А.Лютенко( из романа Миллиард на двоих)
– Дурак ты, начальник! Ещё раз полезешь бурить без прикрытия – и конец всей твоей шарашке! Это война, а не прогулка тебе!
Николай сидел на земле и нервно мотал головой. Его оглушило взрывной волной, и теперь он плохо соображал: что всё же произошло?
В стороне валялась, завалившись на бок, искорёженная буровая установка. А прямо напротив самого Николая – сидел на корточках капитан и стряхивал с его лба пыль. Всё это молодой капитан, командир охранного подразделения, проделывал левой рукой, не выпуская из правой автомата.
Николай находился в Афганистане всего вторую неделю, а уже случилось третье нападение со стороны душманов на его группу геологов. Судя по выбоинам от осколков в каменных глыбах, их накрыли миномётным огнём.
– Почему они это делают? Мы же без оружия! И для их же семей бурим воду… – мотая головой, кричал Николай, не слыша своего голоса.
– Что значит почему? – не понимал капитан. – Надо вставать и срочно уносить ноги. Вы же бурите для мирного населения, а это – наёмники, что воюют за деньги! А им что есть вода, что нет её – всё по барабану. Вставай и уходим!
Но Николай его не слышал, а всё так же мотал головой, как баран – стараясь вернуть себе слух… Но гул в голове не проходил, а слух никак не возвращался. Он получил лёгкую контузию.
…Вечером – в военном городке, что охраняли по периметру военные – Николай начал отходить и понимать, в какую мясорубку его направила Родина. Уже не хотелось ни денег, ни чеков магазина «Берёзка», ни новых должностей, обещанных после командировки! Он горячо желал просто закрыть глаза – и чтобы всё это исчезло: эти нескончаемые горы, лишённые растительности. И эти узкие тропки, где проходят навьюченные караваны с продовольствием и оружием. А главное – этот противный песок, от которого нет никакого спаса! Что чувствовался везде: и в воде, и в хлебе, и в консервах, и на губах, и на языке...
Слепое палящее солнце – и совсем не та реальность, о которой рассказывают по телевизору там, в России. Здесь – настоящая война и постоянное напряжение. Тебя могут украсть, как товар для последующего обмена. Или банально убить, выстрелив в спину из-за бугристого валуна…
Глупость ситуации заключалась в том, что Министерство геологии СССР настоятельно рекомендовало вести бурение и разведку именно в данном месте – пользуясь некой секретной информацией, что американские и английские геологи именно в этих горах нашли уран. Но сколько Николай и его геологи, (а уже больше года и до него – другие геологические группы) не вели разведку, никаких признаков наличия урана они не находили.
Скорее всего, это всё являлось «утками» американской разведки, что массово сливала ложные данные, в том числе и геологические. А наши спецы, рискуя жизнью под пулями, пытались в сотый раз перепроверить эти «сверхсекретные» сведения. Вот наверно где-нибудь в лондонской МИ-6 или в Лэнгли смеялись над доверчивыми русскими, что проводят дорогостоящие изыскания, рискуя специалистами и оборудованием, забрасываемыми в этот горный район тяжёлыми вертолётами.
Но вести работы становилось всё трудней и опасней. Вертолёты подвергались ракетным обстрелам. Постоянно гибли солдаты, что охраняли геологов… И с каждым днём становилось понятно, что сидеть в этих горах бессмысленно: никакого урана, судя по всему, здесь отродясь не водилось!
Но вся огромная советская бюрократия могла включить кнопку «пуск», но не могла дать «заднюю скорость», так как цена жизни геолога виделась очень низкой. Не говоря уже о жизнях солдат и офицеров, что их охраняли.
Единственное, что скрашивало длинные холодные вечера – это спирт, что всегда имелся в достатке, так как требовался для обслуживания оборудования (и по всем ГОСТам числился как технический). Но геологи разбавляли его горной водой – и получалось очень даже ничего!
