Жилины. Глава 8. Офени. Конец августа 1744 года

Владимир Жестков
      До Владимира мы добрались быстро. Дорогу пустынной назвать было нельзя, в обе стороны машины торопились, но и сильно загруженной она не была, так серединка на половинку. Позволяла спокойно ехать, да при этом разговаривать на заинтересовавшую меня тему об истории нашей семьи. Вот уж не предполагал, что столько любопытного услышу.

     - Пап, но всё же я не понимаю, откуда ты столько подробностей знаешь? Или скорее не так. Откуда их бабушка с прабабушкой знали, если они это тебе рассказывали, а ты настолько прочно запомнил, что из тебя этот рассказ так и льется?

     - До дней моего детства дошли все записные, назовём это современным словом, книжки Тихона, а также Ивана, который первым в династии нашей был и дело Тихона продолжил. Да и внуки его с правнуками свою руку к этому делу тоже приложили. Правда, здесь отметить следует, что чем дальше, тем записей становилось всё меньше и меньше, да и сами они всё короче и скупей были. Ну, а после того мора, который во Владимире случился и всю семью почти под корень пустил, записи вообще закончились, но ведь это совсем недавно было, всего сто с небольшим лет прошло, тут уж изустно всё от поколения к поколению передавалось. А основные события, за последние сто лет произошедшие, все на наших глазах случились, мало того мы в них самое деятельное участие принимали. Никита так тот вообще в прошлом столетии на свет появился, и его роль в происходившем за эти годы на нашенской земле достаточна велика, но об этом ему говорить, а не мне пересказывать. Дай бог ты с ним встретиться успеешь, да посидите рядком, он повспоминает, а ты послушаешь, да на ус намотаешь. А сейчас возвратимся к книжицам Тихоновым да Ивановым.    Язык русский с тех времён сильно изменился, вот мама моя с бабушкой их и начали расшифровывать, да самые интересные факты в отдельную тетрадь переписывать. Естественно, что кое-что они уже сами домысливать принялись, ну и я их примеру последовал, но все основные события именно так протекали, как я тебе доложил. В истории нашей семьи эти несколько лет лучше всего известны, уж больно с летописцами нам повезло. Мудрым человеком был Тихон, в дальнозоркости ему не откажешь. Такие бытовые подробности он в этих своих книжечках излагал, что историки, изучающие то время, за них сегодня много чего готовы были бы отдать. Иван от него многое перенял, да, пожалуй, даже переплюнул. Ну, о последних книжках я тебе уже сказал, они тоже немало весьма любопытной информации содержали.

      Отец сказал это и замолчал, о чём-то задумался. А у меня прямо зуд внутри начался, так захотелось на книжечки те взглянуть. Только хотел отцу про них вопрос задать, как он мои мысли предвосхитил:

     - Во время того пожара, который мама моя в 1930 году устроила, все они сгорели. Да и не только они, а и пара тетрадей толстых, в них мама с бабушкой свои расшифровки заносили. Главное обидно, в доме московском они благополучно перезимовали, а летом их с собой в деревню взяли. На досуге расшифровку, чтоб продолжить. Вот и продолжили, - и он опять задумался, но потом ещё одно добавил, - да и лошадка та Ивану даренная вместе с горкой, на которой она стояла, тоже в дым превратилась.

     Ну, а я к нему не стал с дальнейшими расспросами приставать, по Владимиру мы в тот момент ехали, а в городах удвоенное внимание уделять дороге следует.

      - Ладно, что о волосах жалеть, когда голову отрубили, - вспомнил папа свою любимую присказку, - давай слушай дальше, если не устал ещё от моей болтовни:

     - Ну, зачем ты так? Какая же это болтовня. Ты меня настолько своим рассказом заинтересовал, что я в нетерпении весь, его продолжения ожидаючи.

      - Раз так, то и слушай:      

     Утром встали пораньше, когда на улице только светать принялось, и быстренько позавтракав, тем, что на шестке им с вечера Авдотья оставила, в амбар отправились. Там попервоначалу свечу пришлось зажечь. Солнце еще не встало и в углах амбара темнота затаилась. Но пока они короба, с которыми в дорогу собрались, еще раз внимательно осмотрели, да по порядку расставили, солнце успело подняться достаточно высоко, и свечку можно было уже без толку не жечь. Надо отметить, что амбар Тихон разместил очень правильно. Его окна смотрели на восход и закат, так что внутри светло было практически полный световой день. Летом так вообще можно было свечой не пользоваться. Удобно получилось.

      Первым делом Тихон начал самый большой короб, который на тележке они повезут, тяжёлым товаром загружать. В основном это тканей, из-за границы привезенных, касалось. В каждом рулоне, в котором ткань смотана была, по 50 локтей её находилось. Многие офени разматывали фабричную упаковку, отрезали по несколько метров, а остаток на своих складах оставляли. Тихон же рассуждал по-своему. Кто-то из покупателей один аршин попросит отрезать, а другому так и десяти мало, поэтому везти надо много, чтобы на любой вкус хватило. Книжки тоже к тяжёлому товару относились, а взяли их по целой пачке, все до одного наименования. 

