенанта одобрял. Это не в карты на интерес играть или бессмысленно в потолок пялиться. Какое-никакое, а развитие. С его собачим ремеслом, конечно, не сравнить, в нём настоящий талант нужен. Но тоже пойдёт.

– Привет, Славик. Что тут у нас, тихо?
Лейтенант, узнав Хихлушку, оттаял:
– Да пока вроде ничего так. Без напряга.
– «Булочник»  наш у себя?
– По-моему, не выходил.
Капитана Ивана Сидоровича Плясова стройного с сильными плечами борца (он тренировал сотрудников милиции боевому самбо) Фёдор нашёл в кабинете. Подперев кулаком челюсть, капитан задумчиво читал какое-то дело. При появлении коллеги, улыбнулся, опуская руку и захлопывая папку.

– О, Федя, заходи, чайку будешь?
– Не откажусь, – Хихлушка пожал сухую твёрдую ладонь.
Прихлёбывая густо заваренный напиток, поведал капитану о своей проблеме. И замолчал, ожидая, что скажет. У них отношения вроде, как и дружеские, но с такими специфическими просьбами Фёдор к коллеге ещё не обращался. А ну как откажет.
Но капитан не разочаровал. Поднялся из-за стола, расправляя синий китель под портупеей. Кинул взгляд на ходики на стене:
 – Давай сразу и съездим. Я сам давно хотел на комбинате шороху навести.

Расслабились они там малость без отеческого пригляду, – он подмигнул. – Уазик наш не видел, во дворе?
– Там.
– Ну тогда, счас, к начальству загляну и едем.
– А я протокол следователю сдам и на улице тебя подожду.
Кабинет следователя на втором этаже. Хихлушка, не добрым словом вспоминая бессонную ночь, поднимался без спешки. И так одышка, хоть и бегаешь с Лиркой день через день. А потому что устал, не спавши. Вошёл без стука, уверенно. Тут вроде как все свои, перетерпят. Майор Никешин, заступивший с утра, ворчливый усатый, дотошный, неодобрительно покачал головой, будто нечаянно глянув на часы. Но промолчал. Хихлушка тоже не рискнул затевать разговор. Оставив листок на столе, задом и выкатился из кабинета.
По полупустым в связи с рабочим временем улицам машина добежала до Крейды минут за двадцать. Сторожка вохровца при входе оказалась пуста, и они беспрепятственно проникли на территорию комбината. Пахло хлоркой, сыростью и немного соляркой. Лирка недовольно морщилась, принюхиваясь. Не все запахи ей нравились. Плясов остановился, неодобрительно оглядываясь:

– Ну и куда все подевались? Нда… Служба, называется. Выноси, шо хочешь. Пошли, – он уверенно ткнул в направлении конторы – двухэтажки из красного кирпича.  – Счас я им насую.
Но не успел сделать и пару шагов, как навстречу вывернул из-за угла сержант милиционер Яремчук из вневедомственной охраны. В его обязанностях контроль за порядком на комбинате.
Увидев офицеров, сержант изменился в лице, но подошёл спокойно, без суеты. Козырнул браво:

– Здравия желаю.
– И тебе не хворать. Где охрана стратегически важного объекта?
В глазах сержанта мелькнуло беспокойство:
– На месте должен быть. Что, нету? Может, отошёл куда. Сейчас разберусь.
– Да уж  разберись. Директор на месте?
– Был на месте. Вроде и сейчас там. Разрешите идти?
– Топай, потом доложишь.

Не глядя на убежавшего сержанта, Плясов зашагал конторе. Хихлушка с Лиркой поспешили следом.
В приёмной директора на втором этаже их встретил строгий взгляд пожилой женщины с высокой грудью и причёской, напоминающей турецкий тюрбан. Форма на женщину подействовала мгновенно, к тому же она, похоже, знала капитана. И улыбку для приличия выдавила:
– Вы к Серафиму Андреевичу? – она недружелюбно покосилась на собаку.

– К нему, – Плясов не задержался и  на секунду.
Резко открыв тяжёлую оббитую дерматином дверь, шагнул в кабинет. Хихлушке ничего не оставалось, как последовать за ним. Краем глаза заметил, как дёрнулась в их сторону секретарша. Но вовремя остановилась. «Не дура», – отметил старший инспектор про себя.
Навстречу поднялся пожилой благообразный мужичок, низенький, коренастый. В глазах радушие, и, похоже, не напускное.

– Товарищ капитан, Иван Сидорович, рад, рад. Проходите, располагайтесь, – он живчиком вывернулся из-за стола.
Поздоровался с каждым за руку. Плясов представил инструктора и его собаку. Директор оживился.
– Тот самый Хихлушка, что давеча хулиганов со своей страшной собакой тут, на Широкой гонял? – он потянулся погладить овчарку, но она беззвучно оскалилась, и директор в последний момент передумал.

– Он самый, – хохотнул Плясов.
Хихлушка пожал плечом:
– Ничё она не страшная, умная, да! – он погладил овчарку.
Директор внимательно глянул на собаку:
 – Да, породу, её сразу видно, – и тут же перевёл взгляд на Плясова. – И так, я вас слушаю.

Указав на стулья у приставного стола, сам демократично присел напротив. Сложив руки в замок, молча уставился на сотрудника ОБХСС, безошибочно угадав, кто в этой паре ведущий, а кто ведомый. Хихлушка, незаметно оглядываясь, чесал сидящую рядом Лирку под челюстью. Собака жмурилась от удовольствия, не переставая вроде бы расслабленно поглядывать на директора. Хихлушка знал, эта расслабленность мнимая. Чуть что, и собака превратится в напряженный сгусток мышц, готовый покусать кого угодно. Ну, если, конечно, хозяин не остановит.

Кабинет, как кабинет, скромный, без всяких изысков. На одной стене грамоты за победы в социалистический соревнованиях,  на другой – портрет Ленина. Это где Владимир Ильич с добрым прищуром. На столе стопка каких-то документов, два телефона. Ничего лишнего. Капитану такая простая обстановка понравилась. Сам не  любил показухи.
Обэхээсник начал издалека. Попенял директору за плохую службу охранников. Тот пообещал разобраться и наказать виновных. Потом вспомнил какую-то старую обоим известную историю про несуна, пойманного прямо на выходе. Директор покивал со знанием дела. Коротко поведал о последних мерах по ужесточению пропускного режима.  Фёдор Семёнович, наблюдая за директором, заметил его напряжение. Понимает: главное капитан оставил на десерт. И уже извёлся, гадая, с чем же милиция к нему пожаловала. Наверняка, грешков у него на такой хлебной должности хватает.

Хихлушка мысленно хмыкнул: «Ну-ну, ужесточил он охрану, видели уже». Плясов не стал углубляться в скользкую тему, промолчал и Фёдор Семёнович. Наконец, капитан решил, что пора переходить к главной теме визита.
– Серафим Андреевич, я вот не случайно привёл старшего инструктора с собой. По договору в питомник кости для служебных овчарок вы поставляете?
Директор, Хихлушке показалось, выдохнул. Но постарался сделать вид, что ожидал нечто подобное.

– Есть такое дело. Поставляем. А что, жалобы есть? – он повернулся к молчавшему инструктору.
Хихлушка положил руки на стол:
 – Есть, – он поймал одобрительный взгляд капитана. –  Уже в который раз от вас приходят не свежие продукты. С душком. Да и мало поступает. Меньше нормы. Надо бы добавить. У нас служба ответственная, милицейская, если собаку плохо кормить, она и работать плохо будет.
Директор осуждающе покачал головой:

– Что вы говорите? Вот этого я не знал. Немедленно выясню, как так получилось. Виновные будут наказаны, не сомневайтесь.
Хихлушка чуть смутился:
– Да зачем сразу наказывать? Просто под контроль возьмите, или поручите кому-нибудь, чтобы впредь отбирали для питомника только свежие кости. И чтобы ложили, как положено, в расчёте на пять взрослых овчарок. Пусть уж постараются.
Директор подскочил так резво, что Лирка прижала уши, над губой показались два крепких белых клыка. Серафим Андреевич, заметив реакцию собаки, замер растерянно.

– Да вы не бойтесь, – Хихлушка положил ладонь на голову овчарке, и та успокоилась. – Собака учёная, без команды движения лишнего не сделает. Да и вообще, не тушуйтесь. Как Глазычев в фильме «Ко мне, Мухтар» говорил: «Подумаешь, раз укусит». 
Директор неуверенно рассмеялся:
– Нет уж спасибо. Лучше бы обойтись. 
– Как скажете.

 – А можно я её и вас угощу чем-нибудь?
– Вот этого не нужно. Она у чужих не возьмёт. И мы не берём.
Капитан Плясов, чуть улыбнулся, поднимаясь:
– К тому же это ваше угощение можно расценить, как замаскированную взятку. А советская милиция, сами знаете, взяток не берёт.
– Что вы, что вы, – замахал руками директор. – И в мыслях не было.
– Ну и хорошо. Следующую партию, когда вам получать? – Плясов повернулся к Хихлушке.
– Завтра уже.
– Ну, вот и посмотрим. Надеюсь, мы договорились?

– Не сомневайтесь, – уже у порога директор прижал обе ладошки к груди. – Получите первостатейный продукт.
Попрощавшись за руку с повеселевшим директором, офицеры покинули кабинет, а следом и территорию мясокомбината.
На проходной уже сидел вохровец, подскочивший при их появлении. Сержанта с докладом они так и не увидели. И искать не стали. Обоих ждали дела. Так что, молчком погрузившись в ожидавший Уазик, отправились обратно в горотдел.

Глава 4
Мотоцикл он оставлял под окном. Пятиэтажка на Северной улице, рядом двенадцатая школа, район спокойный, да и знал местный народ, чей это мотоцикл. К кому же хозяин трёхколёсной техники – собачник, да его овчарка враз по следам любого злоумышленника отыщет. Тут уже лучше подальше держаться.
Сегодня Хихлушка прибыл домой вовремя, что для его напряжённой работы – редкость. Повезло, никаких вызовов, задержаний на вечер не планировалось, и капитан позволил себе уехать пораньше.

На пятый этаж забрался одним духом, но Лирка добежала ещё быстрее. И уже приплясывала у двери в нетерпении. Это она по дочке Оленьке скучает. Хихлушка всех своих собак в обязательном порядке водил домой. Руководствуясь правилом Глазычева: «Не удобно. Вместе работаем, а она у меня дома ни разу не была». И семье – разнообразие какое-то и собаке приятно. Её и побалуют, и погладят лишний раз. На работе-то особенно некогда. Да и характер у домашней овчарки по-другому формируется. Собаке семья тоже нужна, не меньше, чем человеку. Потому как любовь многих всегда больше, чем любовь одного, пусть он и хозяин. А без любви и собака – не собака, так, животное. В этом Хихлушка был уверен на все сто процентов. И никакие служебные инструкции убедить его  в обратном не могли.   

На кухне что-то скворчало на сковородке, и аппетитные запахи жареного лука и картошки разносились по всей квартире. Лирка, принюхиваясь, послушно присела на коврике у входа. Сглотнула и облизалась – тоже голодная. Для собаки нынче овсянка на говяжьих костях. С зажаркой – без неё даже не прикоснётся. Принцесса!
Клава выглянула в коридор с ножом в руке:

– Ты сегодня пораньше?! Как здорово! В кои веки всей семьёй за стол сядем. Оля! Уроки доделала?
Из комнаты донёсся голос старшеклассницы-дочери:
– Папа, привет. Уже портфель собираю.
– Привет, привет, дочка, – Фёдор повесил шинель на гвоздик в прихожей.
– Ты с Лиркой?
– С ней. Вон она, уже хвостом крутит.
Стук собачьего хвоста услышала и дочка из комнаты. Выскочила оттуда цветастым вихрем, (на ней ситцевое платье в цветочек – уже куда-то собралась).

– Ух ты, Лирка!  – ухватив собаку за щеки, чмокнула в нос. И оглянулась на дверь в кухню, не видит ли мама. Та не поощряла «собачьи нежности». – А я сегодня пятёрку по физике получила.
– Это ты молодец. Учись дочка, инженером станешь.
– Не, инженером не хочу, – она отпрянула, уворачиваясь от горячего языка Лирки, норовившей облизать лицо. – Я медсестрой хочу.
– Тоже неплохо. Сейчас главное школу хорошо закончить.
– Пап, мы тут с девчонками в кино собрались, – она выпрямилась, выпуская собаку. 

– Что за кино? – отец отозвался уже из ванной.
– «Операция «Ы» и ещё там приключения чьи-то, говорят, смешное.
– А «Ко мне, Мухтар», случайно, не показывают? – этот фильм Фёдор Семёнович смотрел уже три раза, и ещё столько бы посмотрел. Не фильм. Фильмище! Жаль не часто привозят. 

– Пап, – голос у дочки стал по-детски капризным. – Не показывают там твоего Мухтара. И другие фильмы есть хорошие.
Фёдор с сомнением покачал головой. Здесь он с дочкой не согласен. Лучше фильма про Мухтара, по его мнению, нет и быть не могло. Ну, разве что, о Джульбарсе ещё ничего. Он когда первый раз кино про героического кобеля-пограничника посмотрел,  свою служебную овчарку так же назвал. Но потом вышла история про Мухтара, и все остальные фильмы для Хихлушки поблекли. Теперь следующая собака у него обязательно Мухтаром будет.
–  Жаль.

– Ну так что, можно сходить? Кино-то смешное.
– Смешное, это хорошо, – отец устало вздохнул. – Сколько денег?
Оглянувшись на кухню, дочка понизила голос:
– Вообще, пятнадцать копеек, но там это, мороженное вкусное продают.
– На, – он выгреб из кармана галифе мелочь. – Сорок вот у меня есть.
Дочка смахнула мелочь с отцовской ладони, быстрее, чем Лирка слизывала угощение. Чмокнув отца в щеку, Оля умчалась на кухню. Следом шагнул и Фёдор.

Утро выдалось сырым. Что-то сыпало с неба, то ли морось, то ли мелкий снег. Лирка, пробежавшись по местным закуткам и сделав свои дела, без напоминания запрыгнула в люльку.  Фёдор подкачал бензин в карбюраторах, но мотоцикл завёлся только с третьего толчка, тоже, похоже, на погоду, капризничал.

Пока ехал, перебирал в памяти неприятный сон. Почти двадцать лет, как оставил границу, а сны из тех времён до сих пор беспокоят. Особенно часто всплывает по ночам то самое задержание нарушителя, когда погиб Семёнов. По его вине погиб. Отпусти он Джульбарса чуть пораньше, всё могло бы выйти по-другому, и Семёнов жив остался бы. Нет, собаку пожалел! Эх, вернуть бы те минуты! Теперь вот мучься угрызениями совести, хоть всю жизнь. Интересно, оставят ли его когда-нибудь эти сны? Давно уже понял свою ошибку Хихлушка, давно уже раскаялся, мысленно все локти искусав. А толку ноль. Теперь-то он точно знает, если суждено будет опять в такую ситуацию попасть, поступит правильно. Спустит собаку, как бы не жаль её было. Жизнь человека в любом случае дороже.