Офицеры, командовавшие охраной, часто менялись и щедро снабжали сладкой сгущёнкой и галетами. А геологи, в свою очередь, делились в ответ спиртом. А что делать? Надо пытаться вместе выживать в этих враждебных горах!
…Вся предыдущая работа Николая в Сибири, все испытания и лишения – даже противная мошка! – не казались ему теперь такими уж ужасными. Потому что не были связаны с таким гнетущим одиночеством, что он испытал здесь, в Афганистане, за эти первые две недели работы. Причём самое тяжёлое – это вовсе не климат! Николай бывал в местах и похуже: например, три месяца работал на геологической практике в Каракумах.
Тогда, в той пустыни, он запомнил лишь сплошное палящее солнце! И что категорически нельзя снимать ни брезентовую штормовку, ни солнцезащитные очки, ни даже тряпочные перчатки, защищавшие руки от солнечных ожогов. Но самым удивительным стало то, что в пустыне, где днём столбик термометра запрыгивал выше сорока пяти градусов в тени –температура ночью падала до нуля. От таких перепадов жутко болела голова. Но хотя бы там, в пустыне, дышалось очень легко. А здесь, в горах Афгана, банально не хватало кислорода! И мучили ночные кошмары – от постоянного страха получить снайперскую пулю в голову.
Когда он принимал дела, а геологи из Тюмени спешно передавали ему хозяйство изыскательской партии, то ребята, похлопывая по плечу, пожелали только одно: чтобы он не оказался в плену у этих бородачей. Ведь здесь за геологами шла особая охота. Специально подготовленные в пакистанских лагерях бригады моджахедов точечным огнём из миномётов вели обстрел буровых установок. А стоило чуть ослабить охрану геологов – сразу же переходили в наступление, стараясь захватить в плен гражданских специалистов. И с каждым месяцем эти набеги становились всё более дерзкими и наглыми. Если за нападения на военных душманы сразу же получали ракетный или артиллерийский ответ, то геологи могли только вяло обороняться из стрелкового оружия, да ждать помощи от военных с воздуха.
…Спирт – это валюта высшей пробы, она притягивает всех в этих горах! Разведчики наведывались к геологам, когда возвращались с дальних перевалов. Молодые мужчины хотели сбросить напряжение, что испытывали каждый раз, когда шли на задание. Боевая задача могла быть успешно выполнена или срывалась – но это не имело никакого значения! Выпить грамм сто алкоголя – было психологически необходимо в любом случае! И даже, как утверждали военные врачи, ещё и полезно.
Слово за слово – и люди, что находятся вместе в экстремальных условиях, сходятся намного быстрей. А отношения начинают отличаться теплом и симпатией.
Особенно близко Николай «закорефанился» с молодым капитаном, оказавшимся родом с Урала (пусть и не Западная Сибирь, но очень рядом – родство душ, так сказать!)
– Вчера духов в плен взяли! – рассказал капитан-уралец. – А среди них оказался офицер китайской разведки. Но одет – как обычный душман. Да и манеры – все точно такие же. Только глаза узкие… и уж больно злые! Инструктор-взрывник!
– А что, китайцы разве тоже против нас воюют? – удивлялся Николай.
– Ещё как воюют, всё оружие у духов: от них или через них! И колодцы травят вирусами тоже их спецы. Чтобы наши солдаты кровью срали! Нам один пленный китайский инструктор рассказал: лаборатории в Пакистане специальный вирус разрабатывают, чтобы он именно нас, славян, поражал.
– А как такое возможно?
– В них такие деньги американцы вливают, что всё возможно!
Они выпивали грамм по пятьдесят спирта и закусывали тушёнкой, что варили вместе с перловой кашей.
– Но самое странное: если мы раньше брали караваны, а там денег тысяч десять-двадцать. Ну, максимум – пятьдесят! То сейчас суммы – и по сто, и по двести тысяч долларов. Я уже не говорю про их афгани – этого добра просто мешками стали возить!