     Затем за посуду принялись. Иван с самого начала, ещё, когда они на ярманке товар закупали, удивлялся, зачем Тихон столько всяческой посуды деревянной приобретал. Он даже об этом спросить не раз порывался, но, по своей привычке до всего самому доходить, решил погодить лезть с вопросами. А вот, когда Тихон в один из коробов начал деревянные ложки с мисками и кружками укладывать, не выдержал и с вопросом своим встрял:

      - Дядя Тихон, разве это будет, кто покупать? Каждый ведь может сам эти вещи сделать. Мы с отцом зимой, когда других дел нет, сидели и вырезали, кто, что пожелал. Я так ложки научился хорошо делать, что ими вся семья ела. Ни одной занозы в них никогда не бывало, а отец мисками, да кружками занимался. Вначале деревянную чушку долотом долбил, затем стамеской выравнивал, ну и ножичком всё выглаживал. Красиво у него получалось. Я ещё, когда ты покупать всё это стал, хотел об этом спросить, но тогда вокруг народ толпился, как-то неудобно было.

     - Честь и хвала, Ваня, твоему папе и тебе самому. Вы настоящие труженики. Всё умеете, всё можете сами сделать, но большинство людей не такие. Зачем что-то самому мастерить, если это купить можно. Так почти все рассуждают. Немного таких, кто, что-то своё делает, к чему пристрастие имеет, и что у него лучше, чем у других получается. Большинство, как начнут с осени отдыхать от утомительных полевых работ, так до весны этому и предаются. Поэтому не всё так просто, как тебе подумалось, и тут Ваня, ты ошибся. Деревянная посуда и предметы обихода один из самых востребованных товаров в наших деревнях. Учти это на будущее.

     Выбор товаров и укладывание их заняло почти весь день.

     На вопрос Ивана:

     - Как мы четыре короба тащить будем?

     Тихон ответил не только словами, но и делом показал:

      - На большую тележку, Тихона старшего сооружение, поставим два средних по весу короба. Её, не так важно ножками он придёт, или его на телеге привезут, мы Прохору доверим. Ты самый тяжёлый короб с тканями и книгами попрёшь. Для этого мы с тобой сейчас мою старую тележку достанем, - и он в самый дальний угол в амбаре направился.

     - Вот она, - он нёс в руках, какое-то странное практически плоское устройство, к которому были колеса приделаны.

     Иван смотрел на Тихона с нескрываемым удивлением:

     - Дядя Тихон, а что это такое?

     - Это Ваня, складная тележка. Мне она по наследству досталась от деда Павла. Я с ней много побродил, а уж сколько товара она видывала, времени перечислять не хватит. Сейчас мы её соберем, закрепим, - он повозился немного, и вот перед изумленным Иваном возникла тележка довольно оригинальной формы, снабженная специальными ремнями для крепления короба.

      - Ну, а я взвалю на свои плечи самый легкий по весу, вот этот, - и Тихон указал на все ещё открытый короб, который до самого верха был наполнен свернутыми в трубки картинками.
 
     Не успел он эти слова договорить, как в амбар Авдотья заглянула:

     - Тиша, там к тебе двое каких-то пришли, говорят, ты их ждёшь.

     - Наверное, это Феофан с Прохором приехали. Зови их сюда, Авдоша. Вместе сейчас вопросы решать примемся.

     И действительно буквально через минутку следом за Авдотьей в амбар зашли отец с сыном. Феофан с любопытством всё осмотрел:

     - Первый раз такое вижу. Ну, и скотину ты знатную в хлеву держишь. Ни есть не просит, ни доить не требует, а самое главное убираться за ней не нужно.

     - Никого я ещё сюда не допускал Феофан. Ты первый человек, ну, конечно, я Ивана не считаю, кто эти мои закрома увидел. Так, что учти, доверие я тебе оказываю не шуточное. Теперь по делу. Четыре короба, вот эти, - и он указал на подготовленную уже поклажу, - мы с собой в первый выход взять должны. Эти два Прохор на большой тележке повезет, этот, самый тяжелый, Иван на маленькой за собой тянуть будет, ну а я на плечах этот внешне большой, а на самом деле самый легкий из всех, понесу. Неделю, я думаю, у нас на всё про всё уйти должно. Далеко не пойдём. Вначале вдоль тракта Владимирского в сторону Вязников верст на двадцать-тридцать по левую руку прогуляемся, там деревень много, но и к Холую они достаточно близко расположены. Не ленивые сами уже на ярманке побывали и всё, что им требовалось закупить, успели. Мы же должны то тех, кто на печи лежать любит, достучаться. А вот затем мы через тракт, на ту сторону пойдём. Вёрст на десять, пятнадцать углубимся и назад, в сторону дома, отправимся. На той стороне несколько богатых деревень имеется. Там нашей основной задачей будет заказы собрать, чтобы следующий заход именно с них начать. Сюда вернёмся, два дня передышка. Прохор дом сможет проведать, мы товар подбирать будем и снова в путь. И опять мы до Вязников добраться не сумеем, назад через Мстёру пойдём. А вот в третий раз уже прямиком в Вязники направимся, там нас Прохор на экскурс к терему, вами построенному сводит, полюбуемся его трудами. Затем и до Гороховца, о котором нам столько дружок мой Пафнутий Петрович наговорил и, где я к великому сожалению и стыду своему ни разу не удосужился побывать, доберёмся. Ну, а дальше Проша домой отправится, будет любимым делом заниматься, да нас вспоминать. Вот такие у нас замыслы на ближайший месяц имеются, - он замолчал и на Феофана посмотрел.