Накручивая рукоятку скорости, Хихлушка вздохнул. Понимал, что всё равно будет колебаться. И тут же сжал губы. «Хоть потом головой о стенку буду биться, но Лирку отправлю первой! Однако, не дай бог такому случиться!»
В питомнике с утра тихо. Это пока собак из вольеров не выводят. Потом начнут гвалт. Кого-то взяли, а их – забыли. Надо же о себе напомнить. Кутерьма поднимается иной раз такая, будто фильм о войне и партизанах снимается. Это когда немцы в облаву бегут с собаками, а наши издалека по собачьему лаю о их приближении узнают. Хихлушка обычно в такие моменты телевизор выключал.

Киношники, что с них взять? О немецких овчарках только по книгам и знают. Известно же, что только русская гончая идёт по следу с лаем. Никакая другая собак шуметь не станет. Молча, мордой к земле, и вперёд. Пока не достанет того, на кого команда «Ищи» или «Взять» дадена.   
Тётя Маша засыпала в котёл перловую кашу. Значит, кости из мясокомбината уже получены. Интересно.
Закрыв Лирку в вольер, окликнул повара.
–Тётя Маша, что нынче с мясокомбината нормально прислали?
Тётушка живо откликнулась:
– Семёныч, ты не поверишь. Я себе такого купить не могу. Мяса на кости... Сам глянь.

В жидкой пока ещё каше плавало несколько костей с крупными кусками мяса на них. Хихлушка удовлетворённо кивнул сам себе.
– Во, вот это я понимаю.
– Слышь, Семёныч, – тётя Маша неожиданно смутилась. – Я тут это, с одной косточки срезала маленько, – она отвернула тряпицу на столе, под ней обнаружился граммов на двести сочный кусок. – Можно, домой заберу? Хоть борщика внучатам сварю. А то с моей зарплаты, сам знаешь, одни пустые щи хлебать. А собакам тоже хорошо осталось. Никогда так много им не ложили.

Хихлушка задумался. С одной стороны, не дело это из собачьей пайки отнимать. С другой, тётю Машу жалко. Платят ей, действительно, не густо. Она уже несколько раз порывалась уходить, Хихлушка с трудом уговаривал погодить. Обещал поговорить в УООП, и говорил, но там свои ставки, навстречу при всём желании пойти не могут. Вот уволится, и придётся самим кошеварить. На собак не всегда время хватает. Иной раз и занятия «на потом» откладывать приходиться. Всем вожатый нужен: и в дежурной части, и  своим, в уголовке. Ну и как её ещё удержать? «Эх, ладно, не разоримся»:

– Тётя Маша, – он обернулся, не видит ли кто, но во дворе пока пусто. – Бери, так и быть. Но смотри, чтобы никто ни-ни. Лады?
– Ой, спасибочки, – повариха всплеснула руками, тоже оглядываясь с заговорщеским видом. – Шо ты, Семёныч, я чи совсем дура?
– Ну, хорошо. И шобы по чуть-чуть, не больше.
– Конечно, конечно. Давай я и тебе отрежу, тут на двоих хватит, – она потянулась за ножом.
– Так, стоять. Никому мы отрезать больше не будем. И цыц мне! Всё, шевелись, пока не передумал.
 
– Шо, ты, шо ты! Я ж так, чисто от сердца.
Из хибары появился сержант Мамута, и Хихлушка принял невозмутимый вид. Незаметно погрозив поварихе пальцем, направился к подчинённому.
Гребенюк по графику с утра заступил на суточное дежурство по области. Поэтому в питомнике они вдвоём  с вожатым. Сделав вид, что не заметил его недовольной физиономии, отправил подчинённого, за неимением других срочных дел, чистить площадку перед вольерами, где выгуливают собак. Сам вернулся за Найдой. Пора выполнять обещанное.

Найда встретила Хихлушку настороженно. Конечно, капитан ей не чужой, овчарка не реагировала на старшего инструктора, если он трепал собаку по загривку в присутствии хозяина. Но сегодня он пришёл один. Растерявшаяся Найда не знала, как себя вести. Хихлушка, догадываясь о завихреньях мыслей в собачьей голове, не дал ей возможности определиться. По опыту знал, главное, действовать решительно, но вежливо. Грубости и хамства собаки, как и женщины, не переносят. Коротко защёлкнул на ошейнике карабин, и собака потрусила на поводке впереди через распахнутую калитку. На волю овчарке хотелось больше, чем сейчас разбираться, почему  за ней пришёл не хозяин.

Усадив овчарку и, на всякий случай, привязав поводок к ручке двери, отправился в кладовку, что за стенкой хибары. Там весь реквизит свален. Найда следила за ним равнодушным взглядом, не пытаясь подняться. Слушается – уже хорошо. Но только он на её глазах начал расставлять башмаки, овчарка занервничала. Поднялась, потопталась на месте. Снова уселась. И даже немного посулила. «Да он запугал собаку! Бедная, она же просто боится. Надо лечить». Расставив башмаки в ряд, Хихлушка повёл собаку за хибару. Понимал, в таком состоянии работать с ней бесполезно. Нужно отвлечь. Она же ещё молодая, ей поиграть хочется, вот и организуем.

Остановившись на задней площадке, достал из кармана шинели мячик, ещё из дома захватил. Как знал, пригодится. Найда заинтересовалась. Наклонила морду, прикусив язык. Ага, дело пошло. На следующие полчаса овчарка «впала в детство». Как дитё, носилась за мячом, подпрыгивала, вылавливая его в воздухе, шутливо рычала, когда капитан делал вид, что собирается отнять у неё игрушку. Фёдор гонялся за наворачивавшей вокруг него круги собакой, сам убегал, ухватив мяч, а Найда прыгала рядом, пытаясь выхватить игрушку. И вскоре оба умотались так, что пришлось делать перерыв. Поставив перед овчаркой посудину с водой, Хихлушка закурил папиросу. Найда пила долго, усохла. Потом улеглась у ноги, вывесив длинный слюнявый язык.

«Контакт есть, можно начинать».
Обратно пошли уже без поводка, собака послушно пристроилась у левой ноги. Посадив её метрах в десяти от выстроенного ряда башмаков, Хихлушка почесал затылок. Повторять ошибки сержанта не хотелось. А если он начнёт по его схеме, этого не избежать. Собака по-прежнему не понимает, чего от неё хотят. «А если так», – Хихлушка припомнил, что у них под забором валяется кусок сетки-рабицы.
Притащив сетку, накинул её на башмаки. И отступил, разглядывая изобретение. «Конечно, может, так кто и тренирует, но я лично не видел. Потому – будем считать этот способ дрессуры личным изобретением».

Потерев палочку об один из башмаков  – старый расхристанный, с вывалившимся язычком, вернул сетку на место.
– Ну, Найда, давай попробуем. Ищи!
С первого раза не вышло. Собака беспомощно ткнулась носом в сетку. Башмак в этом месте лежал другой. Она растерянно оглянулась на капитана. Хихлушка воспринял ошибку собаки, как должное. Он и не ожидал, что у неё сразу получится. Погладив и успокоив овчарку, повторил опыт. И ещё раз. А затем снова. Раз десять, пока не понял, что собака устала. По крайней мере, она уже не боялась тренировки. Спокойно подходила к ряду обуви. А в последний раз даже попыталась схватить нужный башмак, но только Хихлушка встрепенулся, как овчарка повернулась к другому. «Ну что ж, первый опыт можно считать удачным. После обеда продолжим».

Он запер усталую Найду в вольере. Лирка, наблюдавшая, как Хихлушка выводил и заводил Найду, похоже, обиделась. Даже голову не подняла, когда хозяин мимо проходил. Ох уж, эти девочки! Отряхнувшись, поболтал немного со своим подшефным. Сержант видел мучения капитана. И, как и раньше, не верил в свою «немку». Выпятив губы, пытался доказать, что эту собаку не перевоспитаешь.
– Зря вы, Семёныч, так с ней вошкаетесь. Вот попомните моё слово, не будет от неё толку.
Хихлушка затушил бычок в «пепельнице» на подоконнике:
– Посмотрим.
 
На обед остались в питомнике. Тётя Маша, к этому времени приготовив собакам каши на целый день и даже немного на утро, упорхнула домой. Хихлушка открыл баночку с макаронами. Остыли, конечно, но греть на уличной печке не хотелось. Это опять затапливать. Старое-то уже прогорело.
Он уже несколько раз пытался «выбить» для питомника хотя бы маленькую столовую, в виде пристройки к хибаре. Пока начальство махало в его сторону рукой. Мол, не до твоих фантазий. А какие тут фантазии? Пусть бы привозили несколько порций. Понятно, не выгодно, но сидеть на сухомятке тоже не дело. Милиционер всегда должен быть готовым к выполнению любых заданий. А если он голодный или там, желудок болит, какой из него герой? Вот то-то.

Наум Мамута рассказывал про случай из личной жизни, что-то из рубрики «приключения по пьянке», а Хихлушке вдруг вспомнилась родная деревня... 1943 год, немцев только выбили, голод страшенный. Отец Семён Иванович, до войны трудившийся машинистом на водокачке, уже год где-то на фронте, фашистов бьёт. Жили вдвоем с мамой – Ольгой Филипповной. Дочку в честь неё назвали. А мамка с тридцать девятого года – без руки. Помогал, конечно, как мог. Справлялись помаленьку. Брата приёмного Васю Пущаева, что на шесть лет старше, тоже в армию забрили. Его отец мальцом подобрал, из беспризорников. К сорок первому году вымахал, что каланча, дылдой кликали. Сейчас в родной Староивановке фельдшерит.

Фёдору только семнадцать, на фронт не берут. Что делать? Воевать охота, фрицам за все измывания и слёзы отомстить. На его глазах уйму народу положили. Помнил, как дома горели, а бабы на коленях стоячи, словно молились, горе выливали слезами. Помнил перед клубом двух мужиков повешенных. Целую неделю трупы ветром качало, а немцы снять не разрешали. «Партизанам помогали», так было написано на табличках, что на груди. Счёт к врагам у Хихлушки за оккупацию вырос немаленький. Хорошо додумался год приписать, а так бы не взяли. Документов после фашистов всё одно никаких не осталось. А парень он был видный, капитан-пограничник, к которому Фёдор в часть просился, ни разу не заподозрил, что Хихлушка привирает. Хотя поначалу колебался, человек под немцами жил, как же его в пограничники, в НКВД? Но Хихлушка упёртый, не отступил. Несколько дней осаждал погранцов, пока не сдался капитан. Мать, конечно в слёзы. Но он решил твёрдо.

Потом была школа сержантов, в которой учили с собаками общий язык находить. Инструкторов собаководства готовили. Закончил в числе лучших, с овчарками у него с первых минут контакт наметился.
А уже после заскрипел песок на зубах. Закинули новоиспечённых сержантов в горячие горы, да раскалённые пески. Бегать приходилось по узким тропкам, опасаясь соскользнуть вместе с осыпью в пропасть. В степи пожухлую траву каблуками цеплять, барханы подошвами давить, и пот, заливающий глаза, тёмными рукавами вытирать. Горячая Туркмения приняла молодого пограничника, как родного. Знал бы, что не на фронт пошлют, так и не рвался бы в армию. Хотя, и там пострелять довелось. Из-за границы иной раз целые банды пробирались. А в них полные отморозки, хоть и в жарком климате живут. Несколько ребят головы сложили в песках Туркмении за всё время. Потери особенно обидные, потому, как не на фронте. Но и там стреляли настоящими пулями. Перед глазами вдруг всплыло лицо Семёнова. Рыжий чуб из-под фуражки выглядывает набок, а глаза смешливые.

Хихлушка, чувствуя, как резко портится настроение,  усилием воли заставил себя думать о другом. Вот о собаках, хотя бы.
Две собаки навсегда оставил в тех краях молодой инструктор, раза три сам чудом живым выкарабкивался. Местные басмачи совсем не подарок. Конечно, с фрицами не сравнишь, но всё ж и ему хватило и крови, и слёз, и пота. При этом никаких тебе окопных боёв, разведочных рейдов, артиллерийских обстрелов. Граница, одним словом, которая суеты не любит. Можно сказать, почти в тылу воевали. Выжил, и слава Богу. Когда случалось ему собираться с фронтовиками, и начинали они истории рассказывать про подвиги, случаи разные, Фёдор тихо завидовал. Но вслух в том не признавался. – Хихлушка вздохнул. – До сих пор обидно, что повоевать на передовой не пришлось.
Из небытия воспоминаний вернул Наум.

– Ну чё, Семёныч, дальше, может, уже я попробую?
Капитан не сразу понял, про что говорит вожатый.
– Чего?
– Да, говорю, давайте я ещё разок сам попробую с Найдой повозиться.
Капитан, искоса глянув на Мамуту, недобро прищурился:
– Ты уже повозился, я её еле в порядок привёл.
– Ну, Семёныч...
Хихлушка стукнул ладошкой по столу, так, что банка из-под макарон упала на бок:
– Товарищ капитан! А не Семёныч. И замолкни, – уже остывая, пробурчал Хихлушка. – Территорию убрал?
– Так точно, – обиженный Наум отвернулся к окну.

– Новую яму для туалета давно собирались выкопать. Вот и займись, – он вернул банку в вертикальное положение. – Там точно не напортачишь.
В этот раз строить из себя обиженную у Лирки терпения не хватило. Только Хихлушка взялся за ручку калитки соседнего вольера, как она напрыгнула на доски, и до него донеслось требовательное утробное рычание.
– Терпи, девочка моя. Скоро и до тебя руки дойдут. Сегодня у нас Найда на очереди.
Тяжело вздохнув, Лирка разочарованно села. А её подруга уже приплясывала у калитки.

Дождик давно притих. После него заметно осели остатки сугроба у стены. Ещё чуть-чуть, и вовсе пропадёт. Пронизывающий ветер выбивал из тела остатки тепла. И шинель не помогала. Хихлушка  быстро продрог. Но отступиться и не подумал. Первые три попытки ничего нового не принесли. Найда также нюхала все башмаки подряд, пыталась сунуть нос куда-то в сторону, видно, рассчитывая найти требуемое в другом месте, и нужный предмет оставался без внимания. Хихлушка, отпустив собаку побегать, закурил. «Надо как-то по-другому. Но как?» – он отнёс бычок в пепельницу на подоконнике. А когда шагал обратно, взгляд упал на котёл с остатками каши на кухонном столе. Он задержал шаг. И свернул. «Попробую метод пряника».