– И давно ты воюешь уже? – спрашивал Николай, разливая очередные пятьдесят грамм.
– Почти с начала: уже прилично! Но сейчас всё стало сложней. Сначала думали: будет как прогулка, тренировка в реальной боевой ситуации. Да и просто интересно – всё же чужая страна! А сейчас – жестокая война… И на ней – где мы, кто мы? Кого защищаем?.. И от кого?
Эти неприятные разговоры здесь как-то не принято было вести, даже когда выпивали. Но безжалостная реальность всё настойчивей врывалась в афганскую жизнь.
…Однажды капитан пришёл под вечер сам не свой. Пил молча и на расспросы не отвечал. А под конец всё же решил облегчить душу.
– Сегодня наш осведомитель сообщил, что в группировке Хаза Яслями, у Юнуса Аравийского – здесь, в горах, есть пленный геолог из ваших больших начальников.
– Я слышал об этом… И что?
– Так вот убили его сегодня. Перерезали горло, как барану. Год духи ждали: предлагали сначала обменять на младшего брата Юнуса. Потом на каких-то других душманов. Но не дождались…
– А наши что? Ничего? – Николай почувствовал бессильную злобу.
– А что тут сделаешь? Одного обменяешь – так они всех наших советников переворуют. А заодно и местных, кто нам помогает. Может, именно так в штабах и считают? Я не знаю. Но мы ничего сделать не смогли.
– А хотели? – Николай внимательно посмотрел в глаза разведчику.
– Ты что ко мне-то пристал?! Я почём знаю? Давай помянем. Ты его знал?
– Да, конечно. Его все знали… Удивительный человек: фронтовик, доктор наук, заслуженный геолог.
– Вот и смотри в оба! – зло, сквозь зубы, огрызнулся капитан. Не понятно, к кому относилась эта злость: к Николаю, или к тем, кто его отправил сюда заниматься столь нелепым делом. – Значит, команда у духов пришла такая: вас, гражданских, вычищать!
– А вас, военных, с цветами встречать? – так же зло буркнул в ответ Николай.
…Но на утро случилось то, чего так боялся молодой капитан-разведчик. «Урал» с геологами, что под конвоем солдат выехал к месту бурения, взорвали моджахеды, видимо имевшие осведомителя (скорее всего, кого-то из местных нанятых проводников).
– Потерпи миленький, потерпи! – Николай слышал это сквозь тяжёлую пелену, что накрыла его. Только отдельные слова, лишённые смысла, долетали до его сознания.
– Кто это говорит? И где я? – мелькнуло в голове.
Операцию делали в военном госпитале, развёрнутом под Кабулом. Но это могло лишь только отсрочить смерть, что неминуемо надвигалась на Николая. Медицинский «Ил-76» (называемый «Скальпель», оборудованный как передвижной госпиталь), использовался исключительно для перевозки военных. Но кто-то дал команду к эвакуации Николая: через горы Памира – в Ленинград, в Военно-медицинскую академию имени Кирова.
…Но что такое с ним случилось? Как он оказался прикованным к подвесным носилкам? И кто все эти люди, чьи стоны он слышит, но которых не может видеть?
Ты думал всё предрешено
в твоём пути к воротам рая –
когда слепая ночь черна,
а следом псы бегут, кусая?
Любовь придёт к тебе весной,
тревожа голову больную…
А на ступенях у церквей –
враги с протянутой рукою.
Они закончили твой бой,
скрывая суть свою босую,
а ты – от времени мудрей! –
призрел юдоль судьбы, иную.
Теперь изранен суетой,
омытый утренней росою –
пускаешь в небо голубей,
разбивши зеркало кривое…
И прорастёт в земле сухой
лоза, согретая слезою!
А внуки, разливая чай,
споют о нежности простое.
Продолжение следует..