     - Эх, с какой бы радостью я с вами, вот так по дорогам и полям погулял, но нет, нельзя, дела, как жернова к ногам привязанные, держат.      

     - Не у всех так получается, что дела постоянно находятся. Таким людям, как ты, только позавидовать можно. Но, вот, что я тебе сказать могу. Хочешь, чтобы дела ещё лучше шли, оторвись от них на пару или тройку дней, да так оторвись, чтобы даже не думать и не вспоминать про них. Вернёшься, другими глазами на всё посмотришь, поймёшь, что не так делал, да как лучше поступить. Подумай над моими словами, и глядишь в следующий раз мы ещё один короб заплечный подготовим, - и Тихон на Феофана с такой ехидцей посмотрел, что тот даже смутился.

     - Ладно домой мне пора, - через некоторое время сказал Феофан, - завтра с утра заказчик один должон к нам приехать. Если дело там выгорит, то хорошо может всем статься. Поэтому, извиняйте меня, я больше с вами лясы точить не могу. Вам счастливой дороги. Проша я за тобой телегу на восьмой день пришлю. Дождись её, сам пёхом не смей домой идти, мама так наказала. Ясно?

     Вышли все на улицу, подошли к лошади, запряжённой в телегу. Там Авдотьина малышня собралась, траву вдоль забора рвали, да по очереди ко рту лошадиному подносили, а она, голову в сторону наклоняя, своими нежными губами осторожно её брала и жевала. Обнялись отец с сыном, Феофан на телегу уселся, поводья в руки взял и лошадь без всякого понукания сама вперёд пошла. Провожающие дождались, когда они скрылись за поворотом и назад в амбар вернулись. Там уже без долгих разговоров закончили упаковывать товар, пошли в избу, поужинали, да спать улеглись.

     Рано утром, плотно позавтракав, они выбрались на дорогу и отправились в путь. Впереди шёл, опираясь на подобранную рядом с забором сучковатую палку, Тихон. На голове у него была надета щегольская шляпа с небольшими полями. Он сдвинул её почти на самый лоб, так чтобы она закрывала глаза от лучей солнца, которое только-только успело оторваться от земли и висело прямо перед ними. Сказать, что оно их слепило и мешало идти было нельзя, не такое уж на рассвете оно и яркое, но всё равно даже рукой прикрываться приходилось. За ним уже в тени от его фигуры шёл, толкая перед собой большую тележку с двумя коробами Прохор, а замыкал процессию Иван, которому досталась самая тяжёлая работа. Мало того, что тележка была перегружена, поскольку короб, который на ней стоял, оказался трудно подъёмным, так и колеса там были небольшого размера и реагировали на малейшие неровности дороги. Поэтому Ивану пришлось тянуть тележку за собой двумя руками.

     Через полчаса пришлось остановиться и отдохнуть.

     - Так мы никуда не успеем, - сказал Тихон, - нам еще вёрст пять идти до первой остановки. Мы вот-вот с этой дороги свернём вообще на проселок, и как там будем тащиться, одному всевышнему известно. Давай, Вань, попробуем с тобой поменяться. Забирай мой короб, а я тележку покачу.

     Короб надели на Ивана, подтянули лямки, чтобы он не бил его под колени, а Тихон впрягся в тележку. Идти всё равно было тяжело, хотя их скорость существенно увеличилась. Удивительно было, что дорога оказалась совершенно безжизненной, никто не попался им навстречу, так же как никто их не обогнал. Где-то около часа прошло, до того, как они деревню вдалеке увидели.

     - Узнаёшь? – обратился к Ивану Тихон.

     Иван головой покачал.

      - Ты старайся запоминать. Эта деревня Крутицы называется. В ней Тихон Сидорович живёт. Мы ему заказ сейчас везём. Сгрузим пару рулонов, да так ещё чего-нибудь по мелочи продадим, дальше легче будет.

     Встретили их, как самых дорогих гостей. Тихон старший был всё такой же бодрый и энергичный. Ивана узнал и очень удивился, увидев:

     - Я думал, бросишь ты это дело. Почему-то мне так показалось, а ты молодец. Держись моего тезки, он тебя на правильную дорогу выведет. 

     Разгрузились они там основательно. Прежде всего Тихон вытащил из того короба, который он на тележке тянул, два рулона красной блестящей ткани. Оказывается, дочь Тихона Сидоровича шила женские наряды на заказ и к ней приезжали богатые купчихи даже из Владимира. Вот для кого-то из её заказчиц они и притащили эту ткань. 