Отыскав в каше кусочки мяса, выбрал все. На поясном ремне специально для этих целей, давно приторочен футляр от инструмента, когда-то снятого со старого велосипеда. Усадив собаку в сторонке, положил кусочек мяса в один из башмаков. Вернул сетку на место. Найда уже тянулась носом.
Он прихлопнул по ноге, и собака охотно присела рядом. Хихлушка дал Найде слизнуть кусочек мяса с ладони, команда «Ищи» толкнула её к ботинкам. Тут уж собака не оплошала. Башмак с едой, нашла в момент. Хихлушка присел рядом. «Молодец, Найда, молодец!» Потрепал собаку по загривку. Со второй попытки она тоже не промахнулась. Капитан снова похвалил собаку. На третий раз он не стал угощать овчарку до команды. И это не помешало довольной Найде снова найти нужный башмак. Хихлушка извлёк из обувки кусочек, и собака вежливо слизнула его с ладони. Через полчаса, Найда уже видела нужный  башмак издалека, угадывая по вкусному запаху. Хихлушка усложнил задание, меняя обувку местами, но теперь-то, когда собака поняла суть игры, обувка находилась в момент. Не забывая хвалить собаку, он каждый раз скармливал ей кусочек. Когда запасы еды закончились, капитан убрал башмак, пахнущий мясом, в сторонку. И вернулся к прежнему способу, с палочкой. В первый момент собака смешалась. Оглянувшись на Хихлушку, растерянно облизнулась.

– Ищи. Не отвлекайся.
Найда опустила морду, и… выбрала нужный башмак. Хихлушка про себя выругался. «Чуть хорошую собаку не забраковали».
Ещё три раза он повторял опыт, и каждый раз собака  отрабатывала чётко. Удовлётворённый, Федор Семёнович отвёл собаку в вольер. Лирка, заглядывая в глаза хозяину, разве что не умоляла выпустить её. Хихлушка и сам собирался. Надо задобрить собаку. А то неизвестно, как долго будет обижаться. Он ещё только тянул руку к калитке, а Лирка уже толкала её лапой.
Зацепил поводок на ошейник, и Лирка, вертя хвостом, поспешила вперёд. Но у вольера Найды задержалась, чтобы облаять соперницу. Та не осталась в долгу.

Собачью свару остановил мягкий шлепок Хихлушки по Лиркиной морде. Та, нехотя, многозначительно оглядываясь, потянулась дальше.
«Чисто, бабы, – думал про себя Фёдор Семенович, выводя собаку за ограду вольеров. – Всё как у людей».
Вспомнился не слишком приятный эпизод из собственной жизни, послуживший поводом для смены места работы.  И в конечном итоге приведший его сюда, в Белгород. Он тогда в Алексеевке вожатым работал, ещё младшим лейтенантом. К тому времени уже несколько лет как был женат на Клаве. Свёкр – председатель крупного колхоза долго не соглашался отдать дочку за ещё сержанта-собаковода. Не считал за профессию. Общими усилиями  уломали. Так вот, спустя десяток лет после свадьбы опер из райотдела приревновал его к своей жене. Барышня, что там говорить, симпатичная. Засматривались на неё все окрестные мужики. Хихлушка – не исключение. Но там, чего большего, и мыслей не допускал. Да и не считал себя за красавца, чтобы этакую кралю отхватить. Муженёк её ещё и до этого случая к Хихлушке с непонятным предупреждением относился, а тут... И с чего только взял?

Ну, было дело, как-то поболтал с нею у входа в райотдел милиции. Буквально, несколько слов о погоде, да о Джульбарсе своём. Понравился ей пёс. Он всем нравился, высокий в холке, на шкуре густо намешано чёрного пополам с коричневым, и шерсть густая, даже, можно сказать, длинная. Вот он – красавец по собачьим меркам.

Неизвестно, что муженёк её нафантазировал, но на следующий день заявился в питомник разбираться. Джульбарс рядом бегал, гулял. А тот ревнивец мало того, что с ходу голос напряг, так ещё и толкнул. Ну, пёс и не стерпел. Мимо ноги собачье тело просвистело пулей,  а в следующий момент пёс уже трепал офицера, как тузик грелку. Еле оттащил. Естественно, молчать опер не стал, и вскоре пришлось Хихлушке писать заявление на перевод в Валуйки. Несколько лет там оттарабанил, а потом уже и до Белгорода дорожка пролегла. Ни капельки о том не пожалел. Задачи в милиции  похожие, для него не многое изменилось,  а вот жене и дочке здесь больше нравится. Город, как-никак! 

С полчасика побегал с Лиркой по полосе препятствий, это чтобы она глупости из своей собачьей башки выкинула. Потом выборку проверил, по следу прошёлся. Ни одного сбоя. Как часы работает. И только надумал позвонить заму по политчасти в соседнюю зону, чтобы из своего контингента на завтра прислал пару человек-добровольцев в «дреске» побегать, как телефон зазвонил. Трубку брал с опаской. Наверняка, сдёрнут, накидают заданий, и прощай свободное время.
Голос дежурного сосредоточен. Никак случилось чего? Без дальних подходов сразу перешёл к делу. Нужен инспектор с собакой. Там (это значит, вверхах) были бы не против, чтобы Хихлушка сам подъехал. На Хладокомбинате происшествие. Участковый звонил,  у них там хищение в крупной форме обнаружилось. Пятьдесят кило самого разного товара. Час назад кладовщик углядел. Потом и директор на связь вышел. 

Это он и высказал желание чтобы инструктор, который недавно на Широкой хулиганов ловил, лично того ворюгу вычислил. А начальство уже в виде приказа утвердило. И хмыкнул в трубку:
– Видал, слава о тебе уже по всей Крейде пошла.
– Да какая там слава? Мясокомбинатовский директор, поди, посоветовал. Они же соседи.
Добившись от Хихлушки согласия, сообщил, что  машина сейчас выедет.
«Ну что ж, подождём».

Глава 5
Лирка ждала у входа в хибару. Увидев хозяина, заёрзала, и хвост разогнал небольшую лужицу на газоне. Привычно сунув в рот папиросу, задумался. «Не так-то просто вычислить ворюгу, который, может, ушёл несколько часов назад. Обнаружили-то недавно, а когда воровство произошло, неизвестно. За это время по следам, скорей всего, не один десяток народу протопал. А это равносильно стаду слонов. И как искать? Хорошо бы предмет какой был, личный. Но это, конечно, уже из разряда везения. На эту ненадёжную субстанцию он особо не рассчитывал, потому как по опыту знал, не балует его удача. Результат обычно выкарабкивал, вытягивал, словно бурлак гружённую баржу, подключая чуйку, или интуицию, как её не назови, плюс опыт милицейский. Ну и Лирка помогала. Скорей всего, работать придётся, как всегда, в самых собачьих условиях. И тут уж как получится. Если вообще получится. Ну ладно, не будем о грустном», – он  потрепал Лирку по затылку:
– Ты же у меня постараешься?
Овчарка преданно заглянула в глаза Хихлушке. В такие моменты он был почти уверен, что собака понимает слова.
Газик прибыл минут через двадцать. Оставив сержанта за старшего, пустил Лирку в салон вперёд себя. Сам уселся следом. С переднего сиденья обернулся Плясов, протягивая ладонь:
– Готов, что ли?
– А мы завсегда готовы, – он подал руки по очереди капитану и Николаю-водителю. – Как пионеры.
– Это правильно. Трогай, Николай.
Как и предполагал, у проходной Хладокомбината народу невпроворот. Тут и криминалист, и опер Фёдор Васильевич Нерубенко, старый знакомый. О, и Александр Иосифович Доронин туточки. А этот чего? Никак, наскучило ему спецделами по гражданской обороне заниматься. Решил молодость чекистскую вспомнить. Оба с директором общаются. И зеваки тут же. С района понабежали. Поди, все здесь и трудятся. Им же интересно, найдут, чи нет. Если не поймают, значит, и самим можно попробовать, чего тяпнуть с комбината. Такая уж публика здесь, на Крейде обосновалась, в большинстве своём. Понятно, не все, но много таких, о них в милиции не понаслышке знают.
Растолкав любопытных, Плясов, а за ним и Хихлушка с собакой приблизились к милиционерам. Доронин протянул руку.
– А ты чего здесь? – Плясов, прежде чем пожимать, вытер ладонь о галифе.
– Кабинетная пыль заела. Стряхнуться надо. –  Доронин кивнул на директора. – Да и он знакомый мой хороший. Детский ещё.
– Ну тогда ладно. Ручаешься за него?
– Да, мужик мировой. Ну, не без греха, конечно, – тут же поправился, увидев назревающие ухмылки. –  Ну не настолько, чтобы сам у себя тянуть, и нас вызывать.
Опер Нерубенко, протягивая крепкую ладонь, кивнул разом обоим:
– Воровство у нас. Сергей Иванович, расскажите.
Директор, вытянутый, с животиком, с густой шапкой русых волос, приободрившийся при виде подкрепления, зачастил:
– Как хорошо, что вы приехали. А у нас, представляете, крыса завелась.
– Это на двух ногах? – хмыкнул Плясов.
– Так и есть. Ну, надо же. Никогда такого не было.
Милиционеры, не сговариваясь, с сомнением подняли глаза. На этих соседних комбинатах, что на мясном, что на маслозаводе, недалече расположившемся, что здесь, на Хладокомбинате, несунов ловили регулярно.
Директор поперхнулся:
– Ну, не то, чтобы совсем, но так нагло, да так много, не бывало.
– Ладно, – Хихлушка остановил его серьёзным взглядом. – Ближе к делу. Когда украли?
Доронин опередил директора:
– Утром обнаружили. А когда – то не ясно.
 – Улики есть?
Нерубенко молча повертел головой, а Доронин его поправил:
– Пока нет.
– Погодите-ка меня здесь, – Плясов кого-то увидал в толпе зевак. – Я на минутку.
Опер, проводив Ивана Сидоровича рассеянным взглядом, повернулся к Хихлушке.
– В общем, так,.. – и он выдал все подробности, которые удалось раздобыть к этому часу.
Хихлуша слушал и тихо покачивал головой. Да.., если в остатке, из его слов стало ясно, что ничего не ясно. Сплошь и рядом такие истории ничем не заканчивались. Попробуй найди ворюгу в огромном коллективе. Там обычно даже если и знают чего, не выдадут. Контингент, однако. Разве что Плясов накопает.
Закончив, Нерубенко неожиданно сменил ему:
– Анекдот хочешь?
– Давай.
Скучавший Доронин тоже обернулся с интересом.
– Хочу купить у вас собаку. – Суку? – Зачем мне сука? Давайте хорошую! – Сука – это пол  собаки. – Зачем мне пол собаки? Целую давайте, – Нерубенко сам же первый и засмеялся.
Доронин заржал во весь голос. Вспомнив, что они вообще-то на официальном вызове, прикрыл рот ладошкой. Хихлушка из вежливости поддержал. Анекдот он слышал. Но не расстраивать же хорошего человека.
Пока слушал, поглядывал на Плясова. Тот, отведя незнакомого кряжистого мужика в сторонку, что-то у него выпытывал. Мужик кряхтел, тёр шею, но отвечал исправно. Похоже, услышав всё, что хотел, капитан быстрым шагом направился к ним.
– Кое-что есть, отойдёмте, – Иван Сидорович прихватил директора за локоть, оперу с Дорониным и Хихлушке кивнул. – За мной.
Милиционеры, выпустив дым в сторону, поспешили следом.
 Остановившись в нескольких шагах от проходной, где их уже никто не мог услышать, Плясов, пригнувшись, сообщил новость. Оказывается, видели ключи от склада в руках у грузчика. Ермесов фамилия. Он во-вторую смену работал, ночью, видать, и обворовал.
Директор оживился:
– Знаю такого. Говорят, он где-то тут у бабёнки какой-то подживает, в двухэтажке.
– А точнее?
– Ну,.. – вопросительный взгляд на Хихлушку.
Тот задумчиво пожевал губами:
 – Вещь бы какую, личную. Чтобы след взять.
Плясов обернулся к директору:
– Найдём, – тот многозначительно улыбнулся.
– Тогда вперёд.
Плясов и директор решительно двинулись к проходной.
Народ, видя, что ничего не происходит, потихоньку рассасывался. Прошло минут пять, и на площадке перед Хладокомбинатом опустело. Только они втроём и торчали на пустыре, ну, ещё и Лира. Хихлушка отстегнул карабин от ошейника, и собака, шустро усвистала к домам, где кусты и пару рябинок. И сразу принялась обнюхивать ствол дерева.
Так, из любопытства. Хихлушка огляделся. Вокруг – пустое пространство, метров на пятьдесят. С одной стороны пустырь огибает бетонка, за ней – забор еще одного заводика. Туда вряд ли вор пойдёт с тележкой. Почему с тележкой? А потому, что на себе пол сотни кило не утащишь. По крайней мере, далеко. Ну, или с велосипедом. Всё одно, какой-никакой транспорт, а должен у него быть. Вор, скорей всего, из работников комбината. Многие живут, здесь же неподалёку. А этот у какой-то подруги устроился. Удобно. И женская рука обиходит, и  на работу далеко не надо добираться. А в качестве подарка ей куча вкусностей из комбината.
С другой стороны убегала вдаль тенистая улица, по одной стороне заставленная двухэтажками. Перед ними берёзки, рябинки, небольшие огородики, огороженные штакетником. Во дворах, наверняка, сарайчики. У каждой квартиры свой. Если что, там и спрячет ворованное.
Хирхлушка, отбросив бычок, вытянул из кармана пачку папирос. Предложил Доронину. Тот кхекнул:
– Ладно, давай твоих ядреных покурим.
– Курить, так вещь, от ваших сигарет толку никакого.
Опер Нерубенко вытянул свои, Охотничьи.
– Мне так эти больше нравятся.
– Тут привычка нужна.
– Она ко всему нужна.
Пуская дымочки, поболтали о несуне, удивляясь его наглости. Утащить ящик масла и несколько коробок с балыком и икры три кило, тут надо дурным быть. Ведь ясно, что искать будут серьёзно. Это не полкило мороженого стырить.
Наконец, у проходной появился Плясов. Не глядя, миновал турникет. Подходя, кивком ответил на невысказанный вопрос.
– Есть, рукавицы его, в шкафчике взял.
– Хорошо, если это он, – заметил Доронин.
– Не сомневайся, мои люди врать не будут.
Хихлушка кликнул собаку. Посадив на поводок, обернулся к Плясову:
 – Начинаем?
– С богом! – но не перекрестился: членам партии не положено.
Лирка, спокойно вертевшая мордой, встрепенулась, словно догадавшись, что началась её служба.
Отошли подальше от ворот комбината. Хихлушка с собакой впереди. Нерубенко и Плясов за ним, Доронин  замыкает. В глазах – азарт. Для них Лирка – почти волшебница. Счас раз, и подаст ворюгу на блюдечке с голубой каёмочкой. Случаи такие бывали, так что надеялись милиционеры вовсе не зря. Хихлушка их энтузиазм не разделял, зная, что совсем не обязательно собака нужный след из десятка других вытянет. Но вслух сомнения не высказывал. А вдруг, и верно, с первого раза получится.
Товарищи не отстают, но и не вмешиваются. Правильно себя ведут. Перед улицей остановились, вор, если правильно угадали, здесь шёл. Понятно, народу за утро натоптало изрядно, но вариантов других всё одно нет. 
– Ну, не подведи, родная, – Хихлушка положил перед Лиркой рукавицы. Это, чтобы она нечаянно какой запах с его руки не взяла. –  Нюхай.
Собака наклонилась, часто втягивая воздух вздрагивающими ноздрями.
 – Ищи!
Всё, команда отдана, теперь от человека ничего не зависит. Посчастливится, возьмёт след, не посчастливится.., нет, такого быть не может. Лирка – собака талантливая, если хотя бы малейшие  частицы запаха имеются, уловит.
Овчарка крутилась на тропинке, постепенно расширяя круги. По науке работает. Никто не учил, сама дошла. Хихлушка с серьёзным видом перебирал ногами следом. Люди напряжённо следили. Никто не проронил ни слова. А ведь, вышло. Поводок натянулся, и Лирка уверенно рванула вдоль домов. «Взяла!»
Три двухэтажки миновали вприпрыжку. Двигавшиеся навстречу симпатичная девушка округлила глаза, быстро уступая дорогу. Ещё через несколько метров в сторону отпрыгнул пожилой мужик. Не обращая внимания на посторонних, Лирка свернула к четвёртой двухэтажке.  И вывела милицию к подъезду. Распахнутые покосившиеся двери, в палисаднике скромные грядочки, по сезону пустые, лавочка перед домом. Слава богу, тоже пустая. Милиции лишнее внимание ни к чему
Придержав Лирку у подъезда, шепнул:
– Если на месте, брать будем?
Опер переместился за спину: кивок. Лирка от нетерпения будто постанывает. Похоже, след свежий, чует она вора.
Отпустил поводок, следом через две ступени, прыжками. На площадке второго этажа лапы упёрлись в среднюю затёртую дверь. Плясов подпёр стену справа, Доронин – слева. Нерубенко из-за плеча выглядывает. Оружие офицеры не достают, ни к чему, а у Доронина и нет с собой, не на дежурстве. Тут и Лирки много будет, обычный несун, ну только что жадный и глупый. Звонка нет, постучим.
Почти сразу за тонкой фанеркой кто-то протопал к выходу. Дома, отлично! Повернулся ключ в замочной скважине, и дверь распахнулась. Никаких тебе: «кто там?», «к кому?»  Женщина, лет сорок, лицо помятое, спала. Хихлушка не успел ничего сказать, Лирка рванула в квартиру мимо хозяйки. Женщина отпрыгнула, опасливо прижимая руки к груди, а капитан, еле втиснувшись между хозяйкой и косяком, пронёсся следом за собакой. Узкий коридор, дверь, выводящая в небольшую полутёмную комнату. В последний момент успел оттащить овчарку от испуганного мужика. Немного постарше дамочки, тоже спал недавно. Похоже, на стук проснулся. Затравленно косясь на рычащую собаку, спиной продвинулся подальше от края разложенного дивана.
На кухне, выпроводив испуганную женщину в комнату, организовали экспресс-допрос. Ермесов мотал головой, ладони прижимались к груди, честные глаза пытались загипнотизировать оперов. Понимал, любым словом может подписать себе солидный срок. Всё это время Хихлушка покачивался на табуретке,  поглаживая нервничающую Лирку. Собака периодически скалила клыки, и грузчик опасливо косился на неё. В какой-то момент инструктор, напомнив собаке, чтобы сидела, махнул рукой Доронину:
– Слыш, Сашка, а давайте Лирку попросим по следу во дворе пройти. Там сарайчики. Вот и проверим.
На кухне стало тихо. Вчетвером скрестили взгляды на побледневшем грузчике. Точнее, впятером, Лирка тоже следила за движениями вора, надеясь, что он спровоцирует её на бросок. Но Ермесов за руками следил.
– А что, хорошая идея, – Плясов поднялся первым. – Ну что, будешь дальше запираться, или как?
Грузчик неожиданно успокоился. И даже, похоже, расслабился. Так ведут себя люди, принявшие окончательное непростое решение:
– Ладно. Всё расскажу,  – и поднял глаза на Хихлушку. – В сарайчике лежит. Вижу ты, начальник, мастер ребусы разгадывать.