     - Видать хороший мастер, - сказал Прохор, - что к ней из губернии едут.

     Купили там и все до одной книжки и пяток картинок, да и кое-что из женских забав – иголок, заколок, гребешков. Обедать было еще рано, но Тихон, попросил покормить их ещё позже, когда они все избы в деревне обойдут. Практически в каждой избе они хоть что-нибудь да продали. В общем в этой деревне им действительно удалось немного облегчить свою ношу, да потом ещё вкусно пообедать. А затем хозяин показал им очень красивые полочки, все резные, которые он какому-то заказчику, тем самым топориком из аглицкой стали, мастерил. Прохор вначале сидел, молча, и смотрел, как Тихон старший с топориком упражнялся, а затем попросился тоже попробовать, что-нибудь таким топориком изготовить. Хозяин удивился, что офеня с плотницкой работой знаком, но топор дал и задачу перед парнем поставил:

     -  Сейчас я тебе чурбачок принесу, а ты из него, что хочешь, то и сотвори, а я посмотрю на что офеня способен. 

     Через несколько минут хозяин принёс небольшое березовое полено. Прохор подошёл к лавке, сдвинул лежащее на ней покрывало и несколькими точными ударами превратил обрубок дерева в некое подобие вазы. Следовал удар за ударом, только стружка тоненькими полосками сползала с деревяшки, низ которой осязаемо округлился, а горлышко вытянулось вверх. И вот перед изумленным Тихоном старшим появилась почти полная копия той вазы, которая стояла в углу на полу и в которую был воткнут букет деревянных ромашек. Единственно Прохор не смог топором выдолбить внутренность вазы, да и размером его творение оказалось поменьше, поскольку само полено было небольшим. 

     Тихон взял Прохорову заготовку в руку, вначале погладил её, затем подошел к той вазе, которая в углу стояла и поставил её рядом. Издали они казались близнецами, резьба, которая и по верху, и по всей вазе шла, была совершенно одинаковой, только размером они отличались.

     - Я эту вазу своей жене подарил на серебряную свадьбу. Долго над ней работал, а к следующей годовщине первый цветок в неё поставил, - тихим голосом обратился он к Прохору, -  Сейчас в ней шесть ромашек стоит, значит мы с Прасковьей уже тридцать один год живем вместе. Ты поразил меня паря. Как звать-то тебя?

     - Прохором меня кличут, дядя Тихон, - ответил польщённый похвалой Проша.

     - Ну, Прохор ты меня уже превосходишь в умении топором работать, если ты и со станком токарным дружен, то большое будущее тебя ждёт.

     - А вот посмотри дядя Тихон, что Проша на станочке творит, - Иван достал из-под картинок одну из погремушек и протянул её старому мастеру.

      Тихон старший только языком цокнул, когда погремушку в руку взял, да поближе к глазам своим её поднёс:

     - Расписывал тоже ты?

     - Нет, - даже рассмеялся Прохор, - на это я не способен. Такую красоту, мне кажется лишь женская рука способна навести.

     - Знаешь, что я тебе хочу сказать, Прохор. Большую жизнь я прожил и многому в жизни научился. Думал даже грешным делом, что лучше меня мастера на Руси нет, но счастлив сейчас, что ты меня превзойдёшь. Занимайся делом парень, не смотри на эти тряпки, в которые офени наряжаются. Не туда ты пристал, тебе к другому берегу плыть надо.

     - Да, не переживай так, дядя Тихон. Я ведь при деле состою. Мой отец терема строит, а я их отделываю. Сейчас сезон закончился, отец подготовкой к следующему строительству занялся, а я вот со своим другом Ваней, хочу немного по земле походить, да вокруг посмотреть, а две-три недели пройдут, и я опять примусь своим топориком помахивать. Так мой отец, то чем я занимаюсь, называет шутливо, - и на его лице появилась стеснительная улыбка.

      - Тихон, ты парня-то не перегружай, пока он с вами шалопутами шляется, - обратился старый Тихон к более молодому, - его беречь надобно. Такие, как он родятся раз в сто лет. Учти эти мои слова.

     До наступления темноты оставалось ещё часа три. Тихон поблагодарил хозяев и обратился к своим помощникам.

     - Давайте ребятишки, поднатужимся и до следующей деревни дойдём. Там у меня тоже хорошие знакомые имеются, которые нас и покормят и спать уложат.

     Иван к своей коляске вернулся, которая больше нигде не застревала, и чуть ли не сама по дороге катилась. Тихон с коробом заплечным снова впереди пошел, а ребята рядом шли да обсуждали, то, что Тихон старший наговорил.

     - Такая похвала многого стоит, - рассуждал Прохор, - ведь это не первый встречный говорил, а большой мастер. Неужто у меня действительно такой дар. Даже не верится мне.

     - Конечно, дар. Я это сразу понял, как с тобой познакомился, и то, что ты делаешь, отметил. Ты видел, какие полки красивые теперь на Москве заказывают? Скоро и до нас эта мода дойдет, вот тогда твоим изделиям вообще цены не будет.

      Прохор выслушал Ивана, но ничего отвечать не стал, улыбнулся только мечтательно и всё.

     Вскоре показались дома, вернее вначале дымы из печных труб. На улице летом печи в избах редко топили, только, если дождь заунывный за окном льёт, да холод настаёт. Пищу готовили или в подтопках, или на летних кухнях, отдельно стоящих, или террасках, к избе пристроенных, но где тоже дровяные печки-времянки стояли. Трубами к тому времени уже почти все печки были оснащены, по-чёрному топить даже в самых глухих деревнях практически прекратили. Вот, как только дымы их этих труб пусть ещё и издалека показались, у наших уставших путников столько сил откуда не возьмись появилось, что они если и не бегом, то уж точно быстрым шагом в деревню вошли. Тихон сразу же к третьему дому направился. На собачий лай вышел хозяин, молодой ещё высокий русоволосый мужик с непокрытой головой, который впопыхах вытирал рот тыльной стороной руки.

     - Бог в помощь, - приветствовал его Тихон, склоняя голову.

     - О, Тихон, Слава Богу, и тебе здравствовать. Рад тебя видеть. Смотрю, сегодня ты не один пришёл, а с отроками. Будьте гостями, в избу заходите. Вовремя вы пришли. Мы, как раз вечерять сели. Прошу к столу. Хозяйка, у нас гости. Тихон с двумя помощниками пришёл, - все это он скороговоркой говорил, пока на крыльцо все поднимались, да в избу входили.

      Тихон у двери задержался, шляпу свою с головы сдернул и громко, так, чтобы все слышали, проговорил:

     - Мир вашему дому, - после чего трижды перекрестился на икону, висевшую в красном углу, и низко поклонился, а затем, когда выпрямился, обратился к хозяину с хозяйкой:

      - Как живёте, можете, поживаете, любезные Лука Фролович, да Евдокия Кузьминична? Всё ли благополучно в доме вашем? Нет ли хвори какой? Как детишки ваши? Вижу всех, вон как они вокруг стола расселись. Повзрослели. Нового прибавления в семействе не замечаю. Давненько мы с вами не виделись. Мне в ваших краях с прошлой осени не довелось побывать. Всё носило меня в другой стороне. Поэтому сейчас выбрал немного времени, чтобы вас посетить, с помощниками своими познакомить, да новостями разными поделиться. Спрашивайте, если вас, что интересует.

      Хозяйка тем временем на стол поставила еще три глиняные миски, детей заставила подвинуться поближе друг к другу, и пригласила гостей к рукомойнику, где чистый рушник повесила.

     Гостей усадили на лавку, около окна стоящую – гостевую. Тихон своих помощников представил и объяснил, что постоянный, это Иван, а Прохор вообще – плотник, но сейчас межсезонье, вот он и попросился со своим другом по Руси пройтись, им компанию составить.

      Накормили их до отвала. Щей налили полные миски, да таких, что и гущи, и жижи в них почти поровну было. Сметаны в них хозяйка не пожалела, по полной ложке положила, так что забелелись они полностью. Следующей переменой была каша пшённая, из зерна нового урожая, как Лука Фролович им доложил. Каша маслицем сдобрена была, отчего она ещё вкусней стала. Ну, а на запивку им по кружке кваса ядрёного налили.

     Вот, когда всё было подчистую съедено, начался разговор. Вначале Тихон о ярманке рассказывал. Хозяева детьми сильно были обременены, бабок с дедками у них для помощи не имелось, потому сами не сумели туда прогуляться, а интерес узнать, как и что там происходило, имели большой. Вот Тихон им в красках обо всём и поведал. Особо всем понравился его рассказ, о воришке, чью руку он в своём кармане поймал. А уж, когда Иван рассказал, как у Прохора мошну срезали, хозяева, даже руками всплеснули, да заявили, что они никогда это исчадие адово посещать не будут, пусть там даже всё даром раздавать начнут.

     Предложили им остаться у них и переночевать, на что Тихон с благодарностью согласился, но затем уже он своё предложение сделал - с товаром, который в коробах в сенях лежит, ознакомиться. Вот это, тоже всеми было воспринято с большим удовольствием. Прежде всего, на стол выложили отрезы тканей. После того, как у Тихона старшего весь алый атлас купил, в коробе осталось ещё несколько рулонов. Хозяйку очень заинтересовал ситец, с красивым узорным рисунком. Его она попросила отмерить десять аршин, чтобы на занавески для окон ей хватило. Иван, услышав про окна, тут же оглядываться начал, да рассматривать что, да как в этой избе находится. Пока еда на столе стояла, у него времени на рассматривания всякие не было. Окна в этой избе тоже были стеклянные. "Значит, не бедные люди тут живут", - подумал Иван. В красном углу висели красивые расшитые рушники с петухами, птицами сказочными да зверями на лошадок похожих, а на поставце какие-то из глины вылепленные сосуды. Много их там было разных. Один в виде коняшки четырехногого, очень Ивана заинтересовал. Он был красивого коричневого цвета, и скорее всего весьма древним, поскольку весь был в трещинках. А на полках всё было заставлено посудой, которой явно хозяйка пользуется. Многое Ивану было неизвестно, он такие вещи впервые увидал. Иван даже Прохора в бок толкнул, да на полку глазами показал, что, мол, там такое стоит. Прохор посмотрел, да плечами пожал. Его кроме деревяшек ничего не интересовало, а там вещи из глины стояли, зачем они ему, понял Иван. Пришлось ждать.