Глава 6
Воскресенье Фёдор Семёнович собирался провести дома. Дела по мелочи накопились, супруга ворчит, что работа ему дороже семьи. Она вроде и понимает, что инструктор себе не принадлежит, знала же за кого замуж выходила, но удержаться не может. Женщина, даже если она супруга милиционера, всё равно женщина.
Фёдор на её бурчание внимания не обращал, но, в душе признавался: задевает. Как есть, задевает. Потому-то и  старался Хихлуша при малейшей возможности уделять внимание своим девочкам. Хотя, дочка выросла, не заметил как, уже и не особо-то в его внимании нуждается. Вроде недавно ему высказывали в Алексеевском райотделе милиции, где он вожатым трудился, мол, когда жена приходит к тебе на работу с коляской, в которой годовалая Олечка, а ты оставляешь это транспортное средство при входе под охраной Джульбарса, сотрудники на службу попасть не могут. Собака никого, кроме своих, к коляске близко не подпускает! А вот уже и старшеклассница, втайне от матери губки подкрашивает. Отец замечал пару раз, но молчит, дочку не выдаёт. Вреда от той помады не много, доверие между отцом и дочуркой гораздо ценнее.
А сегодня с утра он надумал заняться подтекающим краном. Прокладки одолжил у соседа, местного сантехника. Работа не сложная, Хихлушке даже приятно повозиться дома по хозяйству. Что-то своими руками сделать. С его службой не часто на такие мелочи время находится. Но вот сегодня повезло. 
Супруга умотала на рынок, тут, пешком недалеко. Оля – в школе, контрольная какая-то у неё. Лирка, как ей и полагается, разлеглась на коврике у двери. Морду на лапы положила и не шевелится, только глаза на хозяина поднимает, когда он мимо проскакивает. Сбегал в подвал, там вентиль подачи воды. Закрыл. Соседей предупреждать не стал, он по-быстрому постарается. Но отказаться от дежурной папиросы не сумел. Перед серьёзным делом это, как ритуал. Покурив на балконе, разложил перед кухонной раковиной инструмент. Пару рожковых ключей, один трубный .
Прежде чем начать, разделся до трусов. Рукава закатывать не стал, за неимением оных. «А ржавчины-то накопилось!» – он закусил губу, зажав «трубником» кран попёрек. Раз, и отвернулся. Ну, а дальше, дело техники. Пару минут, и новая прокладка заменила старую, слежавшуюся. Прикрутив на место кран, не без удовлетворения оценил собственную работу. Осталось только открыть воду и проверить, как он под напором.
Натянув трико, снова потопал в подвал.
Спустился на пару этажей, а навстречу спешит Николай Корнёв – водитель Газика из горотдела, весь такой официальный, при форме, на погонах три сержантские лычки желтеют. Да ещё и бегом, через три ступеньки прыгает. Сердце ёкнуло. «Мать честная, посидел дома, называется». Тут и ясновидящим быть не обязательно. Просто так Николай, в обычной жизни степенный, даже медлительный, бегать по лестнице в подъезде, где старший инструктор живёт, не будет. Ну, так и есть. Едва поздоровавшись, обрадовавшийся водитель (дома застал), сообщил, что капитана ждут в магазине «Маяк», срочно. Машину за ним Плясов отправил. «Опять этот обэхээсник, ни дня без него не проходит!» На этот раз в «Детском мире» сигнализация сработала, капитан уже  там, требует Хихлушку, как можно быстрее.
Фёдор на пару секунд растерялся. «Воду же надо открыть, а то у всего подъезда засуха начнётся. Узнают, чьих рук дело, матерков потом не оберёшься. И не посмотрят, что целый капитан милиции».   
 «Э,  ладно, ну не убьют же его, право слово».
– Жди внизу, счас спущусь, – Хихлушка бросился в квартиру.
Оделся почти как в армии, может, не за 45 секунд, но точно, меньше минуты затратил. Лирка, заразившись хозяйской спешкой, уже поскуливала, оглядываясь на хозяина. Выскочили одновременно. На площадке придержал собаку командой. Постучался к соседке. Баба Нюра давно на пенсии, но здоровья добраться вечерком до лавочки во дворе, где пенсионеркам всегда есть, что обсудить, пока хватает. Выглянула сразу, будто дежурила в коридоре. Отдал ей ключ от квартиры, а то Клава домой не попадёт. Уходя, добавил:
– Скажи там, я воду перекрыл. Пусть сантехник в подвале вентиль откроет.
До «Маяка» и пешком-то минут десять, а на Газике и того меньше. Вниз по Попова, потом направо и еще метров триста по Коммунистической. Пару минут, и на месте. Хорошо, в выходной дороги пустые.
Перед магазином знакомый сержант милиции Иван Чепурых, в кителе, застёгнутом наперекос, козырнул Хихлушке. Фёдор, пожав руку, кивнул на одежду:
– Поправься.
Тот кинул растерянный взгляд вниз, и пальцы суматошно забегали по выпуклым форменным пуговицам, не хуже, чем по клавишам гармошки.
В пустом магазине гулко звучали мужские голоса. Где-то  на первом этаже. И Лирка потянула туда же.
В проходе между залами переговаривались Плясов  и заместитель директора магазина, которого Хихлушка пару раз встречал по служебной надобности. Как же его фамилия? Прасолов, вроде... Капитан обернулся на звук шагов:
– Фёдор, привет. Извини, что сорвали. Сам погляди, что творится, – палец указал на вытянутый ящик кассы у входа в зал детской одежды. – И так во всех отделах.
Хихлушка подал ладонь обэхээснику, кивнул Прасолову. Тот смотрел исподлобья, недобро, Фёдору показалось, что зам сейчас его будет обвинять в краже. Но ошибся. Начальник взял себя в руки, и выражение лица изменилось. Теперь он выглядел сосредоточенным и готовым помогать милиции.
– Товарищ капитан, – зам покосился на Лирку, равнодушно разглядывавшую людей, – ваша собака сможет след взять? Она же служебная?
 – Служебная, – буркнул Хихлушка с раздражением.
Это же надо настолько не разбираться в собаководстве. Какая же овчарка на поводке у инспектора милиции может быть, как не служебная? Нет, блин, комнатная она. Болонка. Он глубоко вздохнул, придерживая пару крепких фраз, уже готовых сорваться с языка. Демонстративно обернулся к Ивану Сидоровичу:
– Так что случилось?
Плясов шевельнул крепкими борцовскими плечами:
– В девять утра сработала сигнализация. Я народ из опер группы поднял, минут через пятнадцать мы были здесь. Кассы вскрыты все, а их двадцать штук. Правильно, Пётр Фёдорович? – Прасолов молча кивнул. – Купюр на ночь в кассах не оставалось, а вот мелочь обычно не трогали. Вот он всю и выгреб. Мы тут посчитали с товарищем Прасоловым, – тот снова кинул. – С каждой он снял минимум рулей пятнадцать. Всего получается около трёхсот рублей. Неслабо да?
Хихлушка покачал головой:
– Ага, нам три месяца пахать. А сигнализация на что сработала?
Теперь оживился Прасолов:
– Окно открыл. Похоже, выпрыгнул через него.
– Или собирался выпрыгнуть, – поправил Плясов. – Там люди по тротуару ходят. А если бы увидели? – Ну что, пойдём, пройдёмся по этажам, посмотрим?
 – Пошли, – Фёдор опустил голову к собаке. – А ты ищи.
Лирка устремилась к лестнице, ведущей на верхние этажи.
Второй этаж прошерстили впустую. Никаких следов, ну, кроме вскрытых касс, преступник не оставил. И прятаться там особо негде. Не в вещах же? Сразу найдут.
Часть третьего этажа занимало кафе. Потёртые поверхности столов, металлические дуги стульев с фанерным сиденьями. Лирка шагала спокойно, не тянула, не нервничала. Значит, здесь тоже пусто. Для очистки совести заглянули на кухню. Посуда, развешанная над длинным столом, электрическая плита на шесть комфорок. В углу широкий, как два шифоньера, шкаф-холодильник. Оба прошли мимо. А Лирка задержалась. Хихлушка, чутко сжимавший поводок, сразу понял: что-то нашла. Собака, чуть нервничая, села напротив холодильника. Глянув на хозяина, гавкнула пару раз. Плясов разом повеселел. Почти прыжком вернулся на пару шагов. Дверца холодильника не защелкивалась, на уплотнителе. Он потянул ручку. На них, вытаращив глаза, смотрел парень лет семнадцати.
    – Вылазь, болезный. Маленько турьма будэт, – подражая кавказскому акценту, сказал Плясов, а Хихлушка оттянул рычавшую Лирку.
А то ведь не выйдет.

Домой Хихлушка попал только часа через три. Опять задержался в отделе. И кто эти рапорты только придумал? Посидел на допросе немного. Парень пел, как соловей. Первый испуг у него прошёл быстро, и воришка активно пытался сократить срок чистосердечным признанием. Выяснилось, что он вышел на дело в последний рабочий час субботы. Воскресенье в «Маяке» выходной, и он вполне резонно рассчитывал спокойно поработать, в смысле обчистить кассы. Спрятался в дальней примерочной. Подождав, пока последний человек покинет зал, неторопливо принялся осуществлять задуманное. Кассы вскрывать, если без спешки, несложно. Жаль, конечно, что в них оказалась только мелочь, но и это добыча неплохая.
Почти не волнуясь, с комфортом устроился на диванчике в подсобке. И так расслабился после удачно проведённой кражи, что проспал до самого утра. Проснулся уже ближе к девяти. Вот тут-то воришка струхнул не на шутку. Рассчитывал пораньше встать, до рассвета. А вышло… На улице уже людно.  С трудом распахнул плотно залипшее от краски окно. Сработавшая сигнализация ещё больше перепугала парня. Растерявшись, он не придумал ничего лучшего, как забраться в холодильник на кухне.