      Тихон уже трижды гонял Ивана в сени, где короба с товаром стояли. То надо тот, в котором уже порылись, в сени отволочь, чтобы он под ногами не мешался, а новый принести. То снова за тем, уже просмотренным, сходить, хозяйка ещё раз решила на какую-нибудь безделушку посмотреть. В общем, торговля была оживленной. Вот только до книг и картинок никак добраться Тихон не мог, или скорее не хотел, понял Иван. Ведь книжки лежали в том коробе, где мануфактура, с которой давно уже разобрались. Лучины, которые в светцах горницу освещали, пока ужинали, давно догорели да погасли. На столе свечи в красивом блестящем глиняном подсвечнике свет давали. Таких подсвечников Иван никогда не видывал. Это был замкнутый круг из мчащихся галопом лошадей, мордами своими упирающихся в хвосты, бегущих перед ними. В седлах люди сидели, а в руках они свечи держали. Это было так необычно и красиво, что Иван даже загляделся, но потом решил, что надо к торговле вернуться. Вдруг он какие-нибудь новые приемы узнает. В избе светло было почти, как днем. Можно всё-всё хорошенько рассмотреть. Вот хозяева каждую вещицу, которую Тихон из коробов доставал и крутили в руках.  Понравившееся, они в сторону откладывали и даже, что удивило Ивана, ценой не интересовались. Наконец, всё вроде совсем закончилось, остался лишь короб, где погремушки с картинками и ещё кое-какой мелочью лежали.

     Тихон цену назвал, хозяин возражать не стал, сразу к сундуку отправился, откуда кошель кожаный, тяжёлый довольно-таки, отметил Иван, достал и оттуда немало денег серебряных и медных отсчитал и в руку Тихона пересыпал. Тот снова, чем Ивана опять удивил, пересчитывать не стал, а в свою мошну высыпал, да в карман её убрал.

     Но, вот когда уже казаться начало, что всё торговля закончилась, можно и ко сну начинать готовиться, Тихон неожиданно для всех встал и в сени сам пошёл. Вернулся он очень быстро с небольшой связкой книг. Он её на стол, молча, положил, а сам на лавку уселся и руки на коленях скрестил. Хозяин руки к связке протянул, да веревку начал распутывать. Все в избе даже дыхание затаили, настолько любопытно было, что же там находится. Иван-то понимал, что это книжки, вот только не знал он, что Тихон когда-то время нашёл и по одной штуке целую пачку собрал. Лука Фролович распутывал верёвку без особой спешки и очень аккуратно. Иван даже поразился, какие у него оказались большие руки и какие на них длинные пальцы. Наконец, последний узел был распутан, но хозяин никак не мог решиться взять с самого верха книжку и посмотреть, что это такое. Он долго свою небольшую рыжеватую бородку рукой гладил, пока Евдокия Кузьминична не подошла, да мужу верхнюю книжку прямо в руки не сунула. Тот вздрогнул даже, видать задумался сильно, но как книжка ему в руку попала, сразу оживился весь и ну её рассматривать. Тихон рядом сел и показал, как разрезать страницы следует, чтобы книжку читать можно было. Хозяин догадливым был, всё сразу понял, в свой угол сходил, где инструмент всяческий лежал, да ножик сапожный принёс. Ивану этот инструмент был хорошо известен. Отец им козьи, да овечьи шкуры после выделки раскраивал. Лука Фролович книжку осторожно разрезал и начал вслух читать "Сказку о славном и сильном богатыре Бове королевиче". Дети отца окружили, Иван посчитал, их семеро было, мал мала меньше. Но все уже ходить умели. Вряд ли, кто из них, даже самые старшие, которым было не более семи, или восьми лет от роду, могли понять, о чем это их тятя рассказывает, а вот хозяин с хозяйкой прямо наслаждались чтением. Это по их одухотворенным лицам было видно.

     - Ну, Тихон, ну удивил, где ты это всё разыскал? Знаешь ведь, что я о книжках мечтаю. А тут их столько. Да все разные. Ой, чего здесь только нет. Разве можно мне столько книг в руки давать. Я же всю работу запущу. Не успокоюсь, пока последнюю не прочитаю. Говори, сколько я тебе должен? – он встал и опять к сундуку направился.

     - Книжки эти, Лука Фролович, от нас с Иваном в подарок тебе и Евдокии Кузьминичне будут. Знаю я, что вы оба грамоте обучены, вот и читайте в свое удовольствие. А вот этот товар, - и он к стоящему рядом коробу потянулся, - посмотри, да оцени.

      Он, не глядя на удивленные лица хозяев, достал из короба свёрток с картинками и на стол перед ними положил. Евдокия Кузьминична сразу же распаковывать его принялась, а, когда первую картинку развернула, так и присела от неожиданности. На ней были нарисованы мыши, которые кота хоронить несли. Да еще так нарисованы, что вроде и похожи, а вроде не совсем.

     - Вот скажите мне, где художник этот такого кота жирного и ленивого видел? А мыши-то, мыши на задних лапах строем идут, - захлёбываясь со смеху, говорила хозяйка.

      Смеху действительно было столько, что никак успокоиться никто не мог. А подписи там такие чудные были, что вообще обхохотаться можно. Евдокия Кузьминична сразу к стенам прикладывать картинку стала, но как её прикрепить, никто посоветовать ей не решался. Тут Прохор к хозяину обратился.

     - Лука Фролович, а у тебя в хозяйстве молоток с гвоздиками, да дранка какая-нибудь имеется?

     - Пойдём, посмотрим, может, что и найдёшь, - ответил тот, и в свой угол, где у него домашняя мастерская небольшая имелась, пошёл.

     Прохор с лавки вскочил, картинку взял и за хозяином вслед отправился. Там, они начали в сундуке копаться, пока, наконец, Прохор не издал довольное урчание и не принялся молотком стучать.

     Лука Фролович к столу вернулся, а Прохор всё стучал, да стучал. Все другие картинки рассматривать принялись, а Евдокия Кузьминична говорит:

      - Все бы их я купила, да не знаю, хватит ли денег в доме, они же небось дорого стоят.

      Тихон её успокоил:

      - Евдокия Кузьминична, не так уж и дорого. Для вас с Лукой Фроловичем они будет стоить по пятиалтынному за штуку.

     - Всё беру, - тут же послышался голос хозяина, - Меня эта цена вполне устраивает. Мы ведь с Евдошей часто по гостям ходим, с пустыми руками неудобно идти, а тут такая красота, а самое главное, её ни у кого нет. А у нас с Евдошей имеется. Сколько их у вас разных? 23 штуки? Это значит три рубля 45 копеек, - он снова направился к своему сундуку и принес к столу четыре рубля.

     - Вот тебе Тихон деньги за картинки и книжки. Бесплатно, как ты сказал, в подарок, мы их не возьмём. Ты не богач-миллионщик, чтобы так деньгами разбрасываться. Ты за них свои кровные отдал. Поэтому, деньги забери.

     Тихон смущенно ссыпал серебро в свой кошель, порылся в коробе, достал оттуда погремушку и протянул её хозяевам.

     - Думал, вам такая игрушка дитячья пригодится, но ошибся. Всё равно, хоть это в подарок примите.

     Евдокия Кузьминична вцепилась в неё двумя руками:

     - Почему ты думаешь, что ошибся. Ещё не видно, но дитё уже шевелиться начало, так, что совсем даже впору. Мечтаем о мальчике ещё одном, нам наследники не помешают, но кто будет, один лишь Господь знает.

       - Дядя Лука, - не выдержал Иван, - подскажите, а что у вас за вещи там, на полке, лежат? Мы такими не пользуемся. Ну, а самое главное, что там за коняшка старенькая стоит?

      - Глазастый, какой помощник у тебя Тихон, коняшку разглядел, надо же, - начал свой рассказ хозяин, постоянно поглаживая рукой бородку, - дня три назад от тебя ко мне странный человек зашёл. Да и имя у него тоже не простое, Пафнутием его кличут. Так вот он мне рисунок, раскрашенный, дал, и сказал, что, ежели я смогу, нечто подобное сотворить, то он со мной за это вещицей одной расплатится. Такую бабскую причуду показал, у моей глазёнки так и заблестели. Вот я и решил попробовать, а вдруг получится. Вон она стоит, а Пафнутий обещал сегодня явиться, а от него вишь до сих пор ни слуху, ни духу. Может, обманул? Вещица-то сам видишь непростая, Пафнутий сказал, что в таких, древние люди масло пахучее держали, из которого потом духи для благородных дам делали.

     - Ну, за друга своего Пафнутия Петровича я ручаться могу. Он никогда не обманывает и все свои обещания безупречно исполняет. Сегодня не смог, наверное, дойти, но завтра или крайний случай через день придёт обязательно. А, что за вещица то получилась? Можно глянуть?
 
      Хозяин легко встал с лавки, подошёл к стене, протянул руку и осторожно снял с полки небольшую фигурку, которую Иван рассматривал издали уже сколько времени. И вот, эта вещица стоит перед ними на столе. Действительно коняшка, да еще с дырочкой небольшой в голове:

     - Я её из глины слепил, да в печи закалил, получилось красиво. Но он просил, чтобы она старинной казалась. Как будто тыщу лет ей. Вот тут мне долго повозиться пришлось, нужный состав глины, подбирая, чтобы вот эти трещинки появились, пока она в печке стоит. Штук двадцать я разбил, прежде чем эта получилась. Пафнутий попросил, чтобы я об этом никому не говорил, но я решил с тобой поделиться, ведь человек, на тебя ссылаясь, пришёл. А вдруг он нечто незаконное замыслил? Я прежде, чем эту вещицу ему отдам, знать желаю, не нанесёт ли мне она вреда? Сделать я её сделал, самому любопытно было, смогу я или нет, а теперь вот беспокойство меня мучить начинает. Вдруг я этим закон какой нарушу.