Апрель, конечно, далеко не зима, но ветер тоже не в радость, пронизывающий. И где же это весеннее тепло? Что-то задерживается. Хихлушка, решившийся на прогулку от горотдела до дома, даже подмёрз. Лирка бежала с левой стороны, прижимаясь горячим боком к ноге, обоим так теплей. Хотя, для собаки апрельская погода – как человеку прохладное утро жарким летом. Половину дороги она активно вертела мордой, набираясь впечатлений, и только уже ближе к дому немного сникла. Устала.
Перед подъездом несколько соседок пенсионного возраста, кутаясь в шерстяные платки, возмущённо размахивали руками. Хихлушка мысленно чертыхнулся. Никак по воде страсти? Неужто, баба Нюра забыла сантехника предупредить? Если узнают,  заклюют сороки. И его, и бабушку. Сделав каменное лицо, Фёдор приблизился к гомонящим старушкам. Баба Нюра тоже тут.
– Что случилось, бабушки-старушки? – он остановился, чуть не доходя. Ну его, в самом деле. Собака, хоть и учёная, всё одно собака. С удовлетворением понял, что Лирка на шум не реагировала. Умная девочка. Знает, эта публика угрозы для хозяина не представляет.
Соседки разом замолчали. На несколько секунд. И тут же словно прорвало плотину. Каждая старалась лично поведать милиционеру о случившейся трагедии – отсутствии воды в подъезде. Прислушавшись, Фёдор понял, что баба Нюра свою миссию выполнила, вернее, попыталась. Ну что она могла сделать, если сантехник оказался в дугу пьяным? Тут ещё и  жена его подлила керосина в огонь, обругав заявившуюся делегацию возмущённых старушек.
Согласно покивав головой, Хихлушка узнал также, что мужики, те, что дома, тоже не желают разбираться с водопроводом, поскольку опасаются «чего-нибудь не того накрутить». А потом, мол, расплачивайся. Фёдор приободрился. А не всё так плохо. По крайней мере, его никто в случившемся не обвинял. Пока.
– Так, бабушки-старушки, хорош галдеть. Я попробую разобраться.
– Ты наш спаситель!
– Вот что значит, милиция! На все руки мастер!
– Повезло Клавке с мужем!
Понятно, что не искренне, а всё одно приятно. Пробравшись сквозь строй бабушек, Хихлушка усадил собаку чуть в стороне от входа. А то ещё чего доброго отбор устроит: эту пущу, она мне нравится, а эта пусть и близко не подходит. Бывали случаи.
В подвале он быстро отыскал нужную задвижку, которую сам же и закрыл несколько часов назад. Пустив воду в квартиры, поднялся наверх с осознанием выполненного долга  и легкостью в душе, освободившейся от груза вины. Старушки уже разбежались по квартирам, наверное, краны проверять. Мотнув Лирке головой, Хихлушка поспешил на пятый этаж: хватит судьбу испытывать.
Супруга встретила жизнерадостным «Привет. Опять на работу вызывали?»
– Ага, воришка в «Маяк» забрался.
– Ух ты! И как, поймали?
– Поймали. Дурень, в холодильнике спрятался в кафе. Лирка и нашла.
– Молодец  собачка. Хочешь колбаски? – она протянула кусочек варёнки на ладошке.
Лирка, скосив глаз на хозяина, смахнула угощение языком. Хихлушка помыл руки в ванной. На кухне так и лежал инструмент. Убрать же не успел. Он подхватил ключи.
– Что кушать?
– А нечего пока. Могу вчерашний суп разогреть. Воды не было. Только вот перед твоим приходом дали.
– Ну и хорошо.
– А что ты иструмент-то тут разложил? Никак кран надумал чинить?
– Уже. Думал, прокладку менять придётся. А подтянул, он и перестал капать, – Хихлушка незаметно вздохнул. – Ну не рассказывать же ей всю предысторию? И вообще, незачем ей знать, что воды не было из-за его вызова в магазин. Милицию лишний раз лучше не подставлять. И так она мужа к службе иной раз ревнует. А тут ещё такой повод!
Фёдор Семёнович не любил обманывать благоверную. Можно же просто не сказать всей правды. Вот как сейчас. Не дай бог, жена проболтается во дворе. Он прекрасно понимал, насколько недолговечна слава спасителя старушек. Поймут, из-за кого сидели насухую, все косточки в труху перемелят».
– А, ладно. Грей суп. Пока ты там что-нибудь сготовишь.

Глава 7
Пост номер три на дальнем конце части у склада считался самым захудалым. Ни присесть, ни подремать. Поле, ангар, грибок, чтобы от дождя укрыться, если что. Огромный замок под пломбой на чёрных крашенных душках, провода, по столбам убегающие к танкодрому, и ветер. Здесь он почему-то никогда не прекращался. И днём и ночью кидает в лицо пыль, снег, дождь. В зависимости от времени года. Сейчас апрель. Снег, превращающийся в лужи днём, к вечеру снова берётся хрустящей корочкой, ломаясь  под ногами. Десяток шагов в одну сторону. Постоять, поглазеть на тающей в дымке лесок за колючей проволокой. Десяток – в другую.
Стылый ветер, дождавшись, когда мутное солнце спрячется за синей кромкой леса, кажется, набрасывается с ещё пущей злобой. Первые десять  минут на посту пролетели, не заметил. Времени до смены вроде бы ещё много, но лучше начать заранее, чтобы запас был. Дежурный по полку, как назло, удаляется черепашьим шагом. О чём-то спорит с сержантом. Останавливаются по дороге, руками в разные стороны тычат. Сменившийся постовой обреченно плетётся следом. Ладно, потерпим. А холодно-то, аж зубы постукивают. Или это нервное?
Ничё. Последний наряд. Пару месяцев ушло на то, чтобы списаться с дружками, попавшими в пехотный полк на Украине. К этому времени он уже продумал, как будет сбегать, и даже дату назначил. Шестое апреля 1966 года, вечер. «Сутки на то, чтобы добраться до места. Вытащить Андрюху из СИЗО – святое дело». 
Вот мы и пойдём. Парни почти родные. С детских лет вместе. В старших классах сшибали по копейке, прессуя мелюзгу и отбирая карманные деньги. В другое время другие увлечения находили. Андрюха, например, с лягушками экспериментировал.  Вставив в задний проход соломинку, раздавливал земноводное ногой. Из соломинки все внутренности и вылетали. Смешно. Сам Санёк любил голубям бошки отрывать. Ухватив за шею, раскручивался вместе с бедной птицей и резко дёргал. Как правило,  тело улетало уже без головы. Повзрослев, и дела освоили более серьёзные. Пару киосков газетных на их совести. Там ерунду, правда, взяли. Но ничё, в качестве тренировки и это полезно. И только задумали грабануть винный магазин, там у Витьки тётка работала, так что выход был, а тут повестка.
Его первым загребли. Ребята ещё побарахтались, но тоже не отмазались. А вот Андрюха, последним уходивший, не успел. Взяли на сумке, у старушки какой-то  вырвал. И самое поганое, что померла старушка. То ли толкнул её сильнее, чем надо, то ли по голове треснул, Санёк подробностей не слышал. Знал только, если не вытащить Андрюху, потянет он срок, да немаленький. Так что, деваться некуда, надо вытаскивать. Друг всё-таки.
А тут без оружия никак. Но варианты есть. Санёк всё продумал. На пост заступают с автоматом. На поясе в подсумке два заряженных магазина. Для настоящего дела – мало. Но запас имеется на складе, который под охраной. Нужно только замок сломать. Это он только с виду такой большой и грозный, а по сути, ерундовый для любой фомки. Санёк ещё несколько дней назад умудрился под ленточный фундамент ломик запихать.  Вот он и поможет.
А чтобы подозрений у командиров раньше времени не вызвать, первые месяцы службы Санёк старался изо всех сил. С оружием он и на гражданке ладить умел, и стрелял неплохо. Умения пригодились. А что, автомат он быстрей всех во взводе разбирал-собирал. На стрельбище неделю назад показал с ещё одним пареньком стопроцентный результат. На всю роту только у них и получилось. Ротный сразу отметил перспективного солдатика. Похвалил. Саньке его похвала до одного места, но для его дела только на пользу.
Он и с ребятами старался не сходиться, не дай бог, выдаст себя какой-нибудь оплошностью. Больше молчал, за глаза его даже прозвали угрюмым. Ну, не самая плохая кличка. Среди блатняков вполне сгодится.
«В этот же день и парни должны драпануть, тоже с автоматами. Если очередь в наряд не выйдет, кого-нибудь попросятся подменить. Патронов у них там не достать. Придётся самому выкручиваться, – спины в шинелях удались метров на сто. Ещё пару шагов, и завернут за угол хозблока. – Так, пора».
   Поставив автомат у двери, скинул шапку, чтобы на глаза не сползала. Ещё раз оглянулся. И хоть знает, не откуда здесь взяться чужим, но задница – она не железная. Боязно. Поймают, тюрьма обеспечена. Значит, надо сделать всё, чтобы не поймали. В крайнем случае, автомат есть. Живым не возьмут. «Не дай бог, конечно!»
Замок, зараза, долго не поддался. Крепкий, на удивление. К счастью, на десятой, наверное, попытке, когда, пот уже градом стекал по спине, затрещало дерево, и дужка из деревянных ворот вылезла вместе с болтом.
На складе темно, хоть глаз выколи. Санёк замер в растерянности. Свет включать – палиться по глупости. А с фонариком не продумал, упустил. Да и где его взять? Не у дежурного же летёхи просить?! Ладно, выкрутимся как-нибудь. Немного постояв, понял, темнота-то не совсем кромешная. Вот полка, а на ней... Так, что это? Вещмешок! Ага, вещь нужная. А он всё думал, в чём же добычу унесёт. Планировал какого-нибудь брезента отыскать на складе. А тут, как специально для него приготовили.
Осторожно двинулся дальше. Стеллажи рядком, на них ящики, и под  ними... «Так, что у нас там?», – снова ломик пригодился.
Опасно громко заскрежетали выдираемые из доски крепления. В первом шашки какие-то. Взрывчатка? Сойдёт. Неизвестно, как оно там сложится. Так, а вот и патроны. Разломав ящик поменьше, горстями накидал почти половину вещмешка.  Больше всё равно не утащить.
Загрузившись, стянул завязку на «горле» мешка. «Тяжеловато. Но ниче, до дороги доберусь, а там машину поймаю. Не пешком же на Украину топать? Тут на колёсах часов пять, и Харьков. Максимум семь. И ночь не кончится, как на месте буду. Правда, тревогу-то они раньше объявят. Как сменяться пойдут, часа через полтора. За это время нужно уехать подальше. В идеале. Как уж повезёт.
Напоследок прихватил чёрный танковый комбинезон, неизвестно за каким лядом валявшийся на крайнем стеллаже. Видно, что ношенный. Может, кладовщик переодевается.  Тоже пригодится. Сверху напялить, так в темноте его и не увидят.
Прижав складскую дверь, кое-как вставил болты в развороченные дырки вместе с дужкой. Утвердил на место замок. Авось, не сразу обнаружат. Надежда, конечно, слабая, но сейчас не то положение, чтобы мелочами пренебрегать.
Отойдя на пару шагов, обернулся. Если шибко не приглядываться, не заметно. Пойдёт!
Через колючку перелез, просто раздвинув пару ослабших проволок. Давненько её тут не подновляли. И хорошо.
Взявшийся настом снег, хрустел под сапогами, как оглашенный. Санёк нет-нет, да оглядывался. Никого, но как страшно! Сердце бухало – даже в висках отдавало. Следы предательской цепочкой тянулись позади. До леска недалеко, метров двести. Первые деревья, оказавшиеся за спиной, придали уверенности. Вроде, ну что тут такого? Всего лишь  деревья, и не самые толстые, а человек уже чуть-чуть свободней себя чувствует. Всё-таки славяне – люди лесные. И хоть в городе вырос, в деревне или в лесу и не бывал, а поди ж ты. Прочувствовал.
Бетонка в оба конца пуста. Ветерок приятно охлаждает разгорячённые щёки. Упираясь руками в колени, одолел насыпь. Автомат сползает, приходится постоянно поправлять, вещмешок тянет к земле. Терпеть, только терпеть. Так, а теперь в сторону города. Значит, направо. Повесить оружие на грудь, руки так удобнее держать, если сверху положить. И дай бог ноги. Первые метры Санёк пробежал. Дыхалки хватило на стометровку, не больше. Всё-таки гружён не слабо. Ну и ладно.
Приноравливаясь к грузу, дальше шагал спешным шагом, медленно, но неуклонно удаляясь от военной части. Позади тревога и трибунал, впереди – большое дело, друг Андрюха, новая жизнь вне закона. Ещё не изведанная, но уже манящая. Воровская романтика!
Над головой тянулись параллельным курсом тёмные облака, под ногами в ямках разбитой  бетонки уже умиротворённо похрустывал ледок, Санёк с каждым шагом приближался к новой жизни.
Часа через полтора за спиной мелькнули фары грузовика. Санёк развернул автомат дулом вперёд, хрустнул предохранитель. Эту машину он остановит во что бы то не стало. Даже если придётся грохнуть водителя. Убивать Санёк мысленно приготовился. Время было. А иначе и не стоило огород городить.
 
Глава 8
С утра во дворе Управления толчётся народ. Начальство собрало весь личный состав, который нашёлся на рабочих местах. Хихлушку о построении предупредили заранее, и он прибыл сюда при параде сразу из дома. Как намекнул встретившийся на улице Плясов, пряники будут раздавать за удачное раскрытие преступления в «Маяке». «Пряники» – это хорошо. Если бы ещё и премией какой подсластили, так вообще бы отлично». Примерно так он в ответ и высказался.
Народ потихоньку строился. Заместитель генерала Храмова начальник отдела кадров полковник Брежнев, щекастый, пухленький с задумчивым видом вышагивал вдоль строя, но пока никого не торопил.
Хихлушка, как обычно, занял место с краю от  своих ребят из уголовного розыска, ну, чтобы Лирка не отвлекалась. А то начнут: «Дай лапу», а то и погладить надумает кто. Собака фамильярности от своих, конечно, сносит терпеливо. Но всякое может быть. А вдруг без настроения она, или рука будет кошкой пахнуть. При всей воспитанности и вежливости, собака – она собака и есть. И в том её и слабость, и сила.  А трактовка в каждом случае от ситуации зависит. Косясь на дверь конторы, откуда должен появиться Храмов, Фёдор вспомнил  вчерашний разговор с дочкой.
Присев к папке на диван, Оля обхватила его руку, прижавшись. Хихлушка молчком оторвался от газеты. Поднял вопросительный взгляд.
Оля вздохнула. Поджав губки, вздохнула ещё раз.
– Да говори уже, – Фёдор усмехнулся.
– Ой, папка, не знаю, как начать.
– Как-нибудь уж начни.
Оля повертелась, поджимая ноги.
– Вчера с подружкой в Маяк ходили.
И затихла. Фёдор понял: ждёт дополнительных вопросов. «Ох, и хитрюга. А я тоже помолчу» – он снова развернул газету. 
– Пап, ну ты  слушаешь, чи нет?
– Так ты ничего не говоришь.
Дочка вновь вздохнула. Ну, прямо вселенская скорбь.
– Платье там мерила. Здоровское! – она оживилась, отпустив отца.  – Вот здесь вот рюшечки, а на подоле по краям...
 – Сколько?
– Пятьдесят рублей всего.
В последний момент Фёдор удержался, чтобы не присвистнуть. В квартире свистеть – денег не будет. Хотя, их и так нет. «Да, выросла девочка. Недавно вроде платьишки за десятку покупали. А что ты хочешь? – спросил сам себя мысленно. – Невеста уже».
– Дорого.
– Да ничё не дорого. Пап, его же купят. У нас такие долго не висят.
– А что мать сказала?
– Сказала тебя спросить.
Фёдор почесал затылок. Полтинник, это же ползарплаты. Девчонки вечно что-нибудь придумают. То кино им, то кофточка, то сапоги.  Понятно, дело такое, не соскользнёшь. Женился, дочку родил – тянись теперь. А родную милицию у нас деньгами шибко не балуют. Впрочем, Вера на заводе ещё меньше получает.
Ему, конечно, не жалко. Но до зарплаты пол месяца, а нынешнюю они уже всю расписали. Ни копейки лишних. А платье, верно говорит, могут купить. Не хочется в этом признаваться, но дочка права. Хорошие вещи уходят на раз-два. Тут откладывать нельзя, верно Оля подметила. И что  делать? Он уже несколько месяцев собирал на новый аккумулятор для мотоцикла. Оставалось последнюю двадцатку доложить. Выходит, подождёт новый аккумулятор? В принципе, старый пока тянет, можно продержаться весну. Тут до тепла-то осталось. Потерпит малость мотоцикл, как и кран на кухне. Ну и что, что заржавел. Не капает и ладно. Уже приняв решение, он попросил ещё разок рассказать про платье. Может, найдётся, к чему придраться. Оля подскочила. Встала напротив, рисуя на отточенной фигурке силуэты невидимого платья. Невнимательно слушая дочку, Фёдор мысленно вздохнул. Жаль, придраться не к чему, вещь, похоже, и правда, хорошая.
 – Ну, покупай, что с тобой делать.
Пискнув, Оля бросилась на шею отцу.

Дверь распахнулась, и Храмов решительно шагнул на двор Управления. Он один из всего состава по гражданке, в сером плаще. Хихлушка вспомнил, когда Александр Дмитриевич впервые появился в УООП, народ поначалу морщился. Выходцы из бериевской конторы воспринимались не однозначно. Уже знали: одно время он руководил зоной, строящей железную дорогу на Ямале. Зеками командовал. В милиции такие сведения не засекретишь. А, значит, из тех самых, сталинских палачей. Оценка таким деятелям на двадцатом съезде партии дана однозначная.
Не все, понятно, обвинения Хрущёва приняли, хотя общее мнение в большинстве с хрущёвской оценкой совпадало. Ну, не привык народ, живший в самом справедливом государстве мира, просеивать официальную информацию в поисках ростков неправды. Не могло её там быть изначально. И хоть сомнения иной раз и посещали некоторые думные головы, но… Власти, как правило, верили. Потому и приняли его настороженно.
Впрочем, отношение поменялось быстро. Новый начальник оказался человеком твёрдым, неуступчивым, причём, не имело значения в какой компании.  Будь то руководители области, генералы из Москвы или свои офицеры, если ерунду несут. Сказать правду в лицо для него – дело обычное. По мере роста популярности у подчинённых, в той же прогрессии он зарабатывал славу неудобного руководителя во властных кабинетах. В этом деле баланс соблюсти крайне сложно, а скорей всего, невозможно. Что и говорить, подбирать кадры Лаврентий Павлович умел. Хихлушка тоже относился к новому начальнику уважительно.
Сказав несколько слов по поводу подготовки личного состава, по его мнению, хромающей, генерал перешёл к раздаче «пряников». Оказалось, директор «Маяка» прислал в милицию благодарственное письмо. Зачитав текст, Храмов, довольно улыбаясь, сообщил, что Плясов и Хихлушка будут отмечены в приказе по Управлению. При этом Плясову будет выписана премия в размере четырнадцати рублей, а Хихлушке объявлена благодарность.
Ребята скромно похлопали, а Фёдор еле сдержал вздох разочарования. Вот так и рушатся авторитеты. Ну что стоило Храмову и ему выписать десятку хотя бы. Ну, не обеднела бы белгородская милиция. А Хихлушке она бы сейчас ох как пригодилась. Генерал, поди, и не подозревает, как только что разочаровал в себе одного далеко не самого рядового сотрудника. Не скромно? Но так и есть. Всё собаководство служебное на нём держится. Факт непреложный. Ни Гребенюк, а уж тем более сержант самостоятельно службу не вытянут. И начальство это знает. «Обидно!»
 Хихлушка изо всех сил старался не поддаваться эмоциям. Даже улыбнулся не очень удачной шутке Брежнева. Но настроение упало ниже плинтуса.
После построения немного виновато улыбающийся Плясов пригласил Фёдора, как отработают, заглянуть в его кабинет. Проставляться будет. Фёдор кивнул, соглашаясь. Уже уходя, на всякий случай, оставил себе путь к отступлению. Мол, посмотрю, что там в питомнике. Но сам решил: не пойдёт. Слишком горько на душе. А там надо улыбаться и делать вид, что ничего не произошло.  Не сможет. Ни та натура. Он себя знал. Обязательно, выдаст чем-нибудь. А оно ему надо?   
 
Глава 9
Грузовик оказался наливником. Полным солярки. Можно сказать, повезло. В спину стрелять не будут. Побоятся. Хотя, Санёк надеялся, до этого не дойдёт.
А вот водителя пришлось пристрелить. Сначала заставил выскочить из кабины, а уж потом одиночным в грудь. Уж очень лицо у него не хорошее было. Простейшее, без задней мысли, как говорится. И лихое. Такой в драку кинется, не побрезгует. Нет уж, лучше наверняка. Шустренько оттащил труп в кусты. Конечно, найдут, но не сразу. Какое-то время у него есть.
Раньше он думал, что  выстрелить в живого человека непросто. Да не он один, все так думают поначалу. Кто считает иначе, никогда не примерял на себя роль убийцы. При этом Санёк всегда понимал, возникни настоящая, не эфемерная угроза жизни, на спусковой крючок нажмёт, не колеблясь. Вот и не поколебался. Раньше надо было сомневаться, пока с поста не дёрнул. Теперь уже поздно. И труп, повисший на совести, воспринял, как должное. Наверное, морально уже был готов перешагнуть и эту черту.
Под утро почувствовал, что устал. Завернув по полевой дороге в лес, через километр съехал с полёвки, вломившись в какие-то кусты. Там и заглушил машину. Поджав ноги, устроился на жёстком сиденье. Долго сон не шёл. В голову лезли крамольные мысли. Верно ли поступил, надо ли было так резко уходить на нелегальное положение? И сам признавал: поступил единственно правильно. Судьба загнала его на эту дорогу, и она же не даст с неё свернуть. Тревожно ворочаясь, гнал от себя ненужные сомнения. Ещё и холод донимал, пробираясь через шинель и комбинезон.
Промучившись до рассвета, не выспавшийся и раздражённый, Санёк завёл машину. «Что ж, надо ехать дальше. Другого пути нет».
Набрав на трассе серьёзные пятьдесят пять километров в час – предел для старенького грузовичка, немного успокоился. Да и дорога, в утренние часы почти пустынная внушала лёгкий оптимизм. «Так и до Харькова доберусь. Лишь бы топлива хватило. А там машину всё одно бросать придётся. Наверняка, уже ориентировки на всех постах ГАИ есть. Придется другую искать».
Мотоцикл с гаишником он заметил издалека. Сердце ёкнуло, и ладони сразу вспотели. Потерев по штанине, он подтянул автомат поближе. «Остановит, буду стрелять».
К его счастью, на дороге пусто. Кроме него и легавого, никого. «Ну, пусть рискнёт, поднимет палочку, – Санёк сжал зубы, решившись окончательно. – С одним-то он справится».
Полосатая палочка метнулась навстречу, когда до мотоцикла оставалось метров пятьдесят. Беглец начал притормаживать. Пусть заранее не беспокоится. Свободной от руля рукой подтянул автомат на колени, дулом к двери. Глухо щёлкнул предохранитель.
Машина остановилась, проехав на несколько метров дальше гаишника. Специально, оставил время на изготовку.
Когда перед приблизившимся милиционером распахнулась дверца, первое, что он увидел – дуло автомата. В следующий момент из него полыхнуло, и милиционер, не успев ничего почувствовать, уже мёртвым свалился под колесо грузовика. 
Чувствуя, как подрагивают руки, Санёк захлопнул дверцу. Два раза двигатель глох. Вздохнув всей грудью, он, наконец, смог немного укротить мандраж. С третьего раза, машина медленно тронулась.
Не оглядываясь, убийца набирал скорость, торопясь, побыстрее покинуть место, где он только что сделал очередной шаг к обретению свободы. Как внутренней, так и внешней. Во всяком случае, он считал именно так.

Глава 10
Звонок телефона в дежурной части горотдела милиции раздался во время обеда. Дежурный подрёмывал, подперев рукой подбородок. Вздрогнув, потянулся к телефону. Трубка голосом, нетерпящим пререканий, потребовала кого-нибудь из руководителей.
– А никого нет, – дежурный внезапно заикнулся. – Все на обеде.
На том конце провода выругались. Потом помолчали несколько секунд, видно, соображая.
– А ты кто?
 – Дежурный Бугров, – выпятив грудь, отрапортовал несчастный милиционер.
– Слушай сюда, дежурный Бугров. В сторону Белгорода на бензовозе ГАЗ-51 двигается вооруженный до зубов дезертир. Его необходимо задержать. Не знаю, как ты это сделаешь, но чтобы было выполнено и доложено. Понял?
– Так точно, – дежурный внезапно вспотел.
– Действуй! – в трубке запикало.
Бледный милиционер с надеждой обернулся к входной двери: «Хоть бы кто-нибудь подошёл». В этот момент он, наверное, впервые за время службы пожалел, что в конторе нет никого из начальства.
И снова требовательно зазвонил телефон. Дежурный опасливо поднёс трубку к уху. И чуть не отдёрнул. Собеседник представился начальником штаба Московского военного округа. Узнав фамилию дежурного, потребовал доложить обстановку. Дежурный сглотнул комок в горле:
– Только что узнал о дезертире, который движется в нашу сторону. Приказано принять все меры к задержанию.
Невидимый генерал нетерпеливо поинтересовался:
– И что, приняли?
Дежурный помялся:
– Товарищ генерал, сейчас кто-нибудь из руководства с обеда придёт, они доложат.
– Птху ты, – начальник штаба оборвал связь.
 К тому времени, когда в Управлении решительным шагом вошёл Александр Дмитриевич Храмов, расстегивая на ходу серый плащ, дежурный уже несколько раз успел побледнеть, покраснеть и вспотеть.
К его счастью, Храмову не пришлось ничего объяснять. Видно, сорока в погонах уже донесла до начальства неприятную весть. Хмурясь, генерал прошествовал в свой кабинет, приказав Бугрову направлять к нему всех офицеров, возвращающихся с обеда.
Ещё не усевшись, первым делом потянулся к телефону на столе. На память набрал номер начальника областного отдела ГАИ.  Полковник милиции Михаил Васильевич Лобанов трубку взял сразу, будто ждал звонка.
– Василич, приветствую. Ты в курсе, кто в нашу сторону движется?
– Нет, – неуверенно протянул тот.  – Только в кабинет вошёл.
– В общем так, слушай внимательно. Дезертир с оружием угнал бензовоз и сейчас по трассе со стороны Курска едет к нам. Вооружён Калашниковым. Приказано задержать.
Лобанов чуть присвистнул в трубку:
– Во дела. Счас отправлю всех свободных.
– В город его пускать нельзя. Перехвати на подъезде. И это, проследи, чтобы вооружились. И двойной боекомплект пусть про запас возьмут.
– Лады.
Положив трубку, начальник Управления пару секунд сидел молча, напряжёно размышляя. И снова потянулся к аппарату, другой рукой открывая блокнот с номерами телефонов. «Надо военную часть подключить, учебку водительскую. Пусть курсантов в нашу сторону направят. У них карабины, а это уже сила». Командира учебки он не застал, трубку взял кто-то из дежурных офицеров. Оказалось, им уже сообщили о дезертире, и сейчас полковник автобата формировал роту бойцов для выезда на задержание.
«Ну что ж, отлично», – Храмов решительно поднялся.
Здесь ему больше делать нечего.  Но выйти из-за стола не успел: в кабинет, постучавшись, вошли два офицера: полковник Иван Михайлович Савченко и подполковник отдела ООП Иван Яковлевич Литовченко.
И замерли, тревожно поглядывая на начальника Управления.
– Вовремя, – прокомментировал их появление Александр Дмитриевич. – Про дезертира знаете?
 – Так точно, – ответили невпопад. – Доложили.
– Тогда так. Вооружайте людей и на трассу. Догоняйте. Я тоже туда.
Храмов вышел первым, за ним поспешили офицеры.
В коридоре Управления нарастала суета. Хлопали двери, гудели растревоженные голоса. Генерал, чувствуя, как напряжение, буквально висящее в воздухе, пробуждает внутреннюю дрожь, ускорил шаг. В этот момент он понял, что боится опоздать. Не дай Бог, кто под пулю попадёт, он же себе не простит.
Почти бегом проскочил мимо дежурного. Служебная Волга так и стояла у крыльца. Запрыгнув на переднее сиденье, скомандовал водителю трогать. Тот, почувствовав серьезность ситуации, бросил машину вперёд с пробуксовкой.
 
Капитан Александр Иосифович Доронин неспешно приближающийся к Управлению, в этот миг даже замер от удивления. Он ещё никогда не видел Храмова таким встревоженным. Да и не бегал, на его памяти, генерал никогда. Начальнику вообще не положено передвигаться с такой скоростью. Как говориться, руководитель может торопиться только в двух случаях. Сами случаи разнятся в зависимости от рассказчика, но смысл поговорка от того не теряла. Плотней натянув фуражку с тёмно-зелёным околышем, Доронин тоже ускорился.
На дежурного было больно смотреть. Бледный, взъерошенный, как воробей после драки, он что-то втолковывал невидимому абоненту по телефону, иной раз надолго замолкая. Увидев Доронина, сделал умоляющие глаза, мол, только не сейчас.
Оглядываясь в поисках кого-нибудь, кто мог бы  растолковать ему, что здесь происходит, капитан заметил входящего спешным шагом старшего лейтенанта командира конвойного взвода Владимира Митрофановича Шляхова, по совместительству друга. Тот смотрел сурово, явно что-то знает.
У комнаты дежурного офицеры одновременно протянули друг другу руки.
– Что случилось? Что все такие дёрганные?
– А ты не в курсе? Вся милиция на ушах стоит.
Коротко Владимир Шляхов разъяснил ситуацию.
Слушая, капитан смурнел с каждым словом. А когда старший лейтенант закончил, он уже знал, что делать.
– У тебя же автоматы есть?
Владимир живо кивнул, догадываясь, что предложит друг. Оба даже не задумались, правомерно ли вооружаться автоматами. Понимали: оперативная группа, сейчас бегающая с высунутыми языками по коридорам, будет лишь с пистолетами. Против «Калашникова» у дезертира – не сильно убедительно. Они вдвоём с автоматами могли бы помочь своим.
В подвале серьёзный Петрович – кладовщик без лишних вопросов достал из ящика два ППС-43 . Лишь поинтересовался, сколько им патронов отсыпать.
Володя легкомысленно предложил выделить по рожку на брата. Потом он не раз пожалеет, что не догадался попросить больше.
Погрузившись в Уазик-буханку, сразу ухватились за сиденья: водитель пообещал лететь на всех парусах.