     - Да, не беспокойся ты так, Лука Фролович. Пафнутий серьёзный человек, наверное, он тебе рассказал о кунсткамере, которую Пётр Алексеевич, Император наш усопший, учредил. Вот туда он твою безделицу, ежели она ему понравится и направит. Людям на удивление, а ему с пользой. О тебе же молчок, ни он, ни мы никому не слова. Это я тебе обещаю.

     - Не знаю, успокоил ты меня или нет? Я ещё подумаю, как он придёт, да мне свои гарантии даст, что моему дому вреда не будет, - видно было, что сильно его этот вопрос взволновал.

     Лука Фролович всё поглаживал и поглаживал свою бородку, но потом махнул рукой и вновь на Ивана посмотрел.

      - Говоришь, дома таких посудин не имеете. Ну, что ж другой, наверное, в достатке много. Разве без посуды жить можно? Вот смотри, - и он принялся одну за другой вещи с полки снимать и подробнейшим образом объяснять принялся, что и для чего предназначено.

     - Вот это кандюшка, - указал он на небольшую глиняную чашу с ручкой. Из неё удобно квас и воду пить. Эту – гусятницей я зову. Вот смотри, видишь на сковородку из металла похожа, только эта из глины. Я думаю, что металл вреднее для организма, чем глина и то, что на моей гусятнице приготовишь, вкусней будет. Евдоша на ней такие запеканки делает, пальчики оближешь. А уж мясо или рыбу жарить, это самое то, что нужно. Вот видишь, здесь желобок имеется, чтобы лишний жир сливать. Много жира на сковороде это ведь не всегда хорошо. Попробуй с металлической сковороды его слить, всю печь перепачкаешь, а тут удобно получается. Вот сюда деревянная рукоятка вставляется, это чтобы в печь её поставить, да оттуда достать. Ну, о горшках ты, наверное, всё знаешь. Они повсеместно одинаковые, лишь размером отличаются. А вот это не совсем обычный горшок, это – братина. У неё, вишь, ручки имеются, опять же, чтобы легче в печь ставить и оттуда доставать удобнее. А вот латка. У нас её ещё мясницей зовут. Видишь, это миска с низкими бортиками и ручками, чтобы удобней было с ней обращаться. Не знаю, имеется ли у твоих родичей такая, но в наших краях это весьма нужная утварь. Без неё рыбу да репу с луком и капустой не пожаришь. Ну, крынки и кувшины, ты должен знать, они в каждом доме имеются. Молоко, кроме как в глиняной крынке хранить нигде нельзя, прокиснет скоро, да и сметана, именно в крынке самая вкусная получается. Кувшины, конечно, и из дерева точат, но вода в глиняном самой холодной долго остается. Это вот опарница. Из названия ясно для чего её используют – опару в ней ставят. Ну, да ладно, много ещё всего я могу показать, а сделать так ещё гораздо больше, до утра рассказывать хватит. Два воза посуды с моей мастерской в Холуй на ярманку уехало. Купец, который её продажей занимается, сказал, что хорошо расторговался и прибыль большую получил. Обещал немного погодя, как все итоги подобьет, прийти, рассчитаться. Хитрый он, прохиндей. Явно меня обманывает, знает, что я туда не пойду, проверять его. Некогда мне, дел по горло, да и дом не оставишь, Евдоша одна с такой оравой разве справится, - он на детей кивнул, которые сидели спокойно и никому не мешали, потрепал одного сына по голове и радостно улыбнулся.  Потом он ещё немного подумал и продолжил:

     - Вот ты бы Тихон Петрович, помог мне с продажей моего товара. Теперь ведь у тебя помощник появился. Большую помощь мог бы ты мне оказать. Тебе я всё, что хочешь, доверить могу, не то, что тому…, - и он замолчал, вопросительно глядя на коробейника.

     Тихон даже раздумывать над его предложением не стал:

     - Мы с тобой Лука Фролович не раз на эту тему говорили. Ты же знаешь, я обет дал, по Руси пешком ходить и как могу добро людям нести. Не бескорыстно, конечно, с пользой и прибытком для себя. Но пешком, а не в лавке сидючи. Вот подожди, Иван подрастёт ещё чуток, дело моё переймёт, тогда сам решит, чем ему заниматься. Ладно, время уже позднее, у хозяйки делов полным-полно, отправимся-ка мы на сеновал, почивать. Утро вечера мудренее, так в народе говорят. Мы с твоего позволения завтра с утреца по деревне пробежимся, может ещё, что сможем продать, а потом дальше отправимся, у нас задумок много на завтрашний день имеется.

     Он встал, поклонился хозяевам, и они на сеновал спать пошли.

     Продолжение следует