По дороге Храмов подобрал майора ГАИ Анисимова. Тот был в форме, и Храмов надеялся, что это снимет возможные вопросы у людей. Сам-то он по гражданке одет. Кто же знал.
Перед поворотом на Ерик трасса оказалась заблокирована. Гаишники уже отработали. Издалека офицеры заметили множество грузовиков, забивших дорогу на добрую сотню метров. Среди них кое-где затесались легковые машины и мотоциклы. На обочине, покосившись, стоял ГАЗ-51, бензовоз. Оба одновременно узнали проходящую по ориентировке машину.
В следующий момент автоматная очередь прошила Волгу насквозь. Зазвенело разбитое стекло, заскрипели тормоза, и офицеры одновременно вывалились на дорогу с двух сторон. Водитель, к счастью, не задетый пулей, выскочил из салона следом.
Доставая табельные пистолеты, прыжком укрылись за ближайшим грузовиком. Пули снова застрекотали по металлу, снова зазвенело теперь уже полностью разбитое лобовое стекло, и водитель смачно выругался:
– Вот гад, машину попортил!
Храмов осторожно выставил голову из-за крыла грузовика.  Впереди – ни души, водители, попрятавшиеся на противоположной стороне трассы или за машинами, выглядывать не спешили. Но только он попробовал высунуться повыше, как автоматная очередь заставила  снова пригнуться.

Глава 11
За спиной нарастал звук  надрывно гудящего двигателя. Обернувшись Храмов, узнал буханку из Управления. Подскочил Анисимов. Укрываясь за машинами, он бросился навстречу Уазику. Размахивая руками, что-то кричал, пытаясь остановить машину. Кто-то из гаишников, до этого времени укрывавшийся в колонне, тоже рванул наперерез буханке.   
Водитель Уазика хорошо видел людей, пытающихся его остановить, но команда капитана прозвучала однозначно: «На тормози. Правь вот к тому бензовозу». Буханка вильнула перед колонной, съехав на обочину. Из луж полетели брызги, советский вездеход снизил скорость, пытаясь вписаться в узкую полоску между откосом и скопившимся транспортом.
Автоматная очередь заставила водителя резко ударить по тормозам. В переднем стекле, словно ненастоящие нарисовались сквозные дырочки. Никто в первый момент не понял, что стреляют по ним. А когда сообразили, дружно упали на пол. Водитель в ту же секунду дёрнул дверную ручку, кулем вываливаясь из салона.
Шляхов потянулся к своей дверце. Осторожно нажал на ручку. Выглянув в образовавшуюся щель, увидел фигуру в чёрном комбинезоне, убегающую по вспаханному полю в сторону Беломестного. У беглеца на плече увесистый сидор, в руках – автомат. Старший лейтенант успел разглядеть, когда тот коротко оглянулся на бегу. Друг за другом выпрыгнули на скользкий обрыв. Доронин, не удержавшись, скатился на склону на задней точке.
Впереди маячила удаляющаяся фигура дезертира. Крупные глыбы пахоты, вывороченные плугом, мешали ему, пару раз беглец споткнулся.
Шляхов с колена выпустил в спину, обтянутую чёрной тканью, короткую патрона на три очередь. Дезертир, приостановившись, ответил своей очередью. Трассерные пули видимой лентой пролетели над головами. Оба инстинктивно пригнулись. Патроны он явно не экономил. Ну да, говорили же, боезапаса у него много. Где только набрал? А тут один магазин, а ППС без переключателя на одиночные. Придётся считать  каждый патрон.
Беглец удалился метров на двести и продолжал бежать, с трудом переставляя быстро отяжелевшие ноги. Офицеры рванули следом.
Перепаханный чернозём с первого же шага увесистыми лепёшками прилип к подошвам. Сразу стало понятно, почему беглец движется, будто в пудовых колодках. Оттаявшая пашня тормозила одинаково и дезертира и милиционеров. Беглец снова остановился, выпуская по преследователям очередь на весь рожок. К счастью, оба успели свалиться плашмя, мгновенно выпачкавшись.
И снова чернозём стреножит ноги, не хуже верёвки. Через сотню метров дыхание уже хриплое, лёгкие работают на пределе. Дезертир опять оглянулся. Не дожидаясь особого предложения, офицеры разом упали, ладони погрузились в мягкую землю. Пули, видимые в густом воздухе светящимся роем, с визгом пролетели над головами. Поднявшись, милиционеры тоже выпустили по три-четыре патрона из ППС. Попаданий нет. Сбитое дыхание не даёт прицелиться, как следует. Но и дезертир в том же положении.
Жарко. Пот заливает лицо. Доронин, сбавив ход, скинул шинель. Потом подберёт. Шляхов, глянув на него, тоже расстегнул пуговицы, и на землю полетела ещё одна. Снова тянется в их сторону вереница смертельных штрихов. Офицеры присели. С колена и выпустили по три-четыре патрона. Дезертир не пригибается, похоже, уверен, что промажут. Или ему всё равно? Списал себя? Это вряд ли, тогда не бежал бы. А прямо тут, на поле, и устроил последнюю войнушку. С таким количеством патронов шансы подстрелить преследователей у него определённо имелись. 
Сил двигаться уже нет. Беглец тоже перешёл на быстрый, насколько это возможно, шаг. На ходу он чуть дёргает спиной. Что-то делает? «Да он же заряжает рожки! Вот же гнида!» Чёрный комбинезон сливается с землёй, закатное солнце бьёт в глаза. Фигура дезертира иной раз теряется, расплываясь мутным пятном. Или это в глазах темнеет. Сразу и не поймёшь.
Впереди поле перерезал овраг, уходящий к дальнему леску. На его краю дезертир оглянулся в последний раз, и в сторону преследователей полетела очередная длинная очередь. Снова грязь перед лицом, ППС бы не завозить. Не дай бог, заклинит! Интересно, сколько в рожке патронов? Хорошо, если штук по шесть-семь осталось. 
В следующий момент беглец прыгнул в овраг. Ну, теперь хотя бы выстрелов его можно не бояться. Из-за леска, переваливаясь на колдобинах, появился тяжёлый грузовик, с тёмно-зелённым тентом. Урал военный! Следом выскочила Волга, раскидывая глыбы земли из-под колёс. Её обогнал ЗИЛок. Похоже, дезертира обложили. Не вырвется.

Глава 12
Скрип тормозов резкий и почему-то тревожный застиг Фёдора Хихлушку, когда он доставал из пачки беломорину. Лирка что-то вынюхивала на земле в дальнем конце вольера. После обеда старший инструктор ничего особого не задумывал, рассчитывая просто хорошо выгулять овчарку. На дежурстве сегодня Гребенюк, так что никаких тревог он не ожидал. С обычным вызовом и лейтенант справится. Вспомнив недавнюю поездку на Крейду, капитан поправился: «Ну, или должен справиться».
С утра после суточного дежурства Хихлушка заезжал в Управление по личным делам, потому был в форме. Узнавал у зама Савченко – Перемышленникова, можно ли ему поднять зарплату, хотя бы рублей на пять-десять. Сам он в этих вопросах разбирался слабо, а вот заместитель в таких делах собаку съел. Оказалось, возможности были. Надо только с бумажками побегать. Ну, это на следующей неделе. 
Зажав зубами папиросу, Хихлушка захлопнул калитку вольера. Лирка пока одна побегает. Обычно собака, понимая, что хозяин отошёл ненадолго, вела себя спокойно. Но не в этот раз. Овчарка встревожено гавкнула, прыжками устремляясь к забору. Напрыгнув на доски, заскулила. Фёдор с недоумением обернулся, но шаг не замедлил. «Неужто, что-то случилось? Собака она такие вещи чувствует».
«Москвич», развернулся перед воротами. Хлопнула дверца и Фёдор увидел встревоженного лейтенанта. Сердце заныло нехорошим предчувствием: «Точно, случилось».
Николай Гребенюк, крепко пожав ладонь начальнику, в двух словах прояснил ситуацию. «Ох ты, ёк, макарёк!» Хихлушка, не теряя времени, дёрнул к вольеру за Лиркой.
Водителя «Москвича» Фёдор не знал, а потому вопросы задавал Гребенюку с опаской. Не сболтнуть бы лишнего. Но Николай всё, что слышал, уже рассказал при первой встрече, и добавить ему почти было нечего.
– Дезертир какой-то отмороженный, – шептал Гребенюк, поглаживая меланхоличного Боя.  – Гаишника грохнул на дороге. Это ж капец! Сейчас все туда двинулись. Инспекторов обоих, сказали, надо. Особенно, тебя, Семёныч. Савченко меня одного побаиваться на такие дела ставить. С твоим-то опытом не сравнишь.
«Москвич», как понял Хихлушка, тоже предоставил Савченко. А уж где взял и как уговорил водителя, про то им и ведать ни к чему.
Машина летела на максимуме разрешённой скорости, ещё пару километров прибавить, и можно фиксировать нарушение. Но пока водитель умудрялся правила соблюдать. Может, потому, что милицию вёз? За всю дорогу он не сказал ни слова.
Удивила Лирка. Обычно уравновешенная собака, тут вела себя беспокойно. Зажатая внизу, между ног, она несколько раз пыталась поменять положение, при этом жалостливо поскуливая. Хихлушка пытался успокоить собаку, как мог. Ненадолго затихнув, Лирка снова начинала ворочаться. Гребенюк многозначительно глянув на капитана, тихо прошептал:
– Что это с ней? Никак беду чует?
Хихлушка, сердясь, махнул рукой на заместителя:
– Не каркай давай. Какую ещё беду? Видишь, неловко ей.
Но сам понимал, собака просто так не будет волноваться. Вон, Бой сидит себе, лишь иногда косясь на поскуливающую Лирку. И ноль эмоций. Как же не хотело сердце верить в дурные приметы. Он старательно откидывал тревожные мысли, стараясь думать о чём-нибудь отвлечённом. Например, как завтра пойдёт с женой покупать дочке новое платье. Денег, конечно, как всегда не хватает. Но уж как-нибудь для кровинушки выкроит. Да и обещали зарплату поднять. На лишнюю десятку капитан крепко рассчитывал.
Дорога перед Ериком оказалась забита. Грузовики, легковые машины, Волга Храмова, Уазик-буханка, все столпились перед поворотом. Водитель сбросил скорость, присматриваясь. Милиционеры тоже выставили головы в боковые окошки. По полю бежали люди. По форме офицеры признали своих. За кем гнались, отсюда было не видно, но явно не просто так бежали. Очередь, прилетевшая оттуда, заставила всех разом напрячься. Даже собаки, замерли, прислушиваясь и прикусив языки.
Водитель, оглянувшись, первый раз за всё время заговорил. И сразу по делу:
 – Они к Беломестному двигают. Я могу срезать, со стороны дороги, что на село выходит, подвезти. Там овраги, мимо всё равно не пробегут.
Хихлушка мгновенно кивнул.
– Вези, земляк. Да на правила не смотри. Не до штрафов.
Заскрежетала переключаемая передача, и «Москвич» рванул с места, разгоняясь на повороте. Инструкторов прижало к дверце.
  Доехали, и верно, быстро. Хотя  остановиться пришлось раньше, чем рассчитывали. Машина, свернув на грунтовку, через пару сотен метров встряла в глубокой луже. Выбирались в грязь. Ну, поругались про себя. А что сделаешь? Определив направление, Хихлушка рванул по вспаханному полю вдоль кромки неглубокой балки, постепенно углубляющейся.
Через десяток шагов тяжёлые лепёшки грязи обметали подошвы. Бег сразу замедлился. Изо рта повалил пар, легкие заработали, как два меха  в кузнице. Подолы распахнутой шинели хлестали по ногам, путались. На бегу оба, не сговариваясь, поскидывали одежду. Жарко! Впереди то и дело стреляли, и офицеры старались не сбавлять хода. Но получалось не очень, скорость неумолимо падала вместе с вытекающими силами. Даже собаки малость присмирели, и уже не так натягивались обмотанные на кулак, вопреки инструкциям, поводки.
В узеньком кленовом леске чернозём сменила прошлогодняя трава, и офицеры ненадолго выдохнули. Хихлушка даже позволил себе на несколько секунд задержаться, оскабливая подошвы о корягу. Гребенюк, тяжело дыша, присоединился. Позади затарахтел мотор грузовика. Их нагонял армейский Урал. Эх, раньше бы. Считай, по следам едет. Наверняка, подмога.
На краю оврага замерли неузнаваемые отсюда офицеры. «Значит, дезертир внизу».  Ускорившись, они снова побежали, не забывая иной раз осматриваться. Пока вокруг спокойно. Грузовик, обогнав их, разворачивался, натужно рыча. Гребенюк отстал. Мельком Хихлушка оглянулся: лейтенант, тяжело дыша, упирался руками в колени. «Ничё, пусть передохнёт, тут и Лирка вон, как после десятикилометровки. Язык, что метёлка». Бой уже лежал рядом  с хозяином, бока его ходили ходуном. Только Фёдор Семёнович замедлился, и Лирка тоже обессилено упала на сырую землю.
Протерев слезящиеся глаза, снова присмотрелся к милиционерам, отдыхавшим на краю балки, и поглядывающим вниз.  Тоже в кителях. «Так это они бежали по пахоте»! Теперь Хихлушка узнал обоих: Доронин и Шляхов.
– Так, Гребенюк. Ты давай с этой стороны овраг прочеши. Я – к ребятам.
Сплюнув вязкую слюну, лейтенант, кивнул.
Хихлушка вдруг вспомнил тот случай на заставе. Мелькнул перед глазами рыжий чуб убиенного по его вине рядового Семёнова, и он снова подумал: не дай бог ситуация повторится, спустит собаку не колеблясь. Поглядывая виновато, присел перед Лиркой:
– Ты же у меня, подруга, постараешься, да? Терпи. Ничего не поделаешь, служба такая , –  выпрямляясь, чуть дёрнул повод, и Лирка тяжело поднялась.  – Идём, моя хорошая. Потом будем отдыхать.

К краю оврага капитан Доронин и старший лейтенант Шляхов подбежали, лишь на несколько минут опередив «Волгу». Оба понимали: надо чуть передохнуть. Вымотались на пашне так, что перед глазами плавали разноцветные круги. Не сговариваясь присели на корточки перед спуском.
Пока восстанавливали дыхание, невдалеке остановилась генеральская машина. Из салона выскочил Храмов. Следом, рыкнув двигателем, тормознул грузовой Урал с тентом. Хлопнула дверца грузовика, и на землю спрыгнул командир. Тут же из кузова посыпались курсантики с карабинами. Генерал, заметив офицеров, махнул рукой, направляя Шляхова на помощь бойцам. Откуда-то подскочили ребята из опер группы, Доронин увидел Савченко, бежавшего к ним.
Но первым к краю оврага, опередив всех, спешным шагом приблизился Хихлушка. На поводке уставшая и взволнованная Лирка.  Он тоже в кителе, в синем, милицейском, от взопревшей спины валит пар, лицо красное, как из бани. Видно, бежал, только с другой стороны. Ну да, не каждая техника сюда по просёлочной дороге, по грязи-то, проедет. Окинув чумазого капитана Доронина сочувствующим взглядом, задержался на автомате ППС:
– Прыгаем?
 Доронин кивнул, будто только и ждал вопроса. Стараясь не шуметь, сползли по скользкой стене вниз. Впереди, за поворотом оврага раздалась очередь, и Хихлушка инстинктивно присел. Доронин рядом. Переглянувшись, затаились. Лирка чуть оскалила клыки,  глубоко в утробе зародился рык. Инструктор положил ладонь собаке на голову, и овчарка убрала оскал, облизнувшись.
– Вперёд!
Лирка потянула поводок. Держа во второй руке пистолет, за ней осторожно двинулся Хихлушка, Доронин, стараясь переставлять ноги бесшумно, пристроился позади. На полпути к повороту, бухая сапогами, их нагнали два курсанта. Карабины наперевес, запыханные. Испуганно замерли рядом, ожидая команды. Доронин показал кулак:
– Будьте тут,  позову, если что.
Курсанты дисциплинированно присели на корточки. 
За углом оврага вновь улетает в небо длинная очередь. Куда же он стреляет? По воробьям? Или запугать хочет, чтобы не совались? Ну, это вряд ли. Под ногами скользит размытая глина, сухие ветки цепляются за сапоги.
– Ну что, легавые? Куда прёте? Патронов на всех хватит, тва...– последнее слово заглушила очередь.
Дезертир голос подал. Ну, хоть понятно, где он.
Перед поворотом Хихлушка придержал собаку. Выглянул сам. Кивком дал команду двигаться, и, пригнувшись почти к земле,  исчез за углом. Доронин не отстал. Дальше дно оврага густо забили кусты. По весеннему времени ветки голые, но всё равно дезертира не видно. Рывком прижались к глинистому наплыву на склоне. Он хоть чуть-чуть, но прячет. У самой стенки Доронин, на его ногах пристроился Хихлушка. Лирка, нетерпеливо скалясь, осталась с краю. Как бы уши её не увидел.
Вверху на склоне снова выстрелы. В ответ на очередь из «Калашникова» хлёстко забухали карабины. С шумом вниз скатился дезертир. Громко дыша, защёлкал патронами, заполняя рожок. Ещё щелчок. Ага, магазин к автомату пристегнул. Тяжёлое дыхание, шорохи вскарабкивающегося на склон человека, осыпающаяся глина. Лирка тоже слышит и, кажется, сейчас сорвётся в прыжке, наплевав на все старания Фёдора Семёновича её удержать. А он ладони с собачьей головы не убирает. Только собака начинает дёргаться, придавливает с силой. Лирка на несколько секунд замирает, прислушиваясь. И слышит. Она уже знает его запах, знает, что его надо схватить. А не дают. Собака нервничает всё больше. И всё сложней Хихлушке удерживать её.
Хихлушка мысленно прокрутил в голове свои действия. «Бежать на автомат бездумно – самоубийство. Дезертир, похоже, узду закусил, и теперь ему без разницы в кого стрелять. Мундир его точно не остановит. Может, остановить собака, но тут надо момент подгадать. Лучше всего, когда перезаряжается. Несколько секунд, но их Лирке должно хватить. Сколько тут метров? – дождавшись, когда стрелок поднимется наверх, старший инструктор осторожно выставил голову. – Пятнадцать? Ну да, не больше. Четыре-пять собачьих прыжков. Да за это время, да с дрожащими руками, а когда на тебя псина здоровая летит, любого трясучка одолеет, вряд ли он успеет дозарядить рожок, ещё и к автомату присоединить. – Хихлушка косил глаза на Доронина. Тот ответил вопросительным взглядом. Фёдор Семёнович кивнул, мол, не дёргайся, я знаю, что делать. Доронин ответил одними губами: «Понял».
 И снова всплыл перед глазами тот афганец-нарушитель границы. Увидел  кивок рядового Семёнова, тут же скользнувшего к соседнему камню. Это он врага начал обходить. Рядом Джульбарс, перебирающий ногами от нетерпения. Вспомнил, как тогда пожалел собаку. А ведь похожая ситуация. И даже автомат у Доронина тот же – ППС. Нет, второй раз на те же грабли он не наступит! Снова, как тогда на границе от его промедленья может погибнуть человек. Пока он тут шансы подсчитывает, дезертир там кого-нибудь точно зацепит. Солдатики – это вам не фронтовики, войну прошедшие. Поди, первый раз под обстрелом. Глупостей наверняка наделают. Нет, медлить нельзя!»
Фёдор Семёнович не мог знать, что дизертир заряжал один и тот же магазин, а второй полный держал под рукой на случай, если начнётся захват. А в том, что милиция долго с ним вошкаться не будет, Санёк был уверен. Сам бы так же поступил. А присоединить полный магазин для него – доля секунды.
С матерком дезертир поехал вниз. Сверху бабахнули вслед ему карабины. Хихлушка упёрся ступнями в глинистое дно оврага. Лирка, почувствовав напряжение хозяина, оглянулась на него, распрямив до этого прижатые уши.
Хихлушка на миг прикрыл глаза, прислушиваясь. Вот сейчас враг с пустым рожком, и ему нужно время на перезарядку.
В этот момент дезертир и заметил собачьи уши, выглянувшие из-за глинистого наплыва. Он бросил недозаряженный магазин, рука одним движением подхватила полный. 
Хихлушка мысленно перекрестился: «Ну, с Богом!»
Одним точным движением капитан отстегнул карабин на ошейнике.
– Взять! – команда дана шёпотом, но для измучившейся собаки она громкая и долгожданная.
Лирка стремительной плетью вылетает из-за укрытия. Следом вскакивает Хихлушка. Доронин только и успел, что выставить автомат из-за укрытия. Встречная, Доронину показалось, бесконечная очередь заставила его инстинктивно пригнуться. На голову полетели комья земли, а в душу ворвался ужас непоправимого. Не поднимая головы, он выставил над землёй дуло ППС, и вся его ненависть к врагу вылилась в короткую, словно обрезанную очередь. Последние патроны! Мимо! Дезертир, выпрямившись во весь рост, бешенными глазами выискивал невидимого стрелка.
На короткий момент он отвлёкся от того, что происходило наверху. Какому-то курсанту этого хватило. Сверху грохнули сдвоенные выстрелы карабинов. Доронин услышал приглушённый стон. Вытянув из кобуры пистолет, рывком выставил голову. И успел заметить, как заваливается, ломая кусты, дезертир. «Достали-таки его солдатики!»
А на дне оврага прижимались к земле два тела, будто ещё надеялись укрыться от пуль. Чуть впереди, распластанная в прыжке овчарка, в метре от неё застыл в неестественной позе Хихлушка.
Чувствуя, как уходит почва из-под ног, Доронин поднялся. И растерянно замер. Хилушка мёртв. И Лирка. У обоих разворочены головы, кляксы крови разбрызганы по дну оврага. Капитан не смог заставить себя подойти к убитым. Чувствуя, как мутит в желудке, он спешно отвернулся.
Придерживая за ремень пистолет-пулемёт, Доронин медленно вскарабкался на осыпающийся склон. На грязь он уже давно перестал обращать внимание. Неудобно забираться разве что, подошвы скользят.
К краю оврага спешно приближался Храмов, рядом ещё офицеры, Среди них Савченко, Литвинов, Нерубенко, другие ребята из Уголовного розыска.
Увидев Доронина, они прибавили шагу.
– Что там? – первый вопрос от Храмова.
Доронин неуверенно вытер слезящиеся глаза:
– Хихлушку убили.
– Как убили?
Мимо, в овраг рванули знакомые ребята. Человека три-четыре.
Доронин прижал к глазам грязный рукав.

Эпилог
Ветер лохматил девчоночьи простенькие причёски, словно хулиган, дёргал за тонкие косички. Мальчишки, с опаской поглядывая на застывшую перед строем директрису темноволосую Раису Ивановну Нарцову, втихую пихались. В этот день девятого ноября 2010 года школьницы и школьники, наспех застегнув тёплые курточки и пальтишки, выстроились перед школой номер двенадцать, что уже много лет носила имя капитана милиции Фёдора Хихлушки. Как и бывшая улица Северная, на которой стоит школа. Недавно из её стен выскочила золотая медалистка Оля Кулагина, внучка Хихлушки. Сейчас она в Москве вместе с матерью. Накануне Ольге Фёдоровне звонила директриса. Дочка Хихлушки очень жалела, что не смогла приехать. Выбраться из столицы вообще не просто, а тут еще на работе завал. Но обещала подъехать, как будет посвободней.
Здесь же неподалёку и дом, в котором жил Фёдор Семёнович.
Погода накануне Дня милиции преподнесла белгородцам подарок. Тепло и солнечно. Хлопают школьные двери, опоздавшие ученики спешат занять место в шеренге. Во дворе многолюдно. Кроме школьников, в отдельном ряду выстроились учителя школы во главе с директором, тут же, слегка волнующаяся бессменная хранительница музея, учитель истории Ирина Вилорьевна Ефимова. На её энергии и увлечённости в школе держится музей, в котором отдельная экспозиция, посвящённая капитану милиции.
Много ветеранов, они пристроились в сторонке, за спинами молодёжи. Среди них сослуживцы Хихлушки, друзья и более молодые коллеги, те, кто никогда не видели Фёдора Семёновича: Доронин, Гребенюк, Удотов, Малыхин... Ближе к памятнику целый островок разного начальства. Многие узнают руководителей УВД области и города Пестерева и Хлудеева. На открытие памятника прилетел из столицы начальник отдела кинологической службы ГУУР России полковник милиции Сорокин. Между приглашенными быстрым шагом передвигается серьёзный Николай Фёдорович Леонов – главный кинолог области  и один из основных организаторов действа. На нём и директрисе вся организация торжества, потому оба немного нервничают.
Последние приготовления, невидимая команда, и к опустившемуся на одно колено бронзовому Фёдору Семёновичу и его Лирке выходит генерал Пестерев. У него седые виски и усы. Обводит суровым взглядом собравшихся, у некоторых от его взгляда потеют ладошки. Умеет! Но говорит толково, без пафоса. Этот  памятник Хихлушке не первый. Лира и её проводник уже были отлиты в бронзе, но в виде маленькой настольной фигуры. Случилось это в 1972 году, когда в Нальчике были проведены Всесоюзные соревнования работников службы розыскного собаководства органов МВД СССР по многоборью. Специально для награждения победителей этих соревнований был выполнен переходящий приз – скульптура старшего инструктора с овчаркой. Немного помолчав, он добавляет, что капитан Хихлушка, посмертно награждённый орденом Красной звезды, занесён навечно в списки личного состава и Почётную книгу МВД России. Его фамилия помещена на мемориальной плите в фойе зданий УВД области и города.
А ещё, в Белгороде ежегодно проводится турнир по дзюдо, посвященный памяти Фёдора Семёновича. Несколько раз он оглядывается  на памятник, словно советуясь с Хихлушкой, верно ли говорит. Вероятно, Хихлушка одобряет речь генерала, и тот, удовлетворенно кивнув, заканчивает выступление поздравлением.   
Полковник Сорокин напоминает всем, что Фёдор Семёнович был редким кинологом, хотя в его время ещё и не существовало такого слова. И сегодня его ученики продолжают начатое им дело.
    После него вышел представитель администрации Белгорода. Человек новый, никто его ещё и не знает, а фамилию не назвали. Высокий, в распахнутом вороте плаща чёрный галстук контрастирует с белой рубашкой. Оглядев собравшихся сановным взглядом, чуть нахмурился. Напрягая голос, он рассказал, что это не единственный памятник, запечатлевший верную службу собак людям и государству. В Новосибирске есть мраморная плита с барельефом овчарки Джины-Дэзи, обнаружившей девятнадцать мин на дорогах Чечни и подорвавшейся на радиоуправляемой двадцатой. В Москве ещё в 1971 году установили памятник выдающейся розыскной собаке Дойре. Мемориальные доски с изображениями служебных собак висят на стенах нескольких погранзастав России. Однако все эти каменные изваяния были сооружены на добровольные пожертвования граждан, здесь же розыскная собака впервые увековечена за счёт государства.
Школьники щурятся на низкое солнце, учителя плотнее захлопывают пальтишки, всё-таки ноябрь. Его тепло обманчиво. Наконец митинг окончен, и к памятнику несут цветы. Цветов много, все подножие скрывается под разноцветным ковром.
И тут на полянку за памятником деловито выходят милиционеры с собаками. Кинологов из центра, который возглавляет Леонов, двое. Показательные выступления отработали заранее, но мало ли что. Леонов следит  напряженно, иногда косясь на начальство. Но начальство довольно. А уж дети!
Овчарки немного позируют, но это только на пользу. Ни одного сбоя. Ну всё, Леонов выдыхает облегченно. Он своё дело сделал.
Народ начинает расходиться. Школьники, обгоняя другу друга, залетают в распахнутые двери помещения. Хоть и недолго стояли, а продрогли. Устало опустив головы, за ними уверенно шагают учителя. Хлопают дверцы служебных «Волг», и машины увозят по высоким кабинетам начальство. Ветераны дольше всех задерживаются у памятника. О чём тихо переговариваются. Но вот отправляются по домам и они.
Завтра у милиции праздник.
Перед крыльцом школы номер двенадцать гуляет осенний ветерок. Он облизывает бронзовую фуражку Фёдора Семёновича, скользит между рук. Кажется, у Лирки даже шерсть на холке слегка шевелится. Сорок четыре года прошло с того печального седьмого ноября 1966 года. Не забыт подвиг капитана Хихлушки. Его немного смешную фамилию теперь знает каждый школьник двенадцатой школы. Кто-то из них, засмотревшись на присевшего на колено милиционера и готовую сорваться в прыжке овчарку, может, тоже захочет стать кинологом. Нет Фёдора Семёновича, но есть его последователи, есть память о нём, и есть теперь памятник капитану милиции Хихлушке.
Апрель-август 2020 